Текст книги "Капитал в XXI веке"
Автор книги: Томас Пикетти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 48 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]
Томас Пикетти «Капитал в XXI веке»
«Общественные различия могут основываться лишь на общей пользе».
Статья первая Декларации прав человека и гражданина, 1789 год
Выражение благодарности
Эта книга – плод пятнадцати лет исследовательской работы (1998–2013), посвященной в основном исторической динамике доходов и имущества. Значительная часть этой работы была проведена в сотрудничестве с другими исследователями.
Вскоре после того, как в 2001 году я опубликовал книгу «Высокие доходы во Франции в XX веке», мне посчастливилось воспользоваться горячей поддержкой Энтони Аткинсона и Эмманюэля Саэза. Без них этот скромный проект, ограниченный Францией, никогда бы не достиг нынешнего между народного масштаба. Тони сначала был для меня примером для подражания в годы учебы, а затем стал первым читателем моей исторической работы, посвященной неравенству во Франции, и немедленно принялся за изучение материала Великобритании, а затем и многих других стран. Мы вместе работали над двумя объемистыми томами, которые вышли в 2007 и 2010 годах и охватывают в общей сложности более двадцати стран, являясь самой обширной на сегодняшний день базой данных по исторической эволюции неравенства в доходах. Вместе с Эмманюэлем мы исследовали материал Соединенных Штатов. Мы выявили головокружительный рост доходов 1 % самых богатых американцев начиная с 1970-1980-х годов, что оказало некоторое влияние на дебаты за океаном. Мы также провели множество исследований по теории оптимального налогообложения доходов и капитала. Эти общие исследования послужили богатым источником при написании настоящей книги.
На эту работу также очень сильно повлияла моя встреча с Жилем Посталь-Винье и Жан-Лораном Розенталем и исторические исследования, которые мы продолжаем вести вместе в парижских архивах по наследству и которые охватывают период с Французской революции до наших дней. Они позволили мне прочувствовать живое, осязаемое измерение имущества и капитала, а также проблем, связанных с их регистрацией. Жиль и Жан-Лоран помогли мне понять многочисленные параллели – а также различия – между структурой собственности в Прекрасную эпоху и в на чале XXI века.
Эта работа очень многим обязана всем аспирантам и молодым исследователям, с которыми мне посчастливилось работать в течение пятнадцати лет. Помимо их прямого вклада в приведенные здесь работы, их исследования и энергия создавали ту атмосферу интеллектуального бурления, в которой писалась эта книга. Я имею в виду Факундо Альваредо, Лорана Баха, Антуана Бозио, Клемана Карбоннье, Фабьена Делла, Габриэль Фак, Николя Фремо, Люси Гаденн, Жюльена Грене, Элизу Юильри, Камиля Ланде, Иоану Маринеску, Элоди Мориваль, Нэнси Цян, Дороте Рузе, Сте фанию Станчеву, Жулиану Лондоно Велез, Гийома Сен-Жака, Кристофа Шинке, Орели Сотуру, Матье Вальденера, Габриэля Цукмана. Без деловой хватки, пунктуальности и талантов координатора Факундо Альваредо не су ществовало бы World Top Incomes Database, к которой я часто обращался в этой книге. Без энтузиазма и требовательности Камиля Ланде никогда не появился бы на свет наш партисипативный проект «налоговой революции». Без скрупулезности и удивительной работоспособности Габриэля Цукмана я бы не смог довести до конца исследование по исторической эволюции соотношения между капиталом и доходом в богатых странах, которое играет ключевую роль в этой книге.
Также я хочу поблагодарить учреждения, сделавшие возможным этот проект: в первую очередь Высшую школу социальных исследований, где я руковожу исследованиями с 2000 года, а также Высшую нормальную школу и все другие учреждения, создавшие Парижскую школу экономики, в которой я преподаю с момента ее создания и первым директором которой я был с 2005 по 2007 год. Согласившись объединить свои силы и стать миноритарным партнером проекта, представляющего собой нечто большее, чем сумму частных интересов, эти институты позволили создать скромный государственный центр, который, я надеюсь, будет способствовать развитию многополярной политической экономии в XXI веке.
Наконец, спасибо Жюльетте, Деборе и Элен, моим трем любимым дочкам, за всю любовь и силы, которые они мне дают. И спасибо моей спутнице Джулии, которая является моим лучшим читателем: ее влияние и поддержка на каждом этапе написания этой книги играли ключевую роль. Без них у меня бы не хватило энергии довести этот проект до конца.
Книга и техническое приложение / интернет-сайт: руководство пользователя
Для того чтобы не перегружать текст и сноски внизу страниц, точное описание исторических источников, библиографических ссылок, статистиче ских методов и математических моделей дается в техническом приложении, доступном на следующем интернет-сайте:
http://piketty.pse.ens.fr/capital21c [1]1
Видимо, иногда, указанная страница в интернете недоступна. У меня такое было. Потом доступ восстановился. Пробуйте прокси или плагины к браузерам, на всякий случай. Но сам сайт Томаса Пикетти доступен на французском и английском
http://piketty.pse.ens.fr/fr/ ,
http://piketty.pse.ens.fr/en/capital21c2
Полезные ссылки:
http://inosmi.ru/world/20141001/223355125.html
http://www.vedomosti.ru/opinion/articles/2015/07/23/601792-bednyaki-protiv-piketti
https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%D0%B0%D0%BF%D0%B8%D1%82%D0%B0%D0%BB_%D0%B2_XXI_%D0%B2%D0%B5%D0%BA%D0%B5
см. интернет...
(прим. верст. FB2)
[Закрыть]
см. так же
http://piketty.pse.ens.fr/
В техническом приложении приведены все таблицы и ряды данных, которые использовались при составлении графиков, представленных в книге, а также подробное описание соответствующих источников и методов. Библиографические ссылки, приведенные в книге и в сносках внизу страниц, также были сокращены до необходимого минимума и представлены точнее в техническом приложении. В нем также содержится определенное количество дополнительных таблиц и графиков, которые иногда упоминаются в сносках (например, «См. дополнительные графики S1.1, S1.2 и S1.3», сноска 095). Техническое приложение и интернет-сайт были созданы в качестве дополнения к книге и для того, чтобы обеспечить возможность многоуровневого чтения.
Заинтересовавшиеся читатели также найдут на сайте все файлы (в основном в форматах Excel и Stata), программы, формулы и математические уравнения, отсылки к первоначальным источникам и интернет-материалам, которые открывают доступ к более техническим исследованиям, лежащим в основе этой книги.
Наша задача заключается в том, чтобы эту книгу могли прочесть люди, не имеющие никакого специального технического багажа, и вместе с тем чтобы книга и приложение в целом удовлетворяли требованиям студентов и исследователей в данной области. Это также позволит мне размещать онлайн обновленные версии технического приложения, таблиц и графиков. Я заранее благодарю читателей и пользователей интернета, которые пожелают поделиться со мной своими наблюдениями и впечатлениями по электронной почте ( [email protected] ).
Введение
Распределение богатств – один из самых насущных и обсуждаемых вопросов сегодня. Но что мы знаем на самом деле о его долгосрочной эволюции? Неизбежно ли динамика накопления частного капитала приводит ко все большей концентрации богатства и власти в руках немногих, как полагал Маркс в XIX веке? Или же уравновешивающие силы роста, конкуренции и технического прогресса спонтанно обеспечивают сокращение неравенства и гармоничную стабилизацию на высших стадиях развития, как считал Кузнец в двадцатом столетии? Что мы на самом деле знаем об эволюции распределения доходов и собственности начиная с XVIII века и какие уроки мы можем извлечь из нее для XXI века?
Таковы вопросы, на которые я попытаюсь ответить в этой книге. Отмечу сразу: предлагаемые ответы несовершенны и неполны. Однако они основаны на гораздо более обстоятельных исторических и сравнительных данных, чем все предшествующие работы, охватывают три столетия и более двадцати стран и исходят из обновленной теории, которая помогает лучше понять нынешние тенденции и механизмы. Экономический рост и распространение знаний позволили избежать марксистского апокалипсиса, но не изменили глубинной структуры капитала и неравенства – или, по крайней мере, изменили не настолько, как это можно было предполагать в исполненные оптимизма десятилетия, последовавшие за Второй мировой войной. Если уровень доходности капитала устойчиво превышает показатели роста производства и доходов, как это было в XIX веке и как, вполне вероятно, будет в веке двадцать первом, капитализм автоматически создает нетерпимое, произвольное неравенство и ставит тем самым под удар меритократические ценности, которые лежат в основе наших демократических обществ. Тем не менее есть средства, благодаря которым демократия и общественный интерес могут вновь установить контроль над капитализмом и частными интересами, не впадая при этом в националистические и протекционистские крайности. Эта книга предлагает возможные решения на основе исторического опыта, рассказ о котором является основным сюжетом данного труда.
Спор без источников?
В течение долгого времени интеллектуальные и политические споры о распределении богатства основывались на множестве предрассудков и на очень небольшом количестве фактов.
Конечно, неправильно недооценивать значение интуитивного знания о доходах и имуществе своей эпохи, которое каждый приобретает, не имея какой-либо теоретической основы и сколько-нибудь репрезентативных статистических данных. Мы увидим, что, например, кинематограф и литература, особенно романы XIX века, полны исключительно точной информации об уровне жизни и благосостоянии различных социальных групп и о структуре неравенства, его оправдании и влиянии на жизнь каждого человека. Так, романы Джейн Остин и Бальзака рисуют потрясающие картины распределения богатств в Великобритании и Франции в период с 1790 по 1830 год. Оба писателя были прекрасно осведомлены об иерархии наследства, царившей в их обществах. Они рассказывали о тайных границах иерархии, они знали о ее безжалостном воздействии на жизнь мужчин и женщин, об их брачных стратегиях, надеждах и невзгодах. Они повествовали о последствиях всего этого так правдиво и так выразительно, что с ними не может сравниться никакая статистика и никакой научный анализ.
Действительно, вопрос о распределении богатств слишком важен, чтобы оставлять его на усмотрение одних лишь экономистов, социологов, историков и прочих философов. Он интересен всем – тем лучше. Конкретная, живая реальность неравенства очевидна всем, кто испытывает его на себе, и, разумеется, порождает резкие и противоречивые политические суждения. Крестьянин или дворянин, рабочий или промышленник, поденщик или банкир – каждый с того наблюдательного пункта, который он занимает, видит важные события, затрагивающие жизненные условия разных людей и меняющие отношения власти и господства между различными социальными группами, и формулирует собственное понимание того, что справедливо, а что нет. Вопросу о распределении богатств всегда будет присуще это неизбежно субъективное и психологическое измерение, которое носит политический, конфликтный характер и которое никакой анализ, претендующий на научность, не сможет устранить. К счастью, на смену демократии никогда не придет государство экспертов.
Тем не менее вопрос о распределении заслуживает систематического, методичного изучения. В отсутствие четко определенных источников, методов и концепций можно говорить все что угодно. По мнению одних, неравенство все время растет, а значит, и мир становится все более и более несправедливым. Другие полагают, что неравенство естественным образом снижается или же спонтанно обретает гармоничные формы, вследствие чего не нужно делать ничего, что могло бы нарушить это счастливое равновесие. Пока ведется этот диалог глухих, в рамках которого каждый лагерь зачастую оправдывает собственную интеллектуальную лень точно такой же ленью своих противников, есть возможность заняться систематическим и методичным исследованием – пусть и не целиком научным. Научный анализ никогда не положит конец ожесточенным политическим конфликтам, вызванным неравенством. Исследования в области социальных наук невнятны и несовершенны и всегда такими будут. Они не претендуют на то, чтобы превратить экономику, социологию и историю в точные науки. Однако, постепенно устанавливая факты и закономерности, беспристрастно анализируя экономические, социальные и политические механизмы, которые могут помочь в решении этой задачи, данные исследования могут сделать демократические дебаты более обоснованными и сфокусировать их на правильных вопросах. Они могут способствовать постоянному обновлению рамок этих дебатов, изобличать надуманные утверждения и обман, заставлять пересматривать и ставить под сомнение всё и вся. Такова, на мой взгляд, роль, которую могут и должны играть интеллектуалы, в том числе специалисты в области социальных наук, являющиеся такими же гражданами, как и все остальные, но имеющие возможность посвящать исследованиям больше времени, чем остальные (да еще и получать за это деньги – серьезная привилегия).
Вместе с тем нельзя не отметить, что научные исследования, посвященные распределению богатства, основывались на относительно немногочисленных твердо установленных фактах и на множестве чисто теоретических рассуждений. Более подробную характеристику источников, на которые я опирался и которые попытался объединить в этой книге, я предварю кратким историческом очерком о тех, кто размышлял над этими вопросами.
Мальтус, Юнг и Французская революция
Когда в конце XVIII – начале XIX века в Великобритании и Франции зародилась классическая политическая экономия, вопрос о распределении богатства уже был в центре всех исследований. Всем было очевидно, что в обществе начались радикальные изменения: это и невиданный прежде устойчивый демографический рост, и исход сельского населения в города, и промышленная революция. Как эти потрясения могли повлиять на распределение богатств, социальную структуру и политическое равновесие европейских обществ?
По мнению Томаса Мальтуса, опубликовавшего в 1798 году свой «Очерк о законе народонаселения», никаких сомнений быть не могло: перенаселение представляло собой главную угрозу[2]2
Томас Мальтус (1766–1834) – английский экономна, которого считают одним из наиболее влиятельных представителей «классической» школы наряду с Адамом Смитом (1723–1790) и Давидом Рикардо (1772–1823).
[Закрыть]. Источники у него были скудные, но он пытался использовать их максимально эффективно. Особенно сильно на него повлияли путевые заметки Артура Юнга, английского агронома, который в 1787–1788 годах, накануне Революции, изъездил все французское королевство – от Кале до Пиренеев и от Бретани и до Франш-Конте – и рассказал о нищете, царившей во французской деревне.
В этом увлекательном рассказе далеко не все не соответствовало действительности. В те времена Франция с большим отрывом занимала первое место среди европейских стран по количеству населения и потому была идеальной площадкой для наблюдения. Около 1700 года французское королевство уже насчитывало более 20 миллионов человек, в то время как население Великобритания едва превышало 8 миллионов душ (а в Англии жило около 5 миллионов). Французское население устойчиво росло на протяжении всего XVIII века, с конца правления Людовика XIV до царствования Людовика XVI, и к 1780-м годам приблизилось к отметке в 30 миллионов. Все свидетельствует о том, что этот демографический динамизм, неведомый прежним эпохам, способствовал стагнации заработков в сельском хозяйстве и росту земельной ренты в десятилетия, предшествовавшие взрыву 1789 года. Этот процесс не было единственной причиной Французской революции, но кажется очевидным, что он еще больше увеличил непопулярность аристократии и существующего политического режима.
Однако рассказ Юнга, опубликованный в 1792 году, также пропитан националистическими предубеждениями и полон весьма приблизительных сравнений. Наш великий агроном был очень недоволен постоялыми дворами и внешним видом слуг, подававших ему еду, – их он описывает с отвращением. Из своих наблюдений, зачастую довольно банальных и анекдотичных, он пытался сделать выводы всемирно-исторического масштаба. Особенно его беспокоили политические неурядицы, к которым грозила привести нищета масс. Юнг был убежден, что лишь политическая система английского типа, с ее разделением на палату для аристократии и палату для третьего сословия и с предоставлением знати права вето, обеспечивает мирное и гармоничное развитие, направляемое ответственными людьми. Он был убежден, что Франция ступила на пагубный путь, позволив в 1789–1790 годах тем и другим заседать в одном парламенте. Не будет преувеличением сказать, что главным лейтмотивом его рассказа был страх перед Французской революцией. В рассуждениях о распределении богатства всегда присутствует политика, и предрассудки и классовые интересы часто трудно преодолеть.
Когда в 1798 году преподобный Мальтус издал свой знаменитый «Очерк», он был настроен еще радикальнее Юнга. Как и его соотечественника, Мальтуса очень беспокоили политические новости из Франции, и потому для того, чтобы не допустить распространения подобных эксцессов в Великобритании, он считал необходимым немедленно упразднить всю систему вспомоществования беднякам и установить строгий контроль над рождаемостью в их среде – иначе весь мир столкнется с перенаселением, хаосом и нищетой. На самом деле мрачность – чрезмерную – мальтузианских прогнозов невозможно понять без учета того страха, который охватывал значительную часть европейской элиты в 1790-е годы.
Рикардо: принцип редкости
Конечно, задним числом легко смеяться над этими пророчествами грядущих несчастий. Но важно осознавать, что экономические и социальные перемены, происходившие в конце XVIII – начале XIX века, объективно производили сильное, даже гнетущее впечатление. На самом деле большинство наблюдателей той эпохи – не только Мальтус и Юнг – разделяли довольно мрачное и даже апокалиптическое отношение к долгосрочной эволюции распределения богатств и структуры общества. К их числу относились Давид Рикардо и Карл Маркс – бесспорно, два самых влиятельных экономиста XIX века, которые считали, что небольшая социальная группа – земельные собственники, по Рикардо, промышленные капиталисты, по Марксу, – будет неизбежно присваивать себе все возрастающую долю производства и дохода[3]3
Разумеется, существовала и либеральная школа, более склонная к оптимизму: им был особенно преисполнен Адам Смит, который, откровенно говоря, толком и не задавался вопросом о возможном расхождении в распределении богатства в долгосрочной перспективе. То же касается Жан-Батиста Сэя (1767–1832), который также верил в естественную гармонию.
[Закрыть].
У Рикардо, опубликовавшего в 1817 году свои «Начала политической экономии и налогового обложения», наибольшее беспокойство вызывала долгосрочная эволюция цены на землю и земельной ренты. Как и Мальтус, он практически не располагал сколько-нибудь надежными статистическими данными, но, несмотря на это, прекрасно разбирался в нюансах капитализма своего времени. Выходец из семьи еврейских финансистов португальского происхождения, Рикардо к тому же был менее подвержен политическим предрассудкам, чем Мальтус, Юнг или Смит. Хотя он и находился под влиянием модели Мальтуса, в своих рассуждениях он пошел дальше. Его прежде всего занимал следующий логический парадокс: с того момента, когда население и производство начинают устойчиво расти в течение продолжительного времени, земля становится все более редким благом по сравнению с прочими. Согласно закону спроса и предложения, это должно было привести к непрерывному росту цены на землю и арендных платежей, получаемых землевладельцами. В конце концов последние будут получать все большую часть национального дохода, а остальное население – все меньшую, что будет иметь разрушительные последствия для социального равновесия. По мнению Рикардо, единственным логичным и политически приемлемым выходом из этой ситуации является постоянное увеличение налога на земельную ренту.
Как мы увидим, это мрачное предсказание не осуществилось: земельная рента действительно долгое время оставалась высокой, однако в конечном счете стоимость сельскохозяйственных земель стала неумолимо падать относительно других форм богатства по мере того, как сокращалась доля сельского хозяйства в национальном доходе. Рикардо, писавший в 1810-е годы, разумеется, не мог предвидеть, каких масштабов достигнут технический прогресс и рост промышленности в тогда еще только начинавшемся девятнадцатом столетии. Подобно Мальтусу и Юнгу, он не мог представить себе, что человечество сможет полностью освободиться от продовольственных и сельскохозяйственных ограничений.
Однако от этого его интуитивные выводы относительно цены на землю не становятся менее интересными: «принцип редкости», из которого он исходит, может удерживать некоторые цены на максимальном уровне на протяжении десятилетий. Этого вполне достаточно для того, чтобы дестабилизировать целые общества. Ценовая система играет незаменимую роль в координации действий миллионов – и даже миллиардов – людей, если речь идет о новой мир-экономике. Проблема в том, что ей неведомы ни границы, ни нравственные принципы.
Было бы ошибкой пренебрегать этим важным принципом при анализе распределения богатства в мировом масштабе в XXI веке; для того, чтобы в этом убедиться, достаточно подставить в модель Рикардо цены не на сельскохозяйственные угодья, а на недвижимость в крупных городах или на нефть. В обоих случаях, если мы экстраполируем на период с 2010 по 2050 или с 2010 по 2100 год тенденции, наблюдавшиеся в 1970–2010 годах, мы столкнемся с масштабными диспропорциями в экономической, социальной и политической сферах как в международным плане, так и внутри отдельных стран – диспропорциями, которые заставляют вспомнить о предрекаемом Рикардо апокалипсисе.
Конечно, в теории существует довольно простой экономический механизм, позволяющий привести этот процесс к равновесию: это игра спроса и предложения. Если предложение какого-то товара недостаточно, а цена на него завышена, то спрос на этот товар должен снизиться, что позволит устранить диспропорции. Иными словами, если цены на недвижимость или на нефть растут, достаточно отправиться жить в деревню или пересесть на велосипед (или сделать и то, и другое). Но помимо того, что это может быть сопряжено с неудобствами и сложностями, такая корректировка может длиться десятки лет, на протяжении которых владельцы недвижимости и производители нефти успеют накопить такие средства по сравнению с остальным населением, что в их собственности окажется все, чем только можно обладать, в том числе сельская местность и велосипеды[4]4
Другая возможность, разумеется, состоит в том, чтобы увеличить предложение, обнаружив новые месторождения (или новые источники энергии, по возможности чистые) или уплотнив застройку в городах (например, за счет строительства все более высоких небоскребов), но это создает другие проблемы. В любом случае на это тоже могут уйти десятилетия.
[Закрыть]. Как всегда бывает, худшее совсем не обязательно должно произойти. Еще слишком рано ставить читателя в известность, что в 2050 году ему придется платить квартплату катарскому эмиру: этот вопрос будет рассмотрен в свое время, и ответ, который мы предложим, будет, разумеется, более нюансированным, хотя и не слишком утешительным. Однако уже сейчас важно понимать, что игра спроса и предложения вовсе не исключает такой возможности, а именно большего и устойчивого расхождения в распределении дохода, связанного с крайними колебаниями некоторых относительных цен. В этом заключается суть принципа редкости, предложенного Рикардо. Гадать на кофейной гуще совсем не обязательно.
Маркс: принцип бесконечного накопления
Когда Маркс издал первый том «Капитала» в 1867 году, т. е. ровно через полвека после публикации «Начал» Рикардо, экономические и социальные реалии сильно изменились: вопрос уже заключался не в том, сможет ли сельское хозяйство прокормить растущее население и взлетит ли цена на землю до небес, а скорее в том, чтобы понять динамику бурно развивавшегося промышленного капитализма.
Наиболее характерным явлением эпохи стала нищета промышленного пролетариата. Несмотря на экономический рост, а может, отчасти из-за него и из-за колоссального исхода сельских жителей в города, вызванного увеличением населения и ростом производительности сельского хозяйства, рабочие теснились в трущобах. Рабочий день был долгим, а заработная плата – очень низкой. Получила развитие новая, городская нищета, больше бросавшаяся в глаза, более шокирующая и, в определенном отношении, еще более отчаянная, чем сельская нищета, имевшая место при старом режиме. «Жерминаль», «Оливер Твист» или «Отверженные» не были плодом воображения писателей, так же как и законы, запрещавшие труд детей младше восьми лет на мануфактурах (принят во Франции в 1841 году) или младше 10 лет в шахтах (принят в Великобритании в 1842 году. «Сводка физического и морального состояния рабочих на мануфактурах», изданная доктором Виллерме во Франции в 1840 году и подтолкнувшая к принятию робких законов 1841 года, описывает те же гнусные реалии, что и исследование «Положение рабочего класса в Англии», опубликованное Энгельсом в 1845 году[5]5
Фридрих Энгельс (1820–1895), позднее ставший другом и соратником Маркса, имел непосредственный опыт в этой области: в 1842 году он обосновался в Манчестере и стал руководить фабрикой, принадлежавшей его отцу.
[Закрыть].
Действительно, все исторические данные, имеющиеся сегодня в нашем распоряжении, указывают на то, что значительный рост покупательной способности заработной платы начался лишь во второй половине, а то и в последней трети девятнадцатого столетия. С 1800 по 1860 год зарплаты рабочих не росли, оставаясь на очень низком уровне – практически на том же, что в XVIII и предшествующих веках, а в некоторых случаях даже ниже. Эта долгая стагнация заработной платы, которую можно было наблюдать как в Великобритании, так и во Франции, тем более впечатляет, что экономика в эту эпоху росла ускоренными темпами. Насколько мы можем судить на основании неполных источников, имеющихся сегодня в нашем распоряжении, доля капитала – промышленных доходов, земельной ренты, доходов от сдачи в аренду городской недвижимости – в национальном доходе сильно выросла в обеих странах в течение первой половины XIX века[6]6
Историк Роберт Эллен недавно предложил назвать эту долгую стагнацию заработной платы «паузой Энгельса». См.: R. Allen. Engels’ pause: a pessimist’s guide to the British industrial revolution. Oxford University, 2007. См. также: R. Allen. Engels' pause: technical change, capital accumulation, and inequality in the British industrial revolution // Explorations in Economic History. 2009.
[Закрыть]. Она несколько снизилась в последние десятилетия девятнадцатого столетия, когда зарплаты отчасти отыграли свое отставание в росте. Тем не менее собранные нами данные показывают, что до Первой мировой войны никакого структурного уменьшения неравенства так и не произошло. В период с 1870 но 1914 год мы можем наблюдать в лучшем случае стабилизацию неравенства на чрезвычайно высоком уровне, а в отдельных случаях – бесконечное увеличение неравенства по спирали, сопровождавшееся все более высокой концентрацией имущества. Трудно сказать, к чему бы привела эта траектория, если бы не последовавшие за катастрофой 1914–1918 годов экономические и политические потрясения, которые сегодня, в свете исторического анализа и с высоты прошедшего времени, представляются единственными с начала промышленной революции силами, способствовавшими уменьшению неравенства.
Как бы то ни было, процветание капитала и рост промышленной прибыли на фоне стагнации доходов трудящихся в 1840-1850-е годы были настолько очевидны, что все это прекрасно осознавали, хотя в те времена никто не располагал репрезентативными статистическими данными в национальном масштабе. Именно в этих условиях получили развитие первые коммунистические и социалистические движения. Главный вопрос, которым они задавались, был простым: зачем нужно развивать промышленность, зачем нужны все технические новинки, весь этот тяжелый труд, вся эта массовая миграция, если и после полувека промышленного роста массы находятся все в той же нищете и если дело доходит до того, что приходится запрещать труд детей младше восьми лет на фабриках? Несостоятельность существующей экономической и политической системы казалась очевидной. Следующий вопрос звучал так: что можно сказать о долгосрочной эволюции этой системы?
Поисками ответа на этот вопрос занялся Маркс. В 1848 году, накануне «Весны народов», он опубликовал «Манифест коммунистической партии», короткий и сильный текст, начинающийся со знаменитой фразы «Призрак бродит по Европе – призрак коммунизма»[7]7
Продолжение первой фразы звучит так: «Все силы старой Европы объединились для священной травли этого призрака: папа и царь, Меттерних и Гизо, французские радикалы и немецкие полицейские». Бесспорно, литературный и полемический талант Карла Маркса (1818–1883), немецкого философа и экономиста, отчасти объясняет его колоссальное влияние.
[Закрыть] и завершающийся не менее знаменитым революционным предсказанием: «С развитием крупной промышленности из-под ног буржуазии вырывается сама основа, на которой она производит и присваивает продукты. Она производит прежде всего своих собственных могильщиков. Ее гибель и победа пролетариата одинаково неизбежны».
Два последующих десятилетия Маркс посвятил написанию объемистого трактата, который должен был обосновать этот вывод и заложить основы научного анализа капитализма и его краха. Этот труд остался незавершенным: первый том «Капитала» был опубликован в 1867 году; Маркс скончался в 1883 году, так и не закончив два следующих тома, которые после его смерти издал его друг Энгельс на основе оставленных им рукописей, иногда неясных.
Как и Рикардо, Маркс в своем исследовании отталкивался от анализа внутренних логических противоречий капиталистической системы. Тем самым он пытался отойти как от буржуазных экономистов (видевших в рынке саморегулирующуюся систему, т. е. способную возвращаться к равновесию самостоятельно, без значительных отклонений, по образцу «невидимой руки» Смита и «закона рынка» Сэя), так и от утопических социалистов или прудонистов, которые, по его мнению, довольствовались тем, что обличали нищету рабочих, но не занимались настоящим научным изучением текущих экономических процессов[8]8
В 1847 году Маркс опубликовал книгу «Нищета философии», в которой высмеивал «Философию нищеты», изданную несколькими годами ранее Прудоном.
[Закрыть]. Если вкратце, то Маркс исходил из рикардовой модели цены на капитал и принципа редкости и развивал анализ динамики капитализма, считая, что в мире доминирует не земельный, а промышленный капитал (машины, оборудование и т. д.), который, в теории, может накапливаться бесконечно. Главный вывод, к которому он пришел, можно обозначить как «принцип бесконечного накопления», т. е. неизбежная тенденция капитала к накоплению и концентрации в бесконечном масштабе, без естественных препон – это, по мнению Маркса, приводит к апокалиптическому результату: либо мы наблюдаем тенденцию к снижению уровня доходности капитала (что уничтожает механизм накопления и может привести капиталистов к взаимной грызне), либо неограниченно возрастает доля капитала в национальном доходе (что довольно быстро приводит к тому, что трудящиеся начинают объединяться и бунтовать). В обоих случаях какое-либо социально-экономическое и политическое равновесие невозможно.
Это мрачное будущее не наступило, так же как и не осуществились предсказания Рикардо. Начиная с последней трети XIX века заработная плата наконец стала расти: покупательная способность повсеместно увеличилась, что радикально изменило ситуацию, даже несмотря на то, что неравенство сохранялось на очень высоком уровне и продолжало расти вплоть до Первой мировой войны. Затем разразилась коммунистическая революция, однако в самой отсталой стране Европы, где промышленный переворот едва начался (в России), тогда как наиболее развитые европейские страны, к счастью для их населения, пошли по иному, социал-демократическому пути. Как и предшествовавшие ему авторы, Маркс полностью пренебрег вероятностью устойчивого технического прогресса и непрерывного роста производительности труда, двух факторов, которые, как мы увидим, оказались способны уравновесить – до определенной степени – процесс накопления и растущей концентрации частного капитала. Безусловно, для того чтобы дать более точные предсказания, ему не хватало статистических данных. Безусловно, он тоже стал жертвой того обстоятельства, что его выводы были сформулированы еще в 1848 году, еще до того, как он предпринял исследования, которые могли бы их подтвердить. Разумеется, Маркс писал в условиях сильного политического брожения, из-за чего порой шел по пути поспешных обобщений, которых трудно избежать, – это лишь подтверждает необходимость обосновывать теоретические рассуждения максимально полными данными исторических источников, чего Маркс не пытался делать в той мере, в которой мог бы[9]9
В шестой главе мы вернемся к вопросу об отношении Маркса к статистическим данным. Вкратце, Маркс порой пытался использовать наилучшим образом статистический аппарат своего времени (который несколько прогрессировал со времен Мальтуса и Рикардо, но объективно оставался довольно рудиментарным), но чаще всего делал это произвольно, далеко не всегда связывая с ним свои теоретические выкладки.
[Закрыть]. Не стоит и говорить о том, что Маркс не задавался вопросом о политическом и экономическом устройстве общества, в котором частная собственность будет полностью уничтожена, – а эта проблема очень сложна, как показывают драматические тоталитарные экспромты режимов, пошедших по этому пути.