Текст книги "Миссис Крэддок"

Автор книги: Уильям Моэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

– Тебе грустно без Берты? – спросила мисс Лей племянника.

– Просто невыносимо!

– Мальчик мой, это ужасно невежливо по отношению ко мне.

– Простите, тетушка, но у меня не получается быть учтивым более чем с одним человеком зараз. Все свои хорошие манеры я растратил на мистера Крэддока.

– Я рада, что он тебе понравился, – улыбнулась мисс Лей.

– Ничуть!

– Эдвард очень достойный человек.

– Если бы я не виделся с Бертой целых полгода, то уж точно не потащил бы ее разглядывать жуков.

– Возможно, идея пойти в музей принадлежала Берте.

– Должно быть, она находит мистера Крэддока жутко скучным, если предпочитает смотреть на черных тараканов и чучела кенгуру.

– На твоем месте я не спешила бы с выводами, друг мой.

– Думаете, она его любит?

– Джеральд, милый, что за вопрос! Разве не долг Берты любить и почитать мужа и повиноваться ему?

– Будь я женщиной, ни за что бы не почитал лысого.

– Ничего, что волосы поредели, зато Эдвард очень серьезный и ответственный человек.

– Видимо, серьезность вытекает из него, как смола, когда он потеет.

– Мистер Крэддок – член окружного совета, он произносит речи о национальном флаге и крайне добродетелен.

– Знаю, знаю. От него за милю несет Десятью заповедями, он весь утыкан ими, как ромовый бисквит – миндальными орешками.

– Мой дорогой Джеральд, Эдвард – образец достойного человека и типичного англичанина, прекрасно чувствующий себя на родине. Это настоящий патриот, наделенный отличным здоровьем, твердыми убеждениями и высокой нравственностью. Он честен, порядочен и глуп. Я очень высоко ценю его, и, по-хорошему, он должен нравиться мне гораздо больше, чем ты – распутный негодник.

– Странно, что у вас выходит наоборот.

– Это потому, что я злая старуха и на долгом опыте усвоила, что люди, как правило, прячут свои грехи, а добродетели выставляют напоказ. Если у тебя нет своих пороков, то ты весьма рискуешь пострадать от чужих.

– Что мне в вас нравится, тетя Полли, так это то, что вы не строите из себя ходячую добродетель. Вы – сама снисходительность и милосердие.

– Любезный друг, – произнесла мисс Лей, назидательно подняв указательный палец, – женщины по натуре язвительны и нетерпимы, и если тебе встретится такая, которая являет милосердие, это означает лишь то, что она сама испытывает в нем отчаянную нужду.

Мисс Лей была рада, что визит Эдварда не продлится более двух дней, поскольку все время боялась его чем-либо удивить. Нет ничего скучнее, чем общаться с человеком, который любую простую фразу воспринимает как неожиданный парадокс. Крэддок, в свою очередь, страдал от привычки спорить, которая плохому собеседнику заменяет красноречие. Люди, не умеющие разговаривать, как правило, гордятся своим искусством полемики, пытаются оспорить самое очевидное утверждение и намерены ввязаться в дискуссию, даже если вы всего-навсего заметили, что за окном прекрасная погода. Мисс Лей придерживалась мнения, что разговаривать с женщинами моложе сорока вообще не имеет смысла, а беседа с мужчиной стоит того лишь при условии, что он умеет внимательно слушать.

Присутствие мужа невероятно стесняло Берту, она ощущала такую скованность, что через силу заставляла себя разговаривать с ним, с трудом подыскивая темы. Проводив Эдварда, она возвращалась с вокзала заметно повеселевшая. Джеральд при ее появлении вскочил с кресла, и Берта затрепетала от удовольствия. С сияющими глазами юноша подбежал к ней.

– Ох, как я рад. За эти два дня мы даже словечком толком не перекинулись.

– У нас впереди целый день.

– Прогуляемся?

Берта охотно согласилась, и они, словно двое школяров, отправились гулять к реке, наслаждаясь теплом и солнцем. Берега Темзы в окрестностях Челси радуют глаз своей аккуратной нарядностью и некоторым ветреным легкомыслием, чрезвычайно приятным в сравнении с чопорной степенностью остального Лондона. Набережные, хоть и возведены недавно, навевают воспоминания о тех днях, когда огромный город был большой деревней с беспорядочно разбросанными строениями, портшез был средством передвижения, дамы носили мушки и кринолины, эпиграммы были в моде, а пристойное поведение – нет.

Глядя на сверкающую воду, Джеральд и Берта заметили пароходик, приваливший к соседнему причалу. Неожиданно Берте в голову пришла занятная мысль.

– Давай сядем на пароход и поедем в Гринвич! – воскликнула она. – Тетя Полли сегодня в гостях, а мы можем поужинать в «Корабле» и вернуться домой поездом.

– Отличная мысль!

Они сбежали по сходням и купили билеты. Пароход отчалил, и Берта, тяжело дыша, опустилась на сиденье. Она ощущала легкую бесшабашность, была довольна собой и радовалась детскому восторгу Джеральда.

– Мы как будто сбежали, правда? – рассмеялась она. – Тетя Полли просто в ужас придет.

Пароход шел с остановками, подбирая пассажиров. Судно миновало шаткие пристани Миллбанка, четырехугольные башни церкви Святого Иоанна на Смит-сквер, восемь красных блоков больницы Святого Фомы и парламент. Пароход оставил позади Вестминстерский мост и величественную громаду Скотленд-Ярда, гостиницы, жилые дома и правительственные здания вдоль набережной Альберта, зелень парка Темпл-гарденз. На другом берегу, в стороне Суррея, напротив всего этого великолепия лепились грязные склады и фабрики Ламбета. За Лондонским мостом Берта с новым энтузиазмом принялась разглядывать пейзажи, стоя на носу парохода бок о бок с Джеральдом. Они не разговаривали и просто наслаждались близостью друг друга. Движение по реке стало более оживленным, на пароходике прибавилось народу – ремесленников, клерков, шумных девиц, направлявшихся в Ротерхайт и Дептфорд. Крупные торговые суда стояли у берега или медленно плыли вниз по течению к Тауэрскому мосту. На этом участке широкие водные пути были запружены всевозможными плавучими средствами: среди них были и ленивые баржи под алыми парусами, столь же колоритные, как венецианские рыболовные суденышки; и небольшие, деловито пыхтящие буксиры, и грузовые пароходы, и огромные рейсовые лайнеры. Перед глазами Берты и Джеральда мелькнули стайки полуголой детворы, что барахталась в мутной воде Темзы, ныряя с угольной баржи, стоявшей на якоре.

Затем окружающая обстановка вновь изменилась. Длинные ряды складов и фабрик по берегам реки знаменовали собой коммерцию могучей державы, а дух Чарльза Диккенса придавал проплывающим картинам новую красоту. Разве можно назвать их скучными и прозаическими, если им посвящал слова великий писатель? Какой-то любезный пассажир вслух называл все места, мимо которых шел пароход.

– Глядите, Уоппингская лестница.

Названия завораживали Берту, звучали для нее, как песня.

Они проплывали бесчисленные верфи и доки: Лондонский док, верфи Джона Купера, верфи Уильяма Гиббса (кто такие Джон Купер и Уильям Гиббс?), Лаймхаусский бассейн и Вест-индский док. Затем вместе с поворотом реки пароход вошел в Лаймхаус-Рич, вскоре показались благородные контуры Гринвичского госпиталя, бессмертного творения Иниго Джонса[40], и пассажиры высадились на причал Гринвич-пир.

Глава XXXI

Они немного постояли на террасе рядом с госпиталем. Терраса выходила на реку, и прямо под ними в воде бултыхались мальчишки: с веселыми криками и визгом они купались, ныряли, гонялись друг за другом – жизнерадостная картина шумного детства.

Река в этом месте становилась шире. Солнце играло на желтоватых волнах, отчего они блестели, точно золото. Пыхтящий буксир тянул вереницу барж; за ним, беззвучно скользя, двигалось громадное торговое судно Ост-Индской компании. День давно перевалил за середину, покой и приволье навевали атмосферу старых добрых времен. Плавное течение завораживало, уносило с собой мысли; впереди водная гладь расстилалась во всю ширь, все больше заполнялась судами. В ноздри ударял соленый запах, река величественно впадала в море, и корабли отправлялись на восток, запад и юг, в самые отдаленные концы света, в жаркие страны, где растут пальмы и живут темнокожие люди. Суда везли свой груз, неся на борту имя и богатство Англии. Темза стала символом могущества огромной империи, и всякий, кто наблюдал эту сцену, остро ощущал эту силу, испытывая гордость за немеркнущую славу великой нации.

Джеральд, однако, выглядел опечаленным.

– Совсем скоро река разлучит меня с тобой, Берта.

– Зато подумай, какие просторы тебя ожидают. Англия иногда прямо душит теснотой, даже кажется, что нечем дышать.

– Это от того, что мне придется тебя покинуть.

Берта ласково накрыла рукой ладонь юноши и, желая отвлечь его от грустных мыслей, предложила пройтись пешком.

Гринвич – наполовину Лондон, наполовину отдельный город, и это неожиданное сочетание придает ему особую прелесть. Если доки и верфи Лондона до сих пор хранят дух Чарльза Диккенса, то здесь все пронизано счастливой и вольной атмосферой произведений капитана Марриэта[41]. Его истории о свободной жизни и морских ветрах вновь оживают на серых улочках, до сих пор населенных яркими героями «Бедного Джека». В парке рядом с рабочими, мирно спящими на лужайке, трудягами из доков и мальчишками, играющими в примитивный крикет, можно увидеть невероятно причудливых персонажей из прошлых дней, чьи образы с восторгом запечатлело бы на бумаге меткое перо автора морских романов.

Берта и Джеральд допоздна сидели под деревьями и наблюдали за прохожими, а затем пошли обратно, чтобы поужинать в «Корабле». Им ужасно понравилось старое кафе и чернокожий официант, который преувеличенно расхваливал все блюда подряд.

– Не будем скаредничать, – заявила Берта. – Сегодня я чувствую себя совершенно свободной, а если считать расходы, то пропадет все веселье.

– Давай хоть ненадолго забудем о завтрашнем дне и станем творить всякие глупости.

Они заказали шампанское – напиток, который для юнцов и женщин служит высшим символом роскоши и легкомысленных развлечений. Довольно скоро изумрудные глаза Джеральда заблестели ярче, а Берта зарделась под их страстным взором.

– Это самый потрясающий день в моей жизни, – сказал Джеральд. – До самой смерти я буду вспоминать его и сожалеть о том, что он закончился.

– Не надо об этом, иначе мы оба расстроимся.

– Ты самая красивая женщина из всех, что я когда-либо встречал.

Берта рассмеялась, демонстрируя жемчужные зубы. Она была довольна собой, сознавая, что сегодня хороша как никогда.

– Вернемся на террасу? Покурим и посмотрим на закат.

Кроме них, на террасе никого не было, солнце уже садилось. В небе на западе клубились большие облака, пышные и ярко-алые. Здания и сооружения возвышались над рекой темной массой. Закат удивительно точно соответствовал пейзажу, дерзкими красками сочетаясь со спокойной мощью реки. На темных волнах островками огня плясали блики.

Берта и ее юный кузен сидели молча, объятые одновременно и счастьем, и сожалением о том, что их блаженству не суждено продлиться.

Опустилась ночь, в небе одна за другой зажглись звезды. Река текла покойно и бесшумно, мерцали огоньки прибрежных городов. Берта знала, что мысли юноши заняты ею, и хотела услышать этому подтверждение.

– Джеральд, о чем ты думаешь?

– О чем же мне сейчас думать, как не о тебе и о том, что я должен с тобой расстаться?

Эти слова доставили Берте невыразимое удовольствие. Как прекрасно быть любимой! В том, что любовь Джеральда настоящая, она не сомневалась. Берта полуобернулась, так, чтобы он видел ее темные глаза – в эту минуту они были черны, как ночь.

– Мне стыдно за мои прошлые поступки. Теперь я знаю, что вел себя ужасно. Ты помогла мне понять это.

– Джеральд, милый, разве ты забыл, что я недавно тебе сказала? Я не хотела оскорбить тебя и до сих пор сожалею о своих словах.

– О, если бы ты могла меня полюбить! Пожалуйста, Берта, не останавливай меня. Я давно сдерживал свои чувства, но больше не могу. Я не хочу уезжать, не открывшись тебе.

– Джеральд, не надо! – Голос Берты дрогнул. – Ничего хорошего из этого не получится, мы оба будем страшно несчастливы. Дорогой, ты не представляешь, насколько я тебя старше. Даже не будь я замужем, мы не смогли бы любить друг друга.

– Но я все равно люблю тебя всем сердцем!

Берта не ответила, и Джеральд наклонился ближе, чтобы заглянуть ей в глаза, затем вдруг отпустил ее пальцы, страстно обнял за плечи и прижал к себе.

– Берта, Берта! – Он принялся жарко ее целовать. – Умоляю, скажи, что ты меня любишь. Скажи, и я буду счастлив!

– Мальчик мой, – прошептала она и, взяв за подбородок, вернула поцелуй.

Страсть вспыхнула в груди Берты ярким огнем, она уже не могла сопротивляться своим желаниям и начала покрывать поцелуями губы, глаза и кудрявые волосы Джеральда. Наконец она совладала с собой и вскочила на ноги.

– Что же мы творим! Джеральд, идем на вокзал, уже поздно.

– Берта, не уходи!

– Идем, нам нельзя задерживаться.

Юноша попытался обнять Берту, горячо уговаривая остаться.

– Нет, нет, – возражала та, – не проси меня, не причиняй мне боли. У нас нет надежды. Что проку в нашей любви? Через неделю ты уедешь, и мы больше никогда не увидимся. Но даже если бы ты остался, я замужем, и мне уже двадцать шесть, а тебе лишь девятнадцать. Мы станем предметом насмешек, и все.

– Пойми, я не могу просто взять и уехать. Какая разница, что ты старше меня? И не важно, что ты замужем: тебе нет дела до мужа, а ему – до тебя.

– С чего ты взял?

– Я все видел. Мне было ужасно жаль тебя.

– Ах, милый, – пробормотала Берта и чуть не расплакалась. – Я очень несчастна. Ты прав, Эдвард никогда не любил меня и… обращался со мной не так, как я того заслуживала. Сама не понимаю, что держало меня рядом с ним.

– Я этому рад.

– Я больше никогда не позволю себе влюбиться. Слишком уж много страданий мне пришлось пережить.

– Но я безумно люблю тебя. Берта, неужели не видишь? Я раньше не испытывал ничего похожего, это совсем новое чувство! Любимая, я не могу жить без тебя. Молю, разреши мне остаться.

– Это невозможно. Пойдем, милый, мы и так слишком задержались.

– Поцелуй меня еще раз.

Улыбаясь сквозь слезы, Берта обвила руками шею Джеральда и поцеловала его мягкие, детские губы.

– Ты так добра ко мне, – прошептал он.

Они молча пошли к вокзалу и через какое-то время вернулись в Челси. На пороге квартиры Берта протянула Джеральду руку. Он посмотрел ей в глаза с такой грустью, что у нее защемило в груди, затем едва заметно коснулся пальцев Берты и ушел.

Оказавшись в своей комнате, она бросилась на кровать и зарыдала. Только теперь она догадалась, что любит Джеральда. На губах Берты все еще горели поцелуи юного красавца, руки помнили его прикосновения. Внезапно она поняла, что лгала себе: ее сердце было словно зажато в тиски, и виной тому оказалась не дружба и не привязанность, но бурная, страстная любовь.

На мгновение молодую женщину пронзила острая радость, но в следующую секунду она вспомнила о своей несвободе и разнице в возрасте – девятнадцатилетнему мальчику женщина двадцати шести лет должна казаться почти старухой! Берта схватила зеркало и посмотрела в него; подошла ближе к свету, чтобы не пропустить ни одной мелочи, и принялась разглядывать лицо, выискивая признаки уходящей молодости – морщинки.

– Боже, какая нелепость, – вслух проговорила она. – Я просто смешна!

Джеральд только говорит, что любит ее, но уже через неделю забудет о ней, встретив на пароходе хорошенькую девушку. И все же Берта была уверена, что он действительно любит ее; кто-кто, а она-то разбирается в чувствах. Она с ликованием думала, что это и есть настоящая любовь, разительно отличающаяся от слабого влечения Эдварда. Джеральд любит ее всем сердцем, всей душой; он трепещет от одного прикосновения Берты и бледнеет, пылая муками страсти. Жаркое томление явно читалось в его взгляде. Да, да, именно о такой любви мечтала Берта – о любви, что способна убить и вознести в небеса. Так почему же это прекрасное чувство ее печалит? Берта встала, торжествующе вскинула руки, и в пустой комнате с ее уст слетели слова: «Приди, желанный мой, ибо я люблю тебя!»

Утро принесло нестерпимую тоску. Их любовь тщетна: ее брак и его отъезд делают ее невозможной, а разница в возрасте – почти абсурдной. И все-таки Берта не могла унять боль в сердце, не могла сдержать слез.

Джеральд явился в полдень, когда Берта была дома одна. Он смущенно, почти робко приблизился к ней.

– Берта, ты плакала?

– Мне очень тяжело, – вздохнула она. – Джеральд, прошу тебя, забудь вчерашнее недоразумение. Не произноси слов, которых я не должна слушать.

– Я люблю тебя и ничего не могу с этим поделать.

– Неужели ты не понимаешь, что это – полнейшее безумие?

Берта злилась на себя за любовь к Джеральду, на Джеральда за то, что он пробудил в ней страсть, которая заставила ее презирать свою натуру. Как отвратительно и противоестественно, что она жаждет броситься в объятия распутного мальчишки, это унижает ее в собственных глазах!

Джеральд уловил яростное выражение в глазах Берты и отчасти понял его.

– О, Берта, не смотри так, – попросил он. – Не смотри, как будто меня ненавидишь.

– Джеральд, я люблю тебя, как только может любить женщина, и стыжусь этого.

– Стыдишься?! Почему?! – воскликнул юноша. В его голосе прозвучала невыносимая мука.

– Все это ужасно! – простонала Берта. – Ради всего святого, давай забудем о том, что было. Я приношу тебе лишь страдания. Единственный выход – поскорее расстаться.

– Берта, я не в силах тебя покинуть. Позволь мне быть с тобой.

– Это невозможно. Ты должен уехать, и чем быстрее, тем лучше.

Их разговор прервала вернувшаяся мисс Лей. Тетушка начала о чем-то рассказывать, однако, к ее удивлению, ни Берта, ни Джеральд не проявляли обычного оживления.

– Что с вами обоими сегодня такое? – вопросила мисс Лей. – Слушаете и молчите, даже странно.

– Я устала, – сказала Берта, – и у меня болит голова.

Мисс Лей внимательнее присмотрелась к племяннице и заметила на ее лице следы недавних слез. Джеральд тоже выглядел крайне опечаленным. Наверное, они… Догадка поразила мисс Лей как громом, она едва сумела скрыть свое потрясение.

«Боже правый! – думала она. – Должно быть, я ослепла, если до сих пор ничего не видела. Какое счастье, что этот шалопай через неделю уезжает!» Мисс Лей вспомнила с десяток эпизодов, которым не придала значения. Она была ошеломлена. «Выходит, даже семидесятилетнюю старуху нельзя на пять минут оставить с четырнадцатилетним мальчишкой, чтобы они не вытворили чего-нибудь эдакого!»

Для Джеральда и Берты неделя промелькнула с ужасающей быстротой. Они никак не могли улучить момент, чтобы побыть наедине, поскольку тетушка якобы из любви к племяннику беспрерывно устраивала различные увеселительные прогулки и маленькие торжества, так что все трое постоянно находились вместе.

– Надо чуть-чуть побаловать тебя перед отъездом, весь вред от этого выйдет из тебя при морской качке, – шутливо говорила мисс Лей Джеральду.

Берта испытывала адские муки. Она знала, что их любовь обречена, но также понимала, что справиться с ней – выше ее сил. Берта пробовала убедить себя отказаться от безумного увлечения, но тщетно: Джеральд не покидал ее мыслей, и она терзалась соблазном задержать его в Англии. Если он останется, они смогут дать волю своей страсти, пока та не угаснет сама собой. Однако Берта знала, что не осмелится просить юношу об этом. В то же время ей невыносимо было видеть его страдания, она не могла смотреть в глаза Джеральду, в которых застыло выражение безмерного сердечного горя. А потом ее охватило иное, еще более ужасное искушение. Есть способ, с помощью которого женщина может навсегда привязать к себе мужчину, есть узы, которые нельзя разорвать. Внутри у нее все бурлило от страсти, и она трепетала при мысли о том, что может принести Джеральду бесценный дар: свое тело. А потом пусть едет: то, что перед этим произойдет, нельзя стереть из памяти. Даже если их будут разделять многие тысячи миль, между ними все равно останется прочная нить. Плоть взывала к плоти, желание было необоримым. Как еще Берте доказать свою прекрасную любовь, как выразить безграничную благодарность? Соблазн упорно преследовал ее, не отпуская ни на миг, а она была слаба. Искушение вновь и вновь атаковало Берту со всей силой бурного воображения, она яростно гнала его, мучаясь отвращением к себе, но вопреки всему питала чудовищную надежду, что оно окажется сильнее.

Глава XXXII

Наконец Джеральду осталось провести в Лондоне всего лишь день. Мисс Лей и Берта собирались на званый ужин – приглашение было получено задолго до того, – и юноше пришлось попрощаться с ними сразу после обеда, так как его поезд уходил с лондонского вокзала назавтра в семь утра.

– Жаль, что ты не сможешь провести свой последний вечер с нами, – вздохнула мисс Лей, – но Тревор-Джонсы ни за что не простят, если мы сегодня не придем.

– Ну что вы, я сам виноват – не выяснил заранее, когда отплываю.

– И чем же ты займешься, бедняжка?

– Устрою напоследок кутеж.

– Ты, наверное, страшно рад, что хоть на один вечер за тобой некому присматривать.

Вскоре мисс Лей бросила взгляд на часы и сообщила Берте, что пора одеваться. Джеральд встал с дивана, расцеловал тетушку и поблагодарил ее за доброту.

– Мальчик мой, давай обойдемся без излишней чувствительности. Кроме того, ты ведь не навсегда уезжаешь. Наделаешь глупостей и вернешься, в роду Лей все такие.

Джеральд обернулся к Берте и протянул руку.

– Ты была очень мила со мной, – улыбаясь, промолвил он. Взгляд его, однако, был пристальным и многозначительным. – Мы отлично провели время вместе.

– Надеюсь, ты будешь вспоминать меня хоть иногда. Мы с тетей немало постарались, отвлекая тебя от шалостей.

Мисс Лей наблюдала за племянницей и племянником, восхищаясь их самообладанием. На ее взгляд, при прощании оба держались очень хорошо. Она решила, что между ними не случилось ничего, кроме легкого флирта, ведь Берта была намного старше Джеральда и как благоразумная женщина не поставила бы себя в глупое положение.

Мисс Лей вспомнила, что приготовила Джеральду подарок.

– Подожди минутку, дорогой, – сказала она. – Я кое-что принесу.

Едва она вышла из гостиной, как юноша наклонился к Берте.

– Не ходи сегодня никуда. Я должен тебя увидеть.

Она не успела что-либо ответить, так как мисс Лей окликнула Джеральда из коридора.

– Прощай, Берта, – громко произнес он.

– Прощай. Счастливого пути.

– У меня для тебя маленький подарок, – сказала мисс Лей, когда Джеральд вышел. – Ты ужасно расточителен, и поскольку это единственное твое достоинство, я считаю своим долгом поощрить его. Если тебе когда-нибудь понадобятся деньги, имей в виду, что я всегда смогу наскрести десятку-другую.

Она вложила ему в руку две банкноты по пятьдесят фунтов, а затем, словно устыдившись, поспешно вытолкала Джеральда за дверь. Мисс Лей поднялась в свою комнату и, поскольку на ближайшие полгода оказалась изрядно стесненной в средствах, потратив их на совершенно недостойную цель, почувствовала себя необыкновенно довольной.

Через час она вернулась в гостиную, где принялась ждать племянницу. Вскоре та вошла – в вечернем туалете и бледная как полотно.

– Ох, тетя Полли, я не могу никуда сегодня идти. Голова просто раскалывается, даже глазам больно. Пожалуйста, передайте мои извинения и скажите, что я совсем больна.

Она опустилась в кресло и накрыла лоб ладонями. Мисс Лей вздернула брови: очевидно, дело серьезнее, чем можно было предполагать. К счастью, опасность миновала. Берте будет легче, если она останется дома и выплачется. Подумать только, девочке даже хватило мужества одеться!

– Останешься без ужина, – покачала головой мисс Лей. – В доме нет ни крошки.

– Я не голодна.

Выразив сочувствие и пообещав извиниться за племянницу, мисс Лей удалилась. Когда хлопнула парадная дверь, Берта вздрогнула и подошла к окну. Она посмотрела по сторонам, опасаясь, что Джеральд может быть где-то поблизости – он ведь горяч и неосторожен. Если тетя увидит его, все пропало. Экипаж укатил, и Берта вздохнула свободнее. Она сознавала, что жаждет встречи, как и Джеральд, и если им суждено проститься, то это должно произойти наедине, а не под холодным взглядом мисс Лей.

Она ждала у окна, Джеральд не шел. Отчего он медлит? Почему теряет драгоценные минуты? Берта посмотрела на часы: стрелка приближалась к девяти. Она принялась мерить комнату шагами, затем опять подошла к окну. Джеральда все не было. Вообразив, что он не придет до тех пор, пока она смотрит на улицу, Берта заставила себя сесть с книгой, но не смогла прочесть ни строчки. Она вновь выглянула в окошко и на этот раз увидела кузена. Джеральд стоял на противоположной стороне улицы и, заметив ее, сразу перешел дорогу. Берта подбежала к двери, тихонько открыла.

Джеральд скользнул внутрь, и они оба на цыпочках прошли в гостиную.

– Какая ты умница, – сказал он. – Я не мог просто так уехать. Я знал, что ты останешься дома.

– Почему так долго? Я уже боялась, ты не придешь.

– Не хотел рисковать. Опасался, что тетя Полли повернет обратно.

– Я сказала, что у меня болит голова. Нарочно оделась, чтобы она ничего не заподозрила.

Сгущались сумерки. Влюбленные сидели в темной гостиной, не зажигая света. Джеральд взял руки Берты в свои и поцеловал.

– Кошмарная неделя. Я даже слова не мог тебе сказать. Думал, сердце разорвется.

– Ах, милый…

– Все гадал, грустно ли тебе от того, что я уезжаю.

Берта посмотрела на юношу и выдавила из себя улыбку, но заговорить не посмела.

– Каждый день я надеялся, что ты попросишь меня остаться, но ты этого не сделала, а сейчас уже поздно. О, Берта, если бы ты меня любила, то не отсылала бы прочь.

– Я люблю тебя всем сердцем. Разве ты не видишь, что нам лучше расстаться?

– Даже думать не хочется про завтрашний день.

– Ты еще совсем молод и очень скоро влюбишься в кого-нибудь еще.

– Я люблю только тебя! Это правда, поверь. Берта, я не могу покинуть тебя, ты свела меня с ума.

– Ради Бога, замолчи! Мне и так тяжело, не заставляй меня страдать еще больше.

На город опустилась ночь. Через открытое окно в гостиную легко задувал летний ветерок, воздух был бархатным и нежным, будто поцелуй. Они сидели бок о бок, юноша держал Берту за руку. Оба молчали: то, что происходило у них в душе, не поддавалось описанию. Внезапно их обволокла таинственная и невидимая пелена страсти, ими словно бы овладело странное опьянение. Берта почувствовала, как дрожит рука Джеральда, и ей передалось его возбуждение. Она затрепетала и попыталась отстраниться, но он не отпускал. Тишина вдруг стала гнетущей. Берта хотела что-то сказать, однако слова застряли у нее в горле.

Она ощутила невероятную слабость, сердце затрепыхалось в груди, как птица. Ее глаза встретились с глазами Джеральда, и оба отвели взгляд, точно застигнутые на месте преступления. Дыхание Берты участилось. Вожделение Джеральда сжигало ее огнем, она не смела пошевелиться. Берта попыталась воззвать к помощи Бога, но не смогла. Искушение, которое терзало ее всю неделю, вернулось с утроенной силой. Она испытывала одновременно и отвращение, и пугающее по своей силе желание уступить соблазну.

В конце концов, не все ли равно? Воля Берты слабела, Джеральду стоило произнести лишь слово. О, пусть он произнесет его, ведь они любят друг друга! Берта сдалась, она больше не могла сопротивляться. Плоть стремилась к плоти, и не было на земле более великой силы. Трепеща от страсти, Берта повернула лицо к Джеральду и наклонилась к нему с полураскрытыми губами.

– Берта, – прошептал он.

Они почти слились в объятиях, но в это мгновение тишину нарушил отчетливый звук. Они вздрогнули, отстранились друг от друга и прислушались. Ключ с щелчком повернулся в замке, парадная дверь открылась.

– Слышишь? – шепнула Берта.

– Это тетя Полли, – так же шепотом отозвался Джеральд.

Берта показала на выключатель. Поняв этот жест, он зажег в гостиной свет и принялся инстинктивно оглядываться в поисках укрытия, но Берта с чисто женской сообразительностью подскочила к двери и распахнула ее.

– Тетя Полли, это вы? – крикнула она. – Как хорошо, что вы вернулись! Джеральд пришел еще раз попрощаться с нами.

– Точно примадонна, которую не отпускает публика, – пробормотала мисс Лей и вошла в гостиную: задыхающаяся, с красными пятнами на щеках.

– Я решил, что вы не будете возражать, если я вернусь и подожду вас, – промолвил Джеральд. – Представляете, оказалось, что Берта дома.

– Забавно, как совпали наши мысли. Я вдруг подумала, что ты можешь заглянуть, и тут же поспешила домой.

– Вы совсем запыхались, – заметила Берта.

Мисс Лей в изнеможении опустилась на кушетку. За светской беседой в гостях ее вдруг осенило, что племянница сказалась больной умышленно. «Идиотка! – ругала она себя. – Эти двое провели меня, как ребенка! Святые небеса, чем они там сейчас занимаются?»

Ужин тянулся невыносимо долго, но едва он закончился, мисс Лей пожелала изумленной хозяйке доброй ночи и велела извозчику мчать во весь опор. Она подъехала к дому, на чем свет стоит понося лживую человеческую натуру. Так быстро взбегать по лестнице ей еще никогда не приходилось.

– Как твоя голова, Берта?

– Спасибо, гораздо лучше. Джеральд прогнал боль.

На этот раз мисс Лей попрощалась с развитым не по годам юнцом весьма холодно. Она горячо благодарила небо, что пароход отчаливает завтра утром.

– Джеральд, я провожу тебя, – сказала Берта. – Не трудитесь, тетя Полли, вы, должно быть, смертельно устали.

Они вышли в коридор. Джеральд надел пальто и, ничего не говоря, протянул руки к Берте. Она, покосившись на дверь гостиной, поманила его за собой и выскользнула на лестницу. Там никого не было. Берта обвила руками шею юноши и прильнула губами к его губам. Уже не скрывая страсти, она прижимала его к своей груди. Души влюбленных слились в поцелуе. Это был восторг, безумие, неописуемый экстаз, полная капитуляция воли. Сознание не вмещало всю полноту этих восхитительных ощущений. Берте казалось, что она сейчас умрет. В океане блаженства рассудок Берты померк, она зашаталась. Джеральд крепче прижал ее к себе. Неожиданно послышался звук шагов. Берта оторвалась от юноши.

– Прощай навсегда, – шепнула она и, скользнув обратно в коридор, закрыла дверь.

В полуобморочном состоянии она сползла вниз по стене, однако из страха быть застигнутой с трудом поднялась на ноги и доковыляла до своей спальни. Щеки Берты пылали огнем, руки и ноги дрожали. О, теперь поздно проявлять благоразумие. Какая разница, что она замужем? Какая разница, что Джеральд младше ее? Она любит его, любит безумно и пылко. Сумасшедшее счастье – здесь, рядом, и если в будущем ее ждут лишь муки и страдания, то настоящее того стоит. Она не может отпустить своего любимого мальчика, он принадлежит ей. Берта простерла руки, мысленно обнимая его. Она презрит все, уговорит Джеральда остаться или пойдет за ним на край света. Прислушиваться к доводам рассудка слишком поздно.