Текст книги "Совок 14 (СИ)"

Автор книги: Вадим Агарев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Однако, даже при всей своей камерно-бомжатской неприглядности, этот торговец бабскими трусами выглядел более мужественным, нежели Николя. Был он на голову выше ростом и гораздо крупнее телом, чем законный супруг ветреной Земфиры. Розы, то есть. Хотя, справедливости ради стоит отметить, что лик Иоску, как и харя плюгавого Нику, аристократично-утонченных черт не содержал. Как и на сусалах более молодого компаньона Радченко, на физиономии его счастливого соперника Иоску легко читались не только следы традиционного таборного инцеста. На них были хорошо заметны и иные признаки внутривидовой деградации поволжской цыганщины. А, может, и не только поволжской. Нет, всё же редкостная паскуда, этот Адольф Михалыч! Не доработал он в своё время с цыганским вопросом! А иудейский бог, как всем известно, глазаст и всевидящ! И каждое лыко вставляет недобросовестным грешникам в строку. Потому и сдох бесноватый фашист, как шелудивая собака! Без могилы и покаяния…

– Ну что, рома, признаваться будешь? – заранее зная ответ, полез я в карман за будущими уликами, – Ты, Иоску, покайся, а я за тебя похлопочу и на суде тебе потом снисхождение будет!

– Не в чем мне каяться, начальник! – уверенно и даже с издёвкой ощерился предприниматель, – Показания я уже дал и больше ничего тебе не скажу! И подписывать тоже ничего не буду! Зови конвой, начальник, в камеру пойду!

Пока всё идёт так, как и должно идти. По поведению фигуранта и не скажешь, что шибко умный. Умный без особой на то нужды, своему следаку дерзить не станет.

– В камеру ты еще успеешь, гражданин Романенко! – добродушно успокоил я прелюбодея, – Чего ты в той камере не видел? Я еще раз предлагаю тебе, не лезь ты в бутылку, Иоску, признайся, что бабским шматьём торговал и слово тебе даю, прямо сейчас на свободу выйдешь! Напишешь мне признанку и я сам лично тебя на свободу выведу!

Высказывая нахальному и дурно пахнущему гоацину своё предложение, я ничуть не лукавил. Если гражданин Романенко даст мне сейчас признательные показания, я трижды перекрещусь и выдохну с облегчением. А его отпущу на все четыре стороны. Вот только глядя на провонявшего камерой и немытым телом Иоску, я не только понимал, но и зрительно видел, что сознаваться он не будет. Цыган смотрел мне в глаза, даже не пытаясь скрывать своих чувств. Я бы только за один такой взгляд, которым Иоску сейчас одаривал меня, присудил ему года полтора общего режима. А кроме взгляда была там еще и глумливая ухмылка. Вот же сука!

– Ну что, чавэла, будешь сознаваться? – отбывая номер до конца, протянул я цыгану лист бумаги и авторучку, – Последний раз предлагаю! Потом только тюрьма и никаких условных сроков тебе уже не будет!

– Не п#зди, начальник, не будет мне ничего! – на своëм немытом хлебальнике цыганский купец воспроизвёл еще более безобразную гримасу, – Посижу здесь до вторника, а там ты меня и так выпустишь! И деньги мне все вернёшь! Все до последней копейки!

Ну вот и славно! Свою роль из репертуара театра «Ромэн» Иоску Романенко отыграл, теперь мой черёд!

– Это какие еще деньги⁈ – задавая свой бестактный вопрос о цыганских финансах, достал я из пакета первый патрон и, соразмерившись, без замаха аккуратно кинул его индо-арийцу, сидящему от меня в двух шагах, – Эти? Или вот это и есть твои деньги?

Ограничился я всего тремя желтыми цилиндриками. И на все из них гражданин Романенко отреагировал должным образом. Как почти всегда это делают необученные строевым приёмам советские обыватели. Инстинктивно хватающие посланные им по воздуху неопасные и блестящие предметы. Поскольку латунные штучки, натёртые мной носовым платком, сверкали почти золотом, шансов у алчного цыгана не было ни единого. Схватил он их, как голодная щука по весне хватает жирных мальков. И сдуру, перебирая «маслят», как четки, Иоску удивился вслух. Нимало не стесняясь неуместной в данном случае фамильярности.

– Э, мент, ты чё? Ты совсем умом тронулся, на хрена мне это?

Глава 5

– Извини, рома, ошибка вышла! – опомнился я, запоздало осознав свою оплошность, – Карманы перепутал! А деньги твои, вот они, на месте! – и в подтверждение своих слов достал из правого кармана такой же целлофановый пакет. С разномастными купюрами, перетянутыми в пачках черными аптечными резинками.

– Ты эту ерунду сюда давай, раз такое недоразумение получилось! – спрятав деньги назад в карман, раскрыл я перед хамоватым цыганом полиэтиленовую тару с оставшимися там двумя патронами.

Независимо хмыкнув и алчно косясь на мой карман с его честно заработанной спекулятивной выручкой, Иоску будто семечки ссыпал из горсти в предоставленный пакет патроны.

– В камеру, так в камеру! – нажал я на кнопку дверного звонка, прикрученную на краю столешницы. – Свободен, Иоску!

Отправив старшего менеджера цыганского коммерческого предприятия на его законный шконарь, я затребовал к себе следующего узника.

– Ну что, Николай, ты не передумал? Всё еще хочешь со своей женой встретиться? – экономя драгоценное время, задал я главный вопрос сразу, как конвоир доставил мне второго цыгана.

Как ни жалко мне было безвозвратно уходящих в песок минут, но нам со Стасом всё равно пришлось ждать пока взволнованный Нику выговорится. При всём безграничном и бессовестном цинизме, переполняющем цыганскую душу потомственного мошенника, спекулянт Радченко вдруг оказался романтиком. Или влюблённым придурком. Хотя на мой дилетантский взгляд, одно от другого мало чем отличается. То и дело сбиваясь на неведомый мне зубчаниновский диалект и кляня похотливого мерзавца Иоску последними словами, Нику шлёпал трясущимися губами, рассказывая, как трепетно он любит свою Розу. И как люто ненавидит коварного предводителя их торговой шайки. Бесчеловечно и небезуспешно посягающего на его союз с любимой красавицей женой.

Выслушивая вполуха причитания кривоногого карлы-таборянина, я неожиданно для себя пришел к по-настоящему мудрой мысли. Подумал, что всех вырожденцев и прежде всего всех ракалий цыганской наружности, следует на пару месяцев определять в покои следственного изолятора. По всей стране и независимо от наличия вины. Для начала месяца на два, а потом уже и с последующей пролонгацией, если двух не хватит. Уж, коли прохвоста Нику Радченко так проняло нахождение в узилище, то и прочим цыганам это тоже будет полезно. В качестве профилактики.

– Да понял я тебя, понял! – нетерпеливо прервал я нудные завывания рейтузного барыги, – Понятно мне, что свою Розу ты горячо любишь и свиданку с ней по-прежнему хочешь! – кратко резюмировал я терзания ранимого цыганского сердца.

– Ты мне лучше другое скажи, друг мой Нику! – встав с привинченного к полу стула и обойдя стол, присел я на него аккурат напротив арестанта, – Скажи, но только честно, ты хочешь, чтобы подлец Иоску и твоя красавица Роза рассорились раз и навсегда? И, чтобы срок он получил в два раза больше твоего?

Сделав паузу, я подождал какой-то реакции от клиента, но не дождался и продолжил.

– Хочешь года на три раньше этого гаджо Иоску из лагеря на свободу выйти? К жене к своей, к Розе? Ты только подумай, Николай, ты уже будешь с женой перины мять, а нехороший человек Иоску в это время на зоне тюремную баланду жрать будет! – негромко, но проникновенно продолжил я сеять зёрна непреодолимого соблазна в мятущуюся душу цыгана.

И всё же слаб человек! Видимо, и без того ночь у Романенко после нашего вчерашнего разговора была беспокойной. И думается мне, что мысли, мешавшие его сну, были не самыми добрыми и радужными. После моих несложных, но полных искушения вопросов Нику не раздумывал ни секунды. Он сразу же заблажил, доказывая, что ничего он так не хочет от этой жизни, как побыстрее воссоединиться со своей любимой женой. И, чтобы Иоску, этот подлый кобель и мерзотный бенг рогэнса сдох самой страшной смертью! Чтобы сдох он, если так можно устроить, не выходя из-за колючей проволоки.

– Правильно мыслишь, гражданин Нику! Очень нехороший человек, этот Иоску! А раз так, то слушай меня внимательно, рома! – дополнительно приглушив голос, навис я над распалившимся праведным гневом спекулянтом, – Я сейчас поеду за твоей Розой, а ты тем временем думай, что ты ей скажешь, чтобы она захотела тебе помочь! Всей своей цыганской душой захотела! Как сам-то думаешь, найдёшь ты нужные слова, чтобы её убедить?

– А что ты от неё хочешь? – недоверчиво посмотрел в мои глаза тряпочный торговец, очевидно и меня заподозрив в покушении на его семейное счастье.

– Ничего особенного не хочу! – сдерживая ухмылку, заверил я доморощенного мавра, – Мне просто знать нужно, может ли твоя Роза в дом к Иоску зайти? Денег, например, у его жены взаймы попросить или соли? – подал я первую, пришедшую на ум идею, – Вы же, насколько мне известно,забор в забор живёте?

– Нет, начальник, с евонной женой у моей Розы дружбы нет! Совсем нет, разругались они! Давно уже! – Радченко поморщился, будто бы надкусил незрелый лимон, – Роза не к жене, она к дочке его зайти может. Дружит она с его старшей дочкой, ровесницы они.

И Нику опять поморщился, наверное, что-то вспомнив из того, что ему было неприятно помнить.

– Тогда смотри сюда и слушай меня очень внимательно! – достал я из кармана целлофановый комок с помеченными кобелирующей личностью патронами.

– Надо, чтобы вот это добро оказалось в доме твоего подельника! Где-нибудь за диваном, под матрацем или на шифоньере. Мне без разницы, где! Ты меня понимаешь?

Я затаил дыхание, ожидая любой реакции со стороны своего подследственного.

И спекулянт тоже заморозился, и на этот раз надолго замолк. Но он молчал по-другому. Если я смотрел на Радченко спокойно и не мигая, то он, хлопая ресницами, семафорил мне своими зырками, как пулемёт. И выражение его лица менялось каждую секунду.

– Ты чего, начальник! Меня же после этого в таборе проклянут! – громко сглотнув слюну, прошептал алень Нику, – У нас со своими так поступать нельзя! – видя, что я никак не реагирую на его опасения, веско добавил он.

– А какой он тебе свой? – искренне удивился я, – Если он твою законную жену под хвост пользует, пока ты за товаром в Молдавию мотаешься? Ты на него работаешь, а он вместо благодарности твою Розу огуливает! Кто из ваших после этого посмеет тебя упрекнуть, что ты этого гада наказал? –изобразил я на своём лице крайнюю степень недоумения. – Грамотно наказал, по-цыгански!

– И потом, если ни ты, ни твоя Роза не проболтаетесь, то никто никогда не докажет, что это барахло она в дом Иоску положила! Скажи мне, Николай, а ты бы сам удивился, когда узнал бы, что у твоего компаньона в доме вот это барахло нашли? – поднёс я к его глазам прозрачный кулёк с криминальным презентом для соседа.

– Нет, не удивился бы! – честно признался спекулянт после напряженных, но непродолжительных на этот раз раздумий.

На какое-то время горе-бизнесмен Радченко заморозился, а потом, словно бросаясь в ледяную прорубь, выдал неожиданное для меня откровение.

– Я еще знаю, что он дома дурь прячет! Ему на поезде проводники откуда-то её привозят. Лила, это которая дочь Иоску, короче, она моей Розе проболталась по секрету. Откуда-то из Азии привозят. Он на этой дури хорошие деньги поднимает! – с нескрываемой завистью вздохнул обманутый супруг.

Теперь уже я застыл, сделав стойку. Как сеттер на утиной охоте. Прямо на глазах, в режиме реального времени жизнь становилась веселее и интереснее.

Выходит, не шибко усердствовали кировские коллеги на обысках у этих спекулянтов. Впрочем, информация, которой со мной только что поделился Радченко, вполне может быть устаревшей и не актуальной. Но в любом случае, отработать её нужно.

– А где он эту самую дурь хранит? – ненавязчиво поинтересовался я у своего клиента, уже сделавшего первый и реальный шаг навстречу полноценной вербовке, – Был у него в доме обыск, но ничего незаконного не нашли. И в сарае тоже обыск был! – припомнил я протокол обыска в адресе Романенко.

– Иоску сволочь, но он не глупый! – невесело и впервые за всё время нашего общения улыбнулся Нику, – Он хитрый и дома ничего не прячет. Он и нам всегда говорил, чтобы дома мы ничего не хранили!

Мне показалось, что проявив минутную слабость, мой подозреваемый уже сожалеет о своей откровенности. Надо было его додавить, чтобы вытянуть всё то, что он мне не досказал.

– Ты разве не понимаешь, что это тебе больше нужно, а не мне⁈ – принялся я разжевывать Нике необходимость безоговорочной сдачи всего компромата на компаньона. Щедро одарившего его ветвистыми рогами, – Чем больше грехов у твоего соседа обнаружится, тем дольше он сидеть будет! И ваши в таборе сразу поверят, что эти патроны его, если мы еще, и незаконные вещества найдём! Сам рассуди, кто-то из ваших старших басурман обязательно в курсе, что Иоску не только тряпками, но еще и наркотой барыжит! Ведь знают же они про наркоту?

Радченко в очередной раз завис, обдумывая мои слова. И, судя по его виду, ничего нелогичного в моих незамысловатых рассуждениях он не обнаружил. Пожевав губами и поёрзав задницей по жесткому железу тюремной табуретки, он наконец решился.

– В ульях искать надо! Они у него в саду стоят. Пять штук. Для пчел которые, понимаешь? Ульи! – в глазах Нику читалось сомнение в том, что сидящий напротив него недалёкий мент знает, откуда берётся мёд, – Он их еще в подпол не убрал на зиму, так что в них у него всё спрятано! Днём туда никто не сунется, потому что всегда дома кто-то есть и пчелы закусают, а на ночь он еще собак с цепи спускает.

Мы со Стасом, не сговариваясь, переглянулись. Может и не в коррупции здесь дело. Спекуляция, это ни разу не убийство, поэтому никто особого рвения во время обыска и не проявил. Лезть в пчелиный улей из-за призрачного результата в добыче доказательств по нетяжкой статье, это надо быть очень большим энтузиастом! Да и умом до того еще допереть необходимо. Ох, непрост этот прелюбодей-затейник Иоску Романенко! Прав Нику, в исправительно-трудовом лагере ему самое место! Тем более, что эта судимость у него уже не первой будет, а третьей. И потому эти пять немецких патронов для морально неустойчивого цыгана никак лишними не будут. Опять же, прокурору с судом будет проще, и моему новому осведомителю Коле гораздо приятнее будет, если люгеровские «маслята» официально прилипнут к бригадиру бизнес-сообщества. Так что мы еще поборемся за справедливость и за крепкую цыганскую семью Радченко…

После того, как нечистый на руку, но подло обманутый семьянин Нику сдал с потрохами своего подельника, дальше дело начало продвигаться быстрее. И уже без прежних мудовых страданий за босяцкую честь и цыганскую солидарность.

– Вези уже быстрее Розу, гражданин следователь! – нетерпеливо загундел губастый Неален Делон, – Зря время тянешь, она в десять из дома в город уйдёт и ты до самого вечера её уже не найдёшь!

Черт, а ведь верно, совсем я упустил, что цыганки хоть и неисправимые тунеядки, но дома они днём не сидят. Сбиваются в стаи и шакалят в местах скопления граждан, добывая там хлеб насущный и неправедный.

Проблема еще усугублялась тем, что в лицо Розу я не знал, поэтому выяснять у её супруга точки, на которых она обычно пасётся, смысла не было. Быстро сдав жулика конвою, мы со Стасом рванули в Зубчаниновку.

– Надо было вчера к ней заехать и предупредить, что сегодня к мужу в тюрьму заведём! – задним умом начал умничать Гриненко, которому передалась моя нервозность.

– Нет, Стас, нельзя было вчера к ней заезжать! – возразил я, удивляясь наивной недальновидности опера, – Я специально решил нежданчиком её перед фактом поставить! Ты, правда, думаешь, что у этой курицы вода бы в жопе удержалась до утра? Рупь за сто, что она с кем-нибудь из своих посоветовалась бы! А после этого мы бы её уже никогда не нашли! Её в соседний табор отправили бы. В Фергану или в Кишинёв.

Рулил я быстро и Розу мы застали дома, свалить на пленэр она еще не успела. Увидев цыганку, я удивился отнюдь не тому, что на неё польстился прожженный интриган и аморал Иоску. Нет, в невольное изумление я впал от того, что своё цыганское счастье эта прекрасная нимфа связала с убогим маломерком Нику.

При всём моём богатом воображении я так и не смог представить его рядом с Розой. Слишком уж несоразмерным оказался контраст между продавцом намудников и зубчаниновской Эсмеральдой. У Квазимодо помимо горба хотя бы была сила и относительно чистая душа. Ничем похожим коробейник Радченко похвастать не мог.

В дом мы проходить не стали и беседу с Розой начали у ворот. Для начала я представился и показал удостоверение, объяснив, что следователь и веду дело её мужа Нику. После чего протянул ей маляву от него.

Девица разбитной не выглядела, вела себя вполне прилично и вообще была не по-цыгански немногословной. Прочитав писульку от благоверного, она вопросительно уставилась на меня своими черными, как смоль, глазищами.

– Паспорт у тебя есть? – стараясь не отвлекаться на неземную красоту соломенной вдовы, спросил я у неё. – С собой? Если паспорт есть, то дам тебе свидание с мужем!

Оказалось, что документом советская родина Розу не обделила. Сунув руку куда-то в ворох юбок, миссис Зубчаниновка извлекла оттуда свой серпасто-молоткастый.

Пролистав его, я убедился, что никаких формальных препятствий для свиданки супругов нет.

– Поедешь к мужу в тюрьму? Я ему за хорошее поведение пообещал, что привезу тебя на полчаса! – не затягивая процесс, приступил я ко второй части оперативно-цыганской комбинации, – А потом сюда назад тебя привезу, ну или в городе высажу, где пожелаешь! – пообещал я, с усилием отводя взгляд от, на удивление безусой красотки, с хорошо промытыми волосами цвета воронова крыла.

И таки да, ни золотых зубов, ни юношеского пушка над верхней губой у Розы я не заметил. Какая-то нетипичная она цыганка. Может, у неё еще и титьки не волосатые? Было дело, наткнулся я однажды в темноте на такую «радость». В студенчестве как-то довелось мне уступить домогательствам одной смуглой особе и уединится с ней после дискотеки. Б-р-р… Уже вторую жизнь проживаю, а до сих пор мураши по шкуре! Даже вспоминать не хочется! Правда, та армянкой была.

– Поехали! – Роза решительно шагнула к машине, даже не попытавшись зайти в дом, чтобы отпроситься или кого-то предупредить об отлучке.

Назад до СИЗО мы добрались еще быстрее. И снова конвой нас не подвёл! Нику в камеру для допросов мне доставили без волокиты. Поскольку Розу я выдернул из дома для неё неожиданно, тратить время на её досмотр с вызовом контролёра-женщины не стал. Максимум, что она могла передать своему мужу, так это деньги или карты, с помощью которых она дурит лохушек на улицах города. Но это меня волновало меньше всего, этим пусть здешние вертухаи занимаются.

Демонстративно постучав ногтём по циферблату своих часов, я вышел из камеры в продол и прикрыл за собой дверь, оставив небольшую прореху на всякий случай.

Полчаса мы со Стасом провели в рассуждениях о дальнейших действиях, которые нам сегодня предстоит совершить. Теоретически времени должно было хватить на всё, но как оно будет на самом деле, думать не хотелось. Ибо теория и практика вещи чаще всего не совместимые.

– Время, Нику! – постучал я кулаком по железной двери, – Нам пора!

Подождав еще полминуты, я зашел в помещение для допросов. Вопреки ожиданиям, супруги выглядели пристойно и запахи в камере так же остались прежними. Пахло тюрьмой и немытым предпринимателем в ней, и не более. Но глаза у обоих были мокрыми.

– Ну? Что скажете, голубки? – вопросительно оглядел я советскую ячейку общества цыганского формата, – Я своё обещание выполнил! Готовы соответствовать?

– Роза всё сделает, начальник! – дрогнувшим голосом ответил глава семьи, – Ты её еще привезёшь? Не обманешь?

Облегченно выдохнув, я не удержался от довольной улыбки. Половина пути пройдена! Теперь бы еще блудливая Эсмеральда не подвела!

– Если всё получится, я тебе твою красавицу в понедельник вечером привезу! И каждую неделю привозить буду до самого суда! Пошли отсюда, Роза, не место такому брильянту в таком навозе!

Глава 6

По пути в Зубчаниновку я времени терять не стал и приступил к финальной части вербовки, и инструктажу загрустившей Розы. Для более доверительного разговора усадил её рядом с собой на переднее пассажирское сиденье. А Гриненко переселил назад, где он вскорости задремал и даже начал подхрапывать.

Эту, без всякого преувеличения, эффектную красотку надо было еще успеть подготовить к нелегальной работе во вражеском спекулятивном логове. Согласиться-то она согласилась, но невооруженным глазом было видно, что никакой радости от нашего сотрудничества и предстоящего оперативного мероприятия она не испытывает. Вроде бы и потомственная мошенница в сто одиннадцатом поколении жуликов и конокрадов, но что-то всё же её смущало в предстоящей провокации против соплеменника.

– Ты чего невесёлая такая, а? – по-товарищески потрепал я её по скрытой под цветастой юбкой коленке, – Не переживай ты так, Розалинда, всё у тебя отлично получится! Ты же в дом к соседям зайти сможешь? Пустят они тебя?

– Пустят, – спокойно отреагировала на мой невинный дружеский жест цыганка и руку мою со своей коленки не спихнула, – Но только потом уже пускать перестанут! – неожиданно умным, но недобрым взглядом ожгла она меня и я сам убрал ладонь с её бедра на баранку.

А ведь девка совсем не глупа! При такой-то внешности, она еще и не дура! И как её угораздило среди цыган родиться⁈ Родись она среди исконно русской мордвы, хохлов или татар, то могла бы образование получить и много чего в жизни добиться. Я искоса поглядывал на Розу и размышлял о несправедливости бытия, безжалостно и как попало тасующего судьбы людей.

– Неужели тебе так жалко этого упыря Иоску? – задал я ей вопрос, который меня действительно интересовал, поскольку от ответа на него зависело многое.

– Жалко! – глядя вперёд перед собой, безучастно ответила смуглая красотка. – Мне всех жалко!

– И тех, кого ты каждый день на улице обманываешь? – осознанно решил я рискнуть и немного обострить ситуацию, – Их тебе тоже жалко?

Теперь уже цыганка, поджав без всякого силикона и ботокса умеренно-пухлые губы, начала давить косяки в мою сторону.

– Всяко бывает, иногда и их пожалеть можно! – неохотно согласилась она, но тут же одумалась и поправилась, – Но дуракам жалость только во вред! Нельзя их жалеть!

Оказалось, что неглупая и красивая цыганка еще и не чужда философии. И точно знает, кто из смертных проявлений гуманизма достоин, а кто нет.

– Ну, тогда всё нормально, Роза, тогда всё у нас с тобой получится! – повторно тестировать девицу я не стал и коленку её в этот раз не потревожил. – Но я бы на твоём месте, прежде, чем жалеть Иоску, крепко задумался бы!

– О чем? – колыхнув полной телесного богатства запазухой, резко повернулась ко мне роковая прелестница, – Давай, говори, следователь, о чем мне нужно задуматься?

– Ну, хотя бы о том, что этот самый Иоску думает о тебе самой, Роза! Вернее, не что, а как он о тебе думает! – стараясь смотреть на дорогу, а не в глубокое декольте пассажирки, ответил я. – Ну ты посуди сама, если бы он хорошо о тебе думал, то вряд ли среди ваших про тебя сплетни распускал бы! И не хвалился бы он, что пользует тебя всяко-разно, и когда только захочет!

Видимо, я задел за что-то больное и воспалённое. Собственно, как и умышлял. И без того выразительные глаза цыганки заискрились дикой ненавистью и я даже начал опасаться, что она сейчас вцепится в мою прическу. Или, того хуже, в моё процессуальное и с недавних пор орденоносное лицо.

– Э, подруга, а на меня-то ты чего злишься? Это же не я по табору языком мету и близкими отношениями с тобой хвастаюсь! – поспешил я, если не разрядить напряженность, то хотя бы перевести от себя стрелки, – У нас же с тобой ничего не было? – заглянул я в сердитое, но от того не менее прекрасное лицо вселенской грешницы, – Или было? Погоди, может, я чего-то не помню, Роза? Неужели было⁈

Глаза цыганки полезли из орбит и стали всё больше, и больше напоминать рачьи. В момент погружения этих членистоногих в крутой кипяток, щедро сдобренный укропом и солью.

– Вот-вот, вижу, что и ты тоже до конца не уверена! – не очень искренно посочувствовал я внезапно выпавшей из реальности пассажирке, – Ты, главное, не торопись с ответом, Роза, и хорошенько подумай! Мне и самому уже интересно, как оно у нас с тобой было! Так что ты вспоминай и вспоминай, как следует!

На мою следачью удачу, девка и впрямь оказалась неглупой. Поначалу набрав в себя воздуха для решительной и, возможно, нецензурной отповеди, она на секунду задумалась. Но вдруг по-девчоночьи прыснула, а затем и вовсе захохотала. Звонко и заливисто. А по тому, как чисто и переливисто она смеётся, я с удовлетворением понял, что она ко всему прочему еще, и не курит. В отличие от подавляющего большинства цыганок.

– Вот скажи ты мне, Роза, почему всю жизнь надо мной красивые девки смеются? – дождавшись, когда цыганка успокоится, с серьёзным видом продолжил интересоваться я, – Сама же недавно говорила, что всех тебе жалко и сама же надо мной насмехаешься! Не стыдно тебе? Или я, по-твоему, дурак, которому жалость красивых девок только во вред?

Жгучая брюнетка снова растянула свои чувственные губы, но теперь её улыбка лучилась снисходительным самодовольством красивой самки. Не только знающей себе цену, но и прекрасно осознающей, что никто из окружающих эту высокую цену оспаривать не собирается. В силу её обоснованной очевидности. Мой солдатский комплимент, замаскированный простеньким юмором, был ею понят и принят. Вот теперь уже с этой женщиной можно было конструктивно обсуждать рабочие моменты оперативно-следственного эксперимента. И даже идти в разведку.

– Ты не забудь на «шоколадку» за операми заехать! – прорезался с заднего сиденья проснувшийся от хохота цыганки Станислав. В эту минуту мы как раз въехали в Кировский район. – Одни мы с тобой с этим шмоном точно, замудохаемся! И моих понятых тоже надо будет от Кировского подхватить, они там нас ждут! В посёлке никто из местных понятыми на обыск не пойдёт.

Пререкаться с мудрым старлеем было глупо, ибо в речах его сквозила неоспоримая сермяжная правда. Никто из местных в посёлке не решится выступить на стороне следствия и в цыганский дом на обыск не сунется. Побоятся репрессивных последствий со стороны табора. И опера-«колбасники» при проведении обыска тоже лишними не будут. Я и сам хотел их использовать на шмоне. Хорошо еще, что сумку с вещдоками мы еще вчера загрузили в багажник и в Октябрьский нам за ними заезжать не придётся.

– Нет, дружище, сначала мы нашу красавицу на углу Краснопресненской высадим, а уже потом на «шоколадку» и в Кировский поедем! – не желая рисковать и палить раньше времени Розу, слегка переиначил я план Стаса, – Не нужно, чтобы кировские «колбасники» видели девушку в нашем обществе! Пока не нужно…

Стас промолчал, а я не удержавшись от взгляда направо, заметил, что цыганка после моих слов почему-то улыбнулась загадочной улыбкой Джоконды. Та, как я теперь подозреваю, скорее всего тоже была цыганкой. А потом я вдруг с ужасом ощутил, как уже рука сидящей рядом Мессалины огладила моё колено и даже то место, что находится чуть выше.

По тому, как резко поперхнулся и закашлялся сидящий сзади Гриненко, я понял, что неподобающие манипуляции Розы незамеченными для него не остались.

Остаток пути мы преодолевали в тягостном молчании. Мы, это я и Стас. А негодница Роза по-прежнему продолжала улыбаться одной ей ведомым мыслям.

Остановившись перед Краснопресненской, то есть, за квартал до домов Радченко и Романенко, я полез в бардачок за припасённой газетой. Ссыпав в свёрнутый кулёк патроны, я протянул его девушке.

– Всё равно, куда ты это положишь, лишь бы в течение двух часов на это добро никто не наткнулся! – уже в десятый раз повторил я своей и теперь уже полноценной, агентессе, – Сени, прихожая или зал с кухней. Прячь, где угодно! И долго там не задерживайся! Ты уже придумала, что скажешь? Зачем пришла к ним? – встретился я взглядом с угольными зрачками разведчицы-диверсантки.

– Ты не волнуйся, следователь, я знаю, что надо сказать! – насмешливо успокоила меня коварная Роза, – Но ты в мой дом потом сам не заходи, я придумаю, как тебе сказать, куда я это положила! – указала она глазами на газетный комок, который сжимала в руке. – Всё, следователь, пошла я!

Цыганка выпорхнула из салона и лёгкой походкой стала удаляться от машины. А мы со старшим лейтенантом так и смотрели ей в след, не в силах оторвать глаз от её изящной фигуры, и от без всякого ветра развевающихся юбок.

– Вот же чертовка! – первым пришел в сознание Гриненко, – А скажи мне, Серёга, чего это вы с ней друг другу ляжки мацали? – пересев вперёд, огорошил меня милицейский друг до крайности бестактным вопросом.

– Ты же вроде спал? – попытался соскользнуть я с неоднозначной темы.

– Опер спит, а служба идёт! – милостиво не стал упорствовать в дальнейшем проявлении любопытства друг, – Я же понимаю, что ты не ради блуда, а токмо в оперативных целях. Только ведь зарежут!

Предупредив о возможных издержках оперативной работы с цыганской мафией, Стас посчитал свою миссию выполненной. После чего снова откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза. Надо будет сегодня вечером засечь показания километража на спидометре. Слишком уж сильно не высыпается мой друг в те дни, когда забирает у меня машину.

А на «шоколадке» кировчане нас не разочаровали. Когда мы зашли в кабинет завпроизводством столовой, нас встретили четыре разновозрастных и разнокалиберных тётки. А еще та самая женщина товаровед и один из оперов-бэхов.

– Четыре покупательницы уже в наличии, у них сегодня рабочая суббота! – пояснил старший «колбасник» капитан Антонов. – Сейчас Игорь пятую привезёт, у неё выходной сегодня.

Час-полтора у нас были и я пока решил признать истцами свидетельниц-потерпевших и провести опознание спекулянтов. Именно для этого я и посылал Стаса в спецчасть СИЗО за фотокарточками четырёх арестованных бизнесменов, и в паспортный стол Кировского РОВД за фото цыган статистов.

Для начала мы принялись определять и официально фиксировать индивидуальные признаки спекулянтов. И тут появились первые трудности, о которых я не мог предположить ранее. Покупательницы называли фигурантов в соответствии со своим восприятием менее прекрасной половины человечества.

Приметы дамы указывали интересно и по-разному. Высокого Саенко называли «Кудлатой каланчой», а Иоску Романенко признавали, как «Просто мужика». Две женщины, что постарше, пожилого цыгана Стеценко определили «Лысым толстяком», а плюгавого Радченко «Губастым мальчиком». Более молодые барышни первого называли «Дедушкой», а Нику «Парнем».