Текст книги "Капитал в XXI веке"
Автор книги: Томас Пикетти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 43 (всего у книги 48 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]
Главное заключается в том, что такая реальность чаще всего не имеет ничего общего с феноменом уклонения от уплаты налогов или с незадекларированными швейцарскими счетами (по крайней мере, не в первую очередь). Это проистекает из того простого факта, что, даже если вести элегантный образ жизни, непросто тратить 500 миллионов евро в год на покрытие текущего потребления. Как правило, достаточно пускать на эти цели несколько миллионов евро в виде дивидендов (или в другой форме) и накапливать остальную доходность, получаемую с состояния, в семейном холдинге или в созданной для этой цели юридической структуре, задача которой будет заключаться в управлении столь масштабным имуществом такими же методами, как те, что используются в случае университетских целевых капиталов. Это совершенно законно и само по себе проблемы не представляет[609]609
В случае крупнейшего состояния во Франции дополнительные трудности обусловлены тем, что семейный холдинг управлялся супругой министра бюджета, который также был казначеем политической партии, получившей значительные пожертвования от данного состояния. Поскольку эта же партия сократила втрое налог на состояние в течение своего пребывания у власти, вполне естественно, что это вызвало определенные эмоции в стране и показывает, что феномен овладения политической властью, о котором говорилось в предыдущей главе, далеко не ограничивается США. Кстати, речь идет о министре бюджета, являвшемся предшественником того, кто скрывал свой счет в Швейцарии. Получается, что во Франции сам факт пребывания у власти имеет большее значение, чем политические взгляды.
Имеется в виду правоцентристская партия «Союз за народное движение», от которой баллотировался Николя Саркози, победивший на президентских выборах в 2007 году и занимавший пост главы государства в 2007–2012 годах. В июне 2010 года во французских СМИ были опубликованы материалы, согласно которым Лилиан Беттанкур уклонялась от уплаты налогов. Затем получили огласку расшифрованные записи телефонных разговоров, которые выявили вероятный конфликт интересов между министром бюджета Эриком Вертом и Лилиан Беттанкур, поскольку Флоранс Верт, супруга министра, управляла частью имущества г-жи Беттанкур. Далее бывший бухгалтер супругов Беттанкур Клер Тибо заявила о том, что в 2007 году Эрик Верт получил от миллиардерши 150 тысяч евро на президентскую кампанию Саркози в нарушение законодательства. Тибо также рассказала о том, что Саркози и Беттанкур связывают давние отношения: будущий президент был частым гостем в доме наследницы компании L'Oreal в период пребывания в должности мэра парижского пригорода Нэйи (1983–2002). Все это послужило поводом для начала длительного судебного разбирательства, главным фигурантом в котором стал Саркози. – Примеч. пер.
[Закрыть] – при том условии, что будут сделаны выводы, касающиеся налоговой системы. Вполне понятно, что если некоторые люди облагаются на основе налогового дохода, равного одной сотой или даже одной десятой их экономического дохода, то нет никакого смысла применять ставку, равную 50 % или даже 98 %, по отношению к столь незначительной налоговой базе. Проблема в том, что так налоговая система функционирует во всех развитых странах. В результате реальные ставки налогообложения (выраженные в процентах к экономическому доходу) на вершине иерархии доходов очень низки, а это чревато проблемами, поскольку лишь усугубляет взрывоопасный характер динамики имущественного неравенства по мере того, как доходность растет вместе с начальным капиталом, тогда как налоговая система должна была бы, напротив, эту логику смягчать.
Есть много способов решить эту проблему. Один из них заключается в том, чтобы включить в личный налоговый доход все доходы, которые размещаются в холдингах, траст-фондах или компаниях, где у каждого есть своя доля, соразмерная его участию. Другой, более простой способ состоит в том, чтобы отталкиваться от стоимости данного имущества при расчете суммы налога. Можно применять фиксированную норму доходности (например, 5 % в год) для расчета теоретического дохода, который должен приносит этот капитал, и включать этот теоретический доход в совокупный доход, облагаемый прогрессивным подоходным налогом. Некоторые страны, например Голландия, попытались пойти по этому пути, однако столкнулись со множеством трудностей, касавшихся прежде всего охвата активов и того, какую ставку доходности использовать[610]610
На практике применяемая в Голландии система не совсем удовлетворительна: в ней имеется множество исключений и категорий активов, освобождаемых от налогов (прежде всего те. что размещены в семейных холдингах и траст-фондах), а доходность считается равной 4 % для всех активов, что может быть слишком много для одних состояний и недостаточно для других.
[Закрыть]. Еще одно решение заключается в том, чтобы непосредственно применять прогрессивную шкалу к совокупному личному имуществу: речь идет о прогрессивном налоге на совокупное имущество. Важным преимуществом этого решения является то, что оно позволяет варьировать ставку налогообложения в зависимости от размера состояния на основе нормы доходности, наблюдаемой на практике для состояния такого масштаба.
Учитывая взлет доходности на вершине иерархии имущества, логика содействия является самым значимым аргументом в пользу прогрессивного налога на капитал. Согласно этой логике, капитал просто отражает налогоспособность самых состоятельный людей лучше, чем их ежегодный доход, который зачастую трудно измерить. Налог на капитал позволяет дополнить подоходный налог для всех тех людей, чем налоговый доход явно не соответствует размерам их состояния[611]611
Эту недостаточность логичнее всего будет оценить на основе средней нормы доходности, наблюдаемой для данной категории состояний, что позволяет связать шкалу подоходного налога со шкалой налога на капитал. Также на этой основе можно предложить минимальные и максимальные ставки налога в зависимости от дохода и капитала.
[Закрыть].
Логика содействия, логика стимула. Тем не менее не стоит пренебрегать и другим классическим аргументом в пользу налога на капитал, основанным на логике стимула. Эта мысль, также выдвигаемая во всех общественных дебатах по данным вопросам, исходит из того, что налог на капитал может побудить владельцев капитала добиваться наилучшей возможной доходности. Так, налог, составляющий 1 или 2 % от стоимости состояния, относительно мал для создателя высокодоходных компаний, который смог бы добиться ежегодной доходности капитала, равной 10 %. Напротив, он очень велик для тех, кто ничего со своим состоянием не делает и имеет ежегодную доходность, равную 2–3 %, а то и вовсе равную нулю. С точки зрения логики стимула цель налога на капитал как раз и состоит в том, чтобы заставить владельца, плохо использующего свое состояние, постепенно от него избавиться для уплаты налогов и уступить свои активы более динамичным собственникам.
В этом доводе есть своя доля истины, но преувеличивать его значение не стоит[612]612
Логика стимула лежит в основе книги Мориса Алле «Налог на капитал и денежная реформа» (Allais М. L'lmpot sur le capital et la reforme monetaire. Editions Hermann, 1977), в которой автор настаивает на полной отмене подоходного налога и всех прочих налогов и на их замене налогом на капитал; такая мера представляется чрезмерной и не позволяет полностью покрыть отменяемые налоговые поступления. О предложениях Алле и их современных версиях см. техническое приложение. В целом дебаты вокруг налога на капитал часто отличаются полярностью мнений (этот налог либо полностью отвергают, либо считают единственным налогом, который должен все заменить), как. впрочем, и споры вокруг налога на наследство (наследства нужно либо вообще освободить от налогов, либо установить 100 %-ную ставку налога). Мне кажется, что необходимо как можно скорее умерить остроту этих дебатов и отвести каждому доводу и каждому налоговому инструменту полагающееся ему место. Налог на капитал полезен и даже необходим в рамках имущественного капитализма XXI века, однако он не может заменить все остальные налоги.
[Закрыть]. На самом деле доходность капитала отражает не только усилия и талант владельца имущества. С одной стороны, средняя доходность колеблется в зависимости от размера начального капитала; с другой – личная доходность носит непредсказуемый и хаотический характер, на который влияют самые разные экономические потрясения, обрушивающиеся на людей. Например, есть много причин, которые могут объяснить, почему в определенный момент компания несет потери. Система налогообложения, полностью основанная на стоимости капитала (а не на размере реально получаемой прибыли), оказывала бы на такие компании непропорциональное давление, поскольку они платили бы одинаковый объем налогов и в период убытков, и в период повышенной прибыли, что может их довести до окончательного банкротства[613]613
То же происходило бы и с безработным, который продолжал бы платить очень высокий налог на недвижимость (тем более что в этом случае займы, как правило, не вычитаются из стоимости недвижимости, что может приводить к драматическим последствиям для домохозяйств, обремененных долгами).
[Закрыть]. Идеальная налоговая система – это компромисс между логикой стимула (которая больше нацелена на налог с объема капитала) и страховой логикой (которая ведет скорее к налогу с оборота доходов, получаемых с капитала)[614]614
Этот компромисс зависит от соответствующего значения личных побуждений и случайных потрясений в определении доходности капитала. В зависимости от ситуации может быть предпочтительнее облагать доходы с капитала более низкими налогами, чем трудовые доходы (и опираться прежде всего на налоге объема капитала), или, напротив, взимать более высокие налоги с доходов с капитала (как происходило в англосаксонских странах до начала 1980-х годов, бесспорно потому, что доходы с капитала считались намного менее обоснованными). См.: Piketty Т., Saez E. A theory of optimal capital taxation // NBER Working Paper, 2012 (краткая версия опубликована под заглавием «А theory of optimal inheritance taxation» в журнале «Econometrica» за 2013 год).
[Закрыть].
Кроме того, непредсказуемость доходности капитала объясняет, почему наследников эффективнее облагать налогом не один-единственный раз в момент передачи (посредством налога на наследство), а в течение всей жизни в виде налогов, которые взимаются с доходов, получаемых с наследственного капитала и со стоимости капитала[615]615
Это обосновано тем фантом, что капитализированная стоимость капитала в течение жизни неизвестна в момент получения наследства. Если в 1972 году человек унаследовал квартиру в Париже стоимостью 100 тысяч франков, никто не думал, что она. возможно, будет стоить один миллион евро в 2013 году и позволит зарабатывать или экономить более 40 тысяч евро в год в виде арендной платы. Эффективнее было бы не облагать наследство очень высоким налогом в 1972 году, а применить более ограниченный налог на наследство и каждый год взимать налог на имущество, налог на арендные платежи и, возможно, налог на состояние в зависимости от того, как меняется стоимость и доходность данной недвижимости.
[Закрыть]. Из этого следует, что эти три налога – подоходный, на наследство и на капитал – выполняют полезные и взаимодополняющие функции (в том числе и тогда, когда можно проследить доход всех налогоплательщиков, вне зависимости от размеров их состояний)[616]616
См.: Piketty Т., Saez E. A theory of optimal capital taxation. См. также техническое приложение.
[Закрыть].
Проект европейского налога на состояния. Учитывая все эти аспекты, какую шкалу налога на капитал можно считать идеальной и какие поступления он мог бы обеспечивать? Нужно уточнить, что нас здесь интересует ежегодный налог на капитал, который применяется на постоянной основе и ставка которого должна быть относительно умеренной. В случае налогов, взимаемых один раз в течение одного поколения, таких как налог на наследство, ставка может быть очень высокой: в Соединенных Штатах и Великобритании с 1930-х по 1980-е годы она достигала трети, половины или даже более двух третей передаваемого имущества для крупнейших наследств[617]617
См. четырнадцатую главу, график 14.2.
[Закрыть]. То же касается чрезвычайных налогов на капитал, взимаемых один раз в необычных обстоятельствах. Например, мы уже упоминали о налоге на капитал, собранном во Франции в 1945 году по ставке, доходившей до 25 % и даже до 100 % в случае максимального обогащения в период с 1940 по 1945 год[618]618
См. десятую главу.
[Закрыть]. Очевидно, что такие налоги не могут применяться в течение очень длительного времени: если каждый год забирать четверть имущества, то через несколько лет забирать уже будет нечего. Именно поэтому ставки ежегодных налогов на капитал всегда намного ниже и составляют несколько процентов, что иногда может удивлять, но на самом деле является достаточно существенным, когда речь идет о налоге, ежегодно взимаемом с объема капитала. Например, налог на недвижимость (или property tax) часто составляет от 0,5 до 1 % от стоимости недвижимого имущества, т. е. от десятой части до четверти от стоимости найма (если предположить, что средний арендный платеж равен 4 % в год)[619]619
Например, для недвижимой собственностью стоимостью 500 тысяч евро ежегодный налог будет составлять от 2500 до 5000 евро при ежегодной арендной стоимости около 20 тысяч евро. Налог на капитал, взимаемый ежегодно по ставке 4–5 % с любого имущества, привел бы к изъятию почти всех доходов с капитала из национального дохода, что несправедливо и нереально, тем более что существуют еще и налоги на доходы с капитала.
[Закрыть].
Теперь обратим внимание на следующий важный аспект. Учитывая очень высокий уровень, достигнутый европейским частным имуществом в начале XXI века, ежегодный прогрессивный налог, взимаемый с крупнейших состояний по относительно умеренной ставке, мог бы обеспечивать немалые поступления. Рассмотрим, например, ситуацию, в которой налог на состояния взимается по ставке 0 % с состояний меньше одного миллиона евро, 1 % с состояний от одного до пяти миллионов евро и 2 % с состояний выше пяти миллионов евро. Если бы такой налог 536 применялся во всем Европейском союзе, он затрагивал бы около 2,5 % населения и приносил бы каждый год сумму, равную 2 % европейского ВВП[620]620
Около 2.5 % взрослого европейского населения в 2013 году располагает чистым имуществом, превышающим один миллион евро, а около 0,2 % располагает имуществом в размере более пяти миллионов. Ежегодная доходность приближается к 300 миллиардам евро при ВВП, составляющим около 15 триллионов. Подробный расчет и упрощенное моделирование, позволяющее определить количество налогоплательщиков и поступления при других возможных шкалах, см. в техническом приложении и в таблице S5.1.
[Закрыть]. Такая высокая доходность не должна удивлять: она обусловлена тем, что стоимость частного имущества составляет более пяти лет ВВП, а верхние центили владеют значительной его частью[621]621
В настоящее время верхняя центиль владеет примерно 25 % общего имущества, т. е. 125 % европейского ВВП. Двум с половиной процентам самых богатых принадлежит около 40 % общего имущества, т. е. 200 % европейского ВВП. Поэтому нет ничего удивительного в том, что налог, взимаемый с этой группы по ставкам 1 и 2 %, приносит примерно 2 % ВВП. Доходность была бы еще выше, если бы ставки применялись по отношению ко всему имуществу, а не к долям, превышающим эти пороги.
[Закрыть]. Таким образом, даже если социальное государство невозможно финансировать исключительно за счет налога на капитал, он может обеспечить поступление довольно значительных ресурсов.
В теории любая страна, входящая в Европейский союз, могла бы получать схожие по масштабам поступления, применяя такую систему в одиночку. Однако в отсутствие автоматической передачи банковской информации между странами и при наличии территорий, не входящих в ЕС (начиная со Швейцарии), риск уклонения от налога очень велик. Отчасти именно по этой причине страны, применяющие такой налог на состояния (как Франция, использующая внешне очень похожую шкалу), обычно делают множество исключений, прежде всего для «профессиональных активов», а на практике и для почти всех самых крупных долей в котируемых и некотируемых компаниях. Это в значительной степени лишает содержания прогрессивный налог на капитал и объясняет, почему поступления от него намного ниже приведенных нами цифр[622]622
Налог солидарности на состояния, введенный во Франции в 2013 году, затрагивает налогооблагаемые состояния, превышающие 1.3 миллиона евро (после вычета 30 %-ной скидки с основного жилища); его ставка колеблется от 0,7 до 1,5 % для самых крупных состояний (более 10 миллионов евро). Поскольку порог затем повышался и было много случаев освобождения от уплаты налога, поступления от него не достигают 0,5 % ВВП.
В принципе, актив считается профессиональным, если его собственник осуществляет какую-либо деятельность в данной компании. На практике это условие сложно выявить и легко обойти, тем более что с течением времени появились новые режимы освобождения от налога (такие как «пакты акционеров», также обеспечивающие частичное или полное освобождение от уплаты налога солидарности в том случае, когда группа акционеров обещает сохранять свое участие в предприятии в течение минимального срока). По имеющимся данным, самые крупные состояния в значительной степени ускользают от уплаты налога солидарности. Французские налоговые власти публикуют очень мало подробных статистических данных по категориям состояний (намного меньше, чем, например, в начале XX века и до 1950-1960-х годов на основе данных о наследствах), что усиливает непрозрачность. См. техническое приложение.
[Закрыть]. Крайним примером, показывающим, с какими трудностями сталкиваются европейские страны, пытающиеся в одиночку взимать налог на капитал, является Италия. В 2012 году, пытаясь решить проблему значительного государственного долга (самого
537 высокого в Европе) и чрезвычайно высокого уровня частного имущества (также одного из самых высоких в Европе наряду с Испанией[623]623
См. прежде всего пятую главу, график 5.4 и последующие графики.
[Закрыть]), итальянское правительство ввело новый налог на имущество. Однако, опасаясь, что финансовые активы устремятся прочь из страны и скроются в швейцарских, австрийских или французских банках, оно установило ставку на уровне 0,8 % для недвижимого имущества и всего 0,1 % для банковских депозитов и других финансовых активов (при том, что акции были полностью освобождены от уплаты налога) без какой-либо прогрессивной шкалы. Помимо того, что трудно представить экономический принцип, объясняющий, почему одни активы должны облагаться в восемь раз меньшим налогом, чем другие, такая система, к сожалению, ведет к установлению де факто регрессивного налога на имущество, поскольку самые крупные состояния в основном состоят из финансовых активов (и в первую очередь из акций). Это, безусловно, не способствовало обеспечению социальной приемлемости данного налога, ставшего центральным вопросом выборной кампании 2013 года в Италии, которую кандидат, установивший его с горячего одобрения европейских и международных властей, проиграл вчистую. Ключевой факт заключается в том, что без автоматической передачи банковской информации между европейскими странами, которая позволяет каждой стране вводить автоматически заполняемые декларации, где указываются все принадлежащие ее гражданам активы вне зависимости от страны их размещения, одной из стран очень трудно применять в одиночку прогрессивный налог на совокупный капитал. Это тем более досадно, что речь идет об инструменте, который прекрасно адаптирован к экономическому положению континента.
Теперь предположим, что автоматическая передача данных и автоматически заполняемые декларации уже внедрены, – возможно, когда-нибудь это произойдет. Какая шкала будет идеальной? Как всегда, не существует математической формулы, позволяющей ответить на этот вопрос, который требует демократического обсуждения. Что касается состояний, недостигающих одного миллиона евро, на них будет разумно распространить прогрессивный налог на капитал, например, по ставке 0,1 % для чистого имущества меньше 200 тысяч евро и 0,5 % для состояний стоимостью от 200 тысяч до одного миллиона евро. Он заменит налог на недвижимость (или property tax), который в большинстве стран выполняет роль налога на имущество для среднего имущественного класса. Новая система была бы справедливее и эффективнее, поскольку затрагивала бы совокупное имущество (а не только недвижимое) и опиралась бы на автоматически заполняемые декларации, учитывала рыночную стоимость и вычитала займы[624]624
В этом случае поступления от прогрессивного налога на капитал достигли бы трех-четырех пунктов ВВП, из них от одного до двух пунктов приходилось бы на налог на недвижимость. См. техническое приложение.
[Закрыть]. В значительной мере это можно было бы сделать на уровне каждой страны уже сейчас.
Кроме того, можно отметить, что нет никаких причин ограничиваться ставкой, равной 2 %, для состояний, превышающих пять миллионов евро.
Если наблюдаемая реальная доходность самых крупных европейских и мировых состояний достигает или превышает 6–7 % в год, то не было бы ничего экстравагантного в том, что к имуществу стоимостью 100 миллионов или один миллиард евро применялись бы ставки, заметно превышающие 2 %.
Самый простой и объективный способ заключался бы в том, чтобы ставка налогообложения варьировалась в зависимости от реальной средней доходности в рамках каждого имущественного класса в предшествующие годы.
Это позволяет корректировать степень прогрессивности в зависимости от эволюции средней доходности и от цели, которая ставится в области имущественной концентрации. Во избежание расхождения в распределении, т. е. тенденции к повышению доли самых крупных состояний в общем имуществе, что, в принципе, представляется желательной задачей-минимум, возможно, следует применять ставки выше 5 % к самым значительным состояниям. Если поставить более амбициозную цель, которая будет заключаться, например, в сокращении имущественного неравенства до меньшего уровня по сравнению с сегодняшним днем (которое, как показывает исторический опыт, вовсе не является необходимым для роста), то к миллиардерам можно было бы применять ставки, достигающие или превышающие 10 %. Не мне выносить окончательное решение в этом споре.
Ясно то, что нет никакого смысла брать в качестве ориентира доходность государственного долга, как это иногда делается в общественных дебатах[625]625
Например, чтобы обосновать недавнее понижение верхней ставни французского налога солидарности на состояния с 1,8 до 1,5 %.
[Закрыть]. Очевидно, что самые крупные состояния размещены совсем иначе.
Реалистичен ли такой налог на состояния в Европе? Никаких технических препятствий для него не существует. Речь идет об инструменте, лучше всего приспособленном к экономическим вызовам начала XXI века, особенно на Старом континенте, где частное имущество достигло невиданного с Прекрасной эпохи благосостояния. Однако для того чтобы такое усиленное сотрудничество стало возможным, необходимо адаптировать и европейские политические институты. Единственным сильным федеральным институтом на сегодняшний день является Европейский центральный банк, который играет важную, но недостаточную роль. К нему мы вернемся в следующей главе, когда будем рассматривать кризис государственного долга. Прежде будет полезно поместить предлагаемый налог на капитал в более широкую историческую перспективу.
Налог на напитал в истории. Во всех цивилизациях тот факт, что владелец капитала, не работая, получает значительную часть национального дохода, а норма доходности капитала составляет по меньшей мере 4–5 % в год, вызывал жесткую, порой возмущенную реакцию и приводил к самым разным политическим мерам. Одной из самых распространенных был запрет на ростовщичество, который обнаруживается в разных формах в большинстве религий, прежде всего в христианстве и в исламе. Греческие философы также расходились во мнении относительно процента, который приводит к потенциально бесконечному обогащению, поскольку время никогда не останавливается. На эту опасность настойчиво указывает Аристотель, когда подчеркивает, что слово «процент» по-гречески (tocos) означает «ребенок». По мнению этого философа, деньги не должны порождать деньги[626]626
Об этом см.: Judet de la Combe P Le jour ou Solon a aboli la dette des Atheniens // Liberation. 2010. Mai 31.
[Закрыть]. В мире, где темпы роста малы, а то и ничтожны, а население и производство почти не меняются от поколения к поколению, опасность бесконечного обогащения кажется особенно разрушительной.
Проблема в том, что ответу, сформулированному в категориях запрета, зачастую недостает последовательности. Запрет процентных ссуд, как правило, преследует цель ограничить некоторые виды инвестиций и некоторые специфические категории торговой или финансовой деятельности, которые политические или религиозные власти считают менее допустимыми и достойными, чем другие, не оспаривая вместе с тем саму доходность капитала. В европейских аграрных обществах христианские власти остерегались оспаривать законность земельной ренты, которую они получали сами и за счет которой существовали социальные группы, служившие опорой общественной структуры. Запрет на ростовщичество следует скорее рассматривать как меру социального контроля: некоторые формы капитала вызывают больше тревоги, чем другие, потому что их труднее контролировать. Речь не идет об оспаривании общего принципа, в соответствии с которым капитал может приносить доход своему владельцу без того, чтобы последний должен был работать. Суть скорее состоит в том, что бесконечного накопления следует остерегаться: доходы, полученные с капитала, должны использоваться здраво, если возможно, для финансирования полезных начинаний, а не направляться на торговые и финансовые авантюры, которые могут отклонить владельца капитала от истинной веры. С этой точки зрения земельный капитал очень надежен, поскольку он только и может что воспроизводить себя в неизменном виде из года в год, от столетия к столетию[627]627
Ha самом деле, как мы видели, часть – все возрастающая с течением времени – земельного капитала представляет собой привнесенные улучшения, в результате чего, если рассматривать очень длительный период времени, земельный капитал по сути мало чем отличается от других форм накапливаемого капитала. Тем не менее накопление земельного капитала не может выходить за определенные пределы, а его преобладание характерно для мира с очень низкими темпами роста.
[Закрыть]. Благодаря ему кажется незыблемым и весь социальный и духовный порядок мира. Прежде чем превратиться в заклятого врага демократии, земельная рента в течение долгого времени рассматривалась как залог общественного спокойствия, по крайней мере теми, кто ее получал.
Решение, предлагавшееся Карлом Марксом и многими социалистами XIX века и воплощенное в жизнь в Советском Союзе в XX веке, было намного более радикальным, но хотя бы логичным. Если уничтожить частную собственность на все средства производства, как на землю и недвижимость, так и на промышленный, финансовый и профессиональный капитал, за исключением нескольких кооперативов и личных клочков земли, то исчезает всякая частная доходность капитала. Запрет на ростовщичество становится полным: норма эксплуатации, которой, согласно Марксу, измеряется доля производства, присваиваемая капиталистом, становится равной нулю, равно как и норма частной доходности. Когда доходность капитала падает до нуля, человечество и труженики освобождаются наконец от своих цепей и от имущественного неравенства, сформировавшегося в прошлом. Настоящее вступает в свои права. Неравенство, выраженное формулой r > g, остается лишь дурным воспоминанием, тем более что коммунизм любит рост и технический прогресс. К сожалению для населения, подвергающегося этим тоталитарным опытам, проблема заключается в том, что функция частной собственности и рыночной экономики не ограничивается обеспечением доминированием владельцев капитала над теми, у кого есть только их труд: эти институты также играют полезную роль в координировании действий миллионов индивидов, и полностью обойтись без них не так просто. Человеческие трагедии, вызванные централизованным планированием, ясно это иллюстрируют.
Налог на капитал позволяет дать более мирный и более эффективный ответ на вечную проблему, связанную с частным капиталом и его доходностью. Прогрессивный налог наличное имущество – это институт, который позволяет общественному интересу вновь обрести контроль над капитализмом, опираясь при этом на силы частной собственности и конкуренции.
Все категории капитала облагаются одинаковым налогом, без дискриминации, исходя из принципа, что владельцы активов обычно принимают лучшие решения о том, куда следует вложить средства, чем государство[628]628
Это не мешает обеспечить другие заинтересованные стороны (наемных работников, органы местного самоуправления, ассоциации и т. д.) возможностью оказывать влияние на эти решения за счет адаптированного права голоса. Финансовая прозрачность может играть ключевую роль в этом вопросе. Мы вернемся к нему в следующей главе.
[Закрыть].
В случае необходимости налог может быть очень прогрессивным для самых крупных состояний, однако это можно делать в рамках правового государства, по итогам демократических дебатов. Речь идет о наиболее адекватном ответе на проблему неравенства, выраженного формулой r> g, и на проблему неравенства в доходности, предопределяемого размером начального капитала[629]629
Оптимальная ставка налогообложения капитала преследует цель устранить расхождение между нормой доходности r и темпами роста g или, по крайней мере, ограничить некоторые из его последствий. Например, согласно некоторым гипотезам, оптимальное налогообложение на наследство выражается формулой т = 1 – G/R, где G – темпы межпоколенческого роста, a R – межпоколенческая доходность капитала (вследствие чего налог стремится к 100 %, когда рост бесконечно мал по отношению к доходности, и к 0 %, когда он приближается к доходности). В целом дело обстоит сложнее, прежде всего потому, что идеальная система предполагает использование ежегодной прогрессивной шкалы применительно к капиталу. Основные формулы оптимального налогообложения (позволяющие уточнить категории дебатов, но ни в коей мере не предлагающие готовых ответов, поскольку они имеют многочисленные последствия, которые трудно точно оценить) излагаются и объясняются в техническом приложении.
[Закрыть].
В таком виде налог на капитал представляет собой новую идею, адаптированную к реалиям глобализированного имущественного капитализма XXI века. Разумеется, налоги на недвижимый капитал существуют с незапамятных времен. Однако эти налоги, как правило, были пропорциональными, и ставка их была невелика: речь шла прежде всего о гарантии прав собственности посредством регистрационного сбора, а не о перераспределении состояний. Этой логике следовали английская, американская и французская революции: созданные ими налоговые системы ни в коей мере не преследовали цель сократить имущественное неравенство. Вокруг прогрессивного налога велись оживленные дискуссии в эпоху Французской революции, однако принцип прогрессивности в конце концов был отвергнут. Следует подчеркнуть, что даже самые смелые предложения той эпохи относительно ставок налогообложения сегодня кажутся довольно умеренными[630]630
Томас Пейн в трактате «Аграрная справедливость» 1795 года предлагал облагать наследства налогом по ставке 10 % (которая, по его мнению, соответствовала ненакапливаемой части, тогда как с накапливаемой части налоги не взимались вовсе, в том числе и тогда, когда она сложилась несколькими поколениями ранее). В ходе Французской революции выдвигались и некоторые более радикальные предложения о «национальном праве наследства». Пошлины на наследство и на передачу права собственности, принятые после многих дебатов, не превышали 1–2 % для наследства, передаваемого по прямой линии. Об этих дебатах и предложениях см. техническое приложение.
[Закрыть].
Лишь в XX веке, в межвоенный период, произошла революция прогрессивного налога. Однако этот перелом случился в условиях хаоса и касался прежде всего прогрессивного подоходного налога и прогрессивного налога на наследства. В некоторых странах в конце XIX – начале XX века был введен прогрессивный ежегодный налог на капитал (например, в Германии и в Швеции). Однако Соединенные Штаты, Великобритания и Франция до 1980-х годов оставались вне этого процесса[631]631
Несмотря на многочисленные дебаты и предложения в США и Великобритании, особенно в 1960-1970-е годы и снова в 2000-2010-е годы. См. техническое приложение.
[Закрыть]. Кроме того, ежегодные налоги на капитал, введенные в некоторых странах, всегда взимались по относительно небольшой ставке, бесспорно потому, что их разрабатывали в условиях, сильно отличавшихся от сегодняшних. Их исходным техническим недостатком было то, что они вводились не на основе рыночной стоимости различных недвижимых и финансовых активов, пересматриваемой ежегодно, а на основе налоговой и кадастровой стоимости, пересматриваемой крайне нерегулярно. Эта стоимость в конце концов утратила всякую связь с рыночной стоимостью, что очень быстро сделало данные налоги нефункциональными и малоиспользуемыми. Тот же недостаток мы обнаруживаем в основе налога на недвижимость во Франции и во многих странах после инфляционного шока 1914–1945 годов[632]632
Это дефект обусловлен тем фактом, что налоги на капитал, разработанные еще в XIX веке, были введены в мире, где не было инфляции (или она была очень низкой) и где казалось достаточным пересматривать стоимость активов каждые 10 или 15 лет (для недвижимых активов) или же использовать стоимость покупки (система, часто применяющаяся к финансовым активам). Системы кадастровой и налоговой стоимости были поколеблены инфляцией 1914–1945 годов и оказались неспособны правильно функционировать в мире, отличительной чертой которого стала постоянная существенная инфляция.
[Закрыть]. В случае прогрессивного налога на капитал этот недостаток может оказаться смертельным: пересечение определенного порога налогообложения (или помещение в ту или иную налоговую категорию) зависит от более или менее произвольных оснований, таких как дата последнего пересмотра кадастровой стоимости в данном городе или районе. Эти налоги стали подвергаться все большей критике начиная с 1960– 1970-х годов, в условиях сильного повышения цен на недвижимость и на биржевые активы, и зачастую оспаривались в суде (поскольку нарушали принцип равенства перед налогом). Этот процесс привел к отмене ежегодного налога на капитал в Германии и в Швеции в 1990-2000-е годы. Такая эволюция объясняется скорее архаическим характером этих налогов, введенных еще в XIX веке, чем соображениями налоговой конкуренции[633]633
Об истории немецкого налога на капитал от его введения в Пруссии в 1891 году до юридической приостановки его действия в 1997 году (формально закон не был отменен) см.: Dell F. L'Allemagne inegale. О шведском налоге на капитал, введенном в 1947 году (хотя на самом деле он существовал в качестве дополнения к налогу на доходы с капитала с 1910-х годов) и отмененном в 2007 году, см. указанные работы Олссона и Вальденстрема и ссылки, приведенные в приложении. Ставки этих налогов обычно не превышали 1,5–2 % для самых крупных состояний, а верхняя планка в 4 % была достигнута в Швеции в 1983 году (впрочем, она применялась лишь к налоговой стоимости без связи с рыночной стоимостью). Помимо этого феномена вырождения налоговой базы, который затронул также налог на наследство в обеих странах, свою роль сыграло осознание налоговой конкуренции в случае Швеции, где налог на наследство был отменен в 2005 году. Этот эпизод, мало увязывающийся с эгалитарными ценностями страны, показывает растущую неспособность небольших стран вести самостоятельную политику.
[Закрыть].
Налог на состояния, взимаемый в настоящее время во Франции, в определенном смысле более современен: он основывается на рыночной стоимости различных активов, пересматриваемой каждый год. Это объясняется тем, что данный налог – намного более позднее изобретение: он был введен в 1980-е годы, когда нельзя было игнорировать тот факт, что инфляция и особенно рост цен активов стали постоянной реальностью. В этом, по крайней мере, заключается преимущество движения против течения относительно остального развитого мира: оно позволяет опережать свое время[634]634
Во Франции налог на крупные состояния был введен в 1981 году, отменен в 1986 году и вновь введен в 1988 году в виде налога солидарности на состояния. Рыночная стоимость порой претерпевает резкие колебания, которые могут казаться произвольными, однако она является единственной объективной основой, приемлемой для всех, – впрочем, при том условии, что ставни налога и налогооблагаемые категории регулярно корректируются, а поступления не взмывают вверх вместе с ценами на недвижимость. В противном случае возникает опасность налоговых бунтов, как показывает знаменитая тринадцатая поправка к конституции Калифорнии, принятая в 1978 году и призванная ограничить единообразное повышение property tax.
[Закрыть]. Вместе с тем несмотря на то, что налог солидарности на состояния обладает тем достоинством, что исходит из рыночной стоимости, а значит, в этом ключевом аспекте приближается к идеальному налогу на капитал, в прочих отношениях он остается от него очень далек. Как мы уже отмечали, он полон исключений и не признает автоматически заполняемые декларации. Странный налог на имущество, введенный в Италии в 2012 году, показывает пределы того, что может сделать страна в одиночку в этом отношении в нынешних условиях. Пример Испании не менее интересен: сбор прогрессивного налога на состояния, который, как и в Германии и в Швеции, исходит из более или менее произвольной кадастровой и налоговой стоимости, был приостановлен в 2008–2010 годах, а затем восстановлен в 2011–2012 годах в условиях острого бюджетного кризиса, однако его структура не изменилась[635]635
Испанский налог взимается с налогооблагаемого имущества стоимостью более 700 тысяч евро (с вычетом 300 тысяч евро для основного жилья), а самая высокая его ставка составляет 2,5 % (в Каталонии она доведена до 2,75 %). За пределами Франции и Испании ежегодный налог на капитал существует также в Швейцарии, где его ставка относительно низка (менее 1 %), что обусловлено конкуренцией между кантонами.
[Закрыть]. Повсюду мы можем наблюдать ту же напряженность: налог на капитал представляется необходимым с логической точки зрения (учитывая благосостояние частного имущества и стагнацию доходов, надо быть слепым для того, чтобы обходиться без такой налоговой базы, какие бы политические силы ни находились у власти), однако его трудно правильно взимать в рамках одной-единственной страны.
Подытожим: налог на капитал – это новая идея, которая должна быть полностью переосмыслена в контексте глобализированного имущественного капитализма XXI века как в том, что касается его ставок, так и в отношении его практического применения, и результатом которой должен стать переход к автоматической передаче данных в международном масштабе, к автоматически заполняемым декларациям и к рыночной стоимости.
Замещающее регулирование: протекционизм и контроль над капиталами. Так что же, нет спасения, кроме налога на капитал? Моя мысль заключается не в этом. Есть другие решения и другие пути, которые позволяют регулировать имущественный капитализм XXI века и которые уже используются в различных частях мира. Просто альтернативные способы регулирования не столь удовлетворительны по сравнению с налогом на капитал и иногда создают больше проблем, чем решают. Мы уже отмечали, что для отдельного государства самый простой способ вернуть себе немного экономического и финансового суверенитета заключается в обращении к протекционизму и к контролю над капиталами. Протекционизм иногда обеспечивает полезную защиту слаборазвитым отраслям экономики в данной стране (до тех пор, пока национальные предприятия не будут готовы выдерживать международную конкуренцию)[636]636
Напротив, воспрепятствование развитию иностранного конкурента (разрушение индийского мелкого текстильного промысла британскими колонизаторами в начале XIX века осталось в памяти индийцев) иногда может иметь долгосрочные последствия.
[Закрыть]. Он также является необходимым оружием по отношению к странам, которые не считаются с правилами (в области финансовой прозрачности, санитарных норм, уважения к человеческой личности и т. д.), – оружием, от которого было бы глупо отказываться. Тем не менее если протекционизм применяется в массовом порядке и постоянно, он не может быть источником процветания и средством создания богатств. Исторический опыт показывает, что страна, которая на протяжении долгого времени следует по этому пути, обещая своему населению быстрый рост зарплат и уровня жизни, возможно, столкнется с тяжелым разочарованием. Кроме того, протекционизм никак не влияет ни на проблему неравенства, выраженного формулой r> g, ни на тенденцию к накоплению и к концентрации имущества в руках нескольких людей в этой стране.
Вопрос контроля над капиталами ставится по-иному. Полная либерализация обращения капиталов без какого-либо контроля и без передачи информации об активах, принадлежащих различным лицам в разных странах (или почти без передачи), стала лозунгом большинства правительств богатых стран с 1980-1990-х годов. Эта программа поддерживалась международными организациями, прежде всего ОЭСР, Всемирным банком и МВФ, разумеется, во имя самой передовой экономической науки[637]637
Еще более удивительно то. что редкие оценки экономической выгоды, обеспеченной финансовой интеграцией, приходят к выводу о том, что в целом она была довольно скромной (даже без учета негативных последствий в том, что касается неравенства и нестабильности, которые в таких исследованиях игнорируются). См.: Jeanne О., Gounnchas Р. О. The elusive gains from international financial integration // Review of Economic Studies. 2006.
Можно отметить, что позиция МВФ по вопросу об автоматической передаче информации обычно расплывчата и изменчива и чаще всего заключается в одобрении принципа и в последующем торпедировании его конкретного применения под предлогом довольно малоубедительных технических аргументов.
[Закрыть]. Однако воплощалась она прежде всего демократически избранными правительствами и служила отражением идейных течений, которые преобладали в определенный исторический момент, отмеченный развалом Советского Союза и безграничной верой в капитализм и в саморегулирование рынков. После финансового кризиса 2008 года у всех возникли серьезные сомнения относительно этой программы, и богатые страны, вполне вероятно, будут все чаще прибегать к мерам контроля над капиталами в ближайшие десятилетия. Такой пут ь, в определенном смысле, указал развивающийся мир после азиатского финансового кризиса 1998 года, который убедил значительную часть планеты, от Индонезии до России и Бразилии, что стабилизационные программы и прочие шоковые терапии, навязываемые международным сообществом, не всегда были самыми подходящими методами и что давно пора от них избавиться. Этот кризис также подтолкнул данные страны к созданию иногда чрезмерных резервов, которые, безусловно, являются не лучшей формой коллективного регулирования в условиях нестабильности мировой экономики, но хотя бы позволяют отдельным странам противостоять потрясениям, сохраняя при этом свой суверенитет.
Загадка регулирования капитала в Китае. Кроме того, важно понимать, что некоторые страны всегда контролировали капиталы, и волна полного дерегулирования финансовых потоков и платежного баланса их так и не затронула. Это относится прежде всего к Китаю, валюта которого до сих пор не конвертируема (возможно, она станет конвертируемой, когда страна решит, что накоплено достаточно ресурсов, чтобы приструнить любого спекулянта) и который жестко контролирует как входящие капиталы (нельзя инвестировать или становиться собственником крупной китайской компании без разрешения, которое выдается лишь в том случае, если иностранный инвестор довольствуется очень миноритарной долей), так и исходящие (нельзя выводить свои активы из Китая без учета мнения государства по этому вопросу). Вопрос о вывозе капиталов в настоящее время в Китае очень чувствителен и лежит в основе китайской модели регулирования капитала. Ключевой вопрос прост: действительно ли китайские миллионеры и миллиардеры, которых становится все больше в международных рейтингах состояний, являются собственниками своего имущества и могут ли они, например, свободно выводить его из Китая? Какой бы завесой таинственности ни были окружены эти вопросы, нет никаких сомнений в том, что применяемое в Китае понятие права собственности отличается от того, что имеет хождение в Европе и в Соединенных Штатах, и определяется сложным и меняющимся комплексом прав и обязанностей. Например, все заставляет думать, что китайскому миллиардеру, который приобрел бы 20 % компании Telecom China и решил бы перебраться в Швейцарию со своей семьей, было бы намного труднее сохранить свое финансовое участие в компании и получать миллионы евро в виде дивидендов, чем российскому олигарху. В случае российских олигархов ситуация представляется более простой, если судить по огромным потокам капитала, утекающим из страны в подозрительных направлениях, чем в случае Китая, по крайней мере в настоящий момент. Разумеется, в России лучше избегать крупных ссор с президентом, чтобы не угодить в тюрьму; однако, за исключением таких крайних случаев, вполне возможно жить в течение долгого времени на состояние, полученное благодаря природным ресурсам страны. В Китае такие вещи контролируются строже. Это одна из многих причин, по которым сравнения между состояниями китайских и американских политиков, проводимые в международной (западной) прессе и показывающие, что первые намного богаче вторых, выглядят не очень убедительными[638]638
Чаще всего в прессе сравнивается среднее состояние 535 членов американского Конгресса (которые, согласно их априори надежным декларациям, собираемым Центром ответственной политики (Center for Responsible Politics), составляет «всего» 15 миллионов долларов, что намного выше, чем в Европе, как мы уже отмечали) и среднее состояние 70 самых богатых членов Всекитайского народного собрания, которое превосходит один миллиард долларов (согласно «Hurun Report» 2012 года, который представляет собой китайский рейтинг состояний вроде «Forbes» и опирается на не очень ясные методы). Учитывая соотношение между населением стран, было бы правильнее сравнивать среднее состояние 3000 членов Всекитайского собрания (таких оценок не имеется). Кроме того, представляется, что членство во Всекитайском народном собрании эти миллиардеры воспринимают скорее как почетную функцию (а не как законодательную работу). Возможно, было бы правильнее их сравнивать с 70 самыми богатыми спонсорами американской политической сцены.
[Закрыть].
