Текст книги "Черная роза"
Автор книги: Томас Костейн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 30 страниц)
– Нет, она очень стройная.
– Почему ты уверен, что она не изменилась? – продолжала настаивать Ингейн. – Ты ее не видел два года, а я слышала, что восточные женщины быстро увядают. Она могла стать темнокожей и толстой, а над верхней губой могли вырасти усы!
Уолтер громко захохотал.
Проезжая мимо сгоревшей таверны в Литтл-Таммитт, Уолтер невольно натянул поводья. Она и при свете дня казалась ему зловещей. У Уолтера опять стало тревожно на душе. Интересно, на чем они порешили прошлой ночью? Когда они начнут мстить?
Ингейн спросила:
– Что ты там увидел интересного?
– Это все, что осталось от таверны… одного из моих друзей. Ингейн наморщила лоб, пытаясь вспомнить, что же произошло, но в конце концов кивнула головой:
– Он был одним из бандитов, что напали на замок в ночь похорон графа Рауфа. Эдмонд спалил таверну, но так и не смог поймать хозяина – ему удалось скрыться. Я помню, как злилась мать Эдмонда.
– Все, кто принимал в этом участие, заплатили за нападение ужасную цену. Все, кроме одного.
Ингейн быстро повернулась к нему:
– Что ты хочешь сказать? Уолтер ответил не сразу.
– Ингейн, что ты обо всем этом думаешь? Тебе было известно, что в замке Булейр пытали и убивали мужчин и женщин?
– Они не имели права восставать против своего сеньора, – запротестовала Ингейн. – Их следовало наказать. Не сомневаюсь, что ты думаешь так же. – Она на мгновение замолчала. – Но он зашел слишком далеко. Мне было жаль некоторых из них. Наверно, я и начала его ненавидеть из-за жестокости.
– Я рад услышать от тебя это. Понимаешь, я говорил о себе, когда сказал, что только одному удалось избежать его мести. Мой друг Тристрам Гриффен и я в ответе за то, что случилось той ночью.
– Ну, не знаю, – медленно сказала Ингейн. – Ну и дурень же ты! Невозможно предугадать, на какую глупость ты решишься в следующий раз. Странные у тебя идеи! – Она вдруг сменила гнев на милость. – Но боюсь, что я осуждаю тебя меньше, чем следовало бы.
Дальше их поездка проходила более приятно. Уолтер гордо начал рассказывать об эпизоде в Мараге, когда Тристрам ошеломил монголов, поразив почти невидимую цель из большого лука. Ингейн с интересом слушала.
– Этот Тристрам Гриффен кажется мне отважным парнем, – сказала она, а затем вновь задала неизменный вопрос: – А где была в это время смуглая девица-полукровка?
– Так получилось, что она скрывалась у меня в палатке. Понимаешь…
– Я уверена, что это бесстыдное создание старалось вообще никуда далеко от тебя не отходить, – прервала его Ингейн.
Наконец они увидели замок Булейр, темневший на фоне леса.
– Наверное, я все-таки пренебрегу твоим мудрым советом и во весь дух ускачу отсюда вместе с сыном, – воскликнула Ингейн.
Он придержал ее коня:
– Если ты это сделаешь, тебе никогда не удастся получить свою долю наследства. Закон все равно рано или поздно возвратит сына отцу, но тогда тебе будет еще больнее с ним расставаться.
Они так увлеклись спором, что даже не заметили, что подъехали к замку гораздо ближе, чем собирались. Уолтер сразу остановился:
– Пришло время расставания. Тебе отсюда следует повернуть на восток. Я останусь до тех пор, пока не увижу, что малыш и его сопровождающие проехали по подъемному мосту, и тогда быстро вернусь в Герни.
Вдруг Ингейн вскрикнула, и ее лицо побледнело. Она было подняла руку, чтобы показать ему что-то, но рука безвольно упала на гриву коня.
– Что такое? – спросил Уолтер.
– Уолтер! Взгляни на тот дуб! Боже, что там такое?!
Он поднял глаза, и ему показалось, что у него перестало биться сердце. Это дерево было ему знакомо. Ему показали дуб той ночью, когда они возвращались при свете факелов после атаки на замок. Он не мог забыть его очертаний, но сейчас в нем что-то изменилось. Нет, не сильно, потому что Уолтер всегда представлял себе это дерево с необычными плодами.
На ветке висело тело, и из его груди торчала стрела. Тело от легкого ветерка медленно поворачивалось то туда, то обратно; было слышно поскрипывание веревки. Уолтеру хватило одного взгляда, чтобы понять, что это Эдмонд, граф Лес-сфорда!
Он постарался взять себя в руки и прошептал:
– Это то самое дерево, на котором Нормандская женщина повесила шестерых крестьян.
Под деревом Уолтер увидел второе тело. Это, несомненно, был слуга, сопровождавший графа во время роковой прогулки. Немного придя в себя, он крикнул охраннику, у которого в седле сидел наследник Булейра:
– Поворачивай коня на юг. Мальчик не должен ничего видеть!
Он сделал знак Ингейн, чтобы она следовала за ними, но сам не двинулся с места. Он понял, что графа убили совсем недавно: на земле валялась шляпа, а за деревом прятался человек в зеленом. Уолтер знал, что за ним из-за деревьев наблюдают внимательные глаза. Он развернул коня и поспешил за остальными, оглядываясь через плечо, чтобы не пропустить возможную погоню.
– Опустите головы! – крикнул он. – Скачите быстрее. Они все еще недалеко отсюда!
В лесу послышался крик, но на этом все закончилось. Им вслед не полетело ни одной стрелы, и никто их не преследовал. Они уже отъехали на безопасное расстояние, когда он догнал Ингейн.
– Я так и думал, что это случится, – заметил Уолтер, поравнявшись с Ингейн. – Ненависть подобна обоюдоострому лезвию, и о него может порезаться любой.
Прошло несколько минут, прежде чем Ингейн заговорила дрожащим голосом:
– Мне почему-то кажется, что я каким-то образом виновата в его смерти!
– Нет, нет, даже если бы ты оставалась в замке, эта стрела все равно нашла бы свою цель! Не думай об этом.
– Пока он был жив, я его ненавидела, – прошептала Ингейн. – Но теперь, когда он мертв, я не могу кривить душой, сказав, что отношусь к нему по-другому. Это ужасная смерть!
– Такие ужасы происходили здесь на протяжении последних пяти лет!
Ингейн резко рванула поводья, и ее конь тряхнул гривой и громко заржал.
– Надо убираться отсюда подальше, и как можно быстрее! Уолтер, что мне делать?
– Ты много чего должна сделать, и тебе не будет легко. Сейчас все в твоих руках, Ингейн!
– Теперь я могу не отсылать туда своего сына! Уолтер невесело рассмеялся:
– Кажется, от испуга ты ничего не соображаешь! Ты должна сразу же отправить туда мальчика и сама поехать с ним. Неужели ты не понимаешь, что он теперь граф Лессфорда?!
Ингейн удивленно посмотрела на Уолтера, и тут до нее наконец дошло. Она резко натянула поводья:
– Конечно, мой сын – граф Лессфорда!
Они молча глядели друг на друга, Ингейн начала успокаиваться.
– Уолтер! – воскликнула она. – Все изменилось! Теперь я могу спокойно туда возвратиться. Власть в моих руках. Наконец я настоящая хозяйка Булейра!
Глава 15. ВЕНЕЦИЯ
1
Господин Марко Дандоло, брат дожа и самый богатый купец Венеции, искрился энергией. Он был должен поставить мировой рекорд в кораблестроении и выиграть спор у Джо-ванни Флоренца.
Утром, когда колокол Марангона возвестил начало рабочего дня, бригада опытных мастеровых заполнила Арсенал и приступила к сборке корпуса огромной галеры с двумя рядами весел, которую господин Дандоло станет использовать в торговле с Западом. Все было готово, для мастеров: дубовые доски для остова и киля, выдержанные в море неподалеку от Лидо в течение десяти лет, сосна для мачт, орех – для руля, ильм – для кабестана. В Арсенале уже отлили заклепки и болты, на которых был изображен крылатый лев, знак великой Республики. Неподалеку лежали огромные рулоны разноцветных материй для парусов, такелаж и весла. Сейчас солнце садилось, и через три часа колокол прозвонит об окончании работы. К этому времени галера должна быть закончена, и господин Дандоло выиграет спор.
Ради такого случая господин Дандоло нарядился в красный сюртук, доходящий до земли. Сверху была накинута белая мантия с золотой пряжкой на правом плече. Он выглядел тем, чем и был на самом деле – богатым знатным гражданином, умеющим ценить красоту. Но если бы кто-нибудь посмотрел на него, когда полы его красивого плаща распахивались от дуновения ветерка, долетающего с лагуны, то он увидел бы старое, потрепанное и грязное нижнее белье. Словом, этот надушенный благородный господин были воплощением самой Венеции – этого блестящего эффектного города, который сверкал снаружи, но был нечистым и зловонным внутри.
Господин Дандоло простоял целый день у лагуны. Сумма пари была крупной, и, что придавало спору особую остроту, он испытывал к своему противнику жгучую ненависть – и это тоже было типичной венецианской чертой. Он повторял, что отдал бы все свои богатства, только бы выиграть пари, кроме, пожалуй, белого палаццо на площади Святого Джеми-ниано и красавицы рабыни, которую недавно купил за бешеные деньги, после того как придирчиво оглядел ее великолепную обнаженную фигуру на рынке рабов в Каффе. Ему так хотелось выиграть, что время от времени он подзадоривал спешащих мастеров, обещая прибавить сольди каждому, если галера доберется до края лагуны до сигнала колокола.
Если бы в Арсенал пустили зрителей, им было бы интересно понаблюдать за процессом строительства. Но зрителей туда не пускали. Лагуна простиралась между двумя островами, на которых располагались широкие улицы, куда выходили склады. Работа началась в дальнем конце. Когда распорки корпуса встали на место и были надежно прибиты, баржи потащили основание деревянного гиганта к следующим мастерам, уверенно принявшимся обшивать корпус заранее заготовленным деревом. Затем галера проследовала дальше, и тут начали настилать палубы, которые поддерживались красиво украшенными консолями. Еще одно движение вперед – и рабочие стали разгораживать каюты. Наконец судно передвинули на последнюю позицию, и рабочие приступили к установке четырех мачт.
Успеют ли они закончить вовремя? Господин Дандоло погладил надушенную бороду и решил, что, пожалуй, им удастся это сделать. Ну и разозлится же Джованни ди Флоренца, когда ему вечером придется платить! Но господина Дандоло радовало не только это. Венецианцы были величайшими кораблестроителями в мире, но никогда прежде полностью оборудованное и готовое к отплытию судно не было построено за один день.
В последний час его хорошее настроение было несколько подпорчено. Подле стен Арсенала с амбразурами кружила старая гондола, и усталый женский голос выкрикивал через определенные промежутки времени: «Лондон! Лондон!» Правда, в этом не было ничего нового. Уже целую неделю эта женщина с закрытой нижней частью лица подплывала к докам, площади Святого Марка и даже Риальто и заунывно кричала: «Лондон! Лондон!» Над ней потешался весь город. Видимо, этой женщине было нужно добраться до Лондона, и резвые шутники старались отвадить ее от судов, которые отправлялись на Запад. Женщина была небольшого росточка и казалась очень усталой. Некоторые гуляки, готовые постоянно покорять женские сердца и тела, почему-то не соблазнялись ею. Продолжая играть в шахматы или домино, они смотрели, как она, прихрамывая, проходила мимо, и лениво обсуждали, кто она такая и откуда взялась.
Женщина не имела права находиться вблизи Арсенала, и господин Дандоло отправился к охраннику отдать ему приказание:
– Ванни, мне надоела эта писклявая баба. Пусть она убирается, или я велю поднять ее в деревянной клетке на колокольню Святого Марка.
Вскоре страж вернулся:
– Господин Дандоло, ее здесь больше нет. Но должен сказать, что мне ее жаль. С ней больной маленький мальчик. Разве мы не христиане и не можем помочь ей отправиться на судне в Лондон?
Богатый купец мрачно заявил:
– Что-то ты слишком жалостливый, Ванни. Она здесь, в Венеции – самом прекрасном месте в мире… Зачем ей ехать в Лондон? Там туманы и снег, а люди – настоящие варвары. Наверно, она не в себе. Она орет, как больная чайка…
– Но, – робко прервал его Ванни, – мне кажется, что с ней действительно не все в порядке. Она очень худая и усталая. И наверно,больная.
2
Мариам прибыла в Венецию на корабле из Александрии. На нем везли специи, роскошные ткани и рабов. Когда Мариам впервые увидела красивый город в паутине каналов, то решила, что наконец закончились ее утомительные скитания. Здесь были светлокожие люди, одетые как Уолтер и Тристрам. В конце концов она добралась до Лондона!
Но ей пришлось расстаться с этой иллюзией. Мариам обращалась ко всем: «Лондон? Лондон?» – но они непонимающе смотрели на нее. Более того, народ здесь не был добрым. Над ней насмехались, отталкивали и даже угрожали. Она почувствовала, что тут люди более враждебны, чем в любом порту на Востоке, даже в выжженном солнцем Адене или в Александрии – центре работорговли.
– Нет, это не может быть христианский город, – повторяла себе Мариам. – Но он похож на города, о которых мне рассказывал Уолтер.
Ей удалось снять маленькую темную комнатку в красивом доме, заплатив за нее золотом, и ее поразила готовность хозяина сдать ее. Но она сразу поняла, что красота была только внешней. Комната была сырой и пустой, со сломанной кроватью и медным тазом, куда собирались все помои, которые затем выливали в воды каналов, омывающих мраморные стены красавца дома. Когда Мариам заселялась в комнату, там было много свежих цветов. Она – была этому рада, хотя вся комната провоняла чесноком!
Мариам поразили странные соседи. Темноглазые женщины спали весь день и выходили наружу, только когда наступал прохладный вечер, в красивых одеждах из золотистой парчи, отделанной горностаем и украшенной драгоценными пуговицами из эмали или горного хрусталя. Мариам хотела сменить комнату, но не сделала этого из-за ужасной усталости.
Ее сильно тревожило здоровье полуторагодовалого сына. Они долго добирались по суше из Адена, и эта дорога выпила из него все силы и сделала бледными его щечки. Мальчик не желал есть, у него мучительно резались последние зубы. Единственное, что его радовало, – это собачка Чи.
Ребенок отказывался расставаться с собакой, даже когда Махмуд сажал его на плечо, чтобы сопровождать Мариам в ее ежедневных поисках судна, которое отвезет их в Лондон.
Можно себе представить, как она обрадовалась, когда однажды утром малыш разбудил мать глядя на нее огромными синими глазами, и протянул к ней ручку: «Мам, пошли».
Он подвел ее к окну, выходившему во двор. Наверно, это был праздничный день, потому что простые люди могли погулять – Мариам в первый раз увидела, что двор был полон детей. Они шумели и играли, смеялись и кричали, проводя мяч мимо кеглей. Малыш так волновался, что Мариам почувствовала, как дрожит его ручонка.
– Мам, мальчики, – прошептал он.
Мариам подняла Уолтера на руки, чтобы ему было лучше видно.
«Наконец у моего Уолтера появятся друзья, – подумала Мариам. – Ему это необходимо. Он должен с кем-то играть».
Она была права. У мальчика никогда не было игрушек – только любимый Чи. Всю свою короткую жизнь он провел на душных палубах грязных судов, задыхаясь в тесных каютах, или некоторое время жил в хибарах на берегу. Он иногда видел других детей, но ему не удавалось с ними поиграть.
Однако возникла одна сложность. Одежда мальчика стала грязной, рваной, к тому же он из нее вырос. Мариам не хотела, чтобы ее сына видели в таком виде христианские дети. Ей нужно что-то придумать с его нарядами.
Поразмыслив, Мариам приняла трудное решение. Она открыла потрепанную сумку, где лежали все их вещи, затем достала единственную вещь, напоминавшую о прежней жизни в Приюте Вечного Блаженства. Это был Халат Шестнадцати Лет. Мариам смотрела на него, и глаза ее туманились от слез.
– Мне так хотелось сохранить его, – прошептала Мариам. – Я мечтала, чтобы Уолтер увидел меня в нем. Если он… начал меня забывать, то наряд напомнит о том, как мы были счастливы и любили друг друга.
Но ей пришлось пожертвовать халатом.
«Это все, что у меня есть, и я не могу тратить деньги, чтобы купить что-то лишнее, – грустно думала Мариам. – Я должна позабыть о гордости и… надеждах. Надо одеть сына как подобает».
Два дня Мариам кроила, примеряла и шила мальчику новый наряд из роскошного Халата Шестнадцати Лет. В результате для малыша вышло платьице до пят, в котором он выглядел как сын китайского мандарина. Кроме того, она надела на малыша черные брючки с большими отворотами. Ей удалось даже сшить круглую шапочку, так мило сидевшую на его золотистых кудрях.
Увидев результат своих трудов, Мариам захлопала в ладоши и больше ни о чем не жалела.
– Ах ты, красавец! – воскликнула Мариам. – Мой Уолтер, эти мальчики будут тебе завидовать, потому что у тебя такой красивый наряд.
Даже совсем маленьким детям нравятся красивые вещи. Малыш улыбался матери и нежно гладил прекрасный атлас.
На следующее утро во дворе опять было много ребятни. Мариам взяла сына за руку и вывела его во двор. Дети вновь играли с мячом и кеглями. Когда перед ними появились незнакомые люди, они перестали играть. Во дворе были дети разного возраста – от совсем маленьких до девочек и мальчиков лет восьми – десяти. Были там и ребятишки такие же, как Уолтер, они шумно копошились среди более старших детей.
Мариам выпустила ручонку сына и легко подтолкнула его:
– Шагай, сынок, играй со своими новыми друзьями. Постарайся не запачкаться. Мы должны в этом наряде показаться твоему отцу.
Малыш взглянул на мать, и Мариам видела, что он и боится и ждет встречи с детьми. Уолтер ей улыбнулся и осторожно пошел вперед.
Первым обратил внимание на новичка смуглый парнишка лет пяти. Он подошел к Уолтеру и внимательно уставился на него. За ним начали подтягиваться остальные. Они о чем-то громко болтали. Первый мальчик закинул назад голову и громко и пронзительно захохотал. Остальные тут же подхватили.
Мариам стало не по себе, потому что было ясно, что детям ее сын показался очень странным. Одна девочка сорвала с головы Уолтера шапочку и напялила ее на себя, как бы желая сказать: «Какая дурацкая вещь!» Двое других схватили Уолтера за руки и попытались вытряхнуть его из халата. Дети шумели и хохотали, как будто нашли себе новую забаву.
Уолтер в ужасе оглянулся на мать. Он старался сдержать слезы и не давать мучителям сорвать с него халат. Дети толкнули его на землю и разорвали одежду в клочья, и даже тогда Уолтер только раз выкрикнул: «Мам!»
Мариам побежала на помощь сыну. Она крикнула, чтобы дети оставили его в покое, потом взяла на руки и стала гладить, приговаривая:
– Не обращай внимания, мой храбрый малыш! Это дикари, и тебе не стоит с ними играть!
Дети заплясали вокруг них, выкрикивая оскорбления людям, которые так сильно отличались от них. Мариам начала от них отмахиваться, отгонять в сторону. Один мальчишка надел поверх собственного платья атласный халат и гордо расхаживал в нем взад и вперед. Мариам пришлось бегать за ним по двору, чтобы забрать халат обратно. Она в ужасе заметила, что халат весь грязный и порван на спине.
– Звереныши! – возмущалась она. – Посмотрите, что вы наделали! Я бы убила вас всех!
Послышался громкий хохот из окон, выходивших во двор, и Мариам поняла, что взрослые все время наблюдали за ними и так же, как малышня, наслаждались травлей маленького мальчика-чужестранца. Дойдя с сыном до двери, она остановилась, чтобы взглянуть на ухмыляющихся женщин. Она пережила много оскорблений, попав в этот красивый город, и теперь ее душил гнев.
«Мне не нравятся эти христиане», – горько подумала Мариам.
Она отнесла малыша назад в темную комнату и посадила на пол рядом с собачкой Чи.
– Поиграй с Чи, мой малыш Уолтер, – сказала она, пытаясь сдержать слезы. – Он твой лучший друг.
Мальчик смотрел на мать удивленными и очень грустными глазами. Мариам видела, что ребенок старался понять, почему его первый опыт общения с детьми не принес ничего, кроме боли и разочарования. Потом у него сильно заболели зубы, и он громко расплакался.
– Мой сынок, мой бедный сынок, – приговаривала Мариам. – Почему мир такой жестокий и как я могу в нем о тебе позаботиться?
3
Ужин в честь постройки галеры за один день был торжественным событием. На нем присутствовали все знатные и богатые граждане, включая самого дожа. Угощение было великолепное, главным блюдом стала жареная голова кабана, обложенная соловьями на вертеле. На столе стояло множество рыбных блюд под острыми соусами, целиком запеченный козленок, маринованные утиные яйца и всевозможные сласти. И конечно, богатый выбор изумительных вин.
Господин Дандоло занимал почетное место. Настроение у него было отменное. Он так быстро опустошал украшенный драгоценными камнями кубок, что глаза его за блестели и кончик носа покраснел. На противоположном конце стола сидел проигравший Джованни ди Флоренца – мрачный молодой человек с длинным лицом и тяжелой челюстью. Джованни раздражало, что люди много пили и ели, потому что он должен был оплатить праздничный ужин.
Когда со стола убрали последнее блюдо, господин Дандоло приказал музыкантам, чтобы те прекратили играть. Он объявил, что сейчас начнется представление. Фокусник из Египта покажет новые удивительные трюки, а певец из Прованса станет услаждать слух гостей пением баллад. Девушка-танцовщица с Востока будет танцевать специально для них. Но прежде всего господин Дандоло желает разъяснить тайну кричащей женщины.
– Она сейчас появится перед вами, – сказал он. – Ее сопровождает переводчик. Он знает много языков и расскажет нам ее историю.
Когда Мариам вошла в комнату, все были потрясены и не скрывали этого. Она сняла с лица покрывало, и гости увидели, что женщина поразительно хороша собой. Конечно, она очень похудела, из-за этого ее глаза казались огромными, а лицо светилось, как у святой. Хорошо поевшие и выпившие купцы с интересом смотрели на красавицу, пожирая ее ненасытными глазами.
Мариам тоже была удивлена. Она бросила быстрый взгляд на обстановку неярко освещенной комнаты. Сквозь огромные окна слабо проникал свет молодой луны, но можно было разглядеть роскошный стол и великолепные наряды собравшихся. Но второй взгляд сразу все поставил на свое место. Хорошо одетые господа все были в значительном подпитии. Глаза у них помутнели, и в дрожавших пальцах с трудом удерживались красивые кубки. Вино выплескивалось на роскошную скатерть и пышные ковры на полу.
Появился переводчик – желтолицый левантинец. Он обращался к Мариам на разных языках и наконец что-то сказал по-гречески. Мариам начала ему радостно отвечать, потому что уже много месяцев находилась в языковой изоляции.
– Она говорит, – сказал переводчик собравшимся, – что она из Греции. Отец ее был англичанин-крестоносец. Сейчас она пытается добраться до Англии, где у нее муж англичанин.
Горожане были крайне разочарованы таким простым объяснением, не оставлявшим места для тайны.
– Она утверждает, что прибыла из Китая и странствует уже два года, – продолжал переводчик.
Если бы купец по имени Поло был в этой компании, то вполне возможно, что это сообщение вызвало бы в его голове целый вихрь различных мыслей. Однако ни каких письменных свидетельств о том, что он там был, не было. Но это сообщение и так чрезвычайно взбудоражило присутствующих. Особенно оживились мужчины.
– Эта женщина с удивительными синими глазами кажется мне поразительной лгуньей, – заявил один из гостей. – Позвольте мне, господин Дандоло, сделать предложение. Чтобы наказать ее за выдумки, надо посадить ее на корабль, идущий в противоположном от Лондона направлении.
Похоже, что многим присутствующим была по душе эта идея. Но мрачный, проигравший пари купец, сидевший на противоположном от хозяина конце стола, был другого мнения. Он не сводил глаз с Мариам, как только она вошла в комнату.
– Должен признаться, что она очень привлекательна, сказал он. – Я благодарен победителю, который смог сделать ужин столь приятным. Женщина мне понравилась, и хочу сделать первую заявку на нее. Она должна некоторое время побыть в моем обществе, а потом можно будет отправить ее в Тунис, или в Черное море, или вообще к черту на кулички.
Господин Дандоло посмотрел на Джованни ди Флоренца, и у него созрела идея, которая шла вразрез с заявкой любвеобильного господина.
– Боюсь, что не смогу выполнить желание нашего друга, который больше интересуется глазами чужеземки, чем строительством судов в Венеции.
– Неужели наш славный победитель желает эту женщину сам?
Господин Дандоло покачал головой:
– Я не думаю о собственном наслаждении. Мне важна хорошая репутация торгового флота Венеции. Мы сегодня всего за один день спустили на воду прекрасное судно, и мне кажется, что все вы с удовольствием пошлете эту женщину на нашем судне в Марсель. Должен сказать, мои дорогие друзья, что вижу в подобном совпадении перст судьбы. Эта женщина принесет нам удачу, если мы пошлем ее в плавание на нашей галере! – Он обвел взглядом собравшихся и увидел, что с ним согласны все, кроме Джованни. – Эту женщину послала нам сама судьба, и она обязательно принесет нам удачу, а господину ди Флоренца придется отказаться от своего страстного желания.
