Текст книги "В оковах Шейха (ЛП)"
Автор книги: Триш Мори
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
Но это было поначалу.
Потому что с тех пор она проложила себе путь в его жизнь и под его кожу. Парящая в воздухе, как она, казалось, делала в своих шелковых одеждах, демонстрируя понимание экономических и социальных вопросов, которых он не ожидал, говоря ему, что он сильный, и в довершение всего, она отдала ему себя, как коронационный подарок, как если бы предлагала воду человеку, который слишком долго пробыл в пустыне.
Все это время оказалось, она строила козни.
Все время пустые ожидания.
Что ж, теперь она может подождать в своих апартаментах. К тому времени, когда он доберется до нее, она будет жалкой и сбитой с толку. Будет извиняться, обильно и со слезами и вымаливать у него прощение, но его не будет. Он больше не поддастся на ее уловки.
Какого черта жать? Он скажет ей все сейчас. Он вскочил на ноги, опрокинув низкий столик, и его гнев перешел в ярость.
Ему давно пора было сказать ей об этом.
* * *
Ее дверь распахнулась, и Тора затаила дыхание. Рашид. Наконец-то!
Он кивнул охраннику, который закрыл дверь, а затем с мрачным лицом посмотрел туда, где она стояла посреди своей комнаты, все еще скрестив руки на груди и высоко подняв подбородок.
– Что, черт возьми, происходит? – Спросила она.
Темная бровь изогнулась, когда он медленно двинулся к ней, если у него и была хоть капля раскаяния из-за того, что он поставил ее в эту ситуацию, она не могла видеть этого нигде в его бурных голубых глазах. В них не было ничего, кроме холодного, жесткого негодования.
– Что, шейха, тебе не нравятся твои новые условия жизни? Все это пространство для тебя, я вижу так много уединения. Кто мог бы желать большего? Но если у тебя есть жалобы, я полагаю, на нижних этажах дворца есть каменные камеры, если эти комнаты тебя не устраивают.
Ее подбородок вздернулся еще выше.
– Почему я под арестом? Что я такого сделала? – Ее голос дрогнул на последнем слове, а затем силы и решимость покинули ее. – Рашид, – обратилась она, делая шаг ближе, хотя сам воздух казался решеткой между ними. – Что происходит?
Он фыркнул.
– Разве я не говорил тебе быть осторожной с тем, что ты отправляешь через дворцовый интернет? Разве я тебя не предупреждал?
В его словах не было никакого смысла. Она ничего не выкладывала в социальных сетях. Она не посылала ничего такого, чего не должна была посылать.
– Но да, – продолжал он, – зачем тебе меня слушать? В конце концов, кровь гуще воды.
– Что?
– О, да ладно, шейха, ты же не могла забыть эту маленькую жемчужину? Знаки доллара в моих глазах уже тоже загорелись! Или, может быть, это освежит твою память: продолжай следить за своим трастовым фондом.
Как кувалдой, это ударило ее. Электронное письмо, которое она отправила Мэтту. Бессмысленное электронное письмо, чтобы он был взволнован и ждал с пеной у рта от предвкушения, как она когда ждала своих денег от него.
– Ты читаешь мои электронные письма? Как ты смеешь? Это было личное дело каждого.
– Как ты думаешь, что я имел в виду, когда предупреждал тебя? Конечно, дворец должен контролировать входящие и исходящие сообщения. Ты думала, что твое маленькое послание кузену останется незамеченным, кузену, с которым ты, предположительно, не общаешься?
– Я покончила с ним.
– Что, после того, как ты отправила ему двести пятьдесят тысяч долларов, или это будет после пятисот тысяч, которые ты пообещала ему в следующий раз?
– Что? Я не посылала эти деньги Мэтту, они пошли адвокату, который ...
И с тошнотворным стуком она поняла, что она отправила средства через того самого адвоката, которому Мэтт поручил составить документы с мелким шрифтом, который она была слишком наивна, чтобы прочитать, и поэтому подписала что ее наследство переходит к нему. И если у Мэтта были какие-то финансовые проблемы, тогда шансы были...
– Позволь мне закончить твою фразу. – Рашид подтвердил это за нее. – Они достались адвокату, который сейчас находится под следствием вместе с твоим любимым кузеном по обвинению в незаконном присвоении средств.
Тора зажмурилась, поражаясь своей наивности, проклиная спешку, в которой она оказалась, из-за того, что доверилась коллеге Мэтта. Что, если эти деньги тоже были потеряны?
Но, конечно же, Рашид не мог не поверить, что она послала деньги Мэтту.
– Я не знала об обвинениях. Я ничего этого не знала. Мэтт дал мне имя своего адвоката, потому что он занимался имуществом моих родителей. Но деньги были не для него. Это пошло...
– Тогда почему ты сказала ему не беспокоиться об этом?
– Нет. Послушай, – сказала она, умоляюще протягивая руки, – ты путаешь две разные вещи. Мэтт обманом лишил меня наследства моих родителей, это были двести пятьдесят тысяч, о которых он говорил. Когда он попросил еще, я подумала, что пошлю ему попробовать его собственное лекарство. То, что я послала ему, было чепухой, Рашид, чтобы обмануть его и заставить думать, что я наткнулся на состояние и собираюсь поделиться с ним, точно так же как и он водил меня за нос. Ты должен мне поверить.
– Двести пятьдесят тысяч долларов, – сказал Рашид, игнорируя ее объяснение, – это просто та же сумма денег, которую ты просила и получила.
– Да, потому что я обещала их в другом месте, и мне они были нужны как можно быстрее.
– Зачем? Что было такого срочного, что ты тогда так отчаянно хотела получить деньги?
– Потому что у мужа Салли рак, и им нужны были средства, чтобы отправить его в онкологическую клинику в Германии. И я пообещала одолжить им деньги из моего наследства, потому что они уже заложили свой дом и исчерпали все остальные средства. Вот куда ушли твои драгоценные двести пятьдесят тысяч долларов, и Стив сейчас лежит в той клинике, борясь за свою жизнь и находясь на волосок от смерти, и теперь кажется, что все, что я сделала, было напрасно.
Ее зрение затуманилось и поплыло, и она уронила лицо в ладони. Она не знала, когда начала плакать, она не осознавала, что слезы текут, но теперь было невозможно остановить поток, струящийся по ее лицу. Потому что, если бы Стив умер, все было бы напрасно.
Звук шагов заставил ее поднять голову. За ним следует еще один. Медленный звук, исходящий от Рашида, который соответствовал медленному шагу его ног, когда он приближался к тому месту, где она стояла.
– Браво, мисс Берджесс, это было замечательное выступление. В нем были пафос, мелодрама, даже слезы. К сожалению, некоторые из нас признают, что это было всего лишь притворством. Я не видел, чтобы ты выглядела слишком расстроенной прошлой ночью, когда ты распадалась на части в моей постели. Тогда я не видел, чтобы падали слезы.
Она шмыгнула носом.
– Салли написала сегодня утром плохие новости.
– О, этим утром. Как удобно.
– Стив умирает. Это правда!
– Я не думаю, что узнал бы от тебя правду, даже если бы ударил тебя по лицу. Ты поднялась на борт королевского самолета и с тех пор строишь планы, как сделать это полезным для себя и твоего жулика кузена. Ты хорошо сыграла свою роль. Исключительно хорошо. Один раз сиреной, другой Мадонной-девственницей, ты продолжала увиливать, плести свою паутину лжи так хорошо, что почти убедила меня, что ты особенная, что у нас может даже быть будущее за пределами этой краткосрочной сделки.
Его губы скривились.
– Каким дураком я был. – Его холодные темные глаза были полны отвращения, когда они обшаривали ее, почти царапая ее кожу своей интенсивностью. – И я, должно быть, дурак, потому что я думал ... Я действительно думал ... – Он покачал головой. – Дурак. Ты останешься здесь, в комнате, пока не придет время отправлять тебя домой.
– Рашид, – взмолилась она, когда он повернулся, чтобы уйти, потому что в его словах было крошечное зернышко, проблеск надежды, если бы она только могла доказать ему, что говорит правду. – Пожалуйста, я умоляю тебя...
Его ноги остановились у двери.
– Что?
– Есть одна вещь, которую ты должен знать. Ты должен поверить в это.
– Ну?
Она облизнула губы, ее сердце бешено забилось, когда она приготовилась выложить все на кон и полностью обнажиться перед ним.
– Я не делала того, в чем ты меня обвиняешь. Я бы никогда не предала тебя. Потому что... Потому что я люблю тебя.
Он рассмеялся, звук холодный и резкий, эхом разнесся по ее комнате, пока она не почувствовала, как будто ее сердце разрезали на части.
– Хорошая попытка.
А потом он исчез.
Она бросилась на кровать и разрыдалась навзрыд, потому что она вышла замуж за Рашида только для того, чтобы получить средства на лечение Стива, и где-то в процессе она влюбилась в деспота, деспота, который смеялся над ней, когда она обнажила перед ним свою душу. И теперь Стив боролся за свою жизнь в немецкой клинике, и все это было так бессмысленно.
Все было напрасно.
Она всем сердцем ненавидела человека, который сделал это с ней.
Мужчина, которого, как ей казалось, она любила.
* * *
Она любит его, смешно. Как будто он в это поверит. Как будто она думала, что это оправдает то, что она сделала.
Атия плакала, когда Рашид вернулся в свою комнату, а черное облако над его головой гремело и ревело.
– Она не остановливается, – сказала заплаканная Юсра. – Она ждет Тору.
– Отдай ее мне! – Потребовал он, и глаза молодой женщины широко раскрылись от удивления, но она все же передала сверток.
Он держал ее почти невесомую, ее руки и ноги работали как маленькие поршни, лицо сморщилось и покраснело, он поймал одним пальцем размахивающую руку и прижал ее к груди, пытаясь вспомнить, как Тора показывала ему, как надо успокаивать ее.
– Атия, – сказал он, пытаясь остановить нависшую над ним грозовую тучу, которая не давала ему перекричать ее крики, – Успокойся. Успокойся.
Он ходил с ней туда-сюда, но ее было не успокоить.
– Атия, – сказал он, – сестренка, ты должна прекратить это.
И импульсивно, когда он не мог придумать ничего другого, что могло бы помочь, он начал напевать мелодию, колыбельную, которую, как он слышал, пела ей Тора, колыбельную, которую извлекли из глубин его воспоминаний. В конце концов, где-то по ходу дела ноты просочились к крошечному младенцу, и крики Атии стали более краткими, отрывистыми всплесками между моментами прослушивания, всплесками, которые превратились в икоту. Пока, наконец, она не замолчала, если не считать низкого хныкающего звука.
– Она что, спит? – С благоговением прошептала Юсра.
Он покачал головой, напевая эту тихую колыбельную, потому что, хотя ее лицо не было искажено, она полностью проснулась и смотрела на него, нахмурив брови, пристально вглядываясь в его лицо, как будто она узнала его. Он смотрел на нее в ответ, не менее очарованный, пока не дошел до конца песни и не улыбнулся, а маленькая девочка пошевелилась в его руках и улыбнулась в ответ.
Его мир повернулся вокруг своей оси, и он понял, что он уже никогда не будет прежним.
– Как будто мир озаряется светом и окутывает тебя любовью. – Так говорила Тора.
Все же он должен был это знать, потому что именно это он почувствовал, когда Тора улыбалась ему. Когда распадалась в его объятиях. Когда он видел слезы в ее гордых глазах на своей коронации.
Эти слезы... Лгала ли она тогда? Как она могла знать, что он обратится к ней в тот момент? Как она могла притворяться? Тора была той, кто провел его через коронацию. Знание, что она была там, было его единственной константой. То, что она была в его команде, придало ему сил и заставило задуматься, могут ли их отношения быть более постоянными.
Она сделала его долг более возможным, более терпимым, более приемлемым.
Она заставила его желать, чтобы она могла остаться рядом с ним навсегда.
Она сказала, что никогда не предаст его.
Она сказала, что любит его.
О Боже, а он отплатил ей за все арестом? Он был так зол, чувствовал себя таким преданным, таким манипулируемым, как будто его с самого начала держали за дурака. Мерзкое, ужасное чувство в животе подсказало ему, что они все поняли очень неправильно, и что он все это время был действительно дураком.
Он должен был найти правду, найти историю, стоящую за письмом ее брату, должны быть доказательства. Он был ей многим обязан. По ее словам, сегодня утром пришло электронное письмо, в котором говорилось, что ее друг умирает. Это было бы достаточно легко проверить. Конечно, было бы что-то, что могло бы так или иначе доказать или опровергнуть ее историю.
– Юсра, – сказал он, все еще держа ребенка на руках. – Найди мне Карима.
* * *
Час спустя он получил то, что ему было нужно. Небольшая стопка распечатанных электронных писем.
– Безобидные, – так назвал их Карим. – Нет никакого упоминания о какой-либо сумме денег.
Рашид поверил ему. Сами по себе безобидные, но вместе с ее историей они нарисовали другую картину... Ты спасатель... Следующая остановка Германия! И удар в сердце, который он заслужил, с заголовком темы в электронном письме, пришедшем ночью, необходимы молитвы! Он понял, что по его спине пробежал ледяной холод, она говорила правду.
И он уронил голову на руки.
Что, черт возьми, он натворил?
Как он вообще мог загладить свою вину?
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Голова Торы оторвалась от подушки, когда она услышала звук открывающейся двери. На мгновение она понадеялась, что это Рашид, чтобы она могла точно сказать ему, что она о нем думает. Она встала с кровати и провела пальцами по щекам. Ее слезы высохли в пылу растущего гнева, но кожа была натянутой, как будто покрыта коркой соли, но это возвращался не Рашид, а две молодые женщины, застенчиво улыбающиеся и держащие корзины. Они предложили ей сесть и напоили ее чаем с медом, а сами принесли теплые полотенца, чтобы вымыть ей лицо и руки, и расческу, чтобы расчесать волосы. Там было даже свежевыстиранное платье, которое можно было надеть, и Тора не знала, что это значит, но было так приятно смыть соль со своей кожи, что она согласилась.
– Пойдемте со мной, шейха Виктория, – сказал охранник, когда женщины исчезли, а она снова почувствовала себя отдохнувшим человеком.
– Что происходит? – Спросила она. – Куда вы меня ведете? – Но он ничего не сказал, просто повернулся и пошел к выходу.
– Всего один охранник, – подумала она, следуя за ним. За ее дверями было четверо, а теперь только один, что это значит?
– Где эмир? – Спросила она, но мужчина перед ней ничего не сказал, шагая впереди нее по длинным коридорам, мимо накопленных тысячелетиями сокровищ и через парадные двери дворца в чернильную ночь.
Там тихо стояла машина на холостом ходу, ее фары были включены на ближний свет и там был Карим, он стоял, наблюдая за ее приближением. Он низко поклонился, приложив руку к груди.
– Шейха, – сказал он. – Я оказал вам большую медвежью услугу. Пожалуйста, прости меня.
Она догадалась, что это Карим рассказал о ее письме Мэтту.
– Это не имеет значения, Карим. Этому никогда не суждено было случиться. Вы можете мне сказать, что происходит?
– Ты уезжаешь, – сказал он, и, как бы в подтверждение его слов, ее чемодан был доставлен на верхнюю ступеньку лестницы. Она сглотнула.
– Сейчас? – Спросила она, разрываясь между облегчением и сожалением обо всем, что она оставила позади. Мягкое бархатное ночное небо. Атию. Ее сердце. – Уже?
– Уже. Его превосходительство настоял.
– Где Рашид?
– Ожидает у самолета. Он подумал, что тебе будет приятнее ехать в аэропорт без него.
– Трус, – подумала она вслух, но это было обвинение с оттенком грусти. Значит, ее должны были выпроводить из помещения, как уволенную сотрудницу, ее вещи были поспешно собраны, и у нее не было возможности попрощаться с теми, с кем она хотела? В ее горле стоял комок. – Ты обнимешь Атию за меня? – Спросила она, пытаясь сдержать слезы, и Карим торжественно кивнул.
Она глубоко вздохнула, бросив взгляд через плечо на удивительный сказочный дворец, прежде чем она повернулась к Кариму и сказала с фальшивой радостью:
– Тогда в путь.
* * *
Он увидел приближающийся свет фар с того места, где стоял у подножия лестницы, и почувствовал тошноту в животе. Она уходит. Ну, она всегда собиралась уйти, просто уходила немного раньше, вот и все.
Как он мог не отпустить ее? Как он мог держать ее здесь в качестве пленницы и наказывать за собственную слепую глупость? Как он мог ожидать, что она простит его?
Машина поравнялась с самолетом, ее двигатели начали завывать, подъезжая так, что задняя дверь поравнялась с красной ковровой дорожкой, которая была расстелена в ожидании ее, и Карим вышел и протянул руку другому пассажиру. Рашид сглотнул.
Тора.
Выглядит как богиня. В оранжево-желтом одеянии, которое было на ней в тот день, когда они осматривали дворцы Малика. Прошло всего несколько дней, а казалось, прошла целая жизнь, так много всего произошло, так много было прочувствовано. Он видел, как она поблагодарила Карима, когда он протянул ей руку и забрал ее чемодан, а затем она подняла взгляд, и ее глаза встретились с его. Она перевела взгляд на свои ноги, и его сердце разорвалось надвое.
Ну, а чего он ожидал? Это было не больше, чем он заслуживал. Она сказала ему, что любит его, а он швырнул эту любовь ей в лицо, вдобавок добавив несколько отборных оскорблений. Назвал себя эмиром? Правителем людей? Он даже не мог управлять своим собственным сердцем и разумом. И если он не мог заставить их действовать согласованно, то, как он должен был управлять страной?
Он мог бы это сделать, если бы рядом с ним была эта женщина. Он мог бы поверить, что это возможно.
– Тора, – сказал он, когда она подошла ближе.
Она наклонила голову, ее глаза были острыми, как кинжалы, даже если их грани казались немного потускневшими от разочарования.
– Провожаешь меня с территории, Рашид? Чтобы убедиться, что я не сбегу со столовым серебром. – Она протянула к нему руки. – Тебе нужно обыскать меня, чтобы убедиться, что я не сбежала с сокровищами Каджарана, чтобы заложить их, когда вернусь домой?
Он втянул воздух, пахнущий авиационным топливом. Он заслужил это.
– Я был неправ, – сказал он. – И во многих отношениях… я знаю, что никогда не смогу извиниться за всю боль, которую причинил тебе. Но, пожалуйста, поверь мне, когда я говорю, что искренне сожалею о том, как обошелся с тобой.
Ее губы плотно сжались.
– Ну, тогда, я думаю, что все в порядке. Что насчет развода?
– Ты будешь уведомлена, когда это будет завершено.
Он видел, что она колеблется.
– Что теперь будет с Атией?
Его поразило, что даже посреди своего личного ада она беспокоилась о его сестре, о которой Тора заботилась больше и была более любящей. Боже, он был полным дураком!
– С ней все будет хорошо. Она улыбнулась мне сегодня вечером.
– Она это сделала? – И Тора тоже улыбнулась, на мгновение, пока не вспомнила, зачем она здесь. – Превосходно, – сказала она, прежде чем прикусила губу, и посмотрела на лестницу, положив одну руку на перила. – Я с нетерпением жду возвращения в Сидней.
– Тора, – сказал он, останавливая ее от первого шага, – когда-то давно ты сказала, что любишь меня. Ты действительно это имела в виду?
Она повернула голову к бархатному небу и широкому поясу звезд, который был виден более отчетливо теперь, когда они выехали за пределы городской территории.
– Я думала, что да. А потом я просто так разозлилась на тебя, что это все заслонило. Я ненавидела тебя за то, что ты сделал, и за то, что ты думал обо мне, после всего, через что мы прошли. Я была так зла.
Он закрыл глаза.
– А теперь?
– Теперь мне просто грустно из-за того, что могло бы быть.
Он не мог отпустить ее, не сказав ей.
– Я знаю, что уже слишком поздно, но я дурак, когда дело касается любви, но я хочу, чтобы ты знала, что между нами была любовь. Есть любовь, которую я испытываю к тебе.
Она проглотила рыдание. Так мило с его стороны сказать ей это сейчас, когда он сажал ее в самолет, чтобы улететь.
– Ты называешь любовью судить кого-то как виновного, прежде чем даже спросить у него правду? Ты называешь любовью обращаться с тем человеком как с преступником? Потому что, если ты так думаешь, у тебя очень искаженное представление о любви.
– Тора, мне так жаль. Я не хотел верить, что это правда, но ты сказала, что не имеешь никакого отношения к своему кузену, но были доказательства, что ты говорила с ним совсем недавно. Я почувствовал себя преданным и обманутым, и это снова было похоже на моего отца, только на этот раз это была ты, и это было в сто раз больнее.
Она уставилась на него.
– Мой дорогой кузен украл мое наследство. Все деньги из наследства моих родителей. Все деньги, которые я обещала Салли и Стиву. Я только что вернулась со встречи с ним, где он сообщил мне радостную новость о том, что все деньги пропали. Как ты думаешь, почему я была так зла в ту ночь в баре?
Он опустил голову.
– Боже, какой же я дурак. Я никогда не заглажу перед тобой ту обиду, которую причинил тебе.
– Нет, – Сказала она. – Ты прав. Прощай, Рашид. – И она повернулась и побежала вверх по лестнице в самолет, зная, что ей нужно укрыться в безопасном салоне, пока она не потеряла его окончательно. Зная, что она должна была сбежать, пока у нее был шанс, пока у нее еще оставался последний клочок достоинства, даже если ее сердце было разбито на мелкие кусочки.
* * *
Что-то было не так. Тора моргнул, приходя в себя после мучительного сна.
– Мы заходим на посадку, – сказала стюардесса.
– Уже? – Спросила Тора, понимая, что не могла спать так долго.
– Да, – повторила она, убирая чашки и тарелки. – Если вы выглянете в окно, то увидите впереди огни Кельна.
Кельн?
– Мы в Германии?
– Ну конечно, вы разве не знали?
* * *
Салли так крепко обняла свою подругу, когда Тора добралась до больницы, что ей показалось, что та может разорваться пополам, но она ничуть не возражала.
– Я не могла в это поверить, когда услышала, что ты приедешь. И теперь ты здесь! – Она снова обняла ее.
– Как поживает Стив? – Спросила Тора, надеясь сверх всякой надежды, что счастье Салли было вызвано не только ее приездом.
Салли улыбнулась сквозь стиснутые зубы, робкой улыбкой оптимизма.
– Мы думали, что это конец, это выглядело как конец и врачи предложили попробовать что-то экспериментальное, но это было так дорого, и я не могла себе этого позволить, но потом какой-то анонимный благотворитель связался с клиникой только вчера вечером и попросил их продолжать. – Она покачала головой. – Ты не поверишь, как он изменился всего за несколько часов. Это чудо, – сказала она и снова упала в объятия своей подруги.
Анонимный благотворитель?
У Торы была подсказка, что она точно знала, кто это был и почему он это сделал.
Разбитое сердце сделало свои первые робкие шаги, чтобы исцелиться и снова полюбить.
* * *
Она была пьяна в стельку, когда писала это письмо. Кайфовала от жизни и от одной жизни в частности, который с каждым днем выглядел все более человечным по мере неуклонного выздоровления. Кайфовала от счастья, которое постоянно излучала ее подруга.
Она нажала "Отправить", выключила планшет и откинулась на спинку шезлонга в крошечной квартирке, которую делила с Салли, чувствуя, как учащенно бьется ее сердце.
Что ж, это было где-то там. Теперь все, что она могла сделать, это ждать.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Со двора шло свечение, исходившее изнутри Павильона Махаббы. И когда улыбающийся Карим провел ее внутрь, она поняла почему. Павильон был освещен тысячью свечей, их пламя мерцало и танцевало на ночном ветерке, и на мгновение, когда Карим исчез, было только кваканье и плеск лягушек среди лилий и навязчивые крики павлинов, когда она наблюдала за всем этим. А потом послышались шаги, он стоял в дверях, Рашид, ее Рашид, его смуглые черты лица и золотистая кожа выделялись на фоне белоснежных одежд. Такой красивый.
Такая мрачная красота.
– Тора, – сказал он, моргая, как будто она была каким-то видением. —Но как?
– Карим помог мне.
– Ты вернулась, – сказал он, как будто не мог в это поверить, его глаза были полны удивления, когда он пожирал ее глазами.
– Как я могла не вернуться?
– Но после всего, что я сделал, после обиды, которую я причинил тебе.
– Кое-что ты сделал правильно. Ты помог Салли и Стиву, когда им больше некуда было обратиться. Ты сделал доброе дело. У Стива все хорошо. Это чудо, и мы все должны благодарить тебя.
– А что еще я мог сделать? Я должен был что-то сделать ради тебя.
– Великодушный поступок. Благодарю тебя.
– Спасибо, что пришла лично сказать мне это. – Он слегка вздохнул и коротко улыбнулся. Он был человеком в растерянности. – Ты хотела увидеть Атию? Сейчас она спит, но ты можешь остаться ненадолго?
– Я бы с удовольствием на нее посмотрела.
–Это хорошо. – Он огляделся, как будто ища Карима, и нахмурился, когда, казалось, впервые заметил свечи и украшения. – Я полагаю, Карим организовал для тебя номер люкс?
– Рашид.
– Что?
– Есть и другая причина, по которой я здесь.
Его глаза расширились.
– Какая?
– Когда я уезжала отсюда, мне хотелось ненавидеть тебя. Ты усложнил это тем, что сделал для Салли и Стива...
– Это не искупает того, что я сделал.
– Я знаю. Но пока я сидела там, поддерживая Салли, у меня было время подумать. Я думала обо всем, что видела, как ты боролся с возложенными на тебя обязанностями, с требованиями и потребностями маленького ребенка, о котором ты не просил отца, который бросил тебя в одиночестве, даже если для того, чтобы защитить тебя, я думала обо всем этом времени, и знаю точно, ты хороший человек.
– Я не был добр к тебе.
– Не тогда, это правда, но какой мужчина поступил бы по-другому, когда он был подвержен потрясениям своей жизни, когда он чувствовал, что его предал самый важный из людей, его собственный отец? Как он мог снова кому-то доверять?
– Мне следовало довериться тебе.
Она приложила палец к его губам, чтобы заставить его замолчать.
– Что сделано, то сделано. Разве мы не можем подвести черту под тем, что произошло в прошлом? Разве мы не можем начать все сначала? ’
Она увидела надежду, вспыхнувшую в темно-синих глубинах его глаз.
– О чем ты?
– Я говорю, что когда-то давно ты намекнул, что любишь меня, по крайней мере, немного. Я спрашиваю, так ли это, и окажешь ли ты мне честь стать твоей женой, на этот раз по-настоящему.
– Женой?
– Да. Потому что я люблю тебя, Рашид, к лучшему или к худшему. Но я надеюсь, что это навсегда.
– Да! – Воскликнул он, подхватывая ее на руки и кружа. – Тысячу раз да. Я так сильно люблю тебя, Тора, – кричал Рашид, его губы нависли над ее губами. – Ты превратила мою жизнь из пустыни в оазис. Ты дала жизнь там, где ее не должно быть. Я обязан тебе всем. И я буду любить тебя до конца своих дней. До луны и обратно.
Тора улыбнулся одними губами.
– Как и я буду любить тебя, Рашид. Айша сказала мне, что вы, пустынные братья, не влюбляетесь легко, но вы влюбляетесь навсегда.
– Я никогда не ожидал, что влюблюсь. Я не думал, что это возможно. Но теперь я не могу представить ни дня в своей жизни без тебя.
– Это хорошо, – сказала она, – потому что я не планирую никуда уходить без тебя.
– Тебе больше никогда не придется, никогда.
Они занимались любовью там той ночью, в Павильоне Махабба, павильоне любви, в первую ночь за все их ночи вечности.
ЭПИЛОГ
Они поженились во второй раз перед знаменитыми парусами Сиднейского оперного театра на фоне сверкающих вод гавани, по которой прогулочные суда максимально использовали прекрасный солнечный день. Над всем этим возвышался великолепный вид на мост Харбор-Бридж в Сиднее.
Свадебная процессия была поразительно оригинальной, воплощением чистой радости, и возглавлялась объединенными детьми братьев пустыни и их женами, которые разбрасывали лепестки роз и цветы жасмина, старшие дети держали за руки младших и направляли их обратно на красную дорожку, когда они сбивались с курса или отвлекались, на радость всем собравшимся. За ними шли три потрясающие почетные матроны в платьях великолепных драгоценных цветов, рубиновых, изумрудных и сапфировых, шейха Айша и принцесса Марина, а также голубоглазая блондинка Эмбер.
Последней шла Тора, одетая в платье без рукавов из золотистого шелка, с пышным шлейфом на груди и бедрах, с высоко уложенными волосами, усыпанными жемчугом цвета шампанского. Трое шаферов, Золтан, Бахир и Кадар, проводили ее вдоль берега, чтобы встретить жениха.
В самом начале стоял Рашид, ожидая, когда каждая группа направится к нему, с нетерпением ожидая момента, когда к нему присоединится его сияющая невеста. По каджарийским законам он уже шесть месяцев был женатым мужчиной, а Тора замужней женщиной. Шесть месяцев, в течение которых рос штат Каджаран, период, полный необходимых трудностей и перемен, но преимущества уже были налицо, уверенность в экономике набирала обороты, тусклый туристический сектор, наконец, сдвинулся с мертвой точки.
Шесть месяцев, в течение которых он вырос, изменился и стал тем правителем, в котором нуждался Каджаран, но только потому, что эта женщина была рядом с ним на каждом шагу.
Полгода они были вместе, но он знал, что сегодняшний день был началом их настоящего брака. Сегодня то, что начиналось как поспешно устроенный брак по расчету, станет браком по необходимости, браком по свободному выбору, браком, который продлится до конца дней.
Он улыбнулся детям, когда они подошли ближе, увидел в толпе Юсру, держащую на руках растущую Атию в ее пышном белом платье, с белой лентой, перевязывающей ее черные кудри, и понял, что жизнь прекрасна.
Три жены его братьев, их прекрасные лица сияли, шагнули слева от него. Как его братья могли найти таких замечательных женщин, каждую из них, и все же оставить жемчужину коллекции для него? Насколько ему повезло?
Она приближалась, его братья вмешивались друг в друга, чтобы по очереди взять ее на руки. Она смеялась над чем-то, что сказал один из них, и Рашид был поражен ее красотой и ее радостью. Она была сияющей. Затем она подняла глаза, и смех замер на ее губах, когда их глаза встретились. Он увидел, как глаза цвета коньяка потемнели от тлеющей потребности, и улыбку, которую она подарила только ему, и его сердце наполнилось.
Она оказалась перед ним, и три его пустынных брата подняли ее руку, чтобы вложить в его, прежде чем, хлопнуть его по спине, они отошли и встали справа от него.
– Ты прекрасно выглядишь, – тихо сказал он. – Я люблю тебя.
– Как и я люблю тебя, – сказала она, не в силах остановить две непрошеные слезы радости, которые выкатились из ее глаз. – Навсегда. До луны и обратно.
Это была сказка, пришло в голову Торе в тот момент, когда она посмотрела в темные глаза мужчины, которого любила. История испытаний и невзгод, украшенная дворцами и павильонами, павлинами и фонтанами. Сказка об экзотике. И все же это история о самых элементарных человеческих потребностях.
Как жизнь.
Она взглянула на свою подругу Салли, которая, сияя, сидела рядом со Стивом в инвалидном кресле, Стивом, который с каждым днем становился все сильнее. Салли послала ей воздушный поцелуй, и Тора улыбнулась в ответ, прежде чем поднять глаза к небу и почувствовать, как ее мать и отец парят в вышине и сияют на нее в ее самый гордый день. Она знала, что они были здесь, и это было хорошо. Еще лучше, когда она почувствовала губы Рашида на своей щеке.
