Соавторы: Ричард Сэпир
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)
- Вот это да! - невольно вырвалось у него. Одним движением его собеседница стряхнула с головы клетчатый платок, по плечам рассыпалась медно-красная грива. Перед Римо стояла молодая женщина, лицо которой не смог состарить даже искусно наложенный грим. Выступающие скулы свидетельствовали лишь о многомесячной диете.
- Кэт Харпи, новости Пятьдесят пятого. - Римо готов был поклясться, что долю секунды назад никакого микрофона в ее руке не было. - Продолжайте вашу историю, сэр. Она будет включена в специальную тематическую программу о бездомных в округе Колумбия...
- Я не бездомный, - пожал плечами Римо.
- Тогда почему вы так одеваетесь?
Римо окинул критическим взглядом свои серые брюки.
- А что, собственно, вам не нравится?
- Но вы же выглядите как типичный без... А вы, оказывается, самозванец, - прошипела девица, метнув на него злобный взгляд.
- Да я всегда одеваюсь так. - Римо снова пожал плечами.
- Ясно. В любом случае я на задании, а трачу время Бог знает на кого. Первый эфир - в понедельник, а я уже неделю ловлю здесь этих бездомных и не нашла пока ни одного. Ни одного, слышите? Поэтому посторонитесь.
Прогрохотав тележкой, девица исчезла за углом. Проводив ее взглядом, Римо постоял, в третий раз недоуменно пожал плечами и зашагал дальше.
Может, думал он, вопреки тому, что говорят по телевизору, в Вашингтоне и нет никаких бездомных? Он не мог решить, радует или огорчает его это обстоятельство. Пока он еще в Америке, нужно все же сделать что-нибудь для нее. Ведь скоро он навсегда покинет родную страну и уедет в Синанджу. А Римо хотелось хоть как-то отблагодарить ее за все, что она для него сделала. Помочь бездомным - идея, черт возьми, была неплохой...
Только где их найти? В местечке Рай, штат Нью-Йорк, где Римо оставил своего престарелого наставника, никаких бездомных он тоже не встретил. В окрестных городах - то же самое. Он попробовал в самом Нью-Йорке, но там буквально у всех был одинаково затравленный и ободранный вид, так что отличить рядового гражданина от изгоя, по выражению телевизионщиков, индустриального общества просто не представлялось возможным. Римо решил, что в Вашингтоне эти различия будут больше бросаться в глаза, и, вдохновленный своей благородной миссией, прибыл в столицу.
Не тут-то было.
В конце концов бесцельные ночные блуждания привели Римо к ступеням Капитолия. Полчаса назад, когда он смотрел на него с высоты обелиска, поблизости от здания не было ни одной живой души. Но сейчас... Римо не поверил своим глазам: ступени словно покрывала серая шевелящаяся масса. Мужчины и женщины, одетые в немыслимые лохмотья, передавали друг другу окурки сигарет и сигар, поднося к ним зажигалки "Зиппо", тут и там горели костры, вокруг которых сгрудились скрюченные оборванные фигуры.
Толпу на ступенях окружал плотный кордон полиции с пластиковыми щитами, поодаль стояли наготове секции заграждения. Просочившись между двумя полицейскими, Римо влился в толпу и направился к неопределенного возраста худому мужчине, одетому в несколько натянутых один на другой свитеров и джинсы с огромными дырами на коленях. Сидя на ступенях, мужчина пытался прикрыть замерзшие коленки руками в перчатках, лишенных пальцев. У ног его лежал огромный плакат с надписью: СПАСИТЕ БЕЗДОМНЫХ! При виде страдальца у Римо от жалости защемило сердце.
- Слушай, старик, как насчет теплого ночлега? - осведомился он, подойдя поближе.
- Проваливай! - ответствовал изгой индустриального общества.
- Ты подумай, - настаивал Римо.
- Сам мозгами пошевели, - огрызнулся тот. Голос его неожиданно показался Римо знакомым. Он пристальнее вгляделся в покрытое грязью лицо.
Перед ним сидел знаменитый голливудский актер, приобретший славу и состояние на фильмах о Вьетнаме, фильмы его Римо не нравились - на вьетнамскую войну это было похоже так же, как "Эмпайр стейт билдинг" на индейский вигвам. Римо вспомнил - ведь у этого типа есть сын, тоже актер, который сподобился продолжить отцовский промысел. Тоже снимался в фильмах о Вьетнаме. Ни одного из них Римо, правда, не смотрел. Его несколько коробили заявления папы с сыном о том, как глубоко проникли они в психологию ветеранов вьетнамской войны, побывав под обстрелом холостыми патронами на гавайском побережье, где снимались их фильмы.
Сам Римо хорошо помнил ту войну.
- А вы случайно не?.. - начал Римо.
Актер резко оборвал его:
- Автографов не даю.
- Да мне и ни к чему, - Римо снова пожал плечами. - Я хочу вам помочь, серьезно. Ужасно грустно видеть вас в таком положении. Но... почему вдруг вы оказались на улице? Разве ваши дети не могли позаботиться о вас?
- Что значит - не могли? Они и заботятся. Вон, сзади сидят. - Актер кивнул на две фигуры, привалившиеся друг к другу несколькими ступенями выше. - Оба здесь.
Ну да, вспомнил Римо, ведь у него два сына. И младший - тоже актер. Черт, наглухо вылетела их фамилия. И оба парня в таких же лохмотьях...
- Акция протеста, понял? Против бесчеловечного обращения правительства с бездомными, - прервала его мысли кинозвезда.
- И как же вы протестуете? Одеваясь в лохмотья?
- А ты чего хотел? Лучший способ понять кого-то - пожить так, как он, - осклабившись, актер извлек из бумажного пакета бутылку виски.
- Вы бы лучше пожертвовали в какой-нибудь социальный фонд.
- Это помогло бы лишь сегодняшним бездомным. А как быть с завтрашними? С будущими поколениями лишенных крова? Нет, поправить дело может лишь политическая акция. Чего не хватает сегодняшней Америке - так это стыда!
- Но если все богатые люди будут жертвовать на социальные нужды, наверняка не будет больше бездомных в Америке, - в который раз пожал плечами Римо.
- Значит, если я актер и мой годовой доход выражается семизначной цифрой, я должен направо и налево раздавать свои бабки, да? Я их, знаешь ли, заработал. Так с какой стати мне делиться с теми, кто и не почесался ради этого? Я на съемках "Армагеддона вчера" едва Богу душу не отдал. Ты сам поделился бы с первым встречным деньгами, за которые жизнью рисковал, а?
- Если бы это кому-то помогло - да, - кивнул Римо.
- Все равно это не решение проблемы.
- А фильмы ваши - барахло! - И Римо отвернулся.
Соседкой актера оказалась полная женщина в рваном розовом свитере, натянутом на хлопчатобумажное платье.
Римо присел около нее.
- А что думаете вы, мэм? Сможет эта... мм... процессия на ступенях Капитолия помочь вам обрести потерянное жилище?
- Никакое оно не потерянное! - огрызнулась женщина. - Скажу больше вам бы такое. К вашему сведению, я - президент Вспомогательной женской лиги при Совете американских церквей. И я слышала, какие мерзости вы говорили нашему доблестному борцу за права обездоленных. Вам следовало бы знать, молодой человек, что дармовые деньги никогда не решат никаких проблем. Вынудить правительство принимать больше социальных программ - вот единственный путь покончить с общенациональным бедствием.
- Разумеется. - Римо поспешил удалиться.
Следующим его собеседником оказался пыльного вида молодой человек. Римо принял его за мусорщика. Он оказался аспирантом Гарварда, работавшим над диссертацией о бездомных, под которую получил двухмиллионный грант. Попались Римо также два репортера столичных газет, которые у него на глазах тут же передрались из-за того, кому принадлежат исключительные права на завтрашнюю публикацию.
- Хоть один настоящий бездомный тут есть?! - возопил Римо с верхней ступени лестницы, оглядывая людской муравейник.
Руку поднял гарвардский аспирант.
- Родители на прошлой неделе выгнали меня из их дома в Майами. Есть!
- Вот и сиди тут. - Один из сыновей актера поднялся и принялся резво спускаться вниз по ступеням. - Я со всяким дерьмом не общаюсь. Пока, я пошел.
- Я с тобой, - поднялся вслед за ним его братец.
- Сесть, ублюдки! - взревел их папаша. - Где ваша общественная совесть, подлецы?
- У тебя в заднице, - хором ответили детки.
- Там же, где и твоя, - снизошел до разъяснений старший сынок. - Тебе до всего этого дерьма примерно столько же дела - только ты хочешь сделать рекламу для очередной твоей говенной картины, папочка. Про семью бездомных - с нами, разумеется, в главных ролях. Мой совет - пошли это к черту. Потому как мой счет теперь раза в два побольше. В связи с чем, родитель, я начинаю собственный проект.
- Ах ты, неблагодарный урод! - загремел отец, вскакивая.
На ступенях завязалась драка, и Римо, неприязненно поморщившись, проследовал далее. На сей раз он не стал скрываться от полицейских, и один из них окликнул его.
- Эй, мистер, вы тоже участник демонстрации?
- Ну нет, - Римо покачал головой.
- Тогда мне придется попросить вас уйти отсюда. Право на участие только по персональным приглашениям, сэр.
- Как это я сразу не догадался, - хмыкнул Римо. Подумав, он остановился. - Слушайте, а настоящих бездомных вы здесь когда-нибудь видели?
Полицейский скептически взглянул на Римо.
- В Вашингтоне? Где работает правительство? Да вы что, сбрендили, мистер?
- Похоже, не я один, - пробурчал себе под нос Римо, кинув последний взгляд на ступени, где орава псевдоотщепенцев готовилась к последнему и решительному протесту.
Чиун, Мастер Дома Синанджу, ждал Римо в номере гостиницы в Джорджтауне, который они сняли на двоих несколько дней назад.
- И скольким же бездомным мы помогли сегодня? - ядовито поинтересовался он, когда Римо появился в дверях.
- Об этом, - мрачно ответил Римо, - я не желаю разговаривать.
Усевшись на диван, Чиун демонстративно повернулся к Римо спиной и уставился в телевизор. Все то время, что они работали в Штатах, телевизор был его первым и единственным развлечением. Римо, однако, не мог спокойно лицезреть восседающего на диване Чиуна. Чиун был корейцем - за восемьдесят, хрупкого сложения, с жидкими седыми прядями на подбородке и над воротником кимоно... В общем, место ему было на тростниковой циновке. Раньше, в старое доброе время, он и мог сидеть только на ней...
Ныне Мастер Синанджу, облаченный в безупречно сшитый костюм-тройку, не без комфорта расположился на широченном диване. Вернее, костюм был бы безупречным, если бы не одна деталь - под страхом смерти Чиун заставил портного сделать рукава на полметра длинней, чтобы прятать в них отягощенные длиннющими ногтями пальцы.
- Я же говорил тебе, что нет никаких бездомных в Америке, - соизволил наконец подать голос Чиун, скосив глаза в сторону Римо. - Америка - слишком большая и великодушная страна, чтобы позволить даже самым ничтожным жить в картонных ящиках или спать на жутких скамейках в парке.
- Я же сказал, что не желаю об этом говорить, - отрезал Римо, не поворачиваясь.
- А раньше тебе хотелось, - не унимался Чиун. - Раньше ты говорил только об этом, и ни о чем более. Целый день - и только о том, как хочется тебе помочь несчастным, у которых нет ни еды, ни крыши над головой. А я еще тогда отвечал тебе - на всем пространстве между Канадой и Мексикой ты не найдешь ни одного такого. Я просто-таки уверял тебя. Но ты, конечно, не слушал. Вместо этого ты настоял, чтобы мы приехали в этот город - помогать несуществующим людям с их придуманными тобой неприятностями.
- Тебе, - огрызнулся Римо, - ехать было вовсе не обязательно.
- Но я приехал. Вместе с тобой. И вместе с тобой бродил ночами по улицам. И никаких бездомных я там не встретил. Поэтому я вернулся в этот отель - ждать, пока ты придешь и признаешь наконец свою ошибку.
- Чего это ты там смотришь? - Римо сделал попытку переменить тему. Снова "Три куколки-2"?
Морщины Чиуна сложились в печальную гримасу.
- Нет. Я больше их не смотрю.
- Неужели? - подивился Римо. - А мне казалось, они тебе нравятся. Они воплощают все самое великое, что есть в Америке. Не ты ли это, помнится, говорил?
- Это было раньше.
- А потом?
- Повторные показы.
- Повторные - что?
- Показы. Они показывают одно и то же, пока нормальный человеческий мозг не наполняется этим, как губка, и перестает что-либо понимать.
- Настоящие культурные американцы, - не преминул ввернуть Римо, называют это повторной демонстрацией.
- Демонстрация. Показ. Какая тут разница? Для чего показывать по нескольку раз одну и ту же картину? Вот когда по телевизору показывали любимые мной прекрасные драмы, никаких этих повторных... показов и в помине не было.
- Да ведь твои мыльные оперы по два раза и не показывают, ухмыльнулся Римо. - Наверное, даже там понимают - второй раз их никто не станет смотреть. Одного раза более чем достаточно. Лучше придумать какую-нибудь новую тягомотину - ее точно проглотят.
- В настоящем искусстве, - наставительно изрек Чиун, - главное внимание уделяют деталям.
- Так что ты все-таки смотришь на сей раз, папочка? - снова спросил Римо, усаживаясь рядом с Чиуном на диван.
Диван прогнулся под его весом. Римо поморщился. В последнее время он избегал даже стульев, предпочитая в качестве сиденья надежный паркетный пол. Римо сполз на ковер, и его позвоночник, выпрямившись, принял более привычное его хозяину положение.
- Сейчас, - возвестил Чиун, - я смотрю Читу Чин. Она прекрасна.
- О, Боже! - скривился Римо. На экране действительно появилось напоминавшее по цвету и фактуре целлулоид лицо патентованной телевизионной красавицы. Голосом, больше напоминавшим визг циркулярной пилы, она запела песню, от которой у Римо сразу заломило зубы.
- Она, - Чиун обратил к Римо счастливое лицо, - сейчас тоже в этом городе. Ты знаешь об этом?
- Она, как бы тебе сказать, везде. Ее по всей стране показывают.
- Великое счастье, - полуприкрыв глаза, вещал Чиун, - видеть корейскую женщину, добившуюся успеха в этой стране. Воистину Америка - земля неограниченных возможностей!
- Точно, - кивнул Римо, - если даже этой полиэтиленовой барракуде дали эфир. Про что она там воет, папочка?
- Не знаю. Я никогда не слушаю слов. Мне достаточно музыки ее голоса.
- А слова?
- Они мне не нужны. И потом, завистники все равно заставляют ее петь бессмыслицу.
- Ну уж если ты признал это, - Римо довольно осклабился, - это прогресс.
- Что ж, и я способен заметить некоторые - очень небольшие недостатки даже такой великой страны, как Америка, - философски изрек Чиун. - Но их можно исправить. Я только что закончил свою новую поэму - в ней всего лишь одна тысяча семьдесят шесть стихов. Если люди с телевидения согласятся не пускать никому не нужную рекламу, Чита Чин вполне уложится с декламацией моей поэмы в то небольшое время, которое ей...
- Не думаю, чтобы какая-нибудь программа согласилась пустить Читу Чин с твоей поэмой вместо семичасовых новостей, папочка.
- Разумеется. Тем более что сама Чита не так важна...
- Ты и это способен признать? - изумился Римо.
- Конечно. Главное - это я. Мою поэму мы с Читой будем читать дуэтом.
- Вот об этом можешь сразу забыть, Чиун высокомерно взглянул на Римо.
- Я надеюсь, что Император Смит обо всем договорится с телевидением.
- Смит может только привести в состояние боевой готовности армию, авиацию и флот, - напомнил Римо. - На большее его полномочия не распространяются. Чтобы он смог убедить президента какой-нибудь телекомпании отменить новости в семь часов... Что-то я сильно сомневаюсь в этом.
- А я слышал, - не сдавался Чиун; - что эти программы новостей в последнее время испытывают... как их... финансовые трудности.
- Твое трио с поэмой и Читой Чин вряд ли спасет их от краха. Поверь мне, папочка. Я знаю, что говорю.
- Нет, это я знаю. Разреши напомнить - Мастер Синанджу не ты, а я. Конечно, ты проделал немалый путь по дорогам великого искусства Синанджу. Тебе скоро могут присвоить первую ступень мастерства. Когда-нибудь - кто знает - ты, может быть, даже будешь уметь все, что и я умею. Как видишь, я признаю и это. Почему нет? Имея такого наставника...
- С тобой все равно никто не сможет сравниться, папочка.
- С этим я могу согласиться. С сожалением, разумеется.
- Ну конечно.
- Но пока Мастер - я. - Чиун поднял голову. - В полном расцвете сил и опыта, который тебе копить еще долгие годы. Запомни, Римо: миром правят не только сила и власть. Есть еще и третья владычица - мудрость.
- Я склоняюсь перед твоей мудростью, папочка. И ты прекрасно знаешь об этом.
Чиун укоризненно посмотрел на Римо.
- Далеко и далеко не всегда. В последнее время, по крайней мере. Например, ты всячески препятствуешь моему стремлению остаться в Америке.
- Я не препятствую. Просто, по-моему, и ты и я переросли эту страну. Нам нужно вернуться в Синанджу. Тебе - к односельчанам, а мне - к моей невесте, Ма Ли.
- Пожалуйста, не увиливай, Римо. Мне кажется, первая ступень мастерства вскружила тебе голову. Ты думаешь, что я больше не нужен тебе.
Римо собрался было возразить, но Чиун протестующе поднял руку.
- О, надеюсь, надеюсь, что мне это только кажется. Возможно, я ошибаюсь. Но уже много недель ты не садился у моих ног, чтобы с жадностью вбирать мудрость, которой один лишь я, хранитель истории Дома Синанджу, могу одарить тебя. Раньше все было не так. Раньше ты ловил каждое мое слово...
Римо, ничего подобного не помнивший, молчал.
