Текст книги "Молитва в цитадели"
Автор книги: Ульрих Макош
Жанры:
Путешествия и география
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)
Хосе Рисаль – герой национально-освободительного движения
Сначала кучер, а потом консьержка в тот день даже не подозревали, как они испортили репутацию города и гостиницы. Это случилось 1 ноября 1866 года. Рисаль собирался покинуть любимый им Дрезден, чтобы отправиться в Берлин, раздосадованный, очевидно, постановкой пьесы «Натан Мудрый», которую посмотрел накануне в Королевском театре. «Произведения Лессинга, – отметил он в записной книжке, – я предпочитаю читать, а не смотреть его пьесы на сцене. Немцы, несомненно, не великие актеры».
Он любил бывать в кафе «Пассаж»: там было много газет – они связывали его с родиной. 1 ноября он позавтракал в кафе, а немного позже вновь дал выход, своему возмущению в записной книжке, которую я теперь в задумчивости держу в руках в музее Рисаля. «Сегодня не чистый на руку извозчик, который вез меня из гостиницы на Берлинский вокзал, пытался взять с меня большую плату, чем полагается по тарифу. Я никому не стану рекомендовать гостиницу „Времена года“, потому что там обманывают. Консьержка сговорилась с кучером, чтобы меня одурачить. К счастью, вмешался полицейский».
Дневники знаменитого филиппинца написаны так же: подробно, как и дрезденские записки. С Берлином он связывал большие надежды и признавался, что предпочитает его всем городам. Сначала Рисаль поселился в гостинице «Центральная», а затем перебрался в комнату на бывшей Йегер-штрассе.
«Пообедав, я прошелся по улице, – пишет он, – параллельной Унтер ден Линден, и нашел хорошую и не очень дорогую комнату на Йегер-штрассе: 30 марок с пансионом, без завтрака».
О жизни на третьем этаже дома № 71 на Йегер-штрассе (сейчас это Отто Нушке-штрассе), где он провел много месяцев, имеются и другие документы. Отсюда в мир ушло немало писем, здесь он продолжил работу над многими литературными произведениями. В Берлине Рисаль закончил одну из своих самых значительных книг – «Ноли ме тангере» («Не прикасайся ко мне»). В Берлине она и была издана.
Памятник Хосе Рисалю в центре Манилы
Врач, исследователь, историк и страстный борец за освобождение своей родины от колониального гнета, Рисаль много трудился, чтобы своими произведениями всколыхнуть филиппинский народ, который, в свою очередь, смог бы стряхнуть чужеземное господство. В 1891 году Рисаль писал своему другу, австрийскому профессору Блюментритту: «Я должен вернуться на Филиппины. Жизнь здесь становится для меня наказанием. Я должен подать пример и не бояться смерти, даже если она будет ужасной… Я иду навстречу своей судьбе… Лучше умереть, чем жить в унижении…»
Он вернулся домой, где его ждала тюрьма и гибель. Память о нем хранят руины крепости Сантьяго. Здесь Хосе Рисаль провел последние дни и часы своей жизни. 3 ноября у наружной стены крепости с ним простилась его жена Хосефина Бракен. 29 декабря 1896 года она долго ждала его, чтобы увидеть в последний раз. Рано утром 30 декабря 1896 года палачи повели Рисаля к месту казни. В 7 часов 3 минуты он был расстрелян.
Его боялись даже мертвого, поэтому похоронили в самом дальнем углу кладбища Пако, желая скрыть могилу от филиппинцев. Но могила Рисаля стала местом паломничества тысяч людей, не испугавшихся испанской тайной полиции.
Два года спустя после этих событий соратники Рисаля провозгласили первую на Филиппинах республику.
Многие улицы родины Рисаля, протянувшейся цепочкой островов, носят сегодня его имя. На месте казни разбит парк Рисаля, ставший национальной святыней. На памятнике высечено написанное им в заточении политическое завещание «Мое последнее прости»:
Сегодня каждый филиппинец знает эти строки наизусть.
Многие знают и его очень популярный роман «Флибустьеры», где он призывает к независимости: «Вы просите уравнения в правах, испанизации своих обычаев и не понимаете, что то, чего вы просите, – это гибель вашей национальной самобытности, уничтожение вашей родины, освящение тирании!.. Не тщитесь изменить образ мыслей ваших правителей… У них свои планы, а на глазах у них повязка…»
Чтобы осуществить свою мечту, Рисаль основал организацию «Филиппинская лига», что позднее и послужило предлогом для его казни. Протест лиги был направлен главным образом против союза испанской аристократии и духовенства.
Хосе Рисаль родился в Каламбе, расположенном в часе езды от Манилы к югу. Это центр по переработке сахара и центр торговли рыбой. Небольшая церковь, в которой его крестили, выдержала все невзгоды войны, и даже землетрясения ее не разрушили. Родительский дом был полностью восстановлен. Когда-то в этом доме его родители получили весть о смерти двух родственников, наступившей от холеры. Городская администрация тотчас же отправила в Манилу телеграмму, в которой сообщалось: «Мариано Эрбоса, свояк Рисалей, скончался. Со времени свадьбы до сегодняшнего дня он ни разу не исповедовался». Отцы церкви ответили священнику в Каламбу: «Телеграмму получили, если это так, мы отказываем ему в церковном погребении».
Рисаль с горечью воспринял эту интригу. «В соответствии с полученной телеграммой, – писал он, – г-на Мариано Эрбоса похоронили на горе за пределами города, а другого человека, который скончался при тех же обстоятельствах, но который не был свояком Рисалей, похоронили на кладбище, что стоило семье более 55 песо, хотя тело умершего не получило благословения церкви. Не следует сетовать на то, что тело покоится там, а не тут… Тела разлагаются в любой могиле, и нет причины одну чтить больше другой. Земля кладбища – не единственное творение бога, так же как холмы и горы созданы не дьяволом. Солнце освещает всю землю, дождь омывает ее без различия и предпочтения, а в соответствии с существующим климатом, ветер ласкает ее одинаково, и природа не взращивает кладбищенские цветы быстрее, чем в каком-либо другом месте. С другой стороны, семья покойного должна быть благодарной священнику за месть, за то, что, не требуя мзды, он оградил покойного, при жизни человека большого таланта и мудрости, от соприкосновения с телами многих по меньшей мере грубых людей и от поругания, могильщиков, которые – хотя этого меньше всего ожидаешь – раскапывают еще свежие останки, а также от оплаченных молитв, произносимых священниками, выполняющими свои обязанности со смесью отвращения и лени, без веры и без уважения».
«Что за цель писать в телеграмме „свояк Рисалей“, если это не подлая цель, исполненная ненависти и бесстыдства? Что общего имеет святая религия с родством!.. Умирает хороший человек, уважаемый человек, наследник стольких благодетелей церкви, племянник священника, воспитанный священником, покровитель бедных и отчаявшихся, и за то, что он свояк Рисалей, они хоронят его на пашне!»
Это были рожденные филиппинской действительностью саркастические обвинения, за которые духовенство преследовало Рисаля до самой его смерти, а Рисаль им заявлял: «Ввергнуть филиппинцев во мрак, и подчинить их силой невозможно ни в моральном, ни в физическом смысле. Наши враги могут читать проповеди со своих церковных кафедр, могут в своих действиях перейти к крайним мерам – арестам, ссылкам, цензуре, запретам, обыскам, судебным преследованиям и прочему, – но они не достигнут своей цели. Филиппинцы гарантируют это. Либералы, число которых из-за преследований ежедневно растет, и мы, филиппинская молодежь, находящаяся в Европе, мы посвятим свои силы для пользы родины».
История вряд ли хранит имена убийц Рисаля, но она чествует память их жертвы. 30 декабря, день казни Рисаля, стал национальным днем траура. Ранним утром, в 7 часов 3 минуты, филиппинцы, в том числе и президент, возлагают цветы у памятника герою. В Маниле и в других местах, прежде всего там, где он жил и работал, устраиваются музыкально-литературные вечера. А жители Каламбы, где Рисаль впервые глубоко осознал горькую судьбу угнетенного народа, с особой гордостью отмечают этот памятный день.
Декабрь 1977 года. Прямо с аэродрома Генеральный секретарь ЦК СЕПГ и Председатель Государственного совета ГДР Эрих Хонеккер в сопровождении президента Фердинанда Е. Маркоса направляются к памятнику Рисаля на бульваре Рохаса. Звучат гимны обеих стран. Гремят оружейные залпы. Раздаются сигналы горнистов и барабанная дробь. Эрих Хонеккер возлагает венок и застывает в торжественном молчании.
В крепости Сантьяго, где томился Рисаль, будет показана пьеса, написанная по одному из его произведений. В казармах, в которых некогда жили солдаты испанских карательных отрядов, выступят мастера художественного слова. Будут читать Рисаля. И его слово, написанное и произнесенное, останется навсегда в сердцах филиппинцев во всех уголках его страны.
В сегодняшней борьбе против внутренней реакции наследие борца за национальное освобождение актуально, как никогда.
От камеры в крепости Сантьяго, куда был заточен Рисаль, сохранились лишь фундамент, кирпичи и части металлического каркаса. Сейчас здесь ведутся реставрационные работы. Вокруг живая изгородь и манильская трава.
Дом, в котором раньше жил комендант крепости, сильно пострадал во время второй мировой войны, но, к счастью, только снаружи. В первом зале хранятся книги Рисаля. На некоторых из них – пометки, сделанные его рукой. Два самых известных произведения, «Не прикасайся ко мне» и «Флибустьеры», представлены фотокопиями с рукописей. Во втором зале находятся принадлежавшие Рисалю вещи: автопортрет, эскиз портрета Леоноры Риверас, сыгравшей значительную роль в его жизни, портрет его старшей сестры Сатурнины, написанный маслом; изящная, вырезанная из дерева статуэтка – человек, закованный в цепи; барельеф спутницы его жизни Хосефины Бракен, выполненный на дереве; шахматы, в которые он играл на борту корабля, когда после ареста его перевозили из Барселоны в Манилу; длинная курительная трубка, купленная в Берлине; нож для разрезания бумаги; много фотографий; вырезки из газет; копии дипломов, свидетельствующие о том, что он был еще и естествоиспытателем.
Среди написанных маслом картин, украшающих многочисленные залы музея, одна особенно привлекла мое внимание: портрет Рисаля работы его современника Феликса Ресурексьона Идальго, который сейчас очень популярен на Филиппинах. Скульптор Толентино, с которым я познакомился в 1976 году, незадолго до его смерти, изваял статую Рисаля. Ежедневно, особенно в конце недели, тысячи посетителей приходят в музей и с благоговением стоят перед ней, отдавая дань уважения герою нации. Плата за вход не взимается, но пожертвования на содержание музея поощряются. При входе в музей лежит толстая книга с именами тех, кто внес хотя бы несколько песо. Перечень очень длинный. Покровитель музея – Национальная историческая комиссия – периодически публикует материалы о Рисале.
Постоянное внимание к наследию Рисаля волнует и тех, кто хранит его, и тех, кто каждый день приходит в музей поговорить с Рисалем с глазу на глаз, соприкоснуться с его жизнью. Между настоящим и прошлым тесная связь. Между ними нет барьера.
Далеко внизу грязный крепостной ров. Пропахшая гнилью и плесенью вода покрыта болотными цветами. Отдельные части рва сохранились. В ближайшие годы его полностью восстановят. В прошлом в этих рвах держали крокодилов, и все же находились смельчаки, пытавшиеся выбраться из крепости.
На немецкой земле сохранилось немало мест, связанных с жизнью Рисаля в период с 1886 по 1887 год. В Берлине он был одним из постоянных читателей городских библиотек. Рисаль знал много языков, в том числе русский и немецкий. Он встречался с Вирховом, а в Лейпциге – с издателем Германом Юлиусом Мейером, незадолго до встречи с Рисалем посетившим Филиппины. В рукописи Мейера об игоротах имеются дополнения, внесенные рукой Рисаля. В Берлине он вел оживленную переписку со своими немецкими друзьями, кроме того, много времени он посвящал литературному труду. Родина Маркса и Энгельса вдохновляла Рисаля на борьбу за свободу своей родины.
Коррехидор – «неприступная скала»
Прошло не больше часа, как быстроходный катер оставил Манилу. Исчез из виду силуэт столицы, и вскоре перед нами вырос островок Коррехидор. Мы причаливаем к полуразрушенной стене набережной. Лежат несколько погребенных под цементом рельсов. Скоро и эти остатки рельсовых путей зарастут травой. Джунгли метр за метром отвоевывают остров.
С нами едет одна американская семья. Отец хочет показать сыну места в Тихом океане, по которым прошла война. Кроме нескольких филиппинцев, направляющихся на Батаан, на борту катера находится еще группа японских туристов – они тоже хотят увидеть следы минувшей войны. Американцы и японцы сидят поодаль друг от друга. На острове гиды-переводчики тоже позаботятся о том, чтобы они не соприкасались. Экскурсии проводятся в разных автобусах. Каждой группе историю преподносят, как это еще часто случается, по-разному.
Недалеко от берега ныряют мальчишки. Они ищут затопленные якобы перед капитуляцией сокровища государственной казны, которые будто бы все еще лежат где-то на дне моря.
Сегодня Коррехидор – мирный остров. Несколько моряков филиппинского военно-морского флота, проходящие здесь службу, приветливо машут нам. У причала стоят деревянные домишки, играют дети, кудахчут куры. В огороде за домами молодая женщина пропалывает грядку с овощами. Автобусы ждут туристов. На берегу выставлены японские и американские легкие орудия и пулеметы – бездействующие реликвии войны. Их колеса заросли травой. На площадке, которая раньше служила складом военного снаряжения, стоит деревянная полуразвалившаяся церквушка, крытая жестью.
Не знаю, была ли она здесь до войны, или ее построили после нее. Дороги восстановлены и служат как для машин небольшого военного гарнизона, так и для туристских автобусов. Маяк, лежавший после войны в развалинах, был выстроен заново, не из старых камней. Кроме того, был воздвигнут мемориал, посвященный жертвам войны. Вход в туннель Малинта выглядит точно так же, как в 1942 году, до того как был разрушен. Через него можно проехать, но боковые штольни осыпались, и входить в глухие проходы небезопасно.
У обрыва стоит большой, невзрачный, сколоченный из досок барак. Во время японской оккупации острова здесь находился концентрационный лагерь.
Коррехидор… С ним связаны тяжкие воспоминания об ужасах второй мировой войны, но для все большего числа филиппинцев, приезжающих сейчас на остров, события войны – лишь история, которую они знают по книгам или с чьих-то слов.
Очертания Коррехидора напоминают рыбку бычка, хвостом обращенную в сторону Манилы, а головой – к Южно-Китайскому морю. Площадь острова – примерно 5 квадратных километров. Это самый большой в группе островков, к которой относятся еще Ковальо, Эль Фрайле и Ла Монха. У каждого из этих островков – своя собственная история. Вот, например, одна из них. Еще в XVIII веке из Мексики в Манилу приехала испанская семья Велес. Их дочь полюбила молодого филиппинца, но родители запретили ей видеться с ним. Молодые люди сбежали на полуостров Батаан. Родители делали все возможное, чтобы вернуть дочь. Один судебный чиновник (занимавший должность коррехидора) выследил их на Батаане. Девушка ехала верхом на лошади, юноша – на буйволе. Им не суждено было соединиться, но они поклялись быть верными друг другу всю жизнь. Мария стала монахиней (ла монха), юноша – монахом (эль фрайле), а горы на Батаане долгое время назывались именем девушки – Мария Велес, которое позднее трансформировалось в Маривелес.
Известно, что до появления испанцев Коррехидор служил прибежищем пиратам, потом – опорным пунктом для испанцев и, наконец, военной базой при американской колониальной администрации, которая к 20-м годам построила на острове фортификационные сооружения. С 1922 года туннель Малинта использовался под склад для боеприпасов и снаряжения, а во время войны в нем разместилась штаб-квартира генерала Макартура.
Жизнь на Коррехидоре шла своим чередом даже после того, как пала провинция Кавите, расположенная от него всего в 20 километрах. Были открыты столовые и клубы. В офицерском клубе каждый вечер играл танцевальный оркестр. Мысль о падении Коррехидора, как и вообще Филиппин, не исключалась, но считалась маловероятной, его называли «неприступной скалой», «восточным Гибралтаром». События на Коррехидоре повторили события в Сингапуре, где орудия были установлены так, что могли вести огонь только в сторону моря, а захвачен он был со стороны суши. Захват Коррехидора был подготовлен воздушными бомбардировками, за которыми последовал десант со стороны Батаана, то есть с тыла позиций американской дальнобойной артиллерии.
Во время бомбежки прекратилось снабжение острова, так как Манила была уже захвачена противником. Противовоздушная оборона оказалась малоэффективной, японские самолеты быстро уходили из радиуса действия американской артиллерии. После падения Батаана положение на острове Коррехидор осложнилось. Число жителей здесь увеличилось до 15 тысяч вместо прежних 6 тысяч. На побережье Батаана японская армия вторжения привела свои батареи в боевую готовность и начала обстрел соседних островов, находившихся в пределах видимости. Генерал Макартур, чтобы продолжить руководство боевыми действиями (как позднее он писал в своих мемуарах), к тому времени уже перебрался в Австралию. Затем японцы с Батаана обстреляли Коррехидор из орудий, а с воздуха бомбардировали с самолетов, стартовавших с захваченной американской военной базы Кларк-филд, расположенной недалеко от Манилы.
6 мая 1942 года последовала капитуляция американской армии на Филиппинах. К этому времени большая часть страны была уже в руках японских войск. Оккупировав Коррехидор, японцы оставили на острове часть гарнизона для восстановления фортификаций, а другую, большую часть отправили в концентрационные лагеря на Лусон, где большинство из них погибли.
Форт Крокетт был одной из трех крупных артиллерийских позиций, расположенных вблизи Уилера и Чени. Бетонные стены толщиной в метр были пробиты снарядами. Сейчас из всех щелей выглядывает мох. Форт Крокетт я разглядел, только когда подошел к нему вплотную. Помещения, в которых был расквартирован гарнизон крепости, разрушены. Б те трудные дни мой спутник Флоренсио Боноан находился на острове.
– Здесь, – говорит он, – шли жестокие бои… На этом прекрасном острове, который мы зовем райским… За оружие взялись все, это было сражение не на жизнь а на смерть. Трудно передать, сколько людей погибло на Коррехидоре. Я сам потерял здесь многих друзей. Мы воевали до последнего патрона.
Казармы почти с километр длиной сгорели. От театрального зала военной базы остались лишь наружные стены. Во дворе растут цветы и небольшие деревья, резвятся белки и ящерицы гекконы. В таком же состоянии находится здание Дальневосточного командования американских военно-воздушных сил, в котором жил Макартур, пока своевременно не ретировался в Австралию. Сохранилась только табличка у входа.
То, что не разрушил японский десант, было уничтожено американскими войсками.
Американская историография отметила Коррехидор ореолом славы. Защитники острова действительно героически боролись против японского вторжения. Они сознавали, что после захвата японцами всей остальной территории страны капитуляция острова неизбежна.
«Дружба»
На Филиппинах много иностранцев. Правда, не на севере, в горах, и не на маленьких южных островах. Больше всего здесь американцев – туристов, дельцов, военнослужащих баз. Тесные связи между США и Филиппинами скреплены множеством писаных и неписаных договоров и соглашений, и на первый взгляд кажется, что постичь эту путаницу совершенно невозможно. Мне, ищущему контактов не только на виллах Форбс-парка, в офисах и особняках Макати, не только в учреждениях, расположенных вокруг бульвара Рохаса, но и в рабочих кварталах, подобных Тондо, и в деревнях равнинных и горных районов, это очень осложняет работу. Всегда веселые, непосредственные и любопытные дети, повиснув на мне, как мошкара, не слишком-то дружелюбно, даже насмешливо заводят: «Американо, американо…» Это слово мгновенно утрачивает свое волшебство, как только ребята понимают, что мне оно не нравится и они ничего не получат. «Хинди кано!» («Не американец!»).
Мои филиппинские друзья, к которым я первое время обращался, не в состоянии понять этот феномен, объясняют его не только горьким наследием испанского, а затем американского колониализма, но и событиями конца второй мировой войны.
Молодой коммунист из Кесон-сити Аурелио рассказывает о своем отце, который боролся вместе с американцами против японской агрессии и погиб незадолго до окончания войны.
– В сорок пятом году, – говорит он, – у американцев было много шансов на успех. Вступление СССР в войну против Японии дало народам Азии надежду, что победа принесет им свободу. Хотя США уже во время войны преследовали в нашей стране лишь свои собственные интересы (мой отец рассказывал мне случаи, когда американские войска предательски выступали против хуков), многие у нас смотрели на американцев как на освободителей. Так, несмотря на долгий период колониализма, американцы пользовались каким-то доверием у части населения, но в последние годы практически утратили его из-за своей неоколониалистской политики. Лет шесть назад, в конце шестидесятых годов, даже нашлись филиппинцы, которые повели кампанию за превращение Филиппин в американский штат. Ее сторонники собрали два миллиона подписей, на этом движение «Филиппины – штат США» закончилось безрезультатно.
Я напоминаю ему, что существует большое число договоров между обоими государствами. Аурелио возражает:
– Именно эти договоры и усугубили неравенство между США и Филиппинами. Они и стали тем оружием, которое проложило путь политике неоколониализма. И так думаем не только мы, коммунисты. Посмотрите вокруг, полистайте буржуазные газеты хотя бы за неделю, и вы поймете, как много скрывается за внешней стороной договоров и показной дружбой. Между прочим, даже официальные органы слова «дружба» и «договор» часто сопровождают вопросительными знаками.
Я следую совету друга и использую оставшуюся последнюю неделю моего омраченного дождями короткого пребывания в Маниле для знакомства с газетами.
Вот, например, сообщения об отмене особо льготных тарифов, которые одна американская авиакомпания по так называемой линии дружбы «США – Филиппины» предоставляла законтрактованным филиппинским рабочим, проживающим в США, чтобы они могли съездить на родину. В результате недовольства компания опровергает эти слухи, дабы не вызвать дополнительных трудностей в переговорах о размещении американских военных баз на Филиппинах.
В другой газете постоянно повторяется тема целенаправленного переманивания квалифицированных кадров, «утечки мозгов», с которой в последние годы вынуждены бороться многие развивающиеся страны. Они готовят кадры, посылают людей учиться за границу, а потом этих очень нужных в своей стране специалистов переманивают. Особенно это касается врачей, медицинских сестер, научных работников и инженеров различных специальностей. Официальные круги приводят следующие статистические данные на 1969 год: 40 процентов всех практикующих врачей, окончивших медицинские факультеты, работает за границей, а примерно четвертая часть специалистов не используется в стране. На каждого из них правительство напрасно затратило более 10 тысяч долларов. В то время как в горах и в долинах севера, особенно в сельских районах, во многих местах с большой плотностью населения, миллионы людей ждут, когда же наконец улучшится медицинское обслуживание, квалифицированные врачи уезжают за границу.
В 1974 году в США выехало 32 967 филиппинцев. Пятая часть всех врачей в США, получивших право на практику в 1974 году, были иностранцами. Самая богатая в мире страна продолжает высасывать силы из развивающихся стран, экономя на подготовке собственных кадров. Врачи-иммигранты получают за свой труд значительно меньше, чем местные врачи.
Законтрактованные рабочие не имеют возможности протестовать против несправедливости. Они получают за тот же труд намного меньше своих американских коллег, но тем не менее это больше того, что они смогли бы получить у себя на родине. Эти рабочие подвергаются социальной и политической дискриминации на основе американского закона об иммигрантах. Они считаются здесь временными гражданами и боятся за свое положение в США. Покидая родину, они становятся жертвами обстоятельств, порожденных американской колониальной системой на Филиппинах, жертвами неравноправия. Эта система пагубно влияет также и на положение университетской молодежи в США, которая, окончив вузы, остается без работы из-за притока низкооплачиваемых специалистов из других стран. Потому среди студентов США растет недовольство этой политикой.
Теодоро Ф. Валенсия, выступающий с острыми сатирическими статьями на страницах газет и нередко отражающий мнение Малаканьянга (дворец президента), сказал, что более 28 процентов филиппинских семей, находящихся в США, живут в недопустимых условиях.
Официальные данные американской статистики, которые скорее занижены, чем завышены, так как в них не учитывается нелегальный въезд, свидетельствуют о том, что в США проживает 494 169 филиппинцев. Из них 194 193 филиппинца живут в Калифорнии, 63 643 – в Сан-Франциско, 45 871 – в Лос-Анджелесе, 24 291 – в Чикаго, 21 130 – в Сан-Диего, 15 444 – в Нью-Йорке. Эта статистика не учитывает филиппинцев, имеющих «временную» визу, действие которой сохраняется в течение нескольких лет.
Углубляющийся кризис капитализма влечет за собой усиление эксплуатации, которой подвергаются в США приезжие рабочие и которая отягощается существующим в США в различных формах скрытым расизмом. Широкий отклик имел процесс против двух медицинских сестер, обвиненных в попытке отравления нескольких пациентов государственного госпиталя ветеранов в Энн-Арборе, штат Мичиган. Манильская пресса внимательно следила за событием, открыто заявляя, что это не что иное, как «грязная кампания», предпринятая США против филиппинцев.
«Мисс Пилипина Нарсисо и миссис Леонари Перес, – сообщает Эстапислао А. Фернандес в «Тайм джорнэл», – сознавая свою невиновность, не поддались чудовищному психологическому давлению. В течение многих месяцев им угрожали агенты ФБР, пытаясь вырвать ложное признание. Когда обвиняемых освободили под залог, их не оставили в покое, а продолжали запугивать по телефону: «Ну, чего не признаетесь, вы, бесценные филиппинки?» Неожиданный арест вызвал у них шок. При аресте им надели наручники и привязали друг к другу цепью, проделывая это всякий раз, когда вели в суд. Сейчас обе девушки безработные, хотя их адвокат Томас О. Брайен, весьма умный и справедливый американец, сделал все возможное, чтобы найти им работу…»
В США фабрикуются и раздуваются разные истории, чтобы внушить американской общественности мысль, что все беды в стране исходят от живущих в ней мексиканцев, итальянцев, филиппинцев, составляющих большинство рабочих-иностранцев. В американской прессе, например, сообщалось о шантажистах, о таинственных несчастных случаях, драках среди приезжих, проституции, и всегда во всем этом непременно замешаны филиппинцы. «Эти явно целенаправленные действия, – пишет журналист Альберто М. Альфоро в „Тайм джорнэл“, – связанные с внесенным в конгресс проектом закона о прекращении въезда иностранных врачей, наталкивают на мысль, что филиппинцы и другие азиаты специально выбраны в качестве объекта для нападок американцев. Эти „случаи“ могут не только подорвать репутацию филиппинцев в США, но и побудить отчаявшихся филиппинцев объединиться и поддержать своих соотечественников, оказавшихся в трудном положении».
Продолжаются облавы и обыски среди филиппинцев, проживающих в США. Филиппинцы на себе испытывают, что такое права человека, человеческое достоинство в «самой свободной стране мира», и сообщения об этом в филиппинской прессе ликвидируют последние иллюзии на этот счет.
Убиты шесть рыбаков. Они направлялись к берегу Замбоанга, когда поднявшиеся с ближней военной базы американские самолеты сбросили бомбы. Длинная процессия шла за гробами – родственники, рыбаки, односельчане…
Американское посольство не принесло извинений, никто с военной базы не выразил соболезнования семьям погибших, не был возмещен ущерб. Находчивые адвокаты придумали версию, полностью снимавшую ответственность с Соединенных Штатов: рыбаки ныряли за неразорвавшимися снарядами, чтобы использовать их для рыбной ловли, и погибли при взрыве одного из них. Все просто: виноваты сами погибшие! Военные на американских базах могут делать все, что им заблагорассудится, ибо они подчиняются только американским законам. Филиппинская общественность все больше протестует против статуса американских военных баз на Филиппинах. От имени многих возмущенных читателей «Ивнинг пост» заявляет: «С филиппинскими гражданами в их собственной стране будут обращаться как с людьми второго сорта до тех пор, пока американские служащие на военных базах будут делать все, что им захочется. Много случаев, когда американские солдаты с военно-воздушной базы Кларк-филд и морской базы Сэнгли Пойнт Субик оказывались замешанными в преступлениях, начиная от мошенничества и кончая убийствами во время драк. Благодаря обструкции начальства американских военных баз ни один из преступников наказан не был».
Да, отношения между Филиппинами и США не очень-то дружественные. Газеты с горькой иронией вопрошают, будет ли Манила превращена в штаб-квартиру ЦРУ в Азии после вывода американских войск из Таиланда… В тот же день, когда в аэропорту встречали заместителя государственного секретаря США, «Тайм джорнэл» Писала о переговорах, послуживших целью прибытия гостя: «Естественно, что американское правительство получает информацию о Филиппинах от своего посольства в Маниле. Посол Салливен уверен, что знает мысли филиппинцев, но он их не знает. Не исключено, например, что мистер Салливен вводит свое правительство в заблуждение, внушая ему уверенность в том, что Филиппины согласятся пойти на уступки американским требованиям, включая и те, которые касаются суверенитета над военными базами. Или мистер Салливен сообщает своему правительству только то, что оно хочет слышать? Испытанное средство сделать карьеру в кругу дипломатических бюрократов! Дипломатическая деятельность мистера Салливена свидетельствует о том, что он прежде всего карьерист… Заботливо занимаясь своей карьерой и достигнув на служебном поприще солидных успехов, он не столь успешно способствовал улучшению отношений своего правительства с государствами, в которых был аккредитован».
