Текст книги "Характерник (СИ)"

Автор книги: В. Б. Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 32 страниц)

Глава 13

После Сучавы мы вошли в Восточные Карпаты, продвижение в горах заметно замедлилось. Нередко в ущельях и на перевалах османы устраивали засады, каменные обвалы, огневые ловушки. Атаман приказал усилить наши дозоры, они шли не только впереди войсковой колонны, но и на опасных участках по вершинам отрогов, выискивая затаившегося неприятеля. Таким образом мы дошли до Черновцов, небольшого городка с крепостью на правом берегу Прута. В прошлом году его заняло объединенное войско осман и татар, они основательно разорили город, а после ушли, оставив небольшой гарнизон. Мы взяли крепость за два дня, османы не смогли оказать серьезного сопротивления нашим штурмовым группам. После начался грабеж местного населения, казаки ничем лучшим от осман и татар не отличились, также отбирали ценности, убивали и насиловали.

Опустошив город, переправились на левый берег и направились к Хотину, последней крепости по нашему маршруту. Он тоже расположен на правом берегу, только другой реки – Днестра, укреплен намного больше других крепостей в Молдавском княжестве. Здесь не раз происходили сражения крупных армий Речи Посполитой и Османской империи, крепость разрушалась, вновь выстраивалась, становясь все мощней и вооруженней. Сопоставим с Измаилом, также окружен глубоким рвом и высоким валом, внушительные каменные стены, десяток орудийных башен со множеством пушек, в гарнизоне около пяти тысяч осман. В громадных подвалах накоплен большой запас продовольствия, других припасов, рассчитанных на длительную осаду.

Как и при взятии Измаила неделю обстреливали бастионы, готовили фашины и лестницы, после, когда выбили всю артиллерию врага, проломили ворота, приступили к штурму по всему периметру крепости. Полки согласованно, расходясь и вновь группируясь, преодолели ров и вал, захватили стены, пробили заслон у разбитых ворот и растеклись по городу, сноровисто выбивая огнем и саблями отряды осман, отчаянно защищавших каждый участок своей обороны. К вечеру весь город был очищен от неприятеля, пошел грабеж более зажиточного, чем в Черновцах, населения. Атаман не торопил казаков, они за два дня до нитки обобрали весь город, да и в крепостных складах и арсеналах нашлось немало трофеев, всего добра набрали более чем на 300 повозках.

В конце сентября, после почти двухмесячного похода по занятым османами землям атаман дал команду возвращаться домой. Наша колонна, растянувшаяся из-за обоза на добрые пять верст, переправилась по мосту около Хотина на левый берег Днестра, взяла курс на юг, вдоль реки. Идти напрямую через Подолию и Правобережное Приднепровье не стали, в этих краях еще остались немалые силы осман после раздела бывших земель Речи Посполитою Бучацким договором на установленных им рубежах, от Каменец-Подольского до Львова. А на Правобережье сейчас правит гетман Дорошенко, с которым у атамана непростые отношения, меняющиеся от союза к вражде, особенно в последние годы, когда кошевой поддержал его противника, другого Правобережного гетмана Ханенко. Так что от греха подальше Сирко решил идти вдоль Черноморского побережья, ранее уже очищенным нами от осман и татаров.

Обратная дорога заняла месяц, уже занялись осенние дожди, обоз вяз в грязи, пришлось всем войском впрягаться и вытаскивать застрявшие повозки, и так почти половину пути. Схваток с неприятелем не произошло, редкие османские и татарские отряды торопились уйти в сторону, завидев преогромное казацкое войско. Османские крепости на Днестре мы сами обходили, а их гарнизоны не пытались преследовать нас, наверное, были рады, что опасность минула их. Добрались по Днестру до Тягиня, он все еще стоял с разрушенными башнями, османы, пришедшие на смену павшим, успели только поставить новые ворота. При нашем появлении они забегали у ворот, закрывая их, и на стенах, наверное, молились Аллаху, прося милости и защиты, а мы проследовали мимо, не приближаясь к крепости. Дальше повернули в сторону Буга, переправились выше лимана, вдоль Ингула вышли к Днепру, еще через три дня прибыли в Сечь.

Невзирая на наступившую ночь, наметом поскакал к родному дому, еще через час обнимал любимую жену, дочь, не стал только поднимать спящего сына. Потом одарил всех домочадцев, собравшихся в нашем доме, заморскими подарками, рассказывал о прошедшем походе, в каких местах мы побывали, о тамошних людях и нравах, о горах, моих подвигах, еще о многом другом. Отвечал добрые два часа на сыплющиеся вопросы, даже устал, пока тесть не пожалел меня, положил конец расспросам, пора, мол, и честь знать, дайте отдохнуть вернувшемуся казаку. Уложил уснувшую у меня на руках дочь, а потом отдался любви и страсти к родной жене, долгая ночь пролетела как мгновение, уснули только на рассвете, уставшие и счастливые.

Оставшуюся часть осени и всю зиму наслаждался мирной жизнью в кругу своей семьи, мне как семейному казаку дали отпуск до самой весны. С удовольствием игрался с детьми, сильно подросшей Лизой, непоседой и говоруньей, тетешкался с Петей, уже пытавшимся встать в манежке на ножки. С третьим ребенком уговорил Катю подождать, убедил, что рожать каждый год ей будет во вред, отложили до следующего года. Мои ласки детям, которые я выражал открыто, ни от кого не таясь, вызвали некоторое недоумение у окружающих, в запорожских семьях не принято казакам даже брать на руки детей, растят их в строгости, без особой привязанности к родителю. Такое отношение связано с суровой казацкой долей, он может не вернуться с похода, как произошло с братьями Кати Семеном и Артемом, погибшими под Тягиню, так дети не должны сильно горевать. Но я пренебрег подобным устоем, радость детской любви для меня превыше.

Каждый день принимаю больных и увечных, прознавших о моем возвращении, они съезжаются с разных уголков Запорожья и Слобожанщины, приезжают из Правобережья. Казаки оттуда, бывшие со мной в последнем походе, наговорили им о лекаре-чудодее, возвращающим к жизни даже с того света. Тесть выделил для размещения больных хозяйственные постройки, как-то приспособили их, но, думаю, надо мне построить отдельный дом для излечивающихся, вроде больничного стационара. Хорошо помогает мне Катя, ухаживает за пациентами, убирается в приемной палате, может сама перевязать, оказать первую помощь, я провел ей обучающий курс как казакам-санитарам. Своим ласковым и заботливым уходом заслужила признательность подопечных, они уважительно называют Катю матушкой, несмотря на ее еще юный возраст, благодетельницей.

Плату за лечение, как и прежде, не назначаю, больные сами одаривают чем могут, в нашем доме уже скопились груды всякого добра, продуктов, у жены на базу целые стаи гусей, кур, три коровы, два десятка овец, полный свинарник поросят. Большую часть подношений от больных раздаем семьям Семена и Артема, Марии, потерявшим своих кормильцев. В нашем хуторе только двое мужчин, тесть и я, всю мужскую работу берем на себя, нередко помогают нам родственники пациентов, стараются услужить мне. Так и живем вместе, большой общей семьей, дети тоже водятся вместе. Катя, когда приготовит кушать, зовет к столу всю ораву, они с азартом и соревнуясь сметают все угощение, ложки так и летают над чашками, наша Лиза старается не отставать от них.

Частицу своего тепла отдаю всем детям, в свободные от приема пациентов время играю с младшими, вырезаю им игрушки, утешаю от слез обиды или боли, старших учу мастерить нужные в хозяйстве поделки, даю уроки рукопашного боя и владения оружием, конной выездки, как когда-то учил меня наставник. Неожиданно для себя стал отцом почти десятка малышей, которые вслед за Лизой стали называть меня татой, папой, ласкаются ко мне, бегут ко мне со всякими детскими заботами, обидами и радостями. Я не обижаю их, обнимаю, стараюсь разобраться и помочь им в очень важных для них хлопотах. Они за малостью лет уже забыли о своих погибших отцах, я стал им близким и заботливым родителем. Их матери, глядя на меня, заботящегося о детях, украдкой смахивают слезы, но не противятся тяге малышей ко мне, даже зачастую так и говорят им: Попроси тату, – или: Спроси у тату.

Нежданно-негаданно возникла проблема с вдовицами, вслед за детьми сами возжелали моего внимания, мужской ласки. Аксинья, вдова Семена, разбитная казачка лет тридцати, прямо в лицо заявила мне:

– Ваня, ты детям заместо отца родного, может, и нам с Настей подсобишь в нашей бабьей нужде, заменишь наших мужей. Не бойся, с Катей мы говорили, она не против, если ты дашь нам капельку своей ласки.

Настя, вдова Артема, это на их свадьбе я познакомился с Катей, стояла рядом со старшей подругой, смущенно молчала, даже покраснела от слов Аксиньи, но не возразила, по-видимому, согласная с такой просьбой. Вот не думал, что пожалев малых детей, теперь придется решать с их матерями, почувствовавшими мое мягкосердечие, но мне гарем не нужен, да и подобный блуд не приветствуется товариществом. Отвечаю, подбирая слова, стараясь не обидеть молодиц, и так лишенных судьбой женского счастья:

– Аксинья, Настя, не обессудьте, но на такой проступок я не пойду, не по-божески и против моей совести. Может быть, вы еще встретите свое счастье, но со мной его не будет. У меня все, больше об этом говорить не будем.

Поворачиваюсь и иду к себе в дом, говорить с Катей, на что же она шла, уступив нахальной Аксинье. На мое отчитывание, что кроме нее никто мне больше не нужен, жена только отвечала, что ей жаль подруг, меня не убудет, а им перепадет хоть немного бабьего счастья. На мои слова, что может они еще найдут свою долю, Катя только грустно улыбнулась, а потом сказала:

– Ваня, посмотри вокруг, в половине домов нет молодых казаков, сгинули в чужих краях. Кому теперь нужны вдовы, когда уже подрастают юные девицы, казаки у них нарасхват. Ты же знаешь, что я тоже была вдовицей и какая доля меня ждала бы, если господь не даровал бы тебя. И я готова поделиться счастьем с такими же, кому не так повезло.

На этом между нами разговор завершился, больше не возвращались к этой теме. А ночью, когда я заснул после недолгого к удивлению занятия любовью, сквозь сон почувствовал женскую руку на своем органе, подумал, Катя еще хочет. Поддался призыву, вновь стал покрывать свою супругу, как потом понял, что это не Катя, незнакомое тело, даже запах чужой, но не смог остановиться, продолжил совокупление. После, когда все закончилось, услышал довольный смешок Аксиньи, она оделась в потемках и ушла. Утром не мог смотреть в глаза Кате, чувствую себя предателем, а она только улыбнулась, прижалась ко мне, прошептала: Все хорошо, Ваня, не переживай.

На следующую ночь история повторилась, заснул с Катей, проснулся на чьем-то женском теле, мой орган уже в нем, а сам я усердно тружусь под стоны неизвестной пассии, предполагаю, Насти, в полной темноте и не разглядеть. Так продолжалось почти каждую ночь, утром все делали вид, что ничего не произошло, только довольный вид одной из молодиц подсказывал, кто побывал в постели у меня. Кроме Аксиньи и Насти в наши любовные игры вступила и старшая сестра Кати, Мария, я сразу почувствовал "новенькую" по располневшему, но все еще полному сил и желанию телу, с жадностью набросившемуся на меня. После соития Мария не ушла сразу, как другие, попросила еще раз, я пожалел ее и повторил, да не раз, измучив ее до изнеможения.

И в дальнейшем она оставалась дольше других, после любовных занятий мы еще говорили о многом, здравомыслие Марии и ее опыт взрослой женщины давали мне много познавательного из жизни запорожцев. У нас с ней завязалась дружба, если так можно назвать чувство близости душ и интересов, взаимной симпатии. С другими молодицами у меня такого не сложилось, только жалость и физиологические связи. О наших отношениях, по-видимому, стали догадываться родители, особой тайны для них ночные походы молодиц ко мне не составили. Они вслух не высказывали свои подозрения, слова укоризны мне, снохам или дочери, только иногда Дарья Степановна горько вздыхала, наверное, вспоминала погибших сыновей. Да иной раз замечал лукавый взгляд тестя, с которым он смотрел на меня при встрече, как мол, казак, справляешься?

Так в трудах, и днем и ночью, прошла зима, начало весны, в первых числах апреля нас созвали в Сечь на новый поход, на сей раз в Крым. Путь не простой, в отличии от прошлой экспедиции по плодородным землям черноморского побережья и Молдавии, он пролегает по сухой, почти без рек и других водоемов степи, нехватка воды едва ли не главная забота проходящего здесь войска. К тому же этот край полон ногайскими татарами, они кочуют здесь своими стойбищами-улусами, так что встретиться с ними можно в любой момент. Ногайцы представляют серьезную угрозу, небольшими отрядами налетают из засады в балке или из-за холма, обстреливают несколькими залпами стрел и также стремительно скрываются. Ловить их в степи все равно, что ветер, им знакома здесь каждая складка, да и опасно, заманят под дождь стрел своего войска, они мастера подобных ловушек. Могут еще пожечь сухую траву на нашем пути, в выжженной степи ни людям, ни коням нет пропитания и воды.

Лучшее время для похода в Крым именно сейчас, в апреле, в степи от недавних снегов и дождей воды достаточно, обильная трава в полном росте и неприятелем сожжена быть не может. В Крыму прошлым летом был богатый урожай, так что там наше войско в хлебе нуждаться не будет. В лагере на левом берегу собралось казаков более пятнадцати тысяч, атаман собирается идти до самой столицы крымского ханства – Бахчисарая, брать богатые города и крепости в западной части полуострова. Каждый из нас одвуконь, с полным снаряжением, вместе с нами идет обоз с припасами, полевая артиллерия. Вышли из лагеря ранним утром, дорога вязкая, местами еще не просохла после снега, приходится на сырых участках вытаскивать тяжелые пушки из грязи. Движемся вдоль берега, наш путь проходит до Ислам-Кермена, от него повернем на восток к Перекопу.

Идем общей колонной, полк за полком, скорым маршем, насколько позволяет обоз, каждый день проходим 30 верст. За пять дней дошли до татарской крепости, но не стали приближаться к ней, отвернули в степь. Татарские разъезды пока еще нам не попадались, но мы идем осторожно, высматриваем возможные засады, наши дозоры прочесывают все подозрительные участки по нашему пути. Первая встреча с неприятелем в степи случилась на второй день, татары ждали нас в балке, но, обнаруженные передовым дозором, выскочили из нее, обстреляли наших разведчиков и поспешно ретировались. С этого дня нападения татар происходили ежедневно, чем ближе к Перекопу, тем чаще, но вступать в сражение не стали, по-видимому, решили встретить нас у крепости.

У Перекопа весь перешеек перекрывает высокий земляной вал протяженностью восемь километров, возведенные еще римлянами. Татары укрепили его, поставили на нем три крепости, главная из них Ор-Капы, вместе с другими, Арабат и Ени-Кале, запирает проход в Крым. Перед ней несколько глубоких рвов, стены высокие, сотня пушек на башнях и казематах. Татары расположились как в крепостях, так и по всему валу, всего их здесь около пяти тысяч, есть еще отряд янычар, их еще три тысячи. Укрепление серьезное, но вполне нам по силам, после Измаила и других взятых османских крепостей. Встали мы лагерем напротив главной крепости, как обычно, первыми вступили в дело гармаши, остальные занялись фашинами и лестницами, материал для них предусмотрительно привезли с собой.

Нашим канонирам понадобилось пять суток для подавления вражеской артиллерии, перед рассветом казаки пошли на приступ, преодолели один за другим рвы, вышли на вал, поднялись на стены, пробили заслоны в воротах. Весь штурм прошел сноровисто, без особых задержек, бойцы действовали четко и согласовано, стрелки выбивали защитников, штурмовые отряды занимали укрепления. Через два часа противник был отброшен от внешней стены, бои перешли на внутренние укрепления, малую цитадель. Вход в нее тоже пришлось разрушать пушками, а потом вновь штурмовать и выбивать отчаянно сопротивляющееся янычарское войско. Закончили со взятием Ор-Капы только к ночи, провозились с ним дольше, чем с Измаилом, наших потерь также больше, свыше двух тысяч. Спасли жизни большинства раненых усилиями санитар и лекарей, находившихся во время сражений едва ли не в передовых рядах.

Брать остальные крепости на валу не стали, только выбили в них артиллерию. Оставили в захваченной твердыне два полка, удерживать ее до нашего возвращения, всем остальным войском продолжили марш к западному побережью. Первым у нас на пути стоит Гёзлев, за ним Акмесджид, Бахчисарай, самые крупные и богатые города Крыма, если не считать расположенные на южном побережье, за Крымскими горами, они принадлежат османам. Полевых войск по нашему маршруту не оказалось, так что обошлось без крупных сражений, хотя нападения небольших татарских отрядов продолжались. Основные силы неприятеля собрались в самих крепостях и на подступах к ним, особенно у Бахчисарая, резиденции хана Селим-Гирея I, самое ожесточенное сопротивление следует ожидать здесь.

Гезлев мы взяли за четыре дня, больших трудностей с его захватом не испытали, не столь укреплен, да и гарнизон поменьше, чем на Перекопском валу. Добычу же в этом портовом городе взяли богатую, на складах у купцов, в домах состоятельных жителей, не только татар, но и евреев, греков, армян. Почти весь обоз загрузили захваченным добром, под охраной одного из полков отправили к Перекопу, сами же налегке, только с артиллерией, направились к Акмесджиду, через неделю добрались ло него. Крепость здесь такая же, как в Гезлеве, не очень защищенная. Похоже, татары рассчитывают больше на Перекопские крепости, строят их на века, особенно Ор-Капы, внутренние же крепости намного слабее. Справились также, как и с предыдущей татарской твердыней, без особого напряжения и потерь. За два дня после взятия казаки основательно разграбили город, собрали много добра, правда, поменьше, чем в Гезлеве, на реквизированных у местных купцов повозках собрали еще обоз с добычей.

На подступах к Бахчисараю у крепости Салачик, запирающим вход в долину со столицей, нас встретило спешно собранное ханом войско численностью 12000 человек, командует им сам Селим-Гирей I. На безопасном удалении от татар спешно стали строить редуты по всему фронту неприятельского воинства, отбивая наскоки отдельных отрядов татар. Основные их силы стоят у стен крепости в ожидании нашей атаки, ситуация подобная сражению с османским войском под Тягинью, когда мы разгромили вдвое превосходящие силы противника, сейчас же противостоящие рати почти равны, у нас 11000 бойцов. Выстроили редуты, поставили там полевые пушки, оставили усиленные сотни с большим запасом боеприпасов. Остальное войско отошло на дистанцию выстрела пушек, казаки-драгуны встали сплошным линейным строем с резервным строем на флангах, чуть позади конница, за ними на огневых позициях наша полевая артиллерия.

Сражение начали гармаши огнем из полевых пушек в редутах. Первым же выстрелом они поразили вражеские позиции у стен крепости, следующими залпами усиливая потери татар. Долго они не выдержали, бросили свою конницу на редуты, за ними пешую рать, рассчитывая массированной атакой подавить наши огневые бастионы. Гармаши перевели огонь на приближающегося врага, стрелки же, подпустив его на дальность поражения, накрыли залпами из самострелов, их помощники тут же принялись перезаряжать ружья. Потеряв едва ли не треть наступавших, татары отступили, их пехота, набранная из насильно мобилизованных горожан, просто бежала беспорядочной толпой. Спустя немалое время неприятель повторил атаку конницей, обходя по флангам редуты и окружая основной наш строй. Ее встретила огнем полевая артиллерия, а после залпы флангового строя, довершили разгром конные казаки, порубив остатки неприятельской кавалерии.

Потеряв почти половину своего войска и большую часть конницы, татары спешно стали отходить в долину к своей столице под прикрытием крепости, мы же подступили к Салачику, принялись выбивать его артиллерию. Штурмовать саму крепость не стали, у нас впереди более привлекательная цель. В течении двух дней гармаши покончили с крепостной артиллерией Салачика, открыли доступ в долину, все наше войско устремилось к Бахчисараю. Осадили крепость с запертыми в ней остатками татарского воинства, приступили к привычной работе со взятием твердыни. Через пять дней разбили укрепления и артиллерию крепости, перед рассветом пошли на приступ по всему периметру крепостных стен. Бои в столице шли больше суток, на бастионах и внутренней цитадели, во дворце хана, за каждый дом и улицу. Самого повелителя в крепости не оказалось, со своими приближенными и гаремом успел уйти в горы.

Взятие Бахчисарая обошлось нам большими потерями, почти три тысячи погибших и раненых, подобные жертвы в одном бою у нас были только при штурме Тягиня в позапрошлом году, когда погибли Семен и Артем. Но и татар в крепости было немало, около восьми тысячи, если не умелые действия наших штурмовых отрядов, то потерь оказалось бы намного больше, сопротивлялся враг отчаянно, даже ополченцы. После трудного боя мы задержались в татарской столице неделю, хоронили погибших товарищей, поправляли здоровье выживших, собирали огромные трофеи. В середине мая, взяв все нужное и ценное, отправились в обратный путь, задачи похода нами исполнены сполна, возвращаемся с на редкость богатым дуваном.

Для меня он не стал обычным, атаман доверил мне командование одной из сотен нашего куреня, с самого выхода в поход я проводил время с моими соратниками, на стоянках и в дни отдыха налаживал с ними взаимодействие, отрабатывал новые тактические приемы, после в боях бился с ними плечом к плечу. Начальные трудности командования мне помогли преодолеть куренной атаман, сам кошевой, подсказывали, поддерживали мои задумки, ободряли и хвалили за первые успехи. И я сработался со своими казаками, у нас от сражения к сражению все лучше налаживалось взаимопонимание, в последних битвах наша сотня отличилась четким и скорым выполнением заданий, самыми малыми потерями во всем войске.

Подозреваю, что Сирко пошел на такой рискованный шаг с моим участием в боях с какими-то далеко идущими планами, возможно, я представляю для него особую ценность как боевой командир, не только талантами лекаря и характерника. Решение атамана вначале вызвало недоумение у старшин и бывалых командиров, доверить сотню юному казаку, едва достигшему двадцати лет, да еще без особого воинского опыта, но из уважения к кошевому приняли меня доброжелательно. А потом, когда моя сотня повела бои не хуже других, даже отличилась в последних сражениях, стали относиться как к равному, с полным уважением. Отношение казаков сотни ко мне тоже изменилось, настороженное внимание ко столь юному командиру сменилось на признание даже у самых старших, ходивших в походы не один десяток лет. Лекарством я также занимался, после боя брался за самые трудные операции, даже те, которые раньше считал безнадежными, нередко с положительным исходом, сказались мои растущие умения и способности.