Текст книги "Наследники Великой Королевы"

Автор книги: Томас Костейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 39 страниц)

– Ты говоришь прямо как мама. Она была против того, чтобы я взяла с собой весь гардероб. Думаю, она считала, что разумнее будет продать большую его часть. Но папа воспротивился и настоял на том, чтобы я взяла все, что было приготовлено для… для другой свадьбы. Ты не поверишь как он изменился. Стал таким ласковым и милым. Он действительно вначале хотел, чтобы я вышла замуж за сэра Невила, но тогда он боялся, что против него будет выдвинуто обвинение в измене. Когда же он узнал о роли сэра Невила в аресте капитанов, он решительно поддержал меня. Последствия уже не волновали его. Он даже улыбнулся, когда пришло известие о конфискации Эпплби Корта.

– Не знаю, как ты только решилась сказать им о своем решении. Родители возражали?

– Папа был рад. После дуэли он только о тебе и говорил. Это ведь он настоял, чтобы я взяла с собой все эти вещи. По его мнению поступить по-другому значило оскорбить тебя. Мама… с мамой дела обстоят по-другому. Не помню случая, когда бы мы с ней были о чем-то одного мнения… И вот я здесь, без шиллинга в кармане и с гардеробом, достойным королевы. Тебе это кажется глупым, да?

– Не могу выразить тебе, как я горжусь тем, что твой отец обо мне такого высокого мнения. Раньше он никогда не относился ко мне особенно хорошо.

– Знаешь, – задумчиво произнесла она, – думаю сейчас он чувствует себя гораздо счастливее, чем когда-либо прежде. Он все время размышляет о том, как лучше наладить хозяйство, читает книги о разведении скота. Он решил выращивать культуры, которые сэр Уолтер Рэли привез из Америки.

– Маис и картофель?

– Да, и даже табак. Он утверждает, что снова разбогатеет.

– Мама же не успокоится, пока они не получат Эпплби Корт назад. Видишь ли, имение это было куплено на деньги, которые она принесла папе в приданое. Она ни за что не позволит ему забыть это. Бедный папа!

Кэти теснее прижалась ко мне, и я обнял ее. После недолгого молчания она произнесла.

– Роджер.

– Да, Кэти?

– Было бы ужасно, если бы ты не любил меня! Как бы ты тогда поступил? Послал Джону Уорду как ненужную вещь?

– Мне не хватило бы смелости драться с Мачери, если бы я не любил тебя, а если бы я не дрался с ним, твой отец не позволил бы тебе приехать. Поэтому твое предположение носит явно досужий характер. Но одно я могу сказать с полной определенностью: я никогда не позволил бы тебе ехать в Тунис. Это место не для белой женщины.

Кэти немного помолчала, а потом задала еще один вопрос.

– Эта девушка-испанка любила Джона?

– Да. Она любила его так сильно, что пожертвовала ради него всем. А откуда тебе стало известно о ней?

– Джон прислал мне письмо. Он упомянул ее имя, и я поняла все. Ты знаешь об этом письме?

– Узнал только несколько дней назад. Сам Джон сообщил мне об этом. Он хотел убедить тебя выйти за меня замуж. Он всегда был настоящим другом.

– Кстати, меня не нужно было в этом убеждать. Он писал мне, что недостоин моей любви. Что он хотел сказать? Думаешь, он очень любил ту девушку?

Я покачал головой.

– Ты была единственной женщиной, которую он любил. Я обязан сказать тебе это, ведь я ему стольким обязан. Особенно если принять во внимание то, каким неудачником я оказался.

– Ну вот, теперь ты опять не в меру скромничаешь. В письме Джон писал, что ты проявил себя великолепно; спас флот и дрался как лев.

– Я принес ему немало хлопот. С Климом. Сэр Френсис Дрейк на его месте повесил бы меня. Видишь ли, Кэти, моряка из меня не получилось. Всю жизнь я мечтал о море, а оказалось, что это не для меня. То что я узнал о планах испанцев, было простым везением.

– А то, что ты сделал после своего возвращения?

– Мне потребовалось много недель, чтобы собраться с мужеством. Я не испытываю никаких иллюзий на свой счет.

– Да, сэр, но я видела как вы дрались на дуэли. Этого для меня достаточно.

– Это другое дело. Я дрался за тебя.

Чтобы сменить тему разговора, я достал изумрудное кольцо и протянул его Кэти. Она ахнула от удивления и восхищения.

– Роджер, откуда это у тебя? Я никогда не видела ничего подобного. У самой королевы нет такой прелести.

Я рассказал ей все. Она слушала с напряженным вниманием, поворачивая кольцо так и эдак и любуясь игрой камня.

– Какое желание ты загадал?

– Никакого. Это было бы нечестно по отношению к Джону.

– Но твое желание в конце концов исполнилось. Или я чересчур уж самонадеянна?

После того, как я успокоил ее на этот счет, а времени у меня на это ушло немало, она сказала.

– Мне кажется, она дала тебе кольцо именно с этой целью. Должно быть она была очень доброй и хорошей. А теперь, Роджер, уходи и пришли свою тетушку. Я должна одеться. Для нашей свадьбы. Тебе не кажется, что необходимый обряд еще не совершен и нам не следует находиться с тобой в каюте наедине? – Кэти нежно прижалась к моей щеке своей щечкой. – Я не долго, Роджер. Как только я буду готова, капитан обвенчает нас. Так надо, чтобы ты смог жениться на мне под своим настоящим именем. Капитан Томсон знает кто ты, но больше, разумеется, это никому неизвестно. А теперь иди, милый.

Прошло добрых полчаса прежде чем мне позволили снова войти в каюту, но я не пожалел об этом, когда увидел свою невесту в свадебном наряде. Она была ослепительно хороша. Я был слишком взволнован, чтобы оценить детали. Скажу только, что в белоснежном как облако платье она напоминала мне райское видение. Неудивительно поэтому, что проникновенный голос капитана Томсона, ведущего свадебную церемонию, доносился до меня будто издалека и я отнюдь не вникал в смысл произносимых им слов. Впрочем наверное, я правильно отвечал на задаваемые мне вопросы, так как церемония шла гладко без сучка и задоринки. Я слышал как Кэти произнесла: «Да, согласна», а это было все, что я хотел знать. Чудо, на которое я надеялся всю свою жизнь, свершилось. Кэти Ледланд стала моей женой.

– Ну, а теперь, Ричард Стрейндж, – произнес капитан, делая особое ударение на этом имени, – я должен обратиться к вам с очень серьезным предупреждением. Оно относится в равной степени и к вашей жене, и к уважаемой госпоже Пири. Вы должны быть постоянно начеку. Никаких случайных оговорок. Мне бы очень не хотелось заковывать новоиспеченного супруга в кандалы, но я обязан буду это сделать, если кто-нибудь хотя бы шепотом произнесет имя Роджера Близа. Моя команда и так проявляет к вам чрезмерный интерес.

Затем последовал легкий ужин. Мы выпили по бокалу вина. Капитан произнес тост, буквально нашпигованный библейскими изречениями. После ужина ему не хотелось уходить, и он завел речь о Дамаске.

– Вам предстоит жить в одном из древнейших городов мира, мои юные друзья, – торжественно возвестил он, – Это город старше Иерусалима, старше библейских городов, которые в гневе своем покарал Господь. Теперь в этом городе процветает ложь, воровство и язычество, но было время, когда Господь творил там свои чудеса. Вы увидите там дорогу, на которой Павла ослепил яркий белый свет и он услышал могучий глас Иеговы и место на стене, где он сумел скрыться от преследований врагов. Вы найдете там много интересного и поучительного. – Капитан внимательно посмотрел на меня.

– В этом древнем городе процветает торговля и вряд ли вы найдете там применение для шпаги, которую я вижу на вашем поясе. Судя по тому, что я слышал, вы отменно владеете этой служанкой смерти. Но держите ее в ножнах, мой молодой друг. Пусть ни разу вам не придется обнажить ее там. Это отнюдь не означает, – добавил он, – что я не одобряю того, как вы до сих пор пользовались ею. – Он поднялся из-за стола и пожал всем нам руки. – А сейчас я должен вернуться к своим обязанностям. Погода сегодня довольно свежая и к ночи качка может усилиться. Но не волнуйтесь: все мы в руках Божьих, а Исайя Томсон постарается быть достойным вашего доверия. Доброй ночи, мои молодые друзья. Я уверен, у вас найдется о чем поговорить. И разговор этот будет для вас много приятней, чем болтовня старого капитана.

И в этом он оказался совершенно прав.

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ

45

Мы вернулись в Англию ровно через три с половиной года в теплый сентябрьский денек, когда мушмула стояла отягченная плодами, а жатва в полях была в полном разгаре. Вернулись мы снова втроем, но тети Гадилды с нами уже не было. Она прожила с нами в Дамаске в нашем уютном обнесенном белыми стенами доме больше двух лет. Однако путешествие в Иерусалим, включая и поездку вокруг Мертвого моря и по реке Иордан надорвало ее силы и она мирно скончалась у нас на руках. Уверен, что тяжелее всего ей было расстаться с моим маленьким сыном Джоном. Мне до сих пор не верилось, что Кэти стала матерью – она ни капельки не изменилась и тем не менее у нас рос сын. Я совершил открытие: ничто в жизни не может сравниться с чувством, которое охватывает тебя, когда глядишь на любимую женщину с твоим первенцем на руках.

Растить его было делом не простым. Подавляющее большинство младенцев умирало, не дожив и до трех лет. Кэти не могла кормить сына грудью до двух лет, а брать темнокожую кормилицу мы, естественно, не хотели. Кормить ребенка козьим молоком мы не могли, ибо сильно сомневались в его качестве, да и тетя Гадилда почему-то питала предубеждение против козьего молока. Поэтому приходилось кормить ребенка жидкой овсяной кашей с супами, а немного позже овощами и кусочками мяса. Эта пища явно шла ему впрок, особенно после того, как я настоял на том, чтобы большую часть дня его освобождали от пеленок, которые не давали ему шевельнуть ногой. Тетя Гадилда возражала, уверяя, что это против всяких правил, но мне удалось перетянуть на свою сторону Кэти, и с тех пор мой сын мог сколько душе угодно брыкаться и сучить ножками, а это благотворно сказывалось на его развитии.

Король даровал нам прощение и мы возвращались домой с неплохим состоянием, которое мне удалось сколотить за годы изгнания. Я последовал советам сэра Сигизмунда и капитана Старкла и занимался обменом денег, а также приобретал великолепные восточные ковры и изящные безделушки из слоновой кости, а затем продавал их и имел от этого недурной барыш. Мы, разумеется, получали письма от наших друзей и были осведомлены обо всех главных событиях, которые происходили на Родине. До нас дошли вести о том, что графине Эссекской удалось добиться развода, а затем она вышла замуж за мастера Карра, носившего теперь титул графа Сомерсетского. В Англии поговаривали также о том, что звезда фаворита клонится к закату, а внимание короля все больше привлекает жизнерадостный молодой красавец по имени Джордж Виллерс. Мы узнали также о смерти принца Гепри. Это был тяжелый удар по надеждам всей нации. В то же время младший сын короля принц Карл к счастью оправился от хромоты, от которой он страдал с детства в результате недосмотра своих нянек, и теперь мог принимать участие в танцевальных вечерах, которые так любила устраивать королева Анна. Приятной новостью стал для нас брак принцессы Элизабет (красивой и своенравной как и ее бабка Мария Стюарт) с курфюрстом германского пфальцграфства, протестантским монархом, который был гораздо более приемлемой партией, нежели испанский инфант – прежний выбор короля Иакова. Тем не менее король продолжал свой прежний курс, созывая парламент лишь на очень непродолжительные периоды, правя самолично с помощью декретов. Он продолжал разглагольствовать о божественном праве монарха, не замечая растущего недовольства народа. Все большее число пуритан тайком уезжало в Голландию, некоторые открыто поговаривали об отъезде в Америку, где люди могут молиться Богу как они привыкли это делать.

Был уже поздний вечер, когда мы бросили якорь, поэтому мы решили не торопиться и сойти на берег на следующее утро. Кэти устала, поэтому они с Джоном тут же легли спать, я же предпочел сну беседу с Таттлом-Процентщиком, который как обычно явился в порт, чтобы встретить корабль, прибывший из дальних краев. Таттл-Процентщик был членом гильдии мануфактурщиков, производящих войлок и фетр. Будучи человеком неглупым, он уже много лет назад понял, что гораздо выгоднее вкладывать скромные суммы в большое количество судов, нежели крупные деньги в небольшое число. Таким способом он обеспечил себе довольно приличный и стабильный доход, что и дало основание прозвать его Процентщиком. В городе его не уважали, ибо он был человеком со странностями: вместо того, чтобы заставит подмастерьев работать в своем доме, он приобрел в трущобах несколько развалюх, отремонтировал их и превратил в цех, где его подмастерья в огромных количествах изготовляли шляпы и шапки. По его словам, он предпочитал продавать тысячи недорогих головных уборов простому люду, нежели небольшое количество дорогих изделий для двора. Возможно он был прав, так как сумел скопить изрядное состояние. Таттл-Процентщик отличался неописуемой жадностью. Как только какое-нибудь судно входило в порт, он спешил туда дабы самому оценить ценность груза.

Он как обычно первым поднялся на борт корабля и в течение часа осматривал содержимое трюма. Теперь он снова появился на палубе. На лице его расплывалась довольная улыбка.

– Прекрасный груз, сэр, можно даже сказать великолепный, – с трудом переводя дух проговорил он. – Изумительные шелка, добротные материи и кожи! А какие восхитительные специи! И должно быть куплено все это по весьма умеренной цене. – Он вопросительно уставился на меня, словно ожидая подтверждения этого немаловажного предположения. – Вы проявили замечательные деловые качества и хватку, сэр. Полагаю, прибыль будет недурна, совсем недурна!

– Не выпьете ли со мной стакан вина? – предложил я.

Он с большой охотой принял мое предложение. Мы устроились в капитанской каюте, так как ее хозяин уже съехал на берег и остановился в трактире «Кардинальская шляпа». Мой собеседник отхлебнул первый глоток вина.

– Это вино для команды? – с подозрением спросил он. Я уверил его, что вино из моих личных запасов. Успокоившись, он стал жадными глотками отпивать янтарный напиток. Теперь мне было вовсе нетрудно разговорить его о событиях, происшедших за время моего отсутствия в Англии.

– Торговля, – осторожно заметил он, – идет неплохо, даже очень неплохо, но король, – тут он недовольно покачал головой, – требует у купцов и мануфактурщиков крупных займов, которые он, разумеется, никогда не возвратит. Его самого заставили предоставить такую ссуду, но ему неприятно даже вспомнить об этом. Да, испанцы оставили английские торговые суда в покое, спасибо за это моему приятелю (тут он ухмыльнулся и тряхнул головой) Джону Уорду. К сожалению, ему ничего не известно о теперешнем местонахождении капитана.

– На днях слышал, – усмехнувшись сообщил мне мой собеседник, – что наш посол в Венеции сэр Генри Уоттон пригрозил дожу спустить на венецианцев целую дюжину таких молодцов, как Джон Уорд, если они не поведут себя благоразумнее. И это помогло.

– Он крепко преувеличил, – заметил я. – На свете всего лишь один Джон Уорд.

– К сожалению, – ответил Таттл-Процентщик, – ведь Уорд всегда был другом честным купцам.

Он пустился в дальнейшие рассуждения относительно королевской политики и следует отметить, говорил он довольно смело.

– За то, что я вам скажу, королевский палач может снять голову, но я свободный англичанин и имею право высказывать свое мнение. Слышали вы самые последние новости? Люди уже больше не могут одеваться так как хотят. Король подписал указ, согласно которому одежда подмастерьев строго регламентируется. Клянусь вам, это правда. Отделка или кант на шляпе не должен быть шире трех дюймов. Никаких кружев. Нельзя шить штаны из тонкого сукна. Нельзя носить обувь из испанской кожи. Что же это такое? Уж скоро ни один честный англичанин не сможет носить одежду по своему вкусу. Увидите, дело дойдет до того, что запретят носить перья на шляпах. Что же тогда прикажете делать Джошуа Таттлу? Закрывать свое дело? Скоро нам уже будут диктовать, что можно есть и пить и о чем разговаривать с собственной женой! – Он помолчал, а потом хрипло рассмеялся. – Пришлось Арчи сказать королю, что люди обо всем этом думают. Он прямо в лицо заявил Его Величеству, что лучше бы тот позаботился о нравственности своих придворных, а не забивал себе голову мыслями о длине плащей подмастерьев.

– Арчи самый отважный человек в Англии.

Мой собеседник энергично кивнул головой, соглашаясь со мной.

Было уже поздно, поэтому мой гость лишь мельком коснулся грандиозного скандала, который произошел совсем недавно.

– Сомерсет в тюрьме, – объявил он, смачно облизывая губы. – Он зашел чересчур уж далеко, так что даже король Иаков не мог оставить безнаказанным подобное злодейство. Надеюсь, его повесят. И его жену тоже.

– Заговор?

– Можно сказать и так. Однако, мой друг, мне пора вас покинуть. Я вынужден вставать очень рано. Мои бездельники – подмастерья будут бить баклуши, если их все время не понукать. Пожелаю вам доброй ночи.

Рано утром Кэти вынесла на палубу нашего сынишку. Оба они были очень возбуждены. Щеки моей жены горели румянцем, глаза радостно блестели.

– О, как славно оказаться снова дома! – воскликнула она. – Англия так прекрасна! Воздух здесь пьянит меня как вино. Я должна сразу же отправиться к королеве и поблагодарить ее за то, что она для нас сделала. И Роджер, нам следует как можно скорее окрестить нашего малыша. Я собираюсь попросить сэра Сигизмунда стать его крестным отцом.

– Да, – согласился я, – необходимо окрестить его немедленно. И думаю, мы должны сейчас же отослать назад его туземную няню.

– Что ж, у нас будет время подумать об этом, – ответила жена. – И тут же мечтательно добавила. – Что бы я не отдала сейчас за яблоко. Большое красное яблоко. Ты купишь мне его в первой же фруктовой лавке?

Несмотря на ранний час, улицы были полны народу. Все казалось пребывали в веселом и приподнятом расположении духа. Мальчишки разносчики снеди бойко торговали своим товаром. Таверны были переполнены. Карет нигде не было видно, поэтому нам пришлось идти пешком. Мастер Джон устроился у меня на плече и что-то радостно лопотал в восторге от шума и суеты вокруг нас.

– Обожаю Лондон! – воскликнула Кэти. – Думаю, сегодня открывается ярмарка. Все в таком отличном настроении.

– Вполне возможно, – ответил я, – хотя и не исключено, что они просто ждут чьей-то казни. Оба эти события в равной степени способны поднять настроение лондонцев.

– Боюсь, мой господин и повелитель, что годы, проведенные на Востоке, сделали тебя не в меру подозрительным.

Сэр Сигизмунд встретил нас с восторгом и был поражен ростом нашего мальчугана.

– Какой славный малыш! – восклицал он, – мы сделаем из него настоящего моряка.

Он предложил нам великолепный истинно английский завтрак, состоявший из жареной ветчины с яблочным соусом и жареной рыбы. На лице сэра Сигизмунда появилось выражение удивления, когда Кэти попросила принести тарелку овсяной каши для Джона. Аппетит, с которым мой сын принялся уничтожать принесенную еду, привел его в восторг, и он не задавал нам никаких вопросов до тех пор, пока малыш не покончил со своей трапезой.

– Ну, а теперь расскажите мне о своей жизни в Дамаске, – попросил он затем. – Из ваших писем я понял, что вам там пришлось по вкусу.

– Во многих отношениях там было замечательно, – ответила Кэти. – Мы жили в доме на склоне холма. Дом утопал в густом тенистом саду. Там был и фонтан. Всю работу выполняли слуги. Я разленилась до того, что утром спала до шести часов. Боюсь, мне нелегко будет привыкнуть к здешнему ритму жизни. Мне нравилось любоваться цветами и плодовыми деревьями круглый год. Да, нам там было хорошо, но вы не поверите, сэр Сигизмунд, какую радость принесла мне весть о том, что королева сумела убедить Его Величество даровать Роджеру прощение. С тех пор я буквально считала часы до нашего отплытия.

– Королеве пришлось потратить на это немало сил, – заметил Хилл с улыбкой, – она ни на минуту не забывала свою маленькую мисс Кэти и не давала королю ни отдыху, ни сроку.

– Королева просто чудо! – воскликнула моя жена. – Я обожаю ее. Думаю, я охотно отдала бы за нее жизнь.

– Быть может, следовало бы спросить мое мнение на этот счет? – поспешно проговорил я.

– Его Величество сдался крайне неохотно, – продолжал наш хозяин. – И лишь потому что нуждался в ответной услуге. Думаю, это имело отношение к свадьбе принцессы. А может быть к делу мастера Карра. Но мне не хотелось бы касаться этого сейчас.

– Я ведь уже не девочка, а замужняя дама, – напомнила ему Кэти.

– И все-таки, – с улыбкой возразил сэр Сигизмунд. – Разумеется, я хранил молчание о вашем местонахождении до тех пор, пока не были подписаны бумаги, так как не очень-то доверял порядочности нашего пузатого монарха. Я думал, мне самому понадобится заступник, когда он узнал, что вы, Роджер, все это время работали на нашу компанию. Он до сих пор злится по этому поводу. – Сэр Сигизмунд с глубоким сочувствием взглянул на Кэти. – Я надеялся, что вы сумеете вовремя вернуться домой, ведь я знал, что ваш отец болен. К сожалению, он скончался меньше чем через неделю после того, как король подписал указ о вашем прощении.

Кэти молча кивнула. Смерть сэра Бартлеми была, пожалуй, единственным печальным событием, которое омрачило наше возвращение. Сэр Бартлеми немало трудился для того, чтобы его имение начало приносить доход, но усилия его особым успехом не увенчались. Скорее всего именно это обстоятельство и сыграло роковую роль в его безвременной и неожиданной кончине. Леди Лэдланд уехала жить к своей замужней сестре, живущей на севере Англии. Желая изменить тему разговора, я попросил сэра Сигизмунда подробнее рассказать о скандале в котором оказался замешан Карр.

– Мне не хотелось бы портить первые часы вашего пребывания на родной земле рассказом об этой грязной и неприглядной истории. Вам известно, наверное, о разводе и последующей женитьбе Карра (он носит теперь титул графа Сомерсета) на Фэнни Ховард? Его ближайший друг Овербери, как говорят, был против этого брака. Графиня знала об этом и сумела устроить так, что за какой-то незначительный проступок его заключили в Тауэр. Ну, а затем сыграли свадьбу. Церемония была просто ослепительной, а невеста, как передают очевидцы, была обворожительной. Сама свежесть и невинность. Некоторое время все шло замечательно. Сомерсет руководил Тайным Советом без помощи своего друга. Разумеется, его поддерживал клан Ховардов. Само собой они захватили самые выгодные должности и сосредоточили в своих руках большую власть.

Тут наше внимание привлек мой сын. Подкрепившись, он решил показать нам, как умеет самостоятельно ходить. Сэр Сигизмунд, присев на корточки, протянул ему навстречу руки. На лице его сияла радостная улыбка.

– Иди ко мне, малыш! – воскликнул он. – Иди к своему дяде Мунди. Прекрасный у вас мальчуган, Роджер. Вы только посмотрите, какал у него походка. Он идет вразвалку как матрос по палубе в качку. Прирожденный моряк!

– Если это так, то он явно пошел не в своего отца! – заявил я.

Кэти заключила сына в объятия и с негодованием произнесла.

– Мой малыш вовсе не будет моряком! Он не пойдет в море и он останется дома со своей мамой, будет кататься на лошадке и станет настоящим маленьким джентльменом.

– Беру назад свое предложение, – произнес наш хозяин, поднимаясь с пола. – Думаю, вы правы, дорогая. Моряк – не самая лучшая профессия. Об одном только прошу вас: не посылайте моего крестника ко двору.

– Вы рассказывали нам о графе Сомерсете, – напомнил я.

– Да, и я был рад, что меня прервали. Не очень-то приятно говорить о таких делах. – Он не торопясь зажег свою трубку. – Так вот в Тауэре бедняге Овербери как-то дали поесть, и еда эта не пошла ему впрок. Одним словом, он умер. Вскоре после свадьбы Сомерсета обнаружилось, что его отравили. Кстати, все это всплыло наружу благодаря одному вашему доброму приятелю.

– Моему приятелю?

– Ну да, Нику Билу. К своему великому разочарованию, он не сумел добиться взаимности у одной хорошенькой женщины, некоей Энн Тернер, – при этих словах сэра Сигизмунда у меня упало сердце, – и воспользовавшись некоторыми ее неосторожными признаниями сообщил кое-какие факты людям, враждебно настроенным по отношению к партии Ховардов. Малый не промах, этот ваш Ник Бил. Тем не менее в этом деле он допустил явную промашку. Как оказалось, лучше бы ему все это не начинать.

Я видел, что Кэти тоже встревожена.

– Что же случилось? – спросил я.

– После того, как заварилась вся эта каша, властям было не так уж сложно докопаться до истины. Участники этого дела вынуждены были сознаться в содеянном и почти все они были посажены под замок. Сам Сомерсет, его красавица-жена и их сообщники. Справедливый хозяин тоже не миновал узилища, – Сэр Сигизмунд помолчал и мрачно усмехнулся.

– Я тоже приложил к этому руку. Постарался довести до сведения Совета некоторые факты, касавшиеся обстоятельств убийства его предшественника. Ему пришлось выложить все, что он знает о деле Сомерсета, а потом ему предъявили обвинение в убийстве прежнего Справедливого Хозяина.

– Его уже судили?

– Нашего честного Ники уже судили, нашли виновным и приговорили к казни. А тем временем вся страна взбудоражена этим громким делом. Фаворита всегда недолюбливали, а эта история вообще распалила всех. Все требуют примерно наказать чету Сомерсетов. Двоих нанятых ими людей уже повесили. Вы заметили столпотворение на улицах? Это потому что сегодня состоится казнь этой женщины.

– Графини Сомерсетской? – в ужасе воскликнула Кэти.

Он покачал головой.

– Главных действующих лиц этой драмы пока еще не судили. Сегодня утром должна умереть эта самая Тернер.

Мне показалось, что земля закачалась у меня под ногами. Кэти и я посмотрели друг на друга. Должно быть я был так же бледен как и она.

Я ожидал этих слов с того самого момента, как наш хозяин упомянул имя Энн. Я вспомнил как боялась она быть вовлеченной в интриги, которые плела решительная Фэнни Ховард, какой необъяснимый страх испытывала перед будущим. Предчувствовала ли она свою судьбу? Я вспоминал как внимательно она рассматривала мою ладонь и как радовалась, не найдя на ней страшного знака, но о себе ничего не сказала. Неужели она уже тогда знала роковую отметину на своей ладони и знала какая судьба ее ожидает?

– Это ужасно! – воскликнула Кэти. – Можно же что-то предпринять, чтобы спасти ее?

Хилл медленно покачал головой.

– Боюсь, что с самого начала для нее ничего нельзя было сделать. А теперь это дело совсем уже безнадежное. Слишком громки крики, требующие крови. Да честно говоря, никто из преступников и не заслуживает снисхождения. Вина их вполне доказана.

– Я уверен, что Энн Тернер не замешана в отравлении. Могу поклясться в этом, сэр Сигизмунд.

– Я отправляюсь в Денмарк Хаус и поговорю с королевой, – объявила Кэти. – Быть может, мне удастся убедить ее вмешаться.

– Двор сейчас не в Лондоне, – покачал головой сэр Сигизмунд, – и вам не следует вмешиваться в это дело, дорогая. Вина этой женщины доказана. Она водила графиню к Саймону Формену, который и дал им яд. Она признала это во время допроса. К счастью для нее Форман скончался еще до начала процесса. Нет-нет, ваша Энн Тернер безусловно виновна и помочь ей уже ничем нельзя. Если кого-нибудь из обвиняемых сейчас отпустят, дело может дойти до бунта. Король не желает, чтобы Сомерсета казнили, и поэтому постарается умиротворить возбужденный народ казнью кого-нибудь другого. Такова ситуация.

– Не могу поверить в это, – Кэти заплакала.

Я поднялся.

– Я обязан увидеть ее. Она не должна оставаться сегодня одна. Если я не смогу ничем помочь ей, то по крайней мере проведу с ней эти последние часы.

Кэти тоже поднялись.

– Я пойду с тобой.

– Этот благородный порыв делает вам обоим честь, – заявил сэр Сигизмунд, – но так поступать не следует. Бедной женщине вы не поможете, а себе можете крепко навредить. Подумайте, Роджер, ведь король лишь скрепя сердце позволил вам возвратиться в Англию. Разумно ли снова привлекать его внимание? Говорю вам об этом со всей серьезностью. Думаю, с вашей стороны это будет большая ошибка.

– Я должен идти, – возразил я. – В какой она тюрьме?

– Она находится в доме шерифа. Не думаю, чтобы вам удалось проникнуть туда. Только поэтому я и не пытаюсь остановить вас.

Я уговорил Кэти остаться дома, а сам с тяжелым чувством покинул гостеприимный кров сэра Сигизмунда.