Текст книги "На поводу у сердца (СИ)"

Автор книги: Тори Майрон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Сердце вмиг сжимается в комочек, стоит только представить картину, как какие-то амбалы вышвыривают Остина в таком неадекватном состоянии на улицу. Значит, вот где он пропадал весь день, пока я беспрерывно названивала? В одиночестве напивался в баре? Таким способом пытался справиться с горем? Ну, естественно. Как же еще справляться, если один лучший друг загремел в полицейский участок, а второй всю неделю без объяснений избегает общения с тобой? И при этой мысли мое сердце автоматически сжимается повторно.

– А почему ты его привел сюда, а не к себе домой? Ты же знаешь, что ехать в Энглвуд ночью опасно, а по тебе и так уже бить некуда, да и он был бы не в состоянии кому-нибудь ответить, – озадачиваюсь еще больше, накрывая ладони Остина на своем лице своими.

– Я-то все это знаю! И я пытался отвести его к себе домой, хотя бы только потому, что моя квартира находилась в паре кварталов от бара, где я его нашел, но этот олух буянить начал. Заявил: либо он пойдет к Мэгги домой, либо вернется обратно бар. Я бы, конечно, в любой другой ситуации без проблем присоединился к его спонтанному загулу, но, как видишь, для меня минувший денек был не из лучших, и для веселья я сегодня никак не пригоден, поэтому, хочешь-не хочешь, пришлось везти его сюда, – тяжело вздыхает Эндрюз, пока я, глядя на него, понимаю, что всего за сутки пребывания в участке на его лице не только не осталось ни одного живого места, но также Марк заметно растерял весь свой вечно энергичный настрой.

Жалко ли мне его? Не особо. Он сам это заслужил. Меня он мучал куда более изощренно и значительно дольше. И тоже нисколько не жалел.

– А почему вы в квартиру-то не вошли? – спохватываюсь я.

– Ах да!.. Так это вообще перл истории. Я мучился с его пьяным буйством всю дорогу из центра, а когда мы сюда пришли, он сообщил, что не может найти ключи.

– Я тебя не просил этого делать, – встревает Остин, переводя свой стеклянный взгляд с меня на Марка. – Я бы и сам добрался.

– Ну, конечно, добрался бы. До ближайшего куста. Я же тебя буквально на своем горбу сюда приволок, придурок.

– Ну, конечно… конечно… именно поэтому ты сюда пришел… чтобы доставить меня домой.

– Конечно, для этого! Что мне еще, по-твоему, делать в Энглвуде ночью?

В ответ Остин бормочет какую-то абсолютно непонятную белиберду, которую не могу разобрать ни я, ни Эндрюз, что ясно дает нам понять: ему нужно как можно скорее добраться до кровати и как следует проспаться.

– Ты его обыскивал? – спрашиваю я у Марка.

– Нет. Он сам рылся по всем карманам.

– Господи! Он же говорить еле может, а ты не додумался сам проверить его на наличие ключей?

– Я что, лапать его должен был? – тут же взбухает Эндрюз.

– Лапать и ты – синонимы, Марк.

– Девушек, Никс, девушек. Сиськи, попки и все дела, а не этого чудака неблагодарного.

– Он же твой друг! – мои глаза сами по себе закатываются.

– И, позволь напомнить, твой тоже, так что лапай его сама, если хочешь, а ко мне не прикапывайся. Я свою часть дела выполнил и еле выжил, пока дотащил его досюда, – его лицо искажается болезненной гримасой, когда он снова присасывается к бутылке.

– Так, может, тебе не следует сейчас вливать в себя это пойло, а лучше поехать в больницу? – озадаченно предлагаю я. Не то, чтобы мне было дело до здоровья этого гада, который уже наверняка придумывает новую месть для меня, однако долю вины за его зверские побои я все-таки ощущаю и потому мне хочется быть уверенной, что в физическом плане с ним все будет в порядке.

– Алкоголь – мой анестезиолог, и он же мой лечащий врач, – выдает он торжественно, побуждая меня еще раз закатить глаза. К чему больница, если этому пьянчуге ни одно лечение мозги вставить не сможет.

– Точно, как же я могла забыть? Тебе же лучше всех известны методы быстрого восстановления, – усмехаюсь я, пожимая плечами, и скидываю сумку на пол, чтобы было удобнее обыскивать второго пьянчугу.

– А у самой-то что с башкой? – спрашивает Эндрюз, дотрагиваясь до пластыря на моей брови, своим жестом заставляя Остина нахмуриться.

– Ничего. Подралась на работе, – отмахиваюсь от Марка, начиная проверять карманы Рида.

– Член, что ли, с кем-то не поделила?

– Марк!!! – рявкаю я, взглядом указывая на то, что мы не одни.

– Да ладно, он все равно ни черта сейчас не понимает.

– Я все понимаю! – протестует Остин, хотя расширенные зрачки говорят о том, что мысленно он находится далеко от этой вселенной. – Я понимаю…

– И что же ты понимаешь? – но я все равно решаю на всякий случай проверить.

– Понимаю… что мы в Энглвуде.

– Уже неплохо, – усмехаюсь я.

– Сидим на полу.

– Ага.

– И ты находишься здесь.

– Это мы тоже уже выяснили.

– А еще ты меня трогаешь.

– Не трогаю, а ищу ключи, – которые вроде бы нащупываю в одном из передних карманов джинсов.

– Трогаешь-трогаешь… – Остин решает поспорить, явно пребывая на своей волне. – Я тоже хочу потрогать. – И после этих слов я резко взвизгиваю от ощущения проворных пальцев у себя под майкой.

– Ты что творишь, Рид?! А ну быстро угомонился! – но он меня не слышит, а лишь ускоряет и усиливает движения пальцев по моей коже. – Нет! Нет! Остановись! Ты же знаешь, как сильно я боюсь щекотки!

– Ты слишком серьезная, Ники… это нужно исправлять, – лепечет он, и я тут же срываюсь на неудержимый хохот, пытаясь оторвать от себя его руки, чтобы остановить щекотку. Однако Остин, хоть и пьяный в аут, силы свои никуда не утратил: схватив за талию, он одним легким движением заваливает меня к себе на колени, вовсю продолжая порхать подушечками пальцев по животу, бокам и ребрам.

– О-о-остин, приекрати-и-и! – скулю я, заливаясь смехом и повторяя попытки вырваться из его атакующих рук, пока Марк безучастно сидит рядом с нами и как ни в чем ни бывало прикладывается к бутылке.

– Не прекращу-у-у!

– Ости-и-ин!

– Не-е-ет! Посмейся громче!

– Дура-а-ак! Я сейчас всех соседей разбужу своим визгом! Хватит!

– К черту соседей! Я люблю твой визг, малышка! – Рид расплывается в пьяной довольной улыбке. – И смех твой тоже люблю очень… Ты всегда должна смеяться, – бурчит он, игриво прижимаясь носом к моей щеке.

Пахнет от него так знатно, словно он не только внутрь в себя заливал литры алкоголя, но еще и искупался в ликероводочном бассейне, а сразу после обвалял себя в куче табачного пепла. И пусть обычно я на дух не переношу этот едкий запах, от которого я сама, вероятнее всего, скоро опьянею, от Остина меня он нисколько не отталкивает.

Мне вообще кажется, что ничто на свете никогда не сможет меня от него оттолкнуть, потому что вот она – грёбаная любовь, что заставляет меня, контуженную на всю голову идиотку, будучи вконец уставшей после сумасшедшего дня, полного драк, ссор и происшествий, лучиться счастьем только потому, что я в грязном подъезде сижу на коленях недосягаемого для меня человека, источающего из себя целый букет ароматов алкогольных напитков, и неконтролируемо смеюсь от его щекотливых прикосновений.

Да, вот такая у меня странная, безусловная и годами причиняющая мне страдания любовь, с которой я ничего не могу поделать, но как бы мне ни хотелось остаться с ним так навечно, нам нужно все-таки успокоиться и поскорее попасть в квартиру, чтобы уложить в постель это пьяное, ничего не соображающее создание.

– Остин! Все! Прекрати! Я же сейчас умру от смеха! – но человеку абсолютно безразличны мои скулящие просьбы, поэтому мне приходится обратиться ко второму: – Марк, мать твою, помоги же мне! Не видишь, что ли? Я вырваться не могу!

– Да вы, должно быть, издеваетесь надо мной! – недовольно сокрушается Марк, но все-таки соизволяет наконец прийти мне на помощь: не без труда встав на ноги и кое-как удержав равновесие, он обхватывает меня руками и резко вытягивает из щекочущих оков Остина, срывая с его уст поток громких, нечленораздельных возмущений.

– Да тихо ты! Не шуми так! – шикаю я, одёргивая задравшуюся майку вниз. – Марк, нужно быстро достать ключи, пока кто-нибудь не услышал его крики. – И под «кем-нибудь» я имею виду своего шпиона, который вполне способен даже с улицы расслышать пьяный ор Остина.

– Может, мне его просто вырубить?

– Очень смешно.

– Я не шутил.

– Он и так завтра помирать будет от похмелья, поэтому давай обойдемся без рукоприкладства. Ключи вроде бы в кармане джинсов, но тебе нужно его поднять на ноги, чтобы я смогла их достать.

Эндрюз устало откидывает голову назад, шумно вздыхает, но все же выполняет мою просьбу.

– Давай, придурок, подъем! – он берет друга под подмышки и рывком приподнимает вверх, на всякий случай плотно прижимая к стене. – Вот так, а теперь стой спокойно на месте. Сможешь?

– Конечно, смогу! Я что, немощный, по-твоему? – фыркает Остин и, к счастью, в самом деле сам удерживает себя на ногах. Но лишь до момента, когда я подхожу к нему и начинаю засовывать руку в его карман. – Моя маленькая девочка, – тихо протягивает он и в желании сгрести меня в объятия перекладывает весь немалый вес своего тела на мои плечи.

Шикарно! Именно то, что надо после изнурительного дня и драки со снежной стервой!

– О-о-остин! Я же сейчас упаду! – сдавленная его тяжестью бормочу я, но, слава богу, уже в следующий миг чувствую облегчение.

– Я кому сказал спокойно стоять?! – Марк вновь отрывает его от меня, прибивая обратно к стене, на сей раз продолжая его удерживать. – Побудь спокойным хотя бы минуту, бля*ь, и не трогай ее! – раздраженно добавляет он, движением головы приказывая мне скорее вытаскивать ключи.

– Ну, да-да… Простите… Я не хотел… Нельзя же… – Остин на миг приподнимает руки в миролюбивом жесте, а затем внезапно схватывает Марка за майку и, притянув к себе, прерывисто выпаливает: – Но ты только посмей ее обидеть… Только посмей… Хоть когда-нибудь… Прибью… Не задумываясь… Сразу же!

– Ты совсем сдурел?! – рычит в ответ Эндрюз.

– Если узнаю, что ты с кем-то еще… сразу же… получишь… по морде… не дам ее обидеть…

– Ты чего вообще несешь? – вмешиваюсь я, пытаясь их разъединить, но Остин не обращает на меня никакого внимания, а лишь продолжает выдавать обрывками какие-то непонятные угрозы, доводя тем самым Эндрюза до крайней точки, когда он не выдерживает и огрызается:

– Слушай, ты задолбал меня, Рид! После суток бойни в тюряге и нескольких часов борьбы с твоим пьяным буяном, мне меньше всего хочется еще слушать о том, как ты печешься о своей ненаглядной сестрице, поэтому, клянусь, если ты сейчас не заткнешься и не успокоишься, я тебе вмажу!

– Это я тебе вмажу, если ты ее обидишь!

– Да с хрена мне ее обижать, дебил?! Что ты заладил? Да и хватит уже за нее так переживать! Она спокойно может попросить помощи у другого крутого защитника, чтобы он поквитался со всеми ее обидчиками.

– Марк, замолчи! – охваченная страхом встреваю я, впиваясь пальцами в его предплечье. Еще несколько секунд парни смотрят друг другу в глаза настолько пристально, насколько позволяет их нетрезвая кондиция, а затем Остин переводит свой взгляд на мою руку, прицепившеюся к Марку, и, коротко усмехнувшись, наконец отпускает его.

Не теряя драгоценного времени, пока Остин утихомирился, я ныряю в его передний карман и быстро вылавливаю в нем металлическую связку.

– Заходи в квартиру, – открыв дверь, прошу я Рида и порываюсь придержать его, но он отказывается, небрежно отмахиваясь от меня.

– Не надо мне помогать. Я сам могу идти.

Что он и делает: пошатываясь и едва переставляя ноги, входит в квартиру, в которой мы провели все свое детство. Тут в точности, как и у меня дома: тесно, сыро, ветхо, но зато, как всегда, царит идеальная чистота, а стоячий запах ржавчины до сих пор разбавляется ароматом пряных специй, несмотря на то, что хозяйка дома уже больше недели ничего не готовила и больше никогда этого сделать не сможет.

Даже на меня начинают давить родные стены этого дома, царапая нахлынувшими воспоминаниями по свежей ране, нанесенной утратой прекрасной бабушки Мэгги, поэтому боюсь представить, каково будет Остину находиться здесь. Возможно, и к лучшему, что он сейчас пребывает в полном неадеквате, отчего может избежать цунами тоски и печали, что несомненно обрушились бы на него в трезвом сознании.

Медленно доковыляв до своей комнаты и не проронив больше ни слова, Остин прямо в одежде животом валится в постель. Понимаю, что раздеть его целиком у меня точно не получится, но решаю хотя бы снять с него кроссовки, чтобы переложить свисающие ноги на кровать.

Подкладываю под голову подушку, укрываю одеялом и, не удерживаясь от любовного порыва, притрагиваюсь к его теплой щеке, покрытой легкой щетиной, отбрасываю каштановые пряди волос со слегка вспотевшего лба и, пройдясь, рукой по его затылку, зависаю в любовании его спящим лицом вплоть до момента, пока в паре метров от меня не раздается возглас Марка:

– Да чтоб я сдох!

Отскакиваю от Остина и быстро перевожу взгляд на парня, который, прислонившись плечом к дверной раме, с неприкрытым изумлением смотрит на меня.

– Что я ви-и-ижу – протягивает он, прищурив отекшие, посиневшие веки.

– А что ты видишь?

– Сестрица втрескалась в своего братишку! – он не спрашивает, а утверждает.

– Что ты мелешь? – посмеиваясь, отдаю все силы, чтобы спрятать волнение, но Марк, понятное дело, остается при своем мнении.

– Поэтому-то ты и не хочешь, чтобы он узнал о твоей развратной работке. Так ведь?

– Замолчи! Ты можешь здесь об этом не говорить?

– Уходишь от ответа, значит я прав, – победоносно ухмыляется гад.

– Ни от чего я не ухожу, а тебе, видимо, тоже необходимо проспаться, чтобы прекратить нести чепуху.

– Несу, что вижу.

– Сходи к глазному, значит.

– Ну я-то, может, и схожу, а вот тебя ни один врач от привычки врать не излечит.

– Я не вру.

– Ну да, ну да! Заливай дальше, – покачивает головой Эндрюз, скрестив руки на груди.

– Хватит, Марк! – рявкаю я, не выдерживая его скептического взгляда. – Закроем эту бредовую тему, и вообще нам лучше выйти из комнаты, чтобы не разбудить Остина! – стремительно подхожу к парню, желая вытолкать его в коридор, но не получается: Марк стоит в дверном проеме, точно неподвижный камень.

– Признаешься, и тогда выйдем! – внезапно выдает он.

– Мне не в чем признаваться.

– Так уж не в чем?

– Да.

– Значит, мне сейчас все показалось?

– Именно.

– Уверена?

– Абсолютно.

– Ну, раз так, значит, постоим здесь и прямо рядом с Остином пообсуждаем тему наркотиков, которые благодаря твоему любовничку появились в моем багажнике! – во весь голос произносит Марк, заставляя меня рефлекторно накрыть его рот рукой, отчего он начинает сдавленно стонать от боли.

– Черт! – тут же убираю ладонь с его лица, понимая, что давлю на кровоточащие раны. – Ты можешь заткнуться? Мало ли кто хотел с тобой поквитаться? Уверена, с твоим отвратительным поведением ты многим дорогу перешел, так что с чего ты вообще решил, что какой-то мой любовник причастен к твоему заключению? – спрашиваю я полушепотом, то и дело посматривая на Остина.

– Может, потому что это «теплое» приветствие в тюремной клетке – дело рук Адама Харта? – указывает на свои удручающие побои на лице.

– Что?! Он лично с тобой это сделал?! Ты его видел?! Он тебе что-то сказал?! Что-то спрашивал обо мне?! – пылкий поток вопросов вылетает из моего рта раньше, чем я успеваю хоть что-то осмыслить. Что за бурная реакция такая? Какое мне дело до него? Сама не понимаю, да и злорадная улыбка Марка особо не дает времени разобраться.

– Ого! Да как я посмотрю, он тоже тебя неслабо волнует, Никс. Неужели и в твоем сердечке места хватает больше чем для одного мужчины? Получается, не такие уж мы разные с тобой, не думаешь? – насмехаясь, Марк приподнимает бровь и буравит меня ироничным взглядом, пока его ехидные слова, будто кобры ядовитые, жалят смертельным ядом мне всю изнанку кожи.

– Мы с тобой абсолютно разные, Марк. И Адам мне полностью безразличен… мне просто хочется узнать – он ли с тобой это сделал? – едва справляясь с внутренним душевным землетрясением, сдавленно произношу я, в мыслях саму себя убеждая, что вся причина интереса именно в этом.

– Спорить с тобой – легче застрелиться. Ты, по ходу, даже самой себе ни в чем никогда честно признаться не можешь. Но будь добра сделать мне одолжение: прекрати строить из себя дурочку, притворяясь, будто это не ты натравила на меня Харта. Я и так все знаю. Он действовал в открытую, так как скрывать от меня свое имя не видел никакого смысла.

– Так, значит, ты его…

– Нет, лично я его не видел, но от его имени крайне неприятные люди передали мне пламенный «привет» с доходчивым посылом, чтобы в следующий раз воспринимал его угрозы насчет тебя в серьез. И, получая щедрые тумаки от группы бандюганов, которых якобы случайно подсадили мне в одну клетку, я сразу понял мотив твоего внезапного страстного поцелуя и желания меня удовлетворить. Маленькая сучка решила избавиться от меня с помощью влиятельного ухажера? Неплохо, Никс, неплохо. Да только, как видишь, я здесь, а вот твоего суперзащитника поблизости не вижу. Знаешь, что это означает?

– Марк, успокойся… ты сам вынудил меня это сделать.

– Сам? Ну, конечно, как всегда, я сам во всем виноват. Да только мои издевки – ничто по сравнению с тем, что сотворила ты, идиотка. Ты хоть понимаешь, что из-за влиятельных связей Харта даже адвокату моего отца едва удалось выбить разрешение суда о выходе под залог? Я чудом выбрался из этого зверинца сегодня! Мог бы застрять там надолго и выйти на волю только если в морг!

– Тише! Не кричи, – прошу я, с опаской оглядываясь назад, но придурку абсолютно пофиг на сон Остина и он продолжает громогласно вываливать всю информацию:

– Понимаешь, что моему бате пришлось отстегнуть кучу бабла за свободу сына, который вконец очернил его безупречную репутацию и теперь никогда не будет допущен к правлению семейным бизнесом, потому что ни один партнер не захочет вести дела с наркоторговцем!

– Что? – изумленно выдыхаю я.

– Что? Удивлена масштабом проблем, которые спровоцировала? Так это только начало, малышка. Отец не только поставил крест на моем участии в своей компании, но также отнимает у меня квартиру, машину, уже заблокировал доступ ко всем кредитным картам и приказал в течение недели исчезнуть из Рокфорда и больше никогда не возвращаться!

– Боже! – ошарашенно пищу я, искренне ужасаясь услышанному. – Но как твой отец вообще мог такое сказать?

– Элементарно, Никс, элементарно. А все потому, что требование о моем отъезде принадлежит именно Харту, а моему папаше просто приходится его выполнять, в противном случае Адам не позволит ему так просто совершить его любимую «уборку» всех следов, свидетельствующих о моем заключении, чтобы о нем уже через пару дней не было и воспоминая. А вот этого отец точно не может допустить. Репутация для него превыше всего остального, и он сделает что угодно, лишь бы на его имя не падали никакие криминальные тени. Все! Даже без колебаний выгонит единственного сына из родного города.

– Но… Это ужасно… Я не хотела этого, Марк! Поверь, такого точно не хотела. Мне нужно было всего лишь, чтобы ты прекратил меня мучить и изменять Эмилии. Я даже подумать не могла, что Харт тебе всю жизнь разрушит, – звенящим от сожаления голосом произношу я, глядя на него с настороженностью, будто ожидаю получить первый удар уже прямо сейчас.

– Да уж! Подумать она не могла! А стоило… Ты ведь долбанная фабрика по производству проблем! Нет, не проблем! Трагедий! Как для себя, так и для всех окружающих. Ты хоть представляешь, что я с тобой сейчас готов сделать?! – гневно выдает он, подпитывая мои опасения о его скорой расправе надо мной.

– Но я не хотела этого, – делая непроизвольный шаг назад, жалобно повторяю я, на что надеясь – сама не знаю.

– Это не меняет факта, что ты сделала из меня новоиспеченного бомжа, – криво ухмыляясь, он грозно надвигается на меня до тех пор, пока я не упираюсь бедрами в прикроватную тумбочку, чуть ли не роняя на пол светильник.

– Марк… Пожалуйста, не здесь, – умоляюще лепечу, бросая взгляд на беспокойно ворочающегося в кровати Остина, но было бы глупо надеяться, что пьяный друг остановит Марка от того, чтобы меня… Эм… Задушить? Свернуть мне шею? Ударить? Или еще раз попытаться изнасиловать? Не знаю, что со мной сейчас сделает этот устрашающий гневный Халк, только не зеленый, а синий – из-за огромного количества синяков, но однозначно ничего хорошего, поэтому, когда он вплотную подходит ко мне, я просто закрываю глаза и вжимаю голову в плечи, морально готовясь к любым его действиям.

К любым, даже самым агрессивным, неадекватным и болезненным действиям, но то, что Эндрюз делает дальше, поражает меня не просто физически, а, черт подери, – до самых недр души.

Он обнимает.

Да! Мои нервы натягиваются, как тонкие струны, тело сжимается в ожидании беды, а этот побитый пьяный громила просто обнимает меня, тем самым будто прокручивая мои мозги через мясорубку от тотального ступора.

Что, мать его, происходит?!

– Выдохни, Никс, я просто говорю тебе «спасибо», – неожиданно радушным голосом отвечает он на мой непроизнесенный вопрос, лишь увеличивая шкалу моего шока.

– Спасибо? – неуверенно бурчу я, впечатавшись щекой в его грудь.

– Ага.

– Ты что, помимо алкоголя наглотался чего-то посильнее? – мой вопрос заставляет его засмеяться и тут же снова застонать от боли.

– Я бы не прочь наглотаться чего-нибудь мощненького и желательно болеутоляющего, но нет – я чист, как стеклышко, – заявляет Марк и наконец выпускает меня из объятий, сразу же пошатнувшись в сторону.

– Про «стеклышко» ты сейчас явно переборщил, – констатирую осипшим голосом и уверена, пока я с нетерпением ожидаю услышать объяснения, мои глаза становятся похожи на блюдца.

– Вот эта твоя оторопелая моська – что-то с чем-то! Она меня забавляет даже больше, чем когда ты разгневанная гарпия, – лепечет он какую-то ерунду, что никак не относится к теме.

– И?

– И-и-и… – нарочно тянет время Марк, продолжая играть на моих нервах. – Поэтому я не мог упустить возможность и не построить из себя разъяренного дядьку, который намеревается покончить с тобой, но теперь, когда я увидел твою ошалелую физиономию, ты можешь расслабиться, Никс. Я ничего тебе больше не сделаю.

– Нет? – широко распахиваю веки.

– Не-а-а! Мести никакой не будет. Как и новых поручений в обмен на молчание тоже!

– Не будет? – а теперь мои глаза вообще норовят выскочить из глазниц.

– Ничего не будет, подруженька. Только если ты не захочешь, чтобы я отблагодарил тебя не только объятиями, – кошара в своей любимой манере многозначительно поигрывает бровями, но я пропускаю мимо ушей его очередной призыв на «перепихон» и спрашиваю:

– Да за что ты благодаришь меня?! Я понять все никак не могу. Ты же в полной заднице! Или все, что ты сказал мне о проблемах с отцом, тоже выдумка?

– Ох, нет-нет! Каждое мое слово – сущая правда, и именно за нее я и благодарю.

Марку везет понаслаждаться еще одной моей вконец «оторопелой моськой», что вновь заставляет его ненадолго рассмеяться, а затем продолжить:

– Ты просто не знала, Никс, что я годами творил всякую хрень не просто так, а одержимый стремлением своими выходками выбесить отца, чтобы он наконец отказался от своей навязчивой идеи – передать мне все нудные дела семейной компании и посадить меня в свой чертов офис, на который мне чихать хотелось. Однако, сколько бы не позорил его на людях своим дурным поведением, у меня ни черта не получалось. Он всегда покрывал все мои выкрутасы и оставался непреклонным в своем убеждении: «Семейное дело должно перейти исключительно в руки члену семьи Эндрюз и бла-бла-бла…», – он понижает голос и делает серьезнейшее лицо, явно пародируя манеру речи отца. – Но Харту всего за день удалось сделать то, что мне годами не удавалось – он навсегда уничтожил планы отца видеть меня у штурвала семейного дела и буквально вынуждает его собственноручно выгнать меня из города. Фишка лишь в том, что Адаму вряд ли придет в голову, что своими действиями он не лишает меня всего, а наоборот – дарит свободу от папаши, который не только навязывал мне свои желания с самого детства, но и на корню обрубал все возможности для меня заниматься тем, чем я всегда страстно желал заниматься.

– Музыкой? – вырывается у меня первое, что приходит на ум, потому как пение Марка в самом деле произвело на меня неизгладимое впечатление.

– Так точно. Он постоянно перекрывал мне все пути для начала музыкальной карьеры. На какие бы прослушивания я ни ходил, в какие бы звукозаписывающие студии я ни пытался попасть, меня везде встречали отказы. Да что уж там… меня даже в обычные бары для музыкальных вечеров не брали, а каждое мое видео с песнями на УouTube бесследно удалялось в первые же минуты загрузки. Смекаешь степень пи*деца, в котором я жил все это время? Против власти отца у меня не было никаких шансов, но теперь все двери для меня открыты, я могу уехать куда глаза глядят, как можно дальше от всего своего зацикленного на бизнесе семейства, и смогу всецело посвятить себя творчеству, – он опускает обе руки на мои плечи и смотрит прямо в глаза. – И прикинь, Никс, все благодаря тебе и твоему любовничку. Я сам в шоке! Но этот так: если бы не твое желание от меня избавиться, боюсь, я бы никогда не смог отвязаться от отца и его планов на мою жизнь, – проговаривает Эндрюз устало, запинаясь и съедая многие окончания слов, но с таким воодушевлением и ликованием, что я в который раз за наше с ним знакомство прихожу к одному-единственному умозаключению.

– Какой же ты гребаный везунчик, Марк! – с усмешкой выдаю я, от удивления покачивая головой. – Без дома, без денег, без семьи, лицо – сплошной синяк, и все равно даже из такой ситуации ты выходишь победителем.

– Неужели я слышу в твоем голосе зависть, малышка? – он едва справляется с тем, чтобы тыкнуть пальцем мне в кончик носа, а когда я резко вздрагиваю от очередных ворчаний Остина, и вовсе попадает мне в глаз.

– Честно? Как бы это странно ни звучало, но да, я завидую тебе, – признаюсь я. Отталкиваю Марка от себя и ухожу в другой конец комнаты, устало прислоняясь к шкафу спиной. – Я ничего плохого в своей жизни никому не делаю, а беды сыплются на меня, как из рога изобилия. Ты же конченый засранец, а Вселенная все равно почему-то тебя любит и постоянно благоволит.

– Ошибаешься, – он вразвалочку добирается до меня и также заваливается на шкаф, вызывая своим весом негромкий хруст деревянной дверцы. – Меня любит вовсе не Вселенная.

– А кто? Фортуна? Или ты сделку с демоном на перекрестке заключил?

– Не-а. Все куда проще – я сам себя люблю и всегда в первую очередь думаю о себе любимом. И, возможно, именно в этом и заключается корень всех твоих неудач, Никс.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты не любишь себя, – бросает Марк, будто баскетбольным мячом попадая в центр моего солнечного сплетения. – И именно поэтому ты год за годом не можешь выбраться из всего болота, которое тебя окружает. Я ведь в курсе, что у тебя тоже, как и у меня, есть карьерная мечта. И я сам видел, насколько ты талантлива. Но разница в том, что если на пути к моей мечте у меня стояла влиятельная преграда в виде отца, который, так сказать, то и дело подрезал мне крылья, то в твоем случае – ты сама их безжалостно себе режешь. Тебя никто не держал здесь много лет, не останавливал, не вставлял палки в колеса в каждом твоем начинании. Ты добровольно торчишь здесь ради мамы, которая вряд ли стоит таких жертв…

– Марк, не…

– Не напрягайся, я не тот, кто будет выворачивать тебе мозги. Это дело оставлю Остину. Я просто веду к тому, что ты вряд ли хоть когда-нибудь сможешь впустить в свою жизнь хоть крупицу удачи, если неустанно будешь бултыхаться в этой Энглвудской канаве, в которой застряла только потому, что любишь кого угодно, но только не себя.

– И как же научиться себя любить, профессор жизни? – ехидничаю я.

– С этим вопросом обращайся к учебнику по всей этой белиберде по самопознанию или к какому-нибудь мозгоправу, но уж точно не ко мне. Я не профессор жизни, знающий все на свете, а всего лишь конченый эгоист.

– Тут я с тобой не соглашусь, Марк, – откидываю голову назад на деревянную поверхность шкафа, глядя на удручающий профиль Эндрюза. – Ты эгоист, но не конченый… Ведь будь ты таковым, то со своими ранами не мудохался бы с Остином полночи, а мирно пошел бы отдыхать.

– Я просто поступил, как полагается поступать друзьям в подобных ситуациях.

– Прекрасным друзьям, – подправляю я, встречаясь с его усталым взглядом. – А ты в самом деле такой, Марк.

– А теперь я слышу в твоем голосе удивление? – усмехается он.

– Я думала, ты во всех аспектах мудак, но как друг Остина, должна признать, ты действительно показываешь себя с хорошей стороны. Не то что я, – концовку фразы произношу почти беззвучно, с грустью возвращая взор на распластавшееся по всей кровати тело Рида.

В комнате повисает непродолжительное молчание, я лишь слышу ритмично тикающую стрелку на часах, с каждым глухим щелчком которой все сильнее ощущаю испытывающий взор Эндрюза, ошпаривающий мне щеку.

– И как давно? – его вопрос проходит сквозь поры на коже, добираясь до самого сокровенного ящика в моей душе. До сих пор никто, кроме Эми, не знал о моих истинных чувствах к Остину, и, по правде говоря, я хотела бы, чтобы так оно и оставалось, однако продолжать сейчас и дальше отрицать перед Марком очевидное было бы, по меньшей мере, глупо.

– С первого взгляда, – честно признаюсь я, опуская взор в пол, а в ответ лишь получаю протяжный, шумный выдох. – И что? Не будет никаких издевок, подколов и смеха? – интересуюсь я, придав голосу максимум беззаботности, пока по груди будто ножом царапает.

– Да какой тут смех, Никс? Я могу лишь восхититься твоим актерским талантом. Столько лет так отменно играть роль сестрицы. Я поражен! Снимаю шляпу. Но я только одного не понимаю…

– Чего? – справляясь со сковывающим все тело смущением, поднимаю на него робкий взгляд.

– Зачем это нужно было делать?

– А зачем нужно было бы ему что-то говорить?

– Ну… как минимум для того, чтобы он знал.

– И что бы это изменило, кроме того, что добавило бы нашей дружбе массу неловкости?

– И вот опять! – безрадостно усмехается Марк.

– Что опять?

– Опять твоя самооценка, что валяется где-то на дне Марианской впадины, изначально заставляет тебя видеть лишь плохой исход.

– Дело не в моей самооценке, Марк. Я просто знаю, что там никогда не может быть никакого другого исхода.

– Да? И откуда же?

– Знаю и все. Я же не слепая дура и четко вижу разницу его отношения ко мне и к другим девушкам.

– Не слепая, но точно дура! – повышает он голос, получая за это от меня локтем по ребрам. – А-у-уч!

– Контролируй громкость, – требую я шепотом.

– Да как тут контролировать, когда я еще раз убеждаюсь, что любите вы, бабы, сами у себя в мозгах что-то сварить, заправить все какими-то поспешными суждениями, а потом страдать понапрасну из-за всего этого месива, вместо того чтобы просто нормально поговорить с человеком и расставить все точки над «і».