Текст книги "Русалочка в черном"

Автор книги: Уинифред Леннокс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Глава вторая
Ночной Рим

Рим на закате дня ошеломил Памелу. Здесь все словно дышало страстью – и фонтаны, окруженные жемчужной водяной пылью, сквозь которую едва различимы были силуэты влюбленных, и смутные абрисы величественных дворцов, и несущаяся будто отовсюду музыка.

Было около девяти часов – в это время в июне далеко до темноты, но сгущающиеся сумерки слегка приглушают буйство красок Средиземноморья, делая нежнее цвет неба, сдержаннее изумрудную зелень листвы. Казалось, даже звуки стали иными – медлительными, тягучими, ласкающими… Все было как будто насквозь пропитано любовью, заставляющей сладко замирать сердца, руки – находить друг друга и сливаться в нежном пожатии, губы – гореть и трепетать…

Милли, похоже, вконец разомлела – она висла на Джанни, то и дело не к месту хохотала и томно потягивалась, заглядывая в глаза молодому итальянцу. Смотря на нее, Памела чувствовала, как у нее начинают пылать щеки, и была благодарна сумеркам, великодушно скрывавшим это. Однако Джанни ничуть не казался смущенным. Видя, как Памела в который уже раз нервно закуривает, он лишь улыбался. А когда компания уютно устроилась в ресторанчике под открытым небом и Милли понадобилось отлучиться, доверительно произнес:

– Не переживай! Девочка просто околдована – магия вечернего Рима неумолима. Разве ты сама не чувствуешь?

Памела все прекрасно чувствовала, и это ее бесило. Кровь словно быстрее струилась по жилам, согревая кожу. Но ведь это не повод, черт подери, вести себя подобно дешевой шлюхе!

Никогда не презирала она фотомоделей, считая их работу не хуже любой другой. К тому же Милли при первом знакомстве показалась ей милой девочкой, не лишенной остроумия и здравого смысла. Внезапное преображение красотки поставило Памелу в тупик. Неужели все-таки…

Джанни словно прочел ее мысли. Черные глаза итальянца взглянули на нее пристально и пытливо.

– Не горячись, коллега! И не спеши никого осуждать – это последнее дело…

Румянец стыда окрасил щеки Памелы.

Опустив глаза, она принялась пристально рассматривать крахмальную салфетку, словно надеясь прочесть на ее белоснежной поверхности некое пророчество. Тонкие пальцы сами собой сжимались и разжимались. Румянец на щеках уступил место мертвенной бледности.

– Я никого и никогда не осуждаю, – вырвалось у нее вдруг. – Никому не дано этого права. Мне – тем более. Я…

– Ты должна изучать сейчас меню, а не салфетку, – мягко перебил ее Джанни. – Вот, возьми. Рекомендую пасту с соусом пепперони и креветки. Если не возражаешь против легкого вина, позволю себе его выбрать… А вот и наша Милли!

Белокурая красавица шла к столику, сопровождаемая восхищенными взглядами мужчин, ничуть не смущаясь. Она демонстрировала настоящее подиумное дефиле высочайшего класса – каждый шаг был преисполнен небрежной грации дикого животного, а от того, как она несла голову, захватывало дух. Щеки ее неестественно пылали – или она успела в дамской комнате воспользоваться косметикой?

Странный блеск в глазах Милли уже не на шутку встревожил Памелу, и она с надеждой взглянула на часы. Только половина десятого… Во всяком случае, подруга ни глотка спиртного не получит, решила она.

Однако блондинка избавила ее от необходимости принимать крутые меры, отказавшись не только от выпивки, но даже от еды.

– У меня только три… нет, уже два с половиной дня на то, чтобы сбавить вес. – Милли изящно присела на краешек плетеного стула, и алое платье тотчас обрисовало восхитительной формы бедро, которое Джанни принялся незамедлительно и со знанием дела изучать. – Не стесняйтесь, заказывайте хоть каплуна – воля у меня сильная. Выпью минеральной воды, и все. Слушай, угости сигаретой!

Протягивая пачку «Кента», Памела отметила, как подрагивают пальчики блондинки: Милли не сразу удалось вынуть сигарету, а когда она щелкнула зажигалкой, огонек чуть дрожал. Эти мелочи не укрылись от внимания Джанни, и они с Памелой обменялись украдкой вопросительными взглядами.

С аппетитом съев порцию пасты с пепперони, Памела наслаждалась бокалом рубинового «Барбера д'Асти» и обдумывала начало репортажа. Да, она непременно упомянет и о знакомстве с белокурой Милли, и этом восхитительном вечере, и терпком вине… Памела, погрузилась в свои мысли и не заметила, как Милли едва ли ни силком увела Джанни танцевать. Уставившись невидящим взором на блюдечко креветок, Памела витала так далеко и от ресторанчика, и вообще от земли, что опомнилась, лишь когда на часах было без десяти одиннадцать.

Вспомнив о просьбе новой знакомой, Памела сделала знак танцующим, но блондинка, казалось, ничего вокруг не видела. Движения ее были слегка замедленны и необычайно чувственны, тонкие руки самозабвенно обвивали шею партнера, который был явно не в своей тарелке.

Заметив выразительную пантомиму Памелы, Джанни испытал откровенное облегчение и повел свою даму к столику. Милли шла, слегка покачиваясь, а подойдя к столику, споткнулась. Памела ничего не понимала. Ведь они весь вечер провели вместе, Милли ни единого глотка не выпила. Хотя… Ведь она же отлучалась в дамскую комнату! Воображение услужливо нарисовало картину: воровато оглянувшись, красотка достает из крошечной сумочки изящную фляжку, отвинчивает крышечку, прикладывается к горлышку… Все это было настолько дико, что Памела даже головой затрясла.

И все же с Милли явно творилось что-то странное. Зрачки ее синих глаз расширились так, что девушка походила теперь на черноокую итальянку, губы запеклись. В очередной раз пытаясь закурить, Милли испытала массу затруднений – кончик сигареты наотрез отказывался попадать в пламя зажигалки. Памела вновь переглянулась с Джанни.

– Пойду-ка поймаю такси. – Джанни поднялся из-за стола и, склонившись к уху Памелы, шепнул: – Гляди за нею в оба: скорее всего ее сейчас потянет на приключения.

И он не ошибся: одинокие красавицы тотчас привлекли внимание мужской части присутствующих, и Памеле немалых трудов стоило отшить пару подгулявших молодцов, настроенных весьма решительно. Все дело портила Милли: она то хохотала как безумная, то начинала строить глазки, то порывалась вновь пуститься в пляс.

Вскоре Памела ждала своего итальянского коллегу словно манну небесную – даже ее «особый» взгляд уже утрачивал силу. А молодые люди из кожи лезли вон, предлагая фантастическую программу развлечений и суля золотые горы… Спасение в лице Джанни подоспело как раз вовремя: Милли, повиснув на локте одного из ухажеров и хихикая, была совершенно глуха к увещеваниям подруги, не желая и слышать о том, что на часах уже почти половина двенадцатого.

Джанни, выразительно жестикулируя, заговорил по-итальянски, да так, что любой, даже совершенно незнакомый с языком, все понял бы без переводчика. Затем они с Памелой подхватили плохо соображающую Милли под руки и поволокли к машине.

Устроившись подле девушки на заднем сиденье такси, Памела мертвой хваткой вцепилась в нее.

– Что ты пила? А ну, говори! И когда ты только умудрилась?

– Я… я ничего не пила, ничего не ела, и вообще мне классно! – На розовых губках Милли застыла как приклеенная улыбка. – Мне так классно, как еще никогда… никогда не бывало! И… и уже не будет никогда! – Блондинка вдруг истерически разрыдалась, размазывая по загорелому лицу помаду и тушь.

Памела мало-помалу приходила в отчаяние. Но вот машина притормозила у входа в отель. Вдвоем с Джанни им удалось почти без проблем затолкать упирающуюся Милли в лифт, затем волоком протащить по коридору и впихнуть в номер. Памела была слишком занята, чтобы в полной мере удивиться тому, что дверь оказалась не заперта. Скорее всего, это горничная, подумала она, вот стыд-то…

В гостиной Милли тотчас ничком повалилась на диван и безутешно заплакала, словно обиженное дитя. Памела обвела глазами комнату, ища кувшин с водой… и остолбенела.

В одном из кресел подле журнального столика, с последним номером «Лайф» в руках, восседал как ни в чем не бывало незнакомец в безупречном костюме цвета голубиного крыла. Взмыленной и замученной Памеле было не до того, чтобы разглядывать непрошеного гостя, она заметила лишь идеально причесанные светлые волосы, да такую же светлую бородку.

– Что вы здесь делаете? – воскликнула Памела. – Кто вы такой? Джанни!

– Не трудитесь звать на помощь, мисс. – Незнакомец, отложив журнал, поднялся с кресла, и Памеле с перепугу показалось, что росту в нем не менее двух с половиной метров – он словно заполнил собой всю гостиную. – Лично вам ничто не угрожает, но вот эта… особа получит сейчас по всей форме, и никто, даже этот итальянский жиголо ее не спасет!

– Я попросил бы… – раздался голос Джанни, но Памела не дала ему договорить.

– Извольте замолчать! – повелительно прикрикнула она на незнакомца, который слегка опешил от ее тона. – Прежде всего мне хотелось бы выяснить, каким образом вы тут оказались и чего вам, собственно, надобно. Если вы друг Милли…

– Друг Милли? – Брови незнакомца неудержимо поползли вверх, и он расхохотался так, что Памела тотчас поняла – вернее, почувствовала: этот человек вовсе не злодей. – Друг, вы сказали? Слушайте, да из какого вы агентства, позвольте спросить?

– Молчи, дурочка, – донесся с дивана сдавленный шепот Милли. – Это же… это…

Памела оглянулась. Лицо Милли покраснело и распухло, губы дрожали. Она то и дело по-детски всхлипывала.

– Ну довольно! – Незнакомец стремительно пересек комнату, сгреб Милли за плечи и рывком поднял, но ноги не держали девушку, и она вновь мешком осела на диван. – Опять, да?

Ответом ему были сдавленные рыдания.

– Ах ты… – Незнакомец с размаху отвесил Милли звонкую пощечину. – Пеняй теперь на себя, идиотка!

Этого Памела стерпеть не смогла. Кровь бросилась ей в лицо, в глазах потемнело. Подскочив к незнакомцу и мертвой хваткой вцепившись в рукав его великолепного пиджака, она развернула его лицом к себе – откуда только силы взялись – и наотмашь ударила по щеке. Милли охнула и уткнулась лицом в золотистую обивку дивана. Джанни, подойдя сзади, положил ладонь на плечо Памелы.

Незнакомец же был потрясен настолько, что, казалось, потерял дар речи – просто стоял, уставясь на нее. Но вот мало-помалу выражение лица его из изумленного сделалось вопросительным, затем ироничным… Задыхаясь от злости и одновременно сгорая со стыда, Памела схватила пачку сигарет, валяющуюся на журнальном столике. И когда незнакомец как ни в чем не бывало щелкнул дорогой зажигалкой, чудом сдержалась, чтобы не вцепиться зубами в его руку.

– Итак, милочка, выкладывайте все начистоту – с этой девицей объясняться сейчас бессмысленно, – властно заговорил он. Золотисто-карие глаза пытливо смотрели на Памелу. – Где были, что пили?

– Извольте сначала объяснить, по какому праву… – начала было Памела, но ее перебила Милли:

– Это же Боб Палмер, президент агентства «Гламур»… – Голосок блондинки звучал сдавленно и глухо. – А ты… ты его…

– А он – тебя! – парировала Памела, сверкая глазами. – Будь он хоть сам Джордж Вашингтон, но бить женщину…

– Тут вы правы, – хмуро согласился Палмер, устало опускаясь в кресло. – Однако такое с этой леди случается уже не впервые, и в прошлый раз я клятвенно пообещал в случае чего надрать ей задницу.

– Смею надеяться, вы шутили? – не поверила своим ушам Памела.

– А вы как считаете? – Светло-карие глаза Палмера уже смеялись. – Рука, кстати, у вас тяжелая…

Памела молча отвернулась к окну и сосредоточенно стряхнула пепел в крошечную круглую пепельницу.

– Неужели ваш агент позволяет вам курить? – спросил Палмер.

– Не произнесу ни единого слова, покуда вы не попросите прощения у Милли… и у Джанни, – сухо уронила Памела.

Милли снова зарыдала. Джанни сунул руки в карманы. Он казался сильно смущенным, но благоразумно молчал. Палмер, подойдя к дивану, мрачно ждал, пока Милли прекратит плакать. Однако ее рыдания усиливались, и минуты две спустя она забилась в истерике.

Палмер действовал со знанием дела. Подхватив девушку на руки, он отнес ее в ванную, где властно приказал последовавшей за ним Памеле:

– Откройте холодную воду! Поживей! И парня позовите, как там его…

– И не подумаю, – раздалось в ответ. – Вы же не извинились.

– Вы соображаете хоть чуть-чуть? – зарычал Палмер, и на мгновение Памеле сделалось по-настоящему жутко. – Очнитесь! Не видите, что с нею?

Лицо Милли посинело, дыхание стало хриплым и затрудненным. Она уже не рыдала – глаза ее с мольбой были устремлены на Палмера.

Быстренько открутив кран с холодной водой, Памела опрометью кинулась в гостиную, где мялся растерянный Джанни. Чуть погодя мужчины вдвоем перенесли девушку в спальню, где Палмер раздел ее, словно ребенка, – Памела машинально отметила, что он знает в этом толк, – и уложил в постель. Затем, взяв сумочку Милли, вытряхнул ее содержимое на одеяло.

– Видите? – Он с мрачным видом продемонстрировал ничего не понимающей Памеле пустой пузырек. – Неужели не знаете, что это за штука?

Та отрицательно покачала головой.

– Приходится верить вам на слово. – Палмер в ярости отшвырнул пузырек. – Когда она в последний раз принимала это?

– Я вовсе не видела, чтобы она что-либо принимала… – начала было Памела. – Хотя… погодите, кажется, несколько часов назад, еще в номере…

– Все ясно. А вы что-нибудь заметили? – повернулся Палмер к нахмуренному Джанни.

Тот лишь пожал плечами.

– Однако врача все равно надо вызвать, и поскорее. Побудьте с нею! – приказал он и направился в гостиную.

– Что это за мерзость, как ты думаешь? – спросила Памела у Джанни.

– Это… такое лекарство… – просипела Милли. – Хотела быстренько похудеть… Боже, Палмер убьет меня!

– Разумеется, убью, – возник тот в дверях. – Но пока что ты сама себя едва не угробила. Врач сейчас будет. Не хотите ли, мисс, переночевать у кого-нибудь из подруг? – обернулся он к Памеле. – Здесь будет… ммм… несколько неуютно в ближайшие несколько часов.

– Да вы в своем уме? – ахнула пораженная Памела, делая шаг к Палмеру.

– Предупреждаю вас, – ледяным тоном произнес он, – если вы намерены вновь меня ударить, получите сдачи.

– Пойдем-ка, – схватил ее за локоть Джанни. – Есть у меня одна мыслишка…

– Вот и чудненько, – ослепительно улыбнулся Палмер во все тридцать два зуба. – Молодой человек с радостью развлечет вас. Благодарите Бога за то, что вы не из моего агентства – иначе не сносить бы вам головы за ваши художества!

Памела уже предвкушала, как сейчас все выложит начистоту этому типу… Однако проницательный Джанни обнял ее за талию и повлек к выходу.

– Что ты делаешь? – отбивалась она, но итальянец был неумолим.

Их дальнейший диалог происходил уже в кабине лифта.

– Ты уже достаточно натворила, моя жемчужина! Может, на сегодня хватит?

– Спятил? Что я сделала?

– Съездила по морде Роберту Палмеру. Хотя… может, ты не знаешь, кто это такой?

– Обижаешь, ведь я журналист. То-то его лицо показалось мне смутно знакомым. Впрочем, встречаться нам не доводилось. – Памела уперла руки в бока. – К тому же, если помнишь, когда я ему врезала, то еще понятия не имела, что это за фигура… Но если бы даже знала, это не остановило бы меня!

– Пусть так, – хмуро согласился Джанни. – А теперь представь: эдакий вот верзила типа Халка Хогана дает тебе сдачи. Палмер на такое, сдается мне, вполне способен. Не слабо? Стать свидетелем вашей потасовки мне не улыбалось, а все шло именно к этому…

И тут Памела не выдержала. Ее одолел такой приступ хохота, что колени у нее подогнулись, а из глаз брызнули слезы. Джанни вынужден был остановить кабину между этажами. Он с улыбкой наблюдал за нею, отмечая, что будь у девушки накрашены ресницы, тушь уже текла бы черными потоками по нежно-розовым щекам. Отсмеявшись, она сказала:

– Ладно, поехали. Что ты теперь намерен со мною делать? Представить меня семье?

– Можно было бы, – вздохнул Джанни. – Но это мы отложим, а покуда представлю я тебя тут еще кое-кому… Кстати, там ты и переночуешь, если не будешь против.

Глава третья
Чары Мириам

Выйдя из отеля, Памела подняла голову… и замерла, потрясенная бархатной чернотой южного неба. Звезды, казалось, сияли так близко, что до них можно было дотронуться рукой, и она потянулась уже к самой яркой из них… Ей вдруг сделалось так легко, словно крылья, до поры сложенные за спиной, расправились во всю ширь.

К действительности ее вернул задумчивый голос Джанни.

– Знаешь, что было в пузыречке Милли?

– Что? – Памела словно очнулась. – А-а… Может, слабительное?

– Мысль интересная, – улыбнулся Джанни. – Однако все не так просто. Это наркотик из группы амфетаминов, в модельном бизнесе запрещен, как допинг в спорте.

– Но какого черта? – изумилась Памела. – Неужели Милли наркоманка?

– Ничуть не бывало. Эта дрянь помимо прямого действия имеет ряд побочных эффектов – например, притупляет чувство голода. Помнишь, за весь вечер она крошки в рот не взяла? А как отплясывала? После такой таблеточки можно колобродить хоть всю ночь до утра – и ни малейшего утомления. Здорово, правда? А эта дурочка, похоже, проглотила содержимое пузырька за один день. Немудрено, что ее нервная система не выдержала.

– И что теперь с нею будет?..

– Да уж ничего хорошего… – Джанни вздохнул. – Но она, слава Богу, в надежных руках. Этот Боб Палмер знаменит тем, что носится со своими девочками, словно с малыми детишками, и вообще…

– И что, в порочащих его связях со своими «малыми детишками» не замечен? – насмешливо прищурилась Памела.

– Брось, детка, – насупился итальянец. – Палмер – притча во языцех в модельном бизнесе. И, похоже, это не очередная утка газетчиков. К тому же у него маленькая дочка – ей, кажется, годика четыре или пять…

– И прелестная женушка с ногами, растущими от ушей и прочими прибамбасами?

Памелой вдруг овладел приступ бешеной злобы – она вспомнила, как Палмер ударил по лицу бедняжку Милли. Ничего себе праведник!

– Прелестная женушка с прибамбасами, как ты выразилась, сбежала от него года четыре назад, оставив ему ребенка.

– Может, этот тип ее бил? – процедила она сквозь зубы.

– Ну, тебя заклинило! – вскипел Джанни. – Знаешь, кто она? Кимберли Палмер, слыхала о такой? Сейчас руководит в Лондоне модельным агентством, носящим ее имя. Лет сорока, но все еще необыкновенно хороша. Бывшая модель. Кстати, завтра должна прибыть со своими девочками…

– Послушай, я устала, мне все это уже неинтересно и… Ой! Петля на чулке поехала, чтоб ее…

И Памела, в полголоса бранясь, принялась сосредоточенно изучать свою изящную ногу.

– Я это заметил еще в номере, – хмыкнул Джанни.

– А почему молчал? Я могла бы захватить запасную пару! – разозлилась она.

– Ты очень красива, когда сердишься. – Джанни наконец удалось остановить такси. – И спущенная петля ничуть тебя не портит. Вот только ругаешься ты так, что уши вянут, прямо жуть берет!

Памела помимо воли улыбнулась. Присев на краешек заднего сиденья машины, попросила:

– Отвернись, сделай одолжение.

– Это еще зачем? – удивился Джанни,

– Надо, – решительно заявила Памела.

Джанни послушно отвернулся, а она, сбросив туфельки и слегка приподняв подол черного платья, быстро отстегнула сначала один чулок, потом другой, затем стянула оба и сжала в кулаке.

– Вот, – протянула Памела черный комочек итальянцу, – Премногим меня обяжешь, если дойдешь до ближайшей урны…

Поглядев на смятые чулки, Джанни неожиданно покраснел, как мальчишка, но просьбу выполнил. Когда такси тронулось с места, Памела спросила:

– Что это с тобой стряслось? Ты, кажется, смутился. А весь вечер держался таким молодцом, что любо-дорого посмотреть.

– Знаешь, – без улыбки изрек итальянец, – Лу легко простит мне то, что я весь вечер развлекал двух потрясающих девушек, что танцевал с одной из них, что она висла на мне… Но вот когда я держал в руке твои чулочки, я вдруг подумал… в общем, подумал, что это чересчур интимно. И слишком уж эротично.

– Прости, – серьезно произнесла Памела. – Мне это как-то в голову не пришло.

– Да-а, ну и бойфренд у тебя там, в Штатах, – укоризненно покачал головой Джанни. – Никакой утонченности…

Памела промолчала, глядя в окно.

Куда они едут? А какая, собственно, разница? Не все ли ей равно? Ведь Джанни ничего плохого ей не сделает, это она поняла после эпизода с чулками.

Устало прикрыв глаза, Памела откинулась на мягкую спинку сиденья. Невыносимо хотелось спать. Она уже засыпала, она уже почти спала…

– Ну все, прибыли, – вернул ее к реальности голос Джанни.

На нее вдруг свинцовой тяжестью навалилась усталость. Она вновь ощутила себя сорокалетней – не впервые за сегодняшний день. Казалось, ныла каждая жилка, каждый мускул…

– Куда ты меня привез? – не открывая глаз, тихо спросила Памела.

– Сейчас узнаешь. Вылезай.

Опершись на протянутую руку спутника, она ступила босой ногой на асфальт, еще хранивший дневное тепло, – надевать туфли без чулок не хотелось. Теперь она почти сравнялась с Джанни ростом, чему тот, судя по всему, обрадовался, но счел все же своим долгом спросить, не холодно ли ей. Памела лишь устало отмахнулась и осмотрелась.

Куда завез ее неугомонный репортер? Тьма кругом такая, хоть глаз коли – едва различимы лишь силуэты домов на фоне ночного неба, но каким-то непостижимым образом ясно, что улочка невероятно узка, чуть более двух метров в ширину. Что было тому виной неизвестно, но Памеле вдруг почудилось, что ехали они не в такси, а в машине времени. Или вновь просто разыгралось воображение? Босые ноги ступали по булыжникам мостовой – асфальт как-то внезапно кончился, она даже не заметила когда…

– Эй, проснись! – окликнул ее Джанни.

– А может, лучше не стоит? – еле слышно отозвалась она, кончиками пальцев касаясь шершавого камня стены.

– Ты права, – засмеялся итальянец. – Что ж, баюшки-баю, красавица. Здесь темно, но я все равно вижу твои ножки – они такие белые, моя жемчужина, такие изящные, словно у девочки-подростка, вступающей в пору расцвета…

– Тебя опять понесло? – грозно спросила Памела.

– Ну вот, снова все испортила! – возмутился Джанни. – Какие вы, американки, неромантичные!

– У тебя что – богатый опыт по части общения с женщинами разных национальностей?

– Еще какой! – гордо произнес репортер. – Латиноамериканкам, к примеру, без кудрявых восхвалений их прелестей жизнь не в жизнь, француженки хихикают, немки сразу выпячивают грудь, а вот африканки – о, это отдельная песня! Здесь нельзя увлекаться, не то многим рискуешь.

– Как это? – не поняла Памела.

– Африканский темперамент, душа моя – это не шутка. Я же бабник-теоретик, ты не забыла? Ну, хватит болтать. Сейчас я познакомлю тебя с женщиной, которая за всю жизнь выслушала такое множество самых разнообразных комплиментов, что даже я не рискнул прибавить что-либо к хору восторженных восхвалений…

– Ну-ну, – скептически хмыкнула Памела. – Уж не африканка ли она?

– Не угадала. Еврейка, причем древняя.

– Старуха, что ли?

– Сама увидишь. Пошли. И ничему не удивляйся.

Найдя в кромешной тьме руку Джанни, Памела, осторожно ступая по булыжникам, двинулась вперед. Итальянец ничем не возбудил ее любопытства. Хоть еврейка, хоть китаянка – какая разница? Женщина – она везде женщина. К тому же переночевать все равно где-то надо…

– Стоп! Сейчас нащупаю кнопку звонка.

Сосредоточенно сопя, Джанни принялся шарить рукой по стене… И вдруг без малейшего скрипа распахнулась тяжелая дверь, к которой вели три вытертые от времени каменные ступеньки.

Памела зажмурилась. Нет, свет был вовсе не ярким – просто глаза отвыкли.

– Вот тебе на… – изумленно протянул Джанни. – Хотя зря это я удивляюсь. Мириам всегда начеку. Проходи, не робей!

– С чего ты взял, что я робею? – вздернула подбородок Памела.

– А у тебя задрожали пальчики.

– Ничего подобного!

И она смело шагнула вперед, но тотчас, взвизгнув, отпрянула: из глубины слабо освещенного коридора гибко и бесшумно прямо на нее двигался огромный сиамский кот. Уши зверя были прижаты, в глубине каждого голубого глаза горел ярко-алый огонек, шерсть на спине, почти черная, стояла дыбом…

И вдруг в памяти Памелы всплыло детское заклинание – из игр в Маугли на задворках. С его помощью ей с друзьями когда-то удавалось утихомиривать самых яростных цепных псов…

– Мы с тобой одной крови, ты и я… – одними губами произнесла она.

Мягкая черная лапа, поднятая для очередного шага, так и не коснулась темно-зеленого ковра, острые уши встали торчком, вздыбленная шерсть мало-помалу улеглась.

Уже ничего не страшась, Памела шагнула вперед и, наклонившись, протянула руку к животному. А кот, утробно мурлыча, стал тереться о ее ноги. Джанни за ее спиной удивленно присвистнул.

– Негрито! – послышался совсем рядом гортанный женский голос. – Ты правильно сделал, что влюбился, – это хорошая девочка.

Памела вздрогнула и выпрямилась – прямо перед нею, на расстоянии двух шагов, стояла женщина. Как же так? Ведь нигде поблизости не было и намека на дверь! Приглушенный свет, минуя чуть склоненное лицо, освещал лишь роскошные волнистые волосы, струящиеся по покатым плечам. Совершенно белые, седые волосы… Однако под длинным шелковым одеянием жемчужно-серого цвета угадывалось тело цветущей женщины не старше тридцати.

Глазеть на хозяйку молча казалось Памеле не вполне приличным, и она поспешила исправить оплошность.

– Здравствуйте. Меня зовут…

– Русалочка, – произнесла женщина еле слышно – или Памеле послышалось?

– Что? – ахнула она.

– Босоногая Русалочка, – уже громче повторила женщина. – А за спиной у тебя юноша, известный на весь Рим душевной щедростью и чистотой помыслов. Я не боюсь перехвалить тебя, Джаннино, мой мальчик.

– Прости, Мириам, что нагрянули без предупреждения. – Голос Джанни звучал виновато. – Тут вышла одна история…

– Ты хочешь о чем-то мне рассказать?

В интонации Мириам прозвучала ирония столь убийственная, что Памеле стало вдруг совершенно ясно: непостижимая женщина знает все. Однако трезвый ум ее отказывался признавать это.

– Видите ли, я…

– Это все пустяки, – жестом остановила ее Мириам. – Гораздо важнее то, что ты с ног валишься от усталости. Сейчас я тебе помогу. Проходите, дети.

И статная фигура хозяйки поплыла по коридору – казалось, женщина не касалась ногами ковра. Словно во сне Памела двинулась за нею, сопровождаемая котом, ни на шаг не отстававшим от нее, – мягкая шерстка животного щекотала ее голые ноги.

В просторной гостиной было до смешного мало мебели – лишь небольшая софа, обитая синим бархатом, да странный высокий столик. На подоконнике Памела, к великому своему изумлению, увидела радиотелефон. Пол был застлан толстым ковром, синим, с причудливым восточным орнаментом в золотисто-коричневых тонах.

– Усаживайся на любимое местечко, Джаннино, – указала Мириам на софу. – А мы с девочкой устроимся на ковре. Ведь она с детства любит сидеть на ковре, но осанку так и не испортила – зря пугала ее мама искривлением позвоночника… Чему не дано искривиться, останется прямым навсегда, гласит древняя мудрость.

Памела была ошеломлена настолько, что не помнила даже, как опустилась на ковер, – просто обнаружила себя сидящей, а у своих колен – мурлычущего Негрито. Джанни был забыт окончательно. Впрочем, вопреки всегдашней своей манере поведения итальянец был сейчас тише воды, ниже травы.

– Выпей вот это, – кивнула Мириам на высокий тонкостенный бокал, неведомо как очутившийся на столике; Памела могла поклясться, что, когда они входили в гостиную, столик был пуст. – Не бойся, я тебя не отравлю.

– Да я, собственно… – начала было Памела и тотчас осеклась: бесполезно было обманывать себя, ведь на какую-то долю секунды у нее и впрямь мелькнула мысль, что в бокале может быть яд. – Но, может быть, Джанни.

– Оглянись, – ласково улыбнулась Мириам.

Неугомонный Джанни, уронив курчавую голову на бархатную подушку, тихонько посапывал во сне. Выражение лица его было совершенно младенческим.

Памела поднесла к губам бокал, вяло удивившись, что тот словно по волшебству очутился у нее в руках. Странный напиток слегка отдавал мятой, грейпфрутом и еще чем-то совершенно ей незнакомым. Снова повернувшись к хозяйке, она вздрогнула и едва не выронила бокал. Ушки Негрито на мгновение встали торчком, но кот тотчас успокоился и вновь громко замурлыкал.

На ковре, как раз между сидящими друг против друга женщинами, горел непонятно откуда взявшийся масляный светильник. Тотчас воздух наполнился ароматами сандала и хвои, голубоватая струйка дыма поднималась к потолку…

Но не это, вовсе не это потрясло Памелу. Она впервые как следует разглядела лицо хозяйки.

Нет, Мириам не была уродливой или отталкивающей, совсем наоборот. У нее оказалось лицо богини, однако по этому словно изваянному из мрамора лицу нельзя было определить ни возраста, ни национальности женщины. Невзирая на седину, ей можно было дать лет тридцать. Но уже секунду спустя Памела решила, что Мириам может быть и пятьдесят, и шестьдесят… Или больше? Губы, полные и четко очерченные, яркие, но явно не тронутые помадой поражали свежестью и могли бы принадлежать девушке. Ноздри тонкого, без малейшего признака горбинки, носа едва заметно трепетали. На смуглой коже не видно было ни единой морщинки. И все же…

Глаза. Все дело было в них. Миндалевидные, очень большие, непроницаемо черные, в обрамлении длинных загнутых ресниц, они взирали на мир так, что немыслимо было вообразить себе эту женщину чьей-то возлюбленной, женой или матерью. Это были поистине древние глаза, очи ветхозаветной пророчицы… Наверное, именно такие были у ее тезки, сестры пророка Моисея, думала Памела, вновь поднося к губам бокал.

На сей раз вкус напитка стал иным. Теперь он напоминал терпкое виноградное вино. У Памелы, и без того ошеломленной всем происходящим, слегка закружилась голова и веки опустились сами собой. Однако в следующее же мгновение она ощутила такой прилив сил, словно проспала не менее восьми часов в мягкой постели.

Вновь взглянув на Мириам, она слабо охнула: глаза колдуньи – а теперь Памела уже не сомневалась, что это именно так, – посветлели и налились изумрудной зеленью, отчего лицо непостижимой женщины сделалось еще прекраснее. Но в душе Памелы не зародилось и тени страха. Когда губы Мириам раздвинулись в улыбке, обнажив ровные белые зубы, гостья ответила тем же.

– Ты умеешь улыбаться, – ласково проговорила колдунья. – У тебя настоящая улыбка, редкий дар. Ты улыбаешься сердцем, а это так нелегко, когда оно плачет…

Памела вздрогнула, как от удара и, словно защищаясь, подняла руки.

– Н-не надо, – пробормотала она. – Ты ведь гадалка, я поняла, ты читаешь по лицу… или как-то иначе, но не надо! Мне и без того больно!

– Надо, Русалочка. – Глаза Мириам, теперь аквамариново-прозрачные, такого же, как у Памелы, цвета, печально смотрели на собеседницу. – Надо именно потому, что боль твою скоро не вместит сердце и она прольется через край, сжигая на своем пути все, подобно раскаленной лаве, и оставляя позади бесплодную пустыню, которая никогда уже не даст всходов. Сердце твое плачет кровавыми слезами, соски тоскуют по младенческим губам, касания которых так и не изведали, грудь полна молока…