Текст книги "Серебряные крылья"
Автор книги: В. Кузнецов
Жанры:
Военная история
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)
Самолет мягко касается полосы и заканчивает пробег.
С давних пор среди командиров существуют противоположные точки зрения на то, должен или не
должен руководитель полетов подсказывать летчику. Одни считают, что подсказки – великий грех, что
они приводят к излишней опеке и сильно вредят воспитанию самостоятельности и инициативы. Другие
непрерывно подсказывают, уверенные в том, что только так и можно научить летчика.
Кто же прав?
Пожалуй, и те и другие по-своему правы. Но в их крайних взглядах скрыта ошибка. Нельзя так
ставить вопрос: нужно ли подсказывать летчику? Главное – знать летчика, а летчик в свою очередь
должен хорошо знать и понимать руководителя полетов. И не напрасно руководящими документами
предусмотрено назначать руководителем только начальников летчика.
Прямой начальник хорошо знает подчиненных, знаком с их подготовкой, особенностями характера
каждого. Он не станет подсказывать умелому. Но если летчик не из сильных, да к тому же имеет
перерывы в полетах, или если создалась ситуация, в которой пилот может допустить грубые ошибки,
руководитель полетов должен быть начеку. Он не только может, но и обязан успокоить, подбодрить
летчика, мягко, не нарушая хода его мыслей, помочь в трудных условиях.
На посадку заходил летчик Лопырь. Доклад о выпуске шасси и закрылков от летчика получен.
Самолет снижается все ниже и ниже. Но... что это?
– Закрылки не выпущены! – сообщают Белов и Зуб.
– Уходите на второй круг! У вас не выпущены закрылки. Заход по большой коробочке.
Самолет медленно, словно нехотя, набирает скорость и уходит на повторный заход. Через
некоторое время летчик благополучно приземляется на аэродроме.
Лопырь забыл выпустить закрылки, но по привычке машинально доложил по радио, что они
выпущены.
В данном случае летчик пренебрег одним важным требованием безопасности полетов: сначала
сделай, потом доложи. С Лопырем придется серьезно поговорить по этому поводу. А вот Зуб и Белов
молодцы, своевременно заметили предпосылку. Им следовало бы вынести благодарность. Однако рано.
Ведь они провинились.
Дело в том, что накануне вечером полковой врач зашел в общежитие к летчикам. Приближался час
отбоя, но Зуба и Белова он не дождался. За нарушение предполетного режима отдыха обоих пришлось
отстранить от полетов. Командир эскадрильи хотел наказать еще строже, но, узнав причину опоздания,
решил ограничиться этой мерой. Друзья влюбились в двух девушек-сестер. Готовилась свадьба. Вообще-
то Барков радовался этому – успокоятся «неразлучные». Однако нарушение остается нарушением, тем
более оно связано с безопасностью полетов. И пришлось друзьям снова смотреть, как летают другие.
Мимо Александра и Владимира прошел капитан Высоцкий – штурман полка. Он
покровительственно похлопал летчиков по плечу и отошел в сторону с инженером. О чем они могут так
спокойно разговаривать, если через десять минут Высоцкий должен быть в воздухе?
Зуб посматривает то на штурмана, то на плановую таблицу, вычерченную мелом на классной
доске. Видимо, и он беспокоится: не опоздал бы летчик с вылетом.
– Товарищ капитан, ваш вылет через десять минут.
Но напоминание Зуба на Высоцкого не подействовало.
Штурман махнул рукой: «Знаю, не мешайте», – и продолжал разговор с инженером. Александр и
Владимир переглянулись.
Многие в полку недолюбливали Высоцкого за высокомерие. И очевидно, поэтому заулыбались
«неразлучные», услышав команду по радио, обращенную к штурману:
– Запуск запрещаю. Опоздали на пять минут, зайдите ко мне.
Но вот летчики снова нахмурились и демонстративно отвернулись от подошедшей санитарной
машины. Из нее вышел виновник их дежурства – полковой врач. Он примирительно и с сочувствием
посмотрел на летчиков. Хотел остановиться, но заметил хмурые лица и зашагал на СКП.
А летчики подумали: «Наверное, будет доказывать свою правоту в отношении Лопыря. У него
утром давление было выше обычного, и врач подумал, не отстранить ли его от полетов. Только после
замечания Баркова: «А не много ли – троих за один день?» – он согласился: пусть летает. Но, пожалуй,
доктор был все-таки прав. Возможно, именно из-за состояния здоровья летчик забыл выпустить
закрылки.
Чего греха таить – не всегда бывают довольны летчики медицинским осмотром перед полетом.
Иногда ворчат на строгость полкового врача. Но сами-то понимают, что нет более верного и
принципиального помощника у командира в борьбе за безопасность полетов, чем скромный, знающий
свое дело полковой врач. Он вовремя подскажет максимальную нагрузку, выявит всех, кто чувствует себя
плохо. А то ведь летчики часто из-за ложного стыда не говорят о плохом самочувствии и продолжают
полеты в состоянии, которое может привести к летному происшествию.
А ведь предпосылок к летным происшествиям могло и не быть, если бы летчики честно перед
полетом признавались: «Я лететь не могу. Сегодня плохо себя чувствую». Но, к сожалению, такие случаи
редки, и за здоровье, безопасность летчика борется не сам летчик, а врач, иногда с трудом доказывая
офицеру, что он нездоров и летать не может.
Вот доктор уже спускается по лесенке СКП и с явным желанием помириться подходит к
Владимиру и Александру.
– Нас-то можно бы и не отстранять, давление же нормальное, – доносится обиженный голос
Зуба.
– Мы теперь здорово отстанем, – вторит другу Белов.
– Ничего, не обижайтесь, – улыбается врач летчикам, – режим есть режим. Потом когда-нибудь
сами благодарить будете.
И чувствуется, что летчики уже не обижаются на врача. Они тут же договорились об игре в
шахматы. Хорошо, когда между людьми есть взаимопонимание. Без этого трудно, очень трудно служить,
а еще труднее летать и руководить полетами.
Вот о каком случае мне хочется рассказать, пользуясь правом руководителя полетов.
Это было в соседнем полку во время ночных полетов. Неожиданно по всему району резко
понизилась облачность. Запасные аэродромы оказались закрытыми и не принимали. В воздухе осталось
несколько самолетов. Что делать?
Чтобы успешно справиться с посадкой, летчики должны пройти дальнюю приводную
радиостанцию на высоте не триста, а двести метров.
Ночь. Темнота. Огни взлетно-посадочной полосы отражаются в нависших облаках. Вспыхивают
посадочные прожекторы. Один за другим садятся самолеты. Все идет нормально.
Но вот заходит на посадку капитан Бирюков. У него такая особенность: реагирует на команды с
замедлением. Ему нужно больше времени, чем другим, чтобы понять и выполнить приказ.
За облаками Бирюков развернул самолет по стрелке автоматического компаса на приводную
радиостанцию и передал:
– На посадочном.
Чувствуется по голосу, что летчик волнуется. Да и как jne не волноваться! За облаками луна,
отличная видимость. Четко вырисовывается линия горизонта. Но стоило только самолету войти в облака,
как вокруг кабины сразу все потемнело. Где небо, где земля, различить невозможно.
Волнуется не только летчик, но и весь расчет командного пункта. Стартовый наряд тоже не
спокоен. Но этого летчик не должен чувствовать.
Бирюков передает на СКП:
– На «безопасной», облака вниз не пробил. И получил ответ:
– Снижайтесь до двухсот метров.
– Вас понял. Прошел дальний. Полосы не вижу.
– Ваша высота?
– Триста.
Руководитель полетов возмущен. Отлично видны огни самолета, который по самой нижней кромке
облаков проносится над стартом. Стоило летчику чуть-чуть отжать ручку от себя, и он был бы под
облаками, где хорошая видимость, обеспечил бы нормальную посадку. Ох, этот Бирюков! Заучил, что в
облаках ниже трехсот метров снижаться запрещено, и сомневается в правильности команды. А может
быть, он ее не расслышал?
С самолета поступает тревожный сигнал:
– Высота тысяча. Иду в облаках. Мигает красная лампочка горючего.
Летчик ушел в облака. Боится снижаться. Тянет на высоту, где лучшая видимость. А горючего
всего на пятнадцать – двадцать минут полета.
На аэродроме тишина. Все понимают сложность обстановки.
В таких условиях нужно как-то встряхнуть летчика, заставить его снизиться.
– Выполняйте мои команды беспрекословно! Разворот на дальний в облаках! Повторите заход!
Встревоженный Бирюков выполняет приказ и вновь выходит с посадочным курсом на привод, и
опять на высоте триста метров.
– Прошел дальний, полосы не вижу.
– Вы снизились до двухсот?
– Нет, у меня триста метров.
Наступила критическая минута. Надо предпринять что-то такое, чтобы заставить летчика
снизиться хоть на несколько метров. В открытое окно СКП хорошо видны огни самолета. Он опять идет
по нижней кромке облаков, и, конечно, летчик ничего не видит. А снижаться не решается.
– Вас вижу, снижайтесь! Снижайтесь до двухсот метров!
Самолет плавно выходит под облака. Но летчик снова может войти в них.
– Смотрите влево. Видите огни ВПП? В облака не заходить!
– Огни вижу, но в каком направлении посадка – не пойму.
– Слушайте внимательно! Разворот влево на девяносто! Так, молодец. Сейчас идете
перпендикулярно посадочному!
– Вас понял.
Голос у Бирюкова стал спокойнее. Это хорошо.
– Развороты будете выполнять только по моей команде! Делайте второй!
– Выполняю!
Третий и четвертый развороты, летчик совершил точно по команде и благополучно приземлился.
Горючего в баках почти не осталось...
У нас все помнят этот случай! Вряд ли кто из присутствовавших при посадке Бирюкова летчиков
станет впредь раздумывать: выполнять или не выполнять команду руководителя полетов. Пример говорит
сам за себя: промедление может привести к тяжелым последствиям.
Жизнь показывает, что авторитет руководителя полетов растет пропорционально его
требовательности, выдержке, умению и справедливости. Летчик знает силу приказа и знает, кому
доверяет.
Если же руководитель полетов не требователен и не уверен в правильности подаваемых команд (а
это передается даже интонациями голоса), то он ставит летчика в трудное положение.
В части проверялась боевая готовность летчиков. От успеха перехвата цели зависела оценка
работы всего коллектива. Цель шла на большой высоте, ночью, в облаках. Перехватчика пришлось
увести, далеко от аэродрома. Команды следовали одна за другой.
И вдруг летчик передал, что горючего остается мало, не пора ли ему возвращаться? Его успокоили
и продолжали наводить на маневрирующую цель.
Когда же погода испортилась, а радиолокаторы из-за большого удаления стали давать данные с
пропусками, на командном пункте растерялись.
Несмотря на сложные условия, дисциплинированный и хорошо подготовленный воздушный боец
четко и беспрекословно выполнял команды с земли. И только убедившись, что с земли ему больше не
способны помочь, он принял самостоятельное решение.
В воздухе может сложиться настолько тяжелая обстановка, что управлять всеми поднятыми в
воздух истребителями будет трудно, а иногда и невозможно. Инициатива, грамотность, трезвость
мышления должны прийти летчику на помощь. Этому в значительной мере способствует его умение
продумывать, анализировать каждую команду с земли. Летчик должен всегда хорошо представлять
общую обстановку, свою роль и место в ней.
Многие летчики начинают понимать это после того, как несколько раз подежурят на стартовом
командном пункте. Здесь они знакомятся с обстановкой в целом. Им становится более понятна роль
руководителя полетов.
Ведь находясь в составе стартового наряда, летчики являются первыми его помощниками. От их
бдительности, инициативы во многом зависит успех организации и безопасности полетов. Доверие
командира, сознание большой ответственности способствуют четкому исполнению обязанностей.
Приобретенный опыт характеризует зрелость летчиков. И я уверен, что ни Зуб, ни Белов уже не
попадут в такое положение, в какое попал их товарищ вскоре по прибытии из училища в полк.
Ему, как помощнику руководителя, дали вводную: самолет планирует с убранными шасси. Летчик
быстро ответил: «Даю красную ракету!»
– Хорошо, стреляйте!
Но сколько он ни старался, ракету не выпустил: такой ракетницей летчик никогда не пользовался.
...Летчик и руководитель полетов! Сколько труда вкладывает командир, чтобы воспитать у каждого
воздушного бойца смелость, инициативу, волю к победе. Сколько раз приходится то мягко поправить, то
строго наказать, чтобы шел молодой офицер верным путем.
Нелегко дается летчику высокое боевое мастерство. Много трудностей приходится преодолеть.
Непонятными подчас кажутся жесткие требования командира, строгий регламент полетов. Но со
зрелостью приходит и понимание.
Знать и хорошо понимать друг друга – вот основа, которую никогда не следует забывать в
отношениях между руководителями полетов и летчиком.
* * *
Над головой синий шатер небес. Под крылом зеленая земля. А впереди слева сверкают в
солнечных лучах стремительные истребители. Белову они напоминают ракеты, мчащиеся в холодную
высь космоса.
Звено идет в правом пеленге. Александр летит замыкающим. Ему очень нравится групповой полет.
Самолеты словно застыли. И не хочется отрывать от них взгляда.
Но вот в какой-то момент в глазах у летчика самолеты то начали двоиться, то вдруг куда-то
пропадать.
«Что со мной? – подумал Белов, и тут же мысль, холодная, как змея, заставила содрогнуться: —
Проверь кислород».
Александр посмотрел на индикатор. Так и есть. Сегменты стоят неподвижно, не реагируют на
дыхание. Летчик нащупал кран. Закрыт. Он резко крутнул. Сегменты индикатора дрогнули, живительные
струйки кислорода пошли в легкие, по телу пробежал холодок. Сознание прояснилось, странные
ощущения исчезли.
Истребители шли впереди, чуть в стороне. Белов увеличил обороты, и занял место в строю. «Как
же я забыл открыть кран подачи кислорода на земле? – сетовал на себя летчик. – Ведь еще бы
несколько секунд – и поминай как звали. Надо доложить командиру, предупредить от такой ошибки
других».
Но тут же Александр представил себе суровое лицо командира эскадрильи. Спуску за плохую
подготовку к полету он никому не дает. А за предпосылку к летному происшествию тем более. И начнут
вспоминать этот случай на каждом разборе полетов.
В сознании долго боролись два противоречивых чувства. Одно напоминало: твой долг – честно во
всем признаться. Другое отговаривало: не надо, ведь в самолете ты один, кто будет знать о твоей
оплошности? Но. голос совести взял верх, и сразу после посадки Белов доложил командиру о
случившемся.
И еще был у нас такой случай. Как-то вечером мне позвонили из городского отделения милиции.
– Служит у вас лейтенант Зуб?
– Служит, – отвечаю.
– Так вот, он сейчас у нас в нетрезвом виде.
Снова Зуб. Вроде пошел человек в гору. Стал хорошо летать. И в дисциплине подтянулся. Так нет.
Снова срыв.
Я долго раздумывал над случившимся. Бывает же такое в жизни! Все хорошо дома, спорится
работа. Даже перестаешь замечать исключительную прелесть, пусть трудноватой, дороги вперед.
Сознание говорит: «Так и будет, ничего не изменится». Трудно представить, что может быть иначе. И все
же порой случается иначе, чем думаешь. С ведром ледяной воды лучше всего сравнить неприятность,
несчастье, внезапно обрушившиеся на голову. И вот тогда человек, с кем случилась беда, начинает думать
о том, что было всего несколько часов назад. И таким милым, дорогим, хорошим и, увы, страшно
недосягаемым, ушедшим сразу куда-то назад становится обычное прошлое. Человек поневоле начинает
размышлять: «А не сам ли я в этом виноват?» И где-то в глубине души зреет трудный ответ: «Да, сам. Не
умел ценить настоящего!»
Тому, как жить по совести, учит советских людей Коммунистическая партия. Об этом ярко говорят
Программа КПСС, моральный кодекс строителя коммунизма. Мы и раньше много беседовали с
летчиками на морально-этические темы. Каждый хорошо понимает свой долг перед обществом. И все же
приходится время от времени возвращаться к этой теме, чтобы в каждом летчике развить высокие
морально-боевые качества, присущие защитникам нашей Родины.
Бывает, конечно, что несчастье приходит и не по твоей вине. Но в любом случае человек должен
помнить: есть коллектив, который состоит из таких же, как ты, людей. Он все поймет, но будь честен и не
старайся уйти в себя. Человек не может жить один, без общества.
А Зуб пытался справиться с собой сам. Но сил хватало не всегда. Да к тому же мешало самолюбие.
Вот и получалось, что он порой сам становится себе врагом.
Мрачным вернулся Владимир в общежитие... Мы чувствовали, что внутри у летчика все кипит, но
о случившемся он твердо решил молчать.
– Где был, что делал? – спрашивали его.
– У знакомых.
– У каких знакомых?
– Этого сказать не могу.
– Где выпил?
– Я не пил.
– Почему бежал от милиционера? Молчание.
Белов долго разговаривал с товарищем наедине, убеждал рассказать, как было дело. Но Зуб
продолжал молчать. Он считал, что объяснять бесполезно.
Дело дошло до обсуждения проступка Зуба на комсомольском собрании. И лишь при выяснении
товарищами всех обстоятельств происшествия обнаружилось, что Владимир почти ни в чем не виноват.
Напутал милиционер, который задержал Зуба, гулявшего по городу в гражданской одежде. Владимир
действительно не брал в рот ничего спиртного. А бежал от милиционера из-за мальчишеского озорства.
Владимир очень не хотел, чтобы о случившемся знала невеста. Никому не говорил, что ходил к
ней. Потому и молчал.
Обо всем этом я вспомнил перед партийным собранием, на котором Зуба и Белова собирались
принимать в кандидаты партии. Как были, так и остались друзьями со своими особыми характерами. Зуб
– упрямый, своевольный. Белов – выдержанный, принципиальный. И все же, внимательно
присматриваясь к друзьям, нельзя не заметить огромных перемен. Здорово повзрослели наши новые
однополчане. Честь коллектива стала для них превыше всего.
Разве не об этом говорит случай с Беловым: летчик пришел к командиру эскадрильи и
обстоятельно доложил о своем промахе в полете. Зуб, хоть упорно молчал о городском происшествии,
однако в душе его, широкой и своевольной, ярко горел огонек товарищества. Он глубоко переживал за
честь своего подразделения, свято берег свои добрые чувства к любимой девушке. Но не всем и не сразу
это удалось разглядеть.
Когда Зуб попал в отделение милиции, Барков категорически заявил:
– Вопрос ясен. Был основным нарушителем, так и остался. По-моему, он неисправим.
Я понимал Баркова. Ему надоело возиться с Зубом. Очевидно, больно было ему и неприятно, что
не удалось поставить летчика на ноги. Столько труда вложено. Казалось, Зуб исправился, а тут новый
срыв.
На собраниях Владимира критиковали многие летчики, даже самые близкие друзья.
– От Зуба мы много терпели в училище и продолжаем терпеть в полку. Надоело. Нарушение за
нарушением.
Как хорошо, что весь этот серьезный разговор пошел на пользу. Когда Зуб и Белов стояли перед
коммунистами полка, каждый из сидевших в зале мог смело сказать: «Есть доля и моего участия в том,
что эти молодые офицеры сегодня станут коммунистами».
Мы приняли Зуба и Белова в партию. А потом гуляли на свадьбе друзей. Девушки-сестры стали их
верными подругами. И это тоже всех нас очень радовало.
Так уж ведется в армии: беда одного – горе всего коллектива, радость товарища – общая радость.
Мирно спит городок. Кругом ни души. Предрассветную тишину нарушают лишь шаги часового.
Но вдруг протяжно и требовательно завыла сирена. И все ожило. Захлопали двери, застучали сапоги по
асфальтированным дорожкам, загудели моторы автобусов, автомобилей.
Тревога!..
Все устремились на аэродром. Быстрее, как можно быстрее подготовить самолеты к бою. Медлить
нельзя. Враг может напасть внезапно. Быстрый сбор личного состава, немедленная подготовка самолета к
вылету, постановка боевой задачи – и летчики в кабинах самолетов ждут команды на взлет.
Самолеты звена Шепелева стоят рядом. Командир звена догадывается, что это начало учения, а
учение – самый трудный экзамен. Выдержат ли его молодые летчики? Шепелев с волнением
посматривает в утреннее небо. Рассветает быстро. Можно ожидать хорошую погоду. В простых условиях
с заданием справятся все. Вот только Судков. За Судкова Шепелев тревожился больше всего, поэтому он
поставил его своим ведомым, а Зуба соединил с Беловым.
Запуск! Взлет!
Загудели турбины двигателей, и самолеты пара за парой устремились в воздух.
– Цель на малой высоте!
Информация короткая, но летчики сразу поняли, что задача не из легких. Бомбардировщик,
летящий над самой землей, – одна из самых опасных целей.
Для обнаружения цели и принятия решения в распоряжении расчета командного пункта имеется
буквально несколько минут. Для атаки у летчика и того меньше.
Время! Главное – не потерять ни секунды!
Шепелев осматривает воздушное пространство. Все в порядке. Справа Судков, чуть выше в
стороне пара Белова.
Летчики возбуждены. Внимание обострено. Не в первый раз вылетают они звеном на перехват, но
сегодня вылет особый. Нужно найти и атаковать цель во что бы то ни стало!
Самолет на малой высоте настолько послушен, что, кажется, выполняет маневр раньше, чем
летчик подумает о нем. С ростом скорости усилия на ручку и педали значительно возрастают, но в
отличие от высотного полета на малейшее движение рулей машина реагирует почти мгновенно. Внизу с
огромной скоростью проносятся поля, леса, населенные пункты. Ориентировка сложная. От
вертикальных потоков воздуха самолет дрожит, а иногда его бросает вверх, вниз, в сторону. Реагировать
на болтанку рулями приходится непрерывно, энергично. Но именно напряженность и исключительная
занятость возбуждают летчика и делают полет особенно интересным.
Полет на перехват цели на малой высоте скоротечен. Он напоминает стрельбу по быстро
движущейся мишени. Не прозевал – попадание, запоздал – промах.
Команды с земли следуют одна за другой. Летчики четко повторяют маневр командира звена.
– Смотрите, ищите цель, – предупреждает Шепелев.
И он прав. Хорошая осмотрительность всегда решает успех перехвата. Но цели нет. Пара Белова
поднялась выше, чтобы поддерживать связь с командным пунктом. Цели все нет, хотя у летчиков от
напряжения устали глаза.
Белову хочется следить только за парой Шепелева. Ее можно потерять, а это большой минус всему
звену. Но нужно искать цель, которая где-то рядом. И Белов ищет, одновременно посматривая в сторону
пары командира звена.
«Что это? Неужели цель? Пожалуй, она». Большой грузный бомбардировщик кажется издалека
маленькой блестящей полоской. И стоит оторвать взгляд – сразу же ее потеряешь.
– Вижу цель справа ниже!
– Атакуйте цель, слежу за вами!
Шепелев приказал Белову атаковать первым. Сам он цель пока не видит. В таком случае первой
должна атаковать пара Белова.
Плавный, но энергичный разворот со снижением, быстрый взгляд на ведомого (не отстает ли?), и
пара истребителей уже мчится наперерез «противнику».
Напрасно маневрирует бомбардировщик, пытается увеличить скорость, уменьшить высоту —
истребитель все это выполняет быстрее и энергичнее.
Атакуют Белов и Зуб. За ним Шепелев и Судков. Затем следует команда ведущего на сбор:
– По местам, иду с набором высоты!
И самолеты, несколько растянувшись после атаки, словно гусиная стая, разворачиваются на свой
аэродром.
По радио слышно, что звено майора Баркова тоже перехватило цель, но третье звено навести не
удалось. Это плохо. Если бы все три звена атаковали цели – быть эскадрилье снова передовой. А сейчас?
Очень не хочется отдавать первое место второй эскадрилье. Да кто его отбирает? Ведь учения только
начались. Впереди главные трудности. Вот их преодолеть – тогда успех обеспечен.
И словно вторя мыслям летчиков, с земли прозвучала команда:
– Следовать на запасной аэродром.
Нужно заметить, что аэродромный маневр не у всех командиров в почете. Тот, кто живет по
принципу «как бы чего не вышло», не балует летчиков такими маневрами. А зря. Встретившись с новой
для него обстановкой, летчик приобретает многие качества настоящего воздушного бойца. Конечно,
порой бывает нелегко сориентироваться в незнакомом месте, но для того и существует боевая учеба,
чтобы, преодолев трудную ступень, двинуться дальше в своем боевом совершенствовании.
Вот и сейчас, летчики устали, но– стараются выдерживать дистанцию и интервал как можно
точнее. Всех тревожит мысль: «Сумеем ли успешно сесть на маленький полевой аэродром?» Полоса на
нем грунтовая. Хорошо, что Барков часто тренировал взлету и посадке с грунта. Это поможет. А
малозаметный аэродром хорошо знает Шепелев. Он его должен найти без труда.
И действительно, командир звена точно вывел летчиков в указанный пункт.
Впереди посадка. Аэродром кажется чужим, неосвоенным. Это естественно, ведь летчики
прибыли сюда впервые. На своем аэродроме известны каждая дорога, речушка, селение. Можно
построить заход даже при очень ограниченной видимости. Помогут знакомые ориентиры. А здесь все не
так. Нет рядом города, даже деревня раскинулась далеко в стороне. Поле аэродрома круглое, зеленое, не
видно привычной полосы, так облегчающей заход на посадку. Поневоле будешь волноваться!
Но не напрасно изучали летчики данные соседних аэродромов: мягко, один за другим бегут
самолеты по ровному травянистому покрову. Даже не верится, что все оказалось так просто.
И вот уже выключены двигатели. Летчики с удовольствием растянулись на зеленой нетронутой
траве. Хорошо отдохнуть после трудного полета.
Через пятнадцать минут на площадку сели еще два звена. Подошли спецмашины с топливом и
сжатым воздухом.
– Будем заправлять и готовить самолеты своими силами, – приказал Барков.
Инженер и техник только контролировали, остальное делали летчики. Инженер улыбался: «Не
напрасно учил, вот и пригодилось техническое мастерство».
Летчики вспоминали, как нехотя проходили подобную практику. «Зачем она нам?» – думали они
тогда. Сейчас все стало ясно. Запасных аэродромов много, технический состав не всегда имеет
возможность прибыть туда вовремя. Вот и приходится летчикам самим готовить самолеты к повторному
вылету. Ничего, справились отлично. И эскадрилья вновь заняла готовность номер один.
Ожидать пришлось недолго. Опять взревели двигатели, и самолеты устремились ввысь.
Погода портилась. Облака заволокли небо. Цель на этот раз высотная. Пришлось пробивать облака.
Летчиков наводили на цель новые командные пункты. И были самолеты так далеко от своего
аэродрома, что имеющегося топлива на обратный путь никак не хватит. «Придется снова садиться на
другой аэродром», – думали летчики. Но теперь посадка на незнакомом аэродроме уже не вызывала у
них прежнего беспокойства. Как-никак, но даже малый опыт пошел на пользу.
Звено атаковало цель на большой высоте и начало снижение в направлении указанного аэродрома.
«Там наши товарищи по училищу!» – радовались летчики. И никому не хотелось ударить лицом в
грязь перед сверстниками. Это подтягивало, заставляло сосредоточить все силы на точном соблюдении
правил полетов.
– Роспуск!
И Шепелев сразу отвернул в сторону на курс пробивания облаков. За облаками остались трое. Три
молодых летчика над чужим аэродромом! Но «молодые» ли они? Не пора ли называть их по-другому?
Нет, пожалуй, чуть-чуть рановато. Вот выдержат раз-другой экзамен на зрелость, тогда сама жизнь
поставит их в ряд с ветеранами полка. А пока только первый экзамен.
– Пошел!
Это передал Судков, вводя самолет в разворот.
За облаками осталась пара: Белов и Зуб. Друзья хорошо видят друг друга. Гордость наполняет их
сердца. Еще на запасном аэродроме стало известно, что их звену командир объявил благодарность.
Благодарность за успешный перехват на учении – что может быть приятнее для летчика?
...Вошел в облака Белов. Огромные белые горы легко поглотили маленький истребитель.
Зуб тоже установил посадочный курс, прибрал обороты и перешел на снижение. Верхняя кромка
облаков, словно крышкой, захлопнула ослепительное солнце, стерла линию горизонта, замутила
прозрачный воздух. Стало совсем темно. Но Зуб не тревожится, он уже летал и в таких условиях.
Справится непременно, но хочется поточнее посадить самолет. Уж очень неудобно «мазать» перед лицом
друзей.
Высота все меньше и меньше. Вертикальная скорость снижена до предела. Наконец сквозь рваные
клочья туч просматривается земля.
– Облака вниз пробил!
Теперь расчет и посадка. Но они уже не так сложны, как казались раньше – несколько месяцев
назад.
Вот убран полностью рычаг управления двигателем. Самолет проносится над самой землей и
мягко касается колесами бетонной полосы. Трудный полет окончен.
На аэродроме летчиков встретили хорошо. Самолеты гуськом установили у заправочных колонок.
Техники быстро и умело взялись за работу, а летчики тем временем знакомились с новой обстановкой.
Интересно побывать на другом аэродроме. Все и вроде бы одинаково и вместе с тем не так, как у
себя дома. Очень хорош стартовый командный пункт, но почему так грязно у заправочных колонок?
Воины всюду трудятся с большим старанием, но отчего они по-разному одеты, даже у летчиков нет
единства формы? Это плохо. И гости делают вывод: «У нас бы к полетам не допустили в такой форме.
Видно, с формой одежды здесь не все в порядке».
А вот и старые товарищи по училищу. Прошло всего несколько месяцев, но хочется о многом
расспросить: как живут, как учатся?
В свою очередь и гостей забросали вопросами:
– Правда, что у вас строгий командир? Что ходите только строем, а увольнения в город
запрещены?
Когда-то Зуб и Белов сами задавали подобные вопросы, а теперь им стало не по себе. Нельзя
сказать, что они столкнулись с расхлябанностью или отсутствием элементарного порядка. Нет! Они
видели вокруг много хорошего. Но беспорядок, даже малейший, неприятно поразил уже привыкших к
дисциплине людей. Поэтому никто из летчиков эскадрильи Баркова не удивился ответам Зуба.
– Командир наш – человек чудесный. И в город сходить можно всегда, но разве трудно спросить
на это разрешение?
А хозяева удивились. Они знали Зуба другим. Их поразили слова летчика. «Как, Зуб – поборник
дисциплины?» Это не укладывалось у них в голове.
Барков заметил изумление летчиков и в душе радовался за своего воспитанника.
Потом речь зашла о полетах. Оказалось, никто из здешних молодых летчиков не летает в облаках.
О ночных полетах еще и не думали. На других аэродромах не бывали.
– Что-то вы, друзья, отстаете, – заметил Зуб.
– Видишь ли, – оправдывались хозяева, – была у нас предпосылка к летному происшествию,
поэтому задержались с выполнением программы. Теперь нужна простая погода для полетов под
шторками, а ее нет.
– Ну что ж, желаем успеха.
С нескрываемой завистью смотрели товарищи на Зуба, Белова, Судкова.
– Неужели и ночью начали летать? Вот это здорово! В стороне Шепелев о чем-то говорил с
Барковым.
О чем же, как не о здешних летчиках и не о том уроке, который они получили из разговора со








