Текст книги "Черная роза"
Автор книги: Томас Костейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 30 страниц)
– Один погиб! – воскликнул Уолтер.
Возбуждение схлынуло, и ему стало грустно. Он посмотрел на тело убитого, распростертое на булыжниках. Его окружали мрачные товарищи. У убитого были светлые волосы. Он был очень молод и одет в красный плащ.
Из башни, где находились покои хозяев замка, на переговоры пожаловали три человека. Двое из них были рыцари, они были весьма подавленны. Они выглядели очень забавно, потому что поверх свободных рубах, в которых они спали, были нацеплены пояса с мечами. Третьим был Саймон Ботри – бледный, как снятое молоко. Они предложили лидерам крестьян встретиться с ними в Большом холле, но Хэрри не согласился на это. Он сказал, что переговоры будут происходить так, чтобы все их слышали. Трио пришлось выйти во внешний двор, где их ждал хозяин харчевни.
– Мы пришли от имени хозяйки Булейра, – заявил один из рыцарей. – А она действует от имени наследника, который еще слишком молод, чтобы управлять замком. Во-первых, мы желаем узнать причину вашего неслыханного вторжения.
Во дворе воцарилась тишина, и все глаза обратились к Хэрри.
– Вы скоро об этом узнаете. Мы пришли, чтобы освободить жен и детей шести невинно пострадавших. Их казнили по приказу женщины, которую вы называете владелицей замка. Мы не собираемся мстить за этих шестерых, хотя вполне могли бы сделать это. Графиню следовало бы повесить. (Раздались громкие крики, и стало ясно видно настроение толпы.) Да, если бы захотели, то могли ее повесить, и я с большим наслаждением надел бы ей петлю на шею! Но это приведет к еще большему кровопролитию, и когда все кончится, то останется еще больше вдов и детей без отцов. Поэтому мы будем ждать королевского правосудия, в надежде, что король нам в этом не откажет. – Хэрри помолчал. – Мы не какие-то бандиты и воры, а английские йомены… Когда мы покинем этот замок, то с собой ничего не прихватим. Даже ни крошки пищи для тех несчастных, кого вы мучили в своих вонючих подвалах. Вы не имели права их здесь держать, и мы требуем, чтобы их тотчас же освободили!
– Я уверен, – начал Саймон Ботри, – что графиня ваше требование рассмотрит…
– Послушай, ты, наглый хитрец! – воскликнул Хэрри. – Нам не нужно, чтобы кто-то обдумывал наши требования. Хватит проволочек и пустых рассуждений! Даем вам пять минут, чтобы привести заложников! За каждую просроченную минуту мы станем вешать по одному человеку на башнях. И начнем с вас, господин законник. Клянусь Богом, который все слышит, ты станешь плясать, как кукла, если не поспешишь!
Шеи Саймона Ботри не коснулась веревка, потому что до назначенного срока оставалась еще минута, когда последний заложник показался из подвала. Некоторых женщин пришлось нести на руках: их пытали на дыбе, чтобы вырвать признание вины их мужей. Об этом узнали гораздо позже. Если бы это стало известно сразу, то ничто не спасло бы Джека Далди и его помощников от виселицы!
Дети были настолько слабы и напуганы, что не понимали, что с ними происходит. Чтобы отвезти несчастных домой, в повозки запрягли лошадей из конюшни, предварительно положив на дно солому, чтобы людям было удобнее лежать.
Уолтер никогда не забудет, как они покидали замок. Радостные йомены шли по мосту, размахивая над головами факелами. Впереди гордо шагал Хэрри. Из Герни не было никого, потому что туда не дошел призыв о помощи, и Уолтер вместе с Тристрамом уходил с жителями Сенкастера. Ему было приятно видеть, как шагали простые крестьяне. Нормандской женщине объяснили, что думают англичане о справедливости и правосудии!
Многие несли с собой то оружие, с помощью которого, как говорил Тристрам, можно было покорить весь мир. В тот момент, наблюдая за крепкими и сильными людьми, в это поверил и Уолтер.
Передние ряды свернули к лесу, от факелов струился такой сильный свет, что можно было различить стебельки соломы, плавающей во рву, и даже поворот дороги в ста ярдах впереди, где каменный мост пересекал Ларни. Кто-то запел песню «Сыны Иова». Это была подходящая песня для марша.
Ее подхватили все крестьяне:
Иов в язвах тихо напевал,
Он не перестал бескорыстно трудиться
для короля Небес. Мы все сыны Иова!
Уолтеру казалось, что вместе с ними под сенью деревьев шагали тени великих свободолюбивых людей. Давно умершие саксонские герои сопротивления нормандской агрессии видели, как сегодня расправились с обитателями замка. Наверно, они тоже торжествуют и радуются вместе с крестьянами Сен-кастера, Литтл-Таммитга и Энгстера!
Люди продолжали петь и Уолтер зашагал в такт маршу.
Господь помог разбить врагов Иова
И дал его людям новые стрелы.
Мы все сыны Иова!
Уолтер шел последним и тоже запел вместе со всеми:
Норман, Сокман, Чапман, молитесь!
Шагают сыны Иова!
5
Уолтер и Тристрам ночевали в копне сена, так как боялись, что в харчевню ночью могут пожаловать солдаты замка. Уолтер пробудился первым, сел, потянулся и посмотрел в ясное октябрьское небо. Тристрам сразу проснулся и потряс головой, как бы отгоняя от себя ненужные сны.
– Сегодня днем Нормандская женщина почувствует кислый вкус во рту, – усмехнулся Тристрам.
Воспоминание о победе развеселило юношей, и они принялись бороться в сене, словно парочка выросших школьников, перебрасываясь модными фразами студентов Оксфорда:
– Держись, ты, оксфордский идиот!
– А ты-то какой грамотный и старательный студент! Ну просто всезнайка!
– Что нам теперь делать? – спросил Тристрам, когда они угомонились. – Мне нужно убираться отсюда как можно быстрее. Уолтер, ты тоже можешь оказаться в опасности.
– Я иду в Булейр!
Тристрам пытался отговорить друга, но ничего не смог с ним поделать. Уолтер твердил: его туда позвали и он должен быть в замке, а потом будь что будет. Юноша полагал, что никто не подозревает о его участии в ночной вылазке. Друзья договорились встретиться позже днем. Уолтер тщательно умылся в ручье, почистил грязную одежду и отправился в замок. Оглянувшись назад, он увидел, как Тристрам поедал сорванный на ближайшем поле турнепс, сидя рядом со стогом сена.
Хорошо еще, что ему удалось так тщательно помыться и почиститься, потому что вскоре он услышал позади себя стук копыт. Юноша резко отскочил в сторону и приготовился при необходимости спрятаться в лесу.
Это была Ингейн. Девушка всегда вставала рано, чтобы понежиться в лучах ласкового солнышка. Уолтер видел, что с ее перчатки слетел прирученный сокол. Девушку сопровождал сквайр, он пытался позвать сокола обратно, не переставая свистеть и размахивать над головой приманкой – чучелом ястреба с алыми перьями. Удравшая птица кувыркалась и летала кругами по небу. Ингейн замедлила галоп и резко и чисто свистнула. У нее на шее был надет меховой воротник, а волосы поддерживала сетка из золотых ниток, чтобы их не разметал веселый ветер. У Уолтера от радости сердце чуть не выскочило из груди.
Сокол наконец решил вернуться. На лапках у птицы были привязаны крохотные серебряные колокольчики, они весело звенели, когда птица пристраивалась на перчатке Ингейн. Девушка надела ей на голову ярко-красный, вышитый золотой ниткой колпачок, к которому было прикреплено пышное перо. Колпачок этот стоил гораздо больше, чем простой человек мог заработать за несколько лет!
– Саладин! Ах, ветреный Саладин! – ласково приговаривала Ингейн. – Ты такая непослушная птица. Тебя не научили послушанию!
Тут девушка увидела Уолтера. Она натянула поводья и глядела на него дружелюбно, но насмешливо. Она всегда при встречах так смотрела на Уолтера.
– Уолтер из Герни, – сказала Ингейн, гордо откинув назад головку, – ты знаешь, что пересек границу нашего владения? Может, ты теперь занимаешься браконьерством, чтобы на столе у вас в Герни подавалось мясо?
– А вам известно, – начал отвечать ей юноша, ненавидя Девушку за то, что она смотрит на него сверху вниз и всегда с ним так снисходительна, но в то же время любя ее за прелестную фигурку и личико, – вам известно, что в прежние времена это все принадлежало Герни? Вы, норманны, были во Франции такими же браконьерами, вороватыми морскими волками и не имели собственной земли, а мои предки владели всем Тресслингом и Булейром?
– Твои предки? – Она гордо тряхнула головкой. – Ты, наверно, позабыл, что сам наполовину нормандец?!
– Нет, я этого никогда не забываю, – ответил юноша после неловкой паузы.
Девушка поняла, как он был обижен, и сразу изменилась. Она улыбнулась Уолтеру такой теплой улыбкой, что казалось, солнце стало сиять еще ярче. Он всегда терял голову от ее улыбки.
– Уолт, мне не следовало так разговаривать с тобой. Я всегда говорю резкости, а потом жалею об этом. Но мне придется сказать тебе еще одну неприятную вещь: я выхожу замуж, Уолтер, – грустно добавила Ингейн.
– Ниниан сообщил мне об этом.
Уолтер постоянно с ужасом ждал этого мгновения. Он не сомневался, что это неизбежно, но всегда надеялся на чудо: а вдруг ему повезет… И вот наконец последний удар. Она выходит замуж, а ему, незаконнорожденному сыну графа Лес-сфорда, любившему ее так сильно, теперь кажется, что никогда он не будет счастлив на этом свете.
– Ты не слышал, что я сказала?
– Слышал. За кого ты выходишь замуж?
Уолтеру было нелегко задать ей этот вопрос: ему чудилось, что, как только он узнает имя счастливого соперника, все вокруг переменится. Из-за этого ему не хотелось знать никаких деталей. Девушка колебалась.
– Это будет достойный брак. Все так думают. Мой дядя Рауф договорился обо всем с моим отцом перед смертью. Понимаешь, граф Лессфорда получил двести сорок семь поместий во времена покорения Англии, но не все земли остались в семействе. Наши первые земли в Тресслинге являются частью тех прежних земель.
Сначала он не придал значения ее словам. Он представлял себе дома саксов, пострадавших в то время. Нет ничего удивительного, что саксы испытывали ненависть к норманнам и она не проходила все эти годы!
– Этот брак поможет восстановить почти все владения Булейра, – продолжала Ингейн. – Это очень мудрое соглашение!
Уолтер наконец понял, в чем дело, и не сводил с девушки взгляда, не желая верить услышанному.
– Ты хочешь сказать, – наконец вымолвил он, – что выходишь замуж за Эдмонда?
– Почему бы и нет? Разве для меня это не лучшая партия? И мы с ним дальние родственники. А потом я стану графиней Лессфорда.
Уолтер не смел на нее взглянуть.
– Я всегда понимал, что это невозможно, но так сильно тебя желал, что все остальное казалось мне не важным. – Юноша пришел в ярость. – Ты знаешь, что, возвращаясь из крестового похода, мой отец потерпел кораблекрушение, и семейство его будущей жены заплатило за него выкуп. Только поэтому он и женился на этой женщине. Если бы судно не затонуло, я стал бы графом Лессфорда. – Юноша взглянул ей прямо в глаза. – И теперь из-за этого ты выходишь замуж за Эдмонда, а не за меня!
Уолтер подошел поближе и взялся за уздечку. Он никогда прежде к ней не приближался и сейчас чувствовал, что ее красота ослепляет его, как солнце в разгар дня.
– Ты говоришь о том, что могло бы случиться, – заметила Ингейн. Потом она улыбнулась, и ему следовало навеки запомнить эту улыбку. Ее глаза стали огромными, и их уголки поднимались к вискам. Казалось, они излучали тепло. Уголки губ тянулись вверх.
– Ингейн, подожди меня! – воскликнул юноша. – Я много занимаюсь, чтобы набраться знаний и заработать себе почетное место в мире. Когда-нибудь у меня будет земля, много земли. Я добьюсь для себя честного имени, и ты сможешь его носить с гордостью. Я тебе клянусь, что все так и будет! Подожди меня, хотя бы немного!
– Это разговоры мальчишки-школьника, – ответила Ингейн. Вдруг голос у нее стал нежным: – Прости, Уолтер, но тут ничего не поделаешь. Все уже решено, и мой отец не позволит откладывать свадьбу. Уолтер, ты мне всегда нравился и тебе об этом известно. Но я понимала, что у нас нет будущего.
– Ингейн, послушай меня. Я скоро вернусь, и, может, тогда твой отец даст нам свое согласие. Тебе еще рано выходить замуж. Погоди год или два, я прошу об этом.
Ингейн снова улыбнулась и протянула к нему руку в перчатке:
– Уолтер, подойди поближе.
Он повиновался, и она нагнулась к нему так, что их лица оказались совсем близко. Они крепко держались за руки.
– Ты такой высокий и красивый, – шепнула девушка, – и нравишься мне так сильно, что даже представить себе не можешь! Если бы… Если бы нам представилась возможность! – Ингейн вздохнула и еще крепче сжала пальцы Уолтера. – Мне хотелось бы выйти замуж за тебя, а не за Эдмонда. Уолтер, этого никогда не случится, и наши желания здесь ни при чем!
Девушка отняла руку и выпрямилась в седле. Уолтер взглянул на нее и понял, что между ними существует непреодолимая дистанция. Это было бескрайнее расстояние между знатной леди и незаконнорожденным отпрыском дома саксов. Им не было суждено никогда сблизиться. Ингейн тронула коня каблучком.
– Когда ты вернешься, я уже стану графиней Лессфорда, и, видимо, мы больше никогда не увидимся. Но я… надеюсь, что ты меня не забудешь, Уолтер.
– Я никогда тебя не забуду! – воскликнул юноша. – Клянусь, ты навсегда останешься в моей памяти!
Девушка быстро удалилась. Так всегда случалось между ними: несколько слов и улыбок – кокетливых, насмешливых и даже добрых, а потом она улетала от него, как шаловливый ветерок. На этот раз, наверное, она исчезла навсегда.
6
Уолтер разглядывал на стенах зала рисунки на библейские сюжеты. Они были выполнены темперой, и в них чувствовалась опытная рука художника. Можно было рассмотреть тщательно выписанные подписи: «Соломон и его женщины», «Ученик Христа Петр», «Тайная вечеря». Конечно, это не мог нарисовать какой-нибудь бродячий художник. Отец Уолтера нанял опытных монахов, чтобы они писали эти сцены из Библии, и можно не сомневаться, что он им хорошо заплатил за это.
Как только Уолтер прибыл в замок, его проводили в не очень большую, но прекрасно обставленную комнату. На стенах под рисунками были драпировки из алого с золотом бархата. На скамьях, стоявших вдоль стен, лежали подушечки, украшенные перламутровыми пуговицами. На полу был разостлан испанский ковер. Юноша понял, что Нормандская женщина привезла в Булейр огромные богатства.
Сначала Уолтер оставался в комнате один. Он так глубоко задумался, что не сразу заметил, что здесь, кроме него, появились еще люди, и был поражен, услышав раздраженный голос Саймона Ботри:
– Гатер, почему ты обращаешься ко мне? Ты, а не я должен об этом беспокоиться.
Рядом с законником стоял сенешаль, который открывал окно эркера вчера вечером.
– Но нужно что-то делать, – протестовал старик. – Мне запрещено разговаривать с леди Матильдой, а вы говорите, что сейчас необходимо потратить все наличные деньги, чтобы оплатить расходы. Если вы не найдете для меня денег, как тогда я смогу заплатить по счетам? Сорок семь домашних слуг ничего не получали в течение месяца, к ним можно приплюсовать тридцать лучников. Нет, теперь их осталось двадцать девять, потому что Хью убили прошлой ночью. Человек, раздающий милостыню, заявил, что его кошелек пуст. Отец Гутид написал длинный список того, что следует привезти из Лондона. Что мне делать, если нет денег?
– Обойдись без них. Люди, служащие в замке, могут подождать, – заявил Саймон Ботри.
– Но у нас запасов пищи всего на один день, – продолжал настаивать расстроенный сенешаль.
В этот момент в комнате появились другие люди. Саймон Ботри отмахнулся от старика и занял место за столом, стоявшим в другом конце помещения. Уолтер не двинулся со своего места. Он увидел, что на столе стояли разные дорогие вещи – блюда, ювелирные украшения, кубки, служебники, семейная Библия. Видимо, в соответствии с завещанием здесь станут раздавать реликвии покойного.
В комнату вошла вдова в сопровождении Эдмонда, и все встали. Эдмонд на всех поглядывал гордо, как новый хозяин. Он опустился рядом с адвокатом за стол. Мать села с другой стороны.
Уолтеру не предложили сесть поближе, и он оставался в дальнем конце комнаты. Он был поражен, увидев вдову отца.
Казалось, что Нормандская женщина постарела за ночь, она выглядела очень усталой и была в плохом настроении. Возможно, она понимала, что предстоящая церемония означала конец того, что она ценила больше всего в жизни. Она не взглянула на Уолтера, но он не сомневался, что ей известно о его присутствии.
Саймон Ботри разгладил лежавший перед ним документ и начал читать:
– «Я, Рауф, граф Лессфорда и владелец поместья Булейр и других нижеперечисленных земель, заявляю, что это мое последнее пожелание…»
Сначала прочли распоряжение о приданом вдовы и распределении главных поместий. В бумаге были перечислены все фермы и поместья, отходящие Эдмонду. Уолтер думал, что адвокат никогда не закончит их зачитывать. Он прислушивался к монотонному голосу Ботри и все сильнее жаждал получить хотя бы клочок земли. Его устроил бы самый крохотный надел, лишь бы это была плодородная, зеленая земля и там можно было бы пасти скот и засевать ее пшеницей. Ему мечталось пропустить ее всю сквозь пальцы и с душой обрабатывать. Тогда он смог бы исправить ошибку собственного рождения и завести себе нормальный дом. Только если вы владеете землей, то можете занимать достойное положение и быть уважаемым человеком. Уолтер не хотел ничего особенного, но отец, видимо, понимал его желание и мог для него кое-что сделать.
Он был так увлечен собственными рассуждениями и расстроен сообщенной ему Ингейн новостью, что мало обращал внимания на дальнейшие перечисленные Ботри пункты. Отец был щедр к своим бедным родственникам и оставлял им приличные денежные суммы и разные ценные вещи. Уолтер как во сне слышал упоминания о пожертвованных кроватях с балдахинами, серебряных мисках, чашах, подносах, кубках, гобеленах и коврах из Азии. Все это так щедро раздаривалось, что на старообразном лице Эдмонда показался румянец возмущения. Уолтер понимал, что его сводный братец полностью унаследовал жадность и скупость норманнов.
Наконец Уолтер услышал собственное имя.
– «Всем известно, что у меня имеется незаконнорожденный сын, которого зовут Уолтер из Герни. Я к нему хорошо отношусь, и меня волнует его положение. Указанному Уолтеру из Герни я завещаю мой лучший кубок под названием „Исцелитель Лука“…
Кубок стоял на столе перед Ботри. Это был высокий кубок из хрусталя и золота с прекрасным рисунком. Видимо, покойный очень ценил его. И он завещал его Уолтеру! «Я к нему хорошо отношусь». Эти слова все время звучали в голове Уолтера. В горле у него застрял комок: ему так давно хотелось услышать эти слова – чтобы отец признал его сыном и сказал о своей любви к нему!
– «… Мои черные сапоги из испанской кожи…» Сапоги лежали на столе рядом с кубком. Это была пара с желтыми леопардами, которые были на графе в день их первой встречи. Значит, он все помнил!
Но юноша не получил земли. Ботри продолжал:
– «Далее я отдаю своего незаконнорожденного сына на милость короля и надеюсь, что его королевское величество найдет ему достойную должность у себя при дворе. Я уверен, что Уолтер из Герни станет верно и преданно служить своему королю всю жизнь…»
Уолтер был в таком шоке, что сначала не все ясно понимал. Ему даже в голову не приходило, что отец последует старому правилу и отдаст его на службу королю.
«Отец небесный, – подумал юноша, – неужели я не ослышался?»
Гордость, которую он испытывал, когда слышал предварительные пункты завещания, сразу исчезла. Его передали, как какого-то раба, в руки короля, к которому он не испытывал ни любви, ни верности! Рука взметнулась – к горлу, как будто он уже почувствовал на нем железный ошейник рабства.
Уолтер повторял себе, что не станет служить при дворе молодого короля, убившего великого графа Симона и разгромившего его войска. Он принадлежал сам себе, и ни один человек, а тем более отец, который никогда раньше не признавал его собственным сыном и ничего для него не сделал, не сможет распоряжаться его судьбой. «Я отдаю моего незаконнорожденного сына!..» Черная волна унижения окатила юношу. Настал конец его надеждам. С ним желали поступить как с нечаянно зачатым сыном посудомойки!
Он очнулся возле стола, даже не заметив, как пересек комнату, и не обращая внимания на недружелюбные взгляды собравшихся. Он дотянулся до кубка и взял его в руки.
– Мой отец ценил этот кубок, – сказал юноша. – Завещав его мне, он оказал мне честь. Видно, что он запомнил, как я когда-то сказал, что хотел бы иметь такую же пару сапог. Я с радостью принимаю эту чашу и сапоги.
– В завещании вы больше не упоминаетесь, – заметил адвокат. – Вам лучше вернуться на место и не перебивать никого, пока не будет закончено чтение завещания.
Уолтер не собирался покоряться:
– Мне нужно сказать еще кое-что. Я не собираюсь мириться с тем, что мой отец желает отдать меня на службу королю. Я – свободный человек, и мое будущее касается только меня, и больше никого.
– Граф желал оказать тебе честь, – заявил адвокат, – и позаботился о твоем будущем.
– Честь! – воскликнул Уолтер. – Для меня в этом нет никакой чести. Разве англичанин станет служить королю, который ясно дал понять, что не собирается действовать в соответствии с Великой Хартией?!
– Это измена! – возмутился Саймон Ботри. Все его поддержали.
– Нет, это не измена. – Уолтер больше не желал сдерживаться. – Если измена и есть, так со стороны тех, кто нарушил положения Великой Хартии. Хартия превыше желания любого короля!
– Тебя за это повесят! – хором закричали собравшиеся.
– Если меня захотят повесить, то придется долго меня искать!
Уолтер повернулся и выбежал из комнаты, захватив кубок и сапоги.
