Текст книги "Путешествие на "Брендане""

Автор книги: Тим Северин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

Набережная Торсхавна была заполнена встречающими, и когда появился "Брендан", из гавани стрелой вырвалась изящная длинная лодка. Восемь гребцов гнали ее вперед короткими, быстрыми, согласованными гребками. Птицей скользнув по воде, элегантное суденышко поравнялось с нами и развернулось, чтобы эскортировать "Брендан". Классические обводы обличали старинную конструкцию – это была типичная фарерская морская лодка, прямой потомок ладей, на которых пришли на Фареры норманны, вытеснившие ирландцев. Ее бережно восстановили, и теперь, укомплектованная членами одного из местных гребных клубов, она проводила к пирсу своего предшественника.

Сразу же на нас обрушился град вопросов. Спрашивали не о целях плавания, а о самом "Брендане", и каждый вопрос говорил о том, что перед нами знатоки морского дела. Как скреплен корпус? Каковы размеры каркаса? Осадка и водоизмещение "Брендана"? Хорошо ли работает рулевое весло при попутной волне? Казалось, нас допрашивает комиссия, кораблестроителей, а не простые горожане. Пожилые фарерцы в красных вязаных шапочках с лихо свисающей на ухо верхушкой ловко прыгали к нам в лодку и щупали кожу, одобрительно щелкая языком. Кто-то подал мне карту приливно отливных течений и стал показывать, как лучше всего плыть вокруг островов. Даже местное радио попросило меня подробно рассказать, как сконструирован "Брендан" и как он ведет себя в море. Нигде еще я не встречал такого знания моря и такой оценки нашего начинания. И я вновь ощутил, какие прочные узы объединяют всех мореходов в этих суровых северных водах.

Гостеприимство фарерцев иначе, как замечательным, не назовешь. Получив увольнение на берег, Башмак и Олуша буквально купались в нем. Заметив, что они проявляют необычное пристрастие к мытью посуды после завтрака, мы с Джорджем заподозрили неладное и однажды утром, когда наши герои отправились на берег с полным ведром грязных мисок и кружек, решили проследить за ними. Дойдя до Дома моряка, мы увидели такую картину: друзья сидят на кухне, уписывая второй – даровой – завтрак, а за них трудятся юные фарерские поклонницы.

Имя святого Брендана известно каждому фарерцу еще в школе они узнают, что первыми на этих далеких островах поселились ирландские монахи. Однако никаких осязаемых следов ирландского обитания пока не найдено, вероятно потому, что папары, как называли ирландских священников, наложили слишком слабый отпечаток и он совершенно пропал под более мощной норманской печатью. Правда, недавно фарерские археологи откопали в Тьёрнувике зерна хлебных злаков, указывающие на то, что на Фарерах занимались земледелием задолго до того, как отмечены поселения норманнов. И, конечно, о жизни папаров на островах говорят живучие предания и литературные источники. Особенно прочны такие предания на главном острове архипелага – Стрэймое. Ирландские священники жили здесь на берегу небольшого уютного крика в юго-западной части острова. Показательно сохранившееся до наших дней название этого места – Брандарсвик, то есть Брендан Крик.

У меня было задумано при первой возможности посетить Брендан Крик, а тут, вернувшись как-то утром из вылазки по магазинам, я увидел на "Брендане" ожидающую меня примечательную парочку. Девушка была очень хороша. Чудное лицо, большие карие глаза и необычная для светлых фарерцев смуглая кожа, придававшая ей сходство с цыганкой, усиленное длинными черными волосами и широченной блузой. Но еще более сильное впечатление производил ее товарищ, словно сошедший с иллюстрации к сказкам братьев Гримм. Могучий и кряжистый, он сидел неподвижно на планшире, одетый вельветовые брюки и коричневый свитер ручной вязки, из рукавов которого торчали сильные широкие пятерни мастерового ноги обуты в грубые башмаки. Но больше всего меня поразила его голова в обрамлении великолепнейших волос, таких пышных, что они образовали сплошные заросли, внизу спускающиеся на грудь, а вверху торчащие сантиметров на восемь над макушкой. Шевелюра достойная самого Нептуна… С серьезного лица, окруженного этими дебрями, на меня пристально смотрели спокойные карие глаза.

– Привет, – поздоровался я, спускаясь в лодку. – Чем могу быть полезен?

Нептун ничего не сказал, только продолжал смотреть на меня, потом медленно перевел взгляд на девушку, которая ответила за него.

– Вчера вы говорили по радио, что у вас есть место еще для одного члена команды и что вы хотели бы взять кого-нибудь с Фарерских островов. Этот человек хочет пойти с вами.

Силы небесные, подумал я, даже шайка викингов хорошенько подумала бы, прежде чем брать с собой этого малого.

– Совершенно верно, но мне нужен человек с большим опытом в морском деле, и желательно, чтобы он умел фотографировать.

– Что там фотография – он художник, притом очень хороший художник, – гордо сообщила она. – И он ходил на собственной яхте до Средиземного моря, а кроме того, рыбачил на фарерских судах у берегов Гренландии. Это серьезный человек.

Вижу, что серьезный, подумал я, еще раз глянув искоса на бородача, который сидел все так же недвижимо.

– Он может показать мне что-нибудь из своих работ? – тактично осведомился я.

Нептун что-то пробурчал своей подруге.

– Его зовут Трондур, он стесняется говорить по-английски, – сообщила она. – Но он приглашает вас посетить его дом завтра.

– Мы будем только рады.

– Хорошо, мы заедем за вами завтра утром.

На другой день они приехали на видавшем виды маленьком драндулете. Команда "Брендана" втиснулась в машину, и мы с рокотом покатили через горы Стрэймоя. Нептун по прежнему молчал, хмуро глядя вперед через ветровое стекло и время от времени выжимая ручной тормоз на крутых поворотах.

– Плохие тормоза, машина слишком старая, – без нужды объяснила его подруга.

Наконец, мы свернули на узкую дорогу, которая петлями спускалась к маленькому селению на самом берегу моря. И нам сразу бросилась в глаза постройка норманской эпохи – обросший мхом домина из огромных старых бревен с коричневыми плешинами. Оконные и дверные рамы покрашены в красный цвет на крыше зеленел пласт дерна, словно кусок горного луга. К одному краю дома искусно пристроено современное крыло, но с того места, где остановилась машина, его норманский характер не вызывал сомнения.

– Это родительский дом Трондура, – сказала девушка.

Я перевел взгляд на аккуратную беленую церковь, стоящую возле маленькой гавани. На лугу по соседству возвышался каркас другой церкви, побольше, архитектура которой указывала на позднее средневековье. Меня осенила одна догадка.

– Как называется это селение? – спросил я.

– Киркьюбу, – ответила девушка.

– А другого названия нет?

– Есть, это место еще называют Брандарсвик.

Вот так: мой молчаливый доброволец был родом из Брен дан Крика на Фарерах.

Одолевая барьер природной стеснительности самого Трондура и немногословия его родных, не усмотревших ничего странного в его желании стать членом команды "Брендана", я узнавал все новые и новые детали. Оказалось, что род Патурссонов – один из наиболее старинных на Фарерах. Их бревенчатая обитель – чуть не национальный памятник, самый давний непрерывно обитаемый дом на всем архипелаге. Восемнадцать поколений Патурссонов жило в нем, сменяя друг друга, а до них дом принадлежал фарерскому епископу. Всего в этом священном уголке насчитывалось три церкви: заброшенный собор, белая церковь с деревянным шпилем возле гавани и еще более старый храм, от которого оползни оставили одну только восточную стену.

Сами Патурссоны в этнографическом смысле были не менее интересными, чем их дом. Выводки младших Патурссонов сновали туда и сюда, а командовала ими бабушка, полная достоинства статная женщина, подчиняющаяся лишь авторитету теперешнего главы семейства – Потла, который родился на свет на четверть часа раньше своего младшего брата Трондура. Потл вышел в рабочей одежде и радушно приветствовал нас, но тут же исчез и появился вновь через полчаса в традиционной фарерской одежде: черные туфли с серебряной пряжкой, темно синие чулки с красной нашивкой, короткие синие брюки тонкого сукна, вышитый жилет и короткая куртка с двумя рядами серебряных пуговиц. В этом роскошном образчике моды XV века он непринужденно прошагал впереди нас к маленькой церкви, созвал колоколом прихожан и возглавил хор во время певучего диалога с лютеранским священником, суровое лицо которого оттенял жесткий плоеный воротник. Скрипя от ветра, словно корабль в море, ребристая деревянная крыша аккомпанировала песнопению.

После богослужения мы вернулись в гостиную дома Патурссонов, обставленную мебелью, привезенной из дальних стран многими поколениями Патурссонов, и украшенную некоторыми из картин Трондура. Нам и пастору подали кофе и чай с кексом, а когда пастор ушел, после небольшого перерыва команду "Брендана" угостили незабываемым обедом. Верные фарерскому обычаю, хозяева накрыли стол, который сделал бы честь любому предшествующему поколению Патурссонов. Все, что нам подавали, было плодом их труда – от молока, сливок и ревенного джема до картофеля. Преобладали традиционные фарерские блюда – баранья нога, вяленная на ветру, так что она приобрела цвет и консистенцию пармской ветчины плюс резкий запах, вареные яйца олушей, не без риска для жизни собранные на отвесных скалах, где Трондур и Потл болтались на веревках над шестидесятиметровой пропастью. Было тут и сушеное китовое мясо, а также добрый кус тугого китового жира вместе с черной кожей, удивительно похожей на хорошую автомобильную шину. Все приготовлено самими Патурссонами, даже кита они вместе с соседями пригнали к берегу и забили гарпунами.

– Силы небесные, вот это да – благоговейно вымолвил Идэн, созерцая обильное угощение.

Столом служила толстенная доска, которую много лет назад выбросило на берег Брандарсвик. А вместе с цеплявшимся за нее полумертвым моряком. Патурссоны спасли и откачали беднягу и нашли применение доске.

С веселой искоркой в глазах Трондур вооружился устрашающим ножом, молча отрезал пласт китового жира и предложил Идэну, который ничтоже сумняшеся сунул его в рот.

– Брр – Челюсти Идэна остановились, глаза расширились в ужасе. – Бр. Это же все равно что резина, вымоченная в рыбьем жире.

Лицо его исказила страдальческая гримаса.

– Глотай, Олуша, выплевывать нельзя – невежливо, – сказал Джордж.

Идэн сморщился, через силу глотнул и впервые с начала плавания отказался от добавки.

После обеда мы поднялись к бывшей хозяйственной постройке, которую Трондур оборудовал себе под жилье, и посмотрели его наброски. Красавица Боргпе, его переводчица и невеста, всей душой поддерживала желание Трондура пойти с нами, говорила, что плавание обогатит его новыми мотивами для скульптуры и живописи. Как и положено настоящему моряку, Трондуру, чтобы собраться в дорогу, достаточно было уложить вещевую сумку.

Разумеется, мы приняли его в свою компанию, и это оказалось одним из самых удачных решений за все путешествие. Ступив на борт "Брендана", Трондур с каждым днем совершенствовал свое знание английского языка. Он помог нам подготовить лодку к очередному испытанию – долгому переходу до Исландии при встречных западных ветрах. Кое что нуждалось в ремонте. Мы щедро смазали льняные тросы китовым жиром, чтобы были эластичнее и не боялись воды Трондур и Идэн обработали передний тент для лучшей водонепроницаемости на корме Джордж и Артур заменили стойки рулевой рамы. На пути от Сторноуэя ясеневые стойки гнулись и шатались так сильно, что я боялся, как бы вовсе не сломались. Теперь мы установили взамен тяжелые, трехдюймовые дубовые брусья, связав их кожаными ремнями.

Затем Потл отбуксировал нас в Брандарсвик, где мы, невзирая на протесты Идэна, погрузили любимый провиант Трондура – сушеную рыбу, сушеное китовое мясо и здоровенные куски китового жира. Большая часть этой провизии висела на снастях, издавая поистине средневековое благоухание, достаточно сильное, чтобы соперничать с остальными запахами на "Брендане". Украсив наше суденышко съедобной драпировкой, мы были готовы к следующему этапу морского приключения.

8. От Фареров до Исландии

Стоя на пристани Брандарсвика, на фоне своего нормандского дома и белой церквушки, славные представители семейства Патурссонов махали руками, провожая «Брендан». Фигурки людей становились все меньше и меньше, а справа и слева от нас открывался великолепный вид на побережье Фареров – отвесы скал, обрывающихся прямо в море. Солнце садилось, и косые лучи из под туч над Атлантикой высвечивали силуэты западных островов, тут и там высекая цветные пятна на каменистых склонах. Рыболовное судно Патурссонов, управляемое Потлом, вело «Брендан» на буксире через бронзовое притихшее вечернее море в сторону гавани Вестманна. Норманское слово Вестманна означает «западные люди» подразумевались пришельцы из Ирландии, самой западной европейской страны. Возможно, что и тут находилось ирландское или норманно-ирландское поселение. Мы же лишь ненадолго бросили здесь якорь и на другой день, 3 июля, простились с Фарерами, взяв курс на Исландию.

И вот мы снова около Микинеса, нашего первого птичьего острова. Только теперь вместо яростного шторма царило безветрие, и мы плавно качались на ленивой зыби. Трондур обнаружил еще один талант, преподав нам урок рыболовства. Пятилетним мальчиком он освоил в фьордах приемы, которые поколения фарерских рыбаков отрабатывали в водах Гренландии и на Большой Ньюфаундлендской банке. При таких глубинах от рыбака и впрямь требовалась немалая сноровка.

Сперва Трондур извлек из своей сумки слиток свинца весом около двух килограммов. Это грузило он прикрепил к длиннейшей леске, намотанной на причудливого вида плоскую деревянную рогулю, играющую роль катушки. Наживкой служили яркие цветные лоскутки на трех обычных крючках. Буль Тяжелое грузило плюхнулось в воду и потянуло за собой лесу через планширь. Глубина здесь приближалась к ста метрам. Как-только грузило коснулось дна, Трондур начал медленно и плавно выбирать лесу. Выбрав метра три, он вдруг дернул ее, удовлетворенно крякнул и продолжал вытаскивать, перебирая двумя руками. Мокрая снасть ложилась петлями у его сапог. – Есть хоть одна? – нетерпеливо спросил Олуша.

– Две, – лаконично ответил Трондур.

И в самом деле над поверхностью моря заблестели две отменные трески. Буль Грузило опять полетело за борт. Подняв его над дном, Трондур снова дернул снасть и принялся выбирать лесу. – А теперь сколько? – поинтересовался Идэн.

– Три, – сказал Трондур.

Раз за разом он вытаскивал рыбу мы только диву давались, как он это делает. Когда я взял лесу, то не ощутил ни малейшего намека на клев даже после того, как Трондур сказал мне, что рыба сидит на крючке. А попытка Идэна привела лишь к тому, что он сразу натер на руке роскошный пузырь, выбирая снасть.

Вскоре "Брендан" украсился еще одной декорацией – развешанными, словно белье, влажными рыбинами, и мы приступили к дегустации всевозможных рыбных блюд: вареная треска, жареная треска, треска, запеченная в тесте, тушеная треска, треска с рисом или картофелем, треска в соусе с петрушкой. Мы даже нарезали из трески спагетти, и получилось очень вкусно.

На второй день подул хороший зюйд ост, и мы отлично продвинулись – пятьдесят миль. Море вело себя мирно, так что у нас было время подремать, поболтать и отдохнуть. В восемь вечера поднялся туман, но было совсем светло, и мы любовались переливами миллионов бусинок влаги, которые облепили буквально все – от парусов до шерстяных волокон нашей одежды. Особенно красиво они смотрелись на роскошной шевелюре Трондура. Он сидел на корме, рисуя в своем блокноте, и его бок, на который ложились плывущие по ветру хлопья тумана, выглядел эффектно.

У Идэна, разумеется, уже был готов новый прожект. На этот раз он задумал бросать в море бутылки с посланиями. Во первых, у него появился предлог допить нашу очередную бутылку виски, во вторых, ему представилась возможность испытать свои эпистолярные способности.

– Наперед не угадаешь, в чьи руки попадут наши послания, – произнес он с надеждой во взоре. – Но я уверен, что получатель захочет ответить.

Джордж наклонился через планширь и спокойно выловил одну из бутылок Идэна, которая лениво покачивалась у кожаного борта "Бреидана".

– "Борт кожаной лодки "Брендан", к западу от Фареров, – прочитал он вслух извлеченную записку. – Дорогой Читатель, я очень рад, что вы подобрали это послание, брошенное в море с кожаной лодки "Брендан" между Фарерами и Исландией. Пожалуйста, сообщите мне, где и когда вы нашли, эту бутылку".

Дальше следовали подпись и адрес Идэна.

– По моему, стоит попробовать – разве нет? – сказал Идэн приосанившись. – Представь себе: какая-нибудь прелестная девушка в бикини идет по пляжу, видит на песке бутылку, поднимает ее и читает мое послание. Уверен, что она напишет. Вот увидите.

– Насчет бикини сомневаюсь, – отозвался я. – Здесь проходит струя Гольфстрима, и, если учесть преобладающие юго-западные ветры, скорее всего, твои бутылки прибьет где-нибудь у Нордкапа за Северным полярным кругом.

– Десять против одного, что вместо прелестной блондинки тебе напишет одинокий норвежский рыбак, – вступил Артур. – Рост сто восемьдесят, вес девяносто, запах как от плавучего рыбозавода.

"Пуфф " В эту самую минуту послышался могучий выдох, словно выпустили газ из огромного шара, и негромкий всплеск.

– Кит – радостно воскликнул Трондур, и мы вскочили на ноги, глядя назад, откуда донеслись эти звуки.

"Пуфф". Опять – и на этот раз мы увидели виновника: метрах в двадцати от "Брендана" над поверхностью возник, качаясь на волнах, широкий лоснящийся черный остров из влажной кожи, по которой сбегали струйки воды.

– Отличный, большой кит, – восхищался Трондур. Мы смотрели в изумлении на чудовище. Кит и впрямь был большой, около восемнадцати метров в длину, а весом он в восемь десять раз превосходил "Брендан". Рядом с ним наша низко сидящая лодка выглядела малюткой, и нас как-то вдруг осенило, какой ничтожной она должна была казаться этому исполину. Но страха мы не испытали – только восхищение при виде могучего животного, намеренно всплывшего рядом с нами из глубины.

– Захотел поближе взглянуть на нас, – негромко произнес Джордж.

– Лишь бы не подошел чересчур близко, – пробурчал Идэн. – Стоит этому приятелю толкнуть нас, и мы все будем барахтаться в воде.

– Да нет, – возразил я, – просто ему стало любопытно, почему "Брендан" неподвижно лежит на поверхности. Наверно, мы чем то похожи на кита, вот он и заинтересовался.

Размеры лодки подходят, корпус формой близок к китовой туше, и скелет "Брендана" тоже обтянут кожей. Даже интересно, как мы ему представляемся.

Кит снова медленно всплыл возле нас, попыхтел, потом ушел под воду и возник на поверхности уже в четверти мили от лодки, неторопливо плывя на север.

Мне вспомнилось, как я прошлой осенью приходил в отдел китообразных лондонского Музея естественной истории. Я не знал, как меня встретят, поскольку визит этот был следствием письма, посланного мной одному деятелю Совета по исследованиям природной среды. В письме я спрашивал, не можем ли мы во время плавания на "Брендане" выполнить какие-нибудь исследования, интересующие совет. И получил неожиданный ответ: можете, попробуйте подсчитывать китов. Я решил, что меня разыгрывают: автор письма знает легенду о том, как святой Брендан причалил к спине кита, и решил подшутить надо мной. Все же я пришел в отдел китообразных и с удивлением обнаружил, что речь идет о вполне серьезном задании.

– Мы всегда просим отдельных яхтсменов и команды судов вести учет всех китов, какие встречаются им в море, – сказал мне заведующий отделом. – Дело в том, что фактически нам очень мало известно о поведении китов в глобальном масштабе: куда они мигрируют, какие виды встречаются в разное время в разных местах и так далее.

– А мы то что можем сделать для вас? – спросил я.

– Так ведь ваш "Брендан" направляется в воды, откуда мы получаем совсем мало сведений, а там должны быть киты.

– И каких же именно китов можем мы встретить?

– Да чуть ли не все виды. То есть точно сказать мы не можем. Думаю, однако, что вам попадутся финвалы, может быть, увидите синего кита – это я назвал двух самых крупных, – будут гринды, а у Гренландии вам могут даже встретиться гренландские киты. Нас интересуют и более мелкие китообразные, такие, как дельфины.

– Вы допускаете, что мы увидим их достаточно близко, чтобы опознать тот или иной вид?

– На этот вопрос тоже не берусь ответить точно. Но… – Он подумал, затем продолжал: – Малый полосатик слывет любопытным, не исключено, что он захочет подойти поближе и посмотреть на вас. А финвалы иногда трутся о малые суда.

Только этого не хватало "Брендану", сказал я себе, чтобы какой-нибудь чесоточный кит надумал хорошенько поскрестись о кожаную обшивку. Чего доброго, еще и опрокинет нас.

Тем не менее, когда мы вышли в море, никто из команды "Брендана", даже Трондур, который знал толк в китах и китобойном промысле, не был готов к тому, что случилось на самом деле. Изо дня в день нас навещали киты, когда поодиночке, когда группами. В этом было что-то мистическое. Обстоятельства всегда одни и те же: если ветер и море вели себя тихо, можно было не сомневаться, что рядом с лодкой появятся киты. Всплывут из пучины на поверхность, пыхтя и пуская фонтаны, и с полчаса или больше будут ходить поблизости. Чем то "Брендан" притягивал китов. Трондур в жизни не видел ничего подобного. Можно было подумать, что "Брендан" вызывает у этих великанов такой же восторг, какой они у нас. И даже когда они подходили совсем близко, мы смотрели на них скорее с симпатией, чем с опаской. И вот что примечательно: в зоне судоходства при появлении судов киты уходили под воду, вероятно испуганные звуком машины. А стоило судам удалиться, как они вновь начинали плавать и плескаться вокруг "Брендана", который тоже мирно бултыхался в холодной воде.

Первый день китовых визитов был особенно увлекательным из-за новизны впечатлений. Часа через два после того, как мы увидели первого кита – вероятно, это был крупный финвал, – Идэн помогал Трондуру закреплять на мачте водонепроницаемую манжету, чтобы вода не просачивалась в укрытие. Балансируя на планшире, он поглядел вниз и вдруг закричал:

– Ух ты, посмотрите. Дельфины под лодкой. Нет, не дельфины – это киты, целое стадо прямо под нами.

Мы метнулись к борту. В этот момент послышалось явственное пыхтение, и у самых ног Идэна, в каком-нибудь метре, всколыхнув поверхность воды, вынырнул характерный черный плавник и заблестела, словно лаковый ботинок, спина небольшого кита. А в толще под ним причудливо переплетались широкие движущиеся тени – киты один за другим плавно скользили под нашим кожаным корпусом, множество туш менялись местами, перемещаясь вверх и вниз. В каких-нибудь двух метрах ниже днища нас сопровождал живой эскорт морских млекопитающих. Китов был не один десяток, а еще мы различили белые блики на брюхе двух дельфинов, которые явно шли вместе с китами, словно разведчики. Затем вся компания начала всплывать рядом с лодкой. По десяти пятнадцати животных появлялись в одно время на поверхности, наполняя воздух сопением и пыхтением, и вновь уходили под воду, уступая место другим участникам причудливого морского балета.

– Гринды! Гринды! – Всегда такой флегматичный Трондур чуть не прыгал от восторга.

Да, это были гринды, относительно мелкие представители китообразных, хотя самые крупные были длиной с половину "Брендана", а весили, наверное, столько же, сколько вся наша лодка. Они совсем не боялись и двигались очень медленно. Трондур взял кусок своего любимого китового жира и показал нам.

– Гринда, – объяснил он. – Очень вкусно.

– Слава богу, что ты не захватил гарпун, – отозвался Идэн, – не то закормил бы нас гриндой.

– Или нас тащил бы на буксире Моби Дик, – добавил Артур.

По нашим подсчетам, в этом стаде было от ста до ста сорока китов. А позже в тот же день поблизости всплыл другой, очень крупный, кит, и, глядя, как этот исполин (мы не смогли определить вид) идет прямо к "Брендану", гоня перед собой изрядную носовую волну, я всерьез задумался над историей о святом Брендане и ките. На первый взгляд мысль о том, что кто-то мог причалить к спине спящего кита, приняв его за остров, звучала абсурдом, морской небылицей. В "Плавании" говорится, что монахи развели костер, собираясь приготовить пищу, но разбуженный жаром кит вдруг тронулся с места. Монахи закричали от испуга, бросились обратно в свою кожаную лодку, а кит удалился, неся огонь на спине, словно маяк.

Встречи "Брендана" с китами дали нам повод взглянуть иначе на эту историю. Было совершенно очевидно, что заштилевшая в этих северных широтах кожаная лодка чем то привлекала китов. Без преувеличения можно сказать, что в ней было для них что-то притягательное. И ведь это происходило в XX веке, когда популяции китообразных прискорбно сократились, – так какую картину можно было наблюдать в V или VI веках? Вероятно, в ту пору вокруг Фареров, Исландии и Гренландии водилось куда больше китов, которые приходили кормиться у рыбных банок или собирать обильный урожай планктона и рачков в местах соединения течений. Недаром в старинных лоциях викингов встреча с китами между Фарерами и Исландией числилась в ряду таких же надежных ориентиров, как появление определенного острова или мыса. Надо думать, на ирландских монахов, бесшумно плывущих через кормовые угодья незнакомых с лодками и людьми огромных миролюбивых животных, которые благодаря своим габаритам чувствовали себя в полной безопасности, киты производили куда более сильное впечатление, чем на нас. До этого дня я как-то упускал из виду, что кожаные лодки ирландцев – самые первые суда, встреченные китами в этих водах. Ирландских священников можно было бы сравнить с исследователем, который впервые вторгается в девственный лес и встречает непуганых любопытных животных, совсем не знающих человека. Если добавить к этому обилие китообразных тысячу лет назад, их любопытство, засвидетельствованное нами на "Брендане", и тот факт, что финвалы не прочь поскрестись о лодку, нет ничего удивительного в том, что пораженные увиденным монахи привезли домой истории о чудовищах, об огромных морских тварях и столкновениях лодки с животными. И получается, если учесть наш собственный, пусть не столь яркий, опыт, что китовые сюжеты в "Плавании" скорее усиливают, нежели умаляют, реализм средневекового текста.

Правда, не все морские чудовища в "Плавании" ведут себя миролюбиво. Покинув Овечий остров и Птичий рай, карра святого Брендана подверглась нападению огромного животного, которое гнало перед собой носовую волну и исторгало ноздрями пар. Зверь явно приготовился сожрать лодку, но в последний миг с другой стороны появилось другое чудовище и набросилось на него. Завязалась яростная схватка, первый зверь был убит, его туша всплыла и была прибита к берегу, где монахи потом обнаружили ее и поживились мясом.

Седьмого июля я убедился, что и этот эпизод можно объяснить. Выдался еще один типичный "китовый" день. "Брендан" заштилел на плавной лоснящейся зыби под серой облачностью, которая сливалась с оловянным морем у горизонта. Трондур, наделенный почти сверхъестественным чутьем на китов, сидел на кормовой банке, спокойно рисуя в своем блокноте. Внезапно он поднял голову и с необычной для него настороженностью посмотрел на север. Мы а это время были заняты своими делами, однако напряжение Трондура передалось нам, и взгляды всей команды обратились на него. Издалека донесся чуть слышный звук китового выдоха. Трондур уже стоял на ногах и всматривался, затенив ладонью глаза от света.

– Спекхюггер, – коротко молвил он по-фарерски, предоставляя нам догадываться, что это значит.

– Спекхюггер, – повторил Трондур, затем перешел на английский: – Мы на Фарерах не любим этого кита. Он не такой уж большой, но у него большие…

Не найдя нужного слова, Трондур открыл рот пошире и показал на свои зубы. Для полной ясности он быстрыми движениями угольного карандаша начертил в блокноте контуры кита.

Одного взгляда на рисунок было довольно. Трондур изобразил характерный силуэт касатки с пегими боками, которую англичане называют "кит убийца". Не скажу, чтобы это было для меня полной неожиданностью. Замышляя это плавание, я с самого начала вдоволь наслушался шуток и острот по поводу акул и китов убийц. Ловцы акул из Кортмакшерри в графстве Корк, где у меня есть дом, весело отмечали, что кожа "Брендана" придется по вкусу акулам, привлеченным к лодке весьма аппетитным – для них – ароматом шерстяного воска. "Да за вами через весь океан такой след потянется, не хуже кровяного", – острили они. Лично я не страшился встреч с акулами, тем более так далеко на севере, зато касаток со счетов не сбрасывал. За последние несколько лет документально отмечен не один случай, когда яхты тонули из-за пробоин в корпусе, учиненных касатками. Годом раньше большая гоночная яхта подверглась нападению касаток у берегов Бразилии. Никто не может объяснить, чем вызваны такие атаки – ведь корпус из металла или стеклопластика отнюдь не съедобен. Другое дело "Брендан". Касатка – хищник, и кто поручится, что кожаная обшивка "Брендана" не покажется ей подходящей пищей. Волчий аппетит этого кита сочетается с мощными зубами – с каждой стороны верхней и нижней челюсти по десяти четырнадцати зубов толщиной до пяти сантиметров. Призванные хватать и терзать добычу, они вполне могли бы разорвать в клочья обшивку "Брендана". "Как указывает его название, – говорилось в маленьком справочнике о китообразных, полученном мной в Музее естественной истории, – кит убийца выделяется своей свирепостью это единственный представитель китообразных, который охотится на других теплокровных животных". Где то еще я прочитал, что в желудке одной касатки обнаружили остатки тринадцати тюленей. Известно также, что стаи голодных касаток нападают на более крупных китов и разрывают их на части. А ну как теперь они примут "Брендан" за лежащего на поверхности мертвого или раненого кита?

Трондур показал рукой. Точно: вдали над водой промелькнул тонкий черный плавник, и тут же до нас донесся свистящий выдох, затем еще один, и рука Трондура качнулась в другую сторону. Метрах в двухстах правее вынырнул второй плавник. Снова характерный звук, на этот раз сдвоенный. Я уже успел сориентироваться и, глядя еще дальше вправо, увидел два плавника.

– Четыре… нет, пять, – произнес поднявшийся рядом со мной Джордж.

– А вон и шестая – крикнул Артур.

Стая касаток шла курсом на юг классическим охотничьим строем, образуя шеренгу с просветами до двухсот метров, так что на каждую приходилось по фронту около четверти мили. Неудивительно, подумал я, что испанские моряки называют их "лобо дель мар" – волки моря. Охотничья организация касаток не уступает смертоносностью волчьей.