Текст книги "Британия в новое время (XVI-XVII вв.)"

Автор книги: Уинстон Спенсер-Черчилль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 27 страниц)

Кромвель впоследствии выразил свои впечатления в следующих, не очень-то располагающих в его пользу, словах: «О Нейзби могу сказать то, что, когда я увидел, как враг стройными рядами поднимается навстречу нам, горстке бедных, невежественных людей, – так он охарактеризовал своих солдат, по большей части опытных, отлично экипированных, дисциплинированных и высокооплачиваемых, а также вдвое превосходящих противника численностью, – когда я получил приказ построить в боевой порядок кавалерию, я не мог, объезжая войска, не улыбнуться, вознося хвалу Господу, потому что был уверен в победе. Бог пожелал посредством уничиженных уничтожить возвышенных. В этом я был совершенно уверен – и Бог сделал это».

Глава XVIII. ТОПОР ПАДАЕТ

К весне 1646 г. вооруженное сопротивление, оказываемое силами короля парламентской армии, было сломлено. Сэр Джейкоб Эстли, захваченный после поражения последних отрядов Карла при Стоуна-Уолде, сказал своим пленителям: «Что ж, мальчики, вы сделали свою работу и можете отправляться домой и играть – до тех пор, пока не рассоритесь друг с другом».

Пуритане ликовали. Средний класс, в основном поддерживавший парламент, одолел аристократию и джентри, пребывавших в состоянии раскола. Новая денежная сила Сити взяла верх над феодальной верностью. Неангликанская церковь победила государственную англиканскую церковь. Существовало, конечно, немало примеров противоположного рода, но в целом ситуация была именно такой. Однако многие вопросы остались неурегулированными.

Теперь на первый план вышел не спор о прерогативах короны, за которые боролся Карл в период личного правления, а новые, более масштабные проблемы, для решения которых нация еще не созрела. Главным из них был вопрос об институте королевской власти и о самом Карле. Теперь король уже был готов уступить парламенту контроль над вооруженными силами, но епископальную систему управления англиканской церковью он намеревался отстаивать до последнего. Осенью 1645 г. Монтроз потерпел поражение у Филифоу от регулярных частей шотландской армии, находящихся в Англии. Тем не менее Карл обратился за помощью именно к шотландскому правительству. Он видел, какие глубокие разногласия разделяют Шотландию и «железнобоких». Никакими ресурсами Карл не располагал, но надеялся, что величие королевской власти привлечет к нему новых сторонников, которые послужат достижению им своей цели. Кроме того, Карл ожидал помощи из Франции, где нашла убежище королева Генриетта-Мария. Однако все ее усилия не дали результата. Она не смогла добиться ни военной, ни дипломатической поддержки для короля и так и не вернулась в Англию, покинув которую, оказалась разлученной с ним навсегда.

Прошло еще несколько тяжелых для «кавалеров» месяцев. За это время принц Руперт с удивительной легкостью сдал Бристоль. Роялистские крепости одна за другой переходили на сторону парламента. Король уже подумывал о том, чтобы явиться в Лондон и предъявить права на верховную власть в стране. Многие поддерживали это его желание. Очевидно, что Карл не опасался за собственную безопасность. Этот план одобрили Совет Сити, влиятельные группы в парламенте и в армии «круглоголовых», но Карл в итоге все же решил предать себя в руки шотландцев. Один французский агент получил от них устное обещание, что король будет в полной безопасности, что не пострадают ни его персона, ни его честь, что на него не будет оказано никакого давления с целью принудить поступать вопреки его совести. Получив эти заверения, Карл направился в штаб-квартиру шотландской армии, которая вместе с «круглоголовыми» вела осаду Ньюарка. Город пал, и шотландцы незамедлительно повернули на север.

Король убедил себя в том, что он находится на положении гостя, но вскоре понял, что его считают пленником. Когда на марше он спросил у одного шотландского офицера, где они находятся, генерал Дэвид Лесли категорически запретил отвечать ему. К Карлу относились с почтением, соблюдая этикет, но в то же время надежно стерегли, лишив всяческого общения со сторонниками, а за его окнами тщательно наблюдали, чтобы он не мог тайком передать кому-либо письмо, ибо его почта тщательно проверялась. В этих трудных обстоятельствах королю приходилось противостоять как шотландцам, так и парламенту. Первые пытались заставить его принять Ковенант и навязать Англии пресвитерианскую церковную систему, второй стремился держать его в плену до тех пор, пока не ограничит его полномочия, а тем временем пользовался его именем и подписью для узаконения всего, что делалось им ради партийных интересов. Карл не соглашался с предложениями по конституционным вопросам, представленными ему парламентом: признать Ковенант и отменить епископальную систему; передать на двадцать лет под контроль парламента флот и милицию. Верные друзья и сторонники Карла, которым вменялся огромный перечень преступлений, превращались в изгоев, судьба которых была ничем не лучше той участи, которая ждала дом Ланкастеров после Тоутона [98]98
  Автор имеет в виду расправу сторонников Йорков над Ланкастерами после поражения Ланкастеров в битве при Тоутоне 28 марта 1461 г. (один из наиболее кровавых эпизодов войны Роз, когда был истреблен цвет английского рыцарства). – Прим. ред.


[Закрыть]. Как писал один современный автор, человек замечательной проницательности: «Карлу нужно было лишь отказаться от короны, церкви и своих друзей – и он мог, насколько это возможно, оставаться королем Англии. Королем Англии, но пленником во вражеском лагере, которому запрещено иметь собственных священников, которому дозволено читать молитвенник лишь в уединении в своей спальне и который становился, таким образом, человеком оскорбленным и фигурой, притягательной для тех, кто хоть сколько-нибудь сочувствовал ему, и потому опасным для своих врагов».

Естественно, король надеялся воспользоваться различиями в позициях парламента и армии, противоречиями между английским и шотландским правительствами. Он тянул так долго, что они в конце концов договорились без него. В феврале 1647 г. шотландцы, получив от парламентских уполномоченных гарантию безопасности Карла, передали им короля и возвратились к себе на родину. За это шотландская армия получила половину суммы, причитающейся ей за службу в Англии. Это соглашение, при всей его практичности, выглядело весьма неприглядно, о чем говорили многие, упрекая шотландцев в скаредности и бесчестии. Бедствия гражданской войны, беспрерывные конституционные и религиозные споры породили всеобщее недовольство: люди все чащ,» обращали свой взор в сторону короля.

Заполучив Карла, новые хозяева с величайшим почтением доставили его в Холмби-Хауз в Нортгемптоншире. Уже по дороге туда его популярность стала вполне очевидной: ликующие толпы приветствовали Карла, повсюду слышался колокольный звон. Прекратить жестокую гражданскую войну, вернуться к старым добрым временам – конечно, с некоторыми важными изменениями – таково было общее желание нации. Потерпев полное поражение сначала в политическом, а затем в военном противостоянии с парламентом, Карл по-прежнему оставался бесспорно самой важной фигурой в Англии. Все были за короля – но при условии, что он будет делать то, что им нужно. Лишенный каких-либо средств к сопротивлению, он более чем когда-либо сознавал власть того института власти, который воплощал. Но теперь в Англии заявила о себе новая сила, армия «железнобоких», насчитывавшая 22 тысячи человек. Она еще не стала хозяином положения, но уже перестала служить тем, кто создал ее. Во главе ее стояли прославленные, заслуживающие доверия генералы: главнокомандующий Томас Ферфакс, Оливер Кромвель, Генри Айртон. Армия стала полем столкновения значительных политических и религиозных противоречий, которые сами по себе были способны вызвать новую гражданскую войну, куда более яростную, чем та, которая только что закончилась.

Для замены выбывших из палаты общин роялистов были проведены новые выборы, и состав палаты изменился. Теперь в ней присутствовала сильная группа индепендентов, выражавших интересы армии. Но большинство палаты все еще представляло интересы пресвитериан и стремилось к ограниченной монархии. Армия же ни в коей степени не разделяла религиозных воззрений пресвитериан. Солдаты-индепенденты и их командиры относились к пресвитерианству так же оппозиционно, как и к епископату, и взгляды их были столь же непохожими на воззрения шотландцев, сколь они не совпадали с воззрениями архиепископа Лода. Разнообразные индепендентские общины требовали для себя свободы религиозных убеждений. Они действительно были готовы карать других, но кто был способен покарать их?

Теперь, когда война победоносно завершилась, большинство членов парламента уже не нуждались в армии. Лидеры палаты общин считали, что ее следует сократить до скромных размеров. Править страной должна гражданская власть. Расходы на армию необходимо урезать. Значительную часть полков нужно отправить в Ирландию, чтобы отомстить за резню 1641 г. В Англии следует оставить только небольшие гарнизоны. Что же касается остальных, то пусть расходятся по домам и благодарят палату общин всю свою последующую жизнь.

Но тут возникла весьма неудобная проблема: с армией не успели рассчитаться. В марте 1647 г. пехоте задолжали за восемнадцать недель, а кавалерии – за сорок три недели. В Вестминстере, в этом некогда великом парламенте, посчитали, что для покрытия долгов достаточно выплатить жалованье за шесть недель. Солдаты такой взгляд на эту проблему разделить не могли. При всем том, что они имели различные мнения по многим вопросам, но были единодушны, решая денежные дела. До выплаты денег солдаты не собирались ни отправляться в Ирландию, ни расходиться по домам. Впрочем, их интересовало не только урегулирование финансовых отношений. Так начался конфликт между парламентом и армией. Каждая сторона считала, что победа добыта именно ее усилиями, и желала получить за это награду.

Палата общин присвоила себе право отдавать приказы армии. Кромвель, как член парламента от Кембриджа, убедил их во имя Всевышнего, что армия будет распущена при получении соответствующего приказа. Но в другой раз ему, должно быть, пришлось прибегнуть к иным, более сильным, выражениям, потому что когда армия получила парламентское решение о роспуске, то ответила почтительной петицией, подписанной офицерами. В этом документе, составленном, вероятно, Айртоном, офицеры просили – для себя и своих солдат – расчета по долгам, освобождения от ответственности за действия во время войны, гарантий защиты от возможных будущих преследований и пенсий для получивших увечья и вдов и детей погибших на войне. «Принимая во внимание, – говорилось в петиции, – что требования войны подтолкнули нас ко многим деяниям, не разрешенным законом, которые мы не совершили бы в мирное время, мы смиренно желаем, чтобы до нашего роспуска парламент принял полное всестороннее постановление (желательно при согласии короля) об освобождении от преследования за них и дал нам гарантии безопасности». Даже после побед при Марстон-Муре и Нейзби «железнобокие» не были уверены, что какое-либо решение может быть законным без королевского одобрения. Они стремились получить прочные правовые гарантии своей безопасности, а такие гарантии мог предоставить только король. Этот факт иллюстрирует особенность английской революции: армия пришла к убеждению, что она не способна защитить себя при помощи силы. Ничто так не характеризует английский народ, как его почтение к закону и традициям. В самой природе людей, одержавших верх над королем, глубоко укоренилось убеждение, что только закон, принятый именем монарха, может дать им гарантии защиты.

Парламентские лидеры встретили офицерскую петицию с неудовольствием – они считали, что армия у них под контролем. В конце концов они приказали каждому полку следовать к месту своего назначения, надеясь на то, что по частям их будет легче распустить или отослать в Ирландию. В ответ армия сконцентрировалась в Ньюмаркете. Солдаты торжественно приняли обязательство не расходиться до выполнения своих пожеланий. Так как силы армии и парламента были примерно равны, то обе стороны принялись искать союзников.

Пресвитериане в парламенте обратили взоры на Шотландию, а лидеры армии – в сторону короля. Генералы – Кромвель, Айртон и Ферфакс – понимали, что армия собирается низвести их до положения исполнителей воли индепендентов, которые считали себя одержавшими победу в гражданской войне и намеревались теперь единолично воспользоваться ее плодами. До этого момента армия – генералы, офицеры и солдаты – была едина.

Кромвель и Айртон считали, что если им удастся опередить парламент и захватить короля в плен, то они получат большое преимущество; если же они смогут привлечь его на свою сторону, то победят. Айртон втайне уже установил связь с королем. Третьего июня 1647 г. по приказу Кромвеля корнет Джойс, взяв с собой почти четыреста солдат, отправился в замок Холденби, где со своим двором жил король. Вместе с ним находилось несколько парламентских уполномоченных. Полковник, отвечавший за охрану Карла, бежал. Сам король, убежденный в собственной неприкосновенности, провел ночь в безмятежном спокойствии. Между «железнобокими» и офицерами двора произошел обмен любезностями. Утром корнет Джойс с должным уважением заявил, что прибыл, чтобы доставить короля в расположение армии. Карл не стал протестовать. Выйдя на террасу, он спокойно оглядел выстроившийся перед ним в строгом боевом порядке отряд. «От вашего имени, – сказал своим солдатам Джойс, – я пообещал Его Величеству три вещи. Вы не нанесете вреда личности Его Величества; вы не принудите его ни к чему, что будет противоречить его совести; вы позволите его слугам сопровождать его. Все обещают?» «Все», – был ответ. «А теперь, мистер Джойс, – сказал король, – скажите мне, где ваше поручение? У вас есть что-либо в письменной форме от сэра Томаса Ферфакса?» Корнет Джойс был в растерянности. Он посмотрел в одну сторону, потом в другую и наконец указал на свой полк: «Вот!». «Действительно, – заметил король и принужденно улыбнулся, стремясь продемонстрировать полную уверенность в своей высшей власти и божественном праве. – Да, это я могу прочесть без слов: приятная и достойная компания джентльменов, какой я не видел уже много дней. Куда теперь, мистер Джойс?»

Пока армейские генералы стремились лишь к тому, чтобы изучить желания короля за то время, когда он будет находиться в их власти. Карлу предложили остановиться в Оксфорде, но он счел этот город вредным для здоровья – лучше уж Кембридж, но наиболее привлекательным Карлу показался Ньюмаркет, где располагалась армия. Туда и направился отряд людей, чувствовавших себя хозяевами английской истории. На три дня король остановился в Чилдерли, около Ньюмаркета. Из Кембриджского университета Карлу отправили приветственные адреса с выражениями верности – этого не было в годы гражданской войны.

Вскоре в Чилдерг ли прибыли Кромвель, Айртон и Ферфакс. Высокого пленника перевезли в Хэтфилд, оттуда в Гемптон-Корт, где слуги короля с изумлением наблюдали, как Карл часами разгуливает по саду, беседуя и смеясь с мятежными генералами, причем и он, и они, похоже, пребывали в чрезвычайно хорошем настроении. Итогом всех этих бесед стало послание короля. В этом документе Карл отвергал предложения парламента как «разрушительные и губительные для главнейших интересов армии и всех тех, чьи стремления совпадают с нею», и предложил обеим палатам изучить предложения армии, «более удовлетворяющие интересам всех и могущие послужить основанием для долговременного мира».

Все это стало результатом крупного компромисса – как политического, так и религиозного, – более или менее приемлемого для общества. Было достигнуто конституционное соглашение, в результате которого власть короны уравновешивалась властью парламента. Для армии после ее роспуска предусматривались вознаграждение и освобождение от какого-либо преследования. Айртон – пожалуй, самый конструктивный политик того времени – мог бы выработать для Англии конституцию, сделав, таким образом, ненужными конституционные битвы последующих веков. В тот момент, после гражданской войны, решение вопроса о том, кто будет обладать верховной властью, не могло быть легким. Карл не был вполне искренним в своей сделке с вождями армии и все еще возлагал надежды на помощь шотландцев. Парламент, со своей стороны, отверг предложения армии и монарха. Члены палаты общин тоже надеялись на шотландцев, которые могли бы вмешаться в английские дела на стороне парламента. Таковы были планы сторон. Но теперь в игру вступила армия.

Генералы стремились умиротворить Англию и достичь урегулирования, которое удовлетворяло бы всю страну, короля и их самих. Но простые солдаты имели другие намерения. Существовала единственная возможность реализовать соглашение между армией и королем – действовать как можно быстрее. Вместо этого генералы допустили промедление. Они занимались главным образом тем, что сдерживали своих людей. Но теперь их речи, похоже, уже производили совсем не то впечатление, чем прежде, потому что были обращены к людям, считавшим короля виновным в пролитии крови и поражавшимся тому, что их славные вожди оскверняют себя, имея с ним дело. Настроение солдат становилось все более угрожающим, и генералы опасались, что могут совсем потерять контроль над ними. Солдаты изучали Ветхий Завет, и примеры, которые они встречали на его страницах, возбуждали их религиозный пыл. Их мысли занимали Аод и Еглон [99]99
  Еглон – моавитский царь, поработивший израильтян, был убит Аодом (книга Судей, 3:12–30). – Прим. ред.


[Закрыть], царь Саул и пророк Самуил. Особенно они восхищались поступком Самуила, разрубившего мечом плененного царя Агага [100]100
  Это событие описано в Первой книге Царств, в главе 15. – Прим. ред.


[Закрыть].

Тем временем пресвитерианская партия в палате общин осознала, что не в состоянии заставить армию замолчать. Но лондонский Сити, во многом выражавший настроения толпы, напомнил парламентариям об их долге. Волнения в столице заставили их аннулировать те примирительные предложения, которые они, в значительной степени против своей воли, выдвинули в адрес армии. Из страха перед лондонской чернью спикер Ленталл и пятьдесят – шестьдесят парламентариев отправились в Ханслоу, где находился штаб армии, требуя у Кромвеля защиты, и получили ее. Армия двинулась к столице, заняла Вестминстер, вошла в Сити и заняла Лондон.

Осенью 1647 г. в пригороде Лондона Пэтни, где стояла армия, проходили острые дебаты.

Генералы, особенно Айртон, пытались направить солдатское волнение в определенное русло.

Был сформирован Совет армии, куда каждый полк избрал своих делегатов. Их называли «агентами» или «агитаторами». Айртон написал довольно далеко идущий проект конституции, в котором, однако, не затрагивались вопросы общественного порядка и прав собственности. На протяжении нескольких недель в Пэтни продолжалась горячая борьба. Был учрежден секретариат для записи выступлений, его протоколы попали в конце концов в Оксфордский колледж. В XIX в. они стали известны ученым, благодаря чему они получили возможность подробно ознакомиться с теми бурными событиями. На сцене появились новые лица: Сексби, Рейнсборо, Уайлдман, Гоффе. Их речи полны страсти и силы, и каждый раз они бьют точно в цель. Кромвелю приходилось слышать такие, например, предложения: «Самый бедный человек в Англии должен жить так же, как и самый великий» или: «Человек не обязан подчиняться системе управления, к установлению которой он не приложил руку». Искренне убежденные в своей правоте, «агитаторы» были готовы подкрепить свои доводы силой оружия.

Доктрина естественного права на политическое равенство шокировала Айртона так же, как шокировала бы Бёрка или Фокса [101]101
  Бёрк Э. (1729–1797) – английский политик и публицист, консерватор. Считал государственное устройство результатом многовекового развития общества, высказывался против его насильственных перемен. Фокс Ч. Дж. (1749–1806) – английский политик, лидер левого крыла вигов. Был сторонником умеренных конституционных парламентских реформ буржуазного толка. – Прим. ред.


[Закрыть]. Он стремился твердо придерживаться среднего курса между парламентом, который нельзя было распустить, и рядовым составом армии, которую нельзя было расформировать. Кромвель одобрял логику рассуждений Айртона, но не его выводы, которые могли иметь далеко идущие политические последствия. Предложения Айртона не производили впечатления на солдатских «агитаторов». Когда генерал Айртон принимался рассуждать о принципе предоставления права голоса только тем, кто имеет земельную собственность, его слушатели задумчиво замолкали. Когда он указывал на то, что требование политического равенства, основанного на законе Божьем или естественном праве, присущем каждому человеку от рождения, повлияет на права собственности, когда он говорил, что «по тому же природному закону он имеет равные права на все, что видит», солдаты склонны были согласиться с его выводами. Их идеи вполне можно сравнить с идеями чартистов XIX в.: всеобщее избирательное право для мужчин, достигших двадцати одного года; равные избирательные округа; переизбираемый каждые два года парламент и многое другое.

Слушая все это, Кромвель все больше мрачнел. Его мировоззрение оставалось елизаветинским. Он считал, что подобные притязания приведут к анархии. Когда ораторы заявили о том, что наступит день, когда не будет ни короля, ни лордов, ни собственности и эти слова вызвали одобрение собравшихся, Кромвель мыслями вернулся к своему поместью. Ему было ясно, что все эти идеи опасны. Аргументы Айртона, направленные на успокоение солдатских масс, могли привести только к бунтам в армии и к новым политическим потрясениям. Но, помимо политики, Кромвелю приходилось думать о дисциплине. Все еще располагая властью, он воспользовался ею без промедления. Восьмого ноября Кромвель провел резолюцию о возвращении представителей офицеров и «агитаторов» в свои полки. Он распустил Совет армии и заменил его Советом своих офицеров. Дебаты в Пэтни закончились.

Политические концепции, которые предлагали представители армии, были реализованы только в наше время.

Поздней осенью 1647 г. Кромвель и Айртон пришли к выводу, что, даже если удастся урегулировать вопросы о выплате солдатам жалованья и добиться официального решения о том, что они не будут преследоваться за деяния, совершенные во время войны, союз короля и армии невозможен: они не смогли склонить к этому войска. Религиозные идеи, вызвавшие бы отвращение у Пима и Гемпдена, социализм и коммунизм (как бы мы сегодня сказали, хотя эти термины были тогда неизвестны), республиканизм, от которого упорно стремился отмежеваться Долгий парламент, требование всеобщего избирательного права для мужчин – все это стало обычным для солдатских сходок. Королю оставалось только найти повод, чтобы порвать со ставшей опасной армией. Это не составило особого труда. Роялисты, разбитые на поле боя, лишенные поместий, все еще ждали своего часа. Парламент продолжал отстаивать свои политические цели. Шотландцы, обуреваемые религиозным пылом и одновременно находившиеся в плену собственной алчности, стояли у границы. Карл, хорошо осознававший ситуацию, начал искать нового союзника. В этих условиях соглашение, которое заключили между собой потерпевший поражение король и одержавшие победу генералы, не выдержало испытания временем. Один полковник из числа «железнобоких», получив прямое указание от своих командиров, намекнул Карлу, что его жизнь в опасности, что на солдатских собраниях открыто обсуждается вопрос о его убийстве в интересах общего блага. В то же время на передвижения монарха не было наложено никаких ограничений.

В ноябре король, убежденный в том, что офицеры больше не в состоянии удерживать своих людей и солдаты вот-вот решатся убить его, покинул ночью расположение армии и без труда добрался до замка Карисбрук на острове Уайт. Здесь, на этом небольшом островке, оторванность которого от мира словно подчеркивал осел, безостановочно крутивший водяное колесо, Карл прожил почти год – беззащитный, но и никем не тревожимый. Он не обладал реальной властью, но был властителем дум многих людей; он вызывал к себе всеобщий интерес хотя бы потому, что им жаждали завладеть различные политические силы. Пока оставался жив король, жила и идея королевской власти, которая должна была быть либо реализована, либо уничтожена; но Карл уже не имел сил, чтобы бороться с англичанами. Оставались шотландцы. С ними он и подписал тайное соглашение, предусматривавшее союз между королевской властью и пресвитерианством. Из-за этого в скором времени и началась вторая гражданская война.

Между тем стало известно о том, насколько далеко были готовы пойти Карл и Кромвель в своих попытках достичь согласия. Армия оказалась на грани бунта. Солдаты уже говорили об аресте и убийстве генералов. Полковники обсуждали возможность предания суду Кромвеля.

Пятнадцатого декабря состоялся смотр армии. Большинство полков подчинилось генералам сразу, но находившиеся под командованием Роберта Лильберна и Томаса Гаррисона взбунтовались. Историк Гардинер так описал эту сцену: «Они появились на поле с копиями «Народного соглашения», приколотыми к шляпам, выкрикивая девиз "Свобода Англии! Права солдат!". Несколько укоризненных слов, сказанных Ферфаксом, вскоре привели полк Гаррисона к подчинению, но полк Лильберна пребывал не в столь уступчивом настроении.

Кромвель, видя, что одни убеждения здесь не помогут, проехал верхом вдоль шеренг, резко приказав солдатам снять бумажки с головных уборов, и, не обнаружив ни малейшего признака подчинения, ворвался в ряды мятежников с обнаженной саблей. В его строгом лице и решительных действиях было нечто такое, что вынуждало к послушанию. Военная привычка к повиновению ожила, и солдаты, еще секунду назад столь дерзкие, сорвали бумажки и сдались на милость победителя. Нескольких вожаков арестовали, и трое из них были приговорены к смерти импровизированным военным трибуналом. Всем троим, однако, предложили бросить жребий, и проигравшего, чье имя было Арнольд, расстреляли на месте в присутствии его товарищей. Так, ценой одной жизни, была восстановлена дисциплина, без которой армия погрузилась бы в хаос».

Вторая гражданская война во многом отличалась от первой. Многие из ее участников играли иные роли, чем во время первого противостояния короны и парламента, а некоторые даже оказались в противоположном лагере. Король и прерогативы королевской власти уже не рассматривались как препятствия на пути осуществления прав парламента, а считались многими символами английских свобод. Значительная часть членов Долгого парламента и почти все члены палаты лордов выразили бы это мнение, – если бы им было позволено собраться. Шотландцы, прежде выступавшие против короля, были теперь твердо убеждены, что опасность угрожает им со стороны армии. Уэльс оставался тверд в своем роялизме. Лондон, бывший ранее главной опорой Пима и Гемпдена, теперь в большой степени склонялся к восстановлению королевской власти. Подмастерья, изгнавшие Карла из столицы, все еще бунтовали, но теперь, желая задеть солдат, кричали: «Да здравствует король!». Половина флота, доселе смертельного оружия парламента, восстала в пользу короля. Большая часть вовлеченных в мятеж кораблей ушла в Голландию, где обратилась к принцу Уэльскому с просьбой стать их адмиралом. Все пострадавшие, оскорбленные и униженные роялисты были готовы обнажить оружие в защиту своих интересов. Широкие массы народа оставались сравнительно инертными. В то время в обществе еще не господствовали настроения, приведшие в 1660 г. к Реставрации, но все же в массах превалировало чувство, что права законной власти, короля и парламента попраны армией, тирания которой приведет к еще более тяжким временам. Находившегося в плену в Карисбурке Карла в большей степени считали королем, чем даже в триумфальные для него дни личного правления.

История второй гражданской войны коротка и проста. Король, обе палаты парламента, лендлорды и купцы, город и село, епископы и пресвитериане, шотландская армия, народ Уэльса и английский военно-морской флот – все теперь обратились против армии «нового образца». И армия разбила их всех. Во главе ее стоял Кромвель. Поначалу казалось, что положение ее отчаянно, но Кромвель сумел сплотить войско; сам тот факт, что именно он возглавил армию, устранил все разногласия в ее рядах. Ферфакс, Кромвель, Айртон снова объединились со своими решительными воинами. Армия «нового образца» наступала. Она двинулась против Уэльса и выступила против Шотландии, и никто не мог противостоять ей. Небольшого подразделения оказалось достаточно, чтобы подавить всеобщее восстание в Корнуолле и в западных графствах. Армия разбила роялистские силы в Колчестере, в полной мере проявив свою жестокость. После капитуляции Ферфакс, не обращая внимания на все предыдущие договоренности, приказал расстрелять роялистских командиров Лукаса и Лайма прямо у городской стены. Кромвель, подавив выступления в Уэльсе, быстро двинулся на север, собрал свои силы и атаковал шотландскую армию, шедшую через Ланкашир. Это была уже не та прежняя шотландская армия, хотя ее и возглавлял Дэвид Лесли. Опытные шотландские части под командованием лорда Ливена остались в стороне. У Престона противник был отрезан, окружен и разгромлен. Флот, всего несколько лет назад представлявший грозную силу в борьбе против короля, ничего не мог поделать с этой яростной армией, плохо оснащенной, разутой и раздетой, но хорошо вооруженной, с острыми клинками и неиссякаемой уверенностью в своей неправедной миссии.

К концу 1648 г. все было кончено. Кромвель стал диктатором. Роялисты были сокрушены; древний парламент превратился не более чем в инструмент в руках армии; конституция являлась не более чем фикцией; шотландцы отступили; валлийцы укрылись в горах; флот подвергся реорганизации; Лондон пребывал в страхе. Король Карл, оставшийся в замке Карисбрук, проиграл. Он должен был заплатить по счету. И этой платой стала его жизнь.

Нельзя считать, как нас пытаются уверить викторианские писатели, что триумф «железнобоких» и Кромвеля был победой демократии и парламентской системы над традиционным божественным правом, господствовавшим на протяжении нескольких столетий в Старом Свете. Около 20 тысяч отчаянных фанатиков, решительных, дисциплинированных и хорошо вооруженных, установили контроль над страной. Чтобы восстановить status quo, потребовалось много лет. Так английская революция, которая в наши дни высоко оценивается потому, что положила начало утверждению принципов конституционной, ограниченной монархии, привела к армейской диктатуре. Энергичный и жестокий человек, чьи деяния запечатлены в анналах истории, стал хозяином страны на ближайшие двенадцать лет.

Главным трофеем армии, добыть который не представляло никакого труда, был король. Верно, он не покидал замка Карисбрук, но разве не он был главной пружиной, приведшей в действие все силы по всей Англии и направившей их против армии, против ее власти, даже против возвращения ей долгов? Разве не он сильнейшим образом влиял на общественное мнение? Разве не он воплощал собой все то, что ненавидели «железнобокие»? Разве победа над ним не одержана в бою? В тот момент требовался высший акт, понятный всем, такой, который сплотил бы всю армию. Только казнь Карла Стюарта, «человека, запятнавшего себя кровью», могла удовлетворить солдат и дать их вождям возможность удерживать их в подчинении.