Текст книги "Дуэль магов (Две вампирские повести)"

Автор книги: Торп Мак-Класки

Соавторы: Пол Эрнст
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

8
Еще одна жертва

Когда офицер Бэйнс покидал магазин, казалось, что никаких причин для тревоги не было. И все-таки Бэйнс знал, что не имел права оставить пост, не связавшись предварительно с детективом-лейтенантом Питерсом. Поэтому, добравшись до аптеки, он намеренно не упомянул о том, что ушел от ювелира. Однако не забыл отметить, в каком гневе пребывал мистер Айкельман.

Короткий приказ Питерса поверг его в отчаяние:

– Хватит болтовни про Айкельмана. Оставайтесь на месте, пока вас не отпустят. Я сейчас подъеду!

Борясь с дурными предчувствиями, Бэйнс положил трубку и быстро вернулся к магазину. Приди он на десять секунд раньше, он бы увидел, как мистер Айкельман с портфелем в руках выходит из бронзовых дверей своего предприятия и направляется к шикарному глянцевому «роллс-ройсу», ожидающему его чуть дальше по улице. Но случилось так, что полицейский лишь скользнул взглядом по роскошному автомобилю с шофером и двумя пассажирами внутри, а затем машина с тихим рычанием и грацией пантеры проплыла мимо в сторону аптеки…

Дойдя до магазина, Бэйнс подергал за ручку и нажал на кнопку звонка. Ответом ему была абсолютная тишина.

Он только-только начал ощущать всю нелепость положения, в которое себя поставил, когда из подъехавшей полицейской машины вышли лейтенант Питерс и двое в штатском.

– Что здесь произошло? – воскликнул Питерс.

Бедняга, запинаясь, ответил:

– Мистер Айкельман рвал и метал. Велел мне убираться вон и оставаться снаружи.

Питерс задержал взгляд на полицейском. В глазах его читалось сочувствие, даже жалость. Затем он произнес:

– Надеюсь, ничего страшного не произошло. Но если что, значка вы лишитесь или даже отправитесь строить дороги в компании других заключенных, – и принялся давить на кнопку звонка.

– Слушайте, Бэйнс, – чуть погодя сказал он, – бегите к телефону и позвоните сюда, прикажите им открыть дверь. Говорите, там Айкельман с Сигалом? Ладно, право войти у нас имеется: дело не закрыто, мертв Айкельман или даже жив. Не забывайте, что мы по-прежнему расследуем похищение драгоценностей.

Двадцать минут спустя, под звон разбитого стекла, детективы проникли в магазин.

Они обнаружили Сигала в кабинете Айкельмана: казначей в нелепой позе распростерся на столе, покрытое багровыми пятнами лицо, однако, было бледно, как у призрака, широко распахнутые глаза слепо взирали в пустоту. Выругавшись от неожиданности, Питерс опустился на колени рядом с ним. Детектив с облегчением выдохнул: пусть неуверенно и слабо, но сердце Сигала продолжало биться.

Не церемонясь, Питерс влил виски между сжатыми челюстями Сигала, а затем протер его лицо водой. Мало-помалу Сигал начал проявлять признаки возвращающегося сознания. Он беззвучно стонал и поворачивал голову, грудь его вздымалась. Один из полицейских уже вызвал скорую.

Питерс растирал казначею запястья и вдруг заметил чуть видное красноватое пятнышко на одном из них. Это был след на лучевой вене, похожий на отметину от недавно сделанного укола.

В окно влетел звук сирены подъехавшей кареты скорой помощи. Вошли люди в белых халатах; врач молча опустился на колени рядом с Сигалом. Бегло осмотрев казначея, он сказал:

– Опасности для жизни нет, но придется отвезти его в больницу и уложить в постель. То, как его душили, – он указал на синяки на горле Сигала, – не прошло даром. К тому же, у него полный упадок сил.

Но Питерс, внезапно опустив квадратные плечи, уже успел отвернуться к телефону и теперь набирал номер комиссара Этреджа. Набирал, чтобы сообщить, что дверца сейфа распахнута, на полу валяются пустые футляры из-под украшений, на табурете лежит открытая стальная коробка для ценностей, а по всему красно-золотому ковру в чудовищном беспорядке разбросаны горы бумаг…

9
Кинжал с серебряным лезвием

В четыре утра, на третий календарный день следствия по делу Айкельмана, комиссар Этредж и детектив-лейтенант Питерс вторично собрались уходить из ювелирного магазина. Нервы их были расстроены долгими часами ставящего в тупик расследования, тела сковала усталость.

Магазин был ограблен второй раз за сутки, и теперь пропали двести тысяч долларов облигациями и драгоценности на сумму вдвое большую!

В ту самую минуту, когда полицейские намеревались запереть опустошенный кабинет, им позвонили из управления.

Тело Дэвида Айкельмана обнаружили в канаве на Уолкотт-Бич-роуд – с кинжалом в сердце.

Этредж крепко выругался, что с ним случалось нечасто. Но за руганью скрывался вновь разгоревшийся энтузиазм…

Через несколько минут длинный черный седан комиссара мягко скользил по окраинам, направляясь в Уолкотт. Сидящий за рулем Этредж молчал; детектив-лейтенант Питерс тоже не пытался заговорить.

В Уолкотте не было морга. Этредж подъехал непосредственно к полицейскому участку из красного кирпича. Войдя в здание, они узнали, что труп Айкельмана положили, за неимением лучшего места, на кушетку в комнатушке, находящейся прямо позади стола сержанта.

Уолкоттский коронер рассматривал тело со странным, необычным любопытством.

Необычным, поскольку на первый взгляд казалось, что все предельно ясно. Человека нашли в канаве с ножом в сердце. Труп выбросили из автомобиля; ничто не говорило о том, что убийца или убийцы выходили из машины.

Однако коронер изучал труп Айкельмана с чрезмерным, чуть ли не фанатичным вниманием.

Он выпрямился и пожал руки Этреджу и Питерсу.

– Этого вашего Айкельмана, – озадаченно произнес он, – наверное, выбросили из машины нынче ночью, так как пролежал он у дороги от силы часов десять, прежде чем его нашли. Может, еще меньше; не исключаю, что его заметили почти сразу после того, как он оказался на обочине. Но умер он намного раньше, чем преступники избавились от тела. Оно успело начать разлагаться.

Комиссар Этредж не смог скрыть удивления:

– Когда, говорите, он умер?

Коронер уверенно ответил:

– Не меньше тридцати шести часов назад.

Комиссар задумчиво продолжал:

– Таким образом, он был мертв по крайней мере сутки, прежде чем его бросили в канаву?

Коронер кивнул:

– Не меньше суток, точно!

Этредж и Питерс переглянулись. Они знали, что в восемь вечера Айкельман был еще жив! Заявление коронера не могло быть правдой.

Но все же – было. Он не мог ошибиться.

Безуспешно пытаясь осмыслить невозможное, Этредж поднял кинжал, которым закололи ювелира, и осторожно подержал оружие за кончик лезвия. Одна деталь привлекла его внимание.

– Какой занятный клинок, – как бы невзначай отметил он. – Не похоже, что рукоять ему родная. Выглядит самодельным, будто его отлили в форму, а лишь затем прикрепили к рукояти и заточили. Кому это могло понадобиться?

Тут заговорил Питерс; глухим от ужаса, причина которого была понятна ему одному, голосом он сказал:

– Клинок не стальной! Металл мягче. Серебро! Я уверен, он серебряный!

10
Граф Вурц

Когда Этредж и Питерс отправились обратно в город, первые сияющие лучи солнца пронзили горизонт, подобно гигантскому золотому вееру. Этредж не сводил внимательных глаз с дороги, тогда как мысли его были заняты попытками собрать воедино смутные наметки из улик. Он задумчиво пробормотал:

– Видит Бог… мы просто обязаны так или иначе объяснить все загадки в этом деле. Тем более что сейчас у нас появилось кое-что новое. Мы узнали, что наш преступник ездит на автомобиле.

– Подозреваю, что у него «роллс-ройс», – предположил Питерс. – Когда вчера я распекал Бэйнса, тому удалось вспомнить, что, выходя из аптеки, он видел «роллс-ройс», отъезжавший от магазина Айкельмана.

– Займитесь этим, – сурово приказал Этредж. – Или… погодите. Лучше будет, если я высажу вас у городской больницы. Сигал, наверное, уже пришел в себя. Спросите, у кого из клиентов Айкельмана есть «роллс-ройсы». Нутром чую, что наш парень из них. Помните, ювелир его знал.

– Вы будете в управлении?

Этредж неожиданно улыбнулся.

– Я приеду в управление в течение часа. А пока прервусь и уговорю Мэри угостить меня завтраком. Возможно, она подаст мне идею, а еще грейпфрут и бекон.

Питерс вышел возле больницы. Этредж заскочил домой, помылся, побрился, позвонил Мэри и поехал к ней.

Мэри сама открыла ему дверь и проводила в столовую, где весело булькала кофеварка, жарился ароматный бекон и заманчиво блестели дольки грейпфрута. Мэри не сводила с Этреджа сияющих карих глаз, а он, покончив с едой, потягивал свой кофе, черный и несладкий.

– Как успехи, Чарльз? – тихо спросила она.

Он устало покачал головой.

– Давай ты, Мэри. Выкладывай, кто из твоих титулованных знакомых говорит по-немецки. И у кого из них есть «роллс-ройс»!

Мэри закрыла глаза и беззвучно зашевелила губами, пытаясь вспомнить.

– Во-первых, Банни Брэйнард. У него «роллс-ройс», но он не аристократ и вечно бегает за девушками. Во-вторых, Тони Кастелони; итальянец, с каким-то там титулом, но вряд ли он бегло говорит по-немецки.

– Возьмем его на заметку, – задумчиво произнес Этредж.

– В-третьих, Леопольд – то есть граф Вурц; самая подходящая кандидатура.

Она резко замолчала, а по щекам разлился румянец. Потом смущенно продолжала:

– Знаешь, он такой рафинированный, чертовски красивый и богатый космополит. Ходят слухи, что он разбил не одно сердце. Он как Змий, Чарльз; неприятный, но очаровательный.

Она потупилась, взгляд сделался туманным.

– Я и сама подпадала под его обаяние, было дело.

– Тогда он определенно наш парень, – посмеиваясь, сказал Этредж.

Но Мэри не шутила.

– Не паясничай, Чарльз. Граф Вурц настоящий джентльмен. Однако есть в нем нечто странное. Веющее бедой. Недавно ходили нелепейшие слухи: говорили, Катарина Грант так страдала от любви к нему, что умерла. И если бы не его вид, такой… такой инфернальный… люди бы ничего подобного не подумали.

– Как она умерла? – непринужденно спросил Этредж.

– Ох, кажется, это была анемия. Ей пришлось сделать невероятное количество переливаний крови. Но она все равно не выжила. Сам понимаешь, как глупо это звучит…

11
У графа посетитель

Был ли граф Леопольд Вурц тем, кого искали? Пять часов интенсивной, тяжелой работы помогли открыть ряд удивительных сведений. Комиссар Этредж и детектив-лейтенант Питерс убедились, что граф Вурц приобрел у Айкельмана брелок с бриллиантом и несколько других безделушек; они выяснили, что у Вурца действительно имелся «роллс-ройс», и удостоверились, что граф был единственным говорящим по-немецки аристократом среди клиентуры Айкельмана.

Являлись ли эти факты простым совпадением или же представляли собой ряд неявных улик, безошибочно указывающих на неуловимого преступника?

Иные сведения, которые удалось собрать полиции о графе Вурце, были не столь вдохновляющими. Выяснилось, что он не самозванец и его титул, как и право пребывать в Америке, не вызывает сомнений; Вурцы считались одним из стариннейших, а до войны и богатейших семейств Венгрии. Граф Вурц, мягко выражаясь, питал страсть к путешествиям. И обладал немалым состоянием.

Вот на такой личности комиссар Этредж сосредоточил свое внимание.

Вдруг, с пугающей внезапностью очнувшегося в гробу покойника, комиссар выбросил незажженную сигару в корзину для бумаг и вскочил на ноги.

– Питерс, я собираюсь нанести визит этому господину Вурцу, – объявил он.

Питерс, не выказав удивления, кивнул. Этредж едва ли не беспечной походкой покинул комнату…

Граф Вурц снимал апартаменты в безумно дорогом доме, эдаком двадцатидевятиэтажном вавилонском дворце. Этредж вышел из лифта и очутился в богато украшенном фойе с высоким сводчатым потолком. Бросив оценивающий взгляд на обстановку, он как ни в чем не бывало позвонил в колокольчик над изысканным столиком, служившим подставкой под низкую вазу, по всей видимости, предназначенную для визитных карточек.

Вскоре из длинного коридора, ведущего в комнаты, раздался звук тихих шагов, и перед Этреджем предстал пухлый блондин неопределенного возраста с необыкновенно пустым лицом. Он молча и равнодушно ожидал дальнейших действий посетителя.

– Мне бы хотелось увидеться с графом Вурцем, – уверенно сказал Этредж. И протянул визитку. Лакей зажал карточку между указательным и большим пальцами правой руки и, не взглянув, уронил ее в вазу на столике.

– Графа Вурца нет дома. Граф Вурц вернется после восьми, – монотонно и гортанно произнес он.

Этредж решил, что блондин, вероятно, служил семейству с незапамятных времен и был человеком умственно отсталым.

– Я приду в половине девятого, – медленно проговорил комиссар, чтобы лакей понял его. Тот ответил неловким кивком, напомнив прусского пехотинца…

Этредж ушел. Но в восемь двадцать пять он опять стоял в приглушенном свете роскошного фойе со сводчатым потолком.

На сей раз на звонок ответил другой слуга, вероятно, дворецкий, суровый субъект почти разбойничьего вида с жестким тонкогубым ртом и пронзительным взглядом.

– Пройдемте со мной, комиссар, – коротко сказал он, принимая трость и шляпу. – Граф Вурц нашел для вас время и попросил без промедления проводить вас к себе.

Не померещилась ли комиссару нотка презрения в его резкой манере?

Круто повернувшись, слуга прошествовал по коридору и остановился у затерявшейся среди безупречных деревянных панелей небольшой ореховой двери. Распахнув ее, он подождал, пока Этредж войдет, а затем тихо затворил дверь за его спиной.

* * *

Комната, в которой очутился Этредж, не поражала размерами – обычный закуток, отданный под библиотеку. Вдоль стен стояли полки в человеческий рост, забитые под завязку томами дорогими и не раз читанными, что тотчас бросилось комиссару в глаза. Ближе к центру комнаты в лучах яркой люстры обретался письменный стол; за столом сидел человек. Поблизости было удобное кресло, пододвинутое для беседы с гостем.

Хозяин поднялся, вышел из-за стола, протянул руку Этреджу. И Этредж во время краткого рукопожатия почувствовал, как по телу пробежали мурашки, словно он прикоснулся к змее или жабе. Стараясь побороть отвращение, он улыбнулся и сказал:

– Граф Вурц?

– Комиссар Этредж. Пожалуйста, садитесь.

Сидя напротив графа, Этредж тайком разглядывал человека, с которым так стремился встретиться. Сначала его постигло разочарование: граф был просто высок и худощав, лет тридцати пяти или около того, с резкими чертами лица, гладко выбрит, с необычайно длинными и тонкими руками, с редеющими волосами на висках, посеребренных сединой. Одет он был строго – в безупречный смокинг и белоснежную рубашку.

Несколько минут они обменивались ничего не значащими фразами. Этредж действительно не знал, как начать разговор, и граф Вурц легко и без усилий направлял беседу. Но наконец комиссар сумел перехватить инициативу:

– Вы, граф Вурц, конечно, спрашиваете себя, зачем я здесь.

Граф вежливо наклонил голову.

– Да, мне было бы любопытно узнать это. Я рад побеседовать с вами, однако… – И он указал на загромождавшие стол бумаги.

Этредж залез в карман и, как бывало всегда, стоило ему почувствовать, что собеседник непрост, достал портсигар. Затем открыл его и предложил графу сигару. Губы Вурца на миг скривились в усмешке.

– Благодарю. Не курю. Могу ли я предложить вам вина? – И он потянулся за графином, стоявшим у него под рукой.

Этредж замешкался. Но граф с улыбкой наполнил два бокала. Грациозно поднеся один из них ко рту, он жестом предложил второй комиссару. Тот тоже взял бокал.

– Вы знали мистера Дэвида Айкельмана? – спросил Этредж.

Граф кивнул.

– Иногда я делал у него покупки.

Голос его звучал равнодушно, однако Этреджа не покидало ощущение, что Вурц затаился, подобно крадущемуся зверю. Глаза графа светились опасностью.

– Значит, вам известно, что Айкельман убит? – не сдавался комиссар.

Граф Вурц пожал плечами.

– Это известно всем и каждому. Спросите любого прохожего на улице, он ответит то же, что и я.

Этредж помолчал и заговорил снова. Ему хотелось, чтобы вся важность последующих слов застигла графа врасплох.

– Известно ли вам, что в таинственном посетителе магазина Айкельмана узнали вас? Знаете ли вы, что вчера вечером вас видели, когда вы без четверти девять отъезжали в своем автомобиле вместе с мистером Айкельманом от его магазина?

Глаза графа сверкнули ярким пламенем недвусмысленной угрозы, но тут же погасли.

– Вы меня поражаете, – спокойно ответил он. – Полагаю, здесь какая-то ошибка.

Этредж, приняв за аксиому то, что Вурц, как ни странно, был нужным ему человеком, хрипло атаковал:

– Никакой ошибки. Вы замешаны в смерти Айкельмана!

Как опрометчиво он заявил это, позволив нервам расшалиться!

Граф Вурц чуть наклонился на стуле поближе к нему.

– Надо понимать, я арестован? – спросил он.

Комиссар Этредж покачал головой, проклиная себя за безрассудство.

– Пока нет.

Он поднялся, собираясь уходить. Граф Вурц смотрел на него любопытными, жадными глазами на неподвижном, словно высеченном из камня лице. Его тонкие губы горели кровавым пятном на мертвенно-бледной коже…

– Сядьте! – рявкнул граф.

Этредж осторожно опустился обратно в кресло. Вурц глядел на него, как на безобидное насекомое, неожиданно выпустившее жало.

– Хочу предупредить, – многозначительно проговорил граф. – Вы ведь состоите в отношениях с некоей мисс Мэри Робинс?

Этредж не ответил на эту дерзость.

Граф продолжил:

– Когда-то она была не совсем равнодушна ко мне. Вы уж простите, если я покажусь излишне самоуверенным, но думается, увести ее у вас для меня не составит большой трудности. Будете мне досаждать, я вам отомщу. А что до дела Айкельмана, то, явившись сюда сегодня, вы выставили себя полным глупцом. Доброй ночи, сэр.

Комиссар Этредж возмущенно поднялся. Поборов желание опустить кулак на чрезмерно бледное лицо, он повернулся к выходу. Но вдруг заметил бокал графа. Он по-прежнему был полон до краев – граф не притронулся к вину.

– Вы не пили! – удивленно воскликнул комиссар.

Граф Вурц ухмыльнулся, и Этредж увидел жемчужно-белый оскал.

– Я не пью вина, комиссар Этредж. Оно напоминает мне кровь. Вы мне не нравитесь, сэр; начинаю думать, что я скорее изопью чашу с вашей кровью, чем бокал этого вина! А теперь, прошу, оставьте меня.

И граф Вурц смотрел, как закрывается дверь, все с той же механической, ужасающе вежливой улыбкой, застывшей на лице. Затем задумчиво снял телефонную трубку и набрал номер Мэри Робертс.

– Мэри? – спросил он, когда горничная позвала девушку к телефону. – Это Леопольд… Хотелось бы встретиться… Да, срочно. Ты сегодня будешь на благотворительном вечере у Мура?.. Ужин… от него я отвертелся, но после него ожидаются азартные игры. Знаешь, я собираюсь там читать мысли.

– Я ведь… не в самых близких отношениях с Мурами, – попыталась возразить Мэри.

– Но у тебя есть какие-то планы на вечер? Если нет, то пойдем со мной. Будет славно…

12
«Как волк!»

Комиссар Этредж, вернувшись в полицейское управление, сел за свой стол и схватился за голову. Господи, что за ерунда! Ни единой улики против Вурца. Бэйнс даже не знает, был ли тот автомобиль «роллс-ройсом». О'Шонесси не видел лица человека, приходившего к Айкельману в магазин. Ни одного отпечатка пальца, необходимого для обвинения, не найдено.

А газеты только и ждут ареста…

К тому же этот упрямый коронер из Уолкотта написал в отчете, что тело Айкельмана сочилось свежей кровью, тогда как сутками ранее доктор Хэнлон с уверенностью утверждал, что потеря крови привела Айкельмана к смерти от анемии!

Да и как в трупе человека, умершего сорок часов назад и находящегося на первых стадиях разложения, мог оказаться переизбыток живой крови?

Почувствовав, что еще секунда бездействия сведет его с ума, Этредж вскочил на ноги, сделал два стремительных шага и распахнул дверь.

– Питерс!

Из дверного проема чуть дальше по коридору высунулась голова Питерса.

– Зайдите и составьте мне компанию, – приказал комиссар, – иначе я умом тронусь.

В кабинете он рассказал Питерсу о случившемся и дословно передал разговор с Вурцем.

– Он насквозь порочен, – серьезно сказал Этредж. – Я чувствую все зло, от него исходящее, как если бы передо мной была гремучая змея. Он как волк.

Питерс пробормотал, будто бы про себя:

– Как волк, говорите? Надо же!

В этом странном замечании не было ни намека на насмешку. Этредж вздрогнул.

– Вы о чем? – медленно спросил комиссар.

Но Питерс ушел от ответа.

– Лучше пока вам не знать. Иначе решите, что у меня не все дома. Мне бы как-нибудь на этого парня посмотреть.

– Еще увидитесь, – мрачно пообещал Этредж…

Повисла тишина.

Вдруг Этредж беспомощно развел руками.

– Черт побери, Питерс, я места себе не нахожу… Пойду-ка к Мэри. Мне нужно выпить.

Он набрал номер девушки. Ответила горничная, сказав, что Мэри ушла на благотворительный вечер к Мурам: «Граф Вурц пригласил».

Этредж изумленно положил трубку и посмотрел на Питерса, сидящего напротив.

– У вас смокинг выглажен? – спросил он с показным равнодушием. Но голосом надтреснутым, неестественным.

– Думаю, да, – ответил Питерс. – Я приготовился к балу на день святого Патрика.

Этредж провел языком по пересохшим губам.

– Хорошо, тогда идите домой и переоденьтесь. У нас по плану посещение благотворительного вечера миссис Уэстон Б. Мур. Не исключено, что нам повезет и вы встретитесь с графом Вурцем лицом к лицу!