Текст книги "Ничто суть всё"

Автор книги: Тони Парсонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

+ + +

Значит, есть лишь отдача себя и принятие того, что каждую минуту всё, что происходит и возникает и случается, является именно таким, каким оно должно быть?

Нет, это не имеет к этому абсолютно никакого отношения. Это не имеет никакого отношения к тому, чтобы что–то принимать. Это не имеет никакого отношения к тому, чтобы принимать то, что происходит в данный момент, так как ничего не происходит, и нет никакого момента, и нет никого.

Есть ли какой–то смысл в том, чтобы единство признавало единство?

Единство не признаёт единства. Существует лишь одно единство. Нет никакого действия. Это – всё, что есть. Бытие совершенно лишено действия, и в нём и возникает мнимое действие.

Если никто не знает, какой эта конкретная стена кажется Тони Парсонсу, то, по–видимому, существует ощущение отдельности.

Да.

Это противоречие или… Вы понимаете, что я пытаюсь сказать?

Да. В сновидении о том, что вы – отдельный индивид, всё, что возникает, кажется уникальным, потому что это всё, что есть. Поэтому в этом сне всё для этого мнимого искателя является совершенно уникальным. И в освобождении эта уникальность всё ещё присутствует. Разница в том, что там внутри нет никого, с кем бы это происходило. Это просто происходит. И также проявляется загадка того, что именно «ничто» и является тем, что возникает в качестве уникальности. Это совершенно непостижимо. Невозможно понять, что в освобождении, когда никого нет, когда исчезла любая отдельность, всё ещё происходит прославление уникальной двойственности, которая, по–видимому, возникает. Но эту двойственность видят как игру бытия. И тогда мнимую двойственность прославляют.

И мы все ещё её прославляем?

Тогда мнимую двойственность, или этот мир, который мы видим, этот сон, который мы видим, прославляет «никто».

Двойственность и недвойственность?

Их не две. Единство возникает как видимость двух.

Это загадка, парадокс.

Да. Вы никогда этого не поймёте, потому что это вы пытаетесь понять. Когда нет никого, есть только бытие.

Это не отсутствие ума?

Нет. Мышление все ещё происходит. Нет ничего, что было бы не так. В освобождении может произойти всё, что угодно. Ничто не отрицается, в том числе и мышление. Вся идея о том, что каким–то образом мышление отделено от единства, – ещё одно проявление невежества. Всё, что есть, превращается в мышление. «Я хочу чашку чая». «Я разоряюсь». «Она меня не любит». Возникают мысли. Возникает мысль, затем ещё одна, затем ещё… это происходит мышление, и бывают также моменты, когда мышление не происходит,

+ + +

Получается, что та жизненность, которой являюсь я, – та же, что и жизненность, которой является она…

Совершенно верно. Это просто жизненность. И она просто возникает, видимо, совершенно иным способом, что просто потрясающе. Но тот другой способ, которым она возникает, совершенно лишён смысла. Это просто абсолютная радость единства кажется двумя, и является, видимо, абсолютно уникальной. В этой истории всё, что ни происходит сейчас, уникально. Больше оно никогда не произойдёт. Оно никогда не происходило раньше.

Это что–то абсолютно новое. То, что происходит, абсолютно новое. Оно, видимо, приходит и уходит. Оно живое и не живое. Вы находитесь в абсолютной новизне. Вы вдыхаете абсолютную новизну. Вы мыслите абсолютной новизной. Никто раньше так не говорил. Это совершеннейшая уникальность. Возникает, исчезает, возникает, исчезает. Это удивительно.

Тони, вы только что сказали «до» и «после», а это является временем.

Нет никакого «до» или «после».

Но вы только что сказали: «Никто раньше так не думал».

Попытка объяснить это тому, кто думает, что существует некое «до», – это потрясающее осознание того, что то, что видимо происходит, абсолютно уникально. Это ещё один способ описать то, что люди считают чем–то, произошедшим раньше. Я пытаюсь сказать, что вы, сидящий на этом стуле, никогда раньше не происходили. Но я всего лишь разговариваю с тем, кто думает, что есть некое «до». А есть только это.

Мне все это напоминает цитату из Т. С. Элиота: «В неподвижной точке вращающегося мира… именно там находится танец». Значит, всё на самом деле происходит в недвижимости.

И в тишине. Это недвижимость и тишина. Это недвижимость, которая движется, и тишина, которая звучит. И она абсолютно новая… видимо.

+ + +

Если бы у меня спросили, что я до настоящего моменте из всего этого вынес…

Вы имеете в виду сегодня?

Да, сейчас. Да, сегодня. Из того, что я здесь нахожусь.

Вы пытаетесь что–то из этого вынести?

Да.

Ладно. Хорошо.

Если бы кто–то, кто о вас никогда не слышал, спросил у меня, что вы говорите… в чём суть того, о чём вы говорите, то я бы ответил, что он говорит о принятии настоящего момента. Это моё видение. Оно правильное или неправильное?

Оно не правильное и не неправильное; это то, что воспринимается. Но всё это выходит за пределы принятия и настоящего момента, оба из которых являются просто историями. Здесь говорится, что нет никого, кто мог бы принять, и нет никакого момента. Один момент подразумевает другой момент. Нет никакого момента. Это похоже на идею о том, чтобы быть здесь и сейчас. Нет никого, кто мог бы быть здесь, и нет никакого сейчас. И нет никого, кто мог бы это принять. Я не предлагаю вам это принять, так как с этой точки зрения нет никакого отдельного «я» и нет ничего, что надо было бы сделать. Когда отдельной сущности больше нет, мы видим, что это – всё, что есть.

Это то, к чему вы сами, в качестве Тони Парсонса, пришли?

Я совершенно ни к чему не приходил. В этом и весь смысл того, о чём мы говорим. То, о чём здесь говорится, не имеет никакого отношения к Тони Парсонсу. Тони Парсонс к этому не пришёл. В этом и весь смысл.

В этом смысле Тони Парсонс – не что–то большее, чем ищущий, сновидящий. Так что я ни к чему не пришёл. Некуда и некому приходить. Однако просто указывается на то, что это – всё, что есть.

Я чувствую себя немного потерянным.

Это нормально. Весь смысл нахождения здесь – в том, чтобы быть потерянным.

Там я тоже чувствую себя потерянным.

Но возможно, что того, кто находится там и чувствует себя потерянным, больше не будет. Здесь дело не в том, чтобы научиться получать какие–либо знания.

Если есть ничто, значит, и здесь тоже ничего нет верно?

Да.

Всё это – иллюзия. Это сон.

Я думаю, что когда вы говорите, что всё – иллюзия, я бы не использовал этот термин, так как я считаю, что он создаёт некую путаницу. Это и реально, и нереально. Сновидение – это сон об отдельности.

Понятно.

Если я скажу вам, что стена – это иллюзия, вы можете пойти и удариться о неё головой, и она все ещё будет казаться стеной, и ваша головная боль будет казаться головной болью. Но по своей сути обе они – ничто, которое всем этим кажется.

Но ведь моей голове было бы больно только потому, что я обусловлен знанием о том, что это стена.

Вовсе нет. Нет никакого «вас». Нет никакого обусловливания. Нет никакой стены. Но внешне кажется, что есть вы, который может удариться головой о стену и почувствовать боль.

Понятно. Но когда в этой жизни я засыпаю, мне снятся сны, и мои сны кажутся реальностью.

Да.

И много что происходит.

Кажется.

А утром я просыпаюсь и обнаруживаю, что это был всего лишь сон. Ничто не произошло.

Да. Но когда сновидящий утром просыпается, существует ещё один сон, который теперь кажется реальным. Это сон о том, что я – отдельный индивид.

Понятно. Значит, это такой же сон, как и тот, что снится мне ночью.

Сон есть то, чем он является. Это видимость.

Да, это фантазия, верно?

Вы можете назвать это фантазией, если хотите. Но это видимость. Это ничто, которое производит впечатление вашей спальни и вашего тела, вас в кровати и тому подобного.

Но в реальности нет никакого тела.

Кажется, что есть. Но всё время, пока есть кто–то, этот отдельный индивид постоянно что–то ищет, постоянно жаждет «ничто» – и боится его.

Так как он живёт в этом сне, где он является «чем–то», он думает, что то, чего он так хочет, – это много денег или много возлюбленных, или много чего–либо ещё. И, в конце концов, окончательный поиск – это поиск чего–то под названием «просветление». Нет ничего под названием «просветление», так как уже есть только то, что является ничем и всем.

Трудность сновидящего в том, что он всегда ищет то, чего он хочет, в чём–то другом, и никогда не может увидеть, что ничто суть всё, что на самом деле и является тем, чего он так хочет и одновременно боится. И получается затруднительное, проигрышное со всех сторон положение.

Да. Почти как порочный круг?

Да, таким оно кажется. Всё время, пока есть поиск, это тайна… и вместе с тем это открыто является всем.

+ + +

Итак, нет никакого Мюнхена? (смеётся)

Нет никакого Мюнхена, нет. Нет никакого Мюнхена, нет никакого Лондона, нет ничего, кроме вот этого. Если вы встанете и выйдете отсюда, то когда вы будете выходить, именно то, что будет по мере этого возникать, и будет «ничто», возникающее как всё, и оно будет похоже на ступеньки. Поэтому вам не нужно никуда идти или что–либо знать. Просветление не имеет никакого отношения к тому, чтобы всё знать, всё видеть, видеть, что же там происходит в Африке, так как это – и есть всё. Это – абсолютно всё.

Но если я в Африке, то Африка – это всё.

Да, безусловно.

И пока я в Африке, этого не существует.

Нет, конечно же, это не так. Ваш дом не существует, ваш любимый человек не существует… у вас есть любимый человек? (смеётся)

Поэтому это – всё, что есть?

Это – всё, что есть, и не имеет значения то, что ум думает, что он может с этим сделать. Куда бы ум ни уходил и что бы он ни делал, всё это просто бытие, которое производит впечатление всего этого.

Всё это проявление в каком–то смысле поддерживает парадокс того, что вы – отдельный человек, который сидит в комнате, где сидят ещё семьдесят или восемьдесят отдельных людей. «Я чем–то являюсь. Он чем–то является. Том чем–то является. Подобным образом, и Тони Парсонс чем–то является». Тогда как на самом деле это просто «ничто» говорит с «ничто». «Ничто» говорит «ничто»: «Давай, уже и так есть ничто и всё».

Переживание тела–ума ничем не отличается от переживания мысли?

Нет, это просто то, что происходит. Я должен сказать, что когда пробуждение, как кажется, происходит, одним из последних исчезает ощущение местонахождения, так как в нас так глубоко укоренилось осознание того, что это моё тело и что это я с ним расхаживаю. Когда я выйду из этой комнаты, именно это и увидят. В каком–то смысле это последнее, что исчезнет. Осознание того, что это тело – просто тело. Это не чьё–то тело, им никто не обладает.

Я всегда думаю о своём детстве, и, возможно, это самое первое местонахождение, которое существует… это – там, и это – я, это – ты…

И затем очень сильная часть этого ищет удовольствие; и стремится избегать боли. Поэтому после отделения, так как уже существует сильное желание, мы ищем удовольствие и стремимся избегать боли, и мы начинаем становиться «деловыми» людьми. Мы естественным образом улыбаемся нашей матери, она отвечает на нашу улыбку, и нам это нравится, поэтому мы и дальше продолжаем так делать.

+ + +

А есть ли какой–то смысл в том, чтобы единство знало единство?

Единству не нужно ничего знать. Существует лишь единство. Нет никакого действия. Это – всё, что есть. Оно полностью бездействует. И в этом бездействии возникает мнимое действие. Но в сновидении о том, что мы – отдельные индивиды, все явления всё ещё обладают уникальностью, так как это всё, что есть.

Итак, в этом сновидении всё для него абсолютно уникально. В освобождении, в осознании единства, всё ещё присутствует эта уникальность. Разница в том, что там нет никого, с кем бы это происходило. Это просто кажется происходящим. Это «ничто» появляется как уникальность. Это совершенно непостижимо – незнающая естьность без познающего.

Невозможно понять, что в освобождении, когда никого нет, когда всякая отдельность исчезла, всё ещё кажется, что возникает эта уникальная двойственность. Но тогда её полностью осознают как игру бытия.

+ + +

Иногда вы говорите о вертикальном времени, противопоставляя его линейному времени.

Нет, не о вертикальном времени. О вертикальности.

О вертикальности. Именно тогда этот сдвиг, чем бы он ни был, видимо, и происходит? Это завершение истории?

Это видение того, что существует лишь это, безвременное, и это также является наслаждением всей историей времени, если при этом видишь эту историю насквозь, видишь, что история совершенно бессмысленна и больше не имеет никакого значения или власти. Она только кажется происходящей во времени, вот и всё.

Но кто её видит?

История видится как ничто, которое суть всё. На самом деле, я бы не пытался это понять.

Поэтому было бы верным сказать – и я думаю, что вы уже несколько раз это говорили, скорее всего, даже на этом ретрите – что в обычной жизни на самом деле происходит очень много обычного видения, в том числе мыслей, и это нормально. Мы все это делаем, не осознавая. А затем этот своего рода психологический момент, это ощущение «я», возникает в виде вуали, предъявляя на это свои права посредством привычки жить жизнью, основанной на праве давности или обычая.

Да. И тогда, когда произойдёт пробуждение, оно скажет «А, это то, что всегда там было».

Совершенно верно.

Таким образом, на самом деле, есть лишь бытие. Во всей этой видимости есть лишь то, что есть. Это только то, что происходит. Это неизбежно. Это всё.

Каким–то образом это психологическое ощущение «я», которое возникает и говорит «я», мешает видению самого себя, так как оно такое тонкое, что покрывает…

Да. Таким образом, это открытая тайна.

Да, совершенно верно.

Она остаётся тайной всё время, пока есть кто–то, кто пытается её разгадать. Тогда она остаётся тайной. И только когда её никто не ищет, она и становится открытой и очевидной.

Это похоже на вечность, правда?

Это и есть вечность.

Однако когда мы разговариваем, люди говорят: «Я вчера просветлел», однако не было никакого «вчера», в котором можно было бы просветлеть.

Нет, не было. И не было никого, кто бы просветлел.

Это нечто настолько мягкое, правда?

Да, мягкое.

Мягко изумительное.

Да, это так.

Мне кажется, ум просто этого не понимает.

Нет, нет.

Это непостижимо.

Есть одна вещь, которая поразила меня после первоначального пробуждения, когда там никого не оказалось, и затем кто–то вернулся, чтобы об этом поведать. В то время я интересовался христианством и не понимал этой дурацкой идеи о том, что можно было грешить, и вас прощали. Я внезапно увидел, что настоящий смысл прощения – в том, что нет абсолютно никого и ничего, что бы надо было прощать. Не имеет значения, сколько раз вам кажется, что вы поступили неправильно, и что вы делаете, или что вы не делаете. Не имеет значения, сколько вы ищете или не ищете. Есть только бытие вот этим. Это безусловная любовь.

Вы ощутили облегчение?

Это было просто ощущение чуда. Истинный смысл или качество, которое стоит за идеями, возникающими у нас, показывает, что религиозные догмы и идеи первородного греха – это абсолютнейшая ерунда…

Такое ощущение, что часть этой мягкости – очень глубокий вид юмора.

Да, конечно. Во всём этом есть по–настоящему глубокий юмор. В каком–то смысле это космическая шутка. Это самая большая космическая шутка. Эта лучшая шутка из всех, что есть.

Единственная шутка.

Да, единственная шутка. По–другому можно сказать, что жизненность – это всё, что есть. И эта жизненность ощущается через пять чувств, а также посредством шестого и седьмого чувства возникающих ощущений и происходящих мыслей. Всё это – чистая жизненность. Нет ничего, кроме жизненности. Это всё, что есть.

И что в этом удивительного – так это то, что все в этой комнате являются чистой жизненностью. Всё, что здесь сидит, – просто абсолютная жизненность. И это есть начало и конец всего. Нет необходимости ещё что–либо говорить. Спасибо.

Глава 3

Санскритское слово «адвайта» указывает на нечто, что невозможно выразить словами. Хотя мы и будем много говорить, мы никогда не сможем описать то, о чём мы пытаемся говорить. Это также невозможно ни понять, ни познать.

Слово «адвайта» также указывает на тщетность идеи о том, что есть нечто отдельное от всего другого под названием «единство». Поэтому мы не будем говорить о достижении какого–либо состояния – мы не будем пытаться найти состояния блаженства, недвижимости, тишины, или даже осознанности. Никакое количество самоисследования не приведёт ищущего к тому, что уже и так есть. Поэтому мы здесь не будем ничего искать, так как нечего находить и нечего понимать.

То, о чём мы говорим, так очевидно, что оно абсолютно непонятно, и так доступно, что является абсолютной тайной. Все время, пока есть кто–то, кто пытается это понять, оно остаётся скрытым. Всё время, пока мы это ищем, мы не можем это увидеть. Этого нельзя достичь, это нельзя потерять, этому нельзя научить, это нельзя дать и это нельзя забрать.

Об этом нельзя говорить и понять, так как это уже является ничем и всем. Это не просто самое большое, что есть в этой комнате, – это единственное, что в ней есть, единственное, что в ней возникает. Это всё, что происходит в этой комнате. И в рамках этого – в рамках того, что мы ищем, – находимся мы, ищущие его. И, таким образом, поиск бытия – это также бытие поиска. И всё время, пока мы считаем, что мы отделены от него, или испытываем, что мы отделены от него, мы неизбежно его ищем.

Ищущий может функционировать, лишь стремясь найти то, что ему снится; то, что он потерял. И он стремится найти что–то, что абсолютно недвижимо. Часы тикают, и поиск происходит во времени, чтобы найти что–то, что недвижимо и безвременно.

То, о чём мы говорим, не имеет никакого отношения ко мне или вам – абсолютно никакого. Это не имеет никакого отношения к личному опыту. Вы этого не поймёте, никто никогда этого не понимал, так как это связано с тем, что никого нет. Я этого не понял. Я не знаю чего–то такого, чего не знаете вы, – у меня нет ничего такого, чего не было бы у вас, что–то просто было утрачено.

Это имеет отношение к утрате, к полнейшей потере.

И это утрата того, с верой во что мы выросли – мы выросли с верой в то, что мы – отдельные индивиды, отдельные индивиды со свободной волей и выбором, и что мы можем что–то сделать, чтобы улучшить свою жизнь в этом мире, и тем или иным способом ум стремится помочь нам это сделать. Однако некоторые из нас более чувствительны к идее о том, что в жизни значение имеет не только успех, богатство, и тому подобное.

И поэтому мы ищем в религии, или в психотерапии, или в медитации, или в самоисследовании – мы ищем в какой–либо школе просветления, ищем то, что приведёт нас к какому–либо виду целостности. Мы знаем, что есть нечто, что не является целостным. Это – не оно, это – не совсем оно. Это – не то, что надо, – есть что–то другое. Это просветление?

И затем ум рисует картину того, что такое просветление. Просветление – это блаженство, вездесущность, всемогущество, все вас любят, вы всех любите, и вы живёте в некоей прекрасной розовой дымке. (смех) Люди к вам подходят и говорят: «Я слышал, что вы просветлённый?», и вы отвечаете: «Да». (смех) «А не могли бы вы прийти и поговорить с некоторыми моими друзьями?», и вы скажете: «Да, хорошо…» И вы идёте, и там эти несколько друзей, и вы рассказываете им, как вы стали просветлённым, и им это ужасно нравится – это звучит здорово – и они смотрят на вас, и вы такой спокойный и уравновешенный и явно пребываете в блаженстве. И они хотят быть похожими на вас, и их друзья хотят быть похожими на вас, и они приглашают ещё больше друзей, и они приходят, и у вас в комнате уже больше людей, и, в конце концов, нужна большая комната, и толпа становится всё больше. И тогда вы говорите своему другу: «Знаете, я сижу внизу, вот на этом уровне – может быть, мне лучше сидеть на сцене, может быть, на большем сиденье, чтобы люди меня видели».

Знаете, у нас есть эта идея – у ума есть идея о том, что такое просветление: это лотерея, духовная лотерея. Это самая большая лотерея, в какую вы только можете выиграть. Это лучше, чем выиграть 100 миллионов фунтов, так как теперь у вас есть всё, вы просто в этом пребываете, вы в абсолютной безопасности, вы в блаженстве, и всё прекрасно.

И в этом и состоит трудность, так как на самом деле просветление вовсе не таково. Просветление, освобождение – полностью, абсолютно обычно. Оно не прекрасно. Оно не блаженно, это не ответ на все вопросы. Жизнь продолжается. Она продолжается так же, как и раньше. Но при освобождении разница в том, что исчезает любое ощущение того, что жизнь происходит с кем–то. Освобождение – это отсутствие, освобождение – это утрата, утрата отдельности. И в этой утрате пустота становится наполненной.

Эта пустота – также и наполненность. В «ничто» – когда есть «ничто» – это «ничто» заполняется всем.

Задайте любой вопрос – не имеет значения, какой. Если возникает вопрос, то он здесь, чтобы возникнуть, встретиться с «ничем», и чтобы «ничто» на него ответило. Ум никогда не сможет ничего с этим поделать.

Это очень просто, очень просто и очень трудно. Это очень просто, так как это абсолютно очевидно, и это трудно, так как для человека это пугающе, ощущение утраты индивидуальности – пугающая мысль для индивида.