Текст книги "Наследники Великой Королевы"

Автор книги: Томас Костейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 39 страниц)

14

Мы догнали «Королеву Бесс» с подветренной стороны острова Зимбра, и Джон отдал распоряжение группе матросов вместе с ним вернуться на наш корабль.

Я тоже вошел в эту группу. Большая часть раненых умерла, остальные в помощи на нуждались, поэтому наш хирург Микл и Джоралемон Сноуд также были включены в эту группу.

Я был рад перемене. Ночевал я в главной каюте на жестком диване. Еду мне приносили нерегулярно, работать приходилось без отдыха. И в то же время я испытывал некоторое сожаление. Просторные палубы огромного корабля, казалось хранили какую-то тайну. Каждый день – предвкушение интересных находок, любопытных документов.

Никаких приготовлений к переезду мне делать было не нужно. На борт «Санта Катерины» я явился с одной абордажной саблей, а уходил с несколькими безделушками и связкой старых документов, найденных мною в потайных ящиках высоких шкафчиков кипарисового и сандалового дерева. Пьянчуга возвращался вместе с нами, и был этому очень рад. Клима же, напротив, оставляли на «Санта Катерине». Думаю, Джон сделал это нарочно. В конце концов, должен же был Клим понести какое-то наказание.

Он воспринял это с чувством глубокой обиды. Приказ не оставлял никаких сомнений в том, что команде, оставленной на захваченном судне придется нести бессменную вахту. Им не будет предоставлена возможность сойти на берег, не придется свести знакомство с женщинами Туниса, о чем они с таким вожделением мечтали. Клима особенно оскорбило то, что хирурга Микла тоже перевели на «Королеву Бесс». Он уважал только солдат, которые непосредственно принимают участие в бою.

– Этот шарлатан только и умеет, что разбитые черепушки латать, – прорычал Клим, когда я попытался успокоить его. – Остался бы лучше с теми беднягами в лазарете. Попроси капитана, чтобы он взял меня вместо него. Что я буду здесь делать со своим золотом? Здесь же одни испанцы и португальцы!

Насколько я понимал, именно наличие золота в кошельке делало для Клима перспективу остаться на захваченном судне столь удручающей и оскорбительной. Я попытался убедить его в том, что у него будет еще много возможностей потратить свое золото, но тут внезапно мое внимание было привлечено любопытной сценой, которая разыгралась тут же на палубе. Джон стоял на шкафуте, отдавая последние приказания перед тем как покинуть судно. К нему приблизилась служанка донны Кристины, нагруженная целым ворохом вещей своей госпожи и прошептала что-то. Лицо Джона вытянулось от удивления. Выслушав его ответ, пышнотелая служанка решительно замотала головой. Я был заинтригован происходящим, пытаясь понять, что же все-таки происходит. И тут появилась сама донна Кристина.

Я сразу же догадался, в чем дело, и несмотря на невольную симпатию к своему другу, едва удержался, чтобы не рассмеяться. Молодая испанка в накинутой на голову кружевной мантильи сжимала в руках распятие. Она тоже направилась к Джону. Двигалась она с удивительной грацией и легкостью. Даже издалека было видно, какое у нее серьезное и решительное лицо.

Я услышал ответ Джона.

– Дорогая леди, это невозможно, я не могу позволить это.

Она продолжала вполголоса что-то говорить. Лицо капитана все больше выражало смущение. Потом он махнул мне рукой, приглашая подойти.

– Роджер, – сказал он по-английски, и по его лицу я понял, что он уже исчерпал все свои доводы, – наша прелестная пленница приняла решение ехать с нами. Я собирался отправить ее в Кадис, откуда она на первом же корабле сможет отплыть в Тринидад. Она наотрез отказалось даже обсуждать это. Ты умеешь убеждать лучше, чем я. Постарайся уговорить своенравную девчонку. Втолкуй ты ей, что так поступать не годится.

Девушка грустно улыбнулась.

– Я немного говорю по-английски, – произнесла она, – я не все поняла, но мне ясно, что вы сердитесь на меня. Но мне это безразлично. Я сойду на берег вместе с вами. Ничто не изменит моего решения.

Джон снова смущенно перешел на испанский. Он неважно владел этим языком и с трудом подбирал слова.

– Милое дитя, – сказал он, – меня тревожат последствия вашего решения. – Он обратился ко мне. – Роджер, прошу тебя, постарайся убедить ее. Мы же отвечаем за ее безопасность. Тунис-гнусная и опасная дыра, вместилище всех пороков. Она не может там жить.

Донна Кристина покачала головой.

– Все это мне известно. У меня нет иллюзий на этот счет. Но я должна ехать с вами. Другого пути у меня нет.

Я попытался помочь Джону.

– Обстоятельства могут заставить капитана Уорда долгое время находиться в открытом море. Мы не можем объяснить вам причин вынуждающих его это сделать, сеньорита. Таким образом в Тунисе вас никто защитить не сможет. Вы рискуете попасть в руки язычников.

– Я отлично переношу морские путешествия. Вы – его друг, дон Роджер, и поэтому я прошу вас, объясните ему положение, в котором я оказалось. Я не могу ехать в Америку. Мой отец откажется от меня. Нравится мне это или нет, но я должна следовать за вами, каковы бы ни были последствия. Мне все равно, останетесь ли вы в Тунисе, или уйдете в море.

На Джона было жалко смотреть. Сегодня он нарядился в костюм из желтого атласа с голубыми вставками и сейчас его вконец расстроенное и смущенное лицо представляло разительный контраст с яркими цветами пышного одеяния. Он с молчаливой мольбой обернулся ко мне.

– Но ведь мы англичане, а вы – испанка, – продолжал настаивать я. – Подумали вы о том, как трудно будет вам находиться на одном корабле с врагами вашей страны?

– Я не жду ни счастья, ни безмятежного покоя, – ответила она.

Потом, помолчав немного добавила тихо, но взволнованно.

– Поймите, я никак не могу остаться здесь. Оглянитесь и вы поймете причину. Посмотрите как все они смотрят на нас. Мои соотечественники не разговаривают со мной уже много дней. Когда я прохожу мимо, женщины демонстративно подбирают юбки и отворачиваются, а в глазах мужчин я читаю презрение. Они знают. Время не властно над чувствами моих соотечественников, если речь идет о ненависти. Она становится лишь глубже. Теперь понимаете?

Достаточно было лишь одного взгляда на наших пленников, стоявших вдоль перил одной из верхних палуб, чтобы убедиться в ее правоте. Они стояли неподвижно, будто манекены. Губы их были плотно сжаты, черные глаза мрачно сверкали. В их абсолютном молчании было что-то неестественное. В нем ощущалось больше ненависти, чем в потоке ругани и оскорблений, который они могли бы вылить на нее.

Изящным движением Джон снял шляпу и широко взмахнул ею так, что огромный голубой плюмаж из страусиных перьев коснулся палубы.

– Я буду счастлив взять вас с собой, донна Кристина, – произнес он.

Больше нам на корабле делать было нечего. Джон первым спускался по веревочной лестнице в шлюпку. За ним следовала девушка. Движения ее были легки и изящны. Прежде чем начать спускаться, я взглянул наверх и с удивлением увидел, что группа пленников на верхней палубе не двинулась с места. Внезапно чей-то голос полный долго сдерживаемой ненависти выкрикнул.

– Английские собаки!

И тут словно плотину прорвало. На нас обрушился поток ругательств и проклятий, при этом испанцы бешено жестикулировали. Часть этой хулы предназначалась нам, но основная доля безусловно была адресована девушке. Чаще всего повторялось одно слово, и я понял, что той ночью у дверей каюты Джона я не ошибся.

Мы рассаживались в шлюпке. Джон усмехнулся.

– Не смогли больше сдерживаться.

Он уселся на корме с донной Кристиной. Даже не оглядываясь назад, я знал, что он держит ее за руку. Джоралемон Сноуд сел рядом со мной. На его длинном худом лице застыло выражение крайнего неодобрения.

– Должно быть совсем сошел с ума! – прошептал он мне на ухо, – жениться он на ней собирается, что ли? Большой бедой все это обернется, попомни мои слова, Роджер. Околдовала она его своими черными глазищами!

– Если уж кто-нибудь повинен в колдовстве, так это Джон, – коротко ответил я.

На следующее утро я проснулся на рассвете с радостью ощущая под ногами палубу «Королевы Бесс». Джон задумчиво мерил верхнюю палубу крупными шагами. Он был в шлеме и нагруднике. При каждом шаге длинная шпага била его по икрам.

– Знаешь, Роджер, – обратился он ко мне, – всякий раз, когда я вынужден зайти в этот порт, настроение у меня – хуже некуда. Бей Туниса – человек на редкость хитрый и коварный. Он заверяет меня в дружбе, но я вижу его насквозь. Мягко стелет, да жестко спать. Я могу использовать гавань Туниса как базу и вести боевые действия против испанцев, но за это должен обучать его подданных плавать на таких вот кораблях как наш и пользоваться квадратными парусами. Таким образом я вынужден обучать этих неверных собак как воевать против флотов христианских держав. Мне это как нож острый, но иного выхода у нас нет. Все порты цивилизованных стран для нас закрыты. Домой в Англию я идти не могу. Постоянно крейсировать в открытом море мы тоже не можем. Видишь, в каком трудном мы положении? Нам нужно достаточно времени, для того, чтобы очистить корпус и днище судна от наросших на них водорослей и моллюсков. Мы должны быть в полной боевой готовности, ведь впереди нас ждут суровые испытания. Именно об этом мы и должны в первую очередь думать.

– Я слышал, что в Тунисе находится множество христиан, отрекшихся от своей веры и принявших ислам. Если ты откажешься, бей наймет их, чтобы обучать своих моряков.

– Верно, – ответил Джон. – И это немного смягчает угрызения совести. Но дело не только в этом. В свое время этот мерзавец пролил немало крови и должно быть полагает, что английские моряки могут пригодиться ему в случае серьезной опасности. Кроме того он очень честолюбив и хочет, чтобы Тунис стал самым важным портом на всем африканском побережье. Так или иначе, но мы ему очень нужны, и потому вполне можем использовать в нашей игре. Тем более, что и он нам нужен не меньше.

Джон остановился и указал прямо вперед, где на зеленой береговой линии выделялась белая колонна.

– Гулетта, – произнес он. – Тебе будет на что посмотреть сегодня, Роджер. Холм Сиди– бу– Саид был свидетелем событий, которые оказали влияние на ход мировой истории.

– Эд-Дин, известный под прозвищем Барбаросса, много раз пересекал эти воды. Он как и мы использовал Тунис в качестве базы в борьбе с испанцами. Его людям не нужно было иного флага, если рыжая борода их капитана, стоявшего на мостике, развивалась по ветру. Что такое честь, старый мерзавец не знал даже по наслышке и сострадания в его душе искать было бесполезно, но флотоводцем он был отменным. Он и нам мог бы преподать пару уроков.

– И даже Дрейку? – спросил я.

Джон укоризненно взглянул на меня.

– Барбаросса бороздил моря в течение двадцати пяти лет, но даже в самые свои удачные минуты ему не встать было вровень с сэром Френсисом Дрейком. Тебе бы пора запомнить, Роджер, что наш великий капитан был на десять голов выше любого флотоводца. Он разметал бы флот Барбароссы как игрушечных корабликов на Хэмстедском пруде и прибил бы его рыжую бороду к мачте его собственного флагмана.

К нам присоединилась донна Кристина, и мы вместе разглядывали белые крыши Гулетты, медленно поднимавшиеся за голубой кромкой теплого синего моря. Джон взял ее под руку и подвел к поручням палубы. Я услышал как он объясняет ей, что Гулетта – это только порт, а сам город Тунис расположен в нескольких милях за портом на озере, по которому могут плавать лишь очень мелкие суда. Мимо нас к гавани скользила изящная мавританская галера. На ее мачтах развевались разноцветные флаги. Слышались громкие гортанные крики команды. Прозвучал залп пушки, установленной на носу. Джон подозвал меня.

– Ты знаешь, что это означает? – спросил он. – Собаки потопили христианское судно! Каждый раз, когда я вижу это зрелище, у меня сердце кровью обливается. Слышишь, как вопят мавры! Каково это слышать бедным пленникам-христианам, запертым в трюме? Они все скованы цепями, и мужчины, и женщины. Женщин продадут в гаремы. Некоторых мужчин отдадут на галеры, остальных выставят на аукцион в Сук-эль-Барке.

– А если это английский корабль?

– Если корабль английский, думаю, мне удастся договориться с боем об освобождении пленников, – ответил Джон. – Обойдется это недешево. Возможно, придется отдать ему всю добычу, захваченную на «Санта Катерине». Это будет жестокий удар для наших лордов и джентльменов дома, но я пойду на это не задумываясь. – Джон повернулся и взглянул на девушку. – В свое время дед вашего теперешнего короля основательно вычистил это осиное гнездо. Уже давно пора повторить эту процедуру. Мне и самому хотелось бы проделать это. Если в моем распоряжении будет полдюжина таких кораблей как «Королева Бес», я за несколько часов превращу Гулетту в руины. Это доставит мне большое удовольствие. Но сейчас нам стоит подумать о более неотложных вещах. Вы не можете сойти на берег в таком наряде. Вашей служанке придется добыть для вас одежду местных женщин. Видите, в порту царит лихорадочное возбуждение. Набережная забита орущими толпами. Так всегда бывает, когда их галера захватывает христианское судно. Их охватывает религиозное неистовство. Нечестивцы колотят в барабаны так, будто от этого зависит спасение их души.

Наш корабль медленно подошел к подножью полого поднимающихся вверх каменных, покрытых зеленой плесенью ступеней. На верхней площадке лестницы нас ожидала группа местных чиновников. К своему удивлению я увидел среди них высокого англичанина в скромном сером одеянии. Он приветствовал нас и произношение его выдавало выпускника Оксфорда.

– Добро пожаловать, капитан Уорд! Я жду вас уже две недели.

– Мунди Хилл! – зычным голосом провозгласил Джон. – Ах вы старая лиса, ужасно рад вас видеть. – Через плечо он объяснил мне. – Это сэр Сигизмунд Хилл. Нам здорово повезло. Другого такого хитреца в Европе еще поискать! Его советы нам весьма пригодятся.

Я много слышал о сэре Сигизмунде Хилле, одном из основателей Левантской компании. Он никогда не командовал кораблем, но уже в течение многих лет был, что называется, глазами и ушами отважных английских купцов, которые открыли торговлю с Востоком. Он подолгу жил в Турции и Персии, бывал даже в Индии, говорил на полудюжине восточных языков, и я слышал, что он выдвигал фантастический проект – соединить Средиземное и Красное моря с помощью канала, дабы сделать более коротким путь на волшебный Восток. Его часто называли Английским Одиссеем. Внешность этого человека удивила меня – он был похож на ученого, худощав. Глаза у него были серые, пытливые.

Рядом с Хиллом стоял местный чиновник в тюрбане. На его нервном худом лице застыло выражение открытой неприязни. Вокруг стояли сторожа с обнаженными ятаганами.

Донна Кристина ушла в каюту, чтобы переодеться. Ожидая ее, мы с Джоном с любопытством разглядывали скопище людей на набережной. Нашего слуха достигли резкие звуки местного оркестра. Они были весьма похожи на звуки шотландских волынок.

Я был удивлен тем, что на многих местных жителях были зеленые тюрбаны. Когда я спросил об этом Джона, он мрачно покачал головой.

– Именно это и тревожит меня больше всего, – ответил он. – Носить зеленые тюрбаны имеют право только потомки Мухамеда. Их появление здесь грозит нам бедой. Послушай-ка, что они кричат. Я немного знаю их язык. Во всяком случае достаточно, чтобы понять, что они требуют предать смерти кьяфыров. То есть нас. Когда услышишь, как они кричат: «Хаджи Баба! Хаджи Баба», советую быть настороже. К нам снова присоединились две испанки. Они были уже в наряде местных женщин. Глаза донны Кристины под чадрой казались огромными. Джон знаком велел мне позаботиться о женщинах и, в сопровождении полудюжины наших матросов направился к веревочной лестнице.

– Неужели эти неверные так взбешены нашим прибытием, дон Роджер? – прошептала девушка. – Посмотрите, ведь у них на губах даже пена выступила. Все это меня очень беспокоит.

– Меня тоже, – ответил я. Тем не менее я постарался хотя бы немного успокоить ее.

– В ярости, которую они нам демонстрируют, много напускного. Пена, якобы выступившая у них на губах, на самом деле взята ими у верблюдов.

Служанку вид орущей беснующейся толпы напугал еще сильнее, чем госпожу. Она ухватилась за поручни и отказывалась спускаться, пока один из разозленных матросов не ткнул ее тупым концом своей пики. Я последовал за ней, протянув руку донне Кристине. По тому, как судорожно стиснула она мои пальцы, я понял, что страхи ее вовсе не улеглись. Возможно она уже сожалела о принятом ею решении.

Когда мои ноги коснулись нижней ступени, я посмотрел вверх и увидел, как Джон обменивается сердечным рукопожатием с сэром Сигизмундом Хиллом. Потом он повернулся, чтобы приветствовать чиновника в тюрбане. Последний сделал ленивый шаг навстречу и протянул Джону свою левую руку.

К моему изумлению, Джон гневно ударил его по протянутой руке. Тут я вспомнил, как он рассказывал мне о том, что подать тунисцу левую руку – значит оскорбить его.

Толпа сразу же замолкла. Затишье перед бурей, – пронеслось у меня в голове. Я был уверен, что сейчас толпа ринется на нас. Донна Кристина почувствовала, что что-то произошло. Ее черные глаза с немым вопросом обратились на меня.

– Будьте готовы как можно быстрее подняться по лестнице, – предупредил я ее. – Думаю нам не миновать беды.

Вместо этого она сразу же начала подниматься. Я попытался было схватить ее за руку, чтобы вернуть назад, но она оттолкнула мою ладонь. Я поспешил за ней, а служанка тут же последовала за нами.

Толпа почему-то продолжала безмолвствовать, а потом я услышал, как чиновник пробормотал по-испански.

– Сидди, [43]43
  Сидди (арабск. ) – господин.


[Закрыть] молю тебя о прощении, – он униженно кланялся и даже приседал от страха. Его поведение подействовало на толпу. Еще некоторое время она продолжала молчать. Когда же шум и гомон возобновился, угрожающих нот в нем уже не было слышно.

Джон избрал единственную правильную линию поведения в данных обстоятельствах. Если бы он не ответил на оскорбительный жест оскорблением еще большим, поведение толпы было бы трудно предсказать. Теперь же опасность на время отступила.

Джон представил меня сэру Сигизмунду, не поскупившись на похвалы в мой адрес в связи с моим поведением во время захвата «Санта Катерины». Великий путешественник приветливо улыбнулся мне и сказал, что знавал моего отца.

Когда ему была представлена донна Кристина, его клочкастые седые брови удивленно поднялись.

– Не очень удачный день выбрали вы для посещения Гулетты, сеньорита, – сказал он. В Гулетте так же спокойно, как и на улицах Севильи в жаркий полдень. Однако как раз сегодня местные религиозные фанатики разбушевались. Но не волнуйтесь. Бей чрезвычайно заинтересован в услугах капитана Уорда и не допустит, что бы с ним или членами его свиты произошло что-либо худое.

Он повернулся к Джону.

– Я пересек Францию и три недели назад отплыл сюда из Марселя. Предпринял я это путешествие для того, чтобы доставить вам новости, Джон. Важные новости. Думаю, вам будет весьма приятно их узнать. У меня для вас целая пачка писем.

– Откровенно говоря, я теряюсь в догадках, – ответил Джон. – Даже не могу себе представить, какие новости из Англии могут меня сейчас порадовать. У меня для вас тоже новости, Мунди, но уверен, что они вас вряд ли обрадуют. Голландцы выходят из игры. Через несколько недель между ними и испанцами будет заключено перемирие, сроком на двенадцать лет. Слышали вы что-нибудь об этом?

Хилл помрачнел.

– Когда я уезжал из Лондона, об этом ничего не было слышно. Да и во Франции слухи об этом до меня не доходили. Это действительно очень дурная весть, хотя должен заметить, я уже давно ждал, что это случится. Нельзя же ожидать, что Нидерланды будут бесконечно продолжать борьбу в одиночку. Вы уже решили, как поступить дальше?

– Да, – ответил Джон. – Мы будем сами продолжать борьбу. Я уже обдумал план. Думаю нам следует немедленно отравляться в Тунис. Мне необходимо как можно раньше побеседовать с беем. По счастью у язычника не меньше оснований бояться этого перемирия, чем у нас. Новости и письма, которые вы привезли, Мунди, подождут. Где вы поселились?

– В Тунисе. Бей предоставил в мое распоряжение полуразвалившийся дворец. Я ем и сплю в гамаке, который подвесил достаточно высоко, чтобы мне не мешали крысы и ящерицы. Кстати, вы со своими людьми вполне можете остановиться там же. – Он взглянул на двух женщин и добавил. – Места хватит на всех. Мы можем переправиться на лодке через канал, хотя это самый медленный путь.

– Тогда давайте отправимся тотчас же, – предложил Джон.