355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Томас Пикетти » Капитал в XXI веке » Текст книги (страница 17)
Капитал в XXI веке
  • Текст добавлен: 21 октября 2016, 23:50

Текст книги "Капитал в XXI веке"


Автор книги: Томас Пикетти


Жанры:

   

Политика

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 48 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

Конечно, очень сложно точно рассчитать стоимость этого неформального труда; кроме того, подобные расчеты довольно произвольны, чем, собственно, и обусловлено отсутствие этих показателей в национальных счетах. В принципе, для этого нужно было бы измерить проведенное за этим занятием время и затем придать ему почасовую стоимость, например на основе вознаграждения за схожий труд в формальной сфере финансов или недвижимости. Можно также представить, что неформальные расходы выше во время очень сильного экономического роста (или высокой инфляции), поскольку такие периоды, безусловно, требуют более частого перераспределения портфеля инвестиций и больше времени для поиска лучших возможностей вложения, чем в экономике, близкой к стагнации. Например, трудно рассматривать среднюю доходность в 10 %, наблюдаемую во Франции – или немного более низкую в Великобритании – в эпоху восстановления после обеих мировых войн (такой уровень также наблюдается в развивающихся странах, переживающих очень быстрый рост, как в сегодняшнем Китае), как чистую доходность капитала. Такая доходность может включать в себя довольно существенную долю вознаграждения за неформальный труд предпринимательского типа.

В качестве иллюстрации мы указали на графиках 6.3–6.4 оценки чистой доходности капитала в различные эпохи во Франции и в Великобритании: они были получены путем вычитания из наблюдаемой средней доходности вероятных рассчитанных – хотя, возможно, немного завышенных – неформальных издержек на управление (т. е. стоимости времени, потраченного на управление своим имуществом). Полученная таким образом чистая доходность, как правило, на один-два пункта ниже, чем средние наблюдаемые показатели, – ее, безусловно, следует считать минимальной[183]183
  См. также доступные онлайн дополнительные графики S6.1 – S6.2, на которых мы указываем нижние и верхние пределы доли капитала в Великобритании и во Франции.


[Закрыть]
. Имеющиеся данные по доходности, полученной с состояния, – их мы исследуем в третьей части – указывают, что управление имуществом дает существенную экономию и что чистая доходность, получаемая с более крупного имущества, заметно выше, чем приведенные здесь показатели[184]184
  См. часть третью, главу двенадцатую.


[Закрыть]
.

Доходность капитала в истории

Главный вывод, который можно сделать из наших расчетов, следующий. Во Франции и в Великобритании в XVIII–XIX веках чистая доходность капитала колебалась вокруг среднего значения 4–5 % в год, или в интервале между 3 и 6 % в год. В долгосрочном плане не существует никакой значительной тенденции ни к повышению, ни к понижению. Чистая доходность явно превзошла планку в 6 % после сильных разрушений и многочисленных потрясений, которые капитал пережил в ходе войн двадцатого столетия, однако затем он довольно быстро вернулся к более низким значениям, наблюдавшимся в прошлом. Тем не менее в долгосрочной перспективе чистая доходность капитала, вероятно, немного снизилась: она зачастую превосходила 4–5 % в XVIII–XIX веках, а в начале XXI века приближается к 3–4 % по мере того, как соотношение между имуществом и доходом возвращается к высоким показателям, наблюдавшимся в прошлом.

Однако для того, чтобы мы могли делать обоснованные выводы относительно этого последнего пункта, нам не хватает исторической перспективы. Нельзя исключать, что в ближайшие десятилетия чистая доходность капитала вновь поднимется на более высокий уровень, учитывая растущую конкуренцию за привлечение капитала между странами и все более совершенные методы рынков и финансовых институтов по получению повышенной доходности на основе сложных и диверсифицированных портфелей.

В любом случае эта квазистабильность чистой доходности капитала в долгосрочной перспективе – или, возможно, небольшое снижение на четверть или пятую часть, с 4–5 % в XVIII–XIX веках до 3–4 % сегодня, – играет ключевую роль в нашем исследовании, и мы к ней не раз еще вернемся.

Чтобы лучше охарактеризовать эти цифры, мы прежде всего напомним, что в XVIII–XIX веках традиционный коэффициент перевода в ренту для наиболее широко распространенных и наименее рискованных форм капитала, таких как земли и государственные облигации, как правило, составлял 5 % в год: стоимость капитала оценивалась примерно в 20 лет приносимого им ежегодно дохода. Иногда его стоимость оценивалась в 25 лет (что соответствует доходности 4 % в год[185]185
  Процентная ставка по государственному долгу в Великобритании и во Франции в XVIII–XIX веках, как правило, составляла 4–5 %. Иногда она могла снижаться до 3 % (как во время замедления экономического роста в конце XIX века). Напротив, она достигала 5–6 % и даже больше в периоды сильной политической напряженности, когда возникали сомнения в готовности режима выполнять свои бюджетные обязательства, например в десятилетия, предшествовавшие Французской революции, или в революционную эпоху. См.: Velde F„WeirD. The financial market and government debt policy in France 1746–1793 // Journal of Economic History. 1992. См. также: Beguin K. Financer la guerre au XVIIe siecle. La dette publique et les rentiers de I'absolutisme. Champ Vallon, 2012. Подробные исторические данные представлены в техническом приложении.


[Закрыть]
).

В классическом романе начала XIX века, например в произведениях Бальзака или Джейн Остин, это соотношение между капиталом и ежегодной рентой, обеспечивающее доходность 5 % (или – реже – 4 %), считается очевидным фактом. Однако зачастую писатели не говорят о природе капитала и прежде всего о весе двух таких разных категорий, как земля и государственный долг, иногда считающихся почти полностью взаимозаменяемыми, и указывают лишь размер ежегодно получаемой ренты. Нам сообщают, например, что такой-то персонаж располагает 50 тысячами франков или двумя тысячами фунтов стерлингов ренты, не уточняя, идет ли речь о ренте земельной или государственной. Какая разница, ведь в обоих случаях доход надежен и постоянен и позволяет обеспечивать на протяжении длительного времени определенный образ жизни и поддерживать определенный социальный статус, атрибуты которого всем известны.

И Остин, и Бальзак зачастую полагают излишним уточнять доходность, которая позволяет высчитать капитал на основе годовой ренты: всякий читатель прекрасно знал, что нужен был капитал в размере одного миллиона франков для получения ежегодной ренты в 50 тысяч франков (или капитал в размере 40 тысяч фунтов стерлингов для получения ежегодной ренты в две тысячи фунтов), вне зависимости от того, вкладывался ли он в государственные облигации, в сельскохозяйственные земли или куда-либо еще. Для писателей XIX века, как и для их читателей, соотношение между имуществом и ежегодной рентой была очевидным, и они легко переходили от одного показателя к другому, как если бы использовали полные синонимы или два идентичных языка, которые всем понятны.

В этих романах столь же очевидно и то, что существуют сферы, которые требуют более серьезных личных вложений, будь то макаронные фабрики отца Горио или антильские инвестиции сэра Томаса в «Мэнсфилд-парке», и которые, естественно, приносят более высокую доходность. Такие вложения позволяли получать доходность в 7–8 %, а то и больше, если дела идут удачно, на что рассчитывал Цезарь Бирото, пускаясь в выгодные операции с недвижимостью в районе церкви Мадлен после успеха, который он снискал в области парфюмерии. Однако всем было столь же очевидно, что, за вычетом времени и энергии, которых требовали эти дела (сэр Томас проводил на островах по многу месяцев), чистая доходность, получаемая в итоге, не всегда была намного выше 4–5 %, обеспечиваемых вложениями в землю и в государственные облигации. Иными словами, дополнительная доходность в значительной степени соответствует вознаграждению за привнесенный в дело труд, а чистая доходность капитала, в том числе и с учетом премии за риск, как правило, ненамного выше 4–5 % (что, впрочем, не так уж и плохо).

Доходность капитала в начале XXI века

Как определяется чистая доходность капитала (т. е. то, что ежегодно приносит капитал в любом виде после вычета всех расходов на управление и времени, потраченного на управление своим портфелем) и почему в долгосрочном плане она немного снизилась – с 4–5 % во времена Бальзака и Джейн Остин до примерно 3–4 % сегодня?

Прежде чем попытаться ответить на этот вопрос, нужно прояснить один важный аспект. Некоторые читатели, возможно, считают, что средняя доходность в 3–4 %, наблюдаемая в начале 2010-х годов, выглядит довольно оптимистично по сравнению с тем, что они сами получают со своих скромных сбережений. Здесь следует уточнить несколько аспектов.

Во-первых, показатели, указанные на графиках 6.3–6.4, отражают доходность до уплаты налогов. Иными словами, речь идет о доходности, которую получали бы собственники капитала, если бы не существовало никаких налогов на капитал и на доходы с него (при определенном объеме капитала). В последней части книги мы подробно исследуем, какую роль эти налоги играли в прошлом и какую роль они могут играть в будущем, в условиях ожесточенной налоговой конкуренции между государствами.

На данном этапе мы лишь можем отметить, что налоговое давление практически отсутствовало в XVIII–XIX веках и существенно выросло в XX и в начале XXI века, в результате чего средняя доходность после уплаты налогов в долгосрочном плане снизилась больше, чем средняя доходность до их уплаты. Сегодня уровень налогов на капитал и на доходы с него может быть довольно низким при выборе правильной стратегии налоговой оптимизации (некоторым инвесторам, обладающим особенно сильным даром убеждения, даже удается получать субсидии), однако в большинстве случаев он довольно существенен. Важно учитывать тот факт, что, помимо налога на доход, есть немало других налогов. Например, земельный налог заметно сокращает доходность недвижимого капитала, а налог на прибыль компаний оказывает такое же воздействие на доходы с финансового капитала, вложенного в предприятия. Однако даже если бы все эти налоги были упразднены – возможно, однажды это произойдет, но до этого еще далеко, – доходность с капитала, получаемая собственниками, все равно не достигла бы уровня, указанного на графиках 6.3–6.4. Если учесть все налоги, средняя ставка налогообложения на доходы с капитала в настоящее время достигает порядка 30 % в большинстве богатых стран.

Это первая причина, которая приводит к серьезному расхождению между чистой экономической доходностью с капитала и доходностью, реально получаемой его собственниками.

Второй момент, о котором следует напомнить, заключается в том, что чистая доходность, составляющая в среднем 3–4 %, скрывает огромное неравенство. Для всех тех, чьим единственным капиталом являются небольшие суммы на их банковских счетах, доходность отрицательна, поскольку эти средства не дают никаких процентов и ежегодно подтачиваются инфляцией. Сберегательные счета зачастую обеспечивают процент, лишь немного превышающий инфляцию[186]186
  Во Франции в 2013 году номинальный процент, начислявшийся на сберегательную книжку серии А, составлял всего 2 %, т. е. реальная доходность была близка к 0 %.


[Закрыть]
. Однако обращает на себя внимание тот факт, что, несмотря на многочисленность таких людей, их собственность относительно невелика. Напомним, что в настоящее время имущество в богатых странах распределяется на две приблизительно равные (или сравнимые) половины: недвижимость и финансовые активы. Финансовые активы почти полностью состоят из акций, облигаций и вложений, персональных планов сбережений и долгосрочных финансовых контрактов (например, в виде страхования жизни или пенсионных фондов). Суммы, размещенные на не приносящих доход банковских счетах, как правило, составляют всего 10–20 % национального дохода, т. е. максимум 3–4 % от общего объема имущества (который, напомним, достигает 500–600 % национального дохода). Сберегательные счета добавят не больше 30 % национального дохода, т. е. чуть больше 5 % от общего объема имущества[187]187
  См. техническое приложение. Средства, размещенные на лицевых счетах, приносят доход в большинстве стран (во Франции это запрещено).


[Закрыть]
. Тот факт, что банковские и сберегательные счета приносят лишь небольшой процент, разумеется, имеет большое значение для тех, кого это касается. Однако с точки зрения средней доходности капитала он играет весьма ограниченную роль.

С точки зрения средней доходности намного важнее отметить, что ежегодная арендная стоимость жилой недвижимости, составляющей половину стоимости имущества, как правило, равняется 3–4 % от стоимости собственности. Например, квартира стоимостью 500 тысяч евро будет приносить около 15–20 тысяч евро в год (примерно 1500 евро в месяц) или позволит сэкономить эту арендную плату в том случае, если собственник решит сам в ней жить. Это касается и более скромного недвижимого имущества: квартира стоимостью 100 тысяч евро дает арендную плату – или позволяет избежать ее – в размере 3–4 тысяч евро в год или даже больше (как мы уже отмечали, доходность недвижимости может достигать 5 % в случае небольших площадей). Еще более высокую доходность дают финансовые активы, преобладающие в тex случаях, когда речь идет о более крупном имуществе. Совокупность недвижимой и финансовой собственности, которая составляет большую часть частного имущества, и толкает среднюю доходность вверх.

Активы реальные, активы номинальные

Третий момент, который стоит уточнить, состоит в том, что доходность, указанная на графиках 6.3–6.4, должна рассматриваться как доходность реальная. Иными словами, было бы ошибочным вычитать из нее уровень инфляции, составляющий сегодня 1–2 % в богатых странах.

Причина этого проста, и мы ее уже называли: в большинстве своем имущество, принадлежащее домохозяйствам, представляет собой «реальные» активы (т. е. активы, которые связаны с реальной экономической деятельностью – например, жилая недвижимость или акции – и цена которых меняется в зависимости от этой деятельности), а не «номинальные» (т. е. такие активы, стоимость которых привязана к изначальной номинальной стоимости, как, например, деньги, размещенные на лицевых счетах и сберегательных книжках или вложенные в казначейские облигации и не индексируемые с учетом инфляции).

Отличительной чертой номинальных активов является то, что они сильно подвержены инфляционным рискам: если положить 10 тысяч евро на лицевой или сберегательный счет или вложить их в не индексируемые государственные или частные облигации, то эта сумма останется неизменной и 10 лет спустя, даже если за это время потребительские цены удвоились.

В этом случае говорят, что реальная стоимость вложения сократилась вдвое: на изначально вложенную сумму теперь можно купить вдвое меньше товаров и услуг. Это соответствует отрицательной доходности -50 % за 10 лет, которая может быть компенсирована или не компенсирована за счет процентов, полученных за тот же период. В целом в периоды сильного роста цен «номинальная» процентная ставка, т. е. ставка до вычета инфляции, поднимается и чаще всего превышает инфляцию. Однако все зависит от даты, когда было осуществлено вложение, от инфляционных ожиданий в этот момент и т. д. «Реальная» процентная ставка, т. е. реально получаемая доходность после вычета инфляции, может быть сильноотрицательной или сильноположительной[188]188
  Например, номинальная ставка в 5 % при 10 %-ной инфляции соответствует реальной процентной ставке -5%. тогда как номинальная ставка в 15 % при 5 %-ной инфляции соответствует реальной процентной ставке +10 %.


[Закрыть]
. В любом случае для того, чтобы определить реальную доходность номинального актива, необходимо вычесть инфляцию из процентной ставки.

Совсем иная ситуация складывается с реальными активами. Цена недвижимой собственности, равно как и цена акций, долей в предприятиях или в различных финансовых вложениях и паевых инвестиционных фондах, инвестированных в биржевые рынки, обычно растет как минимум с той же скоростью, что и индекс потребительских цен. Иными словами, нужно не только вычитать инфляцию из арендной платы и дивидендов, получаемых каждый год, но и прибавлять к этой ежегодной доходности прирост капитала, полученный в случае продажи актива (или иногда вычитать его обесценение). Ключевой факт заключается в том, что эти реальные активы намного более показательны, чем номинальные: как правило, на них приходится более трех четвертей, а иногда и девять десятых общих активов, принадлежащих домохозяйствам[189]189
  На одни лишь недвижимые активы приходится примерно половина от общего объема активов, а в финансовых активах реальные активы представляют, как правило, более половины от общей суммы, а зачастую и более трех четвертей. См. техническое приложение.


[Закрыть]
.

Изучив в предыдущей главе процесс накопления капитала, мы пришли к выводу, что в долгосрочной перспективе эти разнообразные факторы уравновешивают друг друга. Если принять в расчет всю совокупность активов, то на протяжении периода с 1910 по 2010 год их цена, в среднем росла с той же скоростью, что и индекс потребительских цен, – по крайней мере, в первом приближении. Конечно, та или иная категория активов могла дорожать или дешеветь (особенно номинальные активы, которые обесцениваются, однако падение их цены компенсируется удорожанием реальных активов) или же претерпевать сильные колебания в стоимости в определенные периоды: относительная цена капитала сильно снизилась в 1910-1950-х годах, а затем выросла в 1950-2010-х годах. В этих условиях рациональнее всего будет считать, что средняя доходность капитала, указанная на графиках 6.3–6.4 и полученная, напомним, путем деления ежегодного притока доходов с капитала (арендных платежей, дивидендов, процентов, прибыли и т. д.) на объем капитала, т. е. без учета его прироста или убытков, отражает среднюю доходность капитала в долгосрочной перспективе[190]190
  Тем не менее, как мы объясняли в предыдущей главе, этот подход подразумевает включение в доходность прироста капитала, т. е. присовокупление нераспределенной прибыли к стоимости акций, что в долгосрочном плане является важным элементом доходности последних.


[Закрыть]
. Разумеется, при изучении доходности определенного актива это не избавляет от необходимости присовокупления прибавочной стоимости или вычета обесценения (например, вычета инфляции в случае номинального актива). Однако нет особого смысла в том, чтобы вычитать инфляцию из общей доходности капитала без присовокупления его прироста, который в среднем уравновешивает последствия инфляции.

Поясним: мы, разумеется, не собираемся отрицать, что инфляция иногда может оказывать вполне реальное воздействие на имущество, получаемую с него доходность и его распределение. Просто речь идет скорее о последствиях перераспределения в рамках имущества, чем о структурных долгосрочных последствиях. Например, мы видели, что инфляция сыграла ключевую роль в сокращении до минимума государственного долга в богатых странах после войн XX века. Однако если инфляция держится на высоком уровне в течение долгого времени, люди пытаются защититься от нее, инвестируя средства в реальные активы. Все указывает на то, что самые крупные состояния лучше всего индексируются с учетом инфляции и являются наиболее диверсифицированными в долгосрочном плане, а больше всего от нее страдают небольшие состояния вроде лицевых и сберегательных счетов.

Конечно, можно придерживаться идеи, согласно которой переход от почти нулевой инфляции в XIX и начале XX века к 2 %-ной инфляции на рубеже XX–XXI веков привел к небольшому снижению чистой доходности капитала. При режиме нулевой инфляции легко быть рантье (нет риска, что инфляция будет подтачивать унаследованное от прошлого имущество), тогда как сегодня нужно посвящать больше времени управлению своим имуществом или, по крайней мере, следует разработать правильную стратегию его инвестирования. Однако и в этой ситуации вовсе не факт, что самые крупные состояния пострадают больше всего и что такой механизм является наиболее адекватным для достижения данной цели. Мы вернемся к этому ключевому вопросу в следующей части книги, когда будем исследовать, как полученная доходность варьируется в зависимости от размеров имущества, и в четвертой части, когда будем изучать и сравнивать различные институты и политические меры, которые могут повлиять на распределение богатства и первыми из которых являются налоги и инфляция. На данном этапе мы лишь отметим, что инфляция служит инструментом перераспределения прежде всего среди собственников имущества – иногда желательного, иногда не очень – и что при любых обстоятельствах инфляция может оказывать лишь ограниченное воздействие на среднюю доходность, причем намного меньшее, чем очевидное номинальное влияние[191]191
  Иными словами, переход от нулевой к 2 %-ной инфляции в мире, где доходность напитала изначально составляла 4 %, не является аналогом 50 %-ного налога на доходность капитала по той простой причине, что цена недвижимых и биржевых активов также будет расти на 2 % в год и что лишь небольшая часть активов, принадлежащих домохозяйствам, – в основном денежная наличность и часть номинальных активов – будет платить инфляционный налог. Мы вернемся к этому вопросу в третьей части, в двенадцатой главе.


[Закрыть]
.

Зачем нужен капитал?

Опираясь на лучшие из имеющихся у нас данных, мы исследовали, как менялась доходность капитала в истории. Перейдем теперь к разъяснительной части: как определяется доходность капитала, имеющая место в данном обществе? Каковы основные экономические и социальные силы, влияющие на нее, как можно описать наблюдаемую историческую эволюцию и, самое главное, можно ли предсказать эволюцию доходности капитала в XXI веке?

Согласно простейшим экономическим моделям и гипотезе «чистой и совершенной» конкуренции на рынке капитала и на рынке труда, доходность капитала должна была быть равной «предельной производительности» капитала (т. е. вкладу дополнительной единицы капитала в рассматриваемый процесс производства). В более сложных и реалистичных моделях доходность также зависит от способности к ведению переговоров и от соотношения сил, и в различных ситуациях и отраслях она может быть выше или ниже предельной производительности капитала (тем более что последнюю тоже не всегда можно точно измерить).

В любом случае, доходность капитала определяется следующими силами: с одной стороны, технологией (зачем нужен капитал?), а с другой – доступностью капитала (избыток капитала убивает капитал).

Технология, естественно, играет ключевую роль. Если капитал как фактор производства не нужен, то и его предельная производительность равна нулю. Теоретически можно представить общество, в котором капитал не имеет никакого значения в процессе производства, никакие инвестиции не могут улучшить производительность сельскохозяйственных земель, никакие инструменты или оборудование не могут привнести никаких улучшений. Тем не менее в таком обществе капитал мог бы играть важную роль в качестве чистого средства сбережения: например, каждый мог бы решить запасать в огромных количествах еду (если предположить, что условия хранения это позволяют), чтобы подготовиться к возможному ее дефициту в будущем, или же оставлять капитал из чисто эстетических соображений (добавляя к нему груды драгоценностей и различных украшений). Теоретически ничто не мешает представить общество, в котором соотношение между капиталом и доходом β очень велико, но при этом доходность капитала r строго равна нулю. В этом случае доля капитала в национальном доходе α = r х β также была бы строго равна нулю. В таком обществе весь национальный доход и все производство приходились бы на труд.

Ничто не мешает это представить, однако во всех известных человеческих обществах, далее в самых архаичных, складывалась иная ситуация. Во всех цивилизациях капитал выполняет две важные экономические функции: во-первых, он необходим для жилья (т. е. для производства «жилищных услуг», стоимость которых измеряется арендной стоимостью жилья: это стоимость комфорта, который человек получает за счет того, что спит и живет под крышей, а не под открытым небом); во-вторых, он является фактором производства других товаров и услуг (процесс изготовления которых может требовать использования сельскохозяйственных земель, зданий, служебных помещений, станков, оборудования, патентов и т. д.). Исторически первыми формами накопления капитала были как орудия (кремень и т. д.) и сельскохозяйственные решения (огораживание, орошение, осушение и т. д.), так и примитивное жилье (пещеры, палатки, хижины и т. д.), после чего произошел переход к более сложным формам промышленного и профессионального капитала и ко все более комфортному жилью.

Понятие предельной производительности капитала

Предельная производительность капитала определяется через стоимость прибавочного производства, обеспеченного дополнительной единицей капитала. Предположим, что сельскохозяйственная фирма, располагающая дополнительной землей или дополнительными инструментами стоимостью 100 евро (учитывая текущие цены на землю и на инструменты), может увеличить ежегодное производство продовольствия на сумму пять евро (при прочих равных и прежде всего при использовании того же объема труда, что и прежде). В этом случае говорят, что предельная производительность капитала составляет пять евро на 100 вложенных евро, или 5 % в год. В условиях чистой и совершенной конкуренции это соответствует ежегодной доходности, которую собственник капитала – землевладелец или владелец инструментов – получает от сельскохозяйственного работника. Если работник хочет получить больше 5 %, он сдаст его землю и инструменты в аренду другому капиталисту. А если работник хочет платить меньше 5 %, он сдаст землю и инструменты в аренду другому работнику. 218 Разумеется, может сложиться ситуация, в которой собственник располагает монопольным правом на сдачу в аренду своей земли и инструментов работнику или на покупку его труда (в этом случае речь идет о монопсонии): тогда собственник может потребовать доходность, превосходящую эту предельную доходность.

В более сложно устроенной экономике, которая предлагает разнообразные формы использования капитала и в которой 100 евро можно вложить не только в фермерское хозяйство, но и в жилую недвижимость или в предприятие, производящее промышленные товары или услуги, определить предельную производительность капитала может быть непросто. Функция системы финансового посредничества (прежде всего банков и финансовых рынков) заключается в том, чтобы найти наилучшие формы использования капитала, благодаря которым каждая единица капитала вкладывается в ту сферу, где она оказывается максимально производительной – на другом конце света, если потребуется – и приносит своему владельцу наивысшую доходность. Рынок капитала называют «совершенным» в том случае, когда каждая единица капитала может быть использована наилучшим образом и, если это возможно, в рамках максимально диверсифицированного портфеля инвестиций (так, чтобы приносить среднюю доходность, характерную для данной экономики, без малейшего риска), а издержки на посредничество при этом, разумеется, остаются минимальными.

На практике финансовые институты и биржевые рынки очень далеки от этого идеала: их отличительными чертами являются постоянная нестабильность, спекулятивные настроения и постоянно надувающиеся пузыри. Следует сказать, что непросто обнаружить на всей планете или даже в одной-единственной стране наилучшие формы использования единицы капитала, не говоря уже о том, что стремление к быстрой наживе и фальсификация учета – это самый короткий путь к максимальной доходности частного капитала. Однако, сколь бы несовершенны ни были существующие институты, системы финансового посредничества, безусловно, сыграли ключевую и незаменимую роль в истории экономического развития. В этот процесс всегда было вовлечено множество участников, к числу которых относились не только банки и формальные финансовые рынки. Например, в XVIII–X1X веках нотариусы играли ключевую роль в установлении связей между людьми, располагавшими средствами, и теми, кто предлагал инвестиционные проекты, как, например, отец Горио с его макаронными фабриками или Цезарь Бирото с его проектами в сфере недвижимости[192]192
  См.: Hoffman P.. Postel-Vinay С., Rosenthal J.-L. Priceless Markets. The Political Economy of Credit in Paris 1660–1870. University of Chicago Press, 2000.


[Закрыть]
.

Важно уточнить, что понятие предельной производительности капитала определяется вне зависимости от институтов и правил – или от отсутствия таковых, – которыми характеризуется распределение между капиталом и трудом в данном обществе. Например, если собственник земли и инструментов сам использует свой капитал, то он, разумеется, не будет отдельно учитывать доходность капитала, которую он оставляет себе. Однако от этого капитал не становится менее полезным, а его предельная производительность остается такой же, как и в том случае, если бы доходность получал внешний собственник. То же происходит, если существующая экономическая система решает обобществить весь объем капитала или его часть и в крайнем случае, как, например, в Советском Союзе, полностью уничтожает частную доходность капитала. В этом случае частная доходность оказывается ниже «общественной» доходности капитала, однако последняя все равно определяется через предельную производительность дополнительной единицы капитала. Вопрос о том, будет ли оправданным и полезным для общества, если владельцы капитала, не привнося никакого нового труда, будут получать предельную производительность в качестве вознаграждения за права собственности (и за их сбережения, накопленные в прошлом ими или их предками), разумеется, имеет ключевое значение; ниже у нас будет возможность рассмотреть его подробно.

Избыток капитала убивает капитал

Какие бы институты и нормы ни регулировали соотношение между капиталом и трудом, естественно ожидать, что предельная производительность капитала будет сокращаться по мере того, как растет его объем. Например, если каждый сельскохозяйственный рабочий уже владеет тысячами гектаров земли, дополнительная доходность, приносимая одним прибавочным гектаром, вероятно, будет ограниченной. Точно так же, если страна уже построила огромное количество жилой недвижимости, благодаря чему у каждого ее жителя есть сотни квадратных метров жилья, увеличение благосостояния за счет дополнительного здания – измеряемого в прибавочной арендной плате, которую были бы готовы платить люди, желающие в него заселиться, – было бы несущественным. То же касается любых станков и оборудования: предельная производительность падает до определенного порога (возможно, для начала производства необходимо минимальное количество инструментов, однако затем ситуация становится противоположной). Напротив, в стране, где огромное население вынуждено делить скудную пахотную землю и небольшое количество жилья и инструментов, предельная производительность каждой дополнительной единицы капитала, разумеется, была бы очень высокой, чем с радостью воспользовались бы собственники капитала.

Соответственно вопрос заключается не в том, чтобы понять, что предельная производительность капитала сокращается, когда увеличивается объем капитала (это и так очевидно), а в том, чтобы выяснить, какими темпами происходит это сокращение. Ключевая задача состоит в том, чтобы определить, как уменьшается средняя доходность капитала r – при условии, что она равна предельной производительности капитала, – когда соотношение между капиталом и доходом β увеличивается. Здесь может быть два возможных варианта. Если доходность капитала r в пропорции падает больше, чем растет соотношение между капиталом и доходом β(например, если доходность сокращается больше чем в два раза при том, что соотношение увеличивается вдвое), то это означает, что доля доходое с капитала в национальном доходе α = r × β уменьшается, когда β растет. Иными словами, сокращение доходности капитала с лихвой компенсирует увеличение соотношения между капиталом и доходом. Если же доходность r в пропорции падает меньше, чем увеличивается соотношение (например, если доходность сокращается меньше чем в два раза, когда соотношение увеличивается вдвое), то это означает, что доля капитала α = r × β увеличивается, когда β растет. В этом случае доходность лишь амортизирует и смягчает изменение доли капитала по сравнению с изменением соотношения между капиталом и доходом.

Если проследить эволюцию капитала в Великобритании и Франции, в долгосрочной перспективе второй вариант точнее отражает исторические реалии. Доля капитала α следовала по той же U-образной траектории, что и соотношение между капиталом и доходом β (высокий уровень в XVIII–XIX веках, падение в середине XX века, рост в конце двадцатого – начале двадцать первого столетия). Эволюция средней доходности капитала r, разумеется, сильно сократила амплитуду колебания этой U-образной кривой: доходность была очень высокой после Второй мировой войны, когда капитала было мало, что обусловлено принципом сокращения предельной производительности. Однако этот эффект был недостаточно сильным для того, чтобы повлиять на траекторию, по которой следовала U-образная кривая, отражающая соотношение между капиталом и доходом β, и превратить ее в зеркальную U-образную кривую, отражающую долю капитала α.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю