Текст книги "Эпоха Возрождения"

Автор книги: В. Булавина

Соавторы: Мария Лидис,Сергей Лунин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 31 страниц)

Вернемся к самому драматургу. Итак, 18 мая 1593 года был издан приказ об аресте Марло, 20 мая того же года в деле появилась запись, что он предстал перед лордами – членами Тайного совета. Ему было предписано ежедневно являться в помещение Совета до того времени, пока он не получит другого приказания.

По сравнению с наказаниями, постигшими его обвинителей, Марло отделался настолько легко, что возникает вопрос: не было ли ему просто предписано ежедневно посещать Тайный совет до получения нового секретного задания? Между прочим, если бы Марло должен был выполнять это решение совета, он никак не мог утром 30 мая оказаться в Дептфорде и проводить время в обществе Фризера, Скирса и Пули, которые все трое были (явно или неявно) агентами секретной службы. В этой связи то обстоятельство, что убийство произошло в месте, где его расследование должен был вести королевский следователь, а присяжными могли быть люди из находившегося неподалеку, в одной-двух милях, имения Томаса Уолсингема, должно привлечь особое внимание.

В описании убийства Марло, по мнению Уинчкомбов, имеется немало неясностей и темных мест. Особо настораживает, что все участники драмы как будто демонстративно прогуливались в саду, тогда как убийство было совершено в комнате. Роковой удар был нанесен в лицо, что затрудняло опознание тела. Мог ли это быть заговор с целью убийства поэта? По мнению Уинчкомбов, это маловероятно. У Тайного совета, если бы он хотел отделаться от Марло, были для этого куда более надежные средства, как показывает судьба Кида и Бейнса. К тому же Марло быстро бы почуял ловушку. Куда вероятнее, что он был участником представления и что взамен Марло следствию был представлен труп какого-то другого человека. Можно предположить, что драматург и в 1587 году, и после 1593 года выполнял важную тайную миссию при дворе шотландского короля Якова, наследника английского престола. По мнению Уинчкомбов, трактаты, которые сочинял Яков, были написаны не без помощи Марло. Драматург, вероятно, участвовал в восстании Эссекса.

Не ограничиваясь этим, авторы высказывают еще целый ряд подобных догадок, основанием для которых является весьма вольное истолкование отдельных мест из произведений Марло, Шекспира и других современных им сочинений. В результате в числу авторов шекспировских пьес Уинчком-бы добавили графиню Пембрук и еще одного «соискателя» – церковного деятеля, позднее епископа, Джона Уильямса. Если аргументы в пользу соавторства графини Пембрук хотя бы отчасти понятны – она была высокообразованной женщиной, переводчицей и поэтессой, то каковы же основания для возведения на шекспировский трон церковного деятеля? Джон Уильямс был близким другом графа Саутгемптона, которому посвящены поэмы Шекспира, он участвовал в сочинении кембриджскими студентами пьесы «Возвращение с Парнаса», в которой упоминался Шекспир. Будущий епископ, как и Марло, был знаком с графиней Пембрук, а портреты Шекспира, «возможно», срисованы с портретов Джона Уильямса… Известно также, что сей почтенный служитель церкви незадолго до опубликования собрания сочинений Шекспира установил дружеские связи с Беном Джонсоном, написавшим, как известно, предисловие к этому изданию. К тому же герб Уильямса имеет общие черты с элементами страдфордского памятника Шекспиру. Почерк так называемой «Нортумберлендской рукописи», которую бэконианцы считают доказательством, что Шекспир – это Бэкон, оказывается, напоминает почерк Уильямса. Наконец, известно, что бумаги Уильямса сгорели при пожаре в Вестминстерском аббатстве в 1695 году – это ли не свидетельство того, что бумаги были столь важны, что он передал их на хранение для опубликования… (Видимо, через полвека после своей смерти, поскольку Уильямс умер в 1650 году.)

Еще более нелепа следущая идея: оказывается, некоторые портреты Шекспира рисовались и с графини Пембрук, надевшей парик с плешью и привязавшей бороду! Авторы приводят много других аналогичных предположений и «доказательств», которые можно было бы перечислять и перечислять. Но пора остановиться, тем более что уже трудно понять, утверждают ли все это Уинчкомбы всерьез или просто потешаются над своими читателями. Воистину, «кто смотрит на все сквозь очки подозрительности, тому чудятся гусеницы даже в кислой капусте».

Шекспир был женщиной?

В женщине должна быть загадка.

К-ф «Служебный роман»

Многие исследователи, пытающиеся разгадать тайну Шекспира, не могут достаточно внятно объяснить, зачем же было автору скрываться под маской актера Шекспира. Однако если предположить, что автором была женщина, тем более женщина знатная, становится понятным и назначение «маски». Ведь в те времена литературные опыты женщин не поощрялись. В качестве известного исторического примера можно вспомнить, что русская императрица Екатерина II также писала пьесы под псевдонимом, правда, у критиков ее творения не имели успеха. Иное дело – творчество Шекспира…

Американский ученый Робин Уильямс полагает, что в действительности автором этих великих произведений была графиня Оксфордская – Мэри Пембрук. Ее поэтические произведения известны литературоведам, но поскольку на рубеже

XVI века женщина не могла открыто писать для такого «безнравственного» места, как театр, Мэри сочиняла драмы под мужским псевдонимом. В пользу этой теории говорит то, что некоторые сочинения посвящены сыновьям графини. К тому же Шекспира называли «нежным лебедем Эйвона», а лебедь был символом Мэри, и дом у графини стоял на Эйвоне; пережитые ею горести отразились в текстах пьес. Кроме того, эта гипотеза объясняет и бурно обсуждаемую скандальную бисексуальность Шекспира, ведь если двадцать один сонет посвящен замужней темноволосой женщине, то сто двадцать шесть – белокурому мужчине. Робин Уильямс считает, что графиня Мэри адресовала сонеты своей подруге (с которой ее связывали исключительно узы дружбы), а также своему молодому любовнику.

Согласно еще одной популярной версии произведения Шекспира написаны самой королевой Елизаветой. Намеком на авторство явился уже многократно упоминавшийся портрет Шекспира. Если сравнить его с портретами королевы, можно заметить просто удивительное сходство.

Для более же убедительной аргументации следует снова обратиться к сонетам, загадку которых пытались разгадать многие сотни, если не тысячи терпеливых и добросовестных исследователей. Когда были написаны эти «сладкозвучные», как писал один современник драматурга, сонеты, кто вдохновил поэта на их создание, о ком говорится в них?

Большинство серьезных шекспироведов пришли к выводу, что по крайней мере часть сонетов связана с покровителем Шекспира, молодым блестящим аристократом Генри Риели, графом Саутгемптоном. Но это тоже только гипотеза. Антистрадфордианцы постоянно превращают поэтические иносказания в намеки на обстоятельства жизни своего кандидата на титул короля драматургов. Впрочем, самые разные исследователи видят в текстах намеки не только на личность того или иного человека, связанного с Шекспиром, но и на события того времени.

Вторая строфа 107-го шекспировского сонета гласит:

Свое затменье смертная луна

Пережила назло пророкам лживым.

Надежда вновь на трон возведена,

И долгий мир сулит расцвет оливам.

Еще в XIX в. некоторые шекспироведы увидели в этих строках намек на поражение испанской Непобедимой армады. И вот почему. Современник Шекспира Петручио Убальдино в «Трактате об испанском флоте» писал, что боевой строй испанского флота напоминал полумесяц. Рога «луны» были обращены к английскому берегу – командование армады надеялось поймать в образовавшийся полукруг и истребить вражеские корабли. Авторитетный биограф Шекспира Лесли Хотсон присоединился в 1949 году к мнению, что сонет 107 намекает на разгром Армады. Хотсон склонен считать, что есть еще два сонета (123 и 124), содержащие отклик на события конца 80-х годов. Так, в сонете 123 можно прочесть:

Те пирамиды, что возведены

Тобою вновь…

Быть может, здесь имеется в виду реставрация по приказу папы Сикста V четырех египетских обелисков в 1586–1589 годах? В переводе Самуила Маршака, в котором даются все приводимые цитаты, первая строфа сонета 124 передана так:

О будь моя любовь – дитя удачи,

Дочь времени, рожденная без прав, —

Судьба могла бы место ей назначить

В своем венке иль в куче сорных трав.

Однако оригинал допускает и другое толкование. Речь может идти о «пасынке судьбы…, ненавистном для его времени». Хотсон склонен видеть здесь намек на французского короля Генриха III, ставшего ненавистным для парижан (особенно после того, как в конце 1588 года он приказал заколоть герцога де Гиза) и погибшего менее чем через год после этого от кинжала Жака Клемана. Подтверждение этой догадки Хотсон хотел бы видеть и во второй строфе сонета, где поэт говорит о своей любви:

…Ей не сулит судьбы слепая власть

Быть жалкою рабой благополучья

И жалкой жертвой возмущенья пасть.

Последняя строка в буквальном переводе – «пасть под ударом рабского возмущения (thralled discontent)». Таким образом, можно предположить, что сонеты 107–124 написаны в 1588 и 1589 годах. Обратимся теперь к сонету 104.

Ты не меняешься с теченьем лет.

Такой же ты была, когда впервые

Тебя я встретил. Три зимы седые

Трех пышных лет запорошили след.

Три нежные весны сменили цвет

На сочный плод и листья огневые,

И трижды лес был осенью раздет…

Последняя строка при дословном переводе звучала бы так: «Три благоухающих апреля сгорели в трех жарких июнях (Three April perfumes in three hot Junes burn’d)». Если предположить, что сонет 104 появился в 1589 году, первый сонет можно считать созданным в апреле 1586 или 1587 годов (в зависимости от месяца написания сонета 104).

Приведенные выше гипотезы имеют под собой некоторые основания, впрочем весьма шаткие, особенно отнесение первого сонета к весне 1586-го или 1587 года. Оно полностью исходит из недоказуемого предположения, что поэт немедленно откликался на все происходившие события. Это может соответствовать, а может и не соответствовать действительности.

Известный исследователь Д. Э. Суит в опубликованной в 1956 году книге «Шекспир (тайна)» соглашается с этими попытками датировки сонетов, но добавляет к ним и собственную версию. Так в «Ромео и Джульетте» упоминается, что «ныне минуло одиннадцать лет, как произошло землетрясение». Памятное землетрясение в Лондоне, пишет Суит, произошло в 1580 году, следовательно, «Ромео и Джульетта» создана в 1591 году, хотя традиционно эту драму относят к 1594 году. Но такая «подсказка» вызывает сомнения, ведь напрашивается вопрос: почему при упоминании в пьесе о землетрясении в Италии, в Вероне, где развертывается действие «Ромео и Джульетты», обязательно имеется в виду лондонское землетрясение?

Между тем именно такая догадка послужила одним из основных доказательств того, что под псевдонимом Шекспира скрывался не кто иной, как сама королева Елизавета. В чем суть аргументации? Во-первых, объясняет Суит, как следует из вышеизложенного, Шекспиром мог быть лишь человек, который уже в 1586–1589 годах стал лучшим поэтом в Англии – такое заключение делается из ранней датировки сонетов, которые очень быстро стали популярными в лондонской аристократической среде. В 1591 году, после написания «Ромео и Джульетты», этот человек становится лучшим драматургом. Большинство описанных выше претендентов на авторство произведений Шекспира явно не удовлетворяют этому условию.

Суит считает, что только Елизавета могла обладать теми широкими познаниями, тем интеллектом и талантом проникновения в чувства и помыслы людей, которые присущи Шекспиру. Известно, насколько королева была находчива и остра на язык, нет ничего удивительного в том, что в шекспировском словаре столько тысяч слов. Суит, разумеется, обнаруживает сходство между положением, в котором находятся герои шекспировских пьес, и Елизаветой, которую обманывал ее любимый – граф Лестер. К тому же разве не странно, что наряду с волевыми, решительными героинями шекспировских пьес – Порцией, Розалиндой и Виолой – появляются слабые мужчины: колеблющийся Гамлет, ревнивый до безумия Отелло, слепо внимающий льстецам Лир, Кориолан, храбрый воин, (подобно Эссексу), но подчиняющийся женщине с твердым характером – своей матери.

Вдобавок еще одно «доказательство» – Шекспир не сочинил элегию на смерть Елизаветы. И интересный факт – после 1603 года, то есть года смерти королевы, Шекспир не создал ни одного настоящего шедевра, даже если принять традиционную датировку его произведений. После этого года продуктивность драматурга резко падает – не потому ли, что появляются на свет лишь пьесы, написанные Елизаветой ранее? И наконец, последние поэмы («Тимон Афинский», «Перикл», «Цимбелин», «Зимняя сказка», «Буря», «Генрих VII») обнаруживают, по мнению Суита, явное падение творческих сил создателя «Гамлета». Разве это не подтверждение того, что речь идет о пьесах, предшествующих более зрелым произведениям «Шекспира», но опубликованных лишь после кончины подлинного автора – Елизаветы? То, что у королевы были причины избрать псевдоним, это ясно и без особых доказательств. Ей, конечно, нечего было и думать о том, чтобы печатать пьесы под своим именем. Занимательным является и тот факт, что после смерти Елизаветы ее завещание выполнила наперсница королевы Мэри Герберт, графиня Пембрук, героиня сонетов, которые при издании были – тоже возможно – посвящены ее сыну Уильяму Герберту (на титуле значатся таинственные W. Н., может быть, William Herbert?). Та же графиня Пембрук и опубликовала первое собрание сочинений Шекспира…

Пожалуй, эта версия – одна из наиболее убедительных, но, увы, подтверждений того, что Великим Бардом можно назвать английскую королеву, еще меньше, чем доказательств авторства Бэкона или Рэтленда. Пожалуй, если согласиться с высказыванием Ришелье: «Умение скрывать – наука королей», можно сказать, что Елизавета I постигла эту науку в совершенстве.

Загадки первого Фолио

…тайна в человеческой голове и в человеческой груди более недоступна и более сокровенна, чем на дне морском.

Ф. Энгельс

Еще одной интересной версией об авторстве произведений Великого Барда является версия Валентины Новомировой. Она полагает, что «разгадка тайн Шекспира» содержится не только в документах, мемуарах и сочинениях Шекспира. Эта разгадка находится в Первом Фолио – полном собрании пьес Уильяма Шекспира, изданном в 1623 году в Лондоне. И находится там, где ей и положено быть, – на титульном листе. Но сначала несколько замечаний.

Актер Уильям из Страдфорда-на-Эйвоне писал свою фамилию как Шакспер (Shakspere) и стал Шекспиром по иронии судьбы. Некоторые исследователи полагают, что это произошло из-за созвучия его фамилии с псевдонимом того, кто подписывал свои произведения «Shake-speare» – Потрясающий Копьем. Именно так переводится имя, стоящее под творениями Великого Барда, и именно так, через дефис, оно было написано под его первым произведением – поэмой «Венера и Адонис», вышедшей в 1593 году. (К этой поэме мы еще вернемся.) В 1594 году вышло второе произведение – поэма «Обесчещенная Лукреция». Обе поэмы навеяны творчеством античного поэта Овидия, обе довольно слабы, но в «Лукреции» имеется такой эпизод: героиня рассматривает картину, на которой изображены сцены из Троянской войны. Она видит толпу греческих воинов. Они внимают речам Нестора, воодушевляющего их на бой, но среди воинов не видно Ахилла:

Воображенье властно здесь царит:

Обманчив облик, но в нем блеск и сила.

Ахилла нет, он где-то сзади скрыт,

Но здесь копье героя заменило.

Пред взором мысленным все ясно было —

В руке, ноге иль голове, порой,

Угадывался целиком герой.

Выделенные строки при подстрочном переводе будут выглядеть приблизительно так: «Образом Ахилла служит его копье, зажатое в вытянутой руке; сам он, позади, остается невидимым, но не для глаз разума (не для мысленного взора)». В. Новомирова полагает, что эти строки, сюжетно с поэмой никак не связанные, написаны исключительно для того, чтобы объяснить: автор скрылся под псевдонимом – Потрясающий Копьем. Они также поясняют, почему он это сделал. Но, к сожалению, они не раскрывают его настоящего имени. Правда, есть намек: «В руке, ноге иль голове, порой, угадывался целиком герой». Иными словами, по части можно восстановить целое. Однако если исходить из того, то кто бы ни был автором этой поэмы, можно предположить, что он и не хотел, чтобы в образе Ахилла, погибшего под Троей, его узнали. Нам представляется более вероятным, что он намекал на другого человека и хотел, чтобы современники сочли того человека автором этой поэмы. А в 1594 году с Ахиллом современники могли отождествить только одного человека – Филиппа Сиднея, геройски погибшего в Нидерландах в 1586 году.

О Филиппе Сиднее известно, что он был великим поэтом. Современники называли его не иначе как «божественный», «несравненный», «величайший». Его сравнивали с фениксом, восстающим из пепла. Сиднея хоронили как национального героя, а поэты, его современники, оплакали его смерть как невосполнимую потерю для английской поэзии. И это притом, что ни одно произведение Филиппа Сиднея при его жизни опубликовано не было! Незадолго до смерти он распорядился, чтобы все его бумаги были уничтожены. Но его сестра, талантливейшая поэтесса и переводчица Мэри Герберт, графиня Пембрук, не только не сделала этого, но подготовила написанное братом к печати и издала в 1593 году. Есть основания полагать, что ей пришлось немало потрудиться, прежде чем широкая публика, наконец, познакомилась с творчеством великого Сиднея. Во всяком случае, известно, что она была очень привязана к брату и так и не смирилась с его смертью. Интересно и то, что первая поэма Шекспира также вышла в 1593 году, в 1594-м – вторая – та самая, где упоминается Ахилл, потрясающий копьем. Впрочем, предположение о том, что в поэме содержится намек на авторство Филиппа Сиднея, самой Новомировой называется «только предположением… которое к тому же никак не влияет на вопрос о личности Уильяма Шекспира».

Известно, что графиня Пембрук была восторженной почитательницей талантов брата, можно даже сказать, что в ее семье царил культ Филиппа. Да и сама графиня была поэтессой и главой своего рода «литературного кружка», в который входили выдающиеся поэты, например, Джонсон и Флетчер. И все они считали Сиднея своим учителем и преклонялись перед его именем и талантом. Однако слава выдающегося поэта не может основываться только на восторженных отзывах современников, ведь слава мимолетна, и чтобы «сохраниться в веках», необходимо, чтобы и потомки могли познакомиться с творчеством литератора.

Валентина Новомирова полагает, что именно эту заботу и возложила на себя графиня Пембрук и что именно для этого и был придуман в начале 90-х годов XVII века псевдоним – Потрясающий Копьем. Чем же подкрепляются такие догадки?

Не вызывает сомнения тот факт, что начиная с 1593 года пьесы Шекспира регулярно выходили в свет. И так продолжалось до 1612 года. В 1613 году Шекспир покинул Лондон и навсегда возвратился в родные места, где и скончался в 1616 году. Известно также, что в 1623 году был издан весьма объемный фолиант, то есть книга большого формата, в которую вошли все произведения Шекспира, за исключением «Перикла». Эта книга получила название – Первое Фолио (или Великое Фолио). Причем в 1632 году состоялось «переиздание» (Второе Фолио) – точная копия Первого.

Первое Фолио интересно во многих отношениях. Подготовкой книги к печати непосредственно руководили Мэри Пембрук, ее сыновья Уильям, граф Пембрук, и Филипп, граф Монтгомери. К работе над книгой были также привлечены поэты Бен Джонсон и Флетчер (возможно, и иные лица). В Фолио вошли 36 пьес Шекспира, из которых только 16 (по некоторым данным 18) выходили ранее отдельными изданиями. Остальные были предложены читающей публике впервые. Причем, пьесы, издававшиеся ранее, были переработаны, некоторые весьма значительно (например, изданная в 1595 году «Правдивая трагедия о Ричарде, герцоге Йоркском… как она была неоднократно представлена слугами графа Пембрука», в Фолио стала 3-й частью «Генриха IV»). Исследователи творчества Шекспира, особенно те из них, кто отрицает причастность Шекспира из Страдфорда к литературной деятельности, полагают, что некоторых пьесы Первого Фолио написаны другими авторами – Мэри Пембрук, Роджером и Елизаветой Рэтлендами (интересно отметить, что жена графа Рэтленда была дочерью Филиппа Сиднея и, соответственно, племянницей Мэри Пембрук), Томом Джонсом, Флетчером, Френсисом Бэконом…

Возможно, именно этим и объясняется тот поразительный факт, что словарь Шекспира включает 20 тысяч слов, – как говорится, с миру по нитке. И если о причастности большинства из названных (и не названных) лиц можно говорить только на основании сравнения литературного стиля их произведений со стилем пьес Шекспира, то указания на авторство Френсиса Бэкона и Роджера Рэтленда можно найти в самом Первом Фолио. Так, одна из буквиц, которые украшают начало каждой пьесы, вместо орнамента содержит надпись: «Френсис Бэкон». А на Роджера Мэннерса, графа Рэтленда в своем посвящении обыгрывая его фамилию, намекает Бен Джонсон:

…Look how the father’s face

Lives in his issue, even so, the race

Of Shakespeare’s mind, and manners brightly shines

In his well-turned and true-filed lines:

In each of which, he seems to shake a lance,

As brandished at the eyes of ignorance.

В подстрочном переводе А. Аникста эти строчки звучат так: «Подобно тому как облик отца можно узнать в его потомках, так рожденное гением Шекспира ярко блистает в его отделанных и полных истины стихах: в каждом из них он как бы потрясает копьем перед лицом невежества». Эти строки своеобразно истолковал уже упоминавшийся Иья Гилилов. Он обратил внимание на то, что если написать слово «manners», которое в данном контексте выглядит явно излишним, с большой буквы, получится фамилия графа Рэтленда, и сам текст обретет совсем иное значение: «Посмотрите – как черты отца проступают в его потомках, так и дух Шекспира, его происхождение, и Мэннерс ярко сияет в своих великолепно отделанных строках». Возможно, в данном случае Гилилов прав.

Уильяма Шекспира и его Первое Фолио окружают тайны. Почему-то в среде антистрадфордианцев принято считать, что автор пожелал остаться неизвестным. Однако если рассматривать Первое Фолио как ключ к разгадке тайн Шекспира, можно прийти к удивительным выводам: о том, чтобы его имя стало известным, и не только отдаленным потомкам, но и современникам, он особо позаботился при издании Фолио. Чтобы разгадать тайну, надо лишь обладать проницательностью и любопытством, а также взять в руки собрание пьес Шекспира (Первое Фолио) и раскрыть его. Это издание 1623 года начинается стихотворением, подписанным инициалами «В. I.». Стихотворение называется «К читателю». Шекспироведы полагают, что за инициалами «В. I.» укрылся Бен Джонсон. Это стихотворение расположено на развороте слева. А справа от него – титульный лист со знаменитым портретом Уильяма Шекспира. О стихотворении таинственного «В. I.» написано немало (и стихотворение того стоит), но еще больше внимания уделено портрету.

В предыдущих главах мы уже писали о странностях этого изображения – две правые руки, подобие маски на лице, да и само лицо непропорционально велико… Глаза изображены так, будто пытаются заглянуть под маску или за фигуру. Есть и еще одна странность: под камзолом виден еще один камзол. Вот в таком нелепом виде предстает Уильям Шекспир в первом полном издании его произведений. Можно было бы не задерживаться на портрете, сочтя его неудачной работой бездарного художника, если бы не упомянутое выше стихотворение, помещенное на одном с ним развороте, слева от него. Хотя автор стихотворения как раз и призывает читателя не смотреть на портрет и даже объясняет, почему этого не следует делать, однако, по словам Лонгфелло: «Ты выдал свою тайну, как птица выдает свое гнездо, тем, что слишком усердно старался скрыть ее». Если бы не призыв не смотреть на портрет, возможно, что несуразное изображение и в самом деле было бы проигнорировано читателями. Но стихотворение, похоже, для того и поместили рядом, чтобы этого не случилось. Прочитав его, читатель, вольно или невольно, вынужден обратить свой взор на портрет. Вот это стихотворение в том виде, как оно напечатано в Первом Фолио (с сохранением орфографии):

To the Reader

This Figure, that thou here feeft put,

It was for gentle Shakespeare cut;

Wherein the Grauer had a strife

with Nature, to out-doo the life:

O, could he but haue drawne his wit

As well in braffe, as he hath hit His face;

the Print would then furpaffe

All, that was euer writ in braffe.

But, since he cannot, Reader, looke

Not on his Picture, but his Booke.

Хотя стихотворение написано на английском языке начала XVII века, смысл его вполне понятен, хотя сделать адекватный перевод довольно сложно. Дело в том, что при переводе исчезает игра слов и смысла, заключенного в этих словах. На английском же все представляется вполне ясным, поскольку нюансы смысла сохраняются – насколько правильно эти нюансы будут поняты читателем, зависит уже от самого читателя. Итак, дословный перевод:

К читателю

Эта фигура, которая здесь на твое обозрение положена (помещена),

Она для благородного Шекспира вырезана;

Когда (поскольку) Гравер имел борьбу (конфликт)

С Природой (Натурой, Оригиналом), жизнь вышла вон (за дверь):

О, если бы он только нарисовал его разум

На меди так же хорошо, как он схватил

Его лицо, Печать (оттиск) тогда превосходила бы

Все, что когда-либо было написано на меди (медью).

Но, поскольку он не смог, Читатель, смотри

Не на его Картину (Портрет), но его Книгу.

В этом стихотворении содержится следующая игра слов:

• слово «print» может означать как отпечаток гравюры, так и печатный оттиск вообще. Но поскольку здесь это слово написано с большой буквы, следовательно, речь идет об оттиске той Фигуры, которая упоминается в первой строке;

• выражение «that was euer (совр. ever) writ in braffe (совр. brass)» следует понимать не как «все, что когда-либо вырезано на меди» (то есть гравюры), а как «все, что написано в меди (медными литерами, которые специально отливали для печатания книг)», то есть здесь речь идет уже не о гравюрах и портретах, а о типографском тексте, написанном (отлитом) в меди;

• слово «furpaffe» обычно переводят как «превосходила» (совр. surpass – превосходить), однако оно имеет и еще одно значение – «обгонять», «опережать», «стать перед кем-то или чем-то».

Теперь рассмотрим стихотворение с учетом дополнительных смысловых значений слов и начнем рассмотрение не с первой строки, а с третьей. В стихотворении говорится, что если бы Граверу удалось то, что ему не удалось, тогда гравюра опережала бы текст (предшествовала ему) на полном на то основании, но поскольку ему это не удалось, смотреть надо на текст, а не на портрет (гравюру). Иными словами, портрет не должен предшествовать тексту. Но ведь он ему предшествует! Однако автор стихотворения не предлагает читателю перелистнуть страницу, он только настойчиво намекает на то, что читатель должен видеть книгу, а не портрет.

Все эти рассуждения предназначены для того, чтобы подкрепить информацию, изложенную в первых двух строках и особенно во второй строке, поскольку эта строка обладает двойным смыслом. Соответственно, и на русский ее можно перевести двояко. Хотя один вариант перевода уже был предложен выше, для большей наглядности рассмотрим его еще раз:

Эта Фигура, которая здесь на твое обозрение положена (помещена),

Она для благородного Шекспира вырезана…

Этот перевод является общепринятым, но не единственно возможным. Второй возможный вариант перевода:

Эта фигура, которая здесь на твое обозрение положена (помещена),

Это (или она) для того, чтобы благородного Шекспира вырезали…

(Перевод и комментарии В. Новомировой)

То есть гравюру (фигуру) поместили только для того, чтобы читатель вырезал ее из книги, и тогда на нее не нужно будет смотреть. Таким образом, в стихотворении содержится не призыв не обращать внимание на портрет, а призыв вырезать «благородного Шекспира» из книги. Интересно, что если последовать совету таинственного «В. I.», текст книги нисколько не пострадает, ведь лист, на котором изображен портрет, с обратной стороны чистый. А за ним следует лист с посвящением издателей, где написано: «Самой благородной и несравненной паре братьев – Уильяму, графу Пембруку (далее титулы и должности) и Филиппу, графу Монтгомери (далее должности и дифирамбы), лордам. Достопочтенный…»

В книге эта страница оказывается непосредственно под титульным листом с портретом. Если действительно совершить «святотатство» над бесценным изданием и вырезать портрет Шекспира, оставив неприкосновенным заголовок над портретом (как это сделала Новомирова), то можно получить ошеломляющие результаты. Прочтем то, что получилось при наложении страницы с вырезанным портретом на следующую за ней:

«Г-на Уильяма Шекспира комедии, истории и трагедии» (отпечатанные в соответствии с подлинными печатными копиями) братьев Уильяма, графа Пембрука (далее титулы и должности), и Филиппа, графа Монтгомери (далее должности и дифирамбы), лордов. Достопочтенный…»

Таким образом, в результате операции, проделанной в строгом соответствии с указаниями, приведенными в стихотворении «К читателю», появляется новый титульный лист, который можно трактовать следующим образом: «Г-на Уильяма Шекспира комедии, истории и трагедии» – это название книги. Авторами же книги в этом случае являются братья – Уильям, граф Пембрук, и Филипп, граф Монтгомери, лорды.

Необходимо отметить, что титульный лист, образовавшийся после удаления портрета «благородного Шекспира», вполне соответствует английской книгоиздательской практике, согласно которой имя автора помещается не над названием книги, как это принято у нас, а под ним. То есть «все получилось так, как и должно быть».

В свете данной версии рассмотрим еще раз стихотворение «К читателю». Здесь обращает на себя внимание на слово «Grauer» – «гравер». Однако, если в этом слове произвести незначительные изменения, то из «гравера» получится «перчаточник»: grauer – гравер, glouer – перчаточник. Строки приобретают новый смысл – «…Перчаточник противоречит (не соответствует) Натуре (Оригиналу, с которого следовало писать портрет)»…

Не слишком ли мы вольно обращаемся со словами? Могли ли читатели XVII века, как и мы, произвести такого рода замену? Вполне, ведь подобные игры с заменами букв для той эпохи были явлением характерным. В то время поэтическое творчество было неразрывно связано с формотворчеством, поэтому арсенал приемов, позволявших наполнить произведение дополнительным – скрытым, но угадываемым – смыслом, не ограничивался такой простой забавой, как замена буквы. Можно утверждать, что авторы той эпохи были мастерами иносказаний и мистификаций, однако это была своего рода игра, в которой победители не бывали названы, а истина всегда скрывалась. И об этом метко сказал Джордж Бернард Шоу: «Лучше всего сохраняется в тайне то, о чем все догадываются».