Текст книги "Русалочка в черном"

Автор книги: Уинифред Леннокс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Глава восьмая
Наваждение

После перерыва все шло как по маслу. Обретшая уверенность в себе Памела плевать хотела на француженку, которая, однако, ничего лишнего не позволяла. Когда девушки выходили на сцену в вечерних платьях, Памела за отсутствием такового просто обернула бедра черным шелковым платком с роскошной бахромой – и все равно заслужила одобрение жюри. Единственной неприятностью стал внезапный обморок русской девушки Кати. Впрочем, врач объяснил происшедшее чересчур усердным воздержанием в пище накануне конкурса.

Когда программа, намеченная на день, была окончена, в дверь гримерной постучали.

– Входите, мы одеты! – крикнула Беверли, застегивая молнию на шортах.

В дверном проеме показалась огромная фигура Палмера.

– Если не возражаете, я заберу у вас Памелу. Нам надо поговорить.

Он широко улыбался – куда девалась недавняя мрачность! Что бы там ни произошло во время репетиции, это наверняка улажено, решила Памела и, взяв свою сумочку, направилась к выходу, сердечно простившись с Беверли и маленькой Кирстен.

– Ты отвезешь меня в отель? – спросила она, садясь в такси.

– Не совсем, – усмехнулся Палмер. – Мы с тобой заедем в отель, переоденемся, а потом поедем в ресторан – надо же отпраздновать твой блестящий дебют!

– Хочешь сказать, что приглашаешь меня провести вечер в ресторане? – холодно поправила его Памела, которой безапелляционность спутника вовсе не понравилась.

– Извини, я неудачно выразился, – согласился на удивление покладистый нынче Палмер. – Итак, ты принимаешь приглашение?

– Вообще-то я собиралась сделать кое-какие заметки вечерком… – начала было она, но Палмер перебил ее:

– Успеется.

– Ах вот как? – не на шутку рассердилась Памела. – Если ты забыл, то напомню: я приехала сюда работать, а не шляться по злачным местам!

– Да ты никак захворала звездной болезнью! – воскликнул Палмер. – Рановато еще мнить себя Линдой Евангелистой. Хотя, на мой вкус, ты куда лучше…

Огромная ладонь вдруг легла на плечо Памелы, и она испытала непреодолимое желание съежиться. Сейчас прикосновение было совсем другим. От этого человека исходили флюиды столь недвусмысленные, что ей сделалось по-настоящему страшно. Разумеется, ни в какой ресторан она с ним не пойдет, черта с два!

– Не бойся меня… – Низкий голос звучал так ласково, так волнующе. – Я понимаю, ты устала с непривычки, переволновалась. Поверь моему опыту: тебе лучше расслабиться, передохнуть, а не сидеть скрючившись над компьютером. Тем более что завтрашний день будет не из легких – шесть часов дефиле, потом примерки…

Памеле хотелось заорать: «С чего ты взял, что я тебя боюсь?», на полном ходу выпрыгнуть из машины, послать Палмера куда подальше…

Врешь, девочка. Тебе сейчас больше всего на свете хочется принять его приглашение, а еще – не спорь! – оказаться в постели с этим потрясающим мужиком. Хоть себе-то самой сознайся! Вот сейчас его ладонь согревает твое плечо – и ты боишься, что, когда он уберет ее, ты тотчас почувствуешь, что тебе чего-то не хватает…

Словно со стороны Памела услышала свой хрипловатый, почти неузнаваемый голос:

– Что мне надеть?

Ладонь Палмера дрогнула, но мгновение спустя слегка стиснула ее плечо.

– Неважно. Ты необыкновенно хороша в любом наряде. И тебе так идет черное…

Подняв глаза, она зачарованно глядела в лицо Палмера, которое снова было так близко, что…

– Не угостишь ли сигаретой? – вдруг смущенно попросил он.

Достав из сумочки пачку «Кента», Памела протянула ее Палмеру. Убрав руку с ее плеча, он закурил с видимым удовольствием.

– Видишь, я нынче тоже расслабляюсь. Вообще-то я бросил это пакостное занята лет пять назад. Но сегодняшний день выдался и для меня нелегким, так что могу себе позволить побезобразничать.

Памела не ответила, глядя на свои руки, сцепленные на коленях. Только бы не задрожали пальцы…

В отеле, проводив ее до двери номера, Палмер посмотрел на часы.

– Я зайду за тобой минут через тридцать. Успеешь переодеться?

Памела молча кивнула.

– Тогда до встречи. – И прежде чем она успела что-либо понять, теплые губы коснулись ее лба – как раз между черных бровей.

В номере, упав на диван, она несколько минут переводила дыхание. Господи, что с нею творится! Влечение к этому мужчине было таким внезапным и непреодолимым, что в буквальном смысле ошеломило ее. Можно было сколько угодно презирать себя, клясть, ненавидеть, но…

Даже вода не принесла желанного облегчения – пожалуй, стало еще хуже. От прикосновения струй к телу Памела вздрагивала, словно от легких ударов тока, кожа покрывалась пупырышками. Словом, полнейший кошмар…

Надевая перед зеркалом свое единственное платье – то самое, от «Шанель», – Памела вдруг наступила на что-то твердое. Блеснула серебряная крышечка. Странно, ведь она могла поклясться, что засунула флакончик «Роша» вместе с остальными в чемоданчик Милли. Подержав флакон на ладони, Памела заколебалась, а затем решительным движением сунула его в сумочку. Будь что будет, решила она, натягивая тончайшие чулки…

Стук в дверь раздался точно в условленное время. Идя открывать, Памела мельком взглянула на себя в зеркало и поморщилась от досады. Хороша, нечего сказать! Глаза блестят, щеки горят, губы яркие, словно она их накрасила… Плевать!

Распахнув двери, она исподлобья уставилась на Палмера. В строгом черном костюме он казался еще выше ростом. Белоснежная сорочка эффектно оттеняла великолепный загар и чудесный цвет волос. Палмер ласково улыбался Памеле. Лишь в глубине его золотистых глаз затаилась тревога – или ей это опять почудилось?

– Ты прелестна, девочка.

Господи, даже этот примитивный комплимент в его устах звучит сладчайшей музыкой, подумала Памела, чувствуя, как краснеет.

– Ты тоже хорошо выглядишь, – ответила она, силясь скрыть смущение.

– Я ни секунды не сомневался, что ты будешь в черном. Ну, коль скоро мы с тобой такая прекрасная пара, тогда пошли!

Беря его под руку, Памела обреченно смирилась с тем, что Палмер ощутит сквозь одежду бешеное биение ее сердца. В лифте она сделала попытку слегка отстраниться, но вышло еще хуже – рука мужчины властным жестом легла на ее талию, и у Памелы перед глазами все поплыло. Слава Богу, двери лифта вскоре открылись, и ей удалось перевести дух. Еще немного – и она сама припала бы к его широкой груди.

– Куда мы едем? – слабым голосом спросила она, когда Палмер помогал ей сесть в такси.

– А это мой маленький секрет, – улыбнулся он, усаживаясь рядом. – Обещаю, ты не пожалеешь.

Памела никогда прежде не посещала подобных мест. В Нью-Йорке она время от времени бывала в ресторанах – преимущественно китайских, где сотрудники редакции отмечали торжества вроде дней рождения или помолвок, но это было совсем, совсем другое…

Теперь же, идя по ярко освещенному залу под руку со своим великолепным кавалером, она ощущала себя Золушкой на первом в ее жизни балу. Смотрела на ослепительных женщин со смешанным чувством восхищения и – о Боже! – зависти. Последнее стало для Памелы полнейшей неожиданностью, ведь от природы она вовсе не была завистлива.

С первого взгляда было заметно, что великосветские красавицы чувствуют себя здесь словно рыбы в воде – в отличие от нее самой. Их изящные пальцы с удлиненными ногтями, унизанные дивными кольцами, непринужденно, как мотыльки, порхали от тончайших ножек хрустальных бокалов к витым ручкам серебряных столовых приборов… Нет, не то чтобы Памела сомневалась в своем знании этикета, но она прекрасно отдавала себе отчет в том, что столь восхитительная непринужденность будет ей не по силам. Насколько лучше она чувствовала себя вчера вечером, сидя в ресторанчике с Джанни и Милли!

А тут еще опасная близость локтя Палмера – о, какая опасная! Памела словно ощущала всей кожей тепло мужского тела, не в силах унять легкую дрожь, которую теперь, впрочем, можно было бы объяснить непривычностью окружающего великолепия…

Успокойся, милочка! Коль уж занесла тебя нелегкая сюда, то попытайся хотя бы не выглядеть круглой дурой. Если тебе без проблем удалось сегодняшнее дефиле, то вполне по силам и отужинать в столь роскошном заведении! Это наверняка много проще.

– Вот тебе на… – развел руками Палмер, усаживая спутницу за столик, который, к ее радости, располагался в углу зала. – Я хотел, чтобы ты отдохнула и расслабилась, а ты что делаешь?

– А что я делаю? – растерялась Памела. Ей искренне казалось, что смятение ее надежно скрыто от посторонних глаз. Неужели…

– Ты похожа сейчас на маленькую девочку в мамином платье, – улыбнулся Палмер. – И в туфлях, которые велики на пять размеров… Но если ты утратишь ощущение торжественности момента, то все наладится.

Золотистые глаза смотрели на нее с нежностью – так отец смотрит на дочь, которую впервые в жизни выводит в высший свет. И сердце Памелы согрелось.

– Но почему все на нас глазеют? – жалобно спросила она.

– Не на нас, а на тебя. Я тут никому особенно не интересен, а вот ты словно создана для того, чтобы привлекать жадные взоры мужчин и завистливые – женщин. Ты делаешь мне честь…

– Издеваешься? – предостерегающе сощурилась Памела.

– Почему? – искренне изумился Палмер. – Надеюсь, комплексом неполноценности ты не страдаешь?

Она уже приготовилась достойно ответить, но тут зазвонил мобильный телефон в кармане у Палмера.

– Вот напасть, забыл отключить, – поморщился он, но поднес к уху миниатюрную трубку. – Послушайте…

Видя, как каменеет его лицо, Памела разом позабыла и о своем волнении, и вообще обо всем на свете. Сейчас Палмер был страшен – он походил на ожившую статую древнеримского легионера, и бледность, разливавшаяся по его лицу, лишь усиливала сходство.

– Что… что, Боб? – Ладонь Памелы, словно действуя отдельно от тела, легла на его руку. – Что-то с дочкой?

В ответ Палмер сжал ее тонкие пальцы так, что Памела едва не вскрикнула от боли.

– Я сказал – нет! – бросил он в трубку. – Нет, Кимберли! И хватит об этом.

Слава Богу, подумала Памела, морщась от боли, но не отнимая у него руки. Это всего лишь очередной скандал с бывшей супругой…

Отключив телефон, Палмер долгое время молчал. И от этого молчания ей делалось все страшнее: она могла поклясться, что какое-то мгновение светло-карие глаза смотрели на нее так, словно Палмер стиснул не ее пальцы, а горло… Но вот он, кажется, опомнился. Ослабив железную хватку, но не выпуская руки Памелы, он вдруг поднес ее к губам и принялся нежно, необыкновенно нежно целовать один за другим побелевшие пальчики. Если бы в этот момент она стояла, то рухнула бы как подкошенная…

– Больно? – спросил он, легко касаясь губами кожи. – Прости, маленькая… Прости меня.

– Что произошло? – Памела с великим трудом, но все же совладала со своими чувствами. – Может, зря мы все это затеяли… ну, с конкурсом? В конце концов, это шутка, не более… Она должна понять. Послушай, Кимберли не ревнует?

Последнее предположение вызвало у Палмера слабую улыбку. Ничего не отвечая, он пристально смотрел на свою спутницу, и во взгляде его была такая тоска, такая боль, что Памела едва не расплакалась. У нее даже задрожали губы.

– Самое главное, что с Ариэль все в порядке, – принялась утешать его Памела. – Все остальное не так уж важно, правда? Завтра мы пойдем и купим ей игрушку, самую лучшую на свете…

– Ты права. – Палмер выпустил ее руку, глаза его вдруг похолодели. – А пока выпьем-ка мы шампанского.

Появившийся невесть откуда официант откупорил бутылку «Дом Периньона» и разлил пенистый напиток в тонкие бокалы.

– А мне разве можно? – удивилась Памела. – Ведь завтра…

– Утро вечера мудренее, – сухо бросил Палмер, поднося бокал к губам. – Сегодня я разрешаю тебе все.

Уже ничего не понимая, Памела следила за тем, как Палмер, осушив бокал до дна, налил себе еще один – до краев и залпом выпил…

– Что ты делаешь? – попыталась сдержать его Памела. – Ты ведь напьешься!

– А может, именно это мне сейчас и нужно? – криво усмехнулся он.

– Послушай, для этого выбирают место попроще и заказывают отнюдь не шампанское. Если ты не прекратишь, я сейчас встану и уйду! – повысила голос Памела. – Пригласил девушку в роскошный ресторан, а сам сидишь и надираешься, словно портовый грузчик! Это неприлично! Либо выкладывай, что стряслось, либо…

– Извини, – виновато потупился Палмер. – Я просто хам. Выпьем за нашу с тобой победу, ладно? – И он поднял бокал, неизвестно который по счету, – в бутылке вина оставалось меньше половины.

– Но за близкое будущее пить не принято… – возразила Памела, беря бокал за тонкую ножку.

– И все-таки…

Хрусталь мелодично звякнул серебряным колокольчиком – или это зазвенело в ушах Памелы? Она поднесла бокал к дрожащим губам… и явственно ощутила вкус колдовского напитка Мириам.

– Почему ты не пьешь? – удивился Палмер, видя, как Памела ставит бокал на белоснежную скатерть, едва пригубив. – Я же разрешил.

Поколебавшись, она сделала еще глоток.

Голова кружилась так, словно она выпила не меньше Палмера, на котором, впрочем, количество осушенных бокалов никак не отразилось.

Сказав, что отлучится на минутку, Памела встала из-за стола и, гордо вскинув голову, летящей походкой прошла между столиков под перекрестным огнем любопытных взглядов. Однако после сегодняшнего дефиле ей было необычайно легко – даже подумалось на миг, что она прирожденная фотомодель.

В туалетной комнате Памела взглянула на себя в зеркало, поправляя волосы. На нее из глубины волшебного стекла взирало бледное лицо: скулы обозначились резче обычного, глаза сделались совсем прозрачными, губы вспухли словно от поцелуев… Уже не колеблясь, Памела достала из сумочки заветный флакончик, и ее окутало облачко любимого аромата. Что скажет Палмер? А какая, собственно, разница?..

Разумеется, Палмер ничего не сказал, лишь ноздри его еле уловимо затрепетали, а глаза блеснули, но он тотчас опустил веки. С удивлением Памела видела, как на скулах его выступают яркие пятна румянца…

Потом она так и не смогла толком вспомнить, что подавали на ужин. Кажется, это была белая рыба под итальянским соусом, потом устрицы… Во всяком случае, вкуса блюд она не ощущала, Видимо, она выпила еще пару бокалов шампанского – в ведерке со льдом незаметно появилась вторая бутылка… Или это была уже третья?

Борясь с головокружением, Памела ничего не видела, кроме лица Палмера. До ослепительных ли дам и их обнаженных белых плеч было ей теперь? Сейчас на всем свете существовали только они двое.

Как же он красив, Боже Праведный! И совсем не похож на Шона, который тоже был необыкновенно хорош, но совсем в ином роде… Полно, да кто такой этот Шон? Разве он когда-либо был в ее жизни? И вообще, что такое жизнь, если не сон? Кажется, так говорила Мириам…

Вот Палмер наконец соблаговолил улыбнуться, и лицо Памелы в ответ просияло так, что в зале словно сделалось светлее.

– В жизни не видел более прелестной улыбки, – серьезно сказал он. – В самый ответственный момент конкурса непременно улыбнешься.

– Постараюсь, – кивнула Памела. – Вспомню этот вечер, тебя и…

Вместо ответа Палмер взял ее руку и медленно поднес к губам, не отрывая взгляда от чувственного женского рта. Когда он прильнул к нежной коже запястья, Памела невольно раскрыла губы, словно для поцелуя, и тотчас покраснела до корней волос…

Да он просто Казанова, черт подери! Не тебе, девочка, и не с твоим мизерным опытом в делах любви играть с таким в кошки-мышки! Ты ведь уже знаешь, чем это кончится, правда? Ты уже таешь от тайного жара, сжигающего тебя изнутри, а по спине у тебя то и дело пробегает сладостная дрожь… Но тем не менее если ты чего и боишься, милая, то лишь того, что он, проводив тебя до двери номера, чмокнет в щечку и уйдет…

Однако, взглянув в глаза Палмеру, Памела поняла: не уйдет. Щеки у нее пылали, перед глазами все расплывалось – все, кроме его лица…

Что будет потом? А не все ли равно? Ты совершеннолетняя, самостоятельная, замуж не собираешься – уж тем более за Боба Палмера. Чего тебе терять, кроме очередной одинокой ночи, полной томления и жара неутоленного желания? Хоть раз отпусти себя на свободу, дурочка! Хотя бы раз проснись утром без мучительного ощущения тяжести во всем теле, без ноющей боли в груди, ставшей уже привычной…

Видимо, чувства, обуревающие Памелу, ясней ясного были написаны на ее лице, потому что Палмер, слегка стиснув ее пальцы, едва слышно, но властно произнес одно-единственное слово:

– Идем.

Словно сомнамбула она поднялась и взяла его под руку, ни секунды не сомневалась, что все до единой женщины, холеные и изысканные, все без исключения мужчины, лощеные и подтянутые, глядя им вслед, знают, куда они идут. И ей было на это наплевать.

Когда Палмер открыл перед нею дверцу такси, Памела буквально рухнула на заднее сиденье. Хотя в машине царил полумрак, она ясно видела глаза Палмера, и последние сомнения покинули ее. Нет, он не удивится, не оттолкнет ее, если она сейчас…

Палмер явно выжидал. Или чего-то опасался? Или…

Какое-то мгновение после того, когда тонкие руки обвились вокруг его шеи, он оставался недвижим, затем стиснул ее в объятиях так, что Памела едва не задохнулась. Жадно прильнув губами к ее рту, он глухо застонал, а Памеле показалось, что еще миг – и она лишится чувств. Последняя отчетливая мысль была о том, что стекло, отделявшее их от водителя, поднято…

Его руки, казалось, были везде. Сколько их было? Две? Не может быть… Но сколько бы их ни было, все они оказались необыкновенно искусны и одновременно нежны. От их касаний груди Памелы налились, и она выгнулась навстречу волшебным прикосновениям. Из уст вырвался хрипловатый стон, ладонь сама собой скользнула под рубашку Палмера и прильнула к горячей мускулистой груди, которая была так близко, что…

Каким бы коротким ни было ее платье, оно отчаянно мешало, но сейчас с этим приходилось мириться. Когда губы Палмера приникли к ее ключице, а пальцы легли на грудь с напрягшимся соском, у Памелы словно помутился рассудок и она впилась ногтями в его шею, легонько вскрикивая и постанывая. Какая-то часть рассудка, еще не поддавшаяся безумию, твердила, что все это уже было с нею, было совсем недавно…

Но, крепко зажмурившись, Памела приказала себе ни о чем не думать. Ее тело содрогнулось, охваченное огнем, в глазах потемнело, когда Палмер зажал ей рот поцелуем, больше похожим на укус. Руки его тотчас сделались грубыми, словно у насильника, дыхание – хриплым… Почуяв неладное, она широко раскрыла глаза, но поцелуй стал уже другим – необыкновенно ласковым, дразнящим, от которого Памела вновь ощутила сладкую дрожь где-то глубоко внутри…

Когда машина затормозила у входа в отель, Палмер сам привел в порядок одежду Памелы – двигаться она была не в силах. В столь поздний час в вестибюле никого не оказалось, кроме ночного портье, который, видимо, не впервые являлся свидетелем подобной сцены. Впрочем, в ней не было ничего сверхъестественного – просто мужчина нес на руках девушку, голова которой бессильно склонилась на его плечо.

В лифте Памела вновь обняла Палмера за шею, страстно целуя его. Наверное, в машине ей что-то на мгновение померещилось – сейчас он отвечал на поцелуи с бесконечной нежностью, и сердце у нее то колотилось как бешеное, то почти останавливалось…

Возле дверей шестьсот двенадцатого номера Палмер вынужден был поставить Памелу на пол. Ей не удалось бы удержаться на ногах, если бы сильная рука не поддержала ее, и Памела впервые в жизни ощутила себя под защитой. Каким это казалось невероятным счастьем!

Нечего удивляться, девочка, ведь Шон, семнадцатилетний мальчишка, оказался на поверку сущим дитятей, и ты в свои шестнадцать лет рядом с ним ощущала себя заботливой мамочкой! Но ведь тогда ты вовсе не тяготилась этим, правда? Вы любили друг друга так, как умели, и были счастливы… Тогда вы еще не подозревали, что это ошибка и что кто-то должен за нее ответить. И ты отделалась легко, милая, а вот ваш ребенок, проживший на свете всего несколько часов, заплатил сполна…

Совладав с замком, Палмер распахнул дверь и, подхватив Памелу на руки легко, словно ребенка, переступил через порог. Но та, закрыв лицо руками, уже отчаянно рыдала. Опустившись в кресло и не выпуская ее из объятий, Палмер принялся целовать тонкие пальцы, соленые от слез. Затем, осторожно отняв ее руки от лица, он стал касаться губами мокрых щек – и теперь в его ласках не было ни похоти, ни страсти, лишь искреннее и сердечное сострадание… Так можно целовать ребенка, рыдающего над сломанной игрушкой. Помимо физической силы этот человек наделен еще и завидным самообладанием, машинально отметила Памела. Всего несколько минут назад, в машине, Палмер на мгновение превратился в дикое животное, напугав ее до смерти. А теперь…

– Не плачь, маленькая, – шептал он, нежно целуя розовое ушко, – все пройдет, все будет хорошо, обещаю тебе…

Отчаянным усилием поборов соблазн поверить этим словам, Памела вырвалась из его объятий и отскочила в угол гостиной.

– Что ты обо мне знаешь? – с отчаянием выкрикнула она. – Да я не имею права на счастье, понимаешь? Я проклята!

Обессилев от переживаний, она опустилась прямо на пол, почти ослепнув от слез. Но мощные руки легко подняли ее, и возле самого уха раздался спокойный голос:

– Никто, кроме Господа, не знает, на что каждый из нас имеет право. Никто, кроме Него, не знает, что нам предначертано. Не бери на себя слишком много, маленькая моя…

Чувствуя, как воля покидает ее, а внутри все вновь занимается огнем, она прильнула к широкой груди Палмера, а пальцы, словно живя собственной жизнью, принялись расстегивать пуговицы на его рубашке. Опять опустившись вместе с ней в кресло, он сам освободился от галстука. Коснувшись щекой его загорелой кожи, Памела прерывисто вздохнула – как же это было сладко! Иллюзии необходимы, порой они спасительны: вот сейчас ей кажется, что никогда больше не будет в ее жизни гнетущего одиночества, а этот сильный человек останется рядом о нею навсегда…

Жизнь – это всего лишь сон, говорила Мириам. Так спи сладко, девочка, наслаждайся волшебным сновидением – сейчас ты полновластная хозяйка своим грезам и возьми от них все, что только сможешь взять!

Не открывая глаз, Памела запрокинула лицо, тогда Палмер приник к ее зовущему рту, к ее солоноватым губам. И вот, не ощущая ни капли стыда, изумляясь себе самой, она принялась расстегивать пряжку его брючного ремня. Палмер не помогал ей, но и не мешал – тонкие пальцы сами справились с задачей. С молнией совладать оказалось куда проще. Охваченная нетерпением Памела коснулась горячей напряженной плоти… и Палмер сдавленно застонал. Объятие делалось все крепче, и скоро Памела уже едва могла вздохнуть. Ей вновь стало страшно, но, ничем не выдав себя, она не прерывала ласк.

Однако Палмер сам остановил ее, хотя это далось ему явно нелегко.

– Не бойся… Я не такой уж зверь. – Склонившись, он целовал ее нежную шею, шелковистые волосы, снежно-белую прядь. – Просто у меня очень давно не было женщины.

Выскользнув из его объятий, Памела опустилась на колени, уже окончательно перестав узнавать себя, – ведь никогда она ничего подобного не делала, и от одной мысли об этом прежде ей делалось дурно. Теперь же что-то изменилось в ней, что-то вырвалось на волю из долгого заточения. Новая, неузнаваемая Памела лишь мельком ужаснулась тому, что подумает о ней Палмер, но губы уже касались горячей плоти, одновременно такой грозной и такой нежной…

– Не надо, маленькая. – Палмер ласково отстранил ее. – Иначе все кончится чересчур быстро, а я этого не хочу. Иди сюда…

Она покорно встала, позволяя волшебным рукам Палмера раздеть ее, сладко вздрагивая от каждого прикосновения. Неся ее на руках в спальню, он вдруг произнес тихо:

– Не надо меня бояться. И себя не бойся, малышка.

Уложив ее на широкую постель, Палмер с минуту стоял, любуясь стройным телом, изумительными ногами, восхищаясь прозрачностью кожи. Памела изумилась тому, что не ощутила и тени стыда – скорее, даже наоборот. Не сводя с него глаз, она вдруг раздвинула бедра. Не покориться этому безмолвному призыву не смог бы даже аскет, а Палмер и не мнил себя таковым. Стремительно освободившись от одежды, он шагнул к кровати…

Когда мощное тело мужчины нависло над ней, Памела отчетливо поняла, что ей предстоит пережить, но страха не ощутила. Наверное, умереть так – величайшее счастье. Да, он вновь вылитый лев, настигший добычу, даже в темноте различим блеск зубов, а хриплое дыхание, вырывающееся из широкой груди, больше походит на рычание… В отчаянном порыве подавшись всем телом навстречу этому зверю, Памела почувствовала, как горячая мужская плоть входит в нее… и все исчезло, растворившись в огненном вихре…