Текст книги "Капитал в XXI веке"
Автор книги: Томас Пикетти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 48 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]
Тем не менее важно подчеркнуть, что с теоретической точки зрения обе эти ситуации возможны. Все зависит от превратностей технологии, или, вернее, все зависит от разнообразия имеющихся методов, которые позволяют сочетать капитал и труд для производства различных видов товаров и услуг, потребляемых в данном обществе. Рассматривая эти вопросы, экономисты часто используют понятие «производственная функция», которое представляет собой математическую формулу, позволяющую обобщить технологический уровень, достигнутый данным обществом. Производственная функция определяется прежде всего эластичностью замещения труда капиталом, которая измеряет, насколько легко можно заместить, т. е. заменить, труд капиталом или капитал трудом для производства товаров и услуг, пользующихся спросом.
Например, эластичность замещения, равная нулю, соответствует четко установленным коэффициентам производственной функции: на одного сельскохозяйственного работника требуются ровно один гектар и один инструмент (или ровно один станок на одного промышленного рабочего) – ни больше, ни меньше. Если каждый работник располагает лишней землей, пусть даже сотой долей гектара, или еще одним инструментом, он не сможет использовать их с пользой, а значит, предельная производительность этой дополнительной единицы капитала будет равняться нулю. Подобным же образом, если есть один лишний рабочий по отношению к имеющемуся объему капитала, заставить его работать производительно нельзя.
Напротив, бесконечная эластичность замещения означает, что предельная производительность капитала и труда полностью независимы от объема капитала и от доступного труда. Доходность капитала фиксирована и не зависит от количества капитала: всегда можно накопить больше капитала и увеличить производство на фиксированный процент, например, на 5 или 10 % на дополнительную единицу капитала. Можно представить себе полностью роботизированную экономику, в которой производство может увеличиваться до бесконечности исключительно за счет капитала.
Ни один из этих двух крайних примеров не правдоподобен: в первом чувствуется недостаток воображения, а во втором – излишний оптимизм относительно технологического прогресса (или пессимизм по отношению к человеческому роду, в зависимости от точки зрения). Вопрос заключается в том, чтобы понять, на каком уровне находится эластичность замещения труда капиталом: выше или ниже единицы. Если эластичность колеблется от нуля до единицы, то увеличение соотношения между капиталом и доходом β приведет к такому сильному снижению предельной производительности капитала, что доля капитала α = r х β уменьшится (если предположить, что доходность капитала определяется его предельной производительностью)[193]193
В случае нулевой эластичности доходность, а значит, и доля капитала падают до нуля, как только появляется небольшой избыток капитала.
[Закрыть]. Если эластичность выше единицы, то увеличение соотношения между капиталом и доходом р, напротив, приведет к ограниченному снижению предельной производительности капитала, вследствие чего доля капитала α = r х β возрастет (если предположить, что доходность капитала равна его предельной производительности)[194]194
В случае бесконечной эластичности доходность не меняется, в результате чего доля капитала растет в той же пропорции, что и соотношение между капиталом и доходом.
[Закрыть]. В случае, если эластичность точно равна единице, оба эффекта полностью компенсируют друг друга: доходность капитала r снижается в тех же пропорциях, что возрастает соотношение между капиталом и доходом β, в результате чего уравнение α = r х β остается неизменным.
За рамками функции Кобба – Дугласа: вопрос стабильности распределения между капиталом и трудом
Этот промежуточный пример эластичности замещения, равной единице, соответствует производственной функции Кобба – Дугласа, получившей свое название в честь экономистов Кобба и Дугласа, которые впервые предложили ее в 1928 году. Производственная функция Кобба – Дугласа показывает, что при любых условиях и вне зависимости от имеющихся объемов капитала и труда доля капитала всегда равна фиксированному коэффициенту а, который может рассматриваться как чисто технологический параметр[195]195
Производственную функцию Кобба – Дугласа можно записать следующей математической формулой: Y=F (K, L) =K L1-α, где Y – производство. К — капитал, a L — труд. Есть другие математические формулы, позволяющие отобразить ситуацию, в которой эластичность замещения выше или ниже единицы. Бесконечная эластичность соответствует линейной производственной функции: производство вычисляется по формуле Y= F(K,L) = rK + vL. Иными словами, доходность капитала r никак не зависит от задействованного объема капитала и труда, так же как и доходность труда v, которая соответствует зарплате, в данной ситуации остается фиксированной. См. техническое приложение.
[Закрыть].
Например, если α = 30 %, то, каким бы ни было соотношение между капиталом и доходом, доходы с капитала будут составлять 30 % национального дохода (а трудовые доходы будут равны 70 %). Если норма сбережений и темпы роста данной страны таковы, что долгосрочное соотношение между капиталом и доходом β = s/g соответствует шести годам национального дохода, то доходность капитала равняется 5 %, а доля капитала а составляет 30 %. Если в долгосрочном плане объем капитала достигает лишь трех лет национального дохода, то доходность капитала вырастает до 10 %. А если норма сбережений и темпы роста таковы, что объем капитала составляет 10 лет национального дохода, то доходность падает до 3 %. В любом случае доля капитала всегда будет равна 30 %.
Функция Кобба – Дугласа стала очень популярной в учебниках по экономике, издававшихся после Второй мировой войны (например, в учебнике Самюэльсона); отчасти это было оправдано, отчасти – нет, потому что она слишком проста (экономисты любят простые истории, даже когда их точность остается приблизительной) и особенно потому, что стабильность распределения между капиталом и трудом создает относительно мирную и гармоничную картину общественного устройства. На самом деле стабильность доли капитала – если предположить, что она действительно имеет место, – ни в коей мере не гарантирует гармонию. Она может прекрасно сочетаться с крайним, запредельным неравенством во владении капиталом и в распределении доходов. Вопреки распространенному представлению стабильность доли капитала в национальном доходе вовсе не предопределяет стабильность соотношения между капиталом и доходом, которое может сильно меняться в зависимости от эпохи и от страны и приводить к сильному дисбалансу во владении капиталом на международном уровне.
Однако здесь мы должны подчеркнуть, что исторические реалии сложнее, чем можно представить, исходя из гипотезы о полной стабильности распределения капитала и труда. Функция Кобба – Дугласа может помочь понять ситуацию, складывавшуюся в отдельные эпохи или в отдельных отраслях, и в любом случае является хорошей отправной точкой для размышлений. Однако, как показывают собранные нами данные, она не дает возможности в полной мере отразить исторические перемены во всем их многообразии – как в долгосрочной, так и в средне– и краткосрочной перспективе.
Впрочем, это и неудивительно, ведь американские экономисты Кобб и Дуглас, предложившие эту гипотезу, располагали весьма скромным объемом данных, и у них не было достаточной исторической перспективы.
В первоначальной статье, опубликованной в 1928 году, они использовали данные, касавшиеся американской обрабатывающей промышленности в период с 1899 по 1922 год и действительно демонстрировавшие определенную стабильность доходов[196]196
См.: Cobb С., Douglas P. A theory of production // American Economic Review. 1928.
[Закрыть]. Судя по всему, впервые этот тезис был сформулирован британским экономистом Артуром Боули, который в 1920 году издал серьезный труд, посвященный распределению национального дохода Великобритании в период с 1880 по 1913 год. Главный вывод этой работы заключался в том, что распределение между капиталом и трудом в эти годы оставалось относительно стабильным[197]197
Согласно расчетам Боули, доходы с капитала на протяжении всего периода составляли около 37 % национального дохода, а трудовые доходы – около 63 %. См.: Bowley A. The Change in the Distribution of National Income, 1880–1913. Clarendon Press, 1920. Эти оценки совпадают с нашими расчетами, касающимися данной эпохи. См. техническое приложение.
[Закрыть]. Однако видно, что периоды, которые исследовались этими авторами, были относительно короткими: не было предпринято попыток сравнить полученные результаты с расчетами, касавшимися начала XIX века (и уже тем более восемнадцатого столетия).
Также стоит напомнить, что, как мы уже отмечали во введении, эти вопросы были связаны с высокой политической напряженностью конца XIX – начала XX века, равно как и в течение всего периода холодной войны, что осложняет спокойное изучение фактов. Экономисты консервативного или либерального толка пытались доказать, что рост приносит выгоду всем, поэтому они очень дорожили тезисом о полной стабильности распределения между капиталом и трудом и не учитывали факты, свидетельствовавшие о повышении доли капитала в отдельные периоды. Напротив, экономисты-марксисты стремились во что бы то ни стало показать, что доля капитала всегда увеличивается, а зарплаты не растут, и также иногда подгоняли факты. В 1899 году на съезде социал-демократической партии в Ганновере Эдуард Бернштейн, на свою голову, заявил, что зарплаты растут и что рабочий класс только выиграет от сотрудничества с правящим режимом (он даже был готов стать вице-президентом рейхстага), и оказался в меньшинстве. В 1937 году молодой немецкий историк и экономист Юрген Кучински, который позже, в 1950-1960-е годы, занимал должность профессора экономической истории в университете Гумбольдта в Восточном Берлине и в 1960–1972 годах издал монументальную всеобщую историю заработной платы в 38 томах, выступил с критикой Боули и других буржуазных экономистов. Кучински отстаивал тезис о постоянном сокращении доли труда со времен возникновения промышленного капитализма до 1930-х годов, что было справедливо для первой половины и даже для первых двух третей XIX века, однако выглядело сильным преувеличением применительно ко всему этому периоду[198]198
См.: Kuczynski J. Labour Conditions in Western Europe 1820 to 1935. Lawrence & Wishart, 1937. В том же году Боули обновил и расширил свою работу 1920 года: см. Bowley A. Wages and Income in the United Kingdom since 1860. Cambridge University Press, 1937. См. также: Gesichte der Lage der Arbeiter unter dem Kapitalismus. 38 volumes. Berlin, 1960–1972. Тома 32,33 и 34 посвящены Франции. Критический анализ данных Кучински, которые сегодня представляют собой незаменимый исторический источник, несмотря на пробелы, см.: Piketty Т. Les Hauts Revenus en France au XXе siecle… P. 677–681. Дополнительные ссылки см. в техническом приложении.
[Закрыть]. В последующие годы в академических журналах разгорелись жаркие споры. В 1939 году в журнале «Economic History Review», привыкшем к более мягким дебатам, Фредерик Браун открыто выступил на стороне Боули, назвав его «великим ученым» и «серьезным статистиком», тогда как Кучински, по его мнению, был всего лишь «манипулятором», – это тоже было преувеличением[199]199
См.: Brown F. Labour and wages Economic History Review. 1939.
[Закрыть]. В том же году Кейнс также примкнул к лагерю буржуазных экономистов, заявив, что стабильность распределения между капиталом и трудом является «самой твердо установленной закономерностью во всей экономической науке». Это утверждение было по меньшей мере поспешным, поскольку Кейнс опирался в основном на некоторые данные, касавшиеся британской обрабатывающей промышленности в 1920-1930-е годы, чего было недостаточно для выведения общей закономерности[200]200
Cm.: Keynes J. M. Relative movement of wages and output // Economic Journal. 1939. P. 48. Интересно отметить, что в те времена сторонники тезиса о стабильности распределения между капиталом и трудом еще не были уверены, каким именно было это распределение, считавшееся стабильным. Так, Кейнс настаивал на том, что доля доходов, приходящаяся на «ручной труд» («manual labor», категория, которую трудно определить в долгосрочном плане), составляла около 40 % национального дохода в 1920-1930-е годы.
[Закрыть].
В учебниках, издававшихся в 1950-1970-е и даже в 1980-1990-е годы, тезис о полной стабильности распределения между капиталом и трудом, как правило, представлялся как очевидный факт, однако период, на протяжении которого действовал этот предполагаемый закон, далеко не всегда уточнялся. Обычно в качестве обоснования брались данные начиная с 1950-1960-х годов, при этом не проводилось сравнений с межвоенным периодом или с началом XX века и уж тем более с XVIII–XIX веками. Однако многочисленные исследования 1990-2000-х годов выявили существенное повышение доли доходов и капитала в национальном доходе богатых стран с 1970-1980-х годов и соответственное снижение доли, приходящейся на зарплаты и на труд. Тезис об универсальной стабильности стал оспариваться, и в 2000-е годы многие официальные доклады ОЭСР и МВФ стали обращать внимание на этот феномен (что доказывает его значимость)[201]201
Полный библиографический обзор см. в техническом приложении.
[Закрыть].
Новизна настоящей работы заключается в том, что, насколько мне известно, она представляет собой первую попытку поместить вопрос о распределении между капиталом и доходом и недавнее повышение доли капитала в более широкий исторический контекст с акцентом на эволюции соотношения между капиталом и доходом с XVIII до начала XXI века. Разумеется, у этого исследования есть свои ограничения, связанные с несовершенством имеющихся исторических источников, однако, на мой взгляд, оно позволяет лучше определить научную проблематику и обновить исследование данного вопроса.
Замещение между капиталом и трудом в XXI веке: эластичность выше единицы
Начнем с недостатков, которые присущи модели Кобба – Дугласа при анализе эволюции в очень долгосрочной перспективе.
В течение очень длительных периодов эластичность замещения труда капиталом превышает единицу: рост соотношения между капиталом и трудом β приводит к небольшому повышению доли капитала а в национальном доходе, и наоборот. В целом это соответствует ситуации, в которой капитал может использоваться в различных целях в долгосрочном плане.
Действительно, наблюдаемые исторические изменения показывают, что всегда возможно, по крайней мере с определенной точки зрения, обнаружить полезные и новые сферы приложения капитала: например, новые способы строительства или оснащения жилых домов (здесь можно вспомнить о солнечных или цифровых датчиках на стенах или крышах), создание все более сложных электронных устройств или роботов или же разработка медицинских технологий, требующих все больше капитала. Если не затрагивать примеры полностью роботизированной экономики, где капитал будет воспроизводиться самостоятельно, что соответствует бесконечной эластичности замещения, то именно так будет выглядеть развитая экономика, обладающая различными возможностями использования капитала и характеризующаяся эластичностью замещения, превышающей единицу.
Разумеется, очень сложно предугадать, насколько будет превышать единицу эластичность замещения труда капиталом в течение XXI века. Исходя из исторических данных можно предположить, что эластичность будет составлять от 1,3 до 1,6[202]202
См. техническое приложение.
[Закрыть]. Однако эта оценка довольно расплывчата и неточна; кроме того, нет никаких оснований считать, что технологии будущего будут обеспечивать такую же эластичность, как технологии прошлого. Относительно установленным фактом можно считать лишь то, что тенденция к повышению соотношения между капиталом и доходом β, которая наблюдается в богатых странах в последние десятилетия и которая может распространиться на всю планету в течение двадцать первого столетия в случае повсеместного снижения темпов роста (особенно демографического), может сопровождаться длительным повышением доли капитала а в национальном доходе. Конечно, вполне вероятно, что доходность капитала r будет снижаться по мере того, как будет расти соотношение между капиталом и доходом β. Однако, исходя из исторического опыта, можно сказать, что эффект объема, скорее всего, возьмет верх над эффектом цены, т. е. эффект накопления возобладает над снижением доходности.
Действительно, имеющиеся данные показывают, что в период с 1970 по 2010 год доля капитала росла в большинстве богатых стран по мере того, как увеличивалось соотношение между капиталом и доходом (см. график 6.5). Тем не менее нужно подчеркнуть, что этот рост коррелирует не только с эластичностью замещения, превышающей единицу, но и с улучшением переговорных позиций капитала относительно труда в последние десятилетия в условиях растущей мобильности капиталов и усиливающейся конкуренции государств за привлечение инвестиций. Оба процесса, вероятно, взаимно подстегивали друг друга в последние десятилетия; возможно, это будет происходить и в будущем. В любом случае важно подчеркнуть, что ни один самокорректирующийся экономический механизм не может помешать тому, чтобы постоянное повышение соотношения между капиталом и доходом β сопровождалось постоянным ростом доли капитала в национальном доходе α.
График 6.5
Доля капитала в богатых странах в 1975–2010 годах.
ордината: Доходы с капитала (в % к национальному доходу).
Примечание. В богатых странах доходы с капитала составляли от 15 до 25 % национального дохода в 1975 году и от 25 до 35 % в 2000–2010 годах.
Источники: piketty.pse.ens.fr/capital21с.
Традиционные аграрные общества: эластичность ниже единицы
Как мы только что увидели, современные экономики характеризуются широкими возможностями замещения труда капиталом. Интересно отметить, что в традиционных экономиках, которые зиждились на сельском хозяйстве и в которых капитал принимал форму прежде всего сельскохозяйственных земель, дело обстояло совсем иначе. Исторические данные, имеющиеся в нашем распоряжении, четко показывают, что в традиционных аграрных обществах эластичность замещения была заметно ниже единицы. Только этим можно объяснить, почему в XVIII–XIX веках в Соединенных Штатах Америки, где земли было намного больше, чем в Европе, стоимость земли (измеренная в соотношении между капиталом и доходом) и земельная рента (и доля капитала в национальном капитале) были заметно ниже, чем в Старом Свете.
Это и логично: для того чтобы могло осуществляться значительное замещение труда капиталом, капитал должен иметь возможность принимать различные формы. Для заданной формы – в данном случае для сельскохозяйственных земель – эффект цены в определенный момент обязательно возобладает над эффектом объема. Если у нескольких сотен человек есть целый континент для ведения хозяйства, то цена на землю и земельная рента неизбежно упадут практически до нуля. Нет лучшей иллюстрации принципа «избыток капитала убивает капитал», чем сравнение стоимости сельскохозяйственных земель и земельной рентой в Новом Свете и в Европе.
Человеческий капитал – это иллюзия?
Теперь перейдем к важнейшему вопросу: является ли иллюзией повышение роли человеческого капитала на протяжении истории? Согласно довольно распространенному мнению, процесс развития и экономического роста характеризуется тем, что значение навыков, умений и – шире – человеческого труда в производственном процессе постепенно возрастало. Даже несмотря на то, что эта гипотеза не всегда формулировалась в четкой форме, логично предположить, что она подразумевает, будто технология трансформировалась таким образом, что фактор труда сегодня играет большую роль, чем прежде[203]203
Это может выразиться в повышении показателя степени 1-α в производственной функции Кобба – Дугласа (при соответствующем снижении α) или схожих изменений в более общих производственных функциях, отражающих эластичность замещения выше или ниже единицы. См. техническое приложение.
[Закрыть]. Именно так можно объяснить снижение доли капитала в долгосрочном плане – с 35–40 % в 1800-1810-е годы до 25–30 % в 2000-2010-е годы – и соответствующее повышение доли труда с 60–65 % до 70–75 %. Доля труда выросла просто потому, что увеличилось значение труда в производственном процессе. Именно повышение роли человеческого капитала позволило сократить долю земельного, недвижимого и финансового капитала.
Если это объяснение правильно, то речь действительно идет об очень важном изменении. Однако здесь нужно быть осторожным. С одной стороны, как мы уже отмечали, нам не хватает исторической перспективы для того, чтобы полноценно рассуждать о долгосрочной эволюции доли капитала. Вполне вероятно, что в ближайшие десятилетия доля капитала вырастет до уровня начала XIX века. Это может быть обусловлено как тем, что структурная роль технологии – и относительная значимость труда и капитала – на самом деле не сильно изменились (скорее, изменились переговорные позиции труда и капитала), так и тем, что эта структурная роль изменилась слегка, что нам кажется более правдоподобным, однако из-за повышения соотношения между капиталом и доходом доля капитала естественным образом стремится к историческому максимуму и даже превышает его при условии, что эластичность замещения труда капиталом в долгосрочной перспективе превышает единицу. Возможно, на данном этапе нашего исследования это главный вывод: современная технология требует все большего объема капитала, а разнообразие возможных форм приложения капитала приводит к тому, что можно его накопить в огромных количествах, при этом его доходность не упадет. В этих условиях не существует ни одной естественной причины, по которой в долгосрочной перспективе доля капитала уменьшалась бы, даже если бы технологические изменения благоприятствовали труду.
Есть еще одна причина, по которой следует быть осторожным. Предполагаемое снижение доли капитала в долгосрочном плане с 35–40 % до 25–30 %, которое нам представляется довольно правдоподобным, действительно очень значимо. Однако речь не идет об изменении цивилизации. Уровень квалификации, разумеется, сильно вырос на протяжении последних двух столетий. Однако объем недвижимого, промышленного, финансового капитала также намного увеличился. Иногда нам кажется, будто капитал исчез и мы, словно по волшебству, перешли от цивилизации, основанной на капитале, наследстве и связях, к цивилизации, основанной на человеческом капитале и личных достоинствах. Благодаря технологическим изменениям на смену разжиревшим акционерам пришли заслуженные менеджеры. Мы вернемся к этому вопросу, когда в следующей части книги будем изучать неравенство в распределении доходов и имущества на индивидуальном уровне; на данном этапе мы не можем корректно на него ответить. Но мы уже знаем достаточно, чтобы остерегаться такого безмятежного оптимизма: капитал не исчез просто потому, что он приносит не меньше пользы, чем во времена Бальзака и Остин, и, возможно, станет еще более нужным в будущем.
Измерения в распределении между капиталом и трудом в среднесрочной перспективе
Как мы убедились, гипотеза Кобба – Дугласа о полной стабильности распределения между капиталом и трудом не позволяла в полной мере отразить долгосрочные изменения в этом распределении. То же касается – возможно, даже в большей степени – изменений в кратко– и среднесрочной перспективе, которые иногда могут занимать немало времени, особенно в восприятии современников, переживающих их на своем личном опыте.
Самым значительным примером этого, о котором уже шла речь во введении, является повышение доли капитала на начальных стадиях промышленной революции – в период с 1800-1810-х до 1850-1860-х годов.
В Великобритании, где сохранились наиболее подробные данные, исторические исследования, прежде всего Роберта Аллена (который назвал застой в росте заработной платы «паузой Энгельса»), показывают, что доля капитала в национальном доходе выросла на 10 пунктов – с 35–40 % на рубеже XVIII–XIX веков до 45–50 % к середине девятнадцатого столетия, когда был издан «Манифест коммунистической партии» и Маркс взялся за написание «Капитала». Согласно имеющимся у нас данным, это повышение сменилось сравнимым по масштабам снижением доли капитала в 1870-1900-х годах, за которым последовал небольшой рост в 1900-1910-х годах, в результате чего в Прекрасную эпоху доля капитала не сильно отличалась от показателей революционного периода и наполеоновских времен (см. график 6.1). Это изменение можно рассматривать как среднесрочное, а не как длительное.
Тем не менее повышение национального дохода на 10 пунктов в течение первой половины XIX века было весьма значительным: оно показывает, что рост в основном обеспечивал увеличение прибыли, в то время как зарплаты, которые тогда были ничтожными, не менялись. По мнению Аллена, эта эволюция объясняется прежде всего притоком рабочей силы, обеспеченным исходом сельского населения, а также технологическими изменениями, которые привели к росту производительности капитала в производственной функции: в общем, капризы технологии[204]204
См. техническое приложение.
[Закрыть].
Исторические данные, касающиеся Франции, свидетельствуют о схожих процессах. Так, все источники подтверждают длительный застой в росте зарплат рабочих в период с 1810 по 1850 год, когда промышленность развивалась полным ходом. Данные, собранные Жаном Бувье и Франсуа Фюре на основе счетов крупных французских промышленных компаний XIX века, подтверждают эту хронологию: повышение доли прибыли до 1850-1860-х годов, снижение в 1870–1900 годах, новое повышение в 1900-1910-е годы[205]205
См.: BouvierJ., Furet F„Gilet M. Le Mouvement du profit en France au XIXе siecle…
[Закрыть].
По данным, охватывающим XVIII век и период Французской революции, прослеживается повышение доли земельной ренты в десятилетия, предшествовавшие революции (что коррелирует с замечаниями Артура Янга относительно нищеты французских крестьян[206]206
Cm.: Simiand F. Le Salaire, levolution sociale et la monnaie…; Labrousse E. Esquisse du mouvement des prix et des revenus en France au XVIIIе siecle. Собранные Джеффри Уильямсоном и его коллегами исторические данные, касающиеся очень долгосрочной эволюции земельной ренты и зарплат, также свидетельствуют о повышении доли земельной ренты в национальном доходе в XVIII – начале XIX веков. См. техническое приложение.
[Закрыть]), и сильный рост зарплат с 1789 по 1815 год (обусловленный, по-видимому, перераспределением земли и мобилизацией рабочей силы в условиях военных конфликтов)[207]207
См.: Chabert A. Essai sur les mouvements des prix et des revenus en France de 1798 a 1820. 2 vol. Librairie de Medicis, 1945–1949. См. также: Postel-Vinay G. A la recherche de la revolution economique dans les campagnes (1789–1815) // Revue economique. 1989.
[Закрыть]. В эпоху Реставрации и Июльской монархии низшие классы с ностальгией вспоминали времена революции и Наполеона.
Для того чтобы продемонстрировать, что кратко– и среднесрочные изменения в распределении между капиталом и трудом происходят постоянно и во все эпохи, мы также отметили на графиках 6.6–6.8 ежегодную эволюцию этого распределения во Франции в период с 1900 по 2010 год, отдельно показав, с одной стороны, эволюцию распределения добавленной стоимости компаний между прибылью и зарплатой[208]208
Под добавленной стоимостью компании понимается разница между доходом, получаемым от продажи производимых ею товаров и услуг (во французском бухгалтерском учете эта сумма называется торговым оборотом, который по-английски звучит как sales revenue), и расходами на приобретение товаров и услуг других компаний (эта сумма называется промежуточным потреблением). Из самого названия ясно, что добавленная стоимость соответствует стоимости, которую компания добавила в процессе производства. Из нее выплачиваются зарплаты, а оставшиеся средства представляют собой прибыль компании. Исследование распределения между капиталом и трудом зачастую ограничивается лишь распределением между прибылью и зарплатами, вследствие чего арендные платежи упускаются из виду.
[Закрыть], а с другой – эволюцию доли арендных платежей за жилье в национальном доходе. Особого внимания заслуживает тот факт, что в период после Второй мировой войны распределение между прибылью и зарплатами прошло через три фазы: сильное повышение доли прибыли с 1945 по 1968 год, затем резкое снижение с 1968 по 1983 год и, наконец, быстрое повышение с 1983 года и стабилизация с начала 1990-х годов. Мы вернемся к этой хронологии, имеющей сильную политическую подоплеку, в следующих главах, когда будем изучать динамику неравенства в доходах. Мы отметим устойчивый рост арендных платежей с 1945 года, который обеспечивал дальнейшее повышение доли совокупного капитала в 1990-2000-е годы, несмотря на стабилизацию доли прибыли.
График 6.6
Доля прибыли в добавленной стоимости компаний во Франции в 1900–2010 годах.
ордината: Доля прибыли в добавленной стоимости.
Примечание. Доля валовой прибыли в валовой добавленной стоимости компаний выросла с 25 % в 1982 году до 33 % в 2010 году; доля чистых доходов в чистой добавленной стоимости выросла с 12 до 20 %. Источники; piketty.pse.ens.fr/capital21с.
График 6.7
Доля арендных платежей в национальном доходе во Франции в 1900–2010 годах.
ордината: Доля арендных платежей в национальном доходе.
Примечание. Доля арендных платежей (стоимости жилья при сдаче в аренду) в национальном доходе выросла с 2 % в 1948 году до 10 % в 2010 году.
Источнини: piketty.pse.ens.fr/capital21с.
Возвращение к Марксу и к тенденции снижения нормы прибыли.
В завершение этих изысканий, посвященных исторической динамике соотношения между капиталом и доходом и распределению между капиталом и трудом, не будет лишним уточнить, как связаны между собой полученные нами выводы и марксистские тезисы.
График 6.8
Доля капитала в национальном доходе во Франции в 1900–2010 годах.
ордината: Доля капитала в национальном доходе.
Примечание. Доля доходов с капитала (чистой прибыли и арендных платежей) в национальном доходе выросла с 15 % в 1982 году до 27 % в 2010 году.
Источники: piketty.pse.ens.fr/capital21с.
По мнению Маркса, основной механизм, при помощи которого «буржуазия производит своих собственных могильщиков», соответствует тому, что во введении мы назвали «принципом бесконечного накопления»: капиталисты накапливают капитал во все возрастающих объемах, что приводит к неизбежному снижению нормы прибыли (т. е. доходности капитала) и означает их собственную гибель. Маркс не обращался к математическим моделям, и его язык не всегда ясен, поэтому трудно точно понять, что именно он имел в виду. Однако было бы логично объяснить его тезис, представив, что в динамическом законе β = s/g темпы роста g равны нулю или очень близки к нему.
Напомним, что g отражает темпы структурного роста в долгосрочной перспективе, т. е. сумму темпов роста производительности и населения. Однако Маркс, как, впрочем, и все остальные экономисты XIX – начала XX века, а по большому счету все экономисты до Солоу, опубликовавшего свои работы в 1950-1960-х годах, не сформулировал и не дал определение самого понятия структурного роста на основе постоянного и продолжительного роста производительности[209]209
Не было определено и понятие постоянного и длительного роста населения в долгосрочной перспективе: на самом деле оно и сегодня остается столь же запутанным и пугающим, из-за чего и получила повсеместное распространение гипотеза о стабилизации мирового населения. См. вторую главу.
[Закрыть]. В те времена подразумевалось, что рост производства, прежде всего промышленного, обусловлен в первую очередь накоплением промышленного капитала. Иными словами, производство растет исключительно потому, что каждый работник получает в свое распоряжение все большее количество станков и оборудования, а не потому, что увеличивается производительность как таковая при определенном количестве капитала и труда. Сегодня мы знаем, что лишь рост производительности обеспечивает долгосрочный структурный рост, но во времена Маркса, ввиду отсутствия необходимых данных и достаточной исторической перспективы, это было далеко не очевидно.
В ситуации, когда структурного роста нет и темпы роста g-равны нулю, мы сталкиваемся с логическим противоречием, очень схожим с тем, что описал Маркс. Когда норма чистых сбережений s становится положительной, т. е. когда капиталисты, исходя из стремления к власти и к сохранению своего положения или просто потому, что у них уже достаточно высокий уровень жизни, из года в год накапливают все больше капитала, соотношение между капиталом и доходом бесконечно увеличивается. В целом, если темпы роста g низкие и приближаются к нулю, соотношение между капиталом и доходом β = s/g в долгосрочной перспективе стремится к бесконечности. А при бесконечно высоком соотношении между капиталом и доходом β доходность капитала r непременно должна упасть и стать бесконечно близкой нулю, поскольку в противном случае доля капитала α = r × β поглотит весь национальный доход[210]210
Доходность не будет стремиться к нулю только в экономике, которая на протяжении длительного времени является бесконечно капиталистической и «роботизированной» (в этом случае эластичность замещения труда капиталом бесконечна, а в асимптотическом производстве используется только капитал). См. техническое приложение.
[Закрыть].
Таким образом, динамическое противоречие, отмеченное Марксом, приводит к серьезным трудностям, единственным логическим выходом из которых является структурный рост: только он дает возможность до определенной степени уравновесить процесс накопления капитала. Именно постоянный рост производительности и населения позволяет уравновесить постоянное прибавление новых единиц капитала, как показывает закон β = s/g. В противном случае капиталисты действительно роют себе могилу: либо они борются друг с другом, отчаянно пытаясь справиться с тенденцией к снижению доходности (например, посредством войны за право на лучшие колониальные инвестиции, как это чуть было не произошло в 1905 и 1911 годах между Францией и Германией во время марокканских кризисов); либо им удается добиться того, что труду достается все меньшая часть национального дохода, что в конечном итоге приводит к пролетарской революции и ко всеобщей экспроприации. В любом случае капитализм подтачивают его же внутренние противоречия.
Предположение, что Маркс представлял себе модель такого типа, т. е. модель, основанную на бесконечном накоплении капитала, подтверждается тем фактом, что он много раз обращался к балансам промышленных предприятий, отличавшихся очень высокой капиталоемкостью. В первом томе «Капитала» он приводит пример баланса текстильной фабрики, уточняя, что «получил данные от собственника»; они показывали очень высокое соотношение между общей стоимостью основного и переменного капитала, используемого в процессе производства, и стоимостью продукции, выпущенной за год, – они различались в 10 раз. Такое соотношение между капиталом и доходом действительно пугает: при доходности капитала в 5 % доля прибыли превысит половину производства. Логично, что Маркс, как и многие другие обеспокоенные наблюдатели тех времен, задавался вопросом, чем это чревато (тем более что зарплаты с начала XIX века практически не росли) и к какому социально-экономическому равновесию такое сверхкапиталоемкое промышленное развитие может привести в долгосрочной перспективе.
Маркс также внимательно читал британские парламентские отчеты 1820-1860-х годов, которые были для него источником информации о мизерных зарплатах рабочих, о несчастных случаях на производстве, об ужасающих гигиенических условиях и в целом об алчности владельцев промышленного капитала. Он привлекал и статистику по шедулярному налогу на прибыль, которая свидетельствует об очень быстром росте промышленных доходов в Великобритании в 1840-1850-е годы. Маркс даже пытался использовать, хотя и в довольно субъективном ключе, некоторые статистические данные, касавшиеся наследства и отражавшие быстрое увеличение крупнейших британских состояний со времен наполеоновских войн[211]211
Самые интересные налоговые данные приведены в приложении 10 первой книги «Капитала». Анализ некоторых расчетов доли прибыли и масштабов эксплуатации на основе использованных Марксом балансов компаний см. в техническом приложении. В работе «Заработная плата, цены и прибыль» (1865) Маркс также приводит пример баланса капиталистической фабрики, где прибыль составляет 50 % добавленной стоимости (столько же, сколько зарплаты). Хотя он и не говорит это прямо, он считает, что промышленной экономике присуще именно такое общее распределение.
[Закрыть].
