Текст книги "Свекор. Любовь не по понятиям (СИ)"

Автор книги: Ульяна Соболева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Он кивнул, поверив. Рустам всегда мне верил. Даже когда не стоило.

– Да, я читал об этом. Главное, что ты была только моя.

Только твоя… Если бы ты знал, милый. Если бы знал, что твоя жена провела ночь в объятиях зэка. Что она стонала под другим мужчиной и чувствовала то, чего никогда не чувствовала с тобой.

– Конечно, только твоя, – прошептала я и поцеловала его в щеку.

Ложь легла между нами, как третий в кровати. Невидимый, но всегда присутствующий.

– Знаешь, Люда, – сказал Рустам, прижимая меня к себе, – я так благодарен судьбе за то, что она свела нас. Иногда думаю: что бы я делал без тебя?

«А что бы ты делал, если бы знал правду?» – думала я, но вслух сказала:

– И я благодарна.

– Завтра начнем готовиться к никаху. Мама хочет, чтобы все было по традициям. И отец приедет… Мне так хочется, чтобы ты ему понравилась.

Отец… Тот загадочный человек, который десять лет работает заграницей. Интересно, строгий ли он? Как отнесется к тому, что сын женился на русской девочке?

– А он не против того, что я не мусульманка?

– Нет, что ты. Он современный человек. Да и мама сказала, что если ты не хочешь можно не принимать ислам. Она посоветовалась с имамом.

Мы заснули в обнимку, и мне снился сон. Я стояла в белом платье посреди пустыни, а вокруг кружили вороны. Они кричали одно и то же слово: «Шлюха, шлюха, шлюха». А я пыталась сорвать с себя платье, но оно не снималось. Как будто приросло к коже.

Проснулась среди ночи в холодном поту. Рустам спал рядом, такой мирный, такой доверчивый. А я лежала и думала о том, что скоро будет никах. Религиозная церемония, которая сделает наш брак священным в глазах его семьи.

И на никах будет его отец. Тот самый мужчина, который десять лет работает за границей и которого я никогда не видела.

Интересно, какой он? Похож ли на сына? И понравлюсь ли я ему?

Тогда я еще не знала, что некоторые вопросы лучше не задавать судьбе. Потому что она любит отвечать на них самым жестоким способом.

Я повернулась к Рустаму и прижалась к его теплой спине. Завтра будет новый день. День, на который я буду шаг ближе к никаху. К встрече с человеком, который, возможно, изменит все.

Но пока я просто лежала рядом со своим мужем и пыталась поверить, что заслуживаю хотя бы крупицу того счастья, которое он мне дает.

Иногда самообман – это единственное, что позволяет выжить. Особенно когда правда может убить не только тебя, но и тех, кого ты любишь.

За окном брезжил рассвет, а в моей душе продолжалась ночь. Долгая, темная ночь, которой не видно конца.

Глава 6

Зал для никаха был украшен как для царской свадьбы. Белые и золотые ткани струились с потолка, живые розы источали дурманящий аромат, а хрустальные люстры отбрасывали тысячи солнечных зайчиков на лица гостей. Все было идеально. Все было прекрасно.

И все было обречено на провал.

Я сидела в отдельной комнате для невесты, облаченная в изумрудное платье с золотой вышивкой – традиционный наряд для никаха. Амина Ибрагимовна выбрала его сама, говорила, что это цвет надежды и процветания. Надежды… Если бы она знала, на что я надеюсь на самом деле.

Я надеялась, что земля разверзнется и поглотит меня прежде, чем я встречу отца Рустама.

– Милочка, ты волнуешься? – Амина Ибрагимовна поправляла мою золотую диадему в волосах. – Это нормально. Я тоже дрожала, когда впервые увидела отца Рустама.

Дрожала… А что она скажет, когда увидит, как дрожу я? Когда поймет, что это не волнение невесты, а ужас жертвы, которая идет на заклание?

– Он очень строгий? – спросила я, и голос мой прозвучал как шепот умирающего.

– О нет, что ты! Джахангир справедливый мужчина. Если ты ему понравишься, он станет тебе как родной отец.

Джахангир. Она произнесла это имя, и у меня внутри все оборвалось в бездну. Мир покачнулся, как корабль в шторм. Кровь отлила от лица так резко, что перед глазами поплыли черные мушки.

Не может быть. Это просто совпадение. В мире миллионы Джахангиров. Это не он. Не тот мужчина, который…

– Людочка, что с тобой? Ты вся бледная.

– Ничего, просто… волнуюсь.

Но я знала. Глубоко в животе, там, где живет первобытный страх, я уже знала. Судьба не бывает настолько милосердной, чтобы такие совпадения оказались случайными.

Иногда ад – это не место. Иногда это момент, когда ты понимаешь, что твоя жизнь была спланирована дьяволом заранее.

За дверью послышались голоса, шаги, суета. Гости собирались в зале. Мужчины с одной стороны, женщины с другой – по традиции. Рустам, наверное, уже сидел рядом с муллой, ждал свою невесту. Мой муж. Который через несколько минут узнает, что его отец…

Нет. Я не могу об этом думать. Я должна держаться. Должна дойти до конца этого спектакля, а потом… потом что-нибудь придумаю.

– Пора, доченька, – Амина Ибрагимовна взяла меня за руку. – Идем.

Мы вышли из комнаты, и я почувствовала, как ноги превращаются в ватные. Каждый шаг давался с огромным трудом, как будто я шла по болоту, которое затягивало меня все глубже. Коридор показался бесконечно длинным, хотя до зала было метров двадцать.

У входа в зал меня остановили. По традиции невеста должна была войти после того, как объявят о начале церемонии. Я стояла за дверью и слышала, как мулла читает вступительную молитву. Голоса гостей, шуршание одежды, тихий смех.

А потом я услышала его голос.

Низкий, хрипловатый, с едва заметным акцентом. Тот самый голос, который три дня назад приказывал мне снимать платье. Который шептал непристойности на ухо, пока рвал мою невинность.

Кровь ударила в виски так сильно, что я едва не потеряла сознание. Мир вокруг меня начал плыть, краски померкли, звуки стали доноситься как сквозь вату. В горле пересохло так, что невозможно было сглотнуть. По спине пробежал холодный пот, кожа покрылась мурашками от затылка до пяток.

Это он. Это действительно он.

Джахангир Алханов. Отец моего мужа. Мужчина, который купил мою девственность за освобождение брата.

– Людочка, ты готова? – прошептала Амина Ибрагимовна.

Готова… К чему можно быть готовой, когда твоя жизнь превращается в декорации к фильму ужасов?

– Да, – выдавила я из себя.

Двери открылись, и я вошла в зал.

Первое, что я увидела – это глаза Рустама. Светящиеся от счастья, полные любви и гордости. Он смотрел на меня так, словно я была восьмым чудом света. А я была его проклятием.

Потом я перевела взгляд на мужскую половину зала и увидела его.

Время остановилось.

Джахангир сидел в первом ряду рядом с муллой, в дорогом черном костюме, белой рубашке и золотых запонках. Седоватые волосы аккуратно уложены, борода подстрижена. Он выглядел как уважаемый бизнесмен, отец семейства, столп общества.

Но глаза… Глаза остались теми же. Золотисто-карие, хищные, беспощадные. Глаза мужчины, который привык брать то, что хочет, и никого не спрашивать разрешения.

Наши взгляды встретились через зал, и весь мир сжался до размера игольного ушка. Между нами пробежала невидимая молния, электрический разряд узнавания.

В этот момент я поняла, что такое настоящий ужас. Это не крик, не бегство, не слезы. Это ледяная ясность понимания того, что ты попала в ловушку, которую даже не видела. Что твоя жизнь больше не принадлежит тебе.

Некоторые люди собирают марки. Некоторые собирают монеты. А некоторые собирают человеческие души.

Я заставила себя идти дальше, к месту рядом с Рустамом. Каждый шаг отдавался в костях, как будто я шла по стеклу босиком. Гости улыбались, кто-то шептал комплименты о красоте невесты. А я чувствовала себя приговоренной к смерти, которая идет на эшафот под одобрительные возгласы толпы.

– Ты прекрасна, – прошептал Рустам, когда я села рядом с ним.

Прекрасна… Интересно, что он скажет, когда узнает, что его прекрасная жена провела ночь в постели с его отцом?

Мулла начал читать никах. Арабские слова лились как мед, священные и торжественные. Он говорил о любви, о верности, о том, что брак – это дар Аллаха. А я сидела и думала о том, что некоторые дары больше похожи на проклятия.

– И теперь я прошу отца жениха благословить этот союз, – произнес мулла.

Джахангир поднялся со своего места. Высокий, широкоплечий, он излучал власть и силу. Все в зале повернулись к нему с уважением. Уважаемый бизнесмен, любящий отец, который вернулся из долгой командировки, чтобы благословить брак сына.

Если бы они знали, что этот человек провел последние десять лет в тюрьме. Что он заказывал девочек для удовольствия. Что он…

– Я не благословляю этот брак, – сказал Джахангир, и его голос прозвучал как удар грома среди ясного неба.

Зал замер. Мулла открыл рот, но не произнес ни звука. Гости переглядывались, не понимая, что происходит. А Рустам побледнел так, что губы стали синими.

– Отец, что ты говоришь? – прошептал он.

– Я говорю, что мой сын не женится на этой девке, – Джахангир смотрел прямо на меня, и в его глазах плясали дьявольские огоньки. – Она мне не подходит в качестве невестки.

Мир рухнул. Не метафорически – буквально. Я почувствовала, как земля уходит из-под ног, как воздух превращается в кисель, как сердце останавливается, а потом начинает бешено колотиться.

– Отец, ты не понимаешь! Я люблю Людмилу! Мы уже расписались! – Рустам вскочил с места, лицо его пылало от гнева и отчаяния.

– Роспись можно отменить. А вот шлюх в нашей семье не будет.

Слово "шлюха" ударило меня как пощечина. Гости ахнули, кто-то начал возмущенно шептаться. Амина Ибрагимовна закрыла лицо руками. А я сидела и чувствовала, как мой мир превращается в пепел.

– Как ты смеешь так говорить о моей жене?! – взорвался Рустам.

– О твоей бывшей жене, – поправил Джахангир. – Потому что этот никах не состоится. И если ты не хочешь лишиться наследства, сын, ты больше никогда не приблизишься к этой девке.

Рустам бросился к отцу, но двое мужчин – видимо, охрана Джахангира – мягко, но неумолимо перехватили его.

– Отпустите меня! – кричал мой муж. – Отпустите, я убью его!

– Ты никого не убьешь, мальчик, – усмехнулся Джахангир. – Ты слишком мягкий для убийств. В отличие от меня.

И тут я поняла. Это не просто сорванная свадьба. Это публичная казнь. Он не просто лишает меня мужа – он уничтожает меня как личность, как женщину, как человека. При всех. При родственниках, при друзьях, при людях, которые будут судачить об этом годами.

Некоторые люди убивают ножом. Некоторые – пулей. А некоторые – унижением.

– Убирайся, – тихо сказал Джахангир, глядя на меня. – Убирайся отсюда и больше не показывайся на глаза моей семье.

Я встала на дрожащих ногах. В зале стояла мертвая тишина. Сотня пар глаз смотрели на меня – кто с сочувствием, кто с любопытством, кто с плохо скрытым злорадством. Но хуже всего были глаза Рустама. В них была такая боль, такое отчаяние, что мне захотелось умереть прямо здесь, на месте.

– Люда, не уходи, – прошептал он. – Мы что-нибудь придумаем.

Но я знала, что ничего уже нельзя придумать. Джахангир победил. Окончательно и бесповоротно. Он забрал у меня все – девственность, мужа, будущее, достоинство. И самое страшное, что он сделал это с улыбкой на лице.

Я пошла к выходу, и каждый шаг отдавался в душе как удар колокола. По лицу текли слезы, но я их не вытирала. Пусть все видят. Пусть знают, что значит быть раздавленной машиной под названием "судьба".

У дверей я обернулась. Джахангир все еще смотрел на меня, и на его лице была та же хищная улыбка, что и в тюремной камере. Он не сказал ни слова, но я прочитала в его глазах четкое послание: "Это еще не конец, малышка. Это только начало".

И я поняла, что самое страшное еще впереди.

Я вышла из зала под шепот гостей, под всхлипы Амины Ибрагимовны, под отчаянные крики Рустама. На улице был солнечный день, птицы пели, дети играли во дворе. Мир продолжал существовать, как будто ничего не произошло.

А у меня больше не было мира. Он остался в том зале, растоптанный сапогом мужчины, который решил поиграть с человеческими жизнями.

Я поймала такси и сказала водителю адрес. Мне нужно было добраться домой, запереться в квартире и подумать, что делать дальше. Как жить с этим знанием. Как смотреть Пашке в глаза.

Через пять минут наше такси заблокировали две черные машины. Из них вышли четверо мужчин в дорогих костюмах и темных очках. Водитель попытался возразить, но ему сунули в руку пачку денег, и он тут же заглох.

– Выходи, красавица, – сказал один из мужчин, открывая дверцу. – Хозяин ждет.

Хозяин? Я догадывалась, кто их хозяин. Я вышла из машины, не сопротивляясь. Зачем? Все равно от судьбы не убежишь. А моя судьба была решена в тот момент, когда Пашка сбил человека на зебре. Что меня ждет в этой жизни? Куда мне теперь идти? Как жить дальше?

Меня усадили в черный джип с тонированными стеклами и повезли в неизвестность. Последнее, что я увидела через заднее стекло – это как мое такси разворачивается и уезжает в противоположную сторону.

В сторону жизни, которая больше мне не принадлежала.

Глава 7

Особняк Джахангира стоял на окраине города, словно замок злого волшебника из детских сказок. Высокий кованый забор с острыми пиками, камеры наблюдения через каждые десять метров, охрана с автоматами. Крепость. Тюрьма. Место, откуда не убегают.

Где не убегают – там умирают.

Меня провели через двор, мимо фонтана с мраморными ангелочками, которые казались насмешкой над моей судьбой. Ангелы здесь не водились. Здесь водились только демоны в дорогих костюмах.

Входная дверь – массивный дуб с золотыми накладками. За ней холл размером с мою квартиру. Мраморные колонны, хрустальная люстра, персидские ковры. Богатство, нажитое кровью и болью. Деньги пахнут потом, слезами и чужими судьбами.

– Вверх, – коротко бросил один из охранников, кивнув на лестницу.

Лестница вела на второй этаж, к двустворчатой двери из красного дерева. Моя Голгофа была украшена позолотой и драгоценностями.

Дверь открылась без стука. Видимо, меня ждали.

Кабинет Джахангира был храмом власти. Огромный стол из черного дерева, кресло, больше похожее на трон, книжные полки до потолка. На стенах – картины в золотых рамах и оружие. Много оружия. Кинжалы, сабли, пистолеты. Музей смерти.

За столом сидел он.

Джахангир снял пиджак и расстегнул рубашку. Теперь были видны татуировки на его мощных руках – змеи, кресты, надписи на арабском. Каждая наколка – это история. Каждая история – это чья-то боль.

– Проходи, Людмила, – сказал он, не поднимая глаз от документов. – Садись.

В голосе не было ни злости, ни торжества. Только усталая уверенность человека, который привык получать то, что хочет. Как будто похищение людей было его повседневной работой.

Наверное, так и было.

Я осталась стоять. Последний акт неповиновения перед полной капитуляцией.

– Сказал – садись, – повторил он, и в голосе появилась сталь.

Я села в кресло напротив его стола. Кожа была мягкой, дорогой. Кресло для гостей, которые приходят сюда добровольно. Интересно, многие ли из них уходили отсюда живыми?

Джахангир отложил документы и посмотрел на меня. Те же золотисто-карие глаза, тот же пристальный взгляд. Но теперь я видела в них не только похоть. Теперь я видела расчет. Холодный, точный расчет хищника, который загнал добычу в угол.

– Снимай платье, – сказал он так же просто, как просят передать соль.

– Что?

– Ты меня прекрасно поняла. Снимай платье. Это красивое белое платье, в котором ты должна была стать моей невесткой. Символ невинности, который я трахал несколько дней назад. Ты реально думала, что после того, как ты сосала мой член ты станешь женой моего сына? Так что давай сними эту тряпку.

Слова упали между нами, как капли кислоты на открытую рану. Каждое слово жгло, разъедало остатки достоинства.

– Я не буду.

– Будешь, – он встал из-за стола и медленно обошел его. – Потому что у тебя нет выбора. У тебя вообще больше нет выбора ни в чем. Я – твой выбор. Твой единственный выбор.

Он остановился рядом с моим креслом, и я почувствовала исходящую от него энергию. Мужская сила, власть, опасность. Все то, чего не было у Рустама. То, что пугало и притягивало одновременно.

– Почему? – прошептала я. – Почему ты это делаешь?

– Потому что захотел тебя, – он провел пальцем по моей щеке, и я задрожала. – С первого взгляда. Когда ты вошла в мою камеру три дня назад. Маленькая, испуганная, но такая красивая. И я понял – эта будет моей.

– Но я… я была невестой твоего сына…

– Рустам – мальчик. Он не знает, что делать с такой женщиной, как ты. А я знаю.

Его рука легла мне на плечо, и я почувствовала, как тело предательски откликается на прикосновение. Как будто-в той камере часть меня…предательски начала принадлежать ему.

Некоторые цепи куются не из металла. Некоторые цепи куются из собственных желаний.

– Случайность, – усмехнулся он. – Твой братишка случайно сбил человека. Случайно попал к следователю, который меня знает. А тот случайно решил, что ты будешь хорошей платой за освобождение. Но знаешь что? Иногда случайности – это судьба в маскировке.

– Ты… ты убийца, – прошептала я.

– Да, – он сказал это так просто, как другие говорят о погоде. – Я убийца, бандит, мафиози. Все, что ты о таких, как я, слышала и читала. И еще хуже. Но это меня не останавливает. А тебя?

Он наклонился ко мне, и я почувствовала запах его одеколона. Тот же, что и в камере. Дорогой, мужской, с нотками кедра и кожи. Запах, который заставлял мое тело вспоминать.

– Остановись, – прошептала я.

– Не хочу, – он поцеловал меня в шею, и по телу пробежала дрожь какие мягкие у него губы и как колется аккуратная щетина провел языклм и снова поцеловал медленно жадно. – Три дня я думал только о тебе. О твоей коже, о твоих стонах, о том, как ты сжималась вокруг меня. Ты стала наркотиком, от которого нет лечения.

– Я тебе не принадлежу!

– Принадлежишь, – он выпрямился и посмотрел мне в глаза. – С того момента, как согласилась прийти ко мне в камеру. С того момента, как я вошел в тебя первым. Ты носишь мою печать, Людмила. И будешь носить всегда.

Я попыталась встать, но он мягко, но непреклонно вернул меня в кресло.

– Сиди. Мы еще не закончили разговаривать.

– О чем нам говорить? Ты разрушил мой брак! Унизил меня перед всеми!

– Я освободил тебя, – его голос стал жестче. – От жизни с мальчиком, который не знает, что такое настоящая страсть. От притворства, что ты довольна получать крошки, когда можешь получить все.

– Что все?

Он широко развел руки, показывая на роскошь кабинета.

– Это. Деньги, власть, уважение. Место рядом с мужчиной, который может дать тебе весь мир. Или уничтожить любого, кто посмеет тебя обидеть.

– За какую цену?

– За ту, которую ты уже заплатила, – он снова сел за стол. – Ты уже моя, Людмила. Рустам тебя трогал, но не менял. А я изменил. С первого раза.

Он был прав, и это было самое страшное. В его объятиях я чувствовала то, чего никогда не чувствовала с Рустамом. Животную страсть, которая пугала и пьянила. Ощущение себя женщиной, а не маленькой девочкой.

– Теперь ты останешься здесь, – продолжил он. – Навсегда. Это твой новый дом.

– А если я не хочу?

– Тогда тебе будет больно, – он сказал это с такой простотой, что у меня кровь застыла в жилах. – Очень больно. Но ты все равно останешься. Потому что деваться тебе некуда.

Он открыл ящик стола и достал планшет. Включил, пролистал что-то и повернул экраном ко мне.

На экране была фотография Пашки. Мой брат сидел в каком-то подвале, привязанный к стулу. Живой, но очень напуганный.

Воздух вышел из легких со свистом. Мир сжался до размеров экрана планшета.

– Пашка…

– Жив, здоров, и таким останется, пока ты будешь послушной девочкой, – Джахангир убрал планшет. – Стоит тебе попытаться сбежать или выкинуть какую-то херню, и твой братишка превратится в фарш. Медленно и болезненно.

– Ты чудовище, – прошептала я.

– Да, – он кивнул. – И это чудовище заботится о тебе. Видишь, как все просто?

Простота – это когда у тебя есть выбор. А когда выбора нет, это называется рабством.

– Что ты хочешь от меня?

– Всего, – он встал и подошел к окну. – Твое тело, твою душу, твою преданность. Хочу, чтобы ты забыла о существовании других мужчин. Хочу, чтобы ты принадлежала мне полностью.

– А взамен?

– Взамен я дам тебе жизнь, о которой ты не мечтала. Потому что была слишком мала, чтобы о таком мечтать.

Он повернулся ко мне, и в его глазах был огонь. Не только похоти – чего-то большего. Одержимости.

– Я буду твоим богом, Людмила. И твоим демоном. Буду тем, кто дает и тем, кто отнимает. Единственным мужчиной в твоей жизни.

– А если я скажу «нет»?

– Ты не скажешь, – он усмехнулся. – Потому что знаешь, что я прав. В камере ты почувствовала то, чего не чувствовала никогда. И хочешь почувствовать снова.

Он приблизился ко мне, и я почувствовала, как тело начинает дрожать. От страха. От ожидания. От проклятого возбуждения, которое я не могла контролировать.

– Сними платье, – повторил он. – Сейчас.

– Нет.

– Тогда я сниму его сам. И порву. А это очень красивое платье. Жалко будет портить.

Его руки легли мне на плечи, начали медленно спускать с них лямки. Я не сопротивлялась. Не потому, что не хотела. Потому, что не могла. Мое тело не слушалось разума.

– Вот и умница, – прошептал он, когда платье упало к моим ногам.

Я стояла перед ним в одном нижнем белье, и чувствовала себя жертвой, приготовленной для жертвоприношения. Его взгляд скользил по моему телу, жег кожу, как прикосновение раскаленного металла.

– Красивая, – пробормотал он. – Еще красивее, чем я помнил.

Он обошел меня кругом, как покупатель оценивает товар. И я позволила. Потому что знала – если не позволю, будет хуже. Намного хуже.

– Знаешь, что я собираюсь с тобой делать? – спросил он, остановившись у меня за спиной.

– Что?

– Сначала я сломаю тебя. Полностью. Так, чтобы от старой Людмилы ничего не осталось. А потом слеплю заново.

Его руки легли мне на талию, притянули к себе. Я почувствовала его возбуждение через ткань брюк.

– А сейчас, – прошептал он мне на ухо, – я напомню тебе, кому ты принадлежишь.

Он развернул меня лицом к себе и поцеловал. Жестко, требовательно, не оставляя места для сопротивления. Его язык проник в мой рот, завладел им, вбивался глубоко сплетаясь с моим языком. Дико страстно. И самое страшное – мне это нравилось.

* * *

Мое тело откликалось на его прикосновения, несмотря на ужас. Кровь бежала быстрее, дыхание сбивалось, внизу живота разливалось незнакомое тепло.

Предательство собственного тела – это худший вид предательства. Потому что убежать от себя невозможно.

– Чувствуешь? – прошептал он, прерывая поцелуй. – Чувствуешь, как твое тело помнит меня?

– Отпусти…

– Никогда, – он подхватил меня на руки и понес к большому кожаному дивану в углу кабинета. – Ты моя навсегда, Людмила. И чем быстрее ты это поймешь, тем легче тебе будет.

Он положил меня на диван и навис сверху. Большой, сильный, опасный. Хищник, который поймал свою добычу и теперь будет играть с ней, пока не надоест.

– Скажи, что ты моя, – прошептал он, расстегивая мой лифчик одной рукой.

– Нет.

– Скажи, – он освободил мою грудь и сжал ее ладонью, большим пальцем поглаживая сосок.

– Нет…

– Тогда я буду добиваться этого, пока ты не сдашься, – он наклонился и взял сосок в рот, начал сосать и покусывать.

Волна удовольствия прокатилась по телу, и я выгнулась под ним.

– Хорошая девочка, – пробормотал он, переключившись на другую грудь. – Начинаешь понимать.

Его свободная рука скользнула по моему животу, добралась до края трусиков. Я задрожала, когда почувствовала, как пальцы проникают под ткань.

– Мокрая, – довольно произнес он. – Тело не лжет, в отличие от слов.

Он стянул с меня трусики, и я инстинктивно попыталась сжать ноги. Но он удержал их руками, развел в стороны.

– Не прячься от меня, – приказал он. – Я уже видел каждый сантиметр твоего тела. Пробовал на вкус.

Его пальцы коснулись клитора, и я невольно застонала. Он улыбнулся, видя мою реакцию.

– Скажи, что ты моя, – повторил он, начиная медленно ласкать меня.

– Я… я…

– Да?

Его палец проник внутрь, и я задрожала всем телом. Он двигал им медленно, мучительно, заставляя мое тело откликаться против воли. Снова выскалзывал и обводил клитор кругами, потирая чувствительную вершинку.

– Я твоя, – выдохнула я, и эти слова прозвучали как приговор.

– Мояяя…дааа, Люда ты моя птичка.

Он добавил второй палец, и я почувствовала, как растягиваюсь. Было немного больно, но в то же время невероятно возбуждающе.

– Расслабься, – прошептал он. – Ты должна быть готова принять меня.

Он продолжал ласкать меня, пока я не стала влажной и податливой. Мои бедра сами начали двигаться навстречу его пальцам. Я хотела чтоб он ласкал интенсивнее я искала…боже что я искала.

– Хочешь меня? – спросил он, убирая руку.

– Нет…

– Ложь, – он расстегнул брюки и освободил свой член. Он был еще больше, чем я помнила. Длинный, толстый, с выступающими венами.

Джахангир устроился между моих ног, уперся головкой во вход. Я почувствовала, как он давит, растягивает меня.

– Посмотри на меня, – приказал он.

Я подняла глаза и встретилась с его взглядом. Золотисто-карие глаза горели триумфом и похотью.

– Хочу видеть твое лицо, когда ты сдашься, – прошептал он и резко вошел до конца.

Я выгнулась, задыхаясь от ощущения заполненности. Он был огромным, заполнял меня полностью, растягивал до предела.

– Боже… ты такая узкая, – простонал он. – Как будто создана для меня.

Он начал двигаться, медленно выходя и резко входя обратно. Каждый толчок отзывался в самой глубине, заставлял мое тело содрогаться от удовольствия.

– Смотри на меня, – повторил он, когда я закрыла глаза. – Хочу видеть, как ты кончаешь для меня.

Его движения стали быстрее, жестче. Одной рукой он сжимал мою грудь, другой поднял мою ногу, закинул себе на плечо, меняя угол проникновения.

– Ох… – невольно простонала я, когда он попал в особенно чувствительную точку.

– Вот так, – довольно прошептал он. – Стони для меня. Покажи, как тебе хорошо.

Он начал целиться именно в эту точку, и я почувствовала, как внутри нарастает что-то невероятно мощное. Мышцы напряглись, дыхание сбилось.

– Кончай, – приказал он. – Давай, сожми меня, сдави, ори я хочу чтоб ты орала для меня, птичка.

Волна оргазма накрыла меня с головой. Я кричала, выгибалась, сжимала его внутри себя. Удовольствие было настолько интенсивным, что на секунду я потеряла сознание.

Когда очнулась, он все еще двигался во мне, резко сильно срываясь на стоны.

– Моя, – шептал он. – Только моя. Маленькая сучка.

Он ускорился, его дыхание стало хриплым. Еще несколько глубоких толчков, и он застыл, изливаясь внутри меня с громким гортанным стоном.

Мы лежали, тяжело дыша. Его вес давил на меня, но я не жаловалась. В голове была странная пустота, как после долгой болезни.

Что-то во мне сломалось в тот момент, когда я согласилась прийти к нему в камеру. И теперь это что-то не могло жить без него.

Любовь – это не только свет и радость. Иногда любовь – это цепи, которые ты надеваешь добровольно.

Он поднялся, оделся и закурил сигарету. Я лежала на диване, прикрывшись пледом, и смотрела в потолок.

– Завтра покажу тебе дом, – сказал он. – Твои комнаты, гардероб, все остальное. Здесь есть все, что тебе может понадобиться.

– Кроме свободы.

– Свобода переоценена, – он затянулся сигаретой. – Особенно для таких, как ты. Ты не знаешь, чего хочешь. Поэтому я буду хотеть за тебя.

– А как же Рустам?

– Что – Рустам? – в голосе появились стальные нотки.

– Он мой муж.

– Был. Теперь ты разведешься с ним. Подпишешь все документы, которые я тебе принесу.

– А если не подпишу?

– Подпишешь, – он повернулся ко мне. – Потому что альтернатива тебе не понравится.

В его глазах я увидела такую холодную жестокость, что волосы встали дыбом. Этот человек действительно мог убить. И убивал. Много раз.

– Но сначала ты немного поживешь здесь. Привыкнешь. Поймешь, что к чему, – он погасил сигарету и встал. – Тебя отведут в твою комнату. Завтра у нас будет насыщенный день.

Он оделся и вышел из кабинета, оставив меня одну. Я лежала на диване, укутанная в плед, и пыталась понять, что со мной произошло.

Час назад я была женой Рустама Алханова. Теперь я была пленницей его отца. Любовницей. Рабыней.

И самое страшное – части меня это нравилось.

За окном начинало темнеть. Где-то там, в городе, Рустам, наверное, сходил с ума от горя. Пашка сидел в заточении. А я лежала в роскошном особняке и думала о том, что больше никогда не буду прежней.

Некоторые клетки строят из золота. Но от этого они не перестают быть клетками.