Текст книги "Тайна Старого Леса"

Автор книги: Тори Халимендис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

–Доброе утром, госпожа Сурада, – поприветствовал меня Густав, а Этьен просто кивнул. – Мы распорядились доставить вас сюда для проведения небольшого опыта.

Я уставилась на него, постаравшись придать лицу недоуменное выражение.

–Сейчас сюда приведут вашу подругу, госпожу Гаскье. Постарайтесь разговорить ее. Мы будем находиться рядом, за ширмой.

Так вот зачем сюда притянули эту штуку! Постаравшись сдержать улыбку, я пробормотала как можно более неуверенным тоном:

–Я попробую, но вдруг у меня не получится?

–Не беда, – преувеличенно бодро заявил Густав, – главное – попытайтесь.

–А о чем я должна ее расспрашивать?

Похоже, вопрос поставил Старшего Дознавателя в тупик. Вероятно, он настолько верил в безуспешность затеи, что не счел нужным даже придумать подходящие вопросы.

–Эээ... Да о чем пожелаете, главное, чтобы она заговорила.

Этьен за спиной дяди усмехнулся. А потом выглянул в коридор, отдал какое-то распоряжение и оба Дознавателя поспешили скрыться за ширмой. Спустя несколько минут дверь распахнулась и в комнату втолкнули Лидию. Жалость острой иглой кольнула мне сердце. Я с трудом узнала бывшую подругу, настолько мало она походила на всегда опрятно одетую и аккуратно причесанную Лидию. Грязные нечесаные волосы свисают сальными лохмами, глаза ввалились, а щеки запали. Взгляд мутный, ничего не выражающий. На заострившемся лице нос с небольшой горбинкой выделяется прямо-таки клювом хищной птицы. Наверное, ей позволили переодеться, прежде чем забрали в ратушу: вместо окровавленного ночного одеяния на ней платье, тоже грязное, с обтрепавшимися манжетами. На худых запястьях тяжелые кандалы.

–Лидия, – пытаясь не расплакаться от жалости, позвала я.

Она повернулась в мою сторону и мне показалось, что взгляд ее стал осмысленным.

–Лидия, – повторила я уже обрадованно, – узнаешь меня?

И тут лицо ее перекосилось, в глазах полыхнула ярость и Лидия внезапно бросилась на меня, целя скованными руками в лицо. Я заорала и отскочила, в мгновенно открывшуюся дверь влетели стражники, из-за ширмы выскочили Густав и Этьен.

Когда яростно отбивающуюся Лидию скрутили и утащили обратно в подвал, Густав велел Этьену сопроводить меня домой. Я попыталась отказаться от такой чести, но Старший Дознаватель решил, что после пережитого потрясения провожатый мне просто необходим, не то имеется риск, что я попросту упаду в обморок где-нибудь по дороге. И когда мы покидали ратушу, я прямо-таки ощущала исходящую от Этьена волну гнева. Но поскольку он во время пути предпочел молчать, то я не выдержала и заговорила с ним сама:

–Ты очень сердишься на меня?

–На тебя? Да я на себя злюсь. Словно наивный мальчик, честное слово! Мог бы и предугадать реакцию этой дряни, а не рассчитывать на авось.

–Этьен, но это ведь моя идея...

Он остановился и посмотрел мне в глаза:

–А я старше и опытнее, Анна. И, наконец, я все-таки Дознаватель. Знал ведь прекрасно, что эта девица тебя ненавидит, но о последствиях вашей встречи совсем не подумал. Стоит мне представить, что мы бы не успели и она смогла тебе навредить – и хочется либо свернуть ей шею своими руками, либо самому лбом об стену постучать из-за собственной непредусмотрительности. Если бы с тобой что-нибудь случилось, я бы никогда себе этого не простил.

Эти слова прозвучали столь горько, что мне захотелось как-нибудь его поддержать. Я протянула руку, зажмурилась и погладила Этьена по плечу.

–Ну что ты? Все ведь обошлось, все хорошо, – прошептала я, чувствуя, как полыхают щеки.

–Да, все хорошо, – почему-то тоже шепотом согласился он.

И всю оставшуюся дорогу мы старательно отворачивались друг от друга.

А уже перед домом мы столкнулись с вышедшей из калитки Марго. Не знаю, куда она собиралась, но, увидев меня, мигом переменила свои планы. Сетуя на то, какой слабой – совсем больной! – я выгляжу, она затянула меня в свой дом и усадила на удобную кушетку. А Этьена забросала вопросами. Арье не счел нужным скрывать от нее что-либо из произошедшего в ратуше – все равно Ролан рассказал бы вечером – так что вскоре Марго узнала все о моем неудачном свидании с Лидией.

–Бедненькая, – пожалела она меня. – Вот уж досталось тебе, страсти-то какие! Да вы ступайте, господин Дознаватель, все с Анной будет в порядке, я о ней позабочусь. И благодарю вас, что довели ее, не то сомлела бы где по дороге, сердешная. Еще бы, такое пережить! Ну да ничего, я вот согрею ей молочка с медом да пирогами накормлю – глядишь, и повеселеет.

Марго оставалась верна себе, полагая, что все горести можно заесть пирогами. Один пирог она даже сунула в руки уходящему Этьену, несмотря на все его возражения. А закрыв за ним дверь, захлопотала вокруг меня, одновременно подогревая молоко и выспрашивая подробности случившегося в ратуше.

–Ужас-то какой. Совсем, видать, девка свихнулась. А что, так и молчит?

–Молчит.

–И вот так, ни словечка не сказав, на тебя набросилась? Ой, вот где жуть-то. Бедная, натерпелась ты страху. О чем только этот Старший Дознаватель думал, когда тебя наедине с сумасшедшей оставить решил? Сам-то небось один на один с ней оставаться желанием не горит, а с гвардейцами за спиной кто угодно храбрым будет. Гад он, вот что скажу я тебе, как есть гад, – Марго ойкнула и прикрыла рот рукой, сообразив, что обругала нынешнее мужнино начальство. Но затем, упрямо тряхнув головой, продолжила, понизив, правда, голос до шепота. – Это ему не с мужиками байки травить в трактире. Надо же додуматься – втянуть тебя в такое! А главное, зачем? Ежели желают разум в сумасшедшей пробудить, так приводить вовсе не подругу надобно, а мужа.

При этих словах я едва не кинулась обнимать Марго. Конечно, как только я сразу не сообразила! Надо привести в ратушу Питера. И Этьен возражать не будет, все-таки из-за Питера он не переживает. На мгновение мне стало стыдно за эту мысль, но я сразу же успокоила себя тем, что теперь Дознаватели знают, чего можно ожидать от Лидии, стало быть, ситуация, подобная сегодняшней, не должна повториться.

Против ожидаемого, Этьен отнесся к моему предложению довольно скептически.

–Максимум, чего мы достигнем – она опять разъярится, но в себя вряд ли придет, – уверял меня он.

–Даже если и так, что мешает проверить? Это ведь не потребует особых усилий.

–Ну ладно, если ты настаиваешь... В конце концов, ты эту парочку лучше знаешь, может, что и выйдет. Но я вот что хотел тебе рассказать: кажется, я наткнулся на зацепку. Обнаружил брошенное вскользь упоминание, что пустырь между лесом и кладбищем образовался в результате пожара.

–Странно. Что могло располагаться в этом месте? Вряд ли кто-то хотел бы там жить.

–А вот об этом ничего сказано не было. Но в любом случае постройка выгорела дотла – написано, что пожар был сильным.

–И, вероятно, произошло это очень давно, раз о нем никто не помнит. Да и вообще в нашем городке пожары редки. На моей памяти только один и случился – у Рины коровник загорелся. Но быстро прибежали соседи, вывели животных и потушили пламя, ничего толком выгореть не успело, только крышу новую пришлось делать.

Открытие Этьена заинтересовало меня. Вест вечер я то и дело возвращалась к размышлениям о том, кто, что и с какой целью мог построить в столь странном месте. Вероятно, именно из-за этих мыслей мне и приснился кошмар. Будто я просыпаюсь в дыму и первые мгновения даже не могу понять, что происходит. Очень жарко, воняет гарью, по стенам мечутся языки пламени. Я срываюсь с кровати, распахиваю окно – и огонь за спиной начинает зверствовать еще сильнее. Треск горящего дерева, кажется, оглушает. Где-то внизу мечутся тени, темные на белом снегу. А резкие порывы ветра бросают мне в лицо ледяную крупу. Надо собраться с силами и выпрыгнуть, но как же мне страшно...

Проснулась я в слезах и не сразу сообразила, что мирно лежу в своей постели. А поняв, что это лишь сон, снова заплакала, на сей раз от облегчения.

Питера вызвали в ратушу через день, о чем мне, помимо Этьена, сообщил еще и Ролан. Марго не преминула отметить, что Дознаватели словно услыхали ее идею, а я подумала, что соседка и не подозревает, насколько права. Я, естественно, при встрече Лидии с супругом не присутствовала, но Арье рассказал мне все подробности.

На сей раз не было никакой ширмы. Густав, Этьен и Филипп расположились за столом, причем последний приготовился записывать. Гвардейцы на всякий случай стали у стены, а Питер мялся в углу. Когда ввели Лидию, она даже не взглянула на мужа. Застыла посреди комнаты, опустив глаза. На лице ее по-прежнему было отсутствующее выражение. Питер смотрел на супругу с жалостью и отвращением, что несколько покоробило Этьена. Густав же подал знак гвардейцу и тот подтолкнул Питера к супруге. Тот сделал пару шагов и с обреченным вздохом позвал:

–Лидия...

Глаза сумасшедшей внезапно сузились и она резко повернулась к мужу. Она явно узнала Питера, взгляд ее приобрел осмысленное выражение и она протянула к супругу скованные руки.

–Забери меня отсюда, – заплакала она. – Мне здесь плохо, так плохо! А я не хотела, чтобы так получилось, поверь мне, не хотела. Это не я, нет, не я! Я не виновата! Я просто хотела быть счастливой. Пожалуйста, забери меня. У нас все будет хорошо, вот увидишь, только забери меня.

Слезы текли по ее грязному исхудавшему лицу, руки Лидия умоляющим жестом прижала к груди. Питер замер в растерянности, взирая на жену с омерзением.

–Прекратите балаган, госпожа Гаскье! – неожиданно резко вмешался Густав. – Немедленно успокойтесь и извольте отвечать на наши вопросы.

Лидия перевела на него взгляд и захохотала, снова впав в безумие. Ни выплеснутая ей в лицо вода, ни пощечина, от души отвешенная ей одним из гвардейцев не смогли успокоить невменяемую и оборвать этот жуткий хохот. Ничего больше не добившись от узницы, Густав велел вернуть ее в камеру. Выглядел он при этом весьма раздосадованным.

–Ну вот, – заключил Этьен. – Если бы дядя не вмешался, возможно, рассудок все-таки вернулся бы к ней. Нет бы ему промолчать.

–Ничего, – утешила его я. – Вы ведь выяснили главное – на Питера Лидия реагирует. Теперь вы можете устроить им еще одну встречу и посмотреть, что из этого получится, на сей раз не вмешиваясь.

–Ему уже велели явиться в ратушу и завтра. Вот только все равно досадно, что так вышло.

Но на следующий день Питеру не суждено было увидеть Лидию. Пришедшие за узницей гвардейцы обнаружили в камере уже успевшее остыть тело.

День выдался замечательным: теплым, солнечным, безветренным. Под ногами золотым шуршащим ковром лежали опавшие листья, а редкие облака лениво проплывали по удивительно голубому для осени небу. В такую погоду хотелось гулять, наслаждаясь последним теплом, вот только вместо прогулки жители городка собрались на кладбище – попрощаться с той, кому уже нет дела ни до солнечного дня, ни до близкой зимы, ни до прочих мелочей, оставшихся живым. "Должно быть обидно, если тебя хоронят в такой прекрасный день", – мелькнула в голове нелепая мысль. На лицо Лидии, измененное посмертием почти до неузнаваемости, смотреть было неприятно и больно, поэтому я переводила взгляд то на Лес, кажущийся отсюда сплошной темной стеной, то на стоявших у свежевырытой могилы людей. Мать усопшей беззвучно плачет, лицо ее искажено страданием, а отец не даже не пытается хоть как-то поддержать жену. На гроб с телом дочери он тоже не смотрит, взгляд устремлен в землю, брови нахмурены. Женщины рядом со мной осуждающе перешептываются: говорят, что смерть Лидии принесла ему облегчение. Лесоруб стыдился, что вырастил преступницу, а с мертвой и взятки гладки. Ему легче было видеть дочь в гробу, нежели за решеткой. Питер выглядит растерянным, похоже, до конца не осознал, что стал вдовцом. Хотя он себя и мужем-то толком не ощущал, наверное. Многие девушки всхлипывают, да и у меня по щекам катятся слезы. Каким бы не было мое отношение к Лидии, все равно в том, что смерть забрала ее так рано, есть какая-то несправедливость. Дознаватели стоят чуть в стороне, напряженно всматриваясь в лица пришедших проститься с Лидией. По вполне понятным причинам в эти дни я не приходила в храм и с Этьеном нам удалось переброситься лишь несколькими фразами при случайной встрече. Он сказал, что смерть Лидии вызвала недоумение, поскольку никаких следов насилия на ее теле обнаружено не было. Соответственно, версия, что она наложила на себя руки, тоже не рассматривалась. Скорее всего, сердце преступницы попросту не выдержало. Но я видела, что Этьен не очень-то верит в подобное.

..."Ну вот и все", – думала я, бросая горсть земли на быстро растущий холмик, -"прощай, Лидия".

На следующий день жизнь вошла в привычную колею. Мы с Этьеном опять встретились в храме. У него был весьма мрачный вид, а я, что естественно, была несколько расстроена. И первый же вопрос, который я задала ему звучал так:

–Как ты думаешь, кто это сделал?

Того, что за этим последовало, я никак не ожидала. Сначала Этьен просто молча отвернулся от меня. Удивленная столь странным поведением, я встала из-за стола, подошла к нему и заглянула в лицо. Побледнел, в глазах злой огонь, губа закушена едва не до крови.

–Этьен?

Совсем неожиданно для меня он саданул кулаком по стене – с такой яростью, что я даже отшатнулась.

–Проклятый городишко! И зачем мы только приехали сюда? Лучше бы мне никогда здесь не появлялся.

Ощущение от этих слов было такое, словно он меня ударил. Вот, получается, как. А я-то, идиотка, уже нафантазировала себе. Размечталась, думала, что... Наверное, никогда еще не было мне столь больно и горько. Ни предательство подруг, ни слабоволие Питера, ни продажа меня Тому отцом не ранили так больно, как эти слова. Слова, сказанные человеком, что стал – и когда только успел? – столь дорогим для меня. Слезы покатились из глаз и я бросилась к двери, не желая больше находиться с Этьеном в одном помещении. Я уже схватилась за ручку, когда он догнал меня и рванул к себе.

–Не плачь, – прошептал он, – прости, прости...

Я замерла в его объятиях, чувствуя, как он губами собирает слезинки с моих щек. А потом его губы накрыли мои и сердце сначала на миг остановилось, а затем бешено заколотилось. Ничего общего ни с тем, что описывалось в романах, ни с тем, о чем мы мечтали с подругами, я не почувствовала. Взбреди мне в голову идея описать свои ощущения одним словом, то, пожалуй, лучше всего подошло бы "странно". И впрямь, ничего даже отдаленно похожего я раньше не испытывала. Чужие губы, сухие, горячие, настойчивые, жар, разливающийся под кожей, разгоняющий кровь, слабость в коленях, спина, выгибающаяся сама собой помимо моего желания, закрывающиеся глаза, головокружение и нехватка воздуха, заставившая нас все-таки разорвать поцелуй. Мы застыли, жадно хватая воздух приоткрытыми ртами – его руки гладят мою спину, мои пальцы запутались в его волосах. А потом разом разомкнули объятия и я, сделав пару нетвердых шагов, обессиленно упала на стул, спрятав лицо в ладонях.

–Анна, – тихо позвал Этьен, – Анна, пожалуйста, посмотри на меня.

Я убрала руки от лица, но поднять на него взгляд не решилась. Этьен присел рядом с моим стулом, нежно провел пальцами по щеке и взял мою ладонь в свои.

–Анна, ты мне давно нравишься. Наверное, с того самого дня, когда пришла в ратушу на допрос. Именно поэтому я так разозлился, застав тебя у Гаскье. Именно тогда я понял, что ревную тебя к нему. А потом мы стали проводить вместе все больше времени и я осознал, что это не просто мимолетная симпатия. А еще у меня появилась надежда. Мне казалось, что чувства мои взаимны. Я видел это в твоем взгляде, в твоем смущении при случайном прикосновении, в той радостной улыбке, которой ты меня встречала. Я ведь не ошибся, Анна?

Не в силах выдавить из себя и слова, я кивнула. Губы Этьена мимолетно коснулись уголка моего рта, а его ладонь сильнее сжала мою.

–Когда все это закончится, ты уедешь со мной?

–Уеду, – пообещала я.

Он сгреб меня в охапку, поднял со стула и несколько долгих мгновений мы молча стояли, тесно прижавшись друг к другу. Наконец Этьен нехотя выпустил меня из объятий.

–Как бы я хотел пойти к твоему отцу прямо сейчас! Думаю, он мне не отказал бы.

–Рад был бы, – пробормотала я, вспомнив Тома.

Арье усмехнулся, но голос его оставался серьезным:

–Лучше, если никто пока не будет знать. Уверен, что так для тебя безопаснее.

Как бы страшно мне не было признавать это, но он был прав.

–Самое плохое, что мы даже не знаем, с какой стороны ждать беды. Вот ты спросила меня о смерти Лидии – и я разозлился. Знаешь, по какой причине? Мне кажется, что мой мир рушится. Я всегда верил дяде, считал его честным и справедливым человеком. Он – единственный, кто остался от моей семьи после смерти родителей. А теперь я не могу избавиться от подозрений о его причастности к смерти этой сумасшедшей. Да и то, как он вмешался, когда она начала приходить в себя, тоже не дает мне покоя.

–Может, ты зря его подозреваешь? – но я сама не верила своим словам.

Этьен горько усмехнулся.

–Хотел бы я, чтобы так и оказалось. Но это еще не все. Через несколько дней мне надо будет уехать – дядя отправляет меня с пустяковым поручением, явно надуманным. Для такого задания хватило бы парочки гвардейцев, никакого смысла давать его первому помощнику нет. Складывается такое впечатление, что он попросту желает на время от меня избавиться. Да еще и это знакомство с колдуньей, о котором он умалчивает, никак не дает мне покоя. Я очень волнуюсь за тебя, Анна. Пообещай мне, что будешь осторожна.

–Обещаю.

–Я боюсь оставлять тебя одну, но и нарушить приказ права не имею. Наверное, нам придется все-таки довериться Филиппу, ведь больше мне положиться не на кого.

–Тебе виднее, ты его лучше знаешь. Уверен, что он не отправится с докладом к твоему дяде?

–Скорее надеюсь на это. Мы с Филом дружим уже давно и ни разу он не дал мне повода усомниться в нем.

В этом вопросе мне оставалось только доверять Этьену. Самой мне рассчитывать было не на кого: от отца помощи ждать не приходилось, Анри был слишком мал, а мама, как и Марго, при всем желании ничего не смогли бы сделать. Оставался еще Питер, но иллюзий в отношении своего друга я не питала – в данном случае защитник из него получится плохой. Питер способен действовать только там, где не надо принимать самостоятельных решений и всячески избегает любой ответственности – это я уже хорошо уяснила .

–И еще у нас остается в запасе несколько дней до моего отъезда, возможно, что-то успеем накопать. Нет – тогда ты продолжишь работу здесь, а вместо меня разбирать архив станет Филипп. То-то Элсмет обрадуется, она так этого хотела.

При упоминании имени колдуньи я внезапно поняла, что именно не давало мне покоя во время просмотра храмовых книг.

–Этьен, – медленно произнесла я, – я вот что заметила: ни в одной храмовой книге – а их я просмотрела немало – мне не попалось упоминание имени Элсмет. Словно ее и не существует. Странно, ты не находишь?

Этьен задумался, а потом задал встречный вопрос:

–Анна, а как ты думаешь, сколько ведьме лет?

Вот уж о чем я никогда не задумывалась, так это о возрасте колдуньи.

–Не знаю, – ответила я с легким удивлением, – но полагаю, что немало: косы-то у нее совсем седые.

–А ты внимательно разглядывала ее лицо?

–Нет, – я даже поежилась от подобного предположения. – И уверена, что никто из горожан не рискнул бы. Понимаешь, при встрече со знахаркой все обычно отводят взгляд. Не знаю, почему, но даже дети так делают. Хотя, если учесть что именно ведьмой мамы пугают непослушных малышей – оно и немудрено.

–Ну я-то лишен местных предрассудков, – усмехнулся Этьен. – И разглядел ее как следует. Так вот, у нее совсем нет морщин, чистая гладкая белая кожа. И глаза у нее яркие, и спина прямая, и движения гибкие, и голос не дрожит. Да и в целом могу отметить, что она очень красивая женщина. Даже седина ее не портит.

Вероятно, после этих слов мне полагалось ощутить ревность, но я для этого была слишком озадаченна – или же все-таки понимала, что ревновать Этьена к Элсмет попросту глупо. Но действительно, похоже, что никто в городке не задавался вопросом о возрасте колдуньи. Раз седая – значит старая, вот и все. К тому же, насколько я помню, седой она была давно, во всяком случае я ее с иным цветом волос не припоминала. И, как назло, обсудить этот вопрос не с кем. Хотя...

–Этьен, – решительно заявила я, – нам надо поговорить со священником.

Старик, придя на зов Арье, с готовностью согласился ответить на наши вопросы. Услышав же, что мы желаем поговорить об Элсмет, он нахмурился – похоже, что симпатии у него местная колдунья не вызывала.

–Эта женщина появилась в нашем городке около двадцати лет назад. Откуда она приехала – никто не знает, впрочем, как и о ее прошлом. Вела она себя весьма нелюдимо, что только способствовало появлению самых разнообразных слухов. Впрочем, полагаю, что ни одна из этих сплетен не походила на правду, потому и пересказывать их вам не вижу необходимости. На окраине стоял заброшенный домик, там она и поселилась. Да и поныне там живет. Единственным человеком, с кем она сдружилась, был Ганс, бобыль, живший неподалеку.

–Их связывала только дружба? – спросил Этьен.

–О большем я достоверно не знаю, – отрезал священник, – стало быть, и говорить не буду. Возводить поклеп не в моих привычках. Но Ганс ей помогал, дом привел в порядок, кровлю перекрыл, шкаф сколотил, еще что-то по хозяйству делал, сейчас всего уже и не припомню.

–И где этот Ганс сейчас?

–Уехал спустя год. Сказал, что отправляется в большой город счастья пытать. Отъезд его наделал много шума, нечастое это у нас событие, чтобы человек насиженное место покидал. Но со временем разговоры затихли, а Элсмет так и жила одна, дружбы более не с кем не водила. Однако же горожане прознали каким-то образом, что она микстуры составляет и начали забегать к ней. Говорят, будто бы ее снадобья действуют лучше, нежели средства господина аптекаря, но здесь я, опять же, судить не берусь, поскольку никакими лекарствами, произведенными упомянутой дамой, не пользовался.

–Как вы полагаете, может ли она быть причастна к тем событиям, из-за которых вы вызвали нас в ваш городок?

Священник ответил столь быстро, словно ожидал услышать этот вопрос и давно уже продумал ответ:

–Увы, но здесь я вам помочь не смогу. Ни в чем дурном эта женщина замечена не была, а обвинять человека бездоказательно не в моих правилах.

–Он ее подозревает, – сказал Этьен, когда старик оставил нас одних.

–Да, – кивнула я, – но догадками делиться не будет. Слушай, а почему я не знала о том, что Элсмет – приезжая? При мне никто никогда об этом не упоминал.

–Потому что к тому времени, когда тебя начали интересовать пересуды, новость уже порядком устарела, – хмыкнул Арье. – Вот когда она только появилась здесь, разговоры только вокруг нее и крутились. И когда она сошлась с этим Гансом – тоже. А потом все перемывали им кости, когда он уехал. А теперь, спустя только лет, что за интерес об этом говорить? Живет себе ведьма на окраине, зельями приторговывает, вот и все. Старшее поколение эту историю знает, но им она неинтересна, а молодым никто рассказать не удосужился.

В этих его словах промелькнуло нечто очень важное, но что именно, я осознать не успела, мысль быстро ускользнула. А Этьен, не подозревая о моей досаде из-за неудавшейся попытки сообразить, что же меня так насторожило, продолжал:

–Надо сказать Филу, пусть обаяет какую-нибудь кумушку подходящего возраста да порасспросит ее как следует.

Я подумала, что Филиппу не позавидуешь: Вероника отличалась весьма буйным нравом, так что за сбор сплетен двадцатилетней давности несчастному писарю, скорее всего, придется дорого заплатить.

Этьену пора было возвращаться в ратушу, он и так достаточно задержался и на его отсутствие могли обратить внимание, а нам вовсе ни к чему было, чтобы кто-нибудь заметил, что помощник Старшего Дознавателя посещает храм в то самое время, когда я помогаю священнику разбирать бумаги. На прощание он еще раз поцеловал меня и я не сразу после его ухода смогла вернуться к храмовым книгам – стояла, прижав ладони к горящим щекам и смотрела на захлопнувшуюся дверь невидящим взглядом.

На следующий день Этьен пришел в храм вместе с Филиппом. Дюкре галантно поцеловал мне руку и произнес:

–Значит, теперь мы с вами, Анна, будем работать вместе? Рад, весьма рад, что у меня появилась столь очаровательная помощница.

–Надеюсь, ты не позабудешь, что главная твоя задача – охранять Анну? – Этьен был мрачен и шутливого настроения друга не разделял. – Фил, я тебя очень прошу, проследи, чтобы с ней все было в порядке.

–Да ладно, ты ведь знаешь, что всегда можешь на меня положиться, – мигом стал серьезным писарь. – Не беспокойся, обещаю, что под моим присмотром твоя девушка будет в безопасности.

Я бросила на Этьена укоризненный взгляд – вот о наших отношениях он мог бы другу пока и не рассказывать. И не смогла удержаться от шпильки в адрес Дюкре:

–Боюсь, если ты будешь приглядывать за мной слишком уж пристально, то наибольшая опасность будет мне грозить со стороны Вероники – она очень не любит, когда покушаются на что-нибудь ей принадлежащее.

Филипп рассмеялся, а Этьен улыбнулся, но голос его звучал озабоченно:

–Я как раз хотел рассказать тебе, Анна, о своей находке. Фил уже знает, я его полностью ввел в курс дела. Помнишь наш разговор о пожаре на том месте, где сейчас пустырь?

–Забудешь такое, – поежилась я, вспоминая приснившийся мне в ту же ночь кошмар.

–Так вот, я обнаружил одну интересную бумагу. Своего рода признание, невесть зачем написанное. Вероятнее всего, что это все-таки отрывок из письма – но кто спрятал его, отправитель или адресат, узнать нам уже, скорее всего, не удастся. Оно было засунуто в древнюю книгу с перечнем уплаты налогов. Сам же листок едва не рассыпается от ветхости, так что вынести его из ратуши не представляется возможным. А место, в котором я его обнаружил, заставляет предполагать, что это признание желали скрыть от посторонних глаз, причем в спешке. Что помешало забрать его, нам остается только гадать.

Но вопрос, кто и зачем спрятал лист бумаги в учетную книгу, меня интересовал куда меньше, чем тот, что сразу же сорвался с губ:

–Там было написано что-то важное, да? – я переводила взгляд с одного мрачного лица на другое.

–Пожар вспыхнул не случайно. Это был поджог и в огне погибли люди. А одну девушку, успевшую выпрыгнуть из окна, все равно догнали и убили.

–Значит, она не выжила, – прошептала я.

–Кто она, Анна?

Я пересказала Дознавателям свой сон. Похоже, им это совсем не понравилось. И если Филипп выглядел просто встревоженным, то на лице Этьена читался почти ужас.

–Фил, я очень прошу тебя...

–Я понял, – перебил друга Дюкре.

–Да что это с вами такое? – не выдержала я.

–Это плохо, очень плохо, Анна, что ты видишь такие сны. Да еще и твоя связь с Лесом и Волком... Видишь ли, женщин, сгоревших в том доме, как и девушку, выпрыгнувшую из окна, убили религиозные фанатики. Жестоко расправились с несчастными только потому, что посчитали их ведьмами.

–Как Элсмет?

–Боюсь, – с горечью сказал Этьен, – что как раз Элсмет местные жители недооценивают. Немного побаиваются, не отрицаю, но в целом относятся как к обычной травнице. А я уверен, что она куда опаснее обычных знахарок и умением варить зелья ее способности не ограничиваются.

–К тому же, – добавил Филипп, – абсолютно непонятно, что такая женщина, как она, делает в этой глуши – извини, Анна.

–Ничего, – отмахнулась я, – я и сама прекрасно знаю, что живу далеко не в большом городе. Но если Элсмет не считают опасной – во всяком случае, не до такой степени, чтобы пытаться лишить ее жизни, то что сделали те несчастные, что заслужили столь страшную участь?

–Спасли своих убийц, – зло ответил Этьен.

Я была поражена:

–Как это?

–Помнишь, я рассказывал тебе о двух девушках, спасших городок от голода?

Я кивнула.

–Так вот, их обвинили в связи с дьяволом. Их и еще трех женщин, что вместе с ними жили в доме около Леса. Не знаю, были ли они родственницами или их связывало что-то иное, да и о том, почему они поселились в столь странном месте, никаких упоминаний я не обнаружил – возможно, вы с Филиппом потом и найдете какое-то объяснение. Но этих женщин обвинили в злом колдовстве и наведении порчи, а то, что они живут особняком, послужило дополнительным аргументом. Ты даже не представляешь, Анна, насколько легко люди могут поверить в любую ерунду, если обвинитель будет достаточно настойчив. И с какой радостью перекладывают вину за собственные неудачи на чужие плечи. За время службы я видел немало таких случаев, хотя до столь ужасных последствий там не доходило. Здесь же жертв обвинили в том, что это они вызвали засуху.

–Но они ведь, наоборот, сделали все, чтобы помочь людям. Даже не пожалели своих жизней, – пролепетала я.

–А как это доказать? – резонно спросил Филипп. – Да, обвинителям поверили не все горожане, но нескольких десятков хватило, чтобы расправится с "ведьмами".

–Но как это может быть связано со мной?

–Не знаю, но раз тебе приснился этот сон, то какая-то связь может быть. Да еще и Волк, который тебя защищает. Ты ведь понимаешь, что если кто-нибудь захочет убрать тебя с дороги, то вполне может поступить, как и те убийцы? Назвать тебя ведьмой и обвинить в произошедших несчастьях. Анна, – Этьен заглянул мне в глаза, – прошу тебя еще раз – будь очень, очень осторожна.

–Буду, – пообещала я. И вдруг поняла, что смущало меня в его рассказе. – А почему Лес не защитил этих женщин, как меня?

–Не позволили, – угрюмо ответил Этьен. – Тот, кто организовал нападение, хорошо все продумал. Днем между лесом и домом, где жили жертвы, разложили сено, якобы для просушки. Оставалось только собрать и разозлить толпу, что никогда не составляло труда для умелых манипуляторов. Ночью они пришли с факелами, несколько человек подожгли сено, а остальные дом. И следили, чтобы никому не удалось спастись. Подозреваю, что у организатора этого бесчеловечного деяния была личная неприязнь к одной из жертв. Но это только мои догадки, в письме ничего подобного сказано не было.

–Получается, письмо написал один из убийц-фанатиков?

–Именно так. Но успел ли он отправить его, дошло ли оно до адресата или было перехвачено – неизвестно. Ясно только, что в результате оно оказалось спрятано в архиве ратуши, где я его и обнаружил.

Да, тревога Этьена была мне понятна. Если уж даже благодарность за спасенные жизни не остановила озверевшую толпу, то нетрудно представить, что ожидает меня, всплыви история с Волком и Лесом. Я не обманывалась хорошим отношением ко мне соседей и приятелей, оно не помешало бы им с легкостью поверить любым наветам, лишь бы обвинитель был достаточно убедительным. Разве что мама, отец и Анри стали бы на мою сторону, да еще, пожалуй, Марго. Но, положа руку на сердце, так ли уж я могу им доверять? Ведь никому из них я ни словом не обмолвилась о произошедшем со мной. Выходит, моя единственная защита – Этьен и Филипп, да и то Этьен скоро вынужден будет уехать. Он прав – вести мне себя надо крайне осторожно. Наибольшая опасность мне грозила, пожалуй, со стороны Элсмет, за что-то невзлюбившей меня. Но обвинять в колдовстве она меня не будет, значит, мне просто надо постараться поменьше попадаться ей на глаза. А вот если мои походы в Лес заметит кто-то из горожан и донесет Густаву, то мне придется нелегко. Ладно, буду надеяться, что до возвращения Этьена ничего не произойдет, а рядом с ним я совсем не боюсь.