Текст книги "Джокер"
Автор книги: Ульяна Соболева
Соавторы: Вероника Орлова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)
Я сидела, вдыхая аромат свежезаваренного кофе со сливками, если бы не он, этот длинный день казался бы еще более тяжелым и бесконечным. Сделала глоток и расслабленно откинулась на спинку кресла. Внутри все равно клокочет осадок от ссоры с Никитой. Почему-то мужчина считает, что, если переспал с тобой несколько раз, то он имеет на тебя все права. Ему и в голову не приходит, что это ты выбрала, с кем спать, когда и сколько раз. И иногда этот выбор был случаен, мимолетен и не вызывал ничего, кроме чувства разочарования и сожаления. Но он начинает копаться в себе, в тебе, ищет причины, делает выводы и просто не может понять, что тебе не было вкусно. И дело не в его внешности, сексе. Просто ты поела в этом ресторане и больше туда не хочешь. Не потому, что там плохо готовят, а просто не хочешь. Тебе там шторки не понравились. Так и с Никитой. Мы были с ним два раза после корпоратива. Я сыграла для него умопомрачительный оргазм и решила, что меня дико раздражает запах его тела, слюны и все эти словечки, которые он говорит во время секса и от которых хочется уснуть. Только его мои довольно тактичные отмазки от дальнейшего развития отношений не устроили, и, вернувшись с отпуска, он решил показать, как он соскучился, прижав меня к стене и пытаясь взять прямо в кабинете, задрав юбку мне на пояс и насильно целуя в губы, за что и получил по физиономии, а потом и каблуком по лодыжке.
– Ты совсем охренела, Белозерова? Ты что?
– А то, что «нет» – это «нет», а не «я согласна». Понял? Так более доходчиво?
– А как же…
– Что? Случайный секс? Иногда он бывает у людей, работающих вместе. Если тебе трудно с этим смириться – смени рабочее место.
– Стерва ты, Слава. Фригидная, долбаная сучка, возомнившая себя крутой!
Я ударила его по второй щеке, и после этого он сгреб свои папки и решил свалить с кабинета.
– Ты пожалеешь об этом и мне плевать на твоего папочку!
Скатертью дорога. Придурок. Как говорят, не бывает фригидных женщин – бывают паршивые любовники… И теперь я точно знала, НАСКОЛЬКО это правдивое высказывание. И смазливый Никита явно не обладал ни одним из достоинств моего другого любовника… чьего лица я так ни разу и не видела.
Я никогда раньше не отсчитывала время до вечера. Наоборот, офис всегда был для меня своеобразной отдушиной, местом, где отходили на задний план все личные проблемы и переживания, и оставались только вопросы деловые. Я с головой окуналась в тот или иной контракт, а при особо запутанных случаях и вовсе выключала мобильный телефон, полностью растворяясь для окружающего мира.
Но с некоторых пор я перестала выпускать смартфон из рук, где бы ни находилась. Ходила с ним даже в уборную. Я постоянно ждала сообщения. От него. Он мог написать в любое время, а мог не вспоминать обо мне целый день, заставляя сходить с ума. Когда на определенном этапе все мысли возвращаются только к дисплею телефона, а ночью не спишь, потому что ждешь… И ничего. И ты бессильна что-либо изменить. Он мог дать почувствовать, насколько все это несерьезно, и вдруг, совершенно неожиданно следующим утром, отправить как ни в чём ни бывало своё фирменное «здравствуй, маленькая, скучала по мне?», и я застывала над этим коротким предложением на долгие секунды. Сердце сжималось от предвкушения и тут же пускалось в бег от какой-то странной радости. Написал… Наконец-то. Как же я хотела хотя бы одно слово…Пусть даже отдаленно понимала, почему так ждала его каждое утро и вечер. Джокер стал моим билетом в другую жизнь. Туда, где не имели значения ни одно из навязываемых с детства правил и принципов. Туда, где я могла быть с ним настоящей, пусть даже и под чужим именем. Я писала ему «Здравствуй. Безумно скучала по тебе» и понимала, что это правда. Каждое слово было правдой. Я лгала ему, но никогда и ни с кем еще не была настолько настоящей, как с ним. Я уже не представляла свой день без него. Я запутывалась в этих отношениях все сильнее и сильнее. Джокер был для меня более реальным, чем кто-либо из тех, кто меня окружал. Пока в один определенный момент я не поняла, что влюбилась в него.
Сегодня я задержалась на работе – нужно было разобраться с одним делом, но мысли то и дело убегали совершенно в другую сторону. Очередной взгляд на часы, и я не сдержала вздох разочарования. Еще три часа до нашего «свидания». Автоматически проверила чат – ничего. Свернула окно и наконец открыла файл с макетом искового заявления, как вдруг завибрировал телефон – пришло сообщение на мейл. Зашла через компьютер на свою электронку:
Отправитель: какой-то незнакомый Anonymus666.
Тема сообщения: Возмездие.
Текст сообщения: Есть вещи, которые не стоит забывать. Приятного просмотра, сучка. Наслаждайся.
Горло перехватило от ужасной догадки. Остановилась, не рискуя щёлкнуть трясущейся рукой на видеозапись, прикрепленную к сообщению. Тело сковывал обжигающий ледяной страх, заставляя вжаться в спинку кресла. Я догадывалась, что мне прислали. Так бывает. Просто знаешь и всё… Потому что есть только одна вещь, которая могла меня напугать.
На каком-то автомате всё же включила видео, чтобы уже через несколько секунд закричать беззвучно от первых же кадров. Как в самых страшных снах, когда ваш голос неожиданно пропадает, и вам остается только беззащитно открывать и закрывать рот. По вашим щекам катятся осколки того самого льда, причиняя нечеловеческую боль, а сердце стучит всё медленнее, словно замерзая.
Я смотрела на языки пламени, а сама дрожала от холода, проникшего в мое тело.
Даже не поняла, как кто-то подошел сзади. Видео давно закончилось, языки пламени застыли на экране, а я дрожу, и зуб на зуб не попадает.
– Слава. Все в порядке? Эй. Посмотрите на меня. Слава!
Резко развернул к себе кресло и оперся на поручни, обхватил мое лицо ладонью.
– На меня смотрите и дышите глубже. Я сейчас воды принесу.
Я слышала чей-то голос будто сквозь вату и даже разобрать не смогла, чей именно. Поняла только, что мужской. И едва развернул к себе кресло – узнала, но слова не могла сказать. Хотела качнуть головой, дать понять, что не в порядке. Что всё плохо. Просто ужасно. Я хочу посмотреть на него, но не могу. Не могу отвести взгляда от застывшего видео. Оно остановилось, но я вижу его, я вижу огонь, вырывающийся из окон, я вижу то, что не заснято. То, что навсегда выжжено глубоко внутри. Теплая ладонь касается замерзшей руки, и я бы вскрикнула, если бы не пропавший голос. Кожу словно обожгло кипятком, но мне нужны эти прикосновения. Чтобы вернуть чувствительность пальцам, которых я не ощущаю.
Тепло его рук касается осколков льда на щеках, и я облегченно выдыхаю. Он поворачивает меня за лицо к себе, а у меня из глаз наконец брызнули слёзы. Адам.
Он что-то говорит, и убирает руки, а я крикнуть хочу, чтоб не уходил. Мне так тепло рядом с ним. Хотел отвернуться, а я вцепилась в его запястья и непослушными губами еле выдавила из себя:
– Не...уходи...по…жа…луй…ста… не …ухо…ди.
Присел на корточки, глядя на меня снизу-вверх, а у меня непроизвольно из глаз слезы катятся.
– Не ухожу.
Руку протянул и указательным пальцем по щеке провел, вытирая слезу.
– Испугалась?
Качаю головой, прижимаясь щекой к его пальцам.
– Я уйти хочу. Отсюда
– Уйдем сейчас. Это видео? Знаешь, кто прислал?
Провел большим пальцем по скуле.
Его голос...он успокаивает. Он дарит облегчение от той боли, что сейчас растекалась во мне жидким азотом. Потому что он первый, кроме членов моей семьи и психоаналитика, кто увидел меня в этом состоянии. Отвернулась, пытаясь выйти из почты. Пальцы всё еще не слушаются, продолжая дрожать. Его ладонь касается плеча успокаивающе, а боль внутри злится, свирепствует, атакует трясущиеся руки, и Адам сам нажимает на "Выход" и закрывает вкладки.
– Уйдем отсюда. Пожалуйста.
– Окей. Уходим.
Поднял под руку с кресла и замер, всматриваясь в мои испуганные глаза.
– Я могу вычислить, кто это сделал. Если захочешь, мы поговорим об этом.
Подхватил мою куртку со спинки кресла и повел за собой из кабинета.
– Отвезти тебя домой или поехали посидим где-то? Пока не успокоишься?
Остановилась, глядя на свою ладонь в его руке. Он так естественно повел меня за собой. Посмотрела в его лицо, вздрогнув от того беспокойства, которое плескалось в темных глазах. Впервые в жизни я видела признаки тревоги за себя у кого-то, кроме мамы и Нины. Покачала головой, думая о том, что не хочу ничего. Не хочу ни многолюдных кафе, ни дома, который наводит тоску. Я хочу остаться одна. И в то же время безумно боюсь сейчас одиночества.
– Нет...я не хочу. Я ничего не хочу
– Давно по ночному городу ездила? Хочешь покажу тебе одно интересное место? Там очень тихо и можно молчать. Я часто там молчу.
Рука сильнее сжала мои холодные пальцы, ведет за собой по лестнице.
Да, я хочу именно туда, где можно молчать. И мне нужен кто-то рядом, кто не позволит треску огня разрушить мою тишину.
Мы вышли на улицу, и я вздрогнула от холода, забравшегося под куртку. Переменчивая погода то холодно, как ранней весной, то душно до невыносимости.
Я не помнила, чтобы надевала её, наверное, Адам сделал это. Раскат грома заставил съёжиться и побежать вслед за парнем, спускавшимся по лестнице к чёрному "Фольксвагену".
В этот момент завибрировал телефон в кармане куртки, и я вцепилась в него пальцами, понимая, что не хочу сейчас ничего, боюсь увидеть на дисплее очередное уведомление со своей почты.
Адам открыл дверь пассажирского сидения, и я села, по-прежнему не доставая телефон.
Смотрела, как он застегивает ремень безопасности, и думала о том, что впервые успокаиваюсь вот так просто, без звонка психиатру или подруге. С человеком, который даже не знает, что произошло, но именно это мне и нравилось сейчас.
Закрыла глаза, откидывая голову назад, вдыхая аромат лимона, царивший в салоне.
– Спасибо...
Адам привез меня к высокому зданию научного центра. Мы каким-то образом зашли с черного входа. У него была пластиковая карта работника.
– Я уволился…но программисты, они, знаешь…они те еще жуки. Мне нравилось тут на крыше зависать по ночам. Так что ключ я себе оставил.
Мы поднялись на грузовом лифте, и Адам толкнул дверь, ведущую на крышу, пропустил меня перед собой.
– Здесь звезды близко, и тишина. Как будто вымерли все. Иногда хочу почувствовать, что нет ни единой души.
Я подошла к перилам, глядя вниз, чувствуя легкое головокружение от высоты, а он встал рядом, достал сигарету, закурил. Он, видимо, заметил, что я еще вздрагиваю, снял кожаную куртку и поверх моей куртки набросил мне на плечи. Затянулся сигаретой, глядя на ночные огни.
Да, он был прав, здесь можно молчать, и ночной город постепенно вымирал, только одинокие машины и мигающие неоновые витрины внизу. Подняла голову и посмотрела на небо – черное, затянуто тучами. Дождь прекратился, но ни одной звезды не видно. Кажется, и моя жизнь вот такая непроглядная. Живу по какой-то инерции, по какому-то расписанию, составленному не мной. И кто-то…кто-то покопался в этом расписании. Кто-то узнал обо мне то, чего не знал никто. То, что я запрятала так глубоко, что даже мой психиатр думала, что я уже справилась. А некто нашел и вытащил наружу, чтобы показать мне, что тайн не бывает. Каждая тайна – это чье-то подлое открытие и достояние. Вопрос времени, когда оно вырвется наружу. Где-то в глубине души я понимала, что это только начало.
***
Я очнулась словно от резкого толчка. Так бывает, когда неожиданно пропадает чувство безопасности, с которым вы уснули, и на его место приходит неожиданная тревога. Открыла глаза, вдохнув полной грудью холодный воздух, и едва не закричала, ощутив теплое дыхание, касавшееся затылка. Вот почему я проснулась. Прохладный ветер ласкал щёки и шею, а спиной я ощущала тепло. Сильные мужские руки, обнимавшие сзади, согревали большими ладонями мой живот. Я вспомнила, как мы сели на его куртку у стены и Адам обнял меня сзади, согревая от ночного холода. Неужели я уснула? Черт… неудобно как. Я боялась обернуться назад и встретиться с ним взглядом, так как понятия не имела, как уснула здесь вчера. Последнее, что помнила, это куча окурков возле его ног и внимательный взгляд куда-то в сторону города.
Адам обещал молчание и не нарушил своего слова. Где-то внутри всколыхнулись чувства благодарности и стыда. Всю ночь тут со мной провел.
Его дыхание изменилось, когда я пошевелилась, и я мягко отстранилась от него.
-Доброе утро, Адам
– Доброе утро.
Развернул меня к себе за плечи. Долго в глаза смотрел, а потом к губам наклонился медленно, давая право решить, хочу я этого или нет...тихо спросил.
– Кофе и по домам? – а сам все ниже наклоняется.
Он спрашивал про кофе, а я видела совершенно другой вопрос в его глазах. Смотрит на мои губы, а я чувствую холод, снова забирающийся под одежду, холод, от которого мурашки по телу. От него исходит аура и надежности, и опасности одновременно. Только я совсем не хотела ничего такого. Понятно, что дура, надежду дала и сама виновата…Может, если бы не Джокер. Только у меня возникло странное чувство, что сейчас я делаю что-то отвратительное по отношению к нему. Что-то гадкое, как измена или предательство. Смешно…Да, до истерики смешно. Как можно изменять тому, кто ни разу к тебе не прикасался и ничего не обещал…оказывается, можно. Потому что то, что происходило между мной и Джокером, совершенно не отличалось ни от одних нормальных отношений.
Словами можно иметь ТАКИЕ отношение, которые вам и не снились. Словами можно вытащить самые дикие эмоции и самую болезненную нежность. Этого никому не понять…Никому, кроме Харли…Потому что теперь я знала, что она и в самом деле его любила.
В глубине темно – карих глаз Адама осторожность, от которой становится неуютно. Если я сейчас позволю себя поцеловать, то во что это выльется потом? И в то же время где-то в висках отстукивает пульсом чувство благодарности за помощь, за то, что не оставил одну, за то, что вытащил из того кошмара, в котором оказалась вчера вечером. Снова завибрировал сотовый. И я догадываюсь, от кого это сообщение. Словно чувствует…в последнее время меня начало преследовать ощущение, что он меня чувствует. На каком-то мистическом уровне, непостижимом для кого бы то ни было.
Мерзкое чувство вины за принятое решение впивается скользкими пальцами в затылок, и я отстраняюсь от парня, мягко убирая его ладони со своих плеч. Отвела взгляд, вставая и поднимая с пола сумку.
– Я, думаю, да...Наверняка, рядом поблизости хороший кофе можно купить?
Уже давно рассвело. Наверное, где-то часов семь утра. В телефон так и не смотрю. Мне страшно, что ОН чувствует не только, что у меня неприятности, а и то, что я все же пару секунд раздумывала, позволить ли Адаму поцеловать меня.
– Купим кофе, и я отвезу тебя домой. Мне на работу через час. Я сегодня даже не проспал.
Усмехнулся и щёлкнул меня по носу.
– У тебя на переносице восемь веснушек...Слава. Спорим, к концу лета их будет штук тридцать?
Поначалу даже опешила от этой наглости, но в то же время воздух между нами перестал быть таким раскаленным. Он развеял обстановку своей шуткой, и я подумала о том, какая же задорная у него улыбка. Он вообще очень симпатичный. Не похожий все же на этих пластмассовых людей, окружающих меня повсюду. Все же настоящий, и в глазах у него нет пустоты. Там слишком глубоко для простого программиста. Там есть что-то непостижимое. И, самое странное, он меня слишком хорошо понимает. Не смотрит поверхностно.
Прищурилась, глядя на то, как он встает и отряхивается, протянула ему куртку.
– Ты проиграешь, Гордеев! К концу лета у меня их максимум двадцать девять штук на переносице бывает.
Развернулась к нему спиной и полезла в сумку за расческой.
– А вообще...значит, ты же мне еще и должен остался? За то, что не проспал?
Повернулась к нему лицом, на мгновение застыв под его внимательным взглядом, когда он смотрел, как я укладываю волосы, и, смутившись, спрятала расческу обратно в сумку.
– Белозерова, тебе говорили, что ты офисный узурпатор?
– Да! Ты! Пару дней назад.
– Точно. Как я забыл?
– У тебя короткая память. Жесткий диск перегружен. Переустанови систему.
Мы рассмеялись, и Адам открыл дверь.
– Насчет диска не знаю, а вот я бы с удовольствием переместил нас сейчас из папки «Научный центр» в папку «домой», например. Значит так, Белозерова, мы сейчас выходим с центрального входа, делаем лица кирпичами. Если что спросят, скажешь, ошиблись зданием.
– А ты мой водитель?
Казалось, ночного кошмара и вовсе не было…только у меня на электронке по-прежнему висело то письмо с видео. И оно никуда оттуда не денется. Когда сели в машину, собралась с мыслями и, наконец, попросила.
– Адам.
– Да.
– Я хочу, чтоб ты вычислил, кто это прислал. Сможешь?
И в этот момент я поняла, что доверяю ему. Вот так неожиданно для себя. И я хочу знать, какой ублюдок влез мою личную жизнь и трогал то, что я сама трогать боялась. Я хотела найти эту тварь и заставить пожалеть об этом.
– Без проблем. Вечером, после работы?
Я как раз достала свой сотовый и увидела, как мигает уведомление.
«Не ответила, девочка. Ты понимаешь, что это значит, да? Сегодня в девять я жду тебя, и я очень надеюсь, что ты будешь здесь, иначе это последнее сообщение, которое ты от меня получила».
– Прости, но сегодня не получится.
Нервно кусая губы и ощущая дикое желание ответить на сообщение немедленно. Пока он не ушел. Пока он онлайн.
– Твой парень?
– Да, – ответила, не задумываясь, и сунула телефон в сумочку, отворачиваясь к окну.
13 ГЛАВА. Адам
После встречи с Элис на душе скребли кошки. Да, я была в шоке, когда мне запретили выезжать из поместья, но все еще находилась в неведении. В своей ракушке в которой тепло и уютно, в иллюзии, которую мой муж поддерживал во мне это время…в то самое время когда за гранью этого мира все рушилось, взрывалось, горело.
Элис рассказала мне то, чего не сказал Ник, то, о чем не заговорил со мной отец. Мы больше не семья. Мы какие-то жалкие клочки, разорванные и раскиданные по разные стороны баррикад. Отец и Фэй недоступны и от волнения я не нахожу себе места, Ник тоже не отвечает на звонки, вокруг меня хаос, от которого начинается паника и лихорадка.
Когда за мной захлопнулись ворота, я невольно оглянулась на Элис, словно чувствуя, что больше никогда ее не увижу…ведь завтра утром чистильщики будут выносить обугленные тела из её дома. А сейчас мною все же овладел гнев, я редко испытывала эту глухую ярость, пожалуй, последний раз я злилась в детстве на Крис. Отец и мой муж все решили. Оба. Точнее Ник. Никто не думал обо мне, о моих чувствах, о чувствах Крис и о наших детях, нас разделили. Я прекрасно понимала, что означает раскол клана – это разделение семьи. Это полный разрыв и граница между территориями. Европейское Братство, которое досталось нам такой страшной ценой, снова является государством в государстве. Когда я вышла замуж за Майкла, объединили клан, совершили невозможное и вот теперь спустя десять лет мы там, где начинали и хуже всего – я посередине всего этого. Я на грани. Это жестоко. Не знаю, какие политические игры они затеяли, с чем не согласился мой Ник, но я все же не на его стороне. Впервые я не поддерживаю и не принимаю это решение – семью нельзя разделять, мы сильны, потому что вместе, потому что братьев Воронова и Мокану уважают даже в Мендемае, с нашей силой считаются остальные расы, а теперь...мы слабы по одиночке. Зачем Ник так поступил? Почему? Я больше не хочу быть в стороне, я хочу понимать, какого черта здесь происходит, и я потребую объяснений. Если он решил все за меня, я хочу знать почему я должна принимать это решение и почему он не посоветовался со мной?
Я вернулась в дом и решила ждать его столько сколько потребуется, хоть до утра, сутками, но он со мной поговорит и даст мне объяснения.
Шли часы, я нервно ходила по зале, поглядывала в окно, снова отметив, что ограда под током, я позвонила ему на телефон несколько раз, но мне отвечал автоответчик, а я ненавидела это. Ненавидела, когда он делал вот так – ставил между нами стену своего идиотского [i]Мокануупрямства и мне оставалось только биться об нее головой.
В новостях показывали новые поджоги, убийства, массовые беспорядки на улицах. Мир сошел с ума. Я видела даже из наших окон зарева горящих зданий в центре города. Позвонила детям, поговорила с Сэми и Ками, услышала голос маленького и немного успокоилась, прилегла на кушетку. Снова включила телевизор. Наконец–то перестали показывать ужасы, творящиеся на улицах, пошли новости столичных тусовок, которые несмотря на беспорядки, продолжали отрываться в обычном режиме. Я заскучала, снова бросила взгляд на часы – полтретьего ночи, а его нет и все телефоны закрыты, рабочий сбрасывает на секретаря, личный отключен.
– Вы смотрите прямую трансляцию ночного ток шоу "Упс". И вы не представляете, какие кадры случайно попали в фокус нашего независимого корреспондента. Пока на улицах творится беспредел, наши бизнесмены развлекаются в режиме нон–стоп.
Я хотела переключить и потянулась за пультом.
– Самый сексуальный и молодой олигарх, счастливо женатый на дочери одного из богатейших людей мира, засветился в обществе любовницы. Да, да, посмотрите на эту парочку, они только что вместе вышли из вип-комнаты в стрип клубе "ххх", самом злачном месте нашего города. Николас Мокану заботливо провожает свою спутницу к ее автомобилю. Обратите внимание на этот кадр.
Я выронила пульт и замерла, чувствуя, как сердце замедляет бег. Крупным планом, в полумраке показывали Ника с какой-то невероятно красивой женщиной, он вывел ее с черного хода к машине, придерживая за талию, точнее, немного ниже талии, и когда она нырнула в автомобиль, слегка хлопнул по ягодице, эдаким жестом удовлетворенного самца. Мне ли не знать этот жест? Женщина послала ему воздушный поцелуй.
Ник махнул ей рукой, достал сигару, прикурил и направился обратно в клуб.
Я выключила телевизор и закрыла лицо руками, пытаясь унять дрожь во всем теле. Так значит вот какая политика. В тот момент, когда я разрываюсь здесь от этой безысходности, после того как мой муж, разделил мою жизнь на две части, он развлекается, а я....а я как дура сижу здесь и жду его. Впервые за много лет, я снова увидела его с другой женщиной. Это было больно. Нет, еще не пришла та самая ревность и дикая тоска, когда ты осознаешь предательство, но появилась тягучая безысходность и отчаяние, которые нарастают постепенно внутри. Предчувствие, что с нами что–то не так. Я делаю не так или он...но что–то происходит.
Швырнула пульт в телевизор и выскочила на улицу. Мне нужно было глотнуть свежий воздух. Немедленно, потому что мне казалось, что я задохнусь.
Холодный ветер рванул мои волосы, взметнул подол платья, и я поежилась, увидев как приближается автомобиль Николаса. Я напрасно надеялась, что состоится разговор, мой муж отделался от меня с холодным презрением, словно я надоедливое, тупое насекомое, которому нечем заняться. А потом он наказал Дэна, за то, что–то выпустил меня. У меня случилось дежа вю. Словно весь тот кошмар, что мы уже прошли возвратился обратно. Ник отдалился настолько, что сейчас мне казалось, что он меня ненавидит.
Ночью он пришел ко мне. Я вцепилась в подушку, когда услышала его шаги. Остановился за дверью, дернул ручку, зажмурилась ожидая сокрушительного удара, втайне надеясь, что он разнесет эту дверь, как и стену отчуждения между нами. Но нет, шаги стали отдаляться. Как и он от меня...быстро, каждый шаг как болезненный стук сердца, все дальше и дальше от меня. Мое сердце здесь, а его с ним, а раньше...раньше мое всегда оставалось там, где он, а его сердце там, где я.
–Это был твой выбор, Марианна!– я закусила запястье, сильнее сжимая подушку, чтобы не побежать за ним.
Я так и не пошевелилась, до самого утра. Даже днем я лежала и смотрела в потолок, слушая как тикают часы, как отъезжают и подъезжают машины, голоса слуг, стук в дверь, снова шаги. Только ОН не дома. Уехал еще до рассвета. Я не знала этого наверняка, но я чувствовала. Его присутствие ощущается всегда. Ближе к полудню я все же встала с постели и решила позвонить детям, меня ждал очередной удар под дых – мой сотовый заблокирован на исходящие звонки. Я бросилась к компьютеру, но интернет тоже отключен. Точнее в сети стоит новый пароль, и я его естественно не знаю. В ярости смела ноутбук со стола и громко застонала. Наказывает. Если я иду поперек его приказов, значит надо лишить меня возможности это делать. То есть просто отрезать от внешнего мира. Типа – смотри телевизор Марианна и вышивай крестиком. Я тяжело дышала, сжимая руки в кулаки. Через десять лет, десять лет проведенные вместе я все еще не могу понять его и никогда не пойму.
Я вышла на улицу, в надежде поймать чужую сеть. Смешно, если учитывать, что мы живем за городом в лесополосе. Но надежда умирает последней. Я хотела написать Фэй, чтобы она приехала ко мне.
Ничего. Глухо. Вне зоны доступа сети. В тюрьме в собственном доме. Я швырнула сотовый о каменную стену ограды и тот разлетелся на куски. Вопреки моему ужасному внутреннему состоянию на небе светило солнце, безоблачно, гладкая лазурь, синева. Бывали минуты, когда ЕГО глаза были такими же синими, как небо, когда он смотрел на меня. Пронзительно синими, удивительно нежными. Тоска сжала сердце очень сильно, заставив прижать руку к груди и стиснуть челюсти. Внимание привлек шорох. Я резко обернулась и замерла. Под деревом в тени сидел тот самый парень, охранник, которому ночью досталось от Ника из–за меня. Он прислонился к стволу дерева, прячась от палящих лучей солнца. Я бы прошла мимо, но все же остановилась, потому что почувствовала запах...запах гари и крови. Подошла к парню и прижала руку ко рту, кожа на его лице и руках покрылась волдырями и слегка дымилась, губы потрескались, и он тяжело дышал.
– Ты в порядке?
Охранник приоткрыл глаза и кивнул.
– В порядке. Передохну и закончу обход, госпожа.
«Голодный паек. Трехсуточная вахта...» – парень голоден и его специально заставили нести дежурство днем, чтобы солнечные лучи поджаривали его живьем, а регенерация наступала очень медленно, превращая каждую минуту дежурства в пытку. Я содрогнулась от этой жестокости. Что ж в разных способах изощренной мести моему мужу нет равных. Но кто сказал, что я не хозяйка в этом доме? Я склонилась к парню.
– Ты не восстановишься до ночи. Ты слишком голоден. Я прикажу отвести тебя в дом.
Я хотела уйти, но охранник схватил меня за руку.
– Меня разжалуют. Не нужно. Я справлюсь.
Я бросила взгляд на его обожженную кожу на запястье, потом посмотрела парню в лицо. Черт. Не помню его имени. Не знаю, как моему мужу удавалось вызывать в них вот это фанатичное чувство преданности ему, они готовы за него дохнуть...или это страх. Боятся Мокану сильнее смерти. Плевать. При мне никто не будет здесь умирать от голода. Парень выпустил мою руку и закрыл глаза.
Через несколько минут я вернулась с пакетом крови, став на колени, надкусила краешек и подала парню. Он удержал меня за запястья.
– Не положено. Приказ есть приказ. Я солдат. Я обязан продержаться.
– Обязан умирать здесь потому что подчинился моим приказам? Потому что тебя не поставили в известность, что это не правильно? Нет. В моем доме, пока я здесь хозяйка никто не будет умирать от ран и от голода. Пей. Я тоже тебе приказываю.
Парень отрицательно качнул головой.
– Приказывать может только Господин.
– Насчет этого нет. Успокойся. Никто не узнает.
Я поднесла пакет к его губам, и просунув руку под затылок, помогла сделать глоток. Он пил жадно, прикрыв глаза от наслаждения, по бледному лицу пробегали сетки вен, с губ срывалось легкое рычание. Он допил, и я забрала пустой пакет. Волдыри на лице исчезли, но все еще оставались на руках. Прикоснулась к ним и закрыла глаза, чувствуя знакомое жжение под пальцами, забирая боль себе. Когда снова посмотрела на парня увидела, как жадно он вглядывается в мое лицо, словно с каким–то благоговением, восхищением. Странный взгляд...и глаза у него очень темные, почти черные. Я смутилась. Пожалуй, долгое время я вообще не замечала чтобы мужчины осмеливались на меня смотреть. Вот так открыто.
– Вы не должны были этого делать, – тихо сказал он и рывком встал с земли, подал мне руку, и я поднялась с колен. Сейчас его лицо приобрело здоровый оттенок. Я снова удивилась насколько он молод. Возможно был обращен в юном возрасте. Внешность вампиров весьма обманчива.
– Ты не должен нести наказание из–за меня. Завтра обещали грозу. Так что солнечные лучи больше не страшны тебе. Солнце уже не в зените, и ты сыт. Мы в расчете.
Парень смутился и отвел взгляд.
– Прости, я забыла, как тебя зовут.
– Дэн, Госпожа.
– Я запомню. В этот раз обязательно запомню.
Я вернулась в дом, выбросила пустой пакет в специальный контейнер и села в кресло. Слышала, как слуги переносят наверху вещи, как стучат двери комнат – я полностью переселилась в дальнюю спальню для гостей. Да, Николас Мокану – это тоже мой выбор.
Ты совершенно прав. Ты теперь не можешь иметь меня, когда тебе вздумается, да и тебе явно есть кого иметь на стороне. Желающих вагон и маленькая тележка. Я не готова позволить тебе прикоснуться к моему телу, пока ты топчешь мою душу. Я вообще не знаю к чему я теперь готова. Я хочу свою прежнюю жизнь, я хочу слышать голоса детей, и я хочу, чтобы мой муж уважал меня, уважал мои чувства. Я черт возьми, хочу, чтобы он пришел ко мне и ...да, пусть не извиняется, пусть просто скажет, что он сожалеет, что он понимает меня. Одно слово. Маленькое. Одно единственное: "Соскучился"... Хотя, я уже не уверенна, что мне этого достаточно.
Но он не приходил ни в эту ночь, ни в последующую. И я решила уехать. Нам нужно побыть вдали друг от друга чтобы успокоится и принять какие–то решения. Рядом с детьми я смогу расслабиться и отвлечься. Пришла к нему сообщить, что уезжаю, в тайной надежде на то, что остановит меня, на то что прижмет к себе и все это окажется сном…дурным кошмаром…Только реальность оказалась страшнее кошмара. Я увидела зверя, того самого, который прятался внутри него все эти годы и мне стало холодно, так холодно, что я просто не могла оставаться рядом с ним.
Я никогда не чувствовала такого опустошения как в эти минуты. Нет это нельзя назвать просто болью, это скорей всего разочарование, когда смотришь на свое отражение в зеркале и тебя тошнит от собственной ничтожности. Меня именно тошнило, я автоматически расчесывала волосы и смотрела самой себе в глаза. Я сама виновата. Во всем. Я всегда позволяла так к себе относится. Возможно я слишком многое списывала на его сущность на манеру поведения, которую полюбила когда–то, которая заворожила меня как мотылька завораживают языки пламени. Я всегда знала, что формат наших отношений далек от идеала. Нет я не мечтала о серенадах под окном, о романтических ужинах при свечах о приторно сладких признаниях в любви, но я все же хотела, чтобы меня любили...уважали, считались с моим мнением и в то же время я позволяла Нику доминировать во всем. Отдавала ему контроль собственноручно и на каком–то этапе...не знаю в какой момент я просто потерялась, стерлась на фоне его самого, стала тенью, всепрощающей домашней собачкой, которую можно и пнуть, и погладить и все по желанию хозяина и в зависимости от его настроения. Где в этих отношениях я сама? На каком месте? В котором часу в течении дня он думает обо мне и думает ли? Или я все же являюсь просто вещью о которой вспоминают в тот момент, когда она нужна больше всего, пользуются, а потом опять кладут в ящик и так до бесконечности пока эта вещь не износится, не сломается или ее просто не выбросят за ненадобностью. На каком этапе эволюции нахожусь на данный момент я? Похоже на самом последнем, все остальное уже пройдено.