Текст книги "Характерник (СИ)"

Автор книги: В. Б. Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)

Глава 4

Не успел вернуться в Сечь и разобраться с делами прежнего похода, как неугомонный Сирко предложил мне вновь, сразу после Покрова, вести казаков к османам на чайках, теперь к южному берегу Крыма. Правда, пойдем меньшим числом, чем в прошлом году, будет шесть тысяч бойцов. Пришлось согласиться, отказывать ни кошевому, ни казакам нельзя, подобное в боевом товарищество просто немыслимо. Еще неделю занимался службой, делил дуван, сдал трофеи, пушки и прочее снаряжение в скрабницу. Сразу поручил специально отряженным казакам отобрать и подготовить сотню чаек для новой экспедиции. После, почти весь сентябрь, провел дома среди любимых детей и жен, занимался разросшимся хозяйством, семейными хлопотами. Не мог отказать страждущим в излечении от хворей, хотя времени для него почти не оставалось, части из них пообещал принять зимой, когда буду свободнее.

Только одно событие омрачило наше семейное благодушие, в одно утро в своем старом доме тихо, незаметно ушел в другой мир мой тесть, Аким Никанорович. Ни он, ни Дарья Степановна не захотели перейти к нам в новый дом, подозреваю, что они, смирившись ради счастья дочерей с моим гаремом, не пожелали видеть каждый день своими глазами противное их морали беспутство. Похоронили старого казака достойно, на слободском погосте, прежде батюшка в храме отпел покойного, после помянули от души добрым словом, у меня самого с тестем сложились взаимные уважительные отношения и приязнь. Дарья Степановна разом постарела, потеряла привычную ей живость в движениях и словах, сидела часами на завалинке, уйдя в свои тягостные мысли. После немного отошла, но былая бодрость уже не вернулась, весной следующего года ушла вслед за мужем.

Накануне Покрова вернулся на службу, съездил в скрабницу, принял чайки и снаряжение, с командой казаков-перегонщиков привел флотилию к сечевым причалам. На празднике после молебна в храме вышел с Сирко и другими старшинами в круг. Кошевой объявил о походе и предложил меня походным атаманом, никаких уговоров не понадобилось, всеобщее одобрение казаков само сказало о их выборе. Дальше выступил я, поблагодарил за доверие, рассказал вкратце о предстоящей кампании, велел через неделю прибыть в Сечь. На этот раз мы не стали приглашать казаков со стороны, только сечевые, да и особой нужды в большом воинстве нет, серьезного сопротивления от потрепанного в этом году османского войска не ожидалось. Маршрут знакомый, прошли им три года назад, возможные трудности и опасности нам известны.

Татарские крепости в устье прошли без каких-либо трудностей, после недавнего их взятия и разрушения армией Сирко там только приступили к ремонту башен и ворот, даже цепь поперек Днепра еще не поставили. Когда мы проплывали мимо, татары забились как мыши в норки, боясь, что мы обратим ненужное им внимание. наверное, не один пот сошел с них, пока последняя чайка не минула их. В лимане ситуация сложилась намного серьезнее, там флот вырос против прошлогоднего, одних галер больше двух десятков, малых судов больше сотни. Сила превеликая, да и нас меньше, но обходить вражеские корабли тайком считаю неправильным, нам еще возвращаться с немалым грузом, как я предполагаю. Решаюсь повторить прошлогоднюю операцию, захватить и уничтожить весь османский флот. Так намереваюсь действовать и в последующем, не думаю, что османы будут раз за разом посылать сюда пропадающие неизвестно каким образом эскадры, практически на верную гибель, слишком накладно даже для их огромного флота, да и ужас перед таинственной опасностью также должен повлиять

Моя уверенность в успехе предстоящего боя зиждется на намного возросшей силе моего энергетического поля, еще год назад, до известного всем казакам чуда в море, я чувствовал ауры людей и мог управлять ими на расстоянии до версты, сейчас же вдвое, даже втрое больше, причем силовым ударом мог уничтожить аурную оболочку живых душ на всей контролируемой площади. Можно сказать, что у меня создалось личное оружие массового поражения, но прибегать к нему без особой нужды не хочу, лишней славы и страха у других мне не надо. Решил обойтись только парализующим полем, как и прежде, при необходимости прибегнуть к точечным ударам, как в поединке с неприятельским магом. Сканирую в сигнальном режиме расположение османских кораблей, подозрительных очагов и сгустков силового поля не вижу, приступаю к операции.

Распределил между командирами полков группы вражеских кораблей, наше взаимодействие, потом открыто, среди белого дня вышли из устья на открытую воду. Османы, по-видимому, опешили от нашей наглости, только через несколько минут стали разворачивать свои суда и идти нам навстречу. Пропустил их до безопасной для нас дистанции, взял под контроль экипажи ближних кораблей, по мере приближения и других. Когда вся османская армада застыла перед нами, казаки на чайках обошли ее по кругу, а потом принялись методично, судно за судном, вырезать их экипажи, исключая гребцов-рабов. Понадобилось полдня, пока бойцы справились со ставшей рутинной работой, после перевели рабов и ценные грузы, пушки и припасы на отобранные мною десяток кораблей, а остальные сожгли.

Заночевали здесь же, на месте боя, на следующее утро пошли в открытое море, оставив несколько судов бывшим рабам, пусть идут куда пожелают. Часть из них, около пятисот душ, пристала к нашему войску, перевел их в сформированные из казаков экипажи трофейных кораблей. Как и прежде, перешел со своими помощниками и командой на головную галеру, по-видимому, бывшего командующего османской эскадры, судя по богатому, в шелках и бархате, украшении кают. Шли не спеша, пока срабатывались новые экипажи на галерах и галиотах, да и скорость у них ниже, чем у чаек. Ветер дул не в совсем удобном направлении, почти половину пути прошли на веслах, все же через десять дней дошли к первому выбранному нами порту – Судаку.

Вошли в порт на трофейных судах, не дожидаясь вечера, издали, из гавани, обездвиживаю весь порт, по мере приближения захватываю крепость. Проходим спокойно к причалам, казаки на галерах бравируют на глазах пораженных осман и экипажей торговых судов, они со мной потеряли страх, идут напролом, захватывая охрану порта и суда. Вскоре подошли чайки, всем войском прошли в ворота, уничтожая застывших стражников, дальше растеклись к башням и бастионам крепости. Редкие очаги сопротивления подавлялись залповым огнем стрелков штурмовых групп, а больше просто вырезали всех осман на пути. Два дня грабили город, создалось впечатление, что казаки прихватили все, что возможно, вплоть до гвоздей и посуды. Хорошо хоть, что до убийства жителей не дошло, сопротивляющихся били нагайками, но сабли в ход не пускали, никому не хотелось терять часть добычи, в моем войске такое стало законом.

Почти также захватили крупнейший османский порт – Кефе, почти без жертв с нашей стороны, на грабеж ушло пять дней, забили добром все трофейные корабли, еще пять прибрали из торговых судов в порту. Дальше мы не пошли, другие города и порты не столь богаты, да и взятого имущества больше некуда, тяжело осевшим караваном пошли в обратный путь, с нами на кораблях еще пять тысяч освобожденных рабов всех вероисповеданий и народов, возжелавших покинуть закабаливший их Крым. Шли три недели, после теплого еще моря заморозки в родных краях почувствовали ощутимо, но внутренне грела мысль о скором прибытии домой. В начале декабря пришли в Сечь, разгрузились, отпустили освобожденных рабов, треть из них осела в наших краях, часть вступили в казачье воинство. После раздачи дувана казакам и сдачи войскового имущества и трофеев в скарбницу взял длительный отпуск, почти до самой весны.

Большую часть времени лекарствовал, каждый день принимал дюжину и более больных и увечных, постепенно, со временем я научился восстанавливать некоторые нарушенные функции рук и ног, слуха и зрения, внутренних органов. Конечно, отращивать оторванную конечность я не мог, но снимать паралич или боли при ходьбе и других движениях, возвращать слух и зрение зачастую получалось, они в большей части происходили из-за ущемления и повреждений нейронных связей и нервной системы. С ними я справился после внимательного изучения ауры больных, отклонения ее картины в пострадавших участках от нормального фона. Аккуратными, осторожными действиями соединял поврежденные нейронные цепи, локализовывал пораженные нервные узлы и каналы, а после восстанавливал здоровую структуру. Шаг за шагом, от одного больного к другому мне все лучше давались тонкие операции с со сложнейшей системой в человеческом организме без всяких хирургических инструментов, только энергетическим полем.

О чудесном исцелителе, возвращающим способность двигаться или видеть, пошел слух по свету, ко мне повалили страждущие со всех малоросских земель, от Подолья до Черниговщины, с Молдавии и Галиции, русских воеводств – Белгородского, Курского или Орловского, даже с Поволжья. Наших хат для их размещения не хватило, они поселились в окрестных хуторах и слободе. Чтобы ускорить прием больных и рассеять ненужные надежды, ежедневно утром проводил первичный осмотр прибывших, отсеивал из них пациентов с патологическим разрушением тканей и органов, отправлял обратно, с такими увечьями я бессилен помочь. Остальным назначал день приема и старался вложиться в установленный график, иногда трудился до поздней ночи.

К своему удивлению, особой усталости от тонкой напряженной работы на протяжении многих часов я не чувствовал, только легкое утомление, запасы моей энергии казались неисчерпаемыми. В такой своей форме видел опять же божье предписание, помочь всем людям, нуждающихся в моем лечении. Большим подспорьем стала помощь моих жен, ухаживали за больными, ожидающими приема, убирались в лечебном кабинете и лазарете для выздоравливающих, сами проводили перевязки, готовили настои из трав и корней. Правда, от Кати и Насти помощь невеликая, обе опять на сносях, как будто сговорились, почти одинаковый срок, в мае должны родить. Старшие взяли на себя самые трудные хлопоты, особенно Мария, ассистирует мне в приеме обычных больных, многое уже может, сама почти лекарь.

По дому и хозяйству посильную работу тянут дети, от старших – Андрея, ему исполнилось шестнадцать лет, весной просится в Сечь, и Даши, двумя годами младше, до малышни, дети в казацких семьях приучаются к труду с малых лет, наши не исключение. Все работают с удовольствием, никого принуждать не надо, вообще в нашей большой семье сложилась дружная атмосфера, все стараются помочь друг другу. Так в трудах и хлопотах встретили Рождество, я вновь провел детям елку с дедом Морозом, хороводом, песнями и призами. На Масленицу покатались на санях, ледяной горке, в слободе побывали на ярмарке и потешном балагане, старшие сыновья приняли участие в скачках и взятии снежного городка с призом на высоком столбе. Я им дал своих коней, Андрей среди ровесников стал третьим, а тринадцатилетний Максим даже вторым, получили свои первые награды, дома их мы все вместе отпраздновали.

В марте вернулся к сечевым делам, надо готовиться к новому походу, Сирко еще осенью предложил идти в Крым на северную его часть. За три года после предыдущего ограбления там уже должны нарастить жирок, пора снова пошукать татар. Выход намечен на начало апреля, пойдем с обозом и полевой артиллерией, надо еще их снарядить и подготовить. Тем и занялся, не раз пришлось съездить в скрабницу, пока там собрали все нужное. В последних числах марта в Сечь приехал кошевой и сразу отправил нарочного ко мне, я незамедлительно прибыл на его зов к нему домой. С последней встречи он заметно сдал, даже в движениях чувствовалась слабость и замедленность. После приветствий пригласил за стол, сам тоже грузно присел на лавку а потом, вздохнув, проговорил:

– Иван, принимай на себя бразды, ухожу я.

Не сразу понял его, переспросил: Иван Дмитриевич, о чем Вы? Куда уходите, какие бразды?

Еще раз вздохнув, Сирко разъяснил мне:

– Будем на круге решать, кто будет кошевым атаманом. Сам я уже больше не могу, сил нет, пора мне на покой. Буду у себя в Грушовке пчел разводить, заведу пасеку. Хочу тебя предложить, думаю, казаки согласятся, да и некому больше, никто не может сравниться в воинском деле и походах, даже господь благоволит к тебе.

Я в общем готов был перенять атаманство у Сирко, но не ожидал так скоро, предполагал еще год-другой поработать с ним, набраться от многомудрого и хитрого кошевого опыта правления своенравным и разбойным воинством, ведения немалого сечевого хозяйства, но вижу, ему действительно трудно. Явных признаков болезни в Сирко не замечаю, по-видимому, общая усталость, рад переложить немалый груз на мои плечи. Не стал уговаривать своего учителя, считал и до сих пор считаю старого атамана им, согласился, но казаки сами должны решить с выбором, так и заявил ему. Он лишь усмехнулся, какие могут быть сомнения?

На собравшемся перед походом круге Сирко после приветствия воинства сразу начал речь о невозможности своего дальнейшего атаманства и тут же предложил избрать меня, заявил, что с чистой душой может уйти на покой, передав дела кошевые в такие верные руки. Казаки выслушали своего уже бывшего атамана молча, никто не выразил несогласия. После, когда Сирко завершил свое выступление, еще минуту стояла тишину, неожиданный для многих поворот с высшим своим руководителем, а потом один за другим брали слово старые казаки, старшина, от души благодарили старого атамана за многолетнюю заботу о запорожском воинстве, каждый из них согласился выбрать меня новым кошевым атаманом, высказали немало добрых слов в мой адрес. После кошевой, собрав свои силы, зычным голосом подвел итог выступлений:

Братья казаки, согласны ли вы выбрать кошевым атаманом славного казака и воителя Свирькова Ивана Лукьяновича?

Тут же раздался на весь круг дружный ответ: – Согласны!

Кошевой медленно, торжественно повернулся ко мне, все также громко, на весь круг, продолжил:

– Иван Лукьянович, запорожское воинство выбирает тебя кошевым атаманом! Прими атаманские клейноды!

Поднял высоко правую руку с атаманской булавой, отделанной ценными камнями, несколько секунд подержал над головой, а потом вручил мне, после передал личную хоругвь, войсковое знамя из рук хорунжего, печать. Я также торжественно принял регалии атаманской власти, обратился с речью к казакам, поблагодарил их и Сирко за великую честь, поклялся приложить все силы на процветание и возвеличение воинского братства. После указал, что дальше будет идти уже принятым чередом, сейчас у нас первым делом поход в Крым на извечного врага, разъяснил особенности и условия его проведения, дал три дня на подготовку личного снаряжения и коней, ответил на вопросы казаков и распустил круг. В канцелярии весь день принимал от Сирко документы и другие дела в присутствии войсковых судьи и писаря, после он сдал мне дом кошевого, уже под вечер, тепло распрощавшись со мной и казаками, пришедшими проводить его, отбыл с почетным сопровождением в свое село Грушовка за десяток верст.

В оставшиеся до выхода в поход дни разбирался с войсковым писарем и казначеем состоянием сечевых дел, архивными и учетными документами, финансовыми отчетами. В прежней жизни особо не вникал в делопроизводство, только иногда помогал отцу заполнять формуляры, гроссбухи и отчеты по его роте. Но даже с малыми знаниями по ведению документации и учета мне едва ли не сразу стало понятно, что в сечевой канцелярии с ними, мягко говоря, обстоит не очень хорошо. Никаких актов приема или сдачи ценностей, кроме каракулей в ведомостях, нет других отметок о денежных и материальных движениях, наличии остатков имущества с их описью, и еще многого другого, свидетельствующих о не паханом поле в наведении здесь порядка. Думаю, после возвращения с похода надо хорошо продумать и твердой рукой, но аккуратно, не ломая дров, вводить новую систему материально-финансового и прочего учета.

На время моего отбытия из Сечи замещать меня будет войсковой судья, такой порядок установлен издавна, особых поручений у меня к нему нет, Стефан Белый сам прекрасно разберется с текущими заботами. Передал ему печать, знамя, себе оставил булаву и атаманскую хоругвь, в день выхода распрощался со старшиной, оставшейся в Сечи, после в сопровождении есаула Крыловского, других помощников отправился в лагерь на левом берегу. Здесь собралась немалая сила, вместе с прибывшими на мое приглашение казаками с правобережья и других казацких земель, числом почти тридцать тысяч бойцов. Даже поразился такому отклику на мой призыв, реально рассчитывал на 12-15 тысяч, но не беда, боевой работы и добычи на всех хватит, просеем весь Крым от западного побережья до азовского, на юге до Крымских гор.

Наш поход в Крым к татарам занял почти три месяца, вначале прошли по Дикой степи до Кубани, перехватывая стойбища (улусы) татар-ногайцев и захватывая их скот, коней и ценное добро, отправили караваном под охраной в Сечь. Самих ногайцев вырезали безжалостно, детей, женщин, стариков тоже. Дальше приступом заняли Перекопский вал и крепости, вышли в степную часть Крыма, там разошлись тремя армиями. Восточную под командованием полковника Ивана Стягайло направил брать крепости и поселения на азовском побережье до самой Керчи (Ени-Кале). Западную армию возглавил есаул Крыловский, на нем все западное побережье до Херсонеса на юге. Сам же с центральной армией взял Акмесджид и Бахчисарай с окружающими крепостями, а затем прошел частой гребенкой по степи, вырезая татарские стойбища бейликов (княжеств) Ширин и Мангыт.

В конце июня вернулись в Сечь, ведя и везя с собой не только богатую добычу, но и почти десять тысяч освобожденных рабов, а также три тысячи ремесленников – кузнецов, литейщиков, медников, ювелиров, плотников, каменщиков, оружейников, кожевников, ткачей, сапожников, гончаров из армянских, греческих, еврейских кварталов и поселений. Их я и мои помощники наняли уговорами и посулами, кого-то увели насильно, вместе с семьями. У меня сложились свои планы по развитию ремесел в Запорожье, положить начало сельскому и промышленному производству. По отчету казначея главную статью дохода Сечевого братства составляет добыча в грабительских походах, собственных источников почти нет, если не считать подати от шинок и корчмы за винную продажу, дани от перевозов через пороги, а также царское хлебное и денежное жалованье. Своего производства и ремесел, кроме как в самых насущных потребностях, тоже нет, нужные вещи и товары привозятся из Слобожанщины или добываются в грабежах.

В Сечи на круге перед раздачей дувана объявил свое намерение создать в Запорожье собственные ремесла, привлечь мастеров и охочих людей со всех земель к нам, будем богатеть не только походами, но и мирным трудом поселенцев. Казачье общество призадумалось, дело новое и непривычное, после заинтересовалось, стали задавать вопросы, что будут иметь с этого, об отношениях с пришлыми людьми, положении казаков среди них, много других. На часть вопросов ответил сразу, на остальные перенес в последующие Рады, но объяснил, что их интересы не пострадают, напротив, станут лучшими, новые доходы поднимут достаток казацких семей. Почесав свой затылов, погладив оселедец, казаки согласились, да и доверие ко мне сказалось, дали добро на новое обустройство Запорожья, расходование войсковой казны по моему усмотрению.

Сразу после круга собрал старшин, куренных атаманов, сотников у себя в канцелярии, объявил задачи в новом деле, дал каждому задание. Сразу предупредил, что в этом году нового похода не будет, все силы товарищества направим на строительство и обустройство поселений и хуторов для переселенцев, мастерских и производств, до холодов надо закончить с ними. Назначенным помощникам по набору будущих поселенцев указал, что они должны посулить благополучие и безопасность от имени Сечи, сами же выстроим вокруг новых поселений дозоры и пикеты, заставы, где будут жить и служить сечевые казаки. Вместе по карте определили места будущих населенных пунктов, объем строительных и других работ, необходимых материалов, мастеров, примерные сроки. В завершении совета привел довод, что считаю выполнение поручений как боевых заданий, за неисполнение взыщу по всей строгости.

Первыми поселенцами стали освобожденные рабы, пришедшие с нами, большинство из них остались в Сечи, уговорили всеми посулами, а также мастера-ремесленники. Срочно всем миром построили им жилища и мастерские как мазанками, так из камня и дерева, материалы везли из Слобожанщины, часть готовили сами. В районе будущих месторождений, о которых я смог вспомнить – Васильевского, Никопольского и Токмакского, – приглашенные рудознатцы нашли конкретные места выхода железных руд, а также гранита, огнеупорной глины, каолина, здесь мастера-литейщики приступили к возведению печей. Уголь для них обозами везли из-под Черкасс, послал разведчиков искать его ближе, в район Лисичанска, будущего Донбасса. Постепенно, поселок за поселком, хутор за хутором, в степных раздольях Запорожья начали расти будущие промышленные центры и сельские угодья, народ в них прибывал все увеличивающимся потоком с Малороссии и Поволжья, русских воеводств.

К концу осени пошла первая продукция с наших мастерских, пусть еще в малом объеме, железо и изделия из него, льняные, пеньковые и шерстяные ткани, кожа, обувь, керамическая и деревянная посуда. На освоение нового дела мы выдали мастерам ссуды из воинской казны, нарезали им немалые земельные участки, их дома и производственные строения ставились за счет Сечи. Такими условиями привлекли ремесленный народ со всех краев из свободного сословия и беглых крепостных. Много пришло к нам охочих осесть на плодородную землю, растить пшеницу, рожь и ячмень, разводить скот, птицу, мы им также помогли с начальными вложениями в первый год, встать на ноги, чтобы потом обеспечить как свои нужды, так и всего Запорожья в хлебе, мясе, других продуктах.

Мне самому много пришлось поездить, в Киев и Чигирин к Ромодановскому, в Батурин к Самойловичу, решать с ними полюбовно претензии с переманиванием людей с их земель, убеждать в преданности интересам Московии, царю Федору Алексеевичу. Постарался найти общий язык с другими боярами и воеводами, генеральной старшиной, выторговывал привилегии и льготы казакам Сечи в обмен на обязательство защиты южных рубежей и участие в военных кампаниях. В обоих побережьях, Подолье, Чигирине, Слобожанщине находил своих сторонников, привлекал взаимными связями и походами, помощью в общих делах, поддержке их интересов. Приходилось лавировать между двумя гетманами, пытаясь снять напряжение в их отношениях, также как и между Речью Посполитой и Московским государством, искать компромиссы. Как-то невольно я стал в какой-то мере посредником между ними, помогал решать разногласия и конфликты, возможно, толика моих усилий сказалась в том, что в последние два года обошлось без войны между сторонами.