Текст книги "Дверь в подвал (ЛП)"

Автор книги: Триша Вольф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Глава 14
Кости в пепел.

Люк

Мы рождаемся с рецепторами. В отличие от компьютерной системы, мы сформированы из живых и взаимосвязанных органов чувств. Физические клетки нашего тела реагируют на внешние раздражители и передают сигнал в центральную нервную систему. Жар, холод. Боль, наслаждение. Мы – сеть, состоящая из ощущений.

Когда рецептор становится нечувствительным, он немеет. Отмирает.

Существует лимит боли, который человеческое тело может выдержать, прежде чем рецепторы дадут осечку и отключатся. Срабатывает защитный механизм мозга – для нашей же собственной сохранности.

Но как быть с жертвами этого процесса десенсибилизации? Повторное воздействие чего-то, что раньше вызывало боль, становится менее ущербным и отталкивающим. Мы перестаем реагировать на раздражитель, как бы то ни было.

Я веду Макенну к гаражу, и она все внимательно осматривает. Она возбуждена, почти перегружена информацией от того, что ее окружает. Она была заперта в темной комнате почти три дня, почти полностью лишенная возможности чувствовать. Теперь же ее разум наметил выход.

Люк Истон еще три года назад не смог бы представить себе, что запрет женщину в своем подвале. И, более того, он не смог бы вообразить, что когда-нибудь рано утром выведет эту женщину на улицу, чтобы избавиться от трупов.

У меня ушло три года на то, чтобы лишить себя чувствительности. Годы блуждания по самым темным уголкам Интернета, изучая все те отвратительные деяния, что они совершали. Изображения и видеозаписи самых ужасных издевательств... омерзительные и тошнотворные действия, от которых меня выворачивало.

Я превратился в абсолютно другую версию себя. Я знаю, что в тот момент, когда Макенна выйдет наружу, она попытается убежать, спастись. И я знаю, что когда она это сделает, я совершу что-нибудь ужасное, чтобы предотвратить это. Потому что это то, что я должен сделать.

Так вот каким образом те дьяволы приобрели свою жестокую сущность?

Была ли это искра чего-то неестественного, которое они постоянно подпитывали, пока оно не взревело в бушующий огонь? Моя сестра стала жертвой людей, которые были радикально десенсебилизированы? Является ли Макенна жертвой того же самого процесса, даже если так, найду ли я способы оправдать ее лечение?

Эти мысли тревожили. Сравнивать себя с дьяволами, которые причинили вред Джулс. Они даже не были людьми, и все же... единственное, что Макенна видит во мне, это чудовище.

Я приспособился, чтобы походить на дьявольских созданий, на которых охочусь, и иметь возможность передвигаться в их мире. Это неизбежное зло. Я все еще верю в это. До тех пор, пока я не подарю Макенне ее собственную месть в конце.

Ее взгляд скользит по голым белым стенам.

– Это не твой дом, – наконец, говорит она.

– Мой. – Я нашел его наполовину законченным и заброшенным. У хозяина дома были проблемы с деньгами, и он не мог позволить себе достроить дом своей мечты. Имелись лишь каркас и проект дома. Я выкупил все. Наличными. Легкая сделка для человека, желающего избавиться от долгов.

Я отделал все гипсокартоном и поставил в гостиной стул и компьютер. Никаких фотографий. Никакого телевизора. Никаких личных вещей.

– Пустой дом с подвалом, полным садистских пыточных артефактов, – она идет позади меня. – Ты действительно сумасшедший

Я останавливаюсь перед дверью, ведущей в гараж.

– Полагаю, ты достаточно квалифицирована, чтобы дать мне такую оценку. Нормальные люди не запрыгают на чужие спины в разгар драки.

Я смотрю на нее, чтобы уловить реакцию, и ее лицо задумчиво морщится. Я так и думал. Открывая дверь, я оставляю свет выключенным и нажимаю кнопку подъема ворот. У меня есть четыре машины, которые я меняю. Вероятно, пришло время купить новую, но опять же – время. Я бегу от него.

Я выбираю черный «Чарджер», потому что именно в багажник этого автомобиля я засунул тело Майера.

Пальцы Макенны нервно сжимают бинты, цепляясь за рукава куртки, а зубы впиваются в нижнюю губу. Она переводит взгляд с машины на открытую дверь гаража.

Не делай этого.

Она тянется к дверной ручке.

Я обхожу машину, и, когда сажусь за руль, она выбегает.

Прежде чем вылезти из машины, я глубоко и безнадежно вздыхаю.

– Тебе некуда бежать, – кричу я.

Макенна успела добраться до самой ограды. К счастью, плен не полностью уничтожил ее способность воспринимать реальность. По периметру дома тянется шестифутовый забор, а к фасаду прилеплена ярко-красная наклейка "под напряжением".

Она идет вдоль забора в поисках прохода.

– Пожалуйста... – умоляет она, когда я подхожу. – Я не хочу умирать вот так. Не зная... не видя его в последний раз. Ты не можешь похоронить меня в лесу.

Христос. Я вытираю лицо руками. Я очень устал. Слишком измотан после кражи тела из морга, чтобы справиться с ее безумием.

– Просто садись в эту чертову машину.

Она снова пытается бежать. На этот раз я бросаюсь вдогонку, хватая ее за талию, прежде чем она успевает сделать еще несколько шагов по двору.

– Здесь нет соседей, Мак. Никого. Отсюда нет выхода.

Я несу ее, брыкающуюся и визжащую, к машине, и усаживаю ее на пассажирское сиденье. Мне удается перекинуть ремень безопасности через ее грудь, и защелкнуть его. У меня остался один кабельный жгут, и я использую его, чтобы стянуть ее запястья вместе вокруг ремня.

Не самый лучший способ ее удержать, но ...

– Если ты попытаешься выброситься из машины на ходу, это будет глупо. В конце концов, тебя просто потащит за ремень.

С упрямством она несколько раз дергает ремень, прежде чем сдаться. И я вижу, как сдувается ее смелость.

– А какая у меня альтернатива? Подвал?

В ответ я шлепаю поводком по приборной доске.

Я не могу видеть ее глаза, а мне это необходимо. То, как деликатно я откидываю ее волосы в сторону, кажется мне странным. Мышечная память явно подводит меня за отсутствием практики. Я вижу это по тому, как ее глаза пронзают меня насквозь. Эти темные озера светятся от отвращения.

Она отводит голову в сторону, и я хватаю ее за подбородок, заставляя посмотреть на меня.

– Ты хочешь убить меня или сбежать? Ты не можешь получить и то, и другое, Мак. Сделай свой безумный выбор.

Она плюет мне в лицо.

Я никак не реагирую. Я не двигаюсь, глядя ей в глаза, моя ладонь прижата к ее лицу. Затем я слизываю ее слюну со своих губ с порочностью, которая будоражит давно потухшие угольки похоти.

– Продолжай провоцировать монстра, и я покажу его тебе.

Я захлопываю дверцу. Больше никаких игр. У меня есть всего несколько часов, и я хочу добраться к месту до рассвета.

Поляна выглядела именно такой, какой я ее оставил – с россыпью недавно упавших веток от бури. Я припарковался подальше и оставил Макенну в машине, пока убирал брезент.

Гнилостный запах мертвого тела вызывает тошноту и отвращение. Этот смрад встречает меня мощным ударом, когда я откидываю толстый пластик. По всей границе я расставил ловушки для животных, ведь этот запах привлекает хищников: от медведей и до пум.

К счастью, похоже, редкий ливень загнал более крупных животных глубже в лес. Проливной дождь тоже помогает ослабить трупный смрад.

Я возвращаюсь к «Чарджеру» и открываю багажник. А затем, подойдя к переднему сиденью, смотрю на Макенну.

– Ты поможешь мне. И было бы крайне глупо с твоей стороны пытаться сбежать в этом месте. Если ты не умрешь от переохлаждения, то тебя наверняка растерзает медведь.

Я отпираю ее дверцу и достаю охотничий нож. Я одариваю ее долгим, пытливым взглядом, когда просовываю лезвие между ее запястьями.

– Я не собираюсь тебе помогать, – говорит она.

Я разрезаю стяжку.

– Посмотрим.

Вылезая из машины, она осматривает окрестности. Макенна выглядит более спокойной и уравновешенной. Поездка, должно быть, охладила ее пыл. Признаюсь, в подвале я тоже схожу с ума, мне нужно быть на открытом пространстве, чтобы ощущать реальность.

Но моя реальность сильно отличается от ее. Возможно, ей действительно понадобилось всего несколько дней, чтобы сойти с ума.

Я хватаюсь за труп Майера и смотрю на нее с поверх машины.

– Возьми его за ноги.

На самом деле мне не нужна ее помощь. При жизни Майер был худощавым парнем. Мертвым он слегка тяжелее, чтобы таскать его на себе, но я словно создан для этого дерьма. Раньше я был занят не той работой. Я должен был специализироваться на смертельной мести еще в колледже.

К моему удивлению, Макенна хватает его за лодыжки, совсем не брезгуя. Она же коп, напоминаю я себе. Она уже видела мертвые тела. Дело в том, что я, честно говоря, мало что знаю о ней. Я был так увлечен Ройсом Хадсоном, что не замечал его напарника. Ее не было на моем радаре.

Как только Майер оказывается у края ямы, я прыгаю внутрь и снимаю крышку с бочки. Макенна прикрывает нос своей курткой.

– Ты оставил Келлера здесь на все это время? – В ее голосе звучит обвинение. Словно я должен был похоронить этот кусок дерьма.

Я извлекаю канистру с бензином из грязи и обливаю им Келлера. Вылезая из ямы, отвечаю ей:

– Нельзя сжечь свежий труп, – я занимаю место рядом с ее хрупкой фигурой и достаю из кармана коробок спичек. Я чиркаю одной и наблюдаю за тем, как огонек танцует, подрагивая в воздухе, прежде чем бросить его в бочку.

Наступает напряженная пауза, когда спичка догорает, а затем огонь с ревом оживает до высокого пламени, быстро охватывая тело словно в аду.

– Люди думают, что все, как в кино, – произносит Макенна. – Мне доводилось исследовать места пожаров. Наполовину обугленные тела. Всегда что-то остается.

Я украдкой бросаю взгляд в ее сторону, гадая, насколько это ехидное заявление должно было оскорбить меня.

– Если только ты не убедишься, что это не так.

На меня накатывает осознание, что мы с ней сейчас разговариваем. Этот разговор тревожил меня, но впервые с тех пор, как началась эта трагедия, мне захотелось поговорить с другим человеком.

– Бензин выгорает, – продолжаю я. – Поэтому необходимо постоянно подливать горючее в огонь. Горящее тело выделяет жир от термического воздействия. Так что ты не сможешь сжечь тело, как хворостину на костре в детском лагере. Металлический каркас емкости отражает поглощаемое тепло. Тело горит быстрее и тщательнее. И ничего не нужно подчищать. Двух зайцев одним выстрелом.

Она смотрит прямо на меня.

– И ты так детально изучил этот вопрос только для того, чтобы избавляться от тел?

– Я использую сварку и ламповую горелку для выдувания стекла. Так уж получилось, что в искусстве действуют те же принципы, что и в смерти.

– Я на это не куплюсь. Смерть уродлива. Нет ничего поэтического или художественного в передозировке или, – она сурово смотрит на меня, – в убийстве.

Я засовываю руки в карманы.

– Огонь по своей природе наиболее приближен к понятию очищения души. Пламя очищает.

–Значит, ты приносишь искупление их душам? – спрашивает она. – Так вот чем ты оправдываешь свои действия?

Я придвигаюсь ближе к ней, заставляя ее поднять глаза.

– У меня есть все необходимые оправдания. Их души ничего для меня не значат... если только они не будут гореть в Аду, когда я с ними покончу.

Она моргает.

– А как насчет грудной клетки? – в ее голосе слышится вызов. Тон звучит почти... взволнованно.

Я подозреваю, что этот диалог больше всего похож на настоящий разговор – и для нее тоже. С тех пор как она потеряла своего напарника. Потому что она больше не детектив.

– Позже я тебе покажу, – отвечаю я. Я спрыгиваю вниз и вливаю в бочку еще одну порцию бензина.

Одно признание – и все будет кончено. Я держу эту тайну при себе. Я просто эгоист. Вот уже три года я наношу удары в полную силу, не сбавляя скорости, и вот теперь я в тупике. Это самое долгое время, что я провел с другим человеком, которого не собирался убивать.

В каком-то смысле я использую Макенну. Я хочу ощутить хотя бы один миг той прошлой, нормальной жизни, которой я пожертвовал. Прежде чем все закончится, я хочу заполучить хотя бы минуту спокойствия. Даже если я сейчас с человеком, который больше всего на свете хочет видеть меня мертвым.

Словно прочитав мои мысли, она вдруг произносит:

– Ты привел меня сюда, чтобы я могла... что? Правильно распорядиться твоим телом?

Я ставлю канистру поверх ямы, подальше от огня.

– Я не хочу быть похороненным рядом с Джулс. Я уже не тот человек, кем был ее брат. Просто выпотроши меня и брось в горящую бочку.

– Вот так просто.

Я киваю.

– Вот так просто.

Она нервно оглядывается по сторонам. Затем поправляет повязку на руках.

– Эту часть я не продумала…

Я вылезаю из ямы, спасаясь от палящего зноя. И устремляю свой взгляд на нее. Она в полном беспорядке. Волосы спутаны в воронье гнездо, одежда сбилась набок. Но в этом ярком свете она – самое прекрасное, что я когда-либо видел.

– Ты хотела моей смерти. Это все, что у тебя есть.

Она кивает.

– Да.

– Месть требует планирования, – говорю я, делая шаг к ней. -Ты должна осознавать без всяких сомнений, что человек заслужил такую смерть. Затем ты должна довести дело до конца. И тебя не должны поймать. Быть наказанной за свершение правосудия, которое ни одна судебная система не осуществит, не соответствует этой цели.

Она моргает в лучах восходящего солнца.

– Ты убил Хадсона.

Я стою неподвижно.

Она быстро втягивает воздух.

– Я знаю, ты считаешь, что он заслужил такую смерть, но ты ошибся. Я не могу допустить, чтобы это сошло тебе с рук.

Я пожимаю плечами.

– Тогда просто передай меня властям. Зачем ты взяла с собой пистолет, Мак? А затем целилась из него?

– Мне никто не поверит. Нет никаких доказательств. Ты сам об этом позаботился.

– Тебе нужно тело.

Она нервно потирает руки, глядя вниз, в яму, на охваченное пламенем тело. Слезы наполняют ее глаза, но она с трудом сдерживает их, шмыгая носом.

– Нет никакого тела.

– Ты зашла в тупик, – говорю я. – Нет тела – нет дела. Ты веришь, что ты единственная, кто может отомстить за своего напарника, и все же…

Ее пристальный взгляд устремляется на меня, и страх вспыхивает за ее гневом.

– Я бы спустила курок, – говорит она.

Я в этом не особо уверен.

– Наверное, все так и было бы, – отвечаю я. – Тогда. В тот самый момент. Укрытая ночью и бурей. Но можешь ли ты сделать это сейчас?

Я слегка колеблю ее уверенность. Убийство – хладнокровное и вынужденное – требует отпущения грехов.

Она была обижена, напугана и рассержена. Она потеряла не только напарника или любовника. Она потеряла весь свой мир. Карьеру. А как насчет семьи? Но в ту ночь я видел, что у нее больше ничего нет. Она совсем одна в этом большом, злом мире.

Я отхожу в сторону и подтаскиваю тело Майера поближе к яме. У нас впереди еще несколько часов.

– Я просто не могу допустить, чтобы это сошло тебе с рук, – ее голос звучит мягко и уязвимо. Надломлено. Я все понимаю. Она теряет запал.

Ну и ладно. Как только я расскажу ей то, что она до смерти хочет узнать, она вернет его обратно, а потом и еще кое-что. Она станет громоотводом для мести. Я совершу свое последнее убийство, и тогда Макенна избавит меня от моего жалкого существования.

Иногда все просто идет по плану.

Глава 15
Разрушение.

Макенна

Я наблюдаю, как Люк с отстраненностью опустошает бочку. Он раскладывает оставшиеся несгоревшие кости поверх прозрачного пластика. Сейчас я должна была бы почувствовать отвращение или возмущение.

Но какого бы чувства справедливости, разделяющего все на черное и белое, на то, что правильно и неправильно, я ни придерживалась, я потеряла его в ту ночь в овраге. Эти люди – ошибка. Они не должны были появляться на свет. Они просто оказались умнее обычного хищника.

Если бы им предъявили обвинение, они бы внесли залог. Наняли высококлассных адвокатов, чтобы затянуть их расследование. Наверняка на многие годы. До тех пор, пока это перестало бы кого-либо волновать. Они бы отсидели срок в какой-нибудь тюрьме для белых воротничков. А потом их отпустили бы на свободу. И это в случае, если бы они вообще были бы осуждены и наказаны. Если бы их дорогие адвокаты не избавились бы от них полностью с помощью какой-то формальности.

Такие люди, как Майер, за это не платят. У них достаточно средств, чтобы купить себе свободу.

Но это не значит, что Люк поступает правильно. Хотя я уже не знаю, что правильно. И это одна из причин, по которой я не сопротивлялась, сдавая свой значок. Я думаю, он делает то единственное, что в его силах.

Он уничтожает людей, которые причинили боль его сестре, точно так же, как я хочу уничтожить его самого. Всегда кто-то случайно ранен в перекрестном огне. Вы не можете взять правосудие в свои руки, не причинив при этом вреда невиновному человеку. Любые действия имеют последствия. Это то, что я знаю наверняка.

Я могу спокойно смотреть, как он заворачивает в полиэтилен кости Келлера и Майера, потому что я терпелива. Ведь он ведет меня к ответу. Люк считает, что он выше закона, и что он полностью уничтожает любые следы улик.

Всегда что-то остается.

Я смотрю на почерневший ствол. Остался лишь пепел, после того как Люк убрал кости. Но этого достаточно. Владеть прахом Хадсона. Для меня этого было бы достаточно.

– Оставим их здесь, – Истон указывает на место, куда собирается спрятать останки, завернутые в пластик.

Подвал Люка представляет собой лабиринт недостроенных плит и стен, своим ужасающим талантом он создает запутанные переходы, тянущиеся через всё подземное помещение.

Здесь слишком темно, чтобы иметь полный обзор, выдувные стеклянные шары дают достаточно тусклого света, чтобы был виден вход. Дверь в подвал находится справа от меня. Винтовая лестница – слева. И я замираю посередине... с костями и пеплом, запертая со всех сторон.

Меня охватывает тревожное чувство, я теряю спокойствие.

– А где ты хранишь пепел?

Он позвякивает ключами в руке. Он не может снова запереть меня в этой комнате... пока нет.

– Где, Люк? – требую я.

Он кладет ключи в карман, и я с облегчением вздыхаю.

– Мы еще не закончили.

Он направляется в дальний угол подвала, где на инкрустированных полках лежат несколько его демонических стеклянных осколков. Он берет в руки кувалду. А затем протягивает мне тяжелый инструмент.

Я почти готова рассмеяться. Это просто безумие. Я смотрю на мешок с костями, потом перевожу взгляд на свои забинтованные руки.

– Я не буду ломать кости.

Склонив голову набок, он говорит:

– Представь, что они мои.

В его голосе не было и капли иронии. Он очень серьезен. Я протягиваю руку, и он вкладывает рукоять кувалды в мою ладонь. Инструмент всего лишь в два раза меньше меня. Я поднимаю его, и задача кажется почти невозможной, будто если я сделаю это, то уничтожу часть себя.

– Она слишком тяжелая, – я бросаю молот на плиты.

Люк двигается позади меня, и я чувствую, как мои защитные инстинкты активизируются. Плечи напрягаются.

– Почувствуй вот здесь, – говорит он, оборачивая руку вокруг меня, чтобы дотянуться до ручки. – Используй ее.

Он опускает свою ладонь на мою, и по моей коже бегут мурашки. Он помогает мне поднять инструмент, я чувствую, что он нацелен сделать. Мы опускаем кувалду вниз. Гулкий хруст костей под молотом проходит сквозь брезент, вибрируя по всей рукояти.

Именно так он полностью избавляется от грудной клетки своих врагов, превращая ее в пыль.

Он отступает, когда я снова поднимаю молот.

– Ты думаешь, что сможешь вернуться.

Я роняю тяжелую рукоять наземь. Громкий удар о бетон эхом разносится по комнате.

– Как только ты сделаешь свое дело, – продолжает он, – отдашь судмедэкспертам останки Хадсона. Притащишь мой труп в отделение и предъявишь как улику. А затем составишь подробный рапорт. И ты уверенна, что сможешь вернуть свою жизнь обратно.

Я снова бью молотом по мешку с костями.

– Это единственная жизнь, которую я знаю.

И это самые правдивые слова, которые я когда-либо произносила в этих стенах. Хадсон стал моим напарником вскоре после того, как я поступила на службу в полицию, и как моя мать совершила свое последнее путешествие в другой мир. Я была молода, и у меня не было дома. У меня никогда не было своего места... никогда. Но я нашла его там. С ним. В полиции Сиэтла.

Я опускаю молот, и мои мышцы сводит от напряжения. Но обжигающая боль кажется терпимой, даже в чем-то приятной. Я стараюсь не думать о том, что находится внутри пластикового пакета.

– А что вы делали в ту ночь у оврага?

Его вопрос заставляет меня остановиться. Я замираю над костями, пристально глядя на стеклянные шары, переливающиеся отблесками в темноте подвала. Здесь есть пробелы. Упущенные моменты. Но мне нужно знать о них, чтобы закончить эту историю.

Я с глухим стуком опускаю молот.

– Это было наше место.

Люк самостоятельно заполняет пробелы.

– В такое время. После работы. Вот куда вы отправились, чтобы быть вместе.

Я тяжело дышу, кровь несется по венам, ведь я не привыкла задействовать определенные мышцы. Но я методично опускаю молот вниз. Кости хрустят уже не так сильно. Почти стерты в порошок.

– Да.

– В ту ночь была гроза, – говорит он. – Как долго ты вела расследование в отношении Лауры на тот момент? Шесть месяцев?

Я киваю.

– И Хадсон пытался помешать этому расследованию, не так ли? Он отвез тебя к себе в ту ночь, когда небо разверзлось, и под покровом проливного дождя и темноты он тебя подставил.

Инструмент накренился на моем плече, когда я повернулась к нему лицом.

– Ты сошел с ума. Не пытайся втиснуть свой искореженный мир в мою жизнь.

Глаза Люка превращаются в лед. Они такие холодные... но неземная синева его взгляда держит меня в плену. Все прочее, кроме его глаз, которые видят меня насквозь, кажется искаженным и неправильным.

– Я думал об этом последние несколько дней, – произносит он. – О том, что ты здесь, и том факте, что ты не помнишь часть того, что произошло.

Я не смогла сдержать издевательского смеха.

– Какой-то сумасшедший мститель ударил меня по голове. Возможно, именно это является причиной провалов в моей памяти.

Его ничем не смущает мой ответ.

– Или она избирательна, – он встает передо мной, заставляя меня запрокинуть голову, чтобы видеть его лицо. – Подумай хорошенько, Макенна. Что вы там делали? И что произошло до того, как тебя сбросили с насыпи?

Гнев опаляет мои и так взвинченные нервы. Это приводит в бешенство, когда кто-то совсем посторонний пытается выудить фрагменты твоей жизни, которые ты не можешь вспомнить.

– Я трахалась со своим парнем, – я выплевываю это со всем презрением, которое испытываю к нему.

Люк не колеблется, он не отступает. Это еще не все... когда я думаю о прошлом, это все равно, что пытаться смотреть сквозь снежную бурю. Память словно туннель, и я вижу только самый центр. А то, что вокруг, кажется темными размытыми пятнами. Я быстро моргаю, пытаясь сосредоточиться на мелькающих в памяти кусочках событий.

– Он трахнул тебя, прежде чем попытался убить.

Его слова вытягивают меня из туннеля, и легкие начинают гореть от шока. Я пытаюсь дышать сквозь нарастающую панику.

– Пошел к черту!

– У сторожевого пса была своя работа. До этого момента он пытался защитить тебя, пытался заставить бросить это дело. Вот почему мне не попадалось твое имя. Он пытался защитить тебя, но через шесть месяцев понял, что это должно закончиться. Или ты, или он.

– Заткнись, к чертовой матери, – я крепче сжимаю рукоять, представляя себе, что всаживаю ему в висок заострённый конец молота. Я зажмуриваюсь, прогоняя этот образ прочь. Я снова в овраге, глаза застилает дождь.

Я не вернусь туда, и я не вернусь в эту проклятую подвальную комнату. Я взваливаю кувалду на плечо и проскальзываю мимо него, дверь подвала всего в нескольких футах от меня. Я беру молоток и направляюсь прямо к ней, каждый удар причиняет сокрушительную боль моим рукам. Грудную клетку и спину сводит спазмом, будто у меня сердечный приступ. Возможно, так и есть. Но я продолжаю опускать молот, разламывая дверь.

Я чувствую, как он обнимает меня со спины и обхватывает рукоять.

– Остановись.

Я борюсь с ним, зная, что это бесполезно. Но я хочу уничтожить эту чертову дверь. Я хочу разбить вдребезги каждый стеклянный шар, каждую безумную скульптуру. Все, что имеет его отпечаток.

Он с трудом перехватывает из моих рук кувалду, а я слишком измучена болью, чтобы пошевелиться. Мое тело обвисает рядом с ним, дыхание становится прерывистым, слишком много боли, чтобы сделать вдох. Мои руки горят, и мне не нужно смотреть на них, чтобы понять, что раны снова открылись. Я чувствую тепло крови, покрывающей мои ладони.

– В ту ночь ты была не одна, – говорит он, прижимая мою спину к своей твердой груди. Я ненавижу его грудь. Я ненавижу его проницательные глаза. Я ненавижу то, что не могу пошевелиться, и то, что я не хочу этого делать, ведь его сила -единственное, что удерживает меня на ногах.

– А кто еще там был? – он хочет знать правду.

– Ты.

Кто же еще!

Фигуры двигаются в темноте. Вспышка. Я помню, как рассказывала Хадсону, насколько странно выглядит молния, прорезающая небо. Было так сексуально и эротично заниматься любовью в машине без включенных фар и прямо посреди бури.

Я качаю головой, и внутренности словно стягивает в тугой комок.

– Я могу рассказать тебе, что случилось, – говорит Люк. – Но ты мне не поверишь. Ты должна это вспомнить сама.

Как я могу ему доверять?

– Ты просто лжец.

– Пора возвращаться в подвал.

– Нет, не надо!

Перед глазами вспыхивает лицо Хадсона и его тихое «Прости, Мак».

Дерьмо. Дерьмо, дерьмо, дерьмо. Это воспоминание захватывает меня целиком.

– Пусть это прекратится. Меня сейчас стошнит.

Я лежу мертвым грузом в руках Люка, пока он проносит мое тело через дверь. Эта чертова дверь. Я закрываю глаза, я не хочу видеть эту комнату. Запах сырой земли и бетона заполняет мои легкие – он повсюду вокруг меня.

Люк не опускает меня на кровать с разбросанной одеждой поверх. Я жду, когда он сделает это, чтобы использовать свой последний запас энергии и пробиться наружу. Я не могу оставаться в этом месте наедине с собой, с этими воспоминаниями.

– Пожалуйста…

Он перестает двигаться, его руки – единственное, что удерживает меня и не позволяет соскользнуть в омут прошлого.

Я не могу дышать и вцепляюсь в его рубашку окровавленными руками.

– Пусть это прекратится.

И он решает сесть вместе со мной у стены.

– Это будет больно... но поможет, – его руки сжимаются вокруг меня тисками, и удушающая боль становится почти невыносимой, но паника ослабевает. Он отключает мою нервную систему. Я уже видела, как это делают с детьми в участке. Когда они слишком расстроены, чтобы справиться с ужасными событиями, разрушившими их мир.

– Зачем ты это делаешь?

– Это поможет, – снова говорит он.

Я качаю головой, упираясь затылком в его грудь, ненавидя его чертовски мужественный аромат, который приносит мне утешение. Я чувствую головокружение.

– Зачем ты трахаешь мне мозги? Недостаточно того, что ты держишь меня здесь, в ловушке, пытаясь сломить. Нужно еще и мозги мои поиметь?

Его вздох перерастает в тяжелый стон, будто поиск ответа причиняет ему боль.

– Прежде чем посвятить себя мести, ты должна знать, кто твой враг.

Я тяжело сглатываю, в горле пересохло.

– А почему тебя это волнует? И какое, собственно, это имеет значение? Либо я больная, бредящая женщина со скрытыми воспоминаниями, либо просто была неправа, фатально неправа в отношении Хадсона... ничто из этого не меняет того, что должно произойти между нами.

Это тот самый монстр, который притащил меня в свое логово.

Тот самый злодей, который убил моего напарника на моих глазах.

Ничто не изменит этих фактов.

А факты – это то, что имеет значение, то, что можно доказать.

Воспоминания о произошедшем той ночью лишь причинит еще больше боли. Теперь я чувствую, как она буквально ползет по моей коже. С каждой вспышкой, с каждым проблеском прошлого меня накрывает еще одним слоем страданий, и я начинаю раскапывать этот туннель.

– Я скажу, что мы почти квиты.

Его руки все еще крепко обнимают меня, и я утыкаюсь головой ему в грудь, не в силах смотреть на него.

– В этом нет никакого смысла.

Он не отвечает на мой вопрос.

–Ты ворвалась в тот переулок, ведомая свирепой, неистовой силой, и я должен был избавиться от тебя. Но я уже давно не видел ничего более прекрасного. Меня окружали только мерзкие уродливые вещи... а потом появилась ты, вся промокшая, сломленная и прекрасная. Ты украла мое дыхание, заставила меня остановиться... сделать паузу. Я никогда не сомневался в своем следующем шаге.

Я замедляю дыхание, стараясь не двигаться. Мое сердце отчаянно бьется в груди, и я боюсь, что он может услышать это или почувствовать мой учащенный пульс, и он ошибется в том, что я ощущаю.

– Итак, я говорю, что мы квиты, – продолжает он. – Ты проникла в мою голову, ты заразила меня. Ты заставляешь меня думать о другой жизни, когда я уже похоронил эту жизнь. Это очень больно.

Я сглатываю.

– Я причиняю тебе боль. Необходимую боль.

Наконец, он опускает взгляд и убирает волосы с лица.

– Твоя красота слишком жестока.

Этот момент хрупок, и я могу разрушить его, если надавлю слишком сильно... но есть тонкая нить, за которую я могу потянуть, чтобы разгадать правду. Я смотрю мимо шрамов и холодных голубых глаз человека, который разорвал мой мир на части. Мы даже и близко не квиты.

– Так где же его прах, Люк?

Он еще несколько секунд молчит. Затем ловко снимает меня с себя, чтобы встать. Он направляется к двери. Задержавшись в ней лишь для того, чтобы сказать:

– Все вокруг тебя. Кости и пепел в каждом слое бетона, который я проложил в этом подвале. Все мои дьяволы и демоны, Мак. Они все вокруг тебя. Даже он сам. Прямо здесь, превратившись в часть этого подвала.