Текст книги "Тропа небытия (СИ)"

Автор книги: Тимофей Печёрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

– Священная чаша Всевышнего, – провозгласил Абдул аль-Хазир, бережно дотрагиваясь до сосуда, – я с самого начала знал, что дыма без огня не бывает. Что предание не лжет, и даже в чаше должна быть хотя бы толика высшего могущества. Я взял ее в качестве… ну, вроде талисмана. Чтобы отпугивать демонов и прочих злых духов, обитающих в этом мире. Но она превзошла все мои ожидания. Очень скоро до меня дошло, что с помощью чаши я сам могу создать собственный мир. По образу… моему! Да, именно моему! Все, я как я захочу!

Смуглое лицо аль-Хазира озарилось самодовольной улыбкой. А уж с какой гордостью он произносил «я» и «моему»…

– Знаете, на что это похоже? – вещал маг, будто не замечая ничего вокруг и желая лишь одного: выговориться. – Как если правитель передает часть своей власти кому-то другому. Наместнику… или, скажем, родственнику, если сам болен. Так со мной подобным образом поделился сам Всевышний!

На несколько мгновений в зале воцарилось напряженное молчание. Затем слово взял мастер Бренн.

– Вот, собственно, из-за чаши мы здесь, – в повисшей тишине его голос прозвучал отчетливо и до неприличия громко, – о ней с тобой и хотелось поговорить, мудрейший Абдул аль-Хазир.

Было любопытно видеть, как тает улыбка на лице мага, как оно становится растерянным… на миг. По прошествии которого растерянность сменилась недовольством.

Но не только аль-Хазира задели эти слова.

– То есть, как это – из-за чаши? – вопрошал Вожак, и голос его зазвучал угрожающе, почти как звериный рык. – Мудрый мастер вроде говорил мне о «Законе мертвых».

– «Закон мертвых», священная чаша, – небрежно молвил хозяин дворца, – не все ли равно? Потому что…

В голосе аль-Хазира, прежде самодовольном, но радушном, теперь слышались зловещие нотки.

– …ни то, ни другое вы от меня не получите!

– Мы полагаем, несчастья в мире как раз из-за чаши, – призналась Равенна, не терявшая надежды договориться миром, – пелена, закрывшая солнце, и все такое прочее. Из-за того, что чаша попала в потусторонний мир. И в нем… ну, равновесие нарушает.

– Это место, – добавил к сказанному ей мастер Бренн, – из-за того, что ты очистил его от зла, мудрейший Абдул аль-Хазир, зло вынуждено куда-то переходить. Просто потому, что, как заметил один схоласт, ничто не возникает из ничего и не исчезает бесследно. Адские силы в том числе. Изгнанные отсюда, они лезут в наш мир.

– Полагают они, – с презрением произнес, будто сплюнул, аль-Хазир. – Как уже говорил, мир… ваш заслужил все то, что бы с ним ни случилось. Заслужил хотя бы потому, что грозил мне, одному из мудрейших представителей рода людского – смертью! Так что я не должен ничего вашему миру. И уж тем более не обязан идти ради него на жертвы. Здесь я полновластный хозяин. А что ждет меня в вашем мире? Плаха? Виселица? Костер?

С каждым новым словом маг восклицал все громче. Все больше распаляясь.

Немногим лучше воспринял признание мастера Бренна Вожак.

– Просто замечательно! – воскликнул он с горькой иронией. – Мастер… и вы все выманили у меня мое имущество. Для каких-то целей, посвящать в которые меня почему-то сочли излишним. Разве так поступают союзники? Почему я только сейчас узнаю, что вам нужна священная чаша? И не просто как сокровище… а вы, ни много ни мало, надеетесь пелену с ее помощью уничтожить. Мне, кстати, нет никакого дела до пелены; она мешает лишь вам. Тем, кто живет при свете дня, тогда как мое любимое время – ночь. Неужели непонятно? Так зачем было про «Закон мертвых» мне врать?..

– Затем, – Бренн повернулся к предводителю Братства, ни голосом, ни лицом не выражая угрозы. Последнюю таил в себе разве что жест… движение руки с посохом. Но Вожак не успел верно истолковать его.

Мгновение – и тело главы Братства насквозь прошила порожденная волшбой молния.

– Затем, – повторил мастер Бренн прежде, чем сраженный Вожак рухнул на сверкающие плиты пола, – что я не мог упустить шанс прихлопнуть всю вашу шайку. Или хотя бы обезглавить. Ты, кстати, «мудро» поступил, не оставив преемника. Теперь Первенцы будут грызться между собой из-за власти, о мести не помышляя. Тем более ты сам их уверил, что ответственность за свою судьбу в этом походе берешь на себя.

Если аль-Хазира смутило, с какой легкостью его собрат по колдовскому искусству расправился с одним из своих спутников, то оправился хозяин дворца почти сразу.

– Впечатляет, – изрек он хладнокровно, – но меня вам так просто не взять. Забыли?

Маг хлопнул в ладоши.

– Это место создал я. И действует здесь лишь один закон. Мое желание. Чувствуете? Ваша жалкая языческая магия больше не работает!

Действительно, мастер Бренн продолжал держать рукой посох, но больше не ощущал в нем колдовской силы. Исчез и огненный шар на ладони успевшей сотворить его Равенны.

В отличие от них, Сиградд не нуждался в колдовстве. Решительно шагнул в сторону аль-Хазира с секирой наготове.

Маг встретил его единственным движением руки, раскрывая ладонь. И… секира вырвалась из рук варвара, обратившись в большую птицу. Да воспарила под потолок.

А хозяин дворца уже повернулся к сэру Андерсу. Щелкнул пальцами – и рука рыцаря, сжимавшая меч, разжалась. Оружие упало на пол, превратившись в змею. Извиваясь, гадина злобно шипела, поглядывая на бывшего хозяина.

– Да я тебя голыми руками удавлю, – рявкнул Сиградд и двинулся на аль-Хазира, – старикашка…

– Если только я не окажусь больше тебя, сопляк, – не дрогнув, и с равнодушной улыбкой парировал маг.

А уже в следующее мгновение увеличился в два… затем в три раза от своего естественного роста. Теперь здоровяк-северянин смотрелся рядом с ним уже не слишком внушительно. Попятился даже. Хотя прежде трусости не выказывал.

Аль-Хазир расхохотался. Так развеселило его зрелище обескураженного (а мгновение назад такого грозного) противника.

Расхохотался… чтобы уже в следующее мгновение коротко вскрикнуть. И последним отчаянным движением ухватиться за рукоять кинжала, вонзившегося ему в глаз.

Метнул кинжал Освальд.

– Что и требовалось доказать, – проговорил он со скромным видом, – не стоило выдавать ему своих намерений, ребята.

Как бы ни вымахал аль-Хазир и какую бы власть ни получил благодаря священной чаше, сколь бы вообще мудрым и могущественным волшебником ни был, а острый предмет в глазу оставался острым предметом в глазу. Пережить его маг не имел ни шанса.

Он повалился на пол, одновременно истлевая на глазах. Так что на сверкающем мраморе лежала уже горсть праха, да кучка костей, включая скалящуюся черепушку.

13

Дворец содрогнулся, как при землетрясении. Были и другие перемены, привнесенные гибелью его хозяина и создателя. По полу и колоннам поползли трещины. Перестал журчать фонтан посреди зала, а вода в нем помутнела, как в сточной канаве. Стремительно засыхали, облетая, цветы. А небо за окном из ярко-синего сделалось грязно-серым, словно дорожная грязь.

Зато секира снова была секирой – свалилась на пол и чудом никого не зашибла. Меч тоже стал мечом. А мастер Бренн и Равенна вновь чувствовали в себе силы творить волшбу.

– Пора ноги делать, – сказал Освальд, поднимая свой кинжал и осматривая – цел ли?

– Не все так просто, – возразил мастер Бренн, подходя к колонне с чашей.

Прикоснулся к чаше рукой… и содрогания земли утихли.

– Я стараюсь не упускать возможности, которые мне выпадают, – затем произнес старый колдун, – а сейчас у меня… у всех нас появился шанс из тех, что выпадают раз в тысячу лет. Не понимаете? Аль-Хазир не зря так держался за это место… свое творение. Он действительно достиг многого. А мы могли бы еще большего добиться.

Спутники, соратники смотрели на него молча и растерянно. Только Равенна решилась обратиться.

– Поясни, учитель, – попросила она, стараясь сохранять почтение в голосе. А делать это становилось все труднее. С таким-то поведением наставника.

– С удовольствием, – Бренн улыбнулся своей прежней улыбкой терпеливой и добродушной мудрости, вот только ни добродушия, ни терпения в нем больше не ощущалось. – Изучив «Закон мертвых»… все наработки аль-Хазира, я… нет, мы с тобой, дитя, могли бы их развить. Достичь новых вершин. Не ограничиваться этой долиной и дворцом, нет. Создать собственный мир, не отличимый от нашего родного. С людьми… государствами. Только более справедливый. Где будет меньше зла и страданий. А злобному невежеству вообще не останется места!

– Но как же наша миссия? – не мог не возмутиться сэр Андерс. – Все, ради чего мы сражались.

– И учились, – вторила Равенна.

– К демонам, – как отрезал, сказал мастер Бренн. – В сущности, аль-Хазир был прав. Наш родной мир… обитатели его неразумные сами себя наказали. Своей ненавистью к нам, колдунам. Да-да, дитя. Добро бы они начали охотиться на колдунов, когда пелена повисла. Это хоть как-то могли бы обосновать. Но они и до пелены охотились. Взять хотя бы тот поход, из-за которого аль-Хазир сюда сбежал. А значит, будут преследовать нас и дальше… после пелены. И если мы избавим род людской от нее, если снова вернем солнечный свет – нет, людишки не поблагодарят нас. Не надейтесь!

Колдун горько рассмеялся.

– Думаете, так просто, благодушные мои? Нет, люди сочтут, что солнце к ним вернулось в награду за их праведность… в которой даже самый законченный лжец и трус не сомневается. А что до колдунов, то чтоб преследовать их, просто найдут новый повод. Чуму… или иную болезнь, в которой нас обвинят. Неурожай. Войну. Да много предлогов найдется. Потому что у этих двуногих крыс всегда и во всем виноваты кол-ду-ны.

Равенна замолчала оторопело, проглотив собственные возражения. Так на нее подействовала отповедь наставника. Зато Освальд не смутился. И молчать не стал.

– Я вот не колдун, – были его слова, – но и охотиться на колдунов, обвинять их во всех бедах мне сроду в голову не приходило. Даже когда я пешком под лавку хаживал. Потому что люди разные бывают. А ты… Дедуля… да-да, я теперь без лишних расшаркиваний осмелюсь назвать тебя Дедулей. И замечу, что чем больше тебя узнаю, тем больше рад за твоих внуков… оттого, что их не существует. Скользкий ты. Вертишься… туда-сюда перескакиваешь. Скрытничаешь слишком. Сегодня одно говоришь, завтра прямо противоположное. И я, например, уже не знаю, чему верить. Ну нельзя одной задницей сразу много лавок занимать! Даже для меня, вора, это чересчур. Точнее, долго такие не живут… даже среди нас, воров.

– Все сказал? – молвил Бренн сухо и с презрением.

– А ведь он прав, – коротко сказал Сиградд.

– А я ведь приютил тебя, здоровяк, – изрек колдун, – я всех вас приютил.

Взглядом печальным, но жестким он обвел соратников… теперь уже бывших соратников.

– Вам всем грозила гибель, не забыли? Скитания в роли изгоя, костер инквизиции… виселица. Пьяное и нищее прозябание. Я дал вам цель. И я привел вас к цели… настоящей цели, пусть даже она совсем другая, чем думалось изначально. Но такова жизнь, что вы хотите. Приходится иногда менять решения, делая выбор. А нам… и вам тоже выпало редкое счастье – выбирать между лучшим и худшим, а не из множества зол. Но это оценить вы оказались неспособны!

Бренн возвысил голос, а глаза его теперь метали молнии. Пусть и в переносном смысле… пока.

– Такова ваша благодарность! – выкрикнул он. – Вы не со мной, я правильно понял? В этом ваш выбор?!

Молчание было ему ответом. Молчание, воспринятое как «да».

– В таком случае и я в вас не нуждаюсь, – заявил колдун, – убирайтесь. Пошли вон. После всего, что мы пережили… в память об этом я окажу вам эту последнюю милость. Отпущу с миром. Убирайтесь и не смейте возвращаться!

Его последние слова прозвучали как гром. Громыхнуло и по-настоящему – снаружи. А серое небо озарила молния.

Даже сэр Андерс фон Веллесхайм вздрогнул, даром, что привык считать себя храбрецом. Освальд так и вовсе благоразумно отступил на шаг. Изо всех сил сохранял спокойствие Сиградд. Но и он сильнее вцепился в секиру.

Но вот Равенна…

Равенна даже малейшим движением не выказала страха.

– Прости, учитель, – сказала она твердо, – но мы пришли за чашей. Мы проделали нелегкий путь и пролили немало крови. Так что теперь… мы не уйдем без нее.

От этих слов волшебницы и остальные воспрянули духом. В глазах их больше не было ни страха, ни смущения. Одна только готовность к битве.

– Что ж, – заключил Бренн тихим… зловеще-тихим, как шуршание змеи в кустах, голосом, – это ваше решение… какое ни на есть.

Он вскинул руку с посохом – и Освальда, уже потянувшегося к кинжалу, отбросило, будто порывом сильнейшего ветра. Бывший вор врезался в одну из колонн. А уже в следующее мгновение его оплели вместе с этой колонной лианы.

– Да, к твоим выходкам я готов, – похвалился Бренн, – готов в первую очередь.

Равенна, в отличие от Освальда, успела сотворить огненный шар и даже метнуть его. Но, не долетев до ее наставника менее фута, шар словно врезался в невидимую стену. И рассыпался искрами.

С секирой наперевес Сиградд бросился к колдуну. Однако тот успел снова взмахнуть посохом – и навстречу варвару вылетела струя дыма… точнее, чего-то, похожего на дым. Обвилась вокруг секиры этаким призрачным хлыстом.

Рывок – и сила, намного превосходящая человеческую, вырвала секиру из рук северянина.

Тот не успел опомниться, как сотворенный волшбой хлыст оплел уже ноги самого Сиградда. Затем последовал новый рывок, и могучий варвар рухнул на пол.

Подбегавшего сэра Андерса мастер Бренн встретил молнией. Рыцарь едва успел скрыться за ближайшей колонной. Выглянул из-за нее всего на мгновение. И снова был вынужден спрятаться – колдун швырнул в его сторону огненный шар. Тот взорвался, врезавшись в пол.

– Только с расстояния бить умеешь! – возмутился рыцарь. – Трус! А честный поединок, лицом к лицу – это не про тебя?

– Так я не настолько глуп, чтобы переть напролом, – было ему ответом, – а честно или нет… не все ли равно, если ни один вас не может тягаться со мной.

И мастер Бренн торжествующе ухмыльнулся. Но тем временем…

На беду свою он не видел, как на полу зашевелился погибший Вожак, о котором успел забыть и сам колдун, и все прочие, присутствовавшие в зале. Точнее, не столько забыли, сколько не принимали его в расчет. Ибо… ну чего взять с трупа?

Тем не менее, предводитель Братства Ночи приподнялся на руках. И огромной гусеницей пополз к мастеру Бренну.

А заметил колдун Вожака, только когда мертвец подобрался к нему почти вплотную. Бренн едва обернуться успел, почувствовав рядом с собой подозрительное движение.

– Что… но как? – воскликнул он растеряно. Так поразило колдуна это внезапное появление.

Поразило до такой степени, что ни отбросить главу Братства, ни как-то защититься от него Бренн не успел. А Вожак вцепился в него мертвой (в прямом смысле мертвой) хваткой, увлекая за собой.

Удерживая одеяния мастера Бренна одной рукой, другую предводитель Братства Ночи потянул вверх – к горлу колдуна.

– Ты же мертв! – со смесью удивления и отчаяния, переходившего в ужас, воскликнул мастер Бренн.

– Верно, – проскрипел, открыв рот, Вожак, – ты убил меня. А это как раз мир мертвых. Где ж, как не здесь, мне быть?

Кое-как овладев собой, колдун тряхнул посохом прямо перед его лицом. Струя огня обволокла Вожака. Его одежда и волосы обратились в пепел, сам он обгорел… нет, даже обуглился до черноты. Но все равно удерживал мастера Бренна. Как будто даже крепче впился в него.

– Не старайся… мертвее я уже не буду, – проговорил он, еле шевеля почерневшими остатками губ и чудом сохранившимся языком, – но и у мертвых… свои возможности. Я могу… сам принять то, что мне теперь причитается… за всю мою жизнь. А могу разделить это… например… с тобой!

Наконец мастер Бренн потерял равновесие. И повалился на пол, вместе с обгоревшим Вожаком. В последней отчаянной попытке найти хоть какую-то точку опоры, хоть за что-то удержаться, дабы устоять на ногах, колдун задел рукой священную чашу. Та слетела с колонны-постамента и со звоном покатилась по полу.

Весь дворец снова дрогнул – в то же мгновение. И сильнее, чем прежде. Огромная трещина поползла по полу, стремительно расширяясь. И мастер Бренн с Вожаком ухнули в ее жадную черноту.

– Чаша! – выкрикнула Равенна, первой пришедшая в себя от столь неожиданного поворота. И сама же кинулась к сосуду, который, подпрыгивая на ходящем ходуном полу, тоже постепенно приближался к трещине. Та продолжала расширяться с каждым мгновением.

Но стоило волшебнице только коснуться чаши, как землетрясение прекратилось, словно и не начиналось. Сомкнулась и трещина, заглотившая Бренна и Вожака. Прямо на глазах.

– Вот это да! – на выдохе выпалил Освальд, сумевший-таки выпутаться из обвивавших его лиан. – Неожиданно…

– Если забыть, что мы в потустороннем мире, – произнес сэр Андерс, выходя из-за колонны.

Равенна между тем подняла чашу с пола и выпрямилась во весь рост.

– Похоже, нам пора, – молвила она, держа священный сосуд перед собой. Так, словно намеревалась вручить его кому-нибудь в дар.

– Это точно, – с готовностью ответил Освальд, стряхивая с себя обрывки лиан, – а то еще… этот… тоже как бы не поднялся.

И он с опаской покосился на останки Абдула аль-Хазира, все еще валявшиеся посреди зала на полу.

– О, это вряд ли, – успокоила его Равенна, – самодовольный он слишком… был. Считал, что достиг всего, чего хотел. А главное, мог. Такому стремиться не к чему. Тогда как у Вожака оставалась цель… хотя бы месть.

– Не у Вожака, – поправил ее сэр Андерс, – у графа Седрика фон Ульвенмарка. Этот человек заслужил, чтоб его помнили под настоящим именем. И титулом.

14

Не теряя больше времени Равенна, Сиградд, сэр Андерс и Освальд покинули дворец аль-Хазира, который почти сразу обрушился у них за спиною. Обвалился изнутри.

Не лучшим образом выглядела теперь и долина. Порывы ветра поднимали в воздух тучи пыли, одновременно выдирая с корнем мертвые кусты и пучки травы, и заставляя путников пригибаться. Земля ходила ходуном; то и дело ее прорезали овраги, а казавшиеся незыблемыми холмы оседали и рушились.

Но стоило Равенне выставить перед собой на вытянутых руках священную чашу, как ветер ненадолго затихал, а землетрясение унималось.

Так, следуя за волшебницей и чашей в ее руках, бывший вор, безземельный рыцарь и варвар-изгой добрались до призрачного леса. Обнаружив к немалому удивлению, что и эта обитель тумана и беспокойных духов изменилась. Точнее, менялась на глазах.

С каждым шагом Равенны, не выпускавшей чашу из рук, туман отступал, открывая истинное лицо леса – как оказалось, полное жизни. Все в зелени стояли деревья, щебетали птицы. А один раз на глазах у путников тропу пересек шустрый суетливый заяц.

По такому лесу обратная дорога заняла гораздо меньше времени. Точнее, Равенна и ее спутники даже устать не успели, добравшись до бывшего донжона… его образа в потустороннем мире.

Донжон тоже выглядел более приветливо и неожиданно празднично. У входа зеленела лужайка с цветами. К окнам нижнего этажа, а также к балкону тянулись побеги плюща. На стенах зеленели обширные пятна мха.

В этот раз двойник донжона не пытался запутать находившихся в нем людей. Не старался затруднить их путь. Все лестницы, двери и коридоры оказались на месте. Так что четыре человека без труда добрались до нужной комнаты. Где, не скрывая облегчения, вновь шагнули в затененное зеркало, пересекая черту между мирами.

Пересекая ее, на сей раз в обратную сторону.

А в мире живых, как оказалось, прошло всего ничего времени. Потому что лампа аль-Хазира продолжала гореть. Зато воздух в маленькой комнатушке успел наполниться запахом гари – от сгоревшего масла. Так что Освальд без лишних раздумий распахнул ставни единственного окна – проветрить.

Поддались ставни на этот раз легко – не в пример отражению этой комнаты в ином мире. И почти сразу лучик света блеснул, отразившись от священной чаши в руках Равенны.

– Да ведь это же… – шепотом, словно боясь поверить или вспугнуть неожиданное чудо, пробормотала волшебница.

– Солнце, – сказал Освальд неожиданно спокойно, на диво буднично.

А лучик, сперва слабый, с каждым мгновением набирал силу, делаясь все ярче. Потом к нему присоединился второй луч, третий. Один за другим прорезали они стремительно таявшую в небесах серую пелену. Касались священной чаши. И она засверкала ослепительно, словно именно в этом сосуде рождалось дневное светило, которого так заждались в этом мире.

9 января – 1 февраля 2022 г.

Использовано стихотворение Говарда Филлипса Лавкрафта.