Текст книги "Аристократ и куртизанка"

Автор книги: Труда Тейлор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Глава четырнадцатая

Люк скрежетал зубами от жгучей боли в плече и гадал, сколько еще сможет идти так быстро. В розовых лучах заходящего солнца земля под ногами казалась маняще мягкой, и хотелось лечь, погрузить щеку в пыль и закрыть глаза. Только инстинкт самосохранения да внутренняя гордость заставляли его идти. Он знал, что упасть – значит умереть, уже не один упавший на землю раненый был безжалостно пристрелен у него на глазах.

Республиканцы нервничали, и ему понятна была причина. Он уже давно заметил, что едва ли не на когорту пленных приходилось слишком мало охраны. Было даже странно, что никто до сих пор не попытался бежать. Будь у него больше сил, он уже предпринял бы такую попытку, но сейчас Люку стоило огромных усилий просто держаться на ногах.

Он подумал о Мадлен и, несмотря на физические мучения, улыбнулся. Она просто остолбенела, услышав вырвавшиеся у него слова любви, но и сам он был тогда удивлен не меньше ее. Он женился на Мадлен, потому что хотел ее и не мог получить никак иначе. Он не ожидал, что полюбит так сильно.

Он любит ее тело, даже боготворит, но он любит и ее саму. Он любит ее доброту, ум и чуткость, и будет любить все это – вдруг понял Люк – даже тогда, когда она станет старушкой, а в нем угаснет огонь страсти. Чувство к ней, однажды возникнув, росло, пока не завладело им целиком. Мадлен стала его женой и отдала ему свое тело, но оказалось, что ему приносит радость не только обладание ею в постели. Он знает, что любит ее.

Должно быть, я любил ее уже в брачную ночь, решил Люк. Именно поэтому причинили ему такую боль ее слова о наследстве. Каким глупцом он был, пытаясь оттолкнуть ее, и каким трусом! Это никак не изменило его чувств к ней, но едва не уничтожило шансы на ответную любовь. Он не доверился Мадлен, не сделал попытки оправдаться – и едва не потерял ее из-за этого.

Любит ли она его? Бывали времена, когда он отвечал себе: «Нет», когда, в надменности своего сердца, полагал, что она вышла замуж только ради титула. Она никогда не говорила о любви, но разве не проявляла ее? Особенно в последние дни? Теперь он всем сердцем желал объяснить Мадлен свое поведение в Англии. Он оставался верен ей даже после ее отъезда и хотел рассказать ей об этом. К сожалению, едва почувствовав ее в своих объятиях, он забыл обо всех намерениях.

Люк улыбнулся про себя. Они должны были поговорить, но вместо этого отдались страстной любви, и он не жалеет, что вышло именно так. Это было лучше, чем когда-либо прежде, возможно, потому, что оба знали: они вместе, может быть, в последний раз. Он мысленно помолился о ее безопасности. Один из караульных сказал ему, что женщин должны отпустить, но Люк не вполне доверял этим словам.

– Эй вы, там! Пошевеливайтесь! – прервал мысли Люка хриплый голос республиканца. – Подтянуться к голове колонны!

Люк машинально повиновался приказу. Когда ему показалось, что он не сможет уже сделать больше ни шагу, был объявлен краткий привал, и пленные с облегчением присели на желтеющую траву у дороги. Люк пристроился спиной к груде камней, которая была когда-то частью дольмена [28]28
  Дольмен – древнее погребальное сооружение в виде поставленных вертикально камней, перекрытых массивной плитой.


[Закрыть]. Он осмотрелся, прикидывая, хватит ли ему сил для побега.

К сожалению, деревья здесь, у дороги, росли редко и служить укрытием при побеге не могли. По всей видимости, привал именно потому и устроили в этом месте. Люк провел языком по растрескавшимся губам. Сейчас он многое отдал бы за глоток воды!..

– Ух, сейчас бы сюда кувшин холодного сидра! – хрипло произнес молодой воин в красном мундире, лежавший рядом с Люком.

– Сидра! – усмехнулся другой. – Уж если мечтать, так лучше о кружке доброго английского эля. Я пристрастился к нему, пока жил в Лондоне.

– А мне бы подошла и вода, – вставил третий. Его голос звучал слабо и почти жалобно. – Простая вода…

Они очень молоды, подумал Люк, глядя сквозь опущенные ресницы, особенно юноша, пожелавший воды. Большей частью это сыновья аристократов, эмигрировавших во время террора, – достаточно взрослые, чтобы сражаться, но едва ли достаточно взрослые для того, чтобы понять, ради чего сражаются. Они пришли сюда с готовностью и надеждой и были преданы ради мелочного тщеславия лидеров. Высадку провалили командиры, а расплачиваться будут эти мальчики.

Раненый Д'Эрвили был переправлен на английский корабль, и де Пюизе, несомненно, уже присоединился к нему. А Кадудаль? Что помешало ему напасть на Гоша с тыла? Перехватили его республиканцы или гигант из Морбиана умыл руки, видя безнадежность предприятия? [29]29
  Жорж Кадудаль продолжал борьбу до 1804 г., когда был казнен за организацию покушений на Наполеона.


[Закрыть]

Сожалеть о прошлом – довольно бесполезное занятие, и Люк никогда не предавался ему слишком долго. Однако сейчас он сожалел о той роли, которую сыграл, помогая де Пюизе получить помощь от Англии. Ответственность за происшедшее тяжелым грузом легла на его совесть. Он почти радовался боли в руке и голове, понимая, что заслуживает гораздо более тяжкой кары.

Когда пришло время подниматься, самый юный из них – тот, кто говорил о воде, – пожаловался, что не может двигаться. Люка подняла на ноги только сила воли. Мгновение он стоял, вглядываясь в бледное, заострившееся лицо юноши. При ближайшем рассмотрении тот казался еще более юным, слишком юным. Не прибавил ли он себе лет, подумал Люк, чтобы вступить в армию? Было похоже, что щеки юнца еще не знали бритвы.

Он протянул мальчику руку. Это единственное, чем он мог помочь.

– Ты пойдешь, потому что должен, – спокойно сказал Люк. – Мы все устали.

Уже после полуночи вереница изможденных людей достигла города и порта Орэ. Они шли многие часы, и Люку не хотелось думать о тех, кто остался в придорожной пыли. Последний час ему и еще одному товарищу по несчастью пришлось тащить безусого юношу, чтобы тот не оказался среди убитых.

Пленных остановили в центре города, у собора Святой Жильды. Здесь, в бледном свете луны, их разделили. Одних, эмигрантов, должны были запереть в Святой Жильде, других – среди них оказались де Сомбрей и его воины – отправили в церковь Святого Духа, находящуюся неподалеку. Люка вместе с остальными шуанами – их было значительно меньше, чем эмигрантов, – прогнали через город к реке. Там их повели не к мосту, пересекавшему чернильный поток, а к двум стоявшим у причала ветхим суденышкам. Половину пленных направили на «Отца Небесного», а вторую – на «Шартрез». Люк был среди последних и уже приготовился спускаться по сходням в трюм, когда дородный сержант жестом приказал ему задержаться.

– Похоже, у нас тут еще один офицер! – крикнул здоровяк. – Лучше отправьте его к остальным.

Другой солдат схватил Люка за руку и грубо потащил к трапу. От усталости Люк споткнулся на крутых ступеньках и сильно ударился левым плечом о переборку. Он даже прикусил губу, чтобы не закричать от боли.

– Шевелись! – приказал республиканец, нетерпеливо ткнув его в спину стволом мушкета.

В тусклом свете единственного фонаря, висевшего на вделанном в переборку крюке, Люк едва разглядел еще одного солдата, стоящего на карауле у двери, к которой вел трап.

– Туда, – приказал солдат у него за спиной, когда часовой открыл дверь.

Люк вошел в помещение, бывшее, по-видимому, кладовой. Впрочем, точно определить он не успел, потому что дверь за ним захлопнулась, и помещение погрузилось в кромешную тьму. Его поташнивало от слабости и потери ориентации, и голос, спросивший об имени, показался долетевшим издалека.

– Де Валери, – с трудом произнес Люк и сделал то, чего с ним не случалось никогда в жизни: повалился навзничь в глубоком обмороке.

Мадлен стояла на краю причала близ узкого каменного моста, пересекавшего реку у Орэ. Серо-голубая вода лениво лизала старые каменные арки моста. Лодка Тьери была пришвартована у небольшого здания таможни. Они с Леоном ушли в город на разведку.

У Леона был друг – сержант в отряде, только что переведенном сюда из Ванна, и брат надеялся узнать у него что-нибудь о размещении пленных. Сейчас Мадлен была рада республиканским настроениям Леона и благодарна кузену за то, что он не колеблясь решил использовать свои знакомства ради помощи роялисту Люку.

Продуктовый фургон, управляемый двумя республиканскими солдатами, спустился по холму из города, свернул налево по причалу и остановился у судна, пришвартованного в сотне метров вниз по реке от того места, где стояла Мадлен. Она удивилась, когда два солдата сошли с корабля, который показался ей уже непригодным к плаванию, и забрали из фургона мешок с продуктами. Фургон тут же двинулся к следующему судну, где процедура в точности повторилась.

– Видела? – спросил стоявший рядом Ги. – Должно быть, на этих посудинах квартируют солдаты.

– Или пленные, – подхватила его мысль Мадлен. – Посмотрим?

Кузен кивнул и взял ее за руку.

– Мы будем изображать влюбленную парочку, – сказал он, ухмыльнувшись. – Если улыбнешься мне мило, я могу даже поцеловать тебя.

Рука об руку они стали прогуливаться у воды. Справа от них возвышались стены похожих на крепости домов старого города, построенных столетия назад для защиты жителей Орэ от нападения с моря. Дул сильный бриз, и, несмотря на ярко светившее солнце, Мадлен продрогла. Она потуже закуталась в шаль, одолженную у Жанин.

Прогуливаясь мимо двух торговых судов, Мадлен и Ги невольно обратили внимание на их ветхий вид. В открытом море они, скорее всего, тут же пошли бы ко дну. На палубах обоих находились республиканские солдаты.

Ги многозначительно взглянул на Мадлен и ободряюще пожал ее руку.

– Думаю, они несут караул, – прошептал он.

Обнявшись, влюбленная парочка прошла с четверть мили, затем повернула назад. Они как раз проходили мимо того судна, что стояло ниже по течению, – «Шартреза», – когда сильный порыв ветра рванул шаль Мадлен, едва не сорвав ее с плеч. Укутываясь снова, она сообразила, что нужно сделать. Не рукой ли провидения был послан ветер, подсказавший ей план дальнейших действий? Кажется, мужчины считают ее хорошенькой – впервые в жизни Мадлен решила воспользоваться этим.

– У меня есть идея, – сказала она Ги. – Если не выйдет, Жанин лишится шали, но я куплю ей другую… Когда я пойду к кораблю, останься здесь.

Не дав кузену времени ни ответить, ни задать вопрос, она отпустила шаль. Ветер тут же подхватил кусок ткани и, вертя, понес в сторону «Шартреза». Мадлен уже решила, что ошиблась в расчете и шаль упадет в воду, но в последнее мгновение новый порыв ветра бросил ее на нос корабля.

Изображая растерянность, Мадлен неуверенно приблизилась к судну. Два солдата на палубе весело хохотали над происшествием. Мадлен с радостью отметила, что они молоды, а значит, можно было надеяться на их участие.

– Не будет ли один из вас так любезен, чтобы достать мою шаль? – обратилась она к ним с самой очаровательной своей улыбкой.

Ветер окрасил в нежно-розовый цвет ее щеки и окутал их золотыми локонами, которые сам же соблазнительно спутал. Мадлен сейчас выглядела вульгарно, и солдаты отреагировали именно так, как она и рассчитывала.

– Не задаром, – весело отозвался стоявший ближе солдат.

Не дожидаясь ответа, он не спеша пересек палубу, поднял шаль и, широко улыбаясь, подал стоявшей на деревянной площадке сходен Мадлен. У него были длинные темные волосы и редкие усики. Солдат был красив, правда, несколько грубоватой красотой и, очевидно, не сомневался, что очарует молодую крестьянку.

– Это стоит поцелуя, – подзадорил он, присаживаясь на фальшборт.

Мадлен заставила себя кокетливо улыбнуться. Где-то в глубине сознания возник вопрос: «Женат ли он?»

– Я помолвлена, – сообщила она, указав взглядом на кузена, и сморщила носик, – но так захотели родители, а не я сама.

Солдат кивнул в сторону Ги:

– Твой жених?

– К сожалению. Наши отцы дружат.

Он подал шаль, но, стоило Мадлен ухватиться за нее, игриво потянул к себе.

– Поцелуй, – настаивал он. Потом улыбнулся еще шире и добавил: – Тебя же не очень волнует, что подумает твой жених, правда?

Мадлен покачала головой и, мило надув губки, встала на цыпочки. Она рассчитывала просто чмокнуть солдата, чтобы только разохотить его, но тот, схватив ее за руки, поцеловал по-настоящему – и Мадлен вспомнила Люка. Насколько слаще его поцелуи! Поцелуй этого парня не рождал в груди сладкой истомы. Он вызвал только тошноту. Мадлен увернулась от его рук, стараясь скрыть отвращение.

– Уж очень вы спешите, мсье, – пожурила она, смягчая свои слова улыбкой.

– Я парижанин, – ухмыльнулся солдат, подавая ей шаль.

– Далеко же вы забрались от дома! – Она накинула шаль на плечи и завязала на груди, потом, уперев руку в бедро, посмотрела на корабль. – Что вы здесь делаете? Я думала, вы солдат, а не моряк.

– Моряк! – расхохотался он – Только не я! И в любом случае это старое корыто никуда не поплывет. Мы караулим пленных – вот и все.

– О, – жеманно произнесла Мадлен, не обращая внимания на зовущего ее Ги. – Это опасно?

Он помотал головой и ухмыльнулся земляку.

– Нас с другом более чем достаточно для нескольких оборванных шуанов.

– Вот уж! Будто я шуанов не видела. Не такие они и оборванные, – сказала Мадлен. – Офицеры у них очень даже хорошенькие…

– Хорошенькие? Посмотрела бы ты на тех, что у нас на борту. Пугала огородные! И вести себя не умеют. Бросаются на еду как звери.

У Мадлен заколотилось сердце. Она не ожидала, что все окажется так просто. Вдруг один из этих офицеров – Люк? Она хотела подробнее расспросить солдата о том, как выглядят офицеры, но побоялась выдать себя. Она была уверена, что солдат почувствует ее волнение, и обрадовалась возможности извиниться за поспешный уход: Ги настойчиво звал ее.

Она спустилась по сходням и, обернувшись через плечо, застенчиво взглянула на солдата.

– Вы будете здесь вечером? – спросила она.

Он ухмыльнулся.

– До полуночи, дорогая.

– Значит, увидимся – И она пошла к Ги, еще раз обернувшись, чтобы помахать солдату.

– Держи покрепче шаль! – весело крикнул он ей вслед.

– У них на борту офицеры, – возбужденно сообщила кузену Мадлен. – Вдруг среди них Люк?

– Может, да, а может, нет, – охладил ее пыл Ги. – Не спеши надеяться, Мади. Посмотрим, что скажет Леон.

Он, конечно, был прав, но Мадлен не могла справиться с бурлившей в душе надеждой. Они вернулись к лодке, где их уже поджидал Тьери. Рыбаку не многое удалось узнать за время прогулки по порту – в отличие от вскоре присоединившегося к ним Леона.

– Я сумел найти своего приятеля и кое-что разузнать у него, – сообщил он, когда все уселись, укрывшись просмоленной парусиной. – Эмигрантов они держат в церквах – то есть солдат. Офицеров вчера вечером отделили и поместили в тюрьму. Насколько известно моему приятелю, они и сейчас там, за исключением командующего эмигрантами, де Сомбрейя, которого держат отдельно, под охраной. Мой приятель не думает, что с эмигрантами могут быть офицеры-шуаны, но точно сказать не может. В городе более трех тысяч пленных.

Он думает, что, скорее всего, Люк может быть на одной из посудин, пришвартованных на том берегу реки. Во всяком случае, большинство шуанов – там. Вопрос – на которой? Солдаты, конвоировавшие пленных, сменились с дежурства, но мой приятель обещал поговорить с ними. Я должен встретиться с ним днем, когда он узнает побольше. – Леон замолчал и серьезно посмотрел на Мадлен. – Это будет дорого стоить. Я сказал своему приятелю, что ты располагаешь деньгами.

– Обещай ему все, что потребуется, – сказала она. – Если он поможет спасти Люка, мы за ценой не постоим.

Леон назвал значительную сумму.

– Половину он хочет прежде, чем сообщит нам новые сведения. Другую возьмет после дела.

У Мадлен упало сердце. Таких денег у нее с собой не было. Ни торговцы, ни банкиры в Орэ ее не знали, а заручиться чьей-либо поддержкой она не могла.

– Боюсь, я не сумею достать эти деньги достаточно быстро, – прямо сказала она.

– Как насчет драгоценностей? – спросил Леон. – У тебя же есть что-то от Люка или даже Филиппа?

– Но не с собой! Такие вещи мне были ни к чему на полуострове! – Боже правый! Неужели все погибло? Но ведь должен же быть какой-то выход!..

– Я полагаю, надежды на то, что власти пощадят мятежников, нет? – спросил Тьери.

Леон пожал плечами.

– Де Сомбрей [30]30
  Де Сомбрей был расстрелян по приговору трибунала, несмотря на попытки генерала Гоша спасти его.


[Закрыть]предстанет перед трибуналом завтра. Все говорят, что его и других эмигрантов ожидает смертный приговор. Что касается шуанов, власти могут быть к ним более снисходительны. Они не захотят возбуждать здешний народ, который и так настроен достаточно враждебно. Но снисходительность может не распространиться на офицеров, в особенности на Люка, который еще раньше был объявлен врагом Республики.

Тьери решительно произнес:

– Мы можем заложить лодку. – Когда Мадлен обняла брата, он улыбнулся. – Боже, да ведь я знаю, что у тебя есть эти деньги. К тому же ты столько сделала для меня.

Заложить лодку за необходимую сумму не составило труда. Правда, денег хватало только на задаток, который, по мнению Тьери и обоих Лемуа, сам по себе составлял небольшое состояние. Вторую половину сержант должен был получить в определенной гостинице в Ванне – независимо от того, удастся им спасти Люка или нет.

Вечером Леон снова отправился в город на встречу с республиканцем. На этот раз он вернулся со следующим сообщением:

– Имена пленных еще не все известны, и мой приятель не смог узнать, на каком корабле Люк. Однако ему сказали, что вроде бы всех офицеров держат вместе… на «Шартрезе»… Если Люк там, я думаю, мы сможем вытащить его оттуда!

– Они держат офицеров отдельно от солдат? – спросила Мадлен, чувствуя, как сердце полнится надеждой. Она убежденно говорила о спасении Люка, но только теперь начинала по-настоящему верить, что это возможно.

Леон серьезно посмотрел на Мадлен.

– Я хочу, чтобы ты все хорошо поняла, до конца поняла. Даже если Люк на «Шартрезе», наша попытка может провалиться, и тогда мы только навредим ему. Здесь вот еще что. Я не думаю, чтобы так вышло, но могу ошибаться. Он может получить амнистию.

Мадлен покачала головой.

– Они не простят ему. Особенно если узнают, кто он есть на самом деле. Под именем Люк Валери он не привлекает к себе внимания, но слишком много людей, участвовавших в высадке, знают его как графа де Ренье.

С минуту Леон размышлял, потом сказал:

– Ладно, будь что будет. Теперь нам осталось только составить план, как незаметно проникнуть на «Шартрез».

– Мы можем нанять ялик и на нем подплыть туда сегодня вечером.

– Нас услышат, – возразил Леон.

– Нужно отвлечь караульных. – Ги обратился к Мадлен. – Тот эпизод с шалью – настоящая находка. Можешь придумать еще что-нибудь?

Отвлечь караульных… Скандал, драка или какая-нибудь ссора… Идея пришла мгновенно, и Мадлен чуть не рассмеялась.

– Я могу прийти на свидание с тем солдатом. Ги или кто-нибудь, кто выдаст себя за моего отца, поймает меня и начнет бить. – Ее глаза возбужденно сверкали. – Я уверена, что солдат придет мне на помощь… Поднявшись на борт, вы справитесь с ними и освободите Люка!

Лучшего плана придумать было нельзя! Однако Ги полагал, что мнимый отец должен быть в возрасте, и Тьери предложил пригласить для этой роли своего знакомого – старого рыбака, чья лодка стояла на якоре неподалеку от их. Получив согласие остальных, он немедленно отправился за стариком и привел его через несколько минут.

Ролану Калону было больше семидесяти лет. У него были седые волосы и выдубленная солеными брызгами и солнцем кожа. Он обладал удивительно легкой для своего возраста походкой, а в его глазах светился острый и веселый ум. К счастью, он принадлежал к поколению сепаратистов и мало симпатизировал республиканцам. Ролан с удовольствием согласился помочь, а когда Леон предложил деньги, галантно ответил, что для него будет достаточно благодарности хорошенькой женщины. Старик быстро понял, что от него требуется, и заявил, смеясь, что всегда мечтал стать актером.

Их план был достаточно прост, но Мадлен понимала, что может возникнуть множество непредвиденных затруднений. Казалось, однако, что счастье улыбается им. К ночи сгустились облака, закрыв все звезды. Для их вылазки такая темень вполне подходила.

За час до полуночи Мадлен с корзинкой свежего печенья в руках подошла к плавучим тюрьмам. Старый рыбак следовал за ней в отдалении. Брат и кузены отправились на нанятом Тьери ялике десятью минутами раньше, и Мадлен, хотя и не видела их, знала, что они должны сейчас подплывать к корме «Шартреза». У Мадлен бешено колотилось сердце, а ладони стали влажными от пота. Не так ли чувствуют себя перед боем мужчины? – подумала она. Знаком ли Люку этот страх? Если знаком, он никогда не говорил об этом. Когда они миновали первое судно, Ролан побежал за ней.

Он догнал Мадлен как раз напротив «Шартреза», и она решила, что пора кричать.

– Перестань! Перестань! Не смей со мной так обращаться! – завизжала она. – Нет! Нет!.. Ради всего святого, перестань!

– Потаскуха! – орал Ролан, колотя ее по спине. – Вертихвостка! Хороший парень собирается жениться на тебе, а ты пришла путаться с солдатами! – Он сыпал проклятия на смеси французского и бретонского.

Хотя старик старался не причинять ей боль, ему это не вполне удавалось, так что Мадлен кричала по-настоящему. Потом Ролан схватил ее за плечи и начал трясти как грушу. У Мадлен даже закружилась голова.

– Сучка! – Разъяренный «отец» широко размахнулся и сделал вид, что со всей силы ударил ее. Корзинка с печеньем покатилась по сходням.

– Помогите! Помогите! Он ошалел от вина! – кричала Мадлен, поглядывая на корабль. – Перестань! Отец, ради Бога, перестань! Я не хотела ничего плохого!

Охрана, привлеченная ее криками, оставила свой пост.

С криком: «Помогите!» – Мадлен вырвалась и побежала к кораблю. Старик перехватил ее и снова замахнулся для удара.

– Эй, приятель, ты чего разошелся? Оставь ее! – приказал солдат, с которым Мадлен разговаривала утром. – Оставь ее, я сказал!

– Она моя дочь, и я сделаю с ней все, что захочу, – ответил Ролан. – Я ее научу, как шляться по ночам! – И он ударил Мадлен так, что у нее все поплыло перед глазами.

Молодой республиканец выругался и, не слушая своего товарища, ринулся по узким сходням на берег.

– Оставь ее, пьяный ублюдок! – прорычал он, поднимая мушкет.

Тут события стали ускоряться. На палубе появился третий республиканец, дородный сержант, и властно полюбопытствовал, что происходит. Ролан, когда солдат двинулся к нему, толкнул Мадлен так, что она полетела на землю, а сам, решив, очевидно, что сыграл свою роль до конца, припустил вдоль причала.

Мадлен медленно поднималась на ноги. Она видела, что сержант сейчас прикажет солдату вернуться на судно, и понимала, что должна еще задержать на себе их внимание. Она сделала шаг к солдату, покачнулась и со стоном осела на землю, изображая обморок.