Текст книги "Практически нормальная жизнь (ЛП)"
Автор книги: Триш Доллер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)
Услышав про этот момент, она улыбается.
– Необычно… но по-своему мило.
Она подходит ближе. Теперь мы перекрываем доступ к авокадо. Рука Харпер касается моей, отчего волосы у меня на затылке встают дыбом.
– Моя мама ушла, когда мне было десять. Она уехала обратно в Данию, чтобы позаботиться о бабушке, умиравшей от рака, и больше не вернулась.
– Ох, черт. Я не знал.
– Былое дело. – Ее плечи небрежно приподнимаются. Хотя, похоже, данный жест гораздо многозначительней, чем она намеревалась показать. – Довольно долго я думала, что сама виновата. В смысле, если бы я была лучше, то она бы не ушла. Затем поняла, что я тут ни при чем. Тогда мне тоже хотелось ее ударить. Но она была далеко.
К отделу подходит пожилой мужчина, и нам приходится его пропустить. Харпер ведет меня к ящику с различными травами, собранными резинками в пучки. Все выглядит одинаково – зеленое и пушистое – однако она поясняет, что мы ищем базилик.
– Ты хоть как-то контактировала со своей мамой после ее отъезда? – спрашиваю я, вручая ей пучок базилика.
– Она присылает мне открытки ко дню рождения каждый год, – отвечает Харпер, когда мы направляемся в отдел макаронных изделий. – Правда к открыткам прилагает датские кроны вместо долларов. Их даже конвертировать не стоит. – Она бросает несколько упаковок пасты пенне в тележку. – А в подарок на окончание школы прислала мне билет до Копенгагена.
– Ты поехала?
– Да… мама, эээ, живет в общежитии в Христиании с кучей другого народа, так что, на протяжении моего визита она либо рисовала у себя в студии, либо курила травку со своим двадцатидвухлетним бойфрендом. Я спала на диване, провонявшем кошачьей мочой.
– Хреново.
Харпер кивает, забирая с полки банку черных оливок.
– Хотя сам город мне понравился. Я самостоятельно съездила в Леголенд, купила там себе этот милый брелок. – Она свешивает свои ключи с пальца, демонстрируя брелок в виде желтой лего-утки.
– Ты ее ударила?
– Нет. – Ее нос морщится, когда она улыбается. – Но больше по ней не скучаю. – Мы останавливаемся перед прилавком с морепродуктами. – Закажи килограмм креветок. А я пока схожу за сыром и хлебом, и с покупками будет покончено.
Если бы Харпер попросила меня нырнуть в Мексиканский залив и наловить креветок голыми руками, я бы согласился. К тому моменту, когда продавец упаковывает мой заказ, она возвращается с длинным батоном и блоком твердого белого сыра, явно не похожего на ту переработанную оранжевую жижу, которую ел я. По-прежнему не имею ни малейшего представления, что буду готовить, однако выглядит впечатляюще. Слишком хорошо для Михальски. Слишком хорошо для моего отца.
– Значит, вы с папой живете вдвоем? – спрашиваю, пытаясь вообразить, каково бы было расти только с мамой. – Я удивлен, что он не женился повторно.
– Он ни с кем особо не встречался, – отвечает Харпер. – Но сейчас… не знаю. Папа проводит много времени, переписываясь по электронной почте с какой-то женщиной, с которой познакомился еще до встречи с мамой… Я чувствую себя странно из-за этого.
Она подталкивает тележку к кассе. Когда кассир заканчивает пробивать покупки, включая те, что лежали в корзинке Харпер, я оплачиваю чек.
– И что мне со всем этим делать?
– Я запишу рецепт для тебя.
– Ты могла бы зайти и…
– Думаю, ты справишься. – Наши взгляды пресекаются на мгновение, и я ищу хоть какой-нибудь намек. Хоть что-то. Но она опускает глаза, разглядывая свои вьетнамки со стеснительностью, которая убивает меня самым приятным образом. Харпер шутливо ударяет кулаком по моему плечу. – Приспосабливайся и превозмогай, морпех.
Я смеюсь. Хочу еще кое-что сказать, но ее лицо начинает принимать испуганное выражение, словно у олененка в свете фар. Такое ощущение, что она в любую секунду сбежит. Я отмыкаю машину и достаю блокнот (мама всегда хранит их на центральной консоли, независимо от того, какую машину на данный момент водит). Наши пальцы соприкасаются, когда передаю блокнот Харпер; ее щеки розовеют. Интересно. Невыносимо, но интересно.
– Все просто, – говорит она, что-то записывая. – Обжарь помидоры, потуши креветки, отвари пасту, смешай ингредиенты вместе, потом посыпь тертым сыром сверху. Подай вместе с хлебом на тарелке.
– Звучит так, что только дурак не справится.
– Ну… – Харпер протягивает мне блокнот. – Ты же готовить будешь.
Мы просто стоим на парковке и смотрим друг на друга. Полуденное солнце подчеркивает золотые и красные отливы в ее волосах, веснушки у нее на носу. Меня вновь порывает поцеловать Харпер. Вместо этого протягиваю руку и легко дергаю прядь ее волос.
– Спасибо. Без тебя я бы ничего не смог сделать.
– Не стоит благодарности. – Она отмахивается, словно это пустяки, но я практически уверен, ее поступок что-то значит. Только вот не знаю, что именно.
***
Еще даже не выйдя из машины, слышу громкую музыку, доносящуюся из дома. Сначала думаю, что это Райан, но звучит не то несуразное поп-металлическое дерьмо, которое он предпочитает. Арета Франклин голосит про У-В-А-Ж-Е-Н-И-Е.
О-ой.
Я открываю дверь. Мама сидит на своем любимом месте за кухонным островком, возле ее локтя стоит бокал белого вина. Ее глаза припухли и покраснели.
– Ты в порядке? – спрашиваю, поставив пакеты с продуктами на стойку. – Что случилось?
Она выключает стерео, утирает нос рукавом старой потрепанной футболки, когда-то принадлежавшей мне. Мама носит старье только во время уборки.
– Я его выгнала.
– Что?
– Твоего папу, – говорит она. – Когда я проснулась, мы поругались по той же причине, по какой ругались весь прошедший год – мол, я такая ужасная и пренебрежительная, потому что жутко переживаю за тебя. Поэтому я отменила ужин с Михальски и сказала ему, чтобы шел туда, где провел прошлую ночь, пока с ним не свяжется мой адвокат.
– Ни фига себе, мам. Вот это смелость.
Что-то среднее между икотой и смешком вырывается у нее из груди, но затем ее глаза вновь наполняются слезами. Ох, черт. Хватит плакать.
– Я правильно поступила, Трэвис?
Было бы проще солгать, сказав "да". Мне все равно, останется отец или уйдет, но она его любит.
– Не знаю.
– Может, я сама во всем виновата. – Мама тянется к своему сотовому. – Может, мне стоит позвонить…
– Нет. – Я накрываю ее ладонь своей. – Папа должен сам решить, что для него важнее.
– Ты прав. Просто… Он ведь мой муж.
– Я знаю.
Она шмыгает носом.
– Ты купил продукты?
– Да, так что, давай, сделай музыку погромче, или еще чего… У меня все под контролем.
Мама приподнимает брови, отпивая вино, но не возражает. После чего снова включает Арету. Не так громко, как прежде, однако достаточно, чтобы нам не пришлось продолжать беседу. Это хорошо, потому что я не знаю, какими словами ее подбодрить.
– Тебе нужна помощь? – интересуется она.
– Я справлюсь.
Уголки ее губ приподнимаются в неуловимой улыбке.
– Ты всегда таким был.
– Каким?
– Независимым. Упрямым. Как только научился ходить, на все отвечал: "Я сам"; и злился, если я тебе помогала. Даже тогда ты пытался убежать от меня.
Мама делает глоток вина.
– Я устроилась на работу в твою школу только для того, чтобы принимать хоть малейшее участие в твоей жизни. Всегда завидовала твоему папе, потому что он проводил так много времени с тобой.
– Серьезно?
– Отдаю тебе должное, ты долго продержался в футболе. Особенно учитывая то, что ты его ненавидел.
– Ну, просто к твоему сведению, – говорю я, доставая три помидора из пластикового контейнера одной рукой. – Я никогда не пытался от тебя убежать.
– Ты не представляешь, насколько я рада это слышать. – Вот только она снова всхлипывает, будто вот-вот заплачет, а мне этого больше не хочется.
– Эй, мам?
– Да, Трэв?
– Как обжаривают помидоры?
Мама улыбается.
– Тебе все-таки нужна помощь?
Я киваю.
– Да, нужна.
5
Уже без пятнадцати пять, а я до сих пор не сплю.
Одеваюсь в темноте, спускаюсь вниз, снимаю ключи от маминой машины с крючка возле гаражной двери и просто еду, сам не зная куда. На шоссе US41 пусто в столь ранний час, но меня это вполне устраивает. Мама всегда считала, что я ничем хорошим не занимался, пропадая ночами напролет, однако чаще всего я просто ездил по окрестностям. У меня мелькает мысль свернуть на север и отправиться в Северную Каролину, только мне пока еще нельзя туда возвращаться.
Спустя пару дней после нашего возвращения из Афганистана сержант Пералта, командир моего отделения, решил со мной побеседовать.
– Хотел проверить, – сказал он. – Ты в порядке?
– Да, все хорошо.
– Уверен? Потому что ты, похоже, еле ноги волочишь. Это на тебя не похоже.
Кошмары практически не давали мне спать по ночам.
– Наверно, просто устал.
– Послушай, я опасаюсь, что ты плохо справляешься со смертью Чарли, – сказал Пералта. – Как друг, я тебе советую взять себя в руки, прежде чем кто-либо из вышестоящих заметит.
– Я в порядке. Мне просто нужно купить себе новехонький Мустанг и зажечь со стриптизершей.
Он засмеялся, ведь мы только что прослушали двухчасовую лекцию на тему управления денежными средствами – по сути, нам втирали, что не нужно зря транжирить деньги на дорогие машины, спускать их в казино, или жениться на девушках, которые растратят все наши сбережения, а потом бросят ради другого морпеха. Только вот я не совсем понимал, на что намекал Пералта. Он хотел, чтобы я обратился к мозгоправу? И что случится со мной – с моей карьерой – если обращусь?
– Ты хороший морпех, Трэвис, и я хочу увидеть, как ты добьешься успеха, – продолжил мой начальник. – Поэтому я настоятельно рекомендую тебе взять дополнительные две недели отпуска, помимо стандартных двух, чтобы во всем разобраться.
– Это вы тоже как друг рекомендуете?
– Сам решай, – ответил Пералта.
Мне не хотелось брать такой долгий отпуск, и уж тем более чертовски не хотелось возвращаться домой, но это был приказ, замаскированный под совет. А я слишком уважал командира, чтобы не подчиниться.
Я въезжаю на стоянку перед Вафельным Домом – единственным круглосуточным заведением в городе. Войдя внутрь, вижу стоящую за стойкой Харпер в серой форменной футболке и черном фартуке. Ее волосы собраны в узел на макушке. Когда она меня замечает, на секунду хмурит брови, затем ее губы растягиваются в фальшивой улыбке.
– Привет, добро пожаловать в Вафельный Дом.
– Ты тут работаешь? – Я сажусь на один из стульев перед барной стойкой.
К фартуку Харпер прикреплен значок с надписью "Даже с половиной мозга я буду в два раза умнее тебя". Она закатывает глаза.
– Нет, идиот. Я просто надела униформу, чтобы получить бесплатную еду.
Я смеюсь, когда Харпер наклоняется через прилавок и легко щелкает меня по лбу пальцем. Игривый жест. Приятная перемена после хука в глаз.
– Ты за мной следишь, Трэвис?
– Что? Нет!
Она приподнимает брови, скрестив руки на груди, словно не верит мне, но, кажется, не сердится.
– Ты появляешься в том же месте, где нахожусь я, уже в четвертый раз за три дня.
– Абсолютная случайность, – говорю я, пока Харпер ставит на стойку кружку и наполняет ее кофе. – Кроме, знаешь ли, того раза, когда я очутился около твоего дома, но то было непреднамеренное намерение. Вопрос вот в чем – ты против?
Она пропускает мои слова мимо ушей.
– Заказывать будешь?
– Давай еще раз попробуем с Чемпионским завтраком.
– Перевернутая глазунья с беконом?
Я улыбаюсь.
– Ах, ты запомнила.
Харпер показывает мне средний палец, сообщая мой заказ повару, после чего снова смотрит на меня.
– Чем ты сегодня занимаешься?
– Ем в Вафельном Доме?
– Нет, я имею в виду вечером, – уточняет она. – После того, как ты ляжешь спать и опять проснешься.
Не знаю, что под этим подразумевает Харпер, так как я вряд ли сегодня усну, но согласен на все.
– Чем пожелаешь.
– Чем пожелаю? – Ее улыбка заставляет меня задуматься, на что я подписался. – Отлично. Я заеду за тобой в девять вечера.
***
– Итак, что мы будем делать? – Интересуюсь я, бросив взгляд на заднее сиденье Лэнд Ровера, где лежат маленькая лопата, черный полиэтиленовый мешок и фонарик с линзой, заклеенной красной пленкой. – Труп хоронить?
Харпер хитро улыбается.
– Возможно.
Черт, клево-то как.
– Мы будем следить за гнездами. – Она вручает мне большой стаканчик кофе.
– Что это значит?
– Ну, сейчас самый разгар периода гнездования у морских черепах, – поясняет Харпер. – Эта конкретная кладка была отложена пятьдесят пять дней назад, так что сегодня потомство должно начать вылупляться.
Я не самый большой романтик, но когда красивая девушка приглашает парня на пляж ночью, черепахи при этом обычно не задействованы. К тому же не ожидал подобного от Харпер.
– Так мы… помогать будем?
– В каком-то смысле. Мы предоставим им все возможные преимущества, не нарушая естественного процесса. Я решила, что ты должен быть хорош в копании траншей, поэтому позвала тебя.
Морпехи носят с собой складные лопатки, которые причисляют к шанцевым инструментам. Малая пехотная лопата, или МПЛ, если сокращенно. Мы используем их, чтобы выкапывать ямы для сна, закапывать мусор и испражнения. Так что, да, я очень хорошо копаю.
– Это единственная причина?
Она улыбается, прикусив губу, отчего у меня выбивает весь воздух из груди.
– Возможно.
По пути к пляжу Харпер объясняет, что я должен буду выкопать траншею от гнезда до кромки воды, а она натянет полиэтиленовый тент. К пленке прикреплены деревянные колья на некотором расстоянии друг от друга. Ее нужно будет расположить вокруг гнезда и над траншеей. Получится эдакая труба, направляющая маленьких черепашек в нужную сторону, и защищающая от енотов, крабов и всех остальных, кто захочет ими поживиться.
– Давно ты начала наблюдать за гнездами?
– Пару лет назад, – отвечает Харпер. – Я планирую изучать морскую биологию.
Меня так и тянет отвесить шутку про биологию морского пехотинца, но, судя по улыбке, для нее это важно, и я не хочу все испортить тупым юмором.
– Круто.
– Что насчет тебя? – Харпер нажимает кнопку на CD-плеере. Джо Стаммер начинает петь об искуплении. – Собираешься в колледж после окончания службы?
– Не знаю. Мне еще долго служить, поэтому я подумываю пройти базовый разведкурс. – Понятия не имею, почему рассказываю ей об этом, только правда как будто непроизвольно срывается с губ. Клянусь, если кому-нибудь понадобится выпытать у меня тайную информацию, очевидно, им просто нужно будет закрыть меня в одной комнате с Харпер. С Чарли я упоминал про разведку лишь в шутку, однако сейчас, когда поделился с кем-то еще, данная опция кажется все более реальной.
– Что это значит?
– Разведывательные подразделения морской пехоты – это спецвойска в своем роде. Как спецназ ВМС или армейские рейнджеры.
– То есть, проще говоря, ты хочешь заниматься чем-то еще более опасным, чем занимаешься сейчас?
Я смеюсь.
– Наверно.
– Тебе нравится в морской пехоте, да?
– Не знаю. – Я пожимаю плечами. – Если не брать в расчет то, что в тебя стреляют, служба мало чем отличается от любой другой работы. Есть вещи, которые мне нравятся, но и отрицательные моменты тоже имеются. Ты в какой колледж собираешься поступать?
– Колледж Атлантик. Это в Мэйне. – Харпер паркует Ровер на стоянке у пустого пляжа и глушит мотор.
– Далековато от дома. – Я открываю дверцу. И далековато от всех мест, где буду находиться я, что фигово.
– Афганистан дальше, – отвечает она.
– Справедливо.
Харпер вылезает из машины и начинает собирать инвентарь с заднего сиденья, открыв противоположную от меня дверь.
– В КА очень хорошая программа по морской биологии. Одна из лучших, на самом деле.
– Я понятия не имел, что ты такая умная, – говорю, ступая на песок. – Или что ты все еще играла в Барби в тринадцать лет.
Она смеется и ударяет меня по руке.
– Ты многого обо мне не знаешь.
– Похоже на то. Но я... эмм… я бы хотел узнать.
Харпер замолкает, скидывая свои вьетнамки. Она сама напоминает мне черепаху – высовывает голову из панциря, чтобы разведать обстановку, затем прячется при первых же признаках опасности. Мне хочется сказать, что я не обижу ее, но чем ей это доказать? Я просто не хочу обижать Харпер. Она пробуждает во мне нечто иное, в отличие от Пэйдж. Нечто лучшее. По крайней мере, мне хочется в это верить.
– Итак… – я меняю тему. – Яйца?
– На вылупление может уйти вся ночь. – Харпер проходит мимо меня; я подавляю порыв схватить ее за руку и остановить, забыв на миг, что тут нет никаких бомб. В Афганистане они могут быть повсюду. Однажды мы с парнями прочищали дорогу, потому что нам было известно про заложенную там мину, но даже с металлоискателями не могли ее засечь. В итоге мы сдались, залезли в машину, проехали немного вперед. И задели ту самую мину, которую искали. Никто не пострадал – нас лишь тряхнуло немного, но машина вышла из строя. Хоть мой мозг и в курсе, что мы не взлетим на воздух на пляже Бонита, но я не могу удержаться, исследуя песок на наличие взрывчатых веществ.
– Что-то не так? – спрашивает Харпер.
Мне требуется несколько мгновений, чтобы вспомнить, о чем мы говорили, однако затем я смотрю на нее. Океанский бриз колышет пряди волос, обрамляющие ее лицо.
– Нет, все в полном порядке.
Гнездо располагается в самой темной части пляжа, неподалеку от трехэтажного дома с крытым бассейном. Курортный сезон еще не наступил, поэтому дом пока закрыт. Вокруг тихо. Слышен только мягкий шелест волн, а белая круглая луна бросает отблески на поверхность воды. Если я и скучал по чему-то, связанному с домом – так это по таким пейзажам.
Харпер ведет меня к миниатюрному месту преступления. Гнездо похоже на остатки смытого волной песчаного замка, отмеченные крестом из желтой сигнальной ленты и знаком, предупреждающим держаться подальше.
– Тент будет расположен тут. – Она обводит красным лучом фонарика границу вокруг кладки, потом просвечивает дорожку до воды. – А траншея начнется отсюда. И дойдет до самой кромки океана.
– Какая глубина нужна?
– Примерно по лодыжку. – Харпер принимается разворачивать полиэтилен. – Она должна быть достаточно глубокой, чтобы не дать малышам выбраться за ее пределы и двинуться в сторону искусственных источников света.
Я начинаю копать. Песок здесь плотнее, чем в Афганистане. Тамошний похож на пудру по консистенции. Он скапливается везде, в носу, в ушах; если сплюнуть в первый раз перед чисткой зубов, слюна будет коричневая.
На одном из наших аванпостов был колодец, а иногда мы мылись в оросительных каналах, но по-настоящему чистыми себя никогда не ощущали.
Примерно на полпути к воде слышу треск.
Я пересекаю неглубокий канал между полями с Чарли и афганским солдатом, держащимся позади, когда очередь из АК-47 свистит над головой, словно растревоженная пчела.
Мгновенно опускаюсь в мутную воду, которая заливается в сапоги, пропитывает брюки. Чарли стоит неподвижно на краю канала, как замершая цель.
– Чарли, пригнись! – Я пытаюсь выбраться из русла, чтобы схватить его, но поскальзываюсь на грязи, ухватываясь за лодыжку друга. – Ложись!
Он сползает в канал, когда над ним проносится пуля. Афганский солдат слепо отстреливается из своего автомата в сторону, где, по его мнению, прячутся Талибы. Я выглядываю из-за насыпи, пытаясь понять, откуда ведут огонь.
Щелк!
– Трэвис! – Голос Харпер пробивается сквозь завесу воспоминаний, которые тут же рассеиваются. Вот только я лежу в песке, а она стоит надо мной со сломанным колом – источником треска – в руке. Мое сердце бьется слишком быстро – боюсь, в любую секунду оно может разорваться; и не могу отдышаться. – Ты в порядке?
– Нет. – Я не собирался этого говорить. – То есть… – Мне так стыдно, что даже взглянуть на нее нет сил. К тому же от влажности песка промокли шорты, и теперь моим яйцам холодно. – Я в порядке.
Та перестрелка случилась во время нашего первого патрулирования. Все произошло так быстро, я понять не успел, застыл ли Чарли от страха или потому что думал, будто неуязвим. До сих пор не могу вспомнить, отстреливался ли он. Единственное, в чем я уверен – в тот день ему повезло.
Харпер садится рядом со мной, тянется к моей руке. Ее пальцы скользят по загрубевшим мозолям, прорвавшимся волдырям, шрамам от порезов, которые слишком долго заживали, потому что мои руки постоянно были грязными. Она ничего не говорит. Просто сжимает мою ладонь.
– Наверно, тебе лучше держаться подальше от меня, – говорю я, опустив голову себе на колени. – Я в полном раздрае.
– Это страшно, – произносит Харпер. – Ты кричал, а я не знала, что делать. Представить не могу, каково тебе было там.
– Чертовски хреново. – Подхватываю лопату и швыряю ее так далеко, насколько хватает мочи. – Я просто хочу опять стать нормальным.
Только былого не изменить. Мой друг мертв, и я никогда не стану прежним Трэвисом Стефенсоном.
Не глядя на меня, Харпер поднимается на ноги и уходит за лопатой. Я закипаю от ярости, потому что она чересчур добра ко мне, но вся злость перегорает до ее возвращения.
– Может, – предлагает Харпер, протягивая лопату, – пора найти новую норму?
– Я… Извини.
Она улыбается.
– Не извиняйся, Трэвис, просто копай.
***
Полчаса спустя я падаю на покрывало, расстеленное Харпер перед гнездом. Футболка липнет к телу, поэтому я стягиваю ее с себя, после чего ложусь на спину. В небе мерцают звезды; песок под покрывалом охлаждает мою разгоряченную кожу. Лишь в одном мне нравился Афганистан. Там нет уличного освещения, озаряющего небо, поэтому создается впечатление, будто видны все звезды во вселенной. Я закрываю глаза.
– Отличная траншея. – Харпер опускается рядом со мной, прижимая колени к груди. – Ты хорошо поработал.
– Что теперь?
– Ждем.
Харпер слегка дрожит. В августе в Форт-Майерс обычно стоит зной, даже по ночам, но надвигается холодный фронт, так что бриз набирает силу. Я протягиваю ей свою толстовку.
– Как думаешь, они сегодня вылупятся?
– Все признаки на то указывают, – отвечает она. – Гнездо обвалилось местами, что свидетельствует о двигательной активности. Сегодня можем увидеть одного-двух, а можем и всех. – Харпер улыбается так, что мне становятся небезразличны морские черепахи. – Восхитительно, правда?
Как бы извращенно ни звучало, но да.
– Я могу придумать способы похуже, как проводить ночи.
Она надевает мою толстовку.
– Например?
– Каждая ночь в Афганистане, – говорю я, но это не совсем верно. Порой мы неплохо проводили время. Я рассказываю ей про то, как мама Чарли прислала нам пиццу – законсервированный соус, полуфабрикаты пышек, пепперони, грибы. Даже металлическую форму и дисковый нож не забыла. – Мы вырыли яму для костра, положили сверху решетку и зажарили пиццу на углях. Дно немного подгорело, а моцарелла сублимационной сушки не до конца расплавилась, но все равно было вкусно. Как дома.
– Чарли – один из твоих приятелей?
– Был.
Улыбка Харпер меркнет.
– Мне жаль, Трэвис. Я не знала.
– Знаю.
– Я слышала Райана как-то в школе. Ему были неизвестны подробности, но он сказал, что ты герой. Что ты спас жизни нескольким людям.
– Райан сам не понимает, о чем болтает. – Я сажусь, натягивая футболку обратно. Ненавижу сейчас своего брата за то, что использует мою жизнь в качестве… повода для хвастовства. Особенно когда хвастаться особо нечем. – Не хочу показаться грубым, но я бы предпочел не обсуждать данную тему.
– Извини.
– Нет, Харпер, ты ни в чем не виновата. Я просто… я не герой. Если бы был… – Чарли бы мог остаться в живых. – Никакой я не герой.
Она поначалу молчит, затем подталкивает меня плечом.
– Ты обладаешь превосходными копательными навыками.
Я хохочу.
– Да уж, мне в лагере для новобранцев вручили медаль за рытье окопов. Если тебе нужно вырыть яму – я к твоим услугам.
Смотрю на нее украдкой, пока Харпер смеется. Толстовка ей слишком велика, но смотрится отлично. Словно она создана для моей толстовки. Я и думать не хочу, что это значит. Вместо этого думаю о том, чтобы наклониться и поцеловать Харпер. Вот только трачу слишком много времени на раздумья. Она вскакивает на ноги, широко распахнув глаза, будто прочитала мои мысли.
– Нам надо… – Харпер указывает рукой в сторону кладки. – Черепахи.
Я ее не понимаю. Харпер ведет себя не так, как большинство знакомых мне девушек. Между нами повисает неловкость, когда следую за ней к гнезду. Она светит вперед красным лучом фонарика и радостно взвизгивает. В тусклом свете видно, как из песка показывается маленькая голова и ласты. Харпер хватает меня за руку и сжимает пальцы, транслируя свое счастье мне. Я ничего не делаю.
Вторая голова высовывается из песка, пока первый черепашонок пробирается к входу в траншею.
Это только начало. Должен признать – мне хочется поднять маленького гада и самому отнести его к воде.
– А что происходит, когда они добираются до океана? – спрашиваю я. – Там ведь их встретит новый набор хищников, с которыми мы ничего не сможем сделать.
Она смеется.
– Звучит так, словно ты и в самом деле переживаешь.
– Думаешь, я бы стал сидеть на пляже посреди ночи, если бы мне было безразлично?
Харпер отпускает мою руку. Выражение ее лица невозможно прочитать. Она расстегивает свой рюкзак (звук кажется гораздо громче в тишине), достает папку-планшет.
– Я должна вести учет.
Первый черепашонок пробирается по траншее. Ничего не могу с собой поделать, но мне нравится этот мелкий чувак. Или девчонка. Интересно, как их различают?
– Ты даешь им имена?
Харпер не отрывает взгляда от своих записей.
– Слишком много имен пришлось бы придумать.
Я подталкиваю ее локтем.
– Но ты все равно придумываешь, верно?
– Нет. – Уголок ее рта дергается, и я знаю, что она врет.
– Да, придумываешь. Сознайся.
– Трэвис?
– Что?
– Заткнись.
Я оборачиваюсь, чтобы возразить, но Харпер поднимает руку и касается пальцами моих губ. Не знаю, что происходит, поэтому замолкаю. Ее ладонь перемещается на заднюю поверхность моей шеи, она притягивает меня ближе, пока между нашими лицами не остаются считанные сантиметры.
– Это, вероятно, будет ошибкой, – шепчет Харпер, прежде чем ее рот накрывает мой.
Поцелуй с ней отличается от поцелуя с Пэйдж. Начнем с того, что от Харпер не несет Мальборо Лайтс. Мне не приходится сильно сгибаться. Она мне лучше подходит. И, Боже, как же хорошо она целуется. Настолько хорошо, что мне хочется избить к чертям того, кто ее научил.
Скорее всего, Харпер права насчет того, что это будет ошибкой… но сейчас? Мне плевать.
– Мы… эм… мы должны следить за черепахами. – Она не может отдышаться, и слова ее звучат не очень убедительно. Я бросаю взгляд под полиэтиленовый тент. Первые два черепашонка покинули гнездо; третий… нет, третий и четвертый пробиваются через гущу песка.
– Должны. – Яблочный аромат ее волос путает мои мысли; я касаюсь губами ее шеи. Харпер вздрагивает, только температура воздуха тут совсем ни при чем. Я несказанно доволен, и не могу себе этого объяснить. На сей раз сам ее целую.
– Трэвис. – Она приподнимает папку между нами, убивая момент. Я не хочу, но отпускаю Харпер.
– Знаю. – Легко стукаю пальцем по ее носу. – Пойду, проверю, как там Альфа.
– Альфа?
– Первая черепашка. Так его зовут.
Не знаю, что страшнее: тригонометрия или ситуация у меня в штанах. Но Харпер лучезарно улыбается мне, и этого практически достаточно, чтобы меня утешить. Практически.
