Текст книги "Нефритовые глаза"

Автор книги: Уильям Гилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Открыв глаза, Мелани увидела лишь абсолютно белое полотно, и ей показалось, что она смотрит на облака через окно самолета. Она медленно пробуждалась, головная боль опять заставила ее опустить веки, и, почувствовав мягкость простыней, она решила, что находится в собственной кровати в своей комнате. Но, вновь открыв глаза, Мелани поняла ошибку: ее взору открылся совершенно чистый белый прямоугольник, а не витиеватая лепнина потолка ее спальни. Лишь сейчас вспомнились ей последние минуты, когда она еще была в сознании: известие о смерти Эдуардо, полет в Лас-Акесиас… Как только они приехали, кто-то, видимо, уложил ее в постель.

Осторожно, стараясь не шуметь, Мелани встала и огляделась. Это не ее спальня в их загородном доме и не одно из гостевых помещений. Все окружающее было незнакомым: большая белая комната с кроваво-красным кафельным полом и зарешеченным окном в тонкой стене, совсем немного мебели. Комнаты, которые она привыкла видеть, были элегантными и изысканными в их дорогостоящей простоте. Эта же почти граничила с бедностью и была обставлена дешевыми вещами: лишь небольшая решетка и шкафчик у двери, кровать, пара стульев – вот и вся обстановка. Мелани попыталась открыть дверь, потом решетку, но обе не поддавались. Другая дверь вела в ванную комнату, довольно старую, как предположила Мелани, заметив потрескавшиеся пожелтевшие стены. Здесь она увидела белое чистое полотенце и свою косметическую сумочку, лежавшую на маленьком столике у ванны. Мелани открыла ее, нашла там новые, еще запечатанные в коробочках зубную пасту и щетку. Расческа не была новой, но, к удивлению Мелани, на ручке из слоновой кости были выгравированы ее инициалы, хотя эта вещь никогда ей не принадлежала. Столик находился напротив еще одной двери. Мелани попыталась открыть и ее, несколько раз дернула за ручку, но результат остался прежним.

Вернувшись в спальню, Мелани подошла к входной двери и прислушалась, но не смогла уловить ни единого звука.

– Эй, кто-нибудь! – позвала она. Затем громко крикнула – опять ни малейшего движения. Мелани со всей силы начала долбить в дверь до тех пор, пока ее кулаки не заломило от боли. Все было напрасно, и молодая женщина поняла, что она находится в явно нежилом доме. Единственное окно в комнате было довольно высоко от пола, и Мелани, подтащив к стене стул, взобралась на него.

Первое, что сразу поразило ее, была необычная, невероятная яркость неба: его голубизна казалась неестественно насыщенной, как на почтовых красочных открытках. Потом Мелани увидела развернувшийся перед ней ландшафт. То была не знакомая безграничная зеленая прерия, к которой она привыкла; скалистые чужие горы тесной цепью обступали небольшую долину, и даже на таком расстоянии было заметно, что их вершины запорошены снегом. Бесплодная серость откосов сменялась шерстяным одеялом низкорослых кустарников или отчетливыми изгибами рыжевато-красной почвы. Где бы она ни находилась – это, безусловно, не Лас-Акесиас.

Пейзаж, окружающий дом, не походил ни на один из загородных парков и садов, какие знала Мелани. Он был слишком мал, чтобы называться парком, да и садом его нельзя было назвать; вокруг совсем не было цветов. Деревья и веретенообразные кустарники росли в прямоугольных клумбах, выложенных по контуру камнями, что казалось некоторой попыткой создания самой элементарной гармонии среди бесчисленного количества хаотично растущих высоких кактусов. Внезапно Мелани отвлек громкий лай, и через секунду она увидела двух громадных бегущих догов. Это зловещее зрелище было столь же необычно, как и все остальное. Доги были абсолютно белыми, как два больших пони, в их грациозных движениях чувствовалась сдержанная энергия. Казалось, они совсем не устали от долгого беспрерывного бега. Временами они начинали скалиться друг на друга, обнажая огромные страшные клыки; слюна белой пеной вылетала из их открытых разгоряченных пастей.

Мелани как зачарованная наблюдала за этой картиной, но ее внимание отвлек другой, более интригующий звук: отодвигались засовы в комнате. Она быстро спрыгнула со стула и обернулась. В открывшейся двери Мелани увидела голову и плечи темноволосой, похожей на индианку девушки.

– Сеньора что-нибудь желает? – вежливо спросила она с провинциальным акцентом, который Мелани до сих пор не доводилось слышать.

– Сеньора желает, чтобы ты сейчас же открыла эту дверь. В каком аду я нахожусь! – рассердилась Мелани, раздраженная вялым равнодушием девушки, никак не похожим на то уважение, которое она привыкла ожидать от слуг.

– Я принесу вам завтрак, сеньора, – ответила молоденькая индианка, затворяя решетку двери прямо перед лицом Мелани.

По крайней мере, она знала, что было только девять часов утра. Одежда, в которой она была вчера, или, точнее, в которой прибыла сюда, лежала, аккуратно сложенная на стуле. Мелани была в шоке, когда увидела свою белую дорогую юбку в лакированном гардеробе приколотой к листу грубой зеленой бумаги двумя булавками.

Вначале незнание того, где и почему ее держат взаперти, очень раздражало Мелани, но затем вместо раздражения она почувствовала опасения и страх. Постоянно приходили на ум рассказы Диего об их друзьях, похищенных ради выкупа; некоторых из этих друзей возвращали, но многих – нет. Члены семьи Сантос были на первом месте в списке возможных претендентов на похищение в 1970-х годах. Произошло всего одно или два покушения с тех пор, как Мелани приехала в Аргентину, но говорили, что это было организовано бывшими телохранителями семей или вооруженными формированиями внутри их собственных секретных служб. И Мелани хотела знать, не было ли ее пребывание здесь делом рун Ремиго: профессиональные похитители вряд ли стали бы беспокоиться о косметических принадлежностях и распаковке ее вещей.

Решетка входной двери вновь отворилась, и девушка, быстро поставив поднос на полку, опять закрыла ее. Мелани взяла поднос, на котором она нашла чашку горячего кофе, стакан апельсинового сока и половинку грейпфрута, заботливо порезанного ломтиками: кто-то приготовил это, точно зная, что она предпочитает по утрам.

После завтрака Мелани пошла в ванную. Она оставила дверь открытой и даже не задернула занавески, чтобы иметь возможность видеть и слышать все происходящее вокруг и чувствовать себя менее уязвимой и более уверенной. На этот раз Мелани не стала долго задерживаться под горячим душем, как это делала обычно. Вернувшись в спальню, она быстро оделась. Снова послышался скрип отодвигаемых засовов, и дверь отворилась. Мелани успела поймать взгляд Ремиго перед тем, как он шагнул в сторону и исчез.

Мария уверенно вошла в комнату, глубокие складки ее темно-красного с черной бахромой пончо раскачивались при каждом новом шаге. Мария была одета в брюки-бриджи для верховой езды, убранные в хорошо начищенные высокие ботинки с серебряными пряжками; ее волосы были уложены в пучок, но не в обычном стиле. Она выглядела моложе, современнее в этой мужской одежде, в ней ее движения казались более свободными, раскованными. Лишь слабый блеск жемчужин вокруг шеи, едва заметный в прорезях черной каймы пончо, оставался единственным напоминанием о ее привычном образе.

– Я надеюсь, ты хорошо выспалась. Много лет назад эта комната была моей, – произнесла она. Эта банальная вежливость породила в Мелани бурю негодования.

– Где мы находимся? Эта девушка – сумасшедшая. Мария, она держит мою дверь закрытой! – начала Мелани.

– Я приказала ей, – ответила Мария. – Мы находимся в Сальте, в моем поместье.

– Но вы говорили, что мы собирались в Лас-Акесиас!

– На самом деле я так не думала, но сейчас это не имеет значения… Однажды ты сказала, что недооценивала меня, и я должна признаться, что я, в свою очередь, недооценивала тебя. Сядь, пожалуйста, – сказала Мария, указывая на один из соломенных стульев, расположенных у стола. Лай догов еще раз наполнил комнату, а затем снова все стихло.

– Бедные создания требуют пищи, – улыбнулась Мария. – Жаль, что ты не видела моих догов, они довольно необычны. Эта порода называется аргентинские доги. Она выведена в колониях для охоты на дезертиров, но сейчас это уже генетически сложившийся тип. Я завела их несколько лет назад и могу сказать, что очень довольна результатом. Но думаю, это не тот вид догов, которых можно держать в городе. – Какие-то мгновения поведение и тон Марии были настолько беззаботными и непринужденными, как будто она и Мелани решили немного поболтать перед утренней прогулкой по магазинам. Но неожиданно выражение ее лица резко изменилось.

– Я всегда считала, что разбираюсь в людях лучше, чем Амилькар. Однако в отношении тебя, Мелани, он оказался прав. В отношении меня, впрочем, тоже. Амилькар всегда говорил, что моя слабость, проявляющаяся тогда, когда речь заходит о Диего, в один прекрасный день приведет нас к беде… – В голосе Марии прозвучала печаль, заставившая Мелани чувствовать себя еще более неуверенно. Она никогда до конца не верила в доброжелательность и любовь Марии к ней, но это не повод для того, чтобы вспоминать старые обиды сейчас, когда Мелани уже твердо решила уехать. Возможно, ее свекровь почувствовала слабость после смерти своего любимого сына.

– Все это больше не имеет никакого смысла, Мария. Вы же знаете: я уезжаю. Вы больше не увидите меня никогда, если хотите, – ответила Мелани, но Мария одарила ее насмешливым взглядом.

– Я даже мысли не допускала, что ты согласишься с этим особенным вопросом, Мелани, но у меня совсем иное мнение по этому поводу. Мы не потеряли времени даром. Игра заканчивается. Мне только хотелось бы знать, как ты узнала о нас? Тебе рассказал Диего?

– Я не понимаю, о чем вы говорите?

Мария вздохнула.

– Глупо постоянно прикрываться обманом. Однажды другие перестанут верить тебе. Ты была достаточно умна, чтобы заметить, что мы слишком богаты, но сейчас ты разочаровываешь меня. Перестань разыгрывать такое удивление! Диего передавал мне твои вопросы насчет того, откуда берутся наши деньги. Он всегда приходил ко мне, когда что-то беспокоило его. У нас не было секретов, у Диего и меня…

Слова Марии, ее тон вызвали в Мелани отвращение к говорившей и желание заставить ее замолчать.

– …И сейчас я не хочу больше никаких тайн между нами. Говорят, правда лучше. Я всегда думала, что правда – это копание в твоем нижнем белье. Это, наверное, более спокойно, но очень немногие люди предпочитают подобный путь. Ты разочаровалась, когда все узнала?

– Я не понимаю, о чем вы! – ответила Мелани резко. Мария отошла к окну.

– Лучше иметь возможность видеть только небо, – пробормотала она, – окружающий ландшафт всегда вызывал во мне неприятные ощущения, как будто меня поймали в ловушку. Особенно тогда, когда больше некуда было идти… Я рассказывала тебе о Саймоне де ла Форсе? Думаю, нет. Он умер около пятнадцати лет назад. Он был сводным братом моей матери; я ненавидела его, но сейчас я нахожу его интересным, у нас много общего. Жизнь того из нашей семьи, кто сумел выжить, подобна жизни шпиона или еврея: ты узнаешь подобных себе даже на расстоянии… – Она кивнула головой, как бы в подтверждение своих мыслей. – Извини, я отошла от темы, а у нас и так мало времени… Саймон был сыном моего деда от индейской девушки, он родился уже после того, как дед стал вдовцом. От жены слабоумный старик имел только дочерей, поэтому он почти рехнулся от радости, когда появился мальчик, женился на его матери. Он умер вскоре после этого. Его новую жену семья не приняла. Саймон возненавидел нас за это, но я не понимаю, как он мог надеяться, что моя мать, тетки станут называть своим братом индейского бастарда. Он вырос с ненавистью ко всем и заявил, что семья его обманула и что он законный наследник всего. Это не совсем так, он, как и все, получил свою долю. Я допускаю, что его земля оказалась не такой хорошей, как поместья других, но по площади она была намного больше. Затем он стал перонистом, и это было началом всех бед для нас… – Монолог Марии был лихорадочным и возбужденным, казалось, она заставляла себя рассказывать свою историю со всеми подробностями. – Мои родители и их родственники были консерваторами, конечно. Через год или два после выборов и победы перонистов все вокруг были уничтожены. Мои родители и родственники потеряли все.

Мария остановилась и перевела дыхание. Она стояла спиной к Мелани, как будто ее присутствие здесь не имело смысла.

– Вначале не было ничего ужасного, – продолжала она. – Мой отец был адвокатом. Он долго не занимался практикой, в этом не было нужды. И тогда он решил, что его работа сможет возместить потери земель, и открыл свое дело. Если бы он был умнее, то понял бы, что никто не даст работу адвокату даже на выгодных условиях, если у того нет поддержки властей. Мы жили, продавая вещи: сначала городской дом, затем ювелирные изделия. Вскоре не осталось ничего. Мы уехали сюда, в Сан-Матиас, потому что никто не хотел покупать поместье: земля в то время обесценилась и была никому не нужна.

Мария на мгновение остановилась, вспоминая те давно прошедшие времена, но потом продолжила вновь.

– Ты знаешь, что было хуже всего? Это нищета. Голод либо заставляет бороться, мобилизуя все силы, либо убивает тебя, подобно некоему яду, с каждым днем незаметно высасывающему твои сони, – так, что ты замечаешь это с опозданием, как замечаешь утечку газа из нагревательного прибора. Спустя несколько лет мой отец умер: сказали – несчастный случай. Саймон де ла Форсе прислал венок из орхидей величиной с дверь; я уверена, этот ублюдок сделал это нам назло, чтобы цветы напоминали о его подлости. В то время он был самым богатым человеком в Аргентине.

Ненависть искрилась в голосе Марии, как если бы описываемые ею события произошли вчера, а не десятки лет назад.

– В то время мне еще не было и двадцати, – продолжала Мария. – В Сальте тогда работал Фернандо. Он был самым красивым мужчиной из всех, кого я встречала до тех пор. Мы любили друг друга. Мой отец предложил, чтобы мы отсрочили свадьбу: мы были слишком молоды, и притом, мне кажется, он был в ужасе от предстоящих расходов на большую свадьбу, надеясь на лучшие времена. Но потом мы уехали из города. Вскоре после смерти отца я получила письмо, где Фернандо написал, что встретил другую девушку, свою настоящую любовь. И я уверена, что это так, – горько улыбнулась Мария. – Эта девушка унаследовала тысячу гектаров сахарного тростника и пять сотен гектаров табачных плантаций от своей матери, а ее отец был крупнейшим машиностроителем в Тукумане и находился в прекрасных отношениях с перонистами. Люди говорили, что свадьба была решена за считанные месяцы…

Мария слегка покачала головой, как бы изумляясь своим собственным словам.

– Итак, я находилась в этом покинутом Богом месте, дом вокруг нас рушился, моя мать сходила с ума, страдая от отсутствия светской жизни, рассказывая мне о званых вечерах, даваемых нашими родственниками в Буэнос-Айресе, на которых она не могла бывать. И вот в это время я встретила Амилькара. Он был довольно известен в местных кругах и уже имел „понтиак", в то время как другие молодые мужчины ездили на лошадях. Есть такая вещь, как удача, ты знаешь, но есть также умение видеть возможности, которые, например, реализовала ты, когда встретила Диего… За два года до этого я не давала Амилькару ни малейшего шанса даже заговорить со мной. О его прошлом никто ничего не знал, говорили лишь, что он родился в Боливии, где-то недалеко от границы. Полагаю, Сальта показалась ему местом, где можно чего-то добиться, и он, будучи еще совсем молодым, приехал сюда. Амилькар казался довольно удачливым во всех отношениях, но я вначале не придавала этому большого значения. Мне лишь было интересно поговорить с кем-то столь необычным, и мне льстило его внимание. Затем я обнаружила, к моему удивлению, что мне нравится встречаться с ним. И знаешь почему? Да потому, что он обожал меня, для Амилькара я стала богиней, а мне был необходим человек, способный вытащить меня из этой ужасной жизни, и во всем Сан-Матиасе больше никого подходящего не было. Даже если бы был другой, более подходящий мужчина, он мог бы подумать, что завладел мной, как своей собственностью, что я у него в долгу, а это не совсем удачная основа супружеской жизни.

Мария вернулась в свое кресло: спина прямая, ноги элегантно скрещены, руки покоятся на коленях, красные складни пончо плавно спускаются к полу… Она казалась похожей на портрет креольской леди художника Деко.

– Извини, что моя история так затянулась, но я уже подхожу к той части, которая непосредственно касается тебя, – произнесла она. – Итак, я вышла замуж за Амилькара, но он лишь спустя несколько месяцев сказал, что занимается кокаиновым бизнесом. В это время я уже была беременна Диего. Амилькар начал заниматься этим делом, когда ему еще не было и двадцати, затем он создал свою собственную торговую сеть. В те дни кокаин не был таким большим бизнесом, поэтому Амилькар также занимался сигаретами, радиоприемниками – всем понемногу, но все это, с его точки зрения, совмещалось, дополняло друг друга и было довольно прибыльным. Оставаться в Сальте стало невозможным; мир широк, и Амилькару надо было развернуть свое дело. Первым шагом был переезд в Буэнос-Айрес, затем сеть нашего бизнеса растянулась до Уругвая, потом до Южной Бразилии. Не думай, что я не вижу твоего неодобрения, Мелани, у тебя очень выразительное лицо. Полагаю, Диего находил его очень привлекательным, я поняла это по его взгляду, когда мы впервые встретились.

Неодобрение было лишь малым оттенком того необъятного гнева, который охватил Мелани в ответ на это признание. Величие ее свекрови, их дом, мебель – все это было построено на деньгах от продажи наркотиков. Но осуществление желания Мелани разразиться бранью в адрес Марии было бы лишним доказательством ее удивления, того, что она впервые об этом услышала, подтверждением шока, а ее свекровь получила бы максимальное удовольствие от полного контроля над ситуацией и судьбой Мелани, которая хотя бы с опозданием поняла, что ее прежняя неприязнь к родителям мужа не была такой уж необоснованной.

– Ты ничего не хочешь сказать? Я ждала, по крайней мере, что ты будешь кричать о своем презрении ко мне. Ты никогда не была похожа на тех, кто выражает свою ненависть молчанием.

– Вы правы, я презираю вас, – ответила Мелани. – Я знала о вашем бизнесе все это время. – Эта ложь подарила Мелани маленькое удовольствие – увидеть реакцию Марии. – Поэтому-то я и хотела уехать и никогда не видеть вас снова. Если бы вы не были родителями Диего, я обратилась бы в полицию.

– Это не привело бы тебя ни к чему хорошему, – заметила Мария с саркастической улыбкой. – Результат был бы тем же, но сейчас ты, по крайней мере, находишься в более комфортабельных условиях. Это Диего рассказал тебе?

Мелани услышала едва сдерживаемое беспокойство в голосе Марии. Соблазн унизить ее, вселить в нее уверенность, что ее обожаемый сыночек так любил свою жену, что смог нарушить семейный секрет, был непреодолимым. – Лгать свекрови сейчас было бы просто наслаждением, но мысль о лжи Диего отравляла его.

– Я узнала сама, – ответила Мелани. – Однажды вечером в Пунта дель Эсте я подслушала ваш разговор с Амилькаром. Семейные привычки быстро усваиваются, как видите.

– Любопытство имеет свои недостатки, Мелани, – сухо заметила Мария. – Ваш друг Эдуардо понял это на своем опыте. Я слышала ваш телефонный разговор.

– И что я говорила Эдуардо?

– Лучше было бы спросить, что Эдуардо сказал тебе. Я думаю о том, что ты сказала о деле в Сальте. „Ты должна уехать сейчас…" Это были его слова, не так ли? Ты все рассказала ему.

Мелани почувствовала озноб, как будто ее окатили ледяной водой. Она поняла, что случилось с Эдуардо, как поняла и то, почему Ремиго ждал сейчас за дверью.

– Теперь, когда мы поняли друг друга, я могу закончить свою историю, – продолжила Мария. – Я также много занималась укреплением наших позиций в общественной жизни в Буэнос-Айресе. У меня здесь было много родственников, но я чувствовала, как мы далеки от них. Они могли бы еще принять меня, но и пальцем не пошевелили бы, чтобы помочь Амилькару. Он замечательный человек, но никто не прочил ему успеха в обществе. В это время Диего учился в школе, он был очень одаренным ребенком… В конце шестидесятых годов в наших делах произошел скачок. Люди начали эмигрировать из стран Латинской Америки в США. У Амилькара было большое количество контрактов, он поставлял продукцию небольшими партиями. Стюардессы брали в то время для перевозки килограмм или два. Затем потребности стали расти, и я обратила внимание мужа на то, что нельзя упускать такую возможность. С тех пор у нас появились клиенты-оптовики, покупающие готовый порошок из лабораторий в Чили. Это было более выгодно, чем покупать сырье в Боливии и изготавливать продукцию здесь. И это приносило нам прибыль в тысячу долларов с одного килограмма чистого кокаина. Когда наш бизнес проник в Нью-Йорк, мы стали получать по шесть тысяч долларов с двух килограммов кокаина. Чуть позже товар достиг непосредственно покупателя, и стоимость повысилась до одной-двух сотен тысяч долларов, но на улицах торговать было глупо: одних убивают, другие попадают в беду… Семидесятые годы были самыми счастливыми для нас. Неожиданно появился постоянный покупатель в Нью-Йорке. Наши собственные пилоты летали с продуктом в Венесуэлу или на Карибские острова. Это огромный, необъятный бизнес, – заключила с гордостью Мария. – Но это всегда риск. Такой, какой представляешь ты, например.

– Я не риск, Мария. Я только хочу уехать домой и забыть все это. Я никому ничего не скажу, – нервно ответила Мелани.

– Легко желать невозможного, – усмехнулась Мария. – Даже если бы я учла это, ты не сможешь ожидать от меня веры в твою осмотрительность. Вряд ли ты сумеешь держать язык за зубами. Сначала Эдуардо Чакас, потом другие.

– Это не то, что вы подумали… – Мелани рассказала все, что она знала о Диего и Марине.

Мария пристально смотрела на нее.

– Это самая невероятная история из всех, какие я слышала, – прошипела она. – Желала бы я, чтобы это было правдой. Марина была убита после допроса секретными службами, она была сожжена и похоронена в общей могиле. Это все, что мы знаем, а мы приложили немало усилий, чтобы выяснить хоть что-то, поверь мне.

– Но Диего говорил мне, что Марина была здесь вместе с „уродом" под присмотром брата Ремиго, – настаивала она.

– Какой урод? Что ты имеешь в виду?

– Ваш брат…

Мария встала.

– Мы отошли от нашей темы, Мелани. Ты чересчур много фантазируешь. Или Диего, не знаю. Это не имеет значения для меня. – Мария подошла к двери и открыла ее. Мелани увидела Ремиго, одетого во все черное. Мария повернулась к ней.

– Прощай, Мелани, – произнесла она. – Я очень сожалею.

– Вы сумасшедшая! – закричала Мелани. – Вы не можете так уйти. Люди начнут спрашивать, где я.

Мария остановилась у двери.

– Полагаю, ты имеешь в виду наших друзей. Но я не могу представить себе никого, кто бы очень забеспокоился, – ответила она. – Они же все приходили проститься с тобой в пятницу, помнишь? Ты исчезнешь, а я скажу, что тебе было необходимо срочно уехать и мы проводили тебя в аэропорт из Лас-Акесиаса. За пару часов секретарша Амилькара оформит документы для полета в Нью-Йорк. Я уверена, что нетрудно заменить фотографию в твоем паспорте. Официально ты покинешь Аргентину, а я буду с наслаждением давать твой старый адрес в Нью-Йорке всем, кто спросит, и буду утешать их, когда они не получат ответов и твой телефон не будет отвечать. Все слышали, как часто люди в Америке переезжают из одного места в другое…

За последние дни Мелани не раз представляла себе свою будущую жизнь на недели и месяцы вперед, но сейчас она могла думать лишь о следующей минуте.

– Я беременна, Мария, и, если вы убьете меня, вы убьете ребенка Диего! – нервно прокричала она.

После ухода Марии Мелани долго в одиночестве стояла у окна, потрясенная услышанным. Лишь спустя какое-то время она смогла прийти в себя и обдумать то, что узнала. Разоблачение Марии, их наркобизнес оказали на Мелани значительно меньшее воздействие, чем она ожидала; Амилькар и Мария вызывали в ней отвращение, полностью разрушив в ее душе ростки доверия и любви. Мелани никогда не любила родителей мужа, скорее, наоборот. И это откровение свекрови помогло ей – теперь у нее появилась реальная причина, чтобы ненавидеть их. Ведь раньше она вынуждена была умерять свое отвращение к ним до всего лишь недружелюбия, и не более того – ради ее любви к их сыну.

Невероятно, чтобы Мария могла лгать о своей собственной дочери, тем более что, как она считала, Мелани спустя несколько минут будет мертва. Поэтому Мелани решила, что Марина действительно была убита. Диего лгал о своей сестре, о своем дяде, и возможные причины его лжи были столь же мучительны для Мелани, как и доказательства того, что он солгал. Он, вероятно, был неискренен с ней во всем.

Мелани вошла в ванную, пустила холодную воду и ополоснула лицо. Расческа все так же лежала на столике, вряд ли Мария стала бы беспокоиться о том, чтобы у ее невестки была собственная расческа с выгравированными инициалами в то время, как она собиралась ее убить. Между костяными зубчиками расчески Мелани заметила несколько длинных волосков красивого каштанового оттенка и неожиданно вспомнила одну фотографию, которую Диего постоянно носил в бумажнике: у Марины были длинные каштановые волосы. Это были ее инициалы. Решетки на окне и дверях, основательные замки и запоры явно говорили о том, что до нее здесь уже держали какого-то узника. Может быть, Диего и не лгал вовсе. Мария ведь сказала, что когда-то Марина жила в этой комнате, расческа могла принадлежать как раз ей.

Кто-то осторожно постучал в дверь.

– Можно нам войти, сеньора Мелани? – Это был Ремиго, его поведение совершенно изменилось. Теперь она снова была „сеньорой Мелани", с которой он должен был обращаться учтиво.

– Войдите, – ответила Мелани и услышала знакомый звук отодвигаемых засовов – ничего не изменилось, она продолжала быть пленницей.

Ремиго вошел в комнату, за ним следовали двое мужчин.

– Мой брат Касильдо, сеньора, – представил он смуглого мужчину, стоявшего справа от него. Из рассказа Диего Мелани вспомнила, что тот был надзирателем Марины.

Ремиго повернулся к другому мужчине.

– А это доктор Гомес из ближайшего селения. Сеньора Мария попросила его осмотреть вас… – добавил он.

Мария стояла у камина и задумчиво смотрела на огонь, когда зазвонил телефон.

– Что так поздно? – спросила она, как только услышала в трубке голос Амилькара. – Почему ты не позвонил мне раньше? У меня появилась проблема.

– Что бы это ни было, это ничто по сравнению с тем, что происходит здесь, – раздраженно бросил Амилькар. – У меня свои трудности. Я буду у тебя утром, но ты можешь начинать все устраивать уже сейчас. Полчаса назад мне звонил Тито. Американцы страстно желают видеть нас, и они обратились к своим друзьям за помощью, настоящей помощью. Это очень серьезно, Мария. Тито сказал, что ему удастся отложить это мероприятие на день – не больше, и это все, чем он сможет помочь. Завтра они придут в мой офис.

Мария почувствовала нервозность в голосе мужа. Разведывательное управление США может раздуть процесс в Америке против них. У него есть весомые доказательства, раз оно надеется вступить в борьбу с деловой сетью Сантосов в Буэнос-Айресе.

– Я понимаю, – пробормотала она, внезапно осознав всю грядущую опасность. Но ей придется дождаться приезда Амилькара сюда и расспросить во всех подробностях.

– Ты можешь рассказать мне о своих проблемах? – спросил он.

– Мелани беременна, – ответила Мария. – Сегодня утром она сказала мне об этом, и я попросила доктора Гомеса проверить, правда ли это. Вскоре он принесет результаты анализов, но даже после осмотра он абсолютно уверен в ее беременности.

– Ты хочешь сказать, что твой план изменился?

– Он больше невозможен, Амилькар. Этот ребенок – наш внук. Теперь она одна из нас, – ответила Мария.

Мелани выключила телевизор и взяла одну из книг, стоящих стопкой на столе. Пару часов назад их принесла служанка, когда пришла убрать поднос после ленча. С ней вместе зашел Касильдо и принес телевизор и радио.

– Сеньора Мария прислала их вам, – произнесла девушка, указывая на книги.

Могла быть только одна причина столь внезапного внимания к ее особе, поэтому Мелани мысленно поздравила себя с мудрым решением: позволить доктору Гомесу осмотреть себя без сопротивления. В этом не было никакого особого расчета, просто она почувствовала отвращение при мысли, что, если она откажется от осмотра, Ремиго и Касильдо принудят ее силой.

– Если я вам понадоблюсь, вот здесь есть звонок, – прибавила девушка, показывая кнопку, скрытую с внутренней стороны передней спинки кровати.

– Спасибо. Как тебя зовут? – спросила Мелани.

– Виолетта, сеньора, – ответила служанка и, слегка кивнув головой, покинула комнату. Мелани услышала знакомый скрежет задвигаемых засовов. До того как Мария узнала о ребенке Диего, ее интересовало в Мелани лишь ее молчание, и если бы та смогла уверить в этом свою свекровь, то появилась бы хоть минимальная надежда, что Мария позволит ей когда-нибудь уехать совсем. Но сейчас все изменилось, будущий ребенок создал между ними определенные отношения.

Весь день Мелани провела в отчаянии, которое чередовалось с приступами жалости к самой себе и бесплодными мыслями о выходе из сложившейся ситуации. Временами она пыталась смотреть телевизор или читать книги, но ничто не могло отвлечь ее от мучительных дум. Мария и Амилькар ни за что не расстанутся с ребенком Диего. Даже если она заявит в полицию об их темных делишках, то они выйдут на свободу самое большее через день.

Солнце почти зашло, когда совсем недалеко послышалось сильное зловещее громыхание, а в небе вспыхнуло яркое огненное зарево. Мелани встала на стул и выглянула в окно. Это был колоссальный пожар всего в двухстах-трехстах ярдах отсюда. Мелани спрыгнула со стула и позвонила служанке.

– Что это? – спросила она, как только Виолетта вошла в комнату.

– Я не знаю. Сеньора Мария желает, чтобы вы через полчаса присоединились к ней за ужином, – ответила девушка и вышла. Мелани снова услышала скрежет задвигающихся засовов.

– Я так рада, что ты решила поужинать вместе со мной. Садись, пожалуйста, – приветствовала Мария невестку, когда та входила в комнату. – Благодарю, Ремиго, ты можешь идти, – добавила она, позвонив в маленький колокольчик, стоявший около нее на столе. В столовую вошла девушка, другая молоденькая индианка, похожая на Виолетту; она несла огромную оранжевую тыкву на серебряном подносе, который поставила около Марии.