Текст книги "Тропа небытия (СИ)"

Автор книги: Тимофей Печёрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Старый колдун открыл было рот, чтобы что-то сказать. Но Вожак опередил его, перебивая.

– И отзовите наконец своих людей! – почти выкрикнул он. – Если между нами мир… перемирие хотя бы, если вы согласны на сделку, то прекратите этот штурм!

– Мои люди перед вами, почтенный Вожак, – возразил Бренн, – и мы ничего не штурмуем. Никого не убиваем… уже. Те два… Первенца… я угадал? Они сами полезли.

– Да я не об этом! – в нетерпении воскликнул предводитель Братства. – Согласен, что сами полезли и виноваты. Но я о вон тех говорю!

И с этими словами подошел к окну.

– Которые у нас во дворе копошатся, – пояснил Вожак, – да еще одного из Первенцев ранили.

Внизу, во дворе бойцы барона фон Ярхольма колотили тараном в высокую двустворчатую входную дверь цитадели. Но та оказались прочнее ворот. Не спешила поддаваться.

Когда предводитель Братства высунулся в окно, один из лучников пустил в его сторону стрелу. Вожак еле успел отойти, и стрела за неимением лучшей цели вонзилась в одну из ставен.

– О, жаль огорчать, но это не мои люди, – с сожалением возразил мастер Бренн, – просто головорезы, которым я обещал долю в добыче. В добыче, которую они уже предвкушают. Так что никакие разумные доводы на них не подействуют.

Вожак угрюмо на него уставился, прижимая к груди и перо, и лампу. Ни дать ни взять, обидевшийся ребенок, не желающий делиться игрушками.

– Но я… мы можем помочь отбить их атаку, – спешно и примирительно добавил колдун.

– Предать своих союзников? – удивился Вожак.

Иных чувств, кроме удивления, прочитать ни в глазах его, ни в голосе было невозможно. Мог он осуждать мастера Бренна. Хотя с тем же успехом проникнуться уважением. Неким извращенным уважением человека, для которого ударить в спину считалось в порядке вещей.

– Ну… один знакомый рыцарь… благородный как-то сказал, что эти люди – мразь, – невозмутимо изрек колдун, – и знаете… теперь я склонен с ним согласиться.

С этими словами Бренн подошел к окну, выглянул. Баронские ратники, увидев и узнав его, поприветствовали нестройным хором радостных возгласов. Решили, видно, что могущественный колдун победил того гада, которого давеча не смог достать один из лучников.

Как бы то ни было, но на приветствие это мастер Бренн ответил по-своему, по-колдовски. Сотворил огненный шар и метнул прямиком в таран.

Сухая древесина мгновенно вспыхнула. Катившие таран бойцы едва успели выскочить из-под его крыши и кинулись врассыпную.

8

– Подумать только, я хотел ее продать, – разглагольствовал Вожак, когда с дружиной барона было покончено. Живьем со двора цитадели удрали меньше половины ратников. И самого Герберта фон Ярхольма среди них не было. Возможно, барон был подонком, но трусом – едва ли.

Когда нападение было отбито, предводитель Братства отправился со своими бывшими врагами, ставшими союзниками, в трапезную цитадели. Где сидя за одним столом с мастером Бренном и его соратниками, охотно делился впечатлениями от пользования лампой аль-Хазира.

Что ни говори, а успех в бою… точнее, избавление от только что грозившей тебе опасности неплохо развязывает язык.

Сама лампа стояла на столе и тускло поблескивала в свете факелов на стенах. Дивным образом свет факелов особенно оттенял и подчеркивал письмена, покрывавшие сосуд.

– Почему нет, думал я. Благородный металл все-таки. Хоть и тогда она успела изрядно потемнеть. Бьюсь об заклад, не сам аль-Хазир ее изготовил. Кто-то до него. Задолго до него.

Вожак ненадолго помолчал, уделив внимание содержимому своей тарелки. Затем продолжил.

– Но к какому бы купцу или ювелиру я ни обращался, – были его слова, – все сразу замечали эти знаки!

Предводитель Братства Ночи провел пальцем по письменам, покрывавшим лампу.

– Как сговорились, демоны их побери! Сразу смекали, что перед ними что-то колдовское… возможно даже дьявольское. И шарахались от лампы, судорожно вычерчивая «перечеркнутые солнца» руками в воздухе! Не хотели видно, чтоб на них проклятье пало. Смешно! Много ли стоят проклятья колдуна, который даже себя не смог защитить. Так и удрал, лишь бы не попасть в руки врагов … наши руки, хе-хе.

– Правильно ли я понял, – обратился к нему сэр Андерс, – что ты… вы участвовали в том походе? В том же, что и мой дед?

– Верно, – Вожак кивнул, – скажу даже больше, в той, прежней жизни я носил графский титул. Граф фон Ульвенмарк, если быть точным. Так что можете обращаться ко мне «ваша светлость».

Затем он легонько усмехнулся, как бы говоря, что пошутил. По крайней мере, последней фразой. Ибо кому какое дело до того, что было в прошлой жизни.

– Вас всех, наверное, интересует, как я прожил так долго. Не меньше полвека. В то время как почтенный дед вашего друга… я угадал? Наверняка давным-давно в могиле.

Вожак немного помолчал, с торжествующим видом обозревая своих гостей. Радуясь, что заинтриговал их.

Гости молчали. Только Равенна осторожно предположила:

– Думаю, это связано со способностью оборотня.

– Верно, да не совсем, – отвечал предводитель Братства, – можно сказать, умение превращаться в зверя, неуязвимого для железа, лишь одно из следствий. Наряду с тайной долголетия, которую я тоже постиг. А причина… познал я это, когда додумался использовать лампу аль-Хазира сам.

Склонившись над тарелкой и убедившись, что она пуста, граф, ставший Вожаком, откинулся на лавке, опираясь о стену спиной. И начал рассказ.

– Однажды я решил ее просто зажечь, понимаете? Просто использовать по назначению. Если это лампа, она ведь должна светить, думал я. И лампа действительно давала свет. Но не только.

Мастер Бренн и его соратники молча переглянулись. Все пятеро, как видно, терялись в догадках, что же еще предводитель Братства сумел получить от старинного светильника.

– В неверном свете лампы мне стали являться диковинные видения, – продолжал Вожак, – удивительные места, которых в нашем мире не встретить… уже не встретить. Странные предметы. Оказалось, что наши суеверные торгаши не сильно погрешили против истины, почуяв колдовство в лампе. О да! Лампа действительно оказалась начинена колдовской силой. Но не вредоносной… скорее, наоборот. Колдовство… еще древнее, чем у пресловутого аль-Хазира, превратило лампу… можно сказать, в живое существо! С собственной памятью. И существо доброжелательное, почти дружелюбное. Оно будто рассказывало мне истории из своей долгой жизни. Только не словами, а видениями. Лампа будто показывала мне, что видела сама… со своими прежними хозяевами.

Бывший граф вздохнул. Как видно, следующую часть истории вспоминать ему было не шибко приятно.

– Сколько помню, богатым никогда не был, – признался он, – даже несмотря на графский титул… который, как известно, на хлеб не намажешь. Земли было много, но по большей части она не отличалась щедростью на урожаи. А голодающие крестьяне предпочитали переселяться в более одаренные Всевышним края. Целыми семьями удирали. Нет, даже целыми деревнями. В походе по благословению Святого Престола тоже особых сокровищ не добыл. Слухи о сказочном богатстве южных земель оказались, как водится, преувеличенными. Зря, что ли я пытался продать лампу… свой главный и чуть ли не единственный трофей?

Последний вопрос был риторическим. Не дожидаясь ответа на него, предводитель Братства Ночи продолжил:

– Вдобавок по окончании похода в Священной Империи вспыхнули очередные междоусобицы. И пелена как раз появилась. Скрыла солнце. Мертвяки начали из могил вылезать. В общем, обстановка стала накаляться. В том числе вокруг меня. А защищаться не получилось… соседи очень быстро оттяпали лучшие земли, оставляя мне болота и каменистые равнины. Впрочем, я не очень-то и сопротивлялся. Что греха таить, управление родовыми землями забросил. Сначала кутил, радуясь возвращению с чужбины. Потом увлекся лампой и ее виденьями. Но осознал однажды, что продолжая в том же духе, могу из благородного владетеля превратиться в нищего. Подаяние у церкви просить… вместе с всякими калеками да просто убогими людьми.

– И что тогда? – осторожно поинтересовался мастер Бренн.

– И тогда я стал не просто любоваться картинками, которые показывала лампа. Я стал… да-да, начал спрашивать ее! Задавать вопросы, надеясь, что древний колдовской светильник поможет мне найти выход. И лампа показала. Не подвела!

О каком именно выходе идет речь, Вожак тоже сказать не преминул. Не стал тянуть.

– Притом что видно, – начал он, – лампу изготовили в южных землях, когда-то она явно побывала в наших краях. Много веков назад, когда не было еще Священной Империи. А поклонялись люди не Всевышнему, а… да кому вздумается! Вплоть до деревьев и камней. И благодаря лампе… благодаря тем ее давнишним воспоминаниям, я узнал происхождение нашего рода. И главный семейный секрет.

– Как превращаться в зверя, – догадался Освальд.

Предводитель Братства Ночи кивнул.

– Я узнал, почему мое графство называется Ульвенмарк, – произнес он вслух, – Волчий край. Оказалось, что мои предки были не чужды колдовства. И да, помимо прочего умели превращаться в зверей. Причем не только в этих… здоровых и страшных, пуще медведя. И не только в волков, хотя волки были излюбленной формой для перевоплощений. Зря, что ли именно волк на нашем родовом гербе красуется. А так… в любую зверушку вроде белки или зайца. Или в птицу. На свое усмотрение.

– И это выход? – не поняла Равенна.

– А как же! – воскликнул бывший граф торжествующе. – Волку ведь не нужно золото и серебро, чтобы жить. Не нужно замка… как и дома вообще. По крайней мере, в человеческом понимании. Зверь сыт тем, что сам поймает… или найдет. А чтобы от дождя и холода укрыться, достаточно просто в нору залезть. Выкопать ее… а хоть бы и просто занять, ту, которую другой зверь прорыл и покинул. Да что там! Даже одежда зверю ни к чему!

Немного переведя дух и отхлебнув из своей кружки – видно, горло пересохло оттого, что он чуть ли не срывался на крик – Вожак продолжил:

– Как совершать ритуал превращения в зверя, я узнал из видений лампы. И однажды ночью, обратившись в волка, покинул родовой замок. Удрал в ближайший лес. Несколько лет бродил там, охотясь на зайцев и прочую мелкую живность. Как когда-то мои предки так же свободно разгуливали в звериных обличьях по лесам… только леса в ту пору были и обширней, и гуще. Потом их свели под деревни и пашню. И получили засуху раз в пару-тройку лет. Ну да ладно. Но вернемся к моей истории.

Прежде чем продолжить, предводитель Братства отпил из кружки еще.

– Итак, я наслаждался одиночеством и дикой жизнью, пока до меня не дошло: живут волки, да и другие хвостатые твари в разы меньше, чем люди. Даже собаки… по ним я и понял. Если человек двадцати лет отроду считается молодым, то собака в двадцать лет – глубокая старуха. А мне хотелось прожить подольше, чтобы дольше наслаждаться жизнью. Жизнью, в которой, если хочешь, можно послать скопом весь мир со всеми его обязательствами. Клятвами верности, налогами, браками по расчету и все такое прочее. Поэтому однажды я решил вернуться в человеческое обличье.

– Голый и без единого гроша? – не удержался от колкости Освальд.

– Увы! – развел руками бывший граф. – И грязный вдобавок. Причем заметил я это, лишь когда снова выглядел как человек. Вспомнил, что у двуногих-то жизнь посложнее, чем у вольного зверя. Но я не растерялся. Будь иначе, я с вами бы сейчас не разговаривал. Продираясь сквозь заросли в чем мать родила, я дошел до ближайшей деревни. Постучался в один из домов. Попросил поесть и что-нибудь из одежды.

Освальд не удержался и хмыкнул, показывая, что не очень-то верит в людскую доброту. И надо сказать, следующие слова бывшего графа оправдали его ожидания.

– Того крестьянина нельзя было назвать добрым человеком, – молвил Вожак, – с односельчанами он общался редко, зато поругаться был не прочь по любому поводу. Гавкает ли слишком громко соседская собака или одна из коров, возвращаясь с выгона, оставила лепеху у его ворот. Еще он пил, поколачивал жену с целым выводком детишек. Надо ли говорить, что при виде незнакомца, да еще столь неприглядного вида, в последнюю очередь у этого крестьянина возникло желание ему помочь. По крайней мере, бескорыстно.

– Только у вас ничего с собой не было, – напомнил мастер Бренн, – кроме семейного секрета.

Вожак довольно ухмыльнулся.

– Восхищен прозорливостью мудрого мастера, – проговорил он не то с деланным, не то с искренним восторгом, по тону голоса понять было трудно. – Взамен я признался, что оборотень. И пообещал поделиться секретом превращения.

– Думаю, по вашему виду… тогдашнему, он понял, что это правда, – снова попытался подколоть бывшего графа Освальд, но Вожак будто не заметил.

– Именно! – почти выкрикнул он. – И сразу смекнул, как можно применить это себе на пользу. Особенно боевое воплощение… в тех самых огромных зверей, которых вы видели в коридоре.

– И не только видели, – не унимался и предпринял очередную попытку поддеть предводителя Братства Освальд. С все тем же успехом. Вернее отсутствием оного.

– Тот крестьянин задумал превратиться в такого же зверя, – догадалась Равенна, – почти неуязвимого ночью. И поквитаться с соседями?

– Ха! Поквитаться! – передразнил ее Вожак. – Он всю деревню при первой возможности загрыз, включая свою опостылевшую семью. Так что несколько недель мы жили в его непривычно опустевшем доме, в безлюдной… почти безлюдной деревне.

Равенну, Освальда и сэра Андерса передернуло – одного за другим, когда они представили, сколь чудовищными были зверства, о которых спокойно так, с легкой улыбкой рассказывал предводитель Братства Ночи. Только мастер Бренн сохранил невозмутимость. Внешне, по крайней мере. И Сиградд, насмотревшийся в набегах на всякое. Вплоть до детоубийств.

А бывший граф и рад был подлить масла в огонь.

– Да что там – «загрыз», – произнес он, ухмыляясь совершенно по-зверски. – Мы оба загрызли. Причем некоторые из крестьян даже оказались довольно вкусными. Но порадовало меня больше всего другое. Когда я отмылся в ближайшей речке и осмотрел себя, оказалось, что за время пребывания в шкуре волка мое человеческое тело совершенно не постарело. Все прожитые зверем годы на счет зверя и записали… где-то на небесах или в Преисподней, трудно понять. Проще говоря, мне открылся рецепт… ладно, пусть не бессмертия, но хотя бы долголетия. Надоело стареть – превратись какую-нибудь зверюгу и беззаботно резвись. Старение остановится до тех пор, пока не надоест резвиться и не захочется снова ходить на двух ногах, носить одежду и жить в доме, а не в берлоге.

– А этот, второй? – поинтересовался сэр Андерс. – Его вы тоже в это… в эту особенность быть оборотнем посвятили?

– Конечно, – последовал незамедлительный ответ, – я решил, что друг от друга у нас не будет секретов. Как у двух братьев. Более того, он и сам кое-что обнаружил… из последствий превращения в зверя. Оказалось, что вернувшись из звериного облика в человечий, этот крестьянин охладел к пьянству.

– Огорчился, небось, безмерно, – со злорадной ухмылкой протянул Освальд, – бедняжечка…

– Огорчился – да, но вот насчет «безмерно»… – невозмутимо ответил Вожак. – Здесь, пожалуй, преувеличивать не стоит. Да, прежде у него редкий вечер проходил без кружки пива. А теперь, когда как назло он еще и дорвался до запасов местного кабака… оставшегося, как вы понимаете, бесхозным, так его просто вырвало. Весь пол заблевал! Говорил, что-де на вкус пиво теперь что помои. А вино, как тухлятина. Но!

Бывший граф вскинул руку с указательным пальцем, направленным в потолок. Словно привлекая к этому жесту внимание. Ну и к себе, любимому заодно.

– Но быстро утешился, – продолжил Вожак затем, – решив, что отвращение к хмельным напиткам – вполне достойная цена за избавление от ненавистных соседей и домочадцев. Что до меня, то я из-за невозможности опьянеть тем более не горюю. До сих пор. Обратите внимание: в кружке у меня просто травяной отвар. Ни разу не хмельной, а по слухам кое-где даже лечебный. Так на чем я остановился?

– Что вы загрызли жителей деревни и вдвоем в ней хозяйничали, – напомнил мастер Бренн таким тоном, будто речь шла о походе на ярмарку или свидании.

– Ах, да! Ну конечно, – немедленно подхватил бывший граф, – причем хозяйничали, как выразился мудрый мастер, мы сравнительно недолго. Мало-помалу до меня дошло, что скоро это закончится. И не лучшим образом. Деревня-то, чай, не на острове находится. Какой-нибудь путник или заезжий торговец рано или поздно обнаружит, что все население в деревне уничтожено. Два человека остались – на которых в первую очередь и падет подозрение. Слухи пойдут. В том числе об оборотнях и колдунах.

– И что? – не понял Освальд. – Ну, придет по вашу душу толпа мужиков с вилами. Да пусть даже дружина ближайшего владетеля. Что они сделают, если вы для железа неуязвимы?

– Только ночью, – Вожак с сожалением вздохнул, – и только для боевого воплощения. А днем даже тех грозных зверей можно хотя бы ранить обычной стрелой. Сам сегодня видел. Из своего окна. Что до зверей обычных, вроде волка, лисы или белки, то им вовсе никакой неуязвимости не предусмотрено. Они же просто звери. По себе знаю: тогда, при первом превращении, столкнулся с другим волком. Мы подрались… и эта тварь меня подранила. Весь день потом зализывал. Я уж о том не говорю, что способы борьбы даже с якобы неуязвимыми оборотнями хорошо известны. Серебро то же. Можно и колдуну в виде исключения заплатить. Потом, конечно, в церкви исповедаться – как же, к дьявольскому искусству прибегли. Да только для оборотней… убитых это уже не будет иметь значения.

– И что вы решили? – осведомился мастер Бренн. – Уйти из деревни?

– Конечно, – ответил предводитель Братства. – Но не только. Главное, к чему мы пришли – понимание. Что дабы не стать жертвой, нужно стать силой. Вербовать новых сторонников. Сначала делясь с ними секретом обращения в зверей. Потом просто за приют и кусок хлеба. И не вздумайте смеяться. Для многих… попрошаек, беспризорных детей даже это предел мечтаний. Так вот возникло Братство Ночи. Союз людей, для которых ночь – лучшее время. Время, когда можно насладиться собственной неуязвимостью. Когда боятся тебя, а не ты. А главное: когда тебе доступна красота небес. Луны… огромного темного свода, полного звезд. К ночи-то пелена обычно исчезает. Но оценить это способен не каждый. Далеко не каждый.

Последние фразы Вожак произносил с видом поистине мечтательным и вдохновенным. Как поэт, ни дать ни взять. Но быстро вернулся к прежнему деловитому тону.

– Что до лампы, – продолжил он, – то, как вы понимаете, первый раз превратившись в зверя, я не смог взять ее с собой. Как ее переносить? В пасти? А хранить в норе? Думал, что как узнал родовой секрет, после этого лампа мне не понадобится. Но впоследствии понял, что ошибся. Так что, покинув со своим новым компаньоном деревню, я заглянул в графский замок. Он опустел, как оказалось, пока я отсутствовал. Более того, все мало-мальски ценное успели растащить. Но лампу аль-Хазира не тронули. Видимо тоже распознали в ней колдовскую вещь.

Ненадолго предводитель Братства Ночи замолчал. Снова отпил отвара из кружки. После чего обратился к мастеру Бренну, уставившись на него глаза в глаза.

– А теперь вопрос, – произнес Вожак, и в голосе его теперь слышались даже угрожающие нотки, или, по крайней мере, подозрение. – Для чего лампа аль-Хазира вам? Про то, чтобы вставить туда перо феникса я уже слышал. Но опять-таки зачем?

Казалось, Бренн немного растерялся от столь резкого перехода. Но быстро овладел собой. Смекнув, что за откровенность лучше платить откровенностью.

– Дело в том, – начал он, – что Абдул аль-Хазир не просто сбежал, когда воинство Священной Империи ворвалось в его город. Он скрылся в мире, который принято называть потусторонним.

– В Преисподней что ли? – не понял Вожак.

– С тем же успехом это могло оказаться Чистилищем, – парировал старый колдун. – Важно, что проделал аль-Хазир этот переход живьем. При помощи особого зеркала… затененного, лампы и пера феникса. Которое усиливает волшебные свойства лампы. Позволяя с ее помощью не только видеть, но и переноситься в разные диковинные места. Я бы хотел повторить этот ритуал. Зеркало у меня уже есть. Остались перо и лампа.

– Ну а я снова осмелюсь повторить свой вопрос, – не унимался бывший граф, – за-чем? В гости к этому аль-Хазиру заглянуть? Как колдун к колдуну? Опытом обменяться?

– Не только, – отвечал мастер Бренн, решив, что главную цель своего визита, сиречь желание вернуть священную чашу в мир живых, а солнце, тем самым, снова на небо, лучше этому человеку не выдавать. – Сам по себе потусторонний мир увидеть было бы весьма интересно. Плох тот колдун, который пренебрегает знаниями.

Затем, немного помолчав, добавил:

– Ну и… да. К аль-Хазиру у меня тоже дело есть.

– Но какое? – не понимал предводитель Братства Ночи. – Я помню дом колдуна. Жил он небогато. И вряд ли прихватил с собой какие-то драгоценности. Зачем они ему на том свете?

– Не все можно измерить деньгами, – не удержавшись от ерничества, подал голос Освальд, – как и драгоценностями.

Но мастер Бренн лишь отмахнулся от него. И продолжил – решив, что если врать, то врать правдоподобно.

– В некотором смысле верно сказано, – были его слова, – тем более что я уже сказал насчет знаний… их высшей ценности. Что до аль-Хазира, то он, конечно, богатств не нажил. Но только в обычном человеческом понимании. Ибо я точно знаю, что великий южный колдун взял с собой труд всей своей жизни. Настоящее сокровище для любого волшебника. Трактат под названием «Закон мертвых».

– Вот как? – Вожак удивленно присвистнул. – А я и не подумал как-то. Да и что мне за дело до этих дьявольских еретических писулек?

Затем добавил с ухмылкой:

– Но это тогда, в прошлой жизни. А с тех пор я многое пересмотрел. И потому, если премудрый мастер Бренн желает использовать в своем ритуале перо феникса и лампу аль-Хазира, то придется взять с собой их нынешнего владельца.

– То есть… – начал было Бренн, но Вожак его перебил.

– Проще говоря, я тоже хочу участвовать, – были его слова.