Текст книги "Нефритовые глаза"

Автор книги: Уильям Гилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Городской парк, пустынный в ночное время, казался загадочным в свете натриевых ламп. Мелани задернула кружевные занавески и повернулась спиной к окну. Она надела махровый халат Донны, а ее волосы были еще влажными после душа.

– Кофе готов, – крикнула Донна с кухни. Мелани достала чашки, и они сели за стол.

– Завтра я хочу заняться поисками работы, – сказала Мелани. – Ты ничего не можешь подыскать в банке?

– Я могу помочь, – включилась Донна, – но никому не понравится, если тебя через пару недель начнет тошнить.

– Но меня никогда не тошнило. Это вряд ли случится, – воспротивилась Мелани, в ее голосе прозвучало намного больше уверенности, чем она чувствовала. Она взглянула на безымянный палец левой руки – без кольца. Каким простым казалось все, когда она планировала свое будущее несколько недель назад, сидя с Эдуардо за ленчем в Буэнос-Айресе.

– Все не так легко, дорогая. Ты беременна только три месяца, – мрачно заметила Донна.

– Два и три четверти, – поправила подругу Мелани, как будто это имело значение. С точки зрения Донны, Мелани необходимо напоминание, что жизнь не так легка, как кажется, и дело даже не в том, что она беременна. Донна вообразила, что сможет приспособить Мелани к ее прежнему существованию без особых хлопот. Ей казалось, что месяцы в Буэнос-Айресе, конечно, наложили свой отпечаток на поведение подруги, но достаточно будет пары дней, чтобы все встало на свои места.

Тесная квартира Донны угнетала Мелани, но это было лучшее, на что она могла сейчас надеяться. Угнетала и мысль, что необходимо теперь экономить каждый цент. Жизнь с Диего в его мире изменила ее, и не только в том, что касалось денег. Даже компания Донны, которую она находила такой милой в прошлом, раздражала. И сейчас их разговор был подобен теннисной игре; они долго хранили молчание, которое в итоге нарушила Донна.

– Ты думаешь о?..

– Да, – кратко ответила Мелани, не желая говорить на эту тему. Она не собиралась делать аборт – это была единственная вещь, в которой она была уверена.

– Я так рад, что вы позвонили. Вы великолепно выглядите сегодня, – произнес Норман, он уже говорил это, когда они встретились в вестибюле, и когда они сидели в баре, и во время обеда. Его глаза, ищущие взгляд Мелани, ясно объяснили значение его слов. И, хотя она действительно хорошо выглядела в строгом вечернем платье Донны, Мелани чувствовала неловкость от его откровенных комплиментов. Но Норман, казалось, этого не замечал.

– Благодарю вас. Сегодня я искала работу. Вскоре я смогу вернуть вам деньги…

– Вы не должны беспокоиться, я не тороплю вас.

Но замечание Нормана заставило Мелани еще острее почувствовать, что она у него в долгу.

– Я хочу вернуть вам деньги так скоро, как только будет возможно, – повторила она.

– Не упоминайте об этом так часто. Подобные вещи лучше пока оставить в стороне, – пробормотал он. – Завтра утром я уезжаю, – продолжал Норман, помешивая кофе ложечной, хотя Мелани обратила внимание, что он не положил сахар. О своем отъезде он также уже говорил. – Я буду очень рад, если вы приедете в Лондон на уик-энд. Когда, конечно, у вас будет время.

– О, спасибо за приглашение, – ответила она, – но я хотела бы вначале устроить свои дела здесь.

– Понимаю, – тихо сказал Норман, обернувшись назад, и Мелани почувствовала, как изменилось его настроение. Он был очень любезен с ней, и она была ему очень обязана.

– Нет, вы не понимаете, – импульсивно проговорила Мелани. – Я хочу приехать к вам.

Норман улыбнулся, и улыбка преобразила его лицо.

– А не выпить ли нам по бокалу бренди в баре? – предложил он, и они покинули ресторан. Но когда они подошли к эскалатору, Норман остановился.

– Вообще-то у меня есть замечательный бренди в номере, – неловко произнес он. – Не хотите попробовать?

Предложение Нормана прозвучало неуверенно. Его нервозность передалась Мелани, заставив ее ощутить чувство вины. Она обязана ему своей новой жизнью.

– Я согласна, – негромко ответила она.

Джон Ревази мельком взглянул на лист бумаги, лежавший перед ним, а затем посмотрел на Мелани, сидевшую по другую сторону стола.

– Я проверил ваши рекомендации в Объединенном коммерческом банке. И мне понравилось то, что я услышал, – сказал он. – У вас нет опыта работы как ассистента по торговому маркетингу, но мне сказали, что вы с отличием закончили курсы… – Он остановился, и Мелани постаралась скрыть свое нараставшее волнение. Она почувствовала, что Ревази собирается предложить ей работу. – В своей анкете вы ничего не сказали о вашем семейном положении, – продолжал он. – Вы замужем?

– Мой муж умер несколько месяцев назад. Вот почему я нуждаюсь в работе, – ответила она.

– О, извините, но, вы знаете, я должен был об этом спросить. Моя ассистентка по маркетингу уходит, потому что ждет ребенка, и она хочет отказаться от работы. Я предпочел бы не брать на работу ассистентку, которая в ближайшем будущем уйдет из-за беременности. Но к вам это не относится, поэтому, если хотите, я возьму вас на работу.

Мелани встала.

– Мне нужно подумать над вашим предложением. Я позвоню завтра, – ответила она. Пожав ему на прощание руну, Мелани притворилась, что не заметила недоуменного выражения его лица по поводу ее неожиданной реакции, и направилась к двери.

Очередь напротив стола с табличкой „Иностранные паспорта" продвигалась медленно, но Мелани прошла через эмиграционный контроль и направилась к багажному отделению. Неся в руке небольшой чемоданчик, который она позаимствовала у Донны, пройдя последний багажный контроль и зеленую таможенную зону, Мелани оказалась в зале встречающих аэропорта Хитроу. В следующий момент она увидела улыбающегося Нормана и подошла к нему.

Почувствовав легкое прикосновение его губ к своей щеке, Мелани не удивилась, хотя и надеялась на более чувственный поцелуй в губы. Она уже знала, что он ощущает неловкость от проявления своих чувств на людях.

– Я безумно рад видеть тебя! Ты хорошо долетела? – спросил он, беря из ее рук сумку.

Мелани ощутила движение мышц Нормана под своими ладонями. Они были на самой вершине их чувственного наслаждения. С тех пор как она приехала два дня назад, они занимались любовью уже четыре раза, и Мелани начала привыкать к нему или, по крайней мере, не думать о Диего, когда Норман прикасался к ней. Он был очень внимателен и стремился доставить ей удовольствие; если в Нью-Йорке Мелани осталась с ним только из чувства благодарности, то сейчас она не была уверена, что это единственная причина.

– Я люблю тебя, – прошептал Норман. Мелани ждала от него этих слов раньше или позже и даже хотела услышать их, и поэтому сейчас она наклонилась над ним и поцеловала его долгим чувственным дразнящим поцелуем.

– Завтра я возвращаюсь домой. Не создавай проблем для нас обоих, – сказала она.

– Тебе не нужно уезжать, – ответил Норман. – Ты же говорила, что еще не нашла работу. Ты можешь помогать мне в моих делах здесь.

– Но я ничего не понимаю в электронике, – заметила Мелани, скрывая чувство волнения от его предложения.

– А ничего и не надо знать, – улыбнулся он. – Я продаю свою компанию. Я всегда хотел заниматься политикой и баллотируюсь на место кандидата в парламент Западного Свентона. Дополнительные выборы через пару месяцев, а мне нужно написать кучу писем.

– Мне казалось, что дела у тебя в компании идут хорошо.

– Да. Но пришло время продать ее с торгов. Мне будет мешать другая работа.

Мелани подумала о его „ягуаре", богатстве изысканной мебели из красного дерева, которой был обставлен его дом. Как она поняла еще в Буэнос-Айресе, у него достаточно денег. Мелани не понравились ее мысли.

– Ты можешь оставаться здесь столько, сколько пожелаешь. Хороший ночной сон помогает нам видеть вещи в лучшем свете. Подумай о моем предложении. Спокойной ночи, дорогая. – Норман поцеловал Мелани и выключил свет.

– Ты готовишь так же хорошо, как… делаешь все остальное, – сказал Норман, доедая последний кусочек со своей тарелки.

– Ты имеешь в виду мое умение печатать на машинке? – поддразнила его Мелани. Она встала и начала убирать со стола. – Можешь помочь мне, грязные тарелки не кусаются, – прибавила Мелани, смеясь. Вслед за ней Норман вошел в кухню и поставил посуду на кухонный стол. Мелани быстро ополоснула тарелки и погрузила их в посудомоечную машину, после чего Норман притянул ее к себе и прижался губами к ее шее.

– Эти десять дней были самыми лучшими в моей жизни, Фрэнсис. – Время от времени в шутку Норман называл ее именем, которое выдумал ей в Буэнос-Айресе. Мелани подумала, что после смерти Диего эти дни для нее также были самыми лучшими, ведь последние прошедшие месяцы казались просто адом.

– Я не хочу, чтобы ты возвращалась в Нью-Йорк, – сказал он, и Мелани поняла, что она сама тоже не хочет этого. Она не хотела спать на матрасе на полу в тесной двухкомнатной квартире Донны и жить на пособие для безработных: ее шансы найти место уменьшались с каждым днем – беременность становилась заметной. Это было равносильно возвращению к нищете ее детства, все ее многолетние усилия превратились в ничто. Мелани хотелось еще немного побыть в приятном ощущении надежности и защиты.

– Я очень счастлива здесь, но я не могу остаться, не имея впереди определенного будущего, – сказала она.

– Ты можешь… ты можешь выйти за меня замуж. Пожалуйста…

Услышав это, Мелани заплакала. Она возненавидела себя за то, что иногда считала Нормана чересчур скучным, продолжая постоянно думать о Диего; за то, что она обманывала его.

– Я беременна, – разрыдалась она. – Я не могу выйти за тебя замуж… Это…

Норман закрыл ей рот своей ладонью.

– Я люблю тебя больше всех на свете, Фрэнсис. И я так же буду любить нашего ребенка.

Три недели спустя мистер и миссис Феллоус вышли из регистрационного отдела в Челси. Теперь все знали ее как Фрэнсис. Ей понравилась идея нового имени как начала новой жизни, разрывающего ее связь с прошлым, которое она хотела забыть. Изменение имени было официальным, но никто, кроме Нормана и регистрационного агента, не знал, как именно в этот день используется ее новое имя, потому что Фрэнсис настояла на закрытой церемонии. Свадьба была в пятницу, а на уик-энд они устроили себе маленький медовый месяц и поехали в Катсволдс. Возвратившись, они сделали небольшой прием для друзей Нормана: в основном это были его коллеги по бизнесу и новые знакомые из партии консерваторов. Следующие недели прошли в напряженной работе перед выборной кампанией. Норман победил, все согласились с тем, что он намного превосходил своих соперников, он даже получил персональное приглашение и поздравительное письмо от миссис Тэтчер. Его молодая американская жена, по мнению всех, была изумительна, великолепная помощница своему мужу и к тому же очаровательная женщина.

Пять месяцев спустя миссис Норман Феллоус родила прекрасного мальчика в больнице Святой Марии в Линдо-Винг. Если бы ее муж уже долгое время являлся членом парламента, то преждевременное появление на свет его ребенка вызвало бы массу сплетен, но Норман был еще мало известен. И все, кто приходил навестить Фрэнсис в больнице, отмечали, что Питер – замечательный ребенок.

Часть вторая

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

– Угадайте, что? Вам прислали еще цветы, миссис Феллоус! – радостно объявила медсестра, входя к Фрэнсис в палату. Она проворно очистила часть стола, уже уставленного многочисленными букетами, и гордо поставила корзину с белоснежными лилиями. Любуясь своей работой и этими нежными цветами, медсестра отколола от атласной ленточки визитную карточку и громко прочитала:

– „От твоего мужа, который всегда будет любить тебя".

– Это так романтично! – щебетала она, подходя к Фрэнсис, чтобы проверить пульс. – Мистер Малон придет еще раз обследовать вас, но сегодня ночью вы спали намного лучше. Я обязательно сообщу ему об этом и думаю, что еще до полудня он выпишет вас домой.

– Это было бы прекрасно, – сказала Фрэнсис. – Я действительно чувствую себя сегодня намного лучше.

Вчера ее привезли в больницу и тут же, сделав соответствующее обследование, поставили диагноз: „сотрясение головного мозга". Ночью ее несколько раз будили, чтобы убедиться, не потеряла ли она сознание. Если не считать ужасного кровоподтека на лице, она чувствовала себя прекрасно. Ей очень хотелось домой, чтобы увидеть Питера, которого Норман вчера забрал из больницы, после того как врач осмотрел его и нашел абсолютно здоровым.

Фрэнсис бросила взгляд на цветы. В нагретом воздухе комнаты их аромат становился просто удушающим.

– Дороти, пожалуйста, оставь только лилии и азалии, а все остальные цветы унеси из комнаты, – попросила Фрэнсис.

– Я сейчас пришлю кого-нибудь, миссис Феллоус. Боюсь, у меня нет времени сделать это самой, – ответила медсестра.

Как только Фрэнсис осталась одна, она собрала все карточки, присланные вместе с цветами, и вынесла все это буйное великолепие в коридор, аккуратно расставив цветы вдоль стены. Вернувшись в комнату, она лишь успела расправить лилии и азалии, красовавшиеся на столе, как послышался стук в дверь. Испугавшись, что это может быть врач, Фрэнсис быстро нырнула в постель.

– Войдите, – крикнула она.

Дверь отворилась, и вошел Норман. Он поцеловал жену, а затем протянул ей огромный букет роз.

– Рад видеть, что тебе лучше. Вчера ты страшно напугала меня, – с нежностью в голосе сказал он.

– А ты заставляешь меня чувствовать себя кинозвездой, присылая эти восхитительные букеты цветов, – улыбнулась Фрэнсис.

– Да, я видел целую оранжерею в коридоре, – рассмеялся Норман. – Все страшно беспокоятся о тебе.

Фрэнсис протянула мужу розы.

– Будь добр, дорогой, поставь их вместе с остальными. Азалии прислали Мейджоры, и я подумала, что тебе будет приятно видеть эти цветы.

– С любовью от Джона и Нормы, – громко прочитал он, разглядывая пышный букет. – Не всякий может позволить себе купить цветы на Даунинг-стрит, – после небольшой паузы прибавил он.

Еще много лет назад Фрэнсис заметила, что общественное положение было в некотором роде самым важным для ее мужа, с годами эта слабость стала проявляться все более отчетливо.

– Как Питер? – спросила она, делая вид, что не обратила внимания на его замечание.

– Очень хорошо. Евгения продолжает его баловать, а я собираюсь уже завтра отправить его в школу. Если ты не хочешь, чтобы он зря болтался дома, я могу заехать за ним по дороге в Свентон и отвезти его в школу прямо сейчас.

Фрэнсис почувствовала скрытую критику и неодобрение в словах мужа. Норман всегда считал, что она и Евгения чересчур пекутся о Питере.

– Я думаю, нет никакой разницы, сегодня или завтра. Поступай так, как тебе удобнее, – ответила Фрэнсис.

– Перед тем, как прийти сюда, я звонил Миранде и предупредил, что тебя сегодня не будет, но не сказал, почему.

Как всегда, Норман поступил правильно, подумала Фрэнсис. Если сказать Миранде всю правду, она замучает телефонными звонками, а своим любопытством и заботой может довести до белого каления.

– По дороге к тебе я встретил мистера Малона, – продолжал Норман. – Он сказал, что зайдет и осмотрит тебя. Но поскольку эта ночь прошла хорошо, он считает, что нет смысла задерживать тебя здесь. Я уже договорился, за тобой приедет машина и отвезет домой. Она, должно быть, уже ждет внизу.

– В таком случае, мне надо одеваться, – радостно воскликнула Фрэнсис, отбрасывая в сторону одеяло.

Норман бросил взгляд на часы.

– В коридоре ждет полицейский, он хочет поговорить с тобой. Почему бы тебе не принять его сейчас? Тогда я смогу присутствовать при разговоре. И ты будешь себя более спокойно чувствовать.

Как всегда, трудно было сказать, чем руководствовался Норман, давая этот совет: искренним беспокойством о жене или собственной выгодой.

Фрэнсис ничего не ответила, и Норман распахнул дверь.

– Моя жена хочет видеть вас сейчас, инспектор, – сказал он, жестом приглашая посетителя в комнату.

– Доброе утро, миссис Феллоус. Я инспектор Лукас, – вежливо поздоровался мужчина. – Рад видеть, что вам лучше. Я бы хотел задать вам несколько вопросов, если не возражаете.

– Нет, нисколько, – ответила Фрэнсис. – Садитесь, пожалуйста.

Инспектор Лукас открыл маленькую записную книжечку и положил ее к себе на колени.

– У нас есть показания вашего сына, и они стали бы более содержательными, если бы вы поделились своими воспоминаниями о случившемся, – обратился инспектор к Фрэнсис.

– Мы ехали за город, там должны были встретиться с мужем, а по дороге Питер уговорил меня зайти на Спайтелфилдскую ярмарку. Он узнал, что там открылся специальный трек, и захотел испробовать свои новые роликовые коньки. Мы пробыли на ярмарке где-то около получаса. А когда, уже возвращаясь оттуда, подходили к моей машине, откуда ни возьмись появился белый фургон. Из него вышли двое мужчин и напали на нас.

– Кроме цвета, вы что-нибудь еще можете сказать о фургоне?

– Нет.

– Опишите, пожалуйста, мужчин. Вы видели их лица?

– Я не разглядывала их, инспектор. Могу лишь сказать, что они оба среднего телосложения, один чуть выше. Первый был одет в голубой спортивный костюм, а второй в джинсы и черную кожаную куртку. Им где-то около тридцати. У обоих каштановые волосы, но вот описать их лица, боюсь, не смогу. Не думаю, что узнала бы их, если бы снова встретила.

– Они говорили с вами?

– Нет. Перед тем, как потерять сознание, я предлагала им деньги, но они ничего не ответили.

Инспектор оторвал взгляд от своей записной книжки и внимательно посмотрел на Фрэнсис.

– А вы видели другого мужчину, что пришел вам на помощь?

Фрэнсис отрицательно покачала головой.

– Я лишь слышала его голос, но очень слабо, неотчетливо, откуда-то издалека, а потом я впала в забытье и уже ничего не помню.

Инспектор посмотрел на свои записи.

– Нас интересует этот мужчина, потому что он знал вас. Он назвал ваше имя и имя вашего сына, когда вызывал „скорую помощь", но Питер сказал, что не говорил ему, кто вы. Мы проверили его имя, адрес и номер телефона, которые он оставил диспетчеру. Они оказались ложными.

– Боюсь, ничем не смогу вам помочь. Я не имею ни малейшего представления, кто бы это мог быть.

– Инспектор, фотографии Фрэнсис и Питера были в журнале две недели назад, – вмешался в разговор Норман. – Этот человек мог видеть их.

– Хочу надеяться, что не все поклонники журнала „Хелло!" разгуливают по улицам с оружием в рунах, мистер Феллоус. Питер сказал, что мужчина был вооружен, хотя он не может утверждать точно. – Инспектор Лукас положил свою записную книжку в карман и встал. – Не хочу вас больше задерживать, миссис Феллоус, но мы обязательно свяжемся с вами через пару дней. Было бы неплохо, если бы вы и ваш сын помогли нам составить устные портреты этих мужчин.

– Я не хочу вовлекать сына, – резко ответила Фрэнсис. – Он уже достаточно пережил за последние дни.

– Тем не менее это было бы полезно для следствия, – настаивал инспектор.

– Это было всего лишь обычное хулиганство, которое случается на улицах нашего города каждый день, – сдержанно проговорила Фрэнсис. – Я понимаю, вы делаете все возможное, но согласитесь, что полиция не в состоянии переловить всех бандитов в Лондоне. Было очень приятно встретиться с вами, – вежливо прибавила она, настойчиво выпроваживая его с очаровательной улыбкой.

Норман пошел проводить посетителя.

– Был бы вам очень признателен, инспектор Лукас, если бы это происшествие сохранилось в тайне, – произнес он, как только они вышли в коридор.

– Сегодня утром мне звонил мистер Несбит из Центрального управления, так что можете не беспокоиться, мистер Феллоус, сообщение о нем не появится в прессе.

Фрэнсис одевалась, когда Норман вернулся в палату.

– Неужели необходимо было упоминать о ежедневно случающихся в Лондоне хулиганствах?! – принялся отчитывать он жену.

– Ради бога, Норман! Это же была не пресс-конференция на тему закона и правопорядка. В любом случае, думаю, он будет голосовать за консервативную партию. А составлять портреты преступников, которых я не помню, – лишняя трата времени. Да и вообще все эти служаки ходят передо мной на задних лапках потому, что я твоя жена, – оборвала мужа Фрэнсис, не желая продолжать бессмысленный разговор.

На следующее утро Фрэнсис встала, когда еще не было и семи. Как обычно, она сначала приняла душ, оделась, как следует уложила волосы, привела в порядок лицо и лишь после этого вышла из спальни и поднялась в комнату Питера.

Мальчик еще сладко и безмятежно спал. Фрэнсис долго стояла, разглядывая его милое, спокойное личико, затем нежно погладила спутавшиеся во сне волосы и решила дать ему возможность поспать лишние полчаса. Школьная форма Питера, приготовленная еще с вечера, аккуратно висела на спинке стула, но Фрэнсис, еще раз желая убедиться, что все в порядке, поправила ее и лишь после этого осторожно вышла из комнаты.

По дороге на кухню она зашла в гостиную и отдернула занавески.

Фрэнсис не любила темные комнаты, тем более если на улице в это время было светло. Она стояла у окна, разглядывая площадь, до сих пор окутанную туманной дымной и спокойствием раннего утра. Все выглядело, как всегда, и в то же время совсем по-другому. Это чувство пришло к ней вчера, когда она наконец вернулась под защиту своего дома, к своей прежней жизни. Вчера ей вдруг показалось, что это происшествие на Спайтелфилде было лишь началом великой охоты, устроенной на нее. И это чувство лишь усилилось, когда ей пришлось идти вечером в спальню по темным коридорам дома одной, потому что Норман вынужден был задержаться в Свентоне.

Под влиянием какого-то импульсивного порыва Фрэнсис резко отошла от окна и, подойдя к телефону, торопливо набрала номер их загородного дома.

– А я ждал, когда можно будет позвонить тебе, – приветствовал жену Норман. – Я думал, ты сегодня захочешь поспать подольше. Как ты провела ночь, дорогая?

– Хорошо, спасибо, – соврала Фрэнсис. – Я хочу сегодня отвезти Питера в школу, поэтому пришлось встать пораньше. Вчера я разговаривала с мистером Томпсоном и предупредила, что Питер будет на месте около десяти часов утра.

– А потом ты можешь приехать сюда, – предложил Норман. – Первую половину дня я буду свободен, и было бы прекрасно, если бы ты провела со мной это время.

– Мне бы тоже хотелось, но, боюсь, у меня не получится. Я должна сегодня идти на работу. – Она не хотела рассказывать мужу о мучивших ее всю ночь страхах, но беспокойство за сына не покидало ее. – Знаешь, Норман, мне не очень нравится мысль, что Питер после всего случившегося останется в школе один. Мне кажется, необходимо договориться с полицией о его охране.

– Я думаю, это лишнее. Ты же сама сказала инспектору Лукасу, что было обычное хулиганство, подобное многим. Они не могут обеспечить охраной всех, кто попадает в подобные неприятные истории.

– Питер всего лишь ребенок, и он твой сын! – Она услышала в трубке, как Норман тяжело вздохнул.

– Будь благоразумной, Фрэнсис. Даже кабинет министров полиция не может себе позволить держать под охраной круглосуточно, не говоря уж об одном ребенке.

– Тогда мы можем кого-нибудь нанять, – настаивала Фрэнсис.

– Это невозможно, дорогая. Людям сразу станет все известно и начнут говорить, что на улицах города стало слишком опасно и что поэтому министр, сторонник партии консерваторов, нанимает своему сыну телохранителя… Извини, но я не думаю, что это хорошая идея.

– Тебе легко так рассуждать, потому что тебе не десять лет. А Питер страшно напуган, – нервно прокричала она в трубку.

– В таком случае для него это будет самым лучшим способом быстрее вернуться к прежнему расположению духа и к своей прежней жизни, – спокойно и твердо проговорил Норман. – Я могу понять твои беспокойство и заботу, но мы должны уметь сдерживать свои эмоции. А сейчас мне нужно идти. Вернусь домой вечером, тогда и поговорим.

Ничего не ответив, Фрэнсис положила трубку и направилась на кухню в надежде найти поддержку и утешение в компании Евгении. Нет, она не будет ничего рассказывать экономке. Фрэнсис знала, что та все поймет и без слов.

– Доброе утро, Евгения, – приветливо сказала она, заходя на кухню.

Когда бы Фрэнсис ни встала, она всегда находила Евгению здесь, как она сама говорила, „на ее кухне". Одевалась Евгения всегда в черное, а на голове неизменно возвышался аккуратно уложенный пучок седых волос.

– Питер еще спит. Я подумала, что сегодня ему можно позволить отдохнуть лишние несколько часов.

– ¡Por supuesto! El pobrecito necesita descansar,[21]21
  Бедняжка нуждается в отдыхе! (исп.) – Прим. пер.


[Закрыть] – покачала головой Евгения.

Маленький мистер Феллоус стал ее любимцем с тех самых пор, как она впервые вошла в этот дом. Питеру тогда не было еще и года. Евгения хорошо и достаточно бегло говорила по-английски, но однажды она обнаружила, что в этом доме понимают все, что бы она ни сказала на испанском, и с тех самых пор, игнорируя недовольство Фрэнсис, экономка семьи Феллоус стала говорить только на своем родном языке.

– Le prepararé huevos revueltos para el desayuno, como a él le gustan,[22]22
  Омлет готов. Можно приступать к завтраку (исп.). – Прим. пер.


[Закрыть] – объявила Евгения.

– Доктор считает, что Питеру вредно слишком часто есть яйца. А вчера у него уже была на завтрак яичница, – заметила Фрэнсис. Она всегда говорила с Евгенией на английском. Обе женщины притворялись, что не знают другого языка, кроме своего родного. Но логика сильнее разума, а потому лишь глупец, услышав их разговор, мог по-настоящему поверить в эту игру.

– Doctores…[23]23
  – Доктора… (исп.) – Прим. пер.


[Закрыть] – пожала плечами Евгения. Фрэнсис знала, ее экономка придерживается мнения, что доктора за огромную плату способны лишь на то, чтобы доконать своих пациентов. Фрэнсис также знала, что абсолютно бессмысленно вступать с Евгенией в пустой спор. Вместо этого она села за стол, где ее уже ждали горячий кофе и грейпфрут. Вспомнив, что на следующей неделе у Питера день рождения, она остановила взгляд на огромном настенном календаре, еще раз проверяя день недели, на который выпало это торжество. Рядом с календарем висели фотографии Фрэнсис и Питера, которые экономка аккуратно вырезала из журнала и старательно прикрепила к стене. Еще раз пробежав взглядом по знакомым фотографиям, Фрэнсис вернулась к своему завтраку.

– Твоя племянница еще не завела собственных детей? – спросила она Евгению.

И, хотя у Фрэнсис было много более важных и неотложных дел, которые ей надо было обсудить с экономкой, она решила, что короткая светская беседа не помешает, а даже, наоборот, несколько успокоит ее.

– Мам, здесь продается новая игра „Супер-Марио". Пожалуйста, давай купим ее на этой неделе!

– Я уже купила тебе две новые игры всего несколько дней назад… Ну хорошо, я подумаю, – ответила на просьбу Питера Фрэнсис.

Стремление во всем ограничивать сына проявлялось у нее только на словах, и они оба знали об этом.

До ворот школы оставалось всего несколько сотен ярдов, и потому машина замедлила ход.

– Я куплю ее тебе, если ты мне кое-что пообещаешь, – прибавила Фрэнсис. – Пожалуйста, не заговаривай на улице с незнакомыми людьми.

– Ты уже повторяла мне это миллион раз, – застонал Питер. – Ты все еще беспокоишься о том, что произошло в субботу?

– А ты? – задала Фрэнсис встречный вопрос сыну, радуясь тому, что у них завязывается откровенный разговор. Она уже не раз пыталась поговорить с Питером о случившемся, но он всякий раз уходил от темы, называя ее „скучной".

– Все было так неожиданно и так необычно, мам. Нечто похожее показывали по телевизору в передаче „Криминальные новости". Помнишь, в прошлом месяце? – рассуждал Питер с серьезностью взрослого человека.

Должно быть, он видел эту передачу в школе, в прошлом семестре, догадалась Фрэнсис и решила поговорить с Евгенией, чтобы она не разрешала мальчику смотреть телевизор после восьми часов вечера, когда он бывал дома.

– Инспектор сказал мне, что ты видел того мужчину, который спас нас, – продолжила Фрэнсис, не желая прерывать начатый разговор.

– Он был прекрасен и выглядел, как кинозвезда, – серьезно ответил Питер.

– А на кого он похож? – спросила Фрэнсис.

– На Брюса Уиллиса! – воскликнул мальчик. С тех пор как на экраны страны вышел фильм „Тяжело умирать-2", для Питера с его небольшим пантеоном героев не существовало других кумиров. – Только он выше, темноволосый и с карими глазами.

– Но тогда он не похож на Брюса Уиллиса, – рассмеялась Фрэнсис.

– Но ты же понимаешь, что я имею в виду…

Они въехали в ворота Доддингтон-Хилл, и лицо Питера омрачилось.

– Мам…

– Что, дорогой?

– Помнишь прошлогодний праздник в честь годовщины вашей свадьбы? – спросил он.

– Помню. И что же?

Фрэнсис была удивлена, почему Питер вспомнил об этом спустя почти шесть месяцев.

– Это был месяц вашей свадьбы?

– Нет, мы поженились в июне, но летом все уезжают из Лондона, и мы решили отметить это событие в сентябре.

– Понятно… – Питер опустил глаза.

– Что понятно?

– Мой день рождения в октябре. Мне десять лет… – пробормотал он.

Наконец Фрэнсис поняла, почему Питер выглядел смущенным, когда начал разговор.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Фрэнсис, хотя прекрасно поняла, о чем идет речь. У Питера всегда было хорошо с математикой, но Фрэнсис смущало другое – он еще слишком мал, чтобы беспокоиться о столь щекотливом вопросе.

– На прошлой неделе Александр сказал мне, что, когда они получили приглашение на мой праздник, его мать пошутила по этому поводу.

Александр был школьным другом Питера, и Фрэнсис решила, что при встрече обязательно поговорит с его матерью об этой злой шутке.

И она поняла наконец, что это и есть настоящая причина нежелания Питера возвращаться в школу. И „дурацкий журнал" здесь ни при чем.

– Ты просто родился чуть раньше положенного срока, дорогой, вот и все, – весело сказала она. Но Питер не был глупым ребенком, и Фрэнсис знала, что он не поверил объяснению.

Мальчик внимательно посмотрел на мать.

– Александр сказал, что ты была беременна уже до того, как вышла замуж за папу, – после небольшой паузы сказал он.

Фрэнсис, как будто не замечая слов сына, задумчиво смотрела на дорогу. Ее жизнь стала сейчас достоянием публики, и теперь было вдвойне трудно опровергнуть или пресечь любые сплетни.

– Ты просто преждевременно появился на свет, дорогой. Я еще не была беременна, когда выходила за твоего отца. Клянусь тебе. Александр сказал вздор, – спокойно и твердо произнесла она.

Питер всегда мог понять, когда его мать лгала ему, но сейчас Фрэнсис прочитала на его лице облегчение – он ей поверил.

Минуту спустя в ветровое стекло машины уже можно было видеть здание школы.

– Тебе не надо идти со мной, мама, – сказал Питер, выходя из машины.

Он надел кепку, забросил на спину рюкзак и, шурша гравием, направился к главному корпусу.

– Подожди минуту, – догоняя его, остановила сына Фрэнсис. Она никак не могла поверить, что он так легко отбросил в сторону свои тяжкие сомнения.