Текст книги "Всадник без головы(изд.1955)"
Автор книги: Томас Майн Рид
Жанр:
Про индейцев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Глава XXVI
СНОВА НА A3OTEE
Луизе Пойндекстер было нелегко бороться с овладевшим ею чувством.
Вначале ей казалось, что силой воли она заглушит боль сердца, что ей поможет прирожденная жизнерадостность. Но шли дни, а облегчение не наступало – Морис Джеральд слишком сильно завладел ее сердцем.
Были минуты, когда Луиза ненавидела его, или, вернее, хотела ненавидеть. Тогда ей казалось, что она сама могла бы без сожаления убить Джеральда. Но это были лишь мимолетные порывы.
Чем больше она думала, тем больше сознавала, что если бы даже он был ее злейшим врагом, она все равно не перестала бы любить его.
Презирать и ненавидеть Мориса Луиза была не в силах. Она лишь пыталась быть к нему равнодушной.
Но это была тщетная попытка. Каждый день, почти каждый час она поднималась на азотею и смотрела на дорогу.
Больше того: несмотря на свое решение избегать встречи с человеком, который сделал ее несчастной, она садилась на лошадь и ездила по дороге, по улицам сеттльмента с одним только намерением – встретить его.
Три дня спустя после первой встречи с соперницей Луиза снова увидела ее с азотеи. Мексиканка ехала, как и в прошлый раз, в сопровождении того же всадника; у него на руке опять висела корзинка. Наблюдая их, Луиза вся дрожала от ревности, завидуя той, которая предвосхитила ее заботу о больном.
Луиза знала теперь о ней больше, чем прежде, хотя и не так много. Это была донья Исидора Коварубио де Лос-Ланос, дочь владельца большой гасиенды на Рио-Гранде и племянница владельца поместья на Леоне.
Молодую мексиканку считали эксцентричной особой, хорошо владеющей лассо, способной укротить любого дикого мустанга, но только не свои собственные капризы.
Такое сложилось мнение о мексиканской сеньорите у американских жителей сеттльмента.
Но Луизе от этих сведений не стало легче – наоборот, ее ревность усилилась. Молодой креолке казалось, что такие качества как раз и должны были вызывать преклонение мужчин перед мексиканской девушкой. И вряд ли Морис Джеральд составлял исключение.
Прошло еще несколько дней, но девушка с лассо больше не показывалась.
«Он оправился от ран, – думала про себя креолка, – и уж больше не нуждается в неустанном внимании».
Так она размышляла, стоя на азотее и всматриваясь в даль. Это было рано утром, вскоре после солнечного восхода, в час, когда обычно появлялась всадница.
Луиза вдруг замерла, пораженная неожиданностью. На дороге она увидела Мориса Джеральда верхом на лошади.
Его посадка была несколько связанной; он ехал медленной рысью.
Узнав его, молодая креолка спряталась за перила азотеи; из ее груди вырвался подавленный крик. Это не был крик удивления. Это не был и крик жалости при виде болезненной бледности его лица и беспомощно висевшей раненой руки. Это был стон наболевшего сердца.
Больной оправился от ран. Он больше не нуждался в помощи сестры милосердия. Он теперь ехал к ней сам.
Под прикрытием цветущей юкки Луиза жадно следила за каждым движением Джеральда.
Она почувствовала некоторое облегчение, заметив, что он бросил несколько взглядов на Каса-дель-Корво, и ей стало еще радостней, когда Морис остановился у рощи и долго внимательно смотрел в сторону гасиенды.
У нее мелькнула надежда, что, глядя на гасиенду, он думал о ней. Но это была мимолетная радость. Она сменилась снова мрачной тоской.
Куда же он ехал? Конечно, навестить донью Исидору Коварубио де Лос-Ланос.
Правда, он вернулся обратно через час. Но ведь они могли встретиться в лесу.
И что в том, что мустангер, проезжая мимо, опять взглянул на гасиенду и опять остановился у рощи и долго смотрел в сторону Каса-дель-Корво? Это могло быть лишь проявлением коварства – так объясняла себе Луиза его поведение.
Он хотел лишь растравить раны ее сердца, чувствуя себя победителем. Но зачем такая жестокость? Зачем он остановился здесь, с еще не остывшими на губах поцелуями Исидоры?
Глава XXVII
ПРИЗНАНИЕ
Луиза Пойндекстер снова на азотее, снова во власти мук ревности. Накануне она дала себе клятву, что не будет подниматься туда. Но эта клятва нарушилась на следующий же день, прежде чем солнце успело осушить росу на траве прерии.
Как и накануне, она стояла на азотее, всматриваясь в даль. Как и накануне, она увидела проезжающего всадника. Как и накануне, она спряталась за перилами.
Всадник ехал по дороге; он бросил, как и накануне, взгляд на гасиенду и, остановившись у рощи, долго смотрел в сторону Каса-дель-Корво.
Надеждой и страхом затрепетало сердце молодой креолки. Она уже готова была показаться из-за своего прикрытия, но страх одержал верх, а через минуту всадник скрылся.
Куда? Конечно, на свидание с Исидорой! Могло ли тут быть сомнение!
Если так, то это нужно поскорее выяснить. Не прошло и двадцати минут, как на той же дороге появилась другая лошадь, леопардовой окраски.
Ревнивое сердце креолки не могло дольше мучиться сомнениями. Никакая правда не могла причинить ей большие страдания, чем те, которые она испытывала от своих подозрений. И она решила узнать правду.
Луиза направилась в рощу, где двадцать минут назад скрылся мустангер. Акации бросали колеблющиеся тени на дорогу. Луиза ехала по мягкой высокой траве совсем бесшумно. Она боялась, как бы лошадь не ударила копытом о камень.
Девушка внимательно всматривалась в рощу. Затем она поднялась на вершину холма. Оттуда увидела дом, окруженный высокими деревьями. Она знала, что это была гасиенда Сильвио Мартинеца, дяди Исидоры. Внизу, на равнине, виднелись и другие дома, но только на дом на холме и только на дорогу, ведущую к нему, был устремлен вопросительный взор креолки. Но всадника не было видно.
«Сеньорита могла выехать навстречу к нему, или, быть может, Морис зашел к ним в дом? Где они сейчас – в лесу или в доме? Если так, то знает ли об этом дон Сильвио?»
Мысли Луизы были прерваны ржаньем лошади и звуком ударившихся о камень подков.
Луиза посмотрела вниз. Мустангер поднимался прямо к ней по обрывистому склону.
– Здравствуйте, мисс Пойндекстер, – сказал он подъезжая. – Вы одна?
– Одна, сэр. А почему бы мне не быть одной?
– Правда, вы мне говорили, что любите ездить одна.
– Вы, кажется, тоже предпочитаете прогулки в одиночестве, мистер Джеральд. Или я ошибаюсь?
– Вы правы, я люблю ездить один, чтобы не быть на людях. К сожалению, я имел несчастье жить в таверне – гостинице, как гордо называет ее хозяин. Там очень шумно, а я это особенно остро чувствую. Прогулки верхом по тихим местам, под тенью акаций доставляют мне огромное удовольствие. Разве вы не такого же мнения?
– Вам лучше об этом судить. Ведь вы так часто катаетесь верхом.
– Часто! Я только второй раз проезжаю здесь. Ведь я только что встал с постели после болезни. Но, простите, мисс Пойндекстер… скажите мне, пожалуйста, откуда вы знаете, что я проезжал здесь?
– О, – ответила Луиза смутившись, – как я могла не заметить этого! Я привыкла проводить бо́льшую часть дня на азотее. Там очень хорошо, особенно по утрам. Я не могла не видеть вас, когда вы проезжали по дороге, но под акациями я вас уже не видела.
– Значит, вы видели меня?
– Конечно, видела. Ведь дорога проходит так близко от нашего дома. Я даже заметила ту леди, что проезжала по этой же дороге верхом. Имела также удовольствие видеть, как она искусно набросила лассо на шею бедной маленькой антилопы. Я уверена, что это та самая молодая девушка, о которой вы мне тогда говорили.
– Исидора?
– Исидора!
– Ах, да! Она ведь здесь гостила у своего дяди.
– И была очень внимательна к мистеру Морису Джеральду?
– Да, вы правы, она действительно была очень добра, хотя я еще не имел возможности поблагодарить ее. Несмотря на всю свою дружбу ко мне, она не любит иностранцев и никогда не согласилась бы переступить порог гостиницы мистера Обердофера.
– В самом деле? Наверно, она предпочитает встречаться с вами под тенью акаций?
– Я вообще с ней не встречался давно и, вероятно, не встречусь в ближайшие несколько месяцев, так как она уехала на Рио-Гранде.
– Вы говорите правду, мистер Джеральд? Вы не видели ее с тех пор, как она уехала от своего дяди?
– Да, я не видел ее, – ответил Морис с удивлением, – и узнал о том, что она здесь гостила, только потому, что она мне присылала всякие деликатесы, которые, правду сказать, были очень кстати во время моей болезни. Кухня гостиницы Обердофера не стоит на должной высоте; к тому же его отношение ко мне оставляет желать многого. Донья Исидора, надо сказать, щедро отблагодарила меня за ту маленькую услугу, которую я ей когда-то оказал.
– Услугу? Можно узнать, какую, мистер Джеральд?
– О, конечно! Мне представилась возможность выручить однажды донью Исидору из рук индейцев. Они напали на нее по дороге от Рио-Гранде на Леону, и ей было бы трудно вырваться от них, если бы я не подоспел во-время.
– Это вы называете маленькой услугой? Вы очень скромны в ваших оценках, мистер Джеральд. Если бы кто-нибудь сделал это для меня…
– Чем бы вы отплатили ему? – спросил мустангер с явным волнением.
– Я полюбила бы его, – быстро ответила Луиза.
– Если это так, – прошептал Морис, наклонившись к Луизе, – то я отдал бы полжизни, чтобы увидеть вас в руках индейцев, и еще полжизни за то, чтобы спасти вас от них.
– Это правда, Морис Джеральд? Не шутите со мной. Ведь я же не ребенок. Скажите правду. Вы действительно думаете то, что говорите?
– Да, это правда. Клянусь вам!
И это признание наполнило счастьем сердце Луизы.
Глава XXVIII
ЗАПРЕТНАЯ РАДОСТЬ
С тех пор как в Техасе появились колонисты-европейцы, отношения с индейцами стали самой животрепещущей темой, волновавшей техасское общество.
Шли ли индейцы, законные хозяева страны, открытой войной на колонистов или же был период затишья, все равно о них говорили. В первом случае толковали о нависшей опасности, во втором – обсуждался вопрос, надолго ли краснокожие вожди решили сложить свои томагавки [34]34
Томагавк– индейское холодное оружие: маленький топорик.
[Закрыть].
Эта тема обсуждалась везде и всюду – за завтраком, обедом или ужином. В гасиенде ли плантатора или же в лачуге охотника слова «медведь», «пума», «пекари» [35]35
Пекари– американская дикая свинья.
[Закрыть]произносились реже и с значительно меньшим страхом, чем слово «индеец». Индейцами в Техасе пугали детей; рассказы об индейцах тревожили сон не только детей, но и родителей. Даже высокие каменные стены Каса-дель-Корво не избавили обитателей гасиенды от этих переживаний. Семья Пойндекстеров разделяла страх американских бледнолицых перед краснокожими.
Полученное официальное сообщение из форта подтвердило реальность этой опасности. Это известие пришло две недели спустя после пикника.
Рано утром, когда семья плантатора еще сидела за завтраком, верховой из форта передал Пойндекстеру какой-то пакет.
– Неприятные новости! – воскликнул Пойндекстер, быстро пробежав глазами бумагу – Поскольку в этом убежден сам майор, значит не приходится сомневаться.
– Неприятная новость, папа? – спросила дочь, сильно покраснев.
И тут же подумала про себя: «Что же это майор мог написать? Я встретила его вчера в роще. Он видел меня с… Может ли это быть? Боже, если только отец узнает!..»
– «Племя команчей на военной тропе» – так пишет майор, – сказал Пойндекстер.
– И это все? – спросила Луиза с облегчением, как будто в этом известии не было ничего устрашающего. – Ты напугал нас. Я думала, что извещают о чем-нибудь более страшном.
– Более страшном? Что за глупости ты болтаешь, дитя мое! В Техасе нет ничего страшнее команчей. Это самая большая опасность.
Луиза больше не возражала, хотя она была другого мнения.
Кольхаун спросил:
– Уверен ли майор, что индейцы пошли на нас войной? Что он пишет, дядя?
– Пишет, что раньше он этим слухам не придавал особого значения. Вчера же ночью в форт явился Дикая Кошка – вождь семинолов – с несколькими представителями этого племени. Они сообщили, что по всему Техасу команчи выставили в своих становищах крашеные столбы, что уже целый месяц эти дикари пляшут танец войны, что некоторые из них уже двинулись в поход и что их можно ждать каждую минуту в окрестностях сеттльмента.
– Дикая Кошка? – спросила Луиза. – Разве этому изменнику можно доверять? Он, наверно, такой же враг колонистов, как и своего народа.
– Ты права, дочь моя. Майор в этом письме дает ему точно такую же характеристику. Он советует быть осторожными с этим двуличным негодяем, который, конечно, перейдет на сторону команчей, как только это ему покажется удобным. Ну что ж, – сказал плантатор, откладывая в сторону бумагу и продолжая пить кофе с вафлями, – будем надеяться, что, выйдя на военную тропу, команчи отступят перед зубчатыми стенами Каса-дель-Корво и не посмеют тронуть нашу гасиенду.
В это время на пороге столовой, где все сидели за завтраком, появился негр. На его лице сияла широкая улыбка.
– Что тебе надо, Плуто? – спросил его хозяин.
– Я не к вам, мистер Вудли. Я только хотел сказать мисс Луизе, что лошадь оседлана. Крапчатому не нравится стоять на камнях во дворе, он рвется на мягкую траву прерии.
– Ты едешь кататься, Луиза? – спросил плантатор с явным неудовольствием.
– Да, отец. Я хотела проехаться.
– Ты не должна этого делать.
– Почему?
– Я не хочу, чтобы ты ездила одна. Это неприлично.
– Почему же, папа? Ведь я часто ездила одна.
– Да, к сожалению, слишком часто.
Последнее замечание заставило девушку слегка покраснеть. Но что означало оно, Луиза все же не совсем поняла.
– Если ты против этого, папа, я не поеду. Но неужели же ты решил держать меня взаперти в этом доме? Вам, мужчинам, хорошо – вы все уезжаете на работу. Интересную же ты для меня решил устроить жизнь в этом милом Техасе!
– Ты меня не так поняла, Луиза. Я вовсе не против того, чтобы ты ездила кататься. Катайся, сколько твоей душе угодно, но пусть тебя кто-нибудь сопровождает. Выезжай с Генри или с Кассием. Но я не хочу, чтобы ты ездила одна. Для этого у меня имеются свои основания.
– Основания? Какие?
Этот вопрос невольно сорвался у Луизы. Потом она пожалела, что не сдержалась, и с беспокойством ждала ответа.
Ответ немного успокоил ее.
– Какие основания, ты хочешь знать? Не забывай, что Техас – не Луизиана, где девушка может ехать спокойно, куда ей заблагорассудится. Здесь, в Техасе, опасность на каждом шагу. Возьми хотя бы индейцев…
– Индейцев бояться мне нечего. Я никогда не удаляюсь от гасиенды дальше чем на пять миль.
– Пять миль! – воскликнул капитан саркастически. – Это то же самое, что отъехать на пятьдесят миль. Ты с таким же успехом можешь встретить индейцев на расстоянии ста шагов от ворот дома, как и на расстоянии ста миль. Когда они на военной тропе, их можно ждать в любом месте и в любое время. По-моему, дядя Вудли прав: с твоей стороны крайне неосторожно ездить одной.
– Ты так думаешь? – с иронией спросила креолка, повернувшись к двоюродному брату. – Скажи мне только, пожалуйста, в чем будет заключаться твоя помощь, если я действительно встречу команчей? Хотя я вообще в этом сильно сомневаюсь… Хороша будет картина: нас двое среди воинственного племени раскрашенных дикарей! Ха-ха! В опасности очутишься ты, а не я. Я не сомневаюсь, что я-то ускачу и оставлю тебя для расправы. Страшная опасность на расстоянии пяти миль от дома! Поищи-ка в Техасе всадника, который мог бы догнать меня на моей милой Лу́не! Вряд ли это тебе удастся, Каш!
– Замолчи, Луиза! – строго сказал Пойндекстер. – Мне не нравится, когда ты так разговариваешь… Не обращай на нее внимания, Кассий. И помимо индейцев здесь много всякого сброда. Запомни, что я запрещаю тебе ездить одной, как ты это делала раньше.
– Пусть будет по-твоему, папа, – ответила Луиза, вставая из-за стола. – Конечно, я должна подчиниться тебе. Но знай, что я рискую потерять здоровье, сидя без движения… Иди, Плуто, обратилась она к негру, который все еще стоял в дверях и улыбался. – Пусти Лу́ну в кораль, на пастбище – куда хочешь. Пусть она бежит в свою прерию, если это ей нравится. Она мне больше не нужна.
С этими словами девушка вышла из комнаты.
«Что отец мог узнать? Может быть, это только его подозрения? Кто мог ему рассказать? Знает ли он о нашей встрече?»
Глава XXIX
ЭЛЬ-КОЙОТ У СЕБЯ ДОМА
Кольхаун встал из-за стола почти так же внезапно, как и Луиза. Минуя на этот раз свою комнату, он вышел из дому.
Все еще страдая от ран, но уже значительно окрепнув после болезни, он мог ходить около дома.
Но на этот раз он отправился дальше. Под влиянием ли происшедшего разговора, а может быть, в связи с полученным известием, он вдруг почувствовал в себе достаточно сил, чтобы на костылях пройти вверх по реке и дальше, по направлению к форту.
Пройдя значительное расстояние по совершенно выжженному солнцем пустырю, простиравшемуся далеко за гасиендой, он подошел к низким зарослям акаций, прикатившихся под тенью других, более высоких деревьев.
В самой гуще зелени стояла сплетенная из прутьев и обмазанная глиной хижина – хакале, типичное жилище юго-западного Техаса.
Это было обиталище Мигуэля Диаза, мексиканца-мустангера. Оно вполне соответствовало своему хозяину, жестокому полудикарю, недаром заслужившему прозвище «Эль-Койот».
Далеко не всегда этого волка можно было найти в его берлоге – хакале Мигуэля Диаза, пожалуй, не заслуживало лучшего названия. Это было лишь случайное место его ночлегов. Только изредка, после удачной охоты, он мог позволить себе пожить немного около сеттльмента, пользуясь доступными там «развлечениями»; остальное время Диаз проводил в прерии.
Кольхауну повезло: он застал хозяина в хижине, правда в нетрезвом виде. Это, впрочем, было его обычное состояние.
– Алло, сеньор! – закричал Эль-Койот, увидев в дверях гостя. – Какими судьбами? Вот уж не ожидал видеть вас здесь! Берите стул. Вот он стоит. Стул! Xa-xa-xa!
Его хохот был вызван видом того предмета, который он назвал стулом. Это был просто череп мустанга, исполнявший роль стула.
Примитивный стол из горбылей юкки, такая же примитивная кровать из тростника – вот и вся обстановка этого убогого жилища.
Утомленный длительной прогулкой, Кольхаун воспользовался приглашением хозяина и уселся на черепе. Не теряя времени, он сразу приступил к делу.
– Сеньор Диаз, – сказал он, – я пришел сюда для…
– Сеньор американо, – воскликнул полупьяный охотник, – к чему лишние разговоры! Caramba! [36]36
Чорт побери!
[Закрыть]Я прекрасно знаю, для чего вы сюда пришли! Вы хотите, чтобы я пришиб этого дьявола ирландца!
– Так!
– Так вот, я уже обещал вам, что сделаю это для вас при первом удобном случае за пятьсот монет. Мигуэль Диаз всегда исполняет свои обещания. Но время еще не пришло, и удобного случая еще не было. Caray! [37]37
Чорт побери!
[Закрыть]Чтобы как следует убить человека, для этого требуется искусство. Даже в прериях нельзя убить без того, чтобы не напали на след. А если нападут, то для меня это не шутка. Вы забываете, сеньор, что я мексиканец. Если бы я был американцем, как вы, то легко мог бы его укокошить. Сказал бы, что это была ссора, и вышел бы сухим из воды. Но у нас, мексиканцев, это иначе. У нас, когда из человека выпускают кровь, это называется убийством. И после этого вы, американцы, в вашем глупом суде, с двенадцатью «честными» судьями, постановите: «Повесить!» Я ненавижу ирландца так же, как и вы, но попадать впросак не собираюсь. Я должен выждать, чтобы подвернулся удобный случай.
– Сейчас как раз подходящий момент, – поспешил заявить Кольхаун. – Вы сказали, что вы легко смогли бы это сделать, если бы только началась возня с индейцами.
– Конечно, я это говорил, и если бы это было так, то…
– Значит, вы еще не знаете новостей?
– Каких новостей?
– Да ведь команчи на военной тропе!
– Caramba! – воскликнул Эль-Койот, вскакивая со своей тростниковой кровати. – Святая дева! Неужели это правда, сеньор?
– Истинная правда. Эта весть только что получена в форте. Я имею достоверные сведения от самого коменданта.
– В таком случае… – ответил мексиканец в раздумье, – в таком случае, дон Морисио может умереть. Команчи могут убить его. Ха-ха-ха!
– Вы уверены в этом?
– Я был бы больше уверен, если бы за его череп заплатили тысячу долларов вместо пятисот.
– Он стоит этого.
– Какой суммы?
– Тысячи долларов.
– Вы обещаете?
– Да, я обещаю.
– Тогда команчи снимут с него скальп, сеньор капитан. Вы можете возвращаться в Каса-дель-Корво и спокойно спать. Будьте уверены, что как только представится случай, ваш враг останется без волос. Вы понимаете меня?
– Да, конечно.
– А теперь готовьте тысячу монет.
– Они ждут вас.
– Сагау! Я их живо заработаю!.. Прощайте, прощайте!.. Святейшая дева! – воскликнул мексиканец, как только его посетитель скрылся. – Вот повезло! Получить тысячу долларов за то, чтобы укокошить человека, которого я все равно хотел убить! Команчи на военной тропе! Если так, то я должен приготовить свой костюм для этого маскарада. Он уже давно валяется у меня без дела, все эти долгие годы перемирия с индейцами.