Текст книги "Обмасонивание (СИ)"
Автор книги: В. Бирюк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)
Вопрос-ответ. Чисто вербальное общение. Вроде мейла или чата без смайликов. Наукообразную фразу не построишь: ёмкость оперативной памяти у хомнутых... пока до конца дослушают – начало забыли.
Главное – эквивалентность словарного запаса и понимания. Почему иностранец-хирург – нормально, а иностранец-гипнотизёр – нет? Потому что понятия, вкладываемые индуктором и перципиентом в конкретные звуки должны совпадать.
Утверждение: "я – ворона" должно быть понято не как стремление летать и каркать, а как оценка собственной ошибки. Хотя в других культурах... возможны варианты. Про "кукушку трупа" – я уже...
Второе заблуждение – "вот тут она всё и сказала". Она сказала то, что, по её мнению, составляет ответ на ваш вопрос. Типа:
– Изменяли ли вы мужу?
– Нет. Двенадцать раз – разве это измена?
Вспомните искреннее изумление и возмущение Элен Безуховой:
– Да при таком муже и не завести любовника?!
Впрочем – тайны меня не интересовали. Кроме одной. Какая она? Сама. Что думает, чувствует, ценит...
***
– Ты помнишь себя маленькой?
– Да.
– Самое-самое первое воспоминание?
– Весна. Солнце. Тепло. Трава. Зелёная. В ней – голубой цветок. Я бегу по траве, наклоняюсь к цветку. Оттуда вдруг вылезает шмель. Большой. Чёрный. Жужжит. Басом. Кружит перед лицом. Садится на плечо. Ползёт. К шее. Страшно. Вдруг тень сзади слева. Большая. Сразу – прохладно. Шмель пожужжал и улетел. Я смотрю на своего спасителя. Против солнца – не видно лица. Просто – мужчина. Большой. Сильный. Добрый. Спас меня. От шмеля.
– Кто это был?
– Н-не знаю.
– Ты видела его позже?
Пауза с ответом. Неуверенное слабое шевеление тонких белых пальцев по чёрному атласу.
– Н-нет. Д-да. Сегодня. Я стою. Среди зверей. Шмелей. Их много. Злые. Страшные. Тянутся. Жужжат. Хотят укусить. Ужалить. Вдруг – темнеет. Тень. Эти... злые – затихли. Улетели. Потому что пришёл мой... снова, как тогда... спаситель. Защитник. Большой. Сильный. Добрый. В-ванечка.
Последнее слова звучит... неуверенно. Будто оно впервые произнесено вслух, впервые голосовые связки, язык, губы... собрались, осмелились сложиться так, чтобы выдохнуть это имя.
...
Два часа. Вопросы-ответы. Уточняющие вопросы, более детальные ответы.
Попытки запустить цепочки свободных ассоциаций – срываются на втором-третьем шаге. Тупая? – Нет. Очень измучена. Факеншит! Уже и наполненность пульса падает!
Пришлось остановиться. Пусть спит. Завернул в плащ, взял на руки. Ну и куда её? Назад в МКС? – Нафиг! Жалко. Разбудил прикорнувшую в прихожей Цыбу. Выдал первичные инструкции. Сдал девушку под присмотр.
Снова – бегом. Солнце встало, люди проснулись, пошла... орг.работа. Совещание с моими металлургами. Чёрными и цветными.
– Изя... Где Изя? Ты видел образцы иберийской бронзы? Что скажешь?
– Э... с одной стороны нельзя не признать... с другой стороны нельзя не признаться... Ежели вам хочется много, то "нет". А ежели один фигурный болт, то, таки, "да"...
Об иберийской (берилливой) бронзе... Плавили её когда-то. На Иберийском полуострове. Уже с тыщу лет не делают. А вещицы по миру ходят. Вот пару чаш с Саксина притащили. Есть у меня мысли по поводу. Пружинит она хорошо.
Позже.
И др. и пр. Светлое время суток трачу на общение с людьми. Основной, для "Святой Руси", канал получения и распространения информации.
Коллеги, вы можете говорить по 12-16 часов в сутки? Я не про мозги – гортань выдерживает? – Тренируйте. Непрерывный "словесный понос", кристаллизованный (в части идей) и адаптированный (в части туземцев) – главный инструмент прогрессора. Попаданец может и помалкивать, прогрессор – всегда болтун. Иначе ваши идеи будут доходить до населения с задержкой, с искажениями. Что приводит, в конечном счёте, к необходимости больше убивать. А ведь могли бы и просто объяснить...
В послеобеденном затишье, в минуты короткого отдыха, на грани дрёмы, в мозгу вдруг всплыло:
"Чтоб в смертный час рассудок и душа,
Как в этот раз, друг другу
улыбнулись...".
Ваня. что ты выёживаешься? Вихляешься и выпендриваешься? «Жребий брошен, Рубикон перейдён»! Ну и фигли тут шелупоньевые мансы строить? Боязно дитятке, перепужался бедненький? Штаны-то ещё сухие?
"Так жить нельзя. И вы так жить не будете" – так? А это "так" без Боголюбского не провернётся. Или жить в стыде и в башне из слоновой кости, или дело делать.
Значит – мириться с Боголюбским. Хотя мы пока ещё не ссорились.
"Префронтальные зоны" у меня выросли? – Тогда – вперёд. Устраняя опасности упреждающе. Когнитивно и поведенчески. Типа кавалерийской атаки. Иначе, даже пережив этот кризис, буду всю жизнь сам себя уговаривать: а жо поделаешь... выше головы не прыгнешь... да кто ж знал... все так живут... не мы таки – жизнь така...
"Кто хочет – делает. Остальные объясняют почему это ненужно и невозможно".
Факеншит! Я почти всю первую жизнь занимался разработкой того, о чём "остальные" уже аргументировано высказались, убедительно доказали. "Этого не может быть, потому что быть не может". Верю. Но если мне нужно...
Мне – нужно.
Значит – можно.
Дальше – технические подробности. Конкретно с Боголюбским... Хватит страусить! Нужен – "катарсис". Не "консенсус" – мы слишком разные. Но – ясность.
Тогда... надо идти в Боголюбово. Фейс-ту-фейс. Морда к морде.
Страшно. Рискованно. "Покатилась моя голова...". Но – неизбежно.
Факеншит! Улыбайтесь! "Рассудок и душа". Я же предупреждал – обхохочетесь. Под топором.
Тогда...
Идти – с чем-то. С каким-то предложением. Столь... необычным, что оно перекроет и мою... волатильность в отношении Софьи, и неосторожные игры с Ростиславой, и предположения об инциденте в Луках, и... и вообще – выбьет Андрея из его дихотомии: убить женщин и плакать или не убить и тоже плакать.
И, что важнее – меня самого избавит от такого же выбора. Особенно болезненного теперь, когда "её душа обрела плоть".
И чтоб принесло дивиденты! Каждый подвиг должен быть основанием для успешного гешефта! Например, в форме доверия и уважения Суздальского князя. Выраженных в территориальных, налоговых, режимных... благосклонностях.
"Всё тайное рано или поздно становится явным".
Это – наша общая с Андреем проблема. У него "тайна" – похождения Софьи и происхождение его детей. У меня – игры с Ростиславой и моё участие в выживании Софьи.
"Тайн" – не будет. Когда-то. "Рано или поздно". Нельзя скрыть "тайну" – "навечно". Но можно до "очень поздно". Единственный способ обеспечить секретность "тайны" – сделать её невидимой, отсутствующей, неинтересной. "Тайное" не станет "явным", пока никто не знает о его существовании.
Кажущийся простейшим способ – устранение носителей "тайны". Увы, сам факт "устранения" привлекает внимание. А мозгов в этом мире хватает. Будут сформулированы все возможные предположения о причинах "устранения". Включая истинные. А "неопровержимыми доказательствами" – здесь не заморачиваются. Достаточно общественного мнения, народной молвы. Правдоподобности. В рамках святорусского мышления.
Итого: для сохранения нашей с Андреем "таинственности" нужно найти последовательность публичных действий, которые, с учётом искажений "народной молвой", исключат возникновение внимания к "секрету". И убедить в этом Боголюбского.
Факеншит. Мда... Уелбантуренный, однако.
Думай, Ваня. На твою плешь пора уже новую косыночку повязывать – вот повод заработать.
Что потом? Да ты, девочка, и сама знаешь. В книжках читала, от людей сведущих слышала.
Про любовь? – Всё бы тебе про страсти и измены... «Таланы и поклонники», «гордость и предубеждения», «гении и злодейства»... А послушай-ка, красавица, про чисто мужскую любовь. Вообще без женщин. Фи? – Это, детка, зависит от твоего понимания слова «любовь».
Глава 550
В мае 1170 года от Рождества Христова в славный город Санс, что упоминается ещё Юлием Цезарем в его «Записках о Галльской войне» под именем Агединк, по реке Йонне вверх, пришли несколько торговых кораблей. Йонна, в ту весеннюю пору, была полноводна, и купцы без особых забот пристали у подножия холма на правом берегу, где стоит город.
Перекрестившись на церковь Святого Маврикия, чернокожего покровителя торговли, что торчала напротив, на островке посреди реки, гости отправились вверх, по улице, естественно – Гранд Рю, «к Этьену». Среди прибывших, по большей части жителей соседнего Намюра или Парижа выделялась группа светловолосых северян.
– Нормандцы? Немцы? Даны?!
Викинги осаждали Санс в 886-887 годах. Получив огромные отступные от Карла Лысого и разрешение на разграбление Бургундии, они прекратили осаду Парижа и двинулись дальше вверх по Сене в Йонну. Санс – самый северный город Бургундии. Прошло почти три столетия, но память о тогдашней, пусть и безуспешной, полугодовой осаде – жива.
– Нет, русы.
– Новая напасть! Помилуй нас, господи.
***
Городок, несмотря на древность и славность, выглядел... не очень. Ни трёхэтажного дворца архиепископа, ни синодального дворца ещё нет.
А вот собор Святого Стефана, которого здесь называют «Этьеном», уже стоит. Строился одновременно с базиликой Сен-Дени, но построился раньше. Местные говорят – первый кафедральный собор Франции в готическом стиле. Свеженький – освящен шесть лет назад.
Аборигены произносят «Сен-Этьен» с придыханием. На пришлых смотрят презрительно:
– Деревенщина! Настоящий красы не видывали! А мы-то... каждый день божий возле святости обретаемся.
Они правы: внутри – невероятно просторно и светло. Архитектор, следуя Сугерию, выстроил храм с стрельчатым сводом.
В 1130 году собор начинался как нормальный, романский. Строили его без аркбутанов (добавили позднее), профиль здания – относительно широкий и приземистый. А заканчивал его, уже в готике, Уильям Санский. Потом (в РИ) он же перестраивал клирос Кентерберийского собора.
Внутри – скульптуры, барельефы со сказочными существами и сценами из Библии. Знаменита маленькая головка, выглядывающая между колонн в нефе. Кто это – неизвестно.
***
Пришедшие купцы посетили сей дом божий, поклонились богатыми дарами в форме вязанки толстых восковых свечей, привезённых из далёкой и загадочной «Святой Руси», и рассматривали пресловутую «голову подглядывателя», когда один из прислуживающих в церкви монахов, получивший уже денье вперёд, подвёл к ним немолодого человека в скромной одежде небогатого каноника.
– Почтенные, вы просили указать вам достославного Фому Бекета. Он перед вами.
Монашек принял вторую половину платы и удалился. Один из купцов, коренастый, круглоголовый, с загорелой лысиной, окаймлённой коротким седоватым ежиком, недоверчиво осмотрел собеседника, отметил несколько больной вид с опухшими глазами и нездоровым цветом лица.
– Мы рады видеть всемирно известного и во всех странах христианских прославленного архиепископа Кентерберийского. Это огромная честь для нас.
«Ёжик» дёрнулся вверх-вниз в коротком резком кивке без сгибания спины. Также, единообразно и синхронно, изобразили поклон и его спутники. Бекет начал наливаться нездоровой краснотой.
– Не слишком ли много ты позволяешь себе, иудей? Ты опоганил своим присутствием христианский храм, оторвал от дел пастыря, да ещё нагло позволяешь себе не склонять главы, отделываясь каким-то... дёрганьем. Будто надоедливую муху отгоняешь!
Пара церковных служек остановилась в отдалении, с живейшим интересом прислушивались к начинающейся ссоре.
– Увы, экселенц, вы несколько неправы. Таки чуть-чуть. Как у комара. Но – не. Я – христианин. Православный.
И Беня (а это был он) вытащил из-за пазухи здоровенный серебряный восьмиконечный крест (специально тяжёлую хрень на шею нацепил!) и покачал перед носом архиепископа.
– О, боже! Час от часу не легче! Схизмат! В храме Святого Этьена!
И Томас Бекет осенил себя троекратным крестным знамением. Его визави подумал. И повторил жест вместе со своими спутниками. Не вдаваясь в душевные переживания опального иерарха, Беня погнал домашнюю заготовку:
– Я безусловно извиняюсь и нижайше прошу снисхождения Вашего Святейшего Превосходительства. За несгибаемость своей спины. Увы, сия форма склонения главы нисколько не исходит от моего невежества или, не дай бог чтобы вы так подумали, от пренебрежения славнейшим из ныне живущих иерархов Римско-Католической церкви, превзошедшего силой своего духа, твёрдости в вере и ревности к славе и процветанию любимой дщери Христовой, возглавляемой наместником святого апостола Петра на земле, самого Бернарда Клервосского, коий тридцать лет назад в сих стенах предал анафеме проклятых еретиков Пьера Абеляра, Арнольда Брешианского и прочих нечестивых катаров.
И Беня широким жестом обвёл рукой интерьер «Святого Этьена».
***
Сравнение с великим Бернардом, человеком безусловно святым, хотя пока ещё и не канонизированным, вдохновителем Второго Крестового похода, инициатором создания ордена Тамплиеров, учителем римского папы, называвшего своего тиароносного ученика: «нищим из навозной кучи», польстило Бекету.
Вспоминать, что именно «Неистовый Бернард» добился разрешения крестоносцам воевать против ободритов и поморян, что его пламенная проповедь в Кракове была первым общеевропейским призывом к крестовому походу против русских, и чуть не сорвала союз христиан против язычников-ятвягов, что ему принадлежит формула «крещение или смерть», ставшая неотъемлемой частью не только булл Святого Престола, но и частью менталитета Западной Европы на столетия. Применяемая в отношении язычников, православных, мусульман... катаров, гуситов, гугенотов, баптистов... Сейчас это – неуместно.
***
Беня, выдав столь завёрнутую, давно подготавливаемую фразу, попытался вспомнить: «об чём это я?». Вспомнил. И продолжил:
– Смилуйтесь, ваше Святейшество, ибо запрещено нам, под страхом смерти, склонять спины свои перед любым человеком, сколь бы высоки слава или положение его ни были. Лишь перед могилой и святыней дозволено пребывать нам согбенными. Таковы обычаи наши.
– Дикари. Схизматы. Припёрлись из пустынь лесных, куда и свет слова Христова едва доходит. Но и там известны дела мои, – обрадовался в душе Бекет.
Уже более спокойно он поинтересовался:
– Что за нужда привела почтенных купцов в столь далёкие от родных мест земли? Кстати, ты откуда, сын мой?
– Из Всеволжска, святой отец.
– Все... вюоло... жеэска... Совершенно варварское название. Язык доброго католика должен свернуться узлом, что произнести подобное.
– Зовите меня просто Беня из Владимира, Ваше Преосвященство. Цель нашего путешествия – обычные торговые дела. Но сюда мы попали именно из-за вас. Ваша слава столь велика, что мой государь, Воевода Всеволжский, повелел принести вам дары.
И купец начал, было, выкладывать на скамейки поблизости содержимое сумок, принесённых его спутниками.
– Постой. Пожалуй, я приглашу вас в своё скромное жилище. Это недалеко. Не следует возбуждать зависть видом ценностей.
Беня кивнул. Некоторые сложности, возникшие в последнее время между примасом Галлии и Германии, архиепископом Санса и беглым архиепископом Кентерберийским, вынужденным, из-за преследований его братьев-цистерианцев в Англии и Нормандии со стороны Генриха II Плантагенета по прозвищу «Короткий Плащ», короля Англии, герцога Нормандии, Гаскони и Аквитании, графа Анжу, Мена, Тура, Пуату и прочего, покинуть Париж и перебраться в Санс, были широко известны.
Двухэтажный дом, в котором квартировался Бекет, производил снаружи вполне солидное впечатление. Однако внутри на всём лежала печать не только временности проживания изгнанника, готового, уже шесть долгих лет, в любой миг оставить тихую гавань и бежать далее от гнева своего прежнего покровителя, личного друга, короля и противника, но и мета бедности, маскируемая, отчасти, аскетизмом, ставшим неотъемлемой чертой характера великого человека.
***
Говорят, что Томас (Фома) Бекет был простолюдином. Это не так. Его отец родился в семье рыцаря, но двинулся не по военной линии, а по коммерческой. Торговал тканями, скупал недвижимость в Лондоне. Постарался дать сыну хорошее образование. После грамматической школы в Лондоне юный Томас отправился в Париж. Однако знаний в Сорбонне получить не успел – отцовские дела пошли хуже, юноше пришлось вернуться в Англию, подрабатывать писцом.
Сменив несколько мест, он оказался в доме тогдашнего архиепископа Кентерберийского Теобальда. Тот приметил смышленого юнца и стал давать ему ответственные поручения. Выполняя одно из них, Томас посетил Рим. В Италии он задержался на несколько лет, прослушал курсы канонического права и риторики в Болонском университете. Этого хватило, чтобы Теобальд в 1154 году назначил 35-летнего Бекета архидьяконом в Кентербери. Должность не требовала пострига, но придала большой вес в церковных кругах. Вскоре Бекет познакомился с двадцатилетним Генрихом Плантагенетом.
В Англии тогда заканчивалась гражданская война. Мать Генриха Матильда более полутора десятилетий оружием доказывала свои права на престол деда Вильгельма Завоевателя. Её двоюродный брат Стефан Блуаский после смерти своего единственного сына согласился признать наследником племянника. В октябре 1154 года Генрих II стал королём. Юный монарх деятельно взялся за наведение порядка в стране, разорённой войной. В ослабленном государстве усилившиеся бароны понастроили замки, представлявшие угрозу королевской власти.
К концу правления Завоевателя в Англия было две сотни баронов, возглавлявших четыре тысячи рыцарей. После гражданской войны, только незаконных замков было больше тысячи.
С сепаратизмом Генрих развернул яростную борьбу. Ему требовались люди, и архиепископ Теобальд представил ему своего помощника. В январе 1155 года король назначил Томаса канцлером. Начальником маленькой конторы с двумя писцами. Но уже через несколько недель в службе было более полусотни писцов. Канцелярия короля вела активную переписку со всеми крупными феодалами королевства, с соседними владетелями, включая Папу Римского. Доводила новые законы и указы до населения, готовила проекты правительственных решений.
Бекет вёл роскошный образ жизни. Он держал открытый дом в Лондоне, где ежедневно обедали несколько десятков вельмож. Одевался у лучших лондонских портных, его роскошные одежды резко контрастировали с одеянием короля, которому всегда было наплевать на свой внешний вид. Собственных земель у Бекета не имелось, доход он извлекал из своей должности. Генриха это не смущало. Главным для него было то, что дело делалось, а коррупция в Англии XII века – вполне естественна.
Канцлер был незаменимым помощником короля, неутомимым в делах, способным выполнить любое поручение. В 1159 году Генрих вдруг поручил Бекету командование войсками, воевавшими во Франции за Тулузу. «Столоначальник» неожиданно для всех прекрасно справился с поручением – Тулуза пала.
Когда разгорелся конфликт между королём и недавним благодетелем Бекета архиепископом Теобальдом, канцлер однозначно поддержал монарха и добился взимания налогов с церковных земель.
В 1161 году умер Теобальд, и Генрих решил сделать главой английской церкви своего канцлера. Это вызвало яростное сопротивление духовенства – все понимали, что Бекет станет жёстким проводником королевской воли, направленной на сокращение церковных привилегий. Под давлением короля 23 мая 1162 года собрание английских епископов избрало Томаса Бекета архиепископом Кентерберийским. 3 июня он принял постриг и стал главным представителем бога в Англии. Король торжествовал – теперь-то они с Бекетом быстро прижмут всех попов.
Но что-то пошло не так.
Через пару недель в комнату 7-летнего принца Генриха Молодого, который, пока отец воевал во Франции, формально управлял страной, вошёл босой Бекет, одетый в простую рясу, и со словами, что новый сан не позволяет ему исполнять обязанности канцлера, отдал мальчику государственную печать. По Лондону поползли слухи: Бекет питается только чёрствым хлебом, носит под грубой рясой власяницу, выкинул из дома всю мебель и спит на простой скамье, ежедневно приглашает к столу по 30 нищих, собственноручно моет им ноги и раздаёт милостыню.
Слухи подкреплялись фактами. Вместо лишения монастырей привилегий, опытный крючкотвор Бекет приказал пересмотреть все судебные дела за последние сто(!) лет, связанные с отъёмом монастырских земель. Неожиданно для себя церковь стала еще богаче, чем прежде.
Генрих срочно вернулся в Англию. Попытка примирения не удалась – новый архиепископ считал себя равным монарху. Конфликт усиливался: Бекета поддержал народ, для которого церковь и бог были единственными защитниками от государственной машины. Отстаивавший церковную независимость архиепископ вдруг стал народным святым – стали распространяться слухи о его чудесах.
***
Спутники Бени, негромко переговариваясь на своём варварском наречии, без суеты, но энергично отодвинули немногочисленных слуг хозяина, стёрли пыль со стола и лавок и, по кивку «ёжика», начали раскладывать дары:
– Позвольте предложить высокому вниманию Вашего Святейшего Превосходительства. Мой господин счёл возможным послать вам в дар вот эту драгоценную шкатулку из слоновой кости. Резьба, выполненная лучшим мастером далёкого города Дели в Индии, изображает лозы и лианы, пальмы и кипарисы. Мой господин выражал надежду, что вам будет удобно сохранять в этом изукрашенном ларце нечто, дорогое вашему сердцу. Льщу себя надеждой, что отныне и в вашем сердце найдётся уголок для благожелательного отношения к господину моему, Воеводе Всеволжскому. Нынче же в ларце находится несколько безделиц, исполненных нашими мастерами из почти неизвестного в христианских землях сорта хрусталя. Взгляните: вот Иисус в терновом венце, Богоматерь с младенцем на руках...
Подарки были разнообразны. Слуги Бекета в изумлении раскрыли рты и восторженно вздыхали при появлении каждой новой невиданной вещицы. Тесьма с пластинками «твёрдого золота». Такую тесьму можно нашить на тулью шляпы или на обшлага рукавов. Яркое блюдо с двумя кубками из «деревянного золота», ещё один ларец, отделанный пластинками рыбьего зуба и наполненный «камнем китайской жизни»... Бекет шёл пятнами – такое богатство позволит ему не только выплатить, наконец, накопившиеся долги, не только вытащить из городской тюрьмы, попавшего туда за чрезмерную горячность в беседе с магистратом, одного из своих людей, но и утереть нос местному архиепископу. А то заладил: «Я – примас Галлии и Германии! Я – примас...!». Тьфу!
– Монсеньёр! Мы наслышаны о вашем удивительном жизненном пути. Мальчик, родившийся в Чипсайде, ставший богатейшим и влиятельнейшим вельможей Англии... Такой человек просто не понял бы меня, если бы я не преподнёс вам наш, настоящий, исконно-посконный, русский подарок.
Беня вытащил из баула и встряхнул перед потрясёнными зрителями целое состояние – манто из соболей. Далеко не все даже из высших аристократов Европы могут позволить себе такую драгоценность.
Такие вещи не нуждаются в громких расхваливаниях. Кто понимает – тот видит. Бекет был в эту эпоху едва ли не единственным англосаксом, кто понимал в таких вещах.
Купец чуть покачал вещь в руках, позволяя зрителям оценить мягкий, переливающийся, отдающий глубоким, не нуждающимся в назойливой демонстрации, богатством, блеск меха. Чуть сдвинул шерсть, показывая оттенки подшерстка, нежно погладил рукой, вызывая, даже не осознаваемое присутствующими, ощущение тепла, мягкости, уюта...
– Позвольте, милорд.
Беня обошёл стол и накинул на плечи беглому архиепископу манто.
– У меня было похожее. Когда я был канцлером, – чуть слышно произнёс Бекет, осторожно поглаживая столь редкий и прекрасный мех. Но, – голос его отвердел, – сиё есть искушение мирской суеты! Ныне, во дни, когда церковь наша христова пребывает в гонениях и ущемлениях, когда ослеплённые блеском золота, вот таких богатств и роскошеств, владыки земные умаляют силы христовой братии, заступников за грешников перед престолом Высшей Силы, носить таковые одежды...
Бекет пытался снять манто, но Беня чуть придавил мех на его плечах. Да и сам Бекет, хоть и высказал мнение, но в глубине души боролся с искушением оставить эту прекрасную вещь себе.
– Ваш давний друг и нынешний противник, король Английский Генрих имеет прозвание «Короткий плащ». В грядущей, в скором времени, вашей встрече с ним не послужит ли эта прелестная вещица ещё одним аргументом для примирения? Показывая сходством покроя – возможность взаимопонимания, а великолепным редкостным материалом – ваше, Ваше Святейшее Превосходительство, величие духа?
Бекет резко развернулся, чуть не уткнувшись носом в пуговицу кафтана торговца:
– Какая встреча? Откуда ты знаешь? Тебя послали? Ты был в Руане?
Стремительно вырвавшийся поток вопросов смутил самого Бекета. Утрата самообладания вполне показывала степень внутреннего напряжения беглого архиепископа в тянущемся уже шесть лет противостоянии с королём.
– Да, монсеньёр. Конечно, мы были в Руане. Ибо как иначе подняться по Сене от моря? Нет, милорд, меня не послали. Кто я для людей короля? И я – не знаю. Но... если купец хочет остаться живым в дальнем походе... а уж получить прибыль... Нужно нюхать воздух. Воздух Руана намекнул мне... что через пару месяцев Ваше Святейшество пригласят на встречу. С Их Величеством. Для примирения.
Беня неопределённо пошевелил в воздухе пальцами.
– Я... так думаю.
– Это важная для меня новость, Бенджамин из... из оттуда.
– Я рад, что сумел угодить столь великому человеку.
Беня глубоко вздохнул. И перешёл к самому важному:
– Надеюсь, моя скромная просьба пусть и покажется необычной, также как и эти подарки и принесённые мною новости, но не вызовет досады Вашего Преосвященства.
Томас мгновенно напрягся – опять попрошайка. Будет канючить денег, рекомендаций, благословения в каком-нибудь глупом, а то и дурном деле. Хотя... это ж иудей... или схизмат...? Зачем ему благословение католического епископа?
– Эти юноши, – Беня показал на двух парней из своих спутников, – очарованные рассказами о Вашим жизненном пути и просветлённые вашей святостью, подвигами во имя стремления к подножию Престола Небесного и установлению Царства Божьего на грешной земле нашей, упросили меня умолять вас взять их в слуги к вашей милости. Они сильны, понятливы и молчаливы. Они будут достойными спутниками Вашему преосвященству и в дни несчастий, и годы грядущих успехов.
Бекет с сомнением рассматривал молодых людей. Два одинаковых лица. Братья-близнецы. Высоки, светловолосы и светлоглазы. Широкие плечи. Свободная стойка, свойственная богатым купцам и благородным рыцарям. Он сам – сын дворянина, ставшего купцом. Осанка, вбитая в детстве старым рыцарем, другом отца, оставалась с ним и в годы службы архиепископу Теобальду, и в годы дружбы с королём, и при встречах с Папой Римским.
– Воины? Грамотные? Католики?
– Они умеют пользоваться мечом и луком. В конном копейном бою... лучше бы сперва подучить. Владеют германским и славянским наречиями. По гречески – читают. Латынь... есть большое пространство для совершенствования. Вероисповедание – греческое. Труд приведения этих юных душ в лоно святой римско-католический... Они будут счастливы называться крестниками Фомы Бекета.
Уловив нерешительность архиепископа, Беня тяжко вздохнул:
– Я готов заплатить. Серебром. За их пребывание вблизи вашей милости. Как за пеших воинов – по пенни в день. Один год.
Бекет дёрнулся как от удара. Ему ли, оставившего все блага мирские после принятия сана, возжелавшему всей душой своей – очищения святой церкви от стяжательства, сребролюбия, скаредности, торговаться с каким-то иудеем о сребрениках? Требовать платы за «приведение душ в лоно»? Он обвёл взглядом заваленный подарками стол, ощутил на плечах мягкое тепло соболиного манто...
– Как их зовут?
– Хугин и Мунин. Если Вашему Святейшему Превосходительству будет угодно, они с радостью примут новые имена по воле Вашей Светлости.
На другой день, продав десяток круглых стеклянных зеркальц и сотню бусин, Беня и его спутники отправились дальше. А молчаливые Хугин и Мунин приступили к службе в свите беглого архиепископа Кентерберийского.
Сперва им поручали наиболее тупую, тяжёлую и грязную работу. Которую новички выполняли без ропота. Когда же случилось убедиться в их бойцовских навыках, то стали более использовать в качестве охранников и телохранителей. Их стремление к латинской грамоте и католической вере вызывало уважение Бекета, и всячески им поддерживалось. Бывшему канцлеру постоянно не хватало грамотеев. Близнецы – грамотные, молчаливые, умелые, нетрусливые и, что было понятно всем – абсолютно неподкупные из-за их чужести, стали его постоянной тенью.
В июле в Санс прибыл гонец короля Генриха. «Короткий плащ» стал «кротким». Коронация в июне 1170 г. в Йорке старшего сына – Генриха Молодого – королём Англии (коронация наследника при живом правителе – распространённый приём в Средневековье), проведённая архиепископом Йорка и епископами Солсбери и Лондона, обострила конфликт: традиционно процедуру исполняли архиепископы Кентербери. Иное – некошерно.
Бекет подал жалобу неоднократно предававшему его союзнику и руководителю – Папе Римскому Александру Третьему. В тот момент Папа чувствовал себя достаточно уверенно и позволил себе поссориться с Анжу. «Короткому плащу» погрозили интердиктом.
«Плащ» испугался, и 22 июля 1170 года Генрих II и Томас Бекет встретились в Нормандии. Произошло полное и искреннее примирение: архиепископ-изгнанник преклонил перед королём колени, а тот, прощаясь, лично поддерживал стремя Бекета. Бывшие враги договорились, что архиепископ заново коронует Генриха Молодого, а король накажет епископов, поносивших Бекета.
Конфликт улажен? – С такими персонажами...
Томас вернулся из изгнания с триумфом: его и лодку, в которой он высадился на берег, восторженные богомольцы несли на руках до Кентербери.
Решение Папы касалось лишь легальности процедуры коронации. Однако Бекет взялся взыскивать за всё. Отлучение накладывалось им на других иерархов, поддержавших семь лет назад Кларендонские конституции. На чиновников, исполнявших свой долг согласно королевским законам, на владельцев конфискованнго у Бекета, «за растрату и измену», имущества. На «добросовестных приобретателей» поместий, отобранного королём у церкви. Включая и ту недвижимость, которая была взята в казну по его собственным решениям в бытность канцлером...
Церковь, мелкое дворянство и народ – пребывали в восторге. По стране распространялось предвкушение Великой Справедливости. Когда «праведники будут вознаграждены, а грешники низвергнуты».
Церковь, очистившаяся от корыстолюбия, устремившаяся к истинному учению Христа, к братству, любви и справедливости, независимая от короля, не сдерживаемая мирскими законами, казалась им путём к «светлому будущему», к «Царству Божьему на земле». А Томас Бекет, сменивший роскошь вельможи на рубище монаха-аскета, возвратившийся победителем на кафедру Кентербери – маяком на этом пути.
