Текст книги "Охота на Сезанна"

Автор книги: Томас Свон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Глава 41

Педер Аукруст положил паспорт на стойку и взглянул на тучного служащего в очках, который в этот момент пытался подавить зевок. Служащий сравнил фотографию и человека, стоящего перед ним, перевернул несколько страниц в толстой тетради, провел пальцем по списку номеров, поднял глаза и спросил:

– Откуда летите?

– Из Парижа, – ответил Аукруст.

Служащий сделал пометку в паспорте, с громким шлепком поставил печать на пустой странице и автоматически сказал:

– Счастливого нового года.

– Tusen takk,[26]26
  Tusen takk – Большое спасибо (норв.)


[Закрыть] – ответил Аукруст с натянутой улыбкой. Он и забыл, что наступил новый год, уже три дня назад. Он беспрепятственно прошел через таможню, нашел такси и через час был в пабе «Кингз-Армз» около моста Альберта, в нескольких сотнях ярдов от пирса Кадоган. Было 4.30, когда он вошел в паб и занял место за столиком у окна, откуда мог видеть пристань и «Сеперу», ставшую на якорь прямо за голубой будкой директора пристани. В пять в баре начали собираться местные, и час спустя на «Сепере» зажглись и погасли два красных огонька. Аукруст взял свою сумку, вышел на набережную и спустился на пирс к сходням.

– Вы видели сигнал? – спросил Никос со сходней.

– Конечно. Я сразу пришел. Где Пинкстер? – требовательно спросил Аукруст.

– Мы подберем его у пирса Тауэр, – ответил Никос. – Он будет там не раньше семи тридцати.

– Отправляемся прямо сейчас, – твердо сказал Аукруст.

– Мистер Пинкстер очень пунктуальный, – возразил Никос. – Мы прибудем слишком рано.

– Рано так рано. – Аукруст пристально смотрел на Никоса. – Отчаливаем.

Софи поприветствовала Аукруста, назвав его доктором Мецгером. Вспомнив его первый визит на «Сеперу», она спросила, не хочет ли он кофе или что-нибудь выпить.

В шесть часов в миле позади «Сеперы» появился полицейский катер, закрепленный за округом Темзы полиции Большого Лондона; он медленно пошел за буксиром. На катере находились три человека. Все трое были офицерами полиции и прослужили в Скотланд-Ярде по два года; до этого каждый из них служил либо в военно-морских силах Великобритании, либо в торговом флоте. Сержант Джефф Дженнингс был старшим по званию; констебли О'Брайан и Нестор отвечали за передачу данных и наблюдение.

«Сепера» прошла мимо пирса Тауэр в 6.48, шла еще пять минут, потом развернулась и остановилась неподалеку от экскурсионного катера, оставленного на ночь.

Когда «Сепера» повернула, Дженнингс отключил двигатели и тоже резко повернул.

– Передайте «Бену Джолли», чтобы заступил на вахту у пирса Тауэр, – велел он О'Брайану.

Потом катер пошел обратно, миновав «Сеперу», стоявшую в доке.

Аукруст увидел катер, но только когда тот проходил мимо, Педер понял, что катер полицейский. Проследив, как он прошел под мостом Тауэр, Аукруст вернулся в рубку, как раз когда Алан Пинкстер поднялся на борт. Было 7.30.

– Мимо прошел полицейский катер, – сказал Аукруст.

– Я видел, – ответил Пинкстер.– Патрульный. Когда-нибудь река ими кишеть будет.

«Бен Джолли», неказистая моторка, на самом деле была очень удобной и практичной. Эта полицейская лодка – только без знаков – могла преследовать любой объект на воде между Дарфорд-Крик и мостом Стейнс-бридж – пятьдесят четыре мили, патрулируемые округом Темзы. Небольшое судно имело мощный двигатель и радиосвязь. Под тентом укрывалась команда из двух человек, возглавляемая сержантом Томпкинсом. Вторым был сержант Джимми Мурраторе, находившийся на спецзадании и одетый в черную куртку и шерстяную шапку.

Лодку «Бен Джолли» заметить было трудно, потому что она была выкрашена в темно-зеленый и серый цвета и была довольно низкой. Лодка притаилась менее чем в ста ярдах позади полицейского катера и прямо напротив пирса Тауэр, поджидая «Сеперу».

– За наш успех. – Пинкстер налил шампанского в высокие бокалы, передал один Педеру, поднял свой и отхлебнул. – За Поля Сезанна и все картины, которые он с себя написал. – Он снова глотнул шампанского. – Присоединяйся ко мне, Педер, выпей за обретение портрета Девильё. Отличная работа.

Аукруст пристально смотрел на него холодным взглядом. Он подошел к креслам и сел в одно из них, очевидно предназначенное для Пинкстера и стоящее у стола. Аукруст поставил свой бокал рядом с телефоном и сказал:

– Если ты настроен праздновать, давай сначала поговорим о деньгах.

– Я же тебе чертовски много заплатил, – сказал Пинкстер и потрогал раздражение, выступившее вокруг рта – Мы оговорили твою плату за доставку портрета Девильё.

Едва заметно кивнув, Аукруст ответил:

– Ты помнишь, что картину хотели выставить на аукционе и она должна была установить новый ценовой рекорд. Пятьдесят миллионов, как говорят.

Пинкстер улыбнулся и отхлебнул шампанского.

– Я и продам ее за рекордную цену.

– Ты получишь больше, и я получу больше, – сказал Аукруст. – Кроме того, в мои планы не входило разбираться с тем идиотом, который застукал меня в фотолаборатории Шелбурна. Ты мне должен еще и за это.

– Я не оплачиваю ошибки. Это была твоя проблема.

Зазвонил телефон. Пинкстер быстро поговорил и положил трубку.

– Я дам тебе еще денег. После продажи.

«Сепера» тронулась.

– Куда мы направляемся? – спросил Аукруст.

– Я встречаюсь с посредником с Дальнего Востока, я тебе говорил о нем. Его клиенты – крупные коллекционеры.

– А я почему должен с ним встречаться?

Пинкстер снова наполнил бокал.

– Ты с ним не будешь встречаться, но сможешь видеть его и слышать. Я хочу, чтобы ты слышал, что он будет говорить о портрете Девильё и сколько его клиент заплатит за него. – Пинкстер, мечтательно улыбаясь, уселся в кресле рядом с Аукрустом. – Мне не терпится увидеть портрет. – Он слегка двинул туфлей дорожную сумку Аукруста.

Аукруст медлил с ответом.

– Картина не со мной, – наконец сказал он.

Улыбка сползла с лица Пинкстера.

– Ты не принес ее с собой? Ты это хочешь сказать? Аукруст кивнул.

– Я сказал, что не принес ее с собой, – ответил он ледяным тоном.

– Что ты с ней сделал?

– Положил в камеру хранения на железнодорожном вокзале в Экс-ан-Провансе.

Пинкстер взорвался:

– Не может быть! Ты не настолько глуп, чтобы положить картину, которая стоит целое состояние, в камеру хранения!

Аукруст поднялся и ухватил руку Пинкстера, отчего бокал вылетел и разбился о стену.

– Не говори со мной таким тоном.

Пинкстер выставил руки, чтобы предотвратить следующий удар Аукруста.

– Я… я не могу поверить, что ты делаешь такое без разрешения.

– Разрешения на что? Меня чуть не убили из-за этой картины. Старик за это заплатил. Да, он заплатил. – Его усмешка больше походила на гримасу. – Слышишь, что я говорю? Он мертв.

Пинкстер дышал часто и нервно.

– Я тебя слышу.

Аукруст продолжал:

– Перед тем как откроют выставку, я верну мадам Девильё ее портрет.

– Не хочешь сесть? – с уважением сказал Пинкстер, его лицо покрылось пятнами. – Ты не говорил, что тебе нравится мадам Девильё. Я тебя понимаю, она была добра к тебе. Это так?

– Да, – прямо ответил Аукруст.

– И я могу понять, что ты хочешь что-нибудь сделать для нее, что-нибудь важное… Сделать ее счастливой…

– Когда ей вернут картину, она будет счастлива.

– Но ты можешь сделать кое-что получше. Ей могут потребоваться деньги – ведь муж ее умер, и у нее нет доходов.

– У нее есть собственность и другие картины, которые стоят миллионы.

– Тогда ей не нужен этот портрет. Видишь, Педер? Нам картина важнее. Я обещал Кондо, – мягко сказал Пинкстер тихим голосом. – Он может продать ее почти за столько же, за сколько она ушла бы на аукционе. У нас будет куча денег. Ты меня понимаешь?

Аукруст молчал. Пинкстер поднялся и протянул руки, как бы моля о помощи.

– Скажи, что понимаешь, – выговорил он, – скажи, Педер. Скажи что-нибудь, ради бога!

Свет шел от новых зданий в районе Кэнэри-Уорф, и над всеми зданиями, как огромный маяк, возвышался небоскреб Уан-Кэнада-Сквер. «Сепера» была посреди реки, в трех сотнях ярдов от нового комплекса. «Бен Джолли» двинулся обратно в темноте вдоль западного берега Темзы. Джимми Мурраторе наставил на буксир бинокль ночного видения.

В 7.45 у буксира остановилась маленькая лодка Видно было, как две фигуры ступили на палубу «Сеперы».

На «Сепере» имелось еще одно помещение, в которое можно было попасть через открывающуюся панель за телеэкраном в большом салоне. Это была маленькая отдельная каюта, богато обставленная и хорошо оборудованная. Здесь было кабельное телевидение, соединенное с камерами в рубке и еще двумя, спрятанными в самом салоне. В этой роскоши Аукруст мог наблюдать за встречей Пинкстера и Кондо. Пинкстер заранее готовился к тому, как он будет показывать картину Девильё, и был готов не уступать в цене. Но сейчас он пытался смириться с тем, что у него не было портрета, и с тем, что вынужден иметь дело с таким непредсказуемым и опасным человеком, как Педер Аукруст.

Кондо и Мари Симада поднялись на борт «Сеперы» в 7.50. Пинкстер сразу сосредоточился на картине Дега «Перед скачками».

– Сколько вам предложили?

– Исораи Тумбари заплатит шесть с половиной миллионов долларов, – ответил Кондо. – Мы договорились об этой цене, хотя я сказал ему, что нужно семь.

– Ну и надо было брать шесть с половиной, мы же решили, что это хорошая цена.

– Ну, почему было не попробовать запросить больше? Чтобы его аппетит возрос, я дал ему картину на время.

– Зачем вы это сделали?

Кондо улыбнулся и успокаивающе сказал:

– Дега в безопасности, Алан. Кроме того, нам с мистером Тумбари надо обсудить другую картину, и необходимо проявлять взаимное доверие.– Кондо помедлил и заговорил тише: – Доверие в этом деле очень важно. Без него нет бизнеса. Но хватит об этике, – сказал Кондо. – Покажите мне Сезанна.

Аукруст подошел поближе к экрану, чтобы лучше видеть Пинкстера, который нырнул в кресло, видимо надеясь, что оно его проглотит.

– Произошло нечто неожиданное. Я не мог вам позвонить. Мне не доставили портрет Девильё, конечно, по ошибке. Я не давал такого указания…

Кондо отреагировал не сразу, как будто то, что он услышал, было совершенно не важно.

– Это что, плохая шутка? Я проделал этот путь не для того, чтобы узнать о глупой некомпетентности. Позвольте сказать, что у меня особый подход к невыполненным обещаниям.

– Я не мог этого предвидеть, клянусь вам, – настаивал Пинкстер. – Вы думаете, легко заполучить такую ценную картину?

Кондо снова улыбнулся, но видно было, что он не шутит.

– Тогда я заберу ваш портрет, тот, который, как вы говорите, был уничтожен, как и остальные.

– Он был уничтожен, – с вызовом сказал Пинкстер. – Вы это прекрасно знаете.

– Нет, Алан, я этого прекрасно не знаю. Вы не разрешили мисс Симада исследовать то, что осталось от картины. – Кондо энергично покачал большой головой. – Никаких извинений и никаких задержек.

Пинкстер повернулся к маленькой женщине с экзотической внешностью, которая оставалась в тени за креслами.

– Я все устрою.

– Когда? – спросил Кондо.– На следующей неделе?

– Нет. Через неделю.

– Нет, Алан, не пойдет, – безапелляционно заявил Кондо. – Мисс Симада будет в вашей галерее в следующий вторник. – Он посмотрел на часы. – Восьмого января. В десять часов.

Пинкстер нанес бальзам на раздражение вокруг рта.

– На следующей неделе во Франции будет еще один портрет Сезанна.

– Да, американец приезжает,– сказал Кондо.– А что?

– Говорят, это лучший из всех автопортретов. Может, я могу устроить…

– Не давайте обещаний, которые не можете выполнить, Алан. Лучше продайте свой портрет.

– Но если вы просите автопортрет, то я намерен достать вам его.

– Если мисс Симада подтвердит, что ваш портрет уничтожен, я буду счастлив иметь портрет мистера Ллуэллина.

«Бен Джолли» был в двух сотнях ярдов позади «Сеперы»; двигатели были включены на такую мощность, чтобы оставаться на месте. Маленькая лодка, которая доставила двух пассажиров, вернулась на свое место, и с нее сошли те же самые пассажиры. Джимми связался с сержантом Дженнингсом:

– Сделай милость, пусть кто-нибудь из ребят проследит за лодкой и выяснит, кто нанимал ее.

Когда Пинкстер вернулся в салон, Аукруст ждал его.

– Как ты собираешься убедить Кондо в том, что твой портрет погиб?

– Пусть Симада посмотрит на него; она обнаружит остатки очень старого холста и сгустки краски, изготовленной на юге Франции.

– Возможно, ей удастся доказать, что это не картина Сезанна.

– Не думаю. В крайнем случае, это потребует самых совершенных технологий.

– Она может взять образцы в Амстердам, где есть такие химики-специалисты, которые делают анализ краски для всех музеев мира. Что ты тогда будешь делать?

Пинкстера передернуло.

– Тогда мне придется заставить Кондо поверить. Сколько ты хочешь за портрет Девильё?

– Он не продается, – не колеблясь, ответил Аукруст.

– Кондо нужен автопортрет, и если он его не получит, у нас будут неприятности.

– Ты хочешь, чтобы с ним произошел несчастный случай?

– Не надо никого убивать. – Пинкстер пристально посмотрел на Аукруста. – Остается Ллуэллин. Можешь достать?

– За деньги.

Пинкстер сказал:

– Полмиллиона долларов.

Аукруст покачал головой:

– Половину того, что заплатит Кондо.

У пирса Тауэр Алан Пинкстер спрыгнул на пристань и поспешил к ожидавшему такси. Джимми Мурраторе опустил бинокль и посмотрел на часы: 9.10. Буксир снова набрал ход и двинулся на запад под Лондонский мост. Сержант Томпкинс связался со своим напарником и попросил, чтобы полицейский катер стал на некотором расстоянии от электростанции Баттерси и подождал, пока «Сепера» не вернется на пирс Кадоган. Через полчаса, когда буксир подошел к причалу, «Бен Джолли» вышел из-под моста Альберта и стал на безопасном расстоянии, менее чем в ста ярдах. Джимми увидел, как какой-то человек, по его предположению, капитан, бросил на причал тросы, пришвартовывая буксир, снова поднялся на борт и исчез в рулевой рубке. Сигнальные и ходовые огни погасли, горел лишь свет в рулевой рубке и еще в одном фонаре у ограждений – он освещал ступеньки, ведущие на причал. К капитану присоединилась женщина, они сошли с буксира, миновали будку директора пристани и отправились куда-то по набережной.

– Это вся команда,– сказал Джимми.– Пошли выпить перед сном. – Он взволнованно повернулся к сержанту Томпкинсу. – Двинемся туда, за бензопомпу. Я хочу узнать, что на этом старом буксире.

– Будь осторожен, у тебя нет ордера. Уже поздно, и если они пошли выпить перед сном, они могут скоро вернуться.

– Задержи их и порасспрашивай: кому принадлежит буксир, сколько ему лет, всякое такое. Ты в форме, и они не захотят неприятностей.

– Я их тоже не хочу, – сказал Томпкинс. – Не вмешивай меня туда, куда не надо.

– Тебе надо, Томми; владелец этого буксира не просто встречался с друзьями посреди Темзы, чтобы обсудить партию в гольф. Я ищу убийцу, и мне нужна твоя помощь.

Джимми положил в карман фонарик, спрыгнул на причал и тихо пошел к «Сепере». Рулевая рубка была заперта, но окно осталось приоткрытым настолько, что можно было просунуть руку и достать до замка. Он прошел через рубку и каюту сразу на корму и очутился в соседней каюте, где ютились две маленькие койки. Он открыл другую дверь и осветил фонариком крутые ступеньки вниз на палубу в двадцати футах от него. Он спустился на небольшую площадку. Там была дверь, которая, очевидно, вела в машинное отделение. Он попробовал открыть еще одну дверь. Она вела в темноту. Джимми включил фонарик и обнаружил помещение внушительных размеров. Он вошел в салон, направив свет прямо на кресла посреди комнаты.

Джимми повернулся к двери, через которую вошел, заметил шкафчики, встроенные в деревянные панели. Он подошел к креслам и сел в то, которое было ближе к столу. Когда он осветил фонариком переборки, то увидел, что в панелях были стыки через каждые пять футов. Он направил фонарик на один из стыков, и свет отразился от металла – скрытых петель, он был в этом уверен. Панели открывались, но как? Он нажимал повсюду, безуспешно пытаясь раздвинуть панели. Вернувшись к креслу, Джимми осмотрел стол и все, что было на нем и под ним. В маленьком ящике он нашел блокнот, ручки, календарь и инструкцию к телефону.

Телефонный аппарат был необычным, он имел два ряда кнопок под тремя рядами буквенно-цифровых кнопок. В каждом из двух рядов было по шесть кнопок, в верхнем ряду они были пронумерованы, а в нижнем обозначены буквами. Он поднял трубку и услышал знакомые тона, но, когда нажал кнопку с номером, телефон не отреагировал. Он попробовал другие кнопки – тот же результат. Джимми пролистал инструкцию. Со страницы, на которой было написано «Установка программы», выпал клочок бумаги. На нем была схема клавиатуры и указание нажать шесть цифр в особой последовательности.

Джимми нажал кнопки, и в верху клавиатуры зажегся маленький зеленый огонек. Он нажал кнопку «Один», и слева сразу послышался тихий шум. Он направил фонарик на стену и увидел, что первая панель стала поворачиваться. Когда он нажал «Три», панель перед ним медленно повернулась. Когда он нажал кнопку прямо под «Три», над ним загорелись огни и осветили то, что было за панелью, которая теперь была повернута. Джимми поднялся и подошел к картине, которая висела на синем муслиновом фоне. Это была шагаловская «Цирковая арена».

Он направил фонарик на следующую панель.

– Боже правый, что она здесь делает? – громко прошептал Джимми. Он не включал над маленькой картиной свет, но осветил ее фонариком. Он смотрел на картину, не веря собственным глазам, секунду или две, потом сзади кто-то выхватил фонарик, и сильные руки обхватили его грудь под мышками, а потом сдавили шею. Мощные руки держали его. Это произошло в одно мгновение. Джимми удалось опуститься на колени и броситься вперед, сгруппировавшись при падении. Но Аукруст, который был тяжелее и сильнее, схватил Джимми за голову и прижал его подбородок к груди.

– Ты, мерзавец, – удалось произнести Джимми. – Я из полиции…

– Да хоть сам премьер-министр, – сказал Аукруст. – Тебе пора уходить, и у меня есть хорошее средство, чтобы тебе помочь.

Джимми почувствовал, как одна рука отпустила его, но другая крепко держала шею. Потом он ощутил в воздухе запах, сильный антисептический запах. В тусклом свете фонарика в десяти футах от себя он увидал источник этого запаха: рука, которая прежде держала его, теперь подносила к его лицу кусок материи. Джимми закричал во всю мощь и со всей злостью, на которую был способен. Он надеялся, что сработает фактор внезапности и он сможет вырваться от противника. Он двинул локтями назад и начал работать ногами, потом снова закричал и высвободился. Джимми подскочил к двери и открыл ее. Он начал подниматься, прежде чем Аукруст достиг ступенек. У Джимми теперь было преимущество, поскольку он был маленьким и подвижным. Он вскарабкался на палубу, спрыгнул на причал и исчез в темноте.

Глава 42

Роберто Оливейра не был человеком привычки, но, если выдавалась возможность, любил обедать в ресторане отеля «Красивый берег» на набережной Мон-Блан. Ему нравилось, что вокруг него вертятся и предоставляют один и тот же столик, что знакомые официанты и их помощники приветствуют его и окружают особым вниманием. Это производило сильное впечатление на его коллег и потенциальных клиентов. Когда он был один, то обдумывал предложения от возможных продавцов или отдыхал, читая газету. В этот день в начале января Оливейра, однако, не мог расслабиться, и газета не доставила ему удовольствия. Какой-то предприимчивый репортер писал о предрождественском аукционе Кольер, утверждая, что аукцион был бы очень удачным, если бы на продажу выставили автопортрет Сезанна, как обещала рекламная кампания.

– И ничего о наших успехах, – сказал Оливейра вслух. – Ни слова о том, что мы продали пейзаж Сезанна за одиннадцать миллионов…

Он сложил газету и хлопнул ею по столу. Оливейра удивился, обнаружив, что за столом уже не один. Мужчина, севший напротив него, был ему смутно знаком. Это был худой молодой человек с черными волосами и длинноватым носом.

Оливейра пристально посмотрел на него:

– Вы были с месье Вейзбордом, когда он привозил автопортрет Сезанна.

– Вейзборд мертв. Картину украли, – прямо сказал Леток.

– Думаете, я? – со смехом спросил Оливейра, будто речь шла о чем-то несерьезном. – Я хотел, чтобы Вейзборд оставил ее у нас, но он никому не доверял. Когда я узнал, что он умер, я понял, что это провал.

Леток помотал головой:

– Я знаю, у кого она.

– У кого?

– У того, кто убил Вейзборда.

Оливейра недоверчиво покачал головой:

– Об убийстве в газетах ничего не говорилось. Вы уверены?

Леток кивнул:

– Я знаю этого негодяя. Если вы услышите о нем или увидите его в Женеве, позвоните мне. – Он написал телефонный номер на спичечном коробке и подвинул его к Оливейре. – Это крупный норвежец, у которого несколько имен. Мне известно имя Аукруст. Педер Аукруст.