Текст книги "Рыцари креста"

Автор книги: Том Харпер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

22

Вечером мы разожгли костер на верхней площадке занятой нами башни. Варяг Берик отправился в этот день в порт Святого Симеона и вернулся оттуда с рыбой и зерном, купленными за безумные деньги. В самом скором времени турки могли захватить или уничтожить башню, охранявшую дорогу, после чего путь этот должен был для нас закрыться. Весь день турки обстреливали башню обычными и огненными стрелами. Пока что франкам удавалось отражать их атаки, но с приходом основного войска Кербоги удержать ее было бы уже невозможно.

– В любом случае рассчитывать на Святой Симеон особенно не приходится, – заметил Берик. Он снял с огня сковороду и начал раскладывать жареную рыбу по нашим мискам. – Я едва не загнал коня, стремясь вернуться до наступления темноты.

– Мы съели бы его завтра вечером, только и всего, – усмехнулся Сигурд.

– А что мы станем есть послезавтра? – Обжигая пальцы, я отщипнул кусок липкой рыбы. – На то, чтобы полностью блокировать город, у нас ушло четыре месяца. Вряд ли Кербога будет таким же медлительным.

Сигурд скривился, распробовав горьковатую рыбу.

– Надо сначала дожить до послезавтра, а там уж будем думать, чем питаться.

– Зря ты так говоришь. – Ночь выдалась теплой, а у костра было и того теплее, однако Анна накинула на себя шаль. – Мы обязаны выжить! Об иных вариантах лучше вообще не думать.

Я потянулся к ней, чтобы успокоить, но она отстранилась от меня. Я обнял колени руками и стал смотреть на огонь.

– Интересно, понравились ли Боэмунду его новые владения, добытые с таким трудом? – задумчиво произнес Сигурд. — Начало его империи нельзя признать слишком удачным.

– Будь проклят и он, и его империя! – не выдержал я. – Если бы от них не зависела наша собственная судьба, мне хотелось бы увидеть их поверженными и расклеванными воронами!

Сигурд рыгнул и заявил:

– Он теперь наша главная надежда.

– Стало быть, наше положение действительно безнадежно.

– Деметерий, Боэмунд – такая же змея, как и все прочие норманны. Когда Вильгельм Бастард высадился в Англии, его армия была сравнительно небольшой, да и с припасами у него было совсем туго, хотя уже приближалась зима. Однако всего через месяц он завладел всеми нашими землями! Боэмунд слеплен из того же теста. Это змея, которую загнали в угол. Для того чтобы выкурить его оттуда, туркам понадобится очень длинное копье!

– Или точно пущенная стрела. Можно ли полагаться на подобных союзников?

– Когда сюда придет император, в этом больше не будет необходимости.

Сигурд высосал из рыбьего скелета остатки сока и бросил его в костер.

– Если мы еще будем здесь, когда он явится.

– Стой!

Послышавшийся снизу окрик караульного тут же привел нас в чувство. Я вскочил на ноги и выглянул из бойницы. В свете горевшего внизу факела я увидел возле башни высокого стройного человека в белой тунике. Перед ним стоял варяг, сжимая в руках топор.

– Кто это? – спросил я у часового.

Гость поднял голову и посмотрел в мою сторону. Я увидел освещенное мерцающим светом факела смуглое лицо и черную бороду.

– Деметрий? Это я, оружейник Мушид.

Я тут же успокоился.

– Поднимайся наверх.

Мы немного потеснились и пропустили в свой круг арабского оружейника. Когда он усаживался возле парапета, я услышал из-под его туники приглушенный стук. То, что он имел оружие под рукой, свидетельствовало о его уме, но то, что он рискнул прийти к нам в такое время, говорило скорее о его глупости. Впрочем, он все-таки принял определенные меры предосторожности. Я понял, почему не сразу узнал его.

– Ты не надел своего тюрбана?

Он кивнул:

– Не хочу, чтобы какой-нибудь франк насадил мою голову на пику.

– Но тогда зачем ты вообще пришел в Антиохию? – спросил Сигурд.

Прежде он никогда не встречался с Мушидом и теперь смотрел на него через огонь костра прищуренными глазами.

– На то есть множество причин. Мне хотелось выяснить, правдивы ли слухи о том, что франки разрушили город.

– Так оно и есть.

– Да, я вижу. За весь день я не увидел ни одного турка, если не считать трупов, валяющихся в канавах.

– Франки хвалились тем, что ни один турок не смог пережить этой осады. Мне очень жаль.

– Это не твоя вина.

Увы, он ошибался. Я вновь вспомнил, как выбивал засовы на воротах, как кричали норманны и свистели вражеские стрелы. Я вспомнил шаткую лестницу, по которой мне пришлось взбираться на стену, долгое время казавшуюся неприступной. Я вспомнил…

– Мушид!

– Да?

Позапрошлой ночью я был на этих стенах вместе с людьми Боэмунда, переводил их слова для турка, который предал город. Этот турок очень волновался – ему казалось, что нас слишком мало и что Боэмунд так и не пришел. Он сказал… – Мне вспомнилось то утро. – Он сказал: «Мушид обещал, что Боэмунд будет здесь!»

Мушид сложил руки на коленях и уставился в костер. Пламя шипело и потрескивало, его блики плясали на окружающих нас укреплениях. Все смолкли.

– В моей стране столько же Мушидов, сколько в твоей – Деметриев.

– Но только один из них три недели назад приходил в палатку Боэмунда.

Вновь установилось молчание. Наконец оружейник произнес:

– Речь шла обо мне.

– Выходит, ты помогал Боэмунду взять город?!

– Я был всего лишь посыльным. Фируз, командовавший обороной башни, работает оружейником. Я тоже оружейник. У нас много общих знакомых по гильдии. Я бываю там, где людям нужно оружие, и порою приношу с собою не только мечи.

– Но как ты мог это сделать? – поразилась Анна. – Как ты мог предать город и собственный народ? Посмотри, во что они превратили Антиохию!

Мушид пожал плечами.

– Это не мой народ. Здесь жили турки, я же – араб или, как вы привыкли говорить, сарацин.

– Но вы поклоняетесь одному Богу!

– Мы все – иудеи, франки, византийцы, турки и арабы – говорим, что поклоняемся одному и тому же Богу. Все дело в том, что мы поклоняемся Ему по-разному. Что помогло вам выжить в этом тяжелом походе? Сила вашего оружия? Нет! Вы выжили потому, что все правители от Каира до Константинополя пытаются обратить вас в послушное своей воле оружие. Византийцы и фатимиды пытаются уничтожить турок, армяне мечтают о независимости, эмиры Дамаска, Алеппо и Антиохии надеются на то, что вы поможете им справиться с соперниками. Вы оказались втянутыми в древнюю игру, разыгрываемую на землях Азии. Вы воспринимаете происходящее слишком прямолинейно, в то время как все ее участники привыкли ходить окольными путями. И живы вы только потому, что ваши враги ненавидят своих соседей.

Он прислонился спиной к стене и замолк. Пустоты между укреплениями казались ощеренными черными зубами.

– Если все так, то кому служишь ты? – спросил Сигурд.

– Я – оружейник. Я служу самому себе и своим заказчикам. Кто-то вынашивает планы, а я передаю их послания.

Я устроился поудобнее на твердом камне.

– Что привело тебя сюда этим вечером?

– До меня дошли слухи о том, что ты поселился в этой башне, вот я и решил навестить старого друга.

– Я имел в виду нечто иное.

Мушид удивленно поднял брови.

– Я тебя не понимаю. Неужели ты полагаешь, что я вынашиваю какие-то тайные планы и хочу сдать город еще раз? Ты спрашиваешь меня об этом?

– Если человек сидит возле моего костра, я хочу знать, что привело его к нему.

– Ты мудр! – Мушид улыбнулся. – Меня нисколько не печалит то, что турки потеряли Антиохию, потому что они – сунниты. Я помог франкам и не собираюсь тут же отворачиваться от них. Если Кербога возьмет город, вновь прольется кровь. Вы убили всех мусульман, он же расправится со всеми христианами и превратит Антиохию в настоящую пустыню. От этого не выиграет никто.

– Как ты можешь с этим жить? – Анна говорила так тихо, что ее слова сливались с потрескиванием угольев. – Чем бы ни отличалась твоя вера от веры антиохийцев, они доводились тебе братьями. Именно ты повинен в том, что многие тысячи жителей города лежат сейчас в могилах. Тем не менее ты сидишь возле нашего костра и рассуждаешь об этом несчастье так, словно речь идет о ковке меча!

– Они погибли не от моей руки, но от рук тысяч франков, равно повинных в этом злодеянии. Не надо обвинять меня в том, что сотворили ваши союзники.

– Они мне не союзники. Но сколь бы ненавистны они мне ни были, они не совершили бы столько зла, не помоги ты им открыть ворота!

Мне казалось, что кто-то вливает мне в глотку расплавленный свинец. Я вновь заерзал на месте, моля Бога о том, чтобы Анна не посмотрела в мою сторону. Рассказывая о битве на стенах, я не поведал ей правды о моей роли в этих событиях, страшась того, что она обвинит меня во всем происшедшем впоследствии. Разве могло быть иначе, если я и сам себя обвинял?

– Ворота открывал оружейник Фируз, – ответил Мушид. – Не отнеси я его посланий Боэмунду, это сделал бы кто-то другой. И уж точно я не несу ответственности за то, что происходило после открытия ворот. Открываться могут многие двери. Люди сами решают, куда им следует идти и что им надлежит делать внутри.

Анна была способна переспорить кого угодно, но тут ей нечего было ответить. Во всяком случае, вслух она не произнесла ни слова, хотя лицо ее пылало гневом.

– Ты полагаешь, что мне следовало сидеть сложа руки? – продолжил Мушид. – Тебе больше хотелось бы находиться в палатке и смотреть, как Деметрий надевает свои доспехи? Тебе хотелось бы увидеть, как трехтысячное войско франков, у которых не осталось ни единой здоровой лошади, выходит на бой с самым сильным на памяти этого поколения турецким войском? Ты хотела бы находиться в лагере в тот момент, когда его захватят победоносные янычары, вырежут всех мужчин и детей и отволокут тебя за волосы в рабские бордели Мосула, где…

– Хватит! – воскликнул я. – Об этом говорить необязательно.

Удивленно глянув в мою сторону, Мушид наклонил голову.

– Как скажешь. Я не хотел тебя обидеть. Разве можно обижать хозяина, когда сидишь возле его костра? Я просто хотел сказать, что страшная резня произошла бы в любом случае. Возможно, вам не нравится мой поступок, но мне довелось побывать на полях многих сражений, из которых мы выходили и победителями, и побежденными. Уверяю вас: остаться в числе живых всегда лучше, чем попасть в число мертвых.

На лицах сидевших вокруг костра варягов было написано, что его аргументы не убедили никого. Не стало легче и мне. С несомого мною бремени греха не упало и соломинки. Разрешить мои сомнения могли бы разве что сами мертвые, но они молчали.

Я был расстроен тем, что разговор принял столь неожиданный оборот и между Анной и Мушидом возникла вражда. Тем не менее мне хотелось задать Мушиду еще несколько вопросов.

– Твоя дружба с Дрого тоже была частью заговора?

Мушид принялся сосредоточенно разглядывать костяшки пальцев.

– Нет. Помнится, я уже говорил тебе о том, что Дрого купил у меня меч. Фируз посвятил меня в детали своего плана после того, как Дрого умер. Он был моим другом, с которым я мог, к примеру, посидеть возле костра. Печально, что он жил в таком несчастливом месте.

– Действительно несчастливом, но все-таки самом обычном.

– Однако несчастья все еще продолжаются. Три дня назад возле реки был найден труп его слуги.

– Симеона?

Мне вспомнилось, как этот мальчик дрожал из страха перед жестокостью Куино; как, перемазанный в грязи, собирал травы на берегу реки; как он начищал промасленной тряпицей меч своего убитого хозяина. Неужели судьба Дрого постигла и его?

– Да, Симеона. Когда его нашли, я как раз находился в норманнском лагере.

– Как это случилось?

За последние недели, дни и месяцы я так привык к смертям, что сам удивился собственной реакции на это известие. Услышанное ошеломило меня настолько, что я вообще перестал что-либо чувствовать. Холодная рука вновь коснулась сокровенных глубин моей души, лишая меня способности испытывать какие-то чувства.

– Его тело было утыкано стрелами. Он собирал на берегу дикие травы, и его, должно быть, заметили находившиеся на другом берегу турки.

Кажется, я уже слышал об этом. Когда мы занимались разборкой понтонного моста, работавший с нами крестьянин что-то говорил о мальчишке, убитом во время сбора трав. Мною еще тогда овладели недобрые предчувствия, но тут появился Боэмунд и забрал меня с собой, а потом я вообще забыл обо всем на свете. Впрочем, это ничего бы не изменило.

– Трагическая смерть! Если бы он дожил до сегодняшнего дня, то сидел бы сейчас в городе и был бы в безопасности, – закончил свой рассказ Мушид.

Несмотря на царивший в моей душе сумбур, я подумал о том, сколь жалким было положение Симеона, если осажденный, голодающий город был его единственной надеждой на спасение. Впрочем, наше собственное положение было немногим лучше.

Позже я лежал на каменных плитах бастиона под черными, как смоль, небесами, прижавшись всем телом к Анне, которая повернулась ко мне спиной, слегка подобрав ноги. В эту минуту мы походили на две вложенные друг в друга чаши. Я сомкнул руки на ее груди, мирно вздымавшейся и опадавшей под хлопчатой туникой. Матрасом нам служили плащи, ибо вся имевшаяся в городе солома пошла на корм лошадям. Ночь была жаркой, и одеяла были не нужны.

– Не верю я этому сарацину! – прошептала Анна. – И ты ему тоже не верь.

– А я и так ему не верю.

– Однажды он уже предал свой город. Кто знает, какие еще секреты он хранит? Из-за него погибли тысячи ни в чем неповинных людей.

Мне вновь представились скрежещущие ворота, о которых я так и не смог сказать Анне.

– Он спас нас от неминуемой смерти. Не сделай он этого, ребенок Елены никогда не увидел бы своего дедушки.

– Я не призываю тебя к ненависти. Но держись от него подальше!

Я настоял на том, что Мушид останется на нашей башне до утра, поскольку по улицам города бродило слишком много франков – как рыцарей, так и паломников, – которые могли принять его за исмаилита и растерзать на месте. Вначале он не соглашался, но в конце концов с благодарностью принял мое предложение. Сейчас он спал вместе с варягами в караульном помещении.

– «Истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне», – процитировал я на память. – Он уйдет отсюда с рассветом.

– Вот и хорошо.

Анна прижалась ко мне еще сильнее. Ее длинные волосы щекотали мне нос, и я, не выпуская ее из объятий, потряс головой, пытаясь сбросить их с лица. Тепло наших отношений сильно облегчало тяжесть моих забот.

– Скажи, что так поразило тебя, когда он стал говорить о гибели норманнского слуги? – спросила Анна. – Кажется, ты почувствовал себя виноватым.

Я попытался собраться с мыслями.

– Я видел рыцаря Куино за день до смерти Симеона. Мы встретились с ним возле башни, и я обвинил его в служении языческим богам. У меня были подозрения, что он мог убить Дрого.

– Ты так думаешь?

– Не знаю. Я не вспоминал об этом уже несколько недель – мне было не до того. Однако уже трех компаньонов Куино нет в живых. Когда Боэмунд решил разыскать их убийцу, Куино отказал мне в помощи. Когда же я приступил к нему с расспросами, он пригрозил убить меня.

– Сарацин сказал, что мальчика убили турки.

– Он сказал, что мальчика, пронзенного стрелами, нашли на берегу. Три ночи назад турки все еще находились за стенами Антиохии, и их отряд не смог бы пройти мимо сторожевой башни возле моста, караула, выставленного возле понтонов, и наших дозорных. К тому же ночью турки, находившиеся на другом берегу, вряд ли смогли бы поразить его своими стрелами.

– Но рыцарю-то это зачем?

Мне вспомнилось, как рычал на меня Куино, когда мы боролись у подножия башни, и каким безумным был его взор.

– Именно этот мальчик поведал мне о том, что рыцари побывали в Дафне. Вероятно, Куино догадался об этом и решил обезопасить себя столь страшным образом. В отличие от нашего императора западные правители не приводят еретиков в свои дворцы и не обсуждают с ними богословских вопросов. Они сжигают их на костре. Я сказал Куино, что мне известен его секрет, и тем самым навлек подозрения на несчастного Симеона, который погиб в ту же ночь!

Я повернулся спиной к Анне. Она обняла меня и тоже прижалась ко мне всем телом.

– Не мучь ты себя понапрасну, – прошептала она. – Может быть, этого мальчишку убил вовсе не Куино. Сейчас тебе нужно думать совсем о другом!

– Нет.

Я освободился из ее объятий, живо представив себе тысячи убитых турок. Что бы ни говорил Мушид и какая бы вина ни лежала на франках, врата смерти были открыты перед ними моей рукою. На фоне их погибели смерть Симеона казалась чем-то вроде капли в море, однако эту вину я еще мог искупить.

Разделявшее меня и Анну крохотное расстояние зияло бездонной пропастью. Молчание длилось долго, и я решил, что Анна заснула, как вдруг она коснулась моего плеча и притянула меня к себе. Я и не думал сопротивляться.

– Ребенку сейчас месяца три, – сказала она. – Надеюсь, Елена делает все, как надо.

О том, что этого ребенка могло и не быть, мы старались не думать.

— Отправлялась бы ты назад. Ты могла бы стать для нее и врачом и матерью. – Я говорил, тщательно подбирая слова, поскольку любой намек на слабость или малодушие привел бы Анну в ярость. – В голодном обреченном городе женщинам делать нечего.

К счастью, мои слова ее не задели, и в голосе ее звучало не раздражение, а тихая грусть.

– Поздно. Пытаться уйти от армии Кербоги равносильно самоубийству. Сигурд считает, что через день-другой мы уже не сможем покинуть этих стен.

– Ты забываешь о том, что в Святом Симеоне все еще стоят наши корабли, – напомнил я ей. – Ты могла бы доплыть до Кипра и добраться оттуда до Константинополя, тем более что летом на море спокойно.

Анна задумалась. Снизу, из города, время от времени долетали крики франкских патрулей и ржание животных. Антиохия спала. Впрочем, сон вряд ли мог принести успокоение ее нынешним обитателям.

– Нет.

– И все-таки было бы лучше…

– Нет. Конечно же, пока я нахожусь здесь, я не могу не волноваться о Фоме, Елене, Зое и твоем внуке или внучке. Я стараюсь не думать о том, что станется со мною, когда придет Кербога. Но если я уеду, я буду волноваться за тебя, а этого мне не выдержать!

Я прикрыл глаза. Ее слова растрогали меня настолько, что на глаза едва не навернулись слезы. Я поцеловал ее в шею.

– Глупенькая. – Мой голос дрожал. – Если бы ты сюда не отправилась, тебе не пришлось бы и оставаться.

– И тебе тоже. Но так уж вышло, что мы здесь.

23

Когда я проснулся, Мушида уже не было. Часовой сообщил мне, что сарацин покинул башню незадолго до рассвета. Вне всяких сомнений, он поступил мудро, ибо именно в эту пору франкских караульных начинал одолевать сон. К тому же мы ничего не смогли бы предложить ему на завтрак. Я начал готовиться к предстоящему дню, стараясь отвлечься от терзавших меня подобно стервятникам мыслей: смазал кольчугу, отполировал до зеркального блеска меч, промаслил кожу щита и проделал новое отверстие в ремне, снова ставшем чересчур свободным. После этого от нечего делать я принялся расхаживать по стене.

За ночь к дальнему берегу Оронта успели подойти новые отряды турок. Похоже, франки все-таки вняли полученному накануне уроку, во всяком случае, теперь они не спешили атаковать противника. Впрочем, избежать противостояния было невозможно, ибо с первыми же лучами солнца турки вновь напали на башню возле укрепленного моста. С нашей стены был виден окружающий ее деревянный частокол и свисавшее с древка копья знамя герцога Нормандского. Засевшим в башне норманнам пока удавалось отражать вражеские атаки, однако все понимали, что мы имеем дело всего лишь с выдвинувшимся вперед авангардом огромного неприятельского войска.

В полдень Адемар пригласил нас на очередное заседание военного совета. Нам было приятно сознавать, что о нас не забыли, хотя инициатива эта могла исходить единственно от епископа и, возможно, от графа Раймунда. На сей раз заседание совета проводилось в огромном соборе Святого Петра. Под серебристым куполом были составлены в привычный квадрат четыре скамьи. После заседаний, проводившихся в достаточно тесном шатре Адемара или в доме Раймунда, было особенно непривычно оказаться в огромном помещении под высокими сводами, где каждое слово отзывалось эхом. На время заседания рабочих вывели из собора; работа их была еще далека от завершения: из-под штукатурки на нас смотрели наполовину раскрытые иконы, на покрытом толстым слоем пыли полу лежали каменные плиты и груды булыжника.

Первым взял слово Адемар.

– Господь внял нашим молитвам и позволил нам завладеть этим городом!

«Оставив в руках врага крепость», – мрачно подумал я.

– Дай же нам Бог сил удерживать его хотя бы в течение месяца! – добавил Боэмунд.

Он сидел возле Адемара спиной к главному престолу. Граф Раймунд, занимавший это почетное место на всех предыдущих заседаниях, сидел теперь ближе к углу.

– Мы одержали славную победу и должны возблагодарить за нее Господа, – продолжал Адемар. – Но она окажется напрасной, если мы не сможем устоять пред натиском страшного противника. Мы – армия света, потому-то так ярится тьма, силящаяся раз и навсегда покончить с нами. Уберечь нас от нее может только Бог!

– А также острые клинки и быстрые стрелы!

Я не видел Боэмунда с той памятной ночи. Похоже, он пока еще не успел насладиться плодами своей победы. Его темные волосы слиплись от грязи и пота, борода, которую он так старательно сбривал перед битвой, отросла вновь, под запавшими глазами появились темные круги. Судя по всему, после взятия города он так и не спал. Видневшаяся из-под доспехов туника была покрыта бурыми и желтыми пятнами, правая рука была перевязана столь же грязным бинтом.

– Все вы имели возможность увидеть собственными глазами передовые отряды воинства Кербоги, которые пытались атаковать наши внешние форты. В самом скором времени он перебросит к стенам Антиохии большую часть своего войска. Не далее как этим утром прибывший от Железного моста гонец сообщил нам, что наш тамошний гарнизон находится в кольце осады. Сколь бы ни был милостив Господь, они не продержатся и двух дней. Времени на организацию обороны у нас почти не осталось!

Граф Раймунд поднял голову.

– Ты хотел сказать, не у нас, а у тебя! Ведь теперь Антиохия принадлежит тебе и будет сохранять этот статус до прихода императора. Неужто ты забыл об этом?

– Кербога не будет разбираться с тем, кто из нас норманн, а кто провансалец!

Адемар ударил своим тяжелым посохом оземь, подняв целое облако пыли.

– Довольно! Все мы служим в Армии Бога. Кербога сражается не с норманнами и провансальцами, а с христианами.

– Но тогда почему властителем этого города стал Боэмунд?

– Потому что в противном случае все вы находились бы там, за стенами, и разделили бы судьбу Рожера Барневилля! – взорвался Боэмунд. – Тебе больше хотелось бы этого, граф Раймунд?

– Если бы мы не поддержали твоих амбициозных притязаний, ты наверняка уготовил бы нам подобную участь!

– Теперь нас могут спасти только наши амбиции!

– Нет!

Опираясь на посох, Адемар поднялся со своего места и посмотрел сначала на Боэмунда, а затем на Рай-мунда. Я содрогнулся, увидев, как изменился он за последние дни. Его кожа стала бледной и блестящей, словно глазурь горшечника, лицо заметно осунулось. Рука, сжимающая посох, сильно дрожала. Казалось, что он постарел разом на двадцать лет.

– Спасти нас может только Божья милость! Главное сейчас – оставить все былые ссоры! Любой раздор, любое противостояние между нами открывают двери для деяний Сатаны!

Епископ тяжело опустился на скамью. В его словах прозвучала такая боль, что они возымели сильное действие. На какое-то время установилась тишина.

– Мы должны определиться с тем, кто какие стены будет охранять, – нарушил молчание Боэмунд. – Герцог Готфрид может взять на себя северную сторону, прилегающую к воротам Святого Павла. Граф Гуго займется обороной северо-западных стен, граф Раймунд – южной стены, отходящей от Герцогских ворот, а герцог Фландрский будет охранять укрепленный мост. Я возьму на себя гору, ибо первый удар Кербога наверняка нанесет по крепости. Поможет же мне герцог Нормандский.

— Как странно мне это слышать…

Все повернулись к графу Раймунду, устремившему свой взор на очищенный от штукатурки лик святого Иустина Философа.

– Я смотрю, господин Боэмунд присвоил себе не только трон правителя Антиохии, но и роль главнокомандующего Божьим воинством. Этот безродный потомок норманнского пирата отличается завидным аппетитом! Уж не метит ли он на трон Небесного Владыки? Ох и далеко же ему придется падать!

Боэмунд вскочил на ноги.

– Я готов ответить на лживые обвинения графа Сен-Жиля! Пусть он правитель тринадцати графств, но в поединке я отниму их у него одно за другим!

Адемар собрался вмешаться, но Раймунд возвысил голос:

– Ты не сможешь защитить город, если его будут оборонять несколько сотен норманнов, у которых нет даже лошадей! – Он повернулся к прочим участникам совета. – В течение нескольких месяцев Боэмунд хотел стать правителем Антиохии. Он пресмыкался перед нами так, что мы испытывали смущение. Три дня назад его желание сбылось, и что же? Он почувствовал себя предводителем всего войска и начал отдавать нам приказы!

– Хватит! Или вы намерены продолжать свой спор до второго пришествия?

Все повернулись к Маленькому Петру, низкорослому упрямому человечку, все это время молча сидевшему слева от меня. Он обладал удивительной способностью оставаться совершенно незаметным, когда же он говорил, присутствующие ловили его слова с такой жадностью, словно в них был заключен смысл их жизни. Волоча босые ноги по пыльному полу, Петр Пустынник вышел на середину образованного скамьями квадрата и обвел взглядом участников совета.

– Почему ярятся и плетут сети заговора народы? Правители Земли сошлись на совет, злоумышляя против Помазанника Божьего. Однако Сидящий одесную Отца сокрушит их, словно скудельные сосуды, своим железным жезлом. Будьте мудры, о правители Земли, предупреждает Он. Начало премудрости – Страх Господень! Служите Господу со страхом, трепещите, целуя стопы Его, ибо страшен Он во гневе и может развеять вас, как прах!

Слова его подействовали на правителей как ледяной дождь, остудив страсти и прояснив мысли. Некоторые из них принялись истово креститься. Даже епископ Адемар пришел в замешательство.

– Твои упреки справедливы, Маленький Петр, – тихо произнес он. – Человек, снедаемый гордыней, забывает о Божьей воле.

– Обратите свои взоры к горнему миру, но не забывайте и о земле, которую вы попираете ногами, иначе вы растревожите змей! Когда звери меряются друг с другом силой, их страшные тени лишают света смиренных существ, коих они топчут своими копытами! Но вы не можете обмануть тех, кто чист сердцем, ибо они смотрят сквозь вас, как сквозь воду! Разве можем мы, слабые жалкие твари, сравниться с вами силой и могуществом? Но знайте, тысяча муравьев может в одно мгновение лишить плоти коня! Совершенно бездумно, движимые своими прихотями, вы обрекаете людей на бедствия, мучения и смерть. Доколе они будут терпеть вас?

Боэмунд вскочил со своего места.

– Кто эти презренные людишки, о которых ты говоришь? – гневно вскричал он, – Вот уже два дня мои рыцари охраняют стены и осаждают крепость, в то время как твои паломники прячутся в самых темных закоулках города! Если они окажутся достаточно смелыми и выползут из своих нор, чтобы идти в бой, я, возможно, стану относиться к ним иначе.

Пустынник перестал трястись и, склонив голову набок, холодно посмотрел на Боэмунда.

– Будь осторожен, норманн! Ты сидишь на погребальном костре и бросаешься словами, исполненными огня! Смотри, придет и твой час. Господь низлагает сильных и расточает гордых. Он возвышает кротких и возносит смиренных. Близко то время, когда иной огонь – огонь небесный – низойдет на землю, дабы испытать своим очистительным пламенем верных! Вас же он обратит в пепел.