Текст книги "Совок 14 (СИ)"

Автор книги: Вадим Агарев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Пока я возился с женщинами, признавал их потерпевшими и гражданскими истцами на взыскание ущерба от преступления, товаровед Барабанова профессионально и не мешкая провела экспертизу изъятого шматья. То есть, вещдоков.

Сразу же после этой процедуры, я вернул всем четверым тёткам приобретённые ими носильные вещи и выплатил им сумму ущерба.

– Ты чего делаешь, старлей⁈ – воспользовавшись гомоном радостных женщин, вполголоса обратился ко мне старший бэх, – Это не твоя компетенция! В таких случаях только суд может решать судьбу вещественных доказательств и денег!

Капитан был абсолютно прав. Только что я вышел за пределы своих полномочий.

– Леонид Сергеевич, а ты готов неделями ходить по цехам и уговаривать всех причастных к этому делу баб? – огрызнулся я, – Объясни мне неразумному, как ты собираешься их убеждать, что они должны исполнить свой гражданский долг? К их совести взывать будешь? Или станешь пугать их уголовной ответственностью за отказ от дачи показаний?

Старший опер озвученные мной аргументы признал, но мнения своего о следовательском волюнтаризме не изменил.

– Ты же знаешь, что по закону некоторые вещи на время следствия и суда могут быть переданы на хранение владельцу! – пустился я в откровенную демагогию, отлично понимая, что текущие обстоятельства под данную норму не подпадают.

– Ты чего, Корнеев⁈ – не повёлся «колбасник», – Это же допустимо только в тех случаях, когда специфичные свойства вещдоков требуют такого же специфичного хранения! А эти трусы, лифчики и гамаши не скоропорт, и не животные, требующие ухода и дойки!

И опять был прав работник ОБХСС. Прав на все сто процентов! Однако, если я буду сейчас неукоснительно следовать бездушной букве закона, то уголовное дело по спекуляции неминуемо развалится.

– Чего ты так разволновался, капитан? – решил я прекратить правовой базар.

Тем более, что дамы, уже получившие своё барахло, да еще бонусом к нему деньги, начали обеспокоенно прислушиваться к нашему диспуту и посматривать в сторону выхода.

– Следователь здесь я и вся ответственность на мне! – металлическим голосом пресёк я прения с грамотным борцом против экономической преступности, – На все деньги я уже наложил арест для обеспечения суду возможности рассмотрения и удовлетворения исков! Всё равно всех покупателей мы не установим и часть изъятых денег останется.

– Гражданочки! – обратился я к женщинам, уже готовым подорваться с полученными от меня труселями и бабками на волю, – Вы не беспокойтесь, всё, что вам сейчас было возвращено, у вас и останется! Часа через три мы сюда вернёмся, а вы тем временем известите своих подружек. Все, кто приобрёл у цыган вещи, получат разницу в деньгах от магазинной цены! Сегодня, завтра или в понедельник. Но после понедельника уже никто ничего не получит!

Тётки снова заулыбались и переглядываясь начали переговариваться, обсуждая, кто из нужных мне работниц «шоколадки» сейчас может находиться на смене.

– Через три часа! А пока можете быть свободны! – еще раз повторил я им и указал рукой на выход.

– Ну и где твой лейтенант, Леонид Сергеевич? – повернулся я к старшему обэхээснику Антонову, – Нам в адрес пора ехать! Время, капитан! – сунул я ему под нос левую руку с циферблатом часов.

Решив идти на улицу и ждать Самохвалова там, мы столкнулись с ним и грузной бабищей в коридоре. Оставив пятую свидетельницу с товарками, тормозить мы не стали. По моему, полному оптимизма расчету, Аннушка уже разлила масло. В Розу я почему-то верил. Очень уж она непростая барышня! И еще красивая до невозможности! Мне даже стало интересно, как этому убогому сморчку Нику удалось улестить такую шикарную девку…

Товароведа я посадил к себе, а Стасу велел контролировать кировчан. Им я приказал ехать за мной, не отставать и никуда не сворачивать.

Гриненковские понятые не подвели. Они топтались перед входом в Кировский райотдел у стенда с надписью «Их разыскивает милиция» и откровенно скучали. Парней я тоже посадил к себе и Стасу так же велел поменяться местами с нашим экспертом. Понятые нуждались в подробном и доверительном инструктаже. Теперь уже полным комплектом мы на двух машинах выдвинулись на улицу Краснопресненская. К цыганскому домовладению под номером шестьдесят четыре.

На этот раз я скрытничать не стал и назвав кировским коллегам нужный нам адрес, пропустил их вперёд. Опасаться контактов бэхов с цыганами смысла я уже не видел. По причине цейтнота.

Оглядывая пространство в поисках зубчаниновской Эсмеральды, я медленно тошнил по разбитой дороге к дому Иоску. Машина капитана Антонова уже стояла напротив него.

Знакомую фигурку я заметил домов за шесть до нужного нам адреса.

Роза неспешно брела по условному тротуару навстречу нам. Одета она была в более пышную и объёмную юбку, но по-прежнему выглядела сногсшибательно.

– Быстро высаживайся! К девчонке подойдёшь, когда она за угол свернёт, а мы все пока в дом зайдём! – притормозив на противоположной стороне улицы, скомандовал я напарнику, – Расспроси, куда она сунула наш подарок и смотри, ничего не перепутай! А потом бегом возвращайся и заходи в адрес, мы уже там будем!

Стас без лишних слов десантировался через правую дверцу и, притворяясь ветошью, пошел по второму тротуару Краснопресненской, отстав от Розы на два десятка шагов.

Лишь бы она успела и всё сделала! С этой мыслью я газанул к дому хама и мерзавца Иоску Романенко.

Глава 7

Фамильной резиденции Романенко, как впрочем, и стоящему через забор дому клана Радченко, пока было еще далеко до дворцов цыганской наркомафии девяностых. Обычные одноэтажные строения современного соцреализма. Правда, размеры существенно больше среднестатистических. Что, с учетом тараканьей плодовитости и многодетности данного этноса, в общем-то, не удивительно.

Как и ожидалось, во двор нас никто запускать не торопился. Пришлось сначала постучать, а затем и попинать деревянные, но предусмотрительно оббитые ржавой жестью ворота. Ломились мы недолго, всего минут пять. Пока обитатели подворья, изображая извечную чурекскую волынку «моя твоя не понимай», не вступили в переговоры. И потом еще какое-то время ушло на вежливые попытки убедить потусторонцев глухого забора в неотвратимости нашего визита.

Зато к тому времени, когда чуждые русскому гостеприимству нерусские ромал ы впустили следственную группу на свою территорию, к нам успел подтянуться Гриненко.

– Всё нормально! – кивнул он мне и я с облегчением понял, что не напрасно поступился своими нравственными принципами. Позволив морально неустойчивой цыганке безнаказанно тискать свои комсомольские коленки.

Надо сказать, что высыпавший во двор горластый комитет по встрече, был многочисленным. Состоял он из люлей разного пола, и количества прожитых лет. Вместе со всеми сопливыми чумазанцами дошкольного и школьного возраста, беспокойная массовка насчитывала более десятка особей. Горластых и хаотично снующих по двору. Но после предъявления затребованных мной паспортов, полномочных представителей оппонирующей стороны сразу и резко поубавилось. Имеющих прописку по данному адресу и потому достойных участвовать в общении со мной, и в следственных действиях, осталось всего трое. Родители Иоску и его сморщенная, как прошлогодний урюк, колоритная бабка. Добросовестно отработав свой номер и вдосталь прооравшись, она достала откуда-то из заношенной пестроты юбок видавшую виды трубочку. После чего набила её каким-то подозрительным зельем и с нескрываемым удовольствием задымила. Я отметил, что на меня эта старуха Изергиль смотрела неодобрительно и без должного к статусу следователя уважения. Однако, вела она себя относительно прилично и неприязнь её дальше дымных струй, и недобрых взглядов в мою сторону не простиралась.

Как ни странно, но главой семьи в отсутствии криминального бизнесмена Иоску, оказался вовсе не его единоутробный родитель, а мать. Смуглая женщина неопределённого возраста с ярко-красными бусами на шее и с дутыми золотыми серьгами в ушах. А еще с богатым, но бессистемным набором колец желтого металла почти на всех пальцах рук. И с редкими, но всё же отчетливо выраженными усами. Наличию которых, будь мне семнадцать лет, я бы, наверное, позавидовал.

Дабы хоть как-то отвести подозрения от радистки Кэт, то есть, от агента Розы, я решил начать шмон не с цыганского жилища, а с пчелиного. Если бог не отвернётся от нас со Стасом и сподобит на обнаружение хоть чего-то противозаконного в ульях, то небеспочвенные подозрения соплеменников против красотки существенно размоются. Эмоциональная горячка после обыска и последующего оформления находок пройдёт и табор непременно задумается. А семейство Романенок в эти раздумья не преминет плеснуть керосину, обязательно вспомнив, что аккурат перед ментами в их доме появлялась Роза. Поэтому нужен хороший отвод. Чем больше будет обнаружено криминального дерьма в разных углах цыганского подворья, тем неоднозначней будет выглядеть в целом всё событие. И без никому ненужных впоследствии инсинуаций.

Весь мой прежний опыт подсказывал, что в таком случае процесс превратится в привычную для цыган рутину противостояния с ментами. И все последующие криминальные находки моими подопытными будут восприняты легче и поняты гораздо проще. И уже не так недвусмысленно будут указывать на причастность к ним Розы. Пусть уж лучше Иоску злобится и плющит своё немытое жало на обманутого им мужа. Чем на столь редкое исключение из классического цыганского этноса. Исключение, чрезвычайно приятное глазу не только своей стройной фигурой, но и высокодуховной сисястостью. А также ангельским ликом. Впрочем, как православный комсомолец, я убеждён, что цыганского рая существовать не может по определению. Потому как племя это, несомненно, вышло из ада.

– Сарай пошли смотреть! – потребовал я после того, как обстоятельно представился и предъявил сначала маме Злате, а потом папе Михаю своё удостоверение, и постановление на обыск.

К изучению данного процессуального документа цыганское семейство отнеслось со всей чавэлской дотошностью. Сначала, шевеля губами и кидая на меня подозрительные взгляды, они прочитали весь текст, включая и мелкий типографский. Потом не пожалели времени на тщательный осмотр размашистой подписи прокурора Кировского района и синего оттиска его бройлерной по размеру печати.

Не найдя подвохов в документе, мать его за ногу Иоску, бумагу мне вернула и отдала своему подкаблучному супругу команду проводить меня к сараю.

– И следи там за ними, чтобы чего не спёрли! – обращаясь к мужу, не удержалась мама Злата от колкости, почему-то глядя именно на меня. – А я с детьми в дом пойду! Холодно на улице, еще простудятся, чего доброго.

Понятно, что пошла она не детей от мнимого холода спасать, а делать экспресс-ревизию и перепрятывать запрещенные к обороту на территории РСФСР предметы. Но в данную минуту меня это волновало меньше всего. Так и так на полноценный, и качественный обыск у меня нет сейчас ни времени, ни достаточных для этого ресурсов. Как технических, так и людских. Мне бы найти, то, что сам положил, а чужим добром можно и пренебречь. Мы люди честные и не жадные, а потому чужого преступного барахла нам не надо. Нам своё бы забрать и подобру-поздорову с ним уйти. Ну, если только попадутся те вещества, которые у иоскиных пчел на ответхранении лежат… Они-то мне пригодятся, вот их-то я обязательно и со всем тщанием поищу! Даже рискуя быть покусанным не только пчелами, но и пропитанной никотином старухой. Хорошо бы инфа о наркоте в ульях не была замешана только лишь на воспалённой фантазии обманутого соседом Николая Радченко. Воистину, любовь и голод правят миром! Н-да…

Зайдя вместе со Стасом и понятыми в просторный дощатый сарай, я огляделся по сторонам. Ничего особенного, а уж тем более, привлекающего милицейское внимание, в нём, на первый и на все последующие взгляды, не хранилось. Вилы, грабли, лопаты и прочий хлам, который хозяевам жалко или лень вынести на помойку.

– Вон, смотри! – толкнул меня локтем в бок Гриненко, – Надо взять, пригодится!

Я проследил за его взглядом и увидел висящую на стене, похожую на инцефалитку, сетчатую маску. Подойдя ближе, там же на полке обнаружил дымарь и пару заношенных перчаток из потрескавшегося кожзама. Такая находка не могла не порадовать. Что такое злые пчелы мне хорошо известно. Был у меня дальний родственник в прошлой жизни и в деревне Колтубанка, у которого я каждый год покупал настоящий мёд. Не тот, который пчелы переработали из разведённого в воде сахара, а тот, что они принесли с полей и лесов. По моей просьбе родич несколько раз при мне доставал из уликов рамки. Мне тогда хотелось привезти домой мёда не только в банках, но и в сотах. Хорошо помню, что в паре случаев он это делал голыми руками без перчаток. Но каждый раз в маске. И, что характерно, пчелы почему-то не кусали его незащищенные кисти рук. И дымарём он пользовался не всегда, иногда его пчелам хватало дыма от нескольких сигаретных затяжек хозяина.

Приличия ради я прошел по внутреннему периметру плохо освещенного сарая. Пыльные и затянутые паутиной окна света почти не давали и потому проводить какие-то серьёзные изыскания смысла я не видел. Оглядевшись напоследок, я прихватил сетку и перчатки. И держа их в руках, вышел из дровяника наружу.

– Зачем взял? – забеспокоился гадский папа Михай, – Не озоруй, верни на место, сын вернётся, ругаться будет!

Говорить ему, что моими молитвами его сын вернётся в этот сарай совсем нескоро, я не стал. Ни к чему расстраивать мужика раньше времени. Нам в его присутствии предстоит ульи потрошить, а потом еще и дом шмонать. И хрен его знает, что хуже, потревоженные пчелы или расстроенные цыгане…

– Обязательно верну, только чуть позже! – успокоил я радеющего за семейное имущество мужика, разглядывая антипчелиный инвентарь. – Не волнуйся ты так, Михай, не будет твой сын ругаться, я с ним договорюсь!

Дымарём пользоваться я не умел и чем заряжать его, тоже не знал. В то, что отец сучьего потроха Иоску, а тем более, злобно дымящая бабка, станут помогать в моих поисках, я не верил. Потому и драконить их до финала нашего богоугодного мероприятия по официальному изъятию боеприпасов, а, если повезёт, то и наркоты, желания у меня не было.

Бабка, накурившись своей ядовитой махры, смотрела на меня с еще большим неодобрением. Но, слава богу, пока молчала. Странно, обычно женщины ко мне относятся более благосклонно. Видимо, не той системы у неё табачок…

– Слушай, Михай, вчера я с твоим сыном разговаривал, – издалека начал я, подождав, пока родитель моего клиента выйдет из лабаза, – Так вот, твой Иоску сказал, что ты большой специалист и в пчелах хорошо понимаешь, это так? – осторожно попытался я привлечь папеньку к разоблачению его злодейского сынишки.

Мужик, несмотря на свою природную хитрость, явно был ума не великого. Радостно заулыбавшись моему комплименту, он самодовольно кивнул головой и уже хотел что-то ответить. Но вздорная старуха его опередила.

– Ничего он в пчелах не понимает! – резко и без особого почтения ткнула она своим чубуком в спину Михая, – Пчелами Иоску занимался! Приходи на следующей неделе, когда он из тюрьмы вернётся!

От осознания того, что сеанса апитоксинотерапии мне сегодня не избежать, стало грустно. И я не удержался, чтобы частью этой грусти не поделиться с насквозь прокопченной старой кочерыжкой.

– Не вернётся твой Иоску на следующей неделе! – хмуро из-за понимания, что без агрессии цыганских пчел уже не обойтись, ответил я хрычовке, – Он и через год не вернётся, если вы с органами следствия себя так вести будете!

Остатки человеческого обличья мигом слетели с бабкиной образины и мне стало как-то не по себе. Теперь на меня злобно таращилась старая ведьма из фильма «Вий».

– А я тебе тогда на спину плюну и у тебя твой хер никогда уже не встанет! – словно подколодная змеюка зашипела в ответ на мои слова бабка.

Рядом стоявший Стас неожиданно и громко икнул. А кировские опера подались от меня, как от прокаженного. Проворно отскочив шага на два вглубь пыльного сарая. Понятые спортсмены и даже товаровед Барабанова, которой стояк уж точно был без надобности, не так явно, но тоже запаниковали. И только несвятой отец Михай остался безучастным, как сфинкс, стерегущий кирпичную пирамиду.

Бабка была настолько убедительна в своей угрозе, что и у меня от такого её обещания по спине волной, и стуча копытами прокатилось стадо ледяных мурашей. Сначала вниз к седалищу, а потом обратно к затылку. Видать их гулкий топот меня и вернул в оптимизм, и в здравое сознание. Уже в следующую секунду мне стало весело, как это бывает у заядлого говнокура, изрядно пыхнувшего анашой. Потом и душа обрела необычайную лёгкость. А параллельно еще включился трезвый разум циничного безбожника-атеиста, пережившего не только МММ, но и Чумака с Кашпировским. И от всего этого мне стало еще веселее.

– Бабуль, а ты не обманешь? Ты правду говоришь, что хер никогда больше не встанет? – сдерживая приступ неудержимого веселья, шагнул я к цыганской рептилии так стремительно, что сморщенное рыло её перекосилось и она испуганно шарахнулась назад, – Если не врёшь, то очень тебя прошу, обязательно плюнь! Ей богу, заманался я уже с этими бабами, никакого продыху от них нет! Это ничего, что свисток навсегда повиснет, зато, потом как гора с плеч и уже никаких забот! Эх, спасибо тебе, добрая старая женщина, наконец-то я для себя поживу!

Я демонстративно повернулся к древней аферистке спиной и, махнул рукой, разрешая вершить непотребное святотатство.

– Плюй! – скомандовал я злобной кочерге через плечо, – Не жалей слюны, старая, круши либидо комсомольца!

Позади ничего не происходило, лишь звенела мертвенная тишина. Которую с размеренностью блокадного метронома, раз в полторы секунды своим иканием прерывал старший лейтенант Гриненко.

А впереди и чуть вправо, среди плодовых деревьев неухоженного сада стояли улья. Нику давеча говорил, что их должно быть не менее пяти, но отсюда я видел только три штуки.

– Ну чего, никак? – обернулся я на стоящую истуканом бабку кобелирующего спекулянта Иоску, – Так и знал, что верить бабам нельзя! Особенно цыганским. Пойдёмте, товарищи, нам еще следственные действия производить надо! Проснись, Станислав! – уже персонально обратился я к оперу, поторопив его тычком в бок.

Сезон медосбора уже завершился, но погода сегодня была не мокрая и солнечная. И это хорошо. Потому что пернатые насекомые должны быть добрее. Грабить пчел мы не собираемся, но они этого не знают и потому всё равно будут обороняться. И это плохо.

– Кто из вас курит, коллеги? – обернулся я к кировским охранителям социалистической собственности, подозревая, что бабка после провала с моим оскоплением, махрой делиться со мной не захочет.

– Ну я курю! – ответил всё еще робеющий капитан Антонов, – И я! – вторил ему лейтенант Самохвалов, наверное, из скромности оставаясь от меня в отдалении.

– Тогда ближе подходите, чего, как неродные? Пошли к ульям! – выдал я им команду, надеясь, что пчелы свою атаку начнут с ОБХСС, – Понятых тоже прошу подойти ближе к ульям!

Всё-таки хорошо, что осень и уже прохладно. Пчел у летка было не много и выглядели они не шибко активными.

Пространство ульев не такое уж и большое, много там не спрячешь. Если только не вытащить из них рамки. Но, если пчелы снуют туда-сюда, то ульи не пустые. Я решил осторожно обойти всю пасеку.

– К ульям пока близко не подходите, где стоите, там и стойте! – распорядился я и пошел на разведку, натягивая на голову сетчатый колпак. Поколебавшись, надел и перчатки.

Теперь, когда полностью обогнул сарай, я видел все пять пчелиных домиков, вразнобой стоявших между деревьями. Начать я решил с дальнего, опасливо рассуждая, что если подвергнусь нападению злобных тварей, то бежать вглубь непролазного сада будет глупо.

Подойдя к крайнему улику, я пригляделся к летку, через который сновали пчелы. И увидел какие-то непонятные белёсые стружки-опилки. Своим цветом эта труха напоминала воск, но воском она не была. Слишком уж молочно-белая и местами прозрачная. Рискнув и сняв правую перчатку, я взял субстанцию в щепоть и помял пальцами. Это точно был не воск!

– Понятые! Ко мне! – стараясь не борщить и не вибрировать голосом, скомандовал я парням Гриненко, – Быстро, но не бегом и без резких движений!

– Сигареты им и спички отдайте! – велел я кировским бэхам.

«Колбасники» правильно поняв, что, если они зажлобятся с куревом, то подходить к ульям придётся им самим. Поэтому скупердяйничать не стали и пачки с табачными изделиями безропотно отдали нашим штатным понятым.

Сетка цыганской маски, как всё, что хранилось в сарае, также была в пыли и паутине. Но приглядевшись повнимательней к тому, что держал между пальцев, я начал что-то понимать. Пчелы, они почти как и осы. Кусачие, как собаки. Не в том смысле, что жалят бедолаг жопой. Помимо привычного террора они способны, как мыши, прогрызть зубами что угодно. Или не зубами. В этом конкретном случае, они в труху перемололи полиэтилен. Которого в улье быть не должно. Прогрызли какую-то упаковку и, будучи чистоплотными домовладельцами, произведённые опилки вытолкали наружу.

– Закуривайте! – шепотом приказал я подобравшимся к улью понятым, – Быстро, пока нас пчелы жрать не стали! Закуривайте и дымите в эту дырку! – осторожно указал я на леток, – А потом сверху в улей, когда я крышку сниму! – поторопил я парней, вознамерившихся мне возразить, что они не такие и вообще-то они спортсмены.

Решившись, я приподнял крышку улья, а затем и фанерку, прикрывающую вертикально стоящие рамки.

Рамки с ползающими по ним пчелами были на месте. За исключением крайних двух. Вместо них, на свободном от пчел и мёда месте располагались две плоские жестяные коробки. Вертикально и в лохмотьях от поточенного полиэтилена, в который они были изначально обёрнуты.

– Дымите, уёб#ки! – повысил я голос на спортсменов, увидев, как возбудились летающие звери.

До понятых всё же дошло, что я не шучу, а пчелы и вовсе настроены серьёзно. Они перестали жеманиться и задымили, мало чем уступая пчеловодческим дымарям.

Вытащив жестянки, я поспешил вернуть крышку улья на место. Потом, не удержавшись, стряхнул с коробок лоскуты упаковки и прочитал то, что было написано сверху. Затем открыл крышку одной и вместо халвы, увидел грязный пластилин. Который вдобавок ко всему еще и омерзительно вонял шмалью.