Текст книги "Путешествие на "Брендане""

Автор книги: Тим Северин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Стоя в кабине по щиколотку в воде, я посмотрел кругом, прикидывая, что можно спасти. Практически все снаряжение залило. Мимо меня уныло проплыла какая то книга, спальные мешки смахивали на полузатонувшие трупы. Всюду плескалась вода. Быстро записав в блокноте наше последнее счислимое место, я вырвал листок и сунул в карман. Если лодку совсем затопит, единственный шанс на спасение – передать сигнал бедствия и точную позицию. Затолкав в сумку маленький УКВ передатчик, запасные батарейки и микрофон, я положил их на радиопульт, чтобы были под рукой, после чего тоже влез в водонепроницаемый костюм и поспешил на помощь Джорджу, который лихорадочно трудился на левой помпе в средней части лодки. Пробираясь мимо Трондура, я обратил внимание па разгром вокруг рулевого поста. Трондур стоял по колено в воде, прилежно вычерпывая ее кастрюлей, а вокруг него плавали миски и котелки, банки с провизией, резиновые сапоги, мокрые тряпки. Самая настоящая авария…

Тук, тук, тук Мы с Джорджем как заведенные работали помпами, посылая хилые струйки обратно в океан. Сутулясь в темноте под брезентом, я особенно остро ощущал, как скована в движениях наша лодка. Отяжелевший "Брендан" был почти парализован, и вода зловеще перекатывалась взад вперед по корпусу. Лодка сидела так глубоко, что даже небольшие волны перехлестывали через планширь, добавляя воды в трюм. У моря свой ритм, у нас свой – кто кого? Отчаянно работая насосом, я с тревогой думал, что будет, если сейчас лодку накроет новый вал. Удержимся мы на плаву? И выбрали же стихии забытый богом уголок на полпути между Исландией и Гренландией, чтобы подстроить нам такую каверзу. Что там говорили специалисты по выживанию? В такой ледяной воде можно выдержать от силы пять минут. Тук, тук, тук. Через щелочку в тенте было видно причину бедствия. Атлантический океан разгулялся вовсю. Дующий от Гренландии штормовой ветер поднял бешеную волну. Преобладали неумолимо наступающие с юго-запада громадные валы с окутанными пеной срывающимися гребнями. Насколько хватал глаз, шторм всю поверхность океана расписал барашками. Кое где движение главных сил нарушалось поперечными волнами. От столкновения взлетали вверх высокие каскады, словно от взрывов. Впечатляющая картина…

Тук, тук, тук Сорок пять минут без перерыва работали мы помпами, а Трондур – кастрюлей, прежде чем вода в лодке упала до безопасного уровня и "Брендан" разгрузился. Теперь можно было определить степень повреждений. Конструкция лодки вроде бы не пострадала. Рулевая рама на месте, швы целы. Нетрудно было установить, где прорвалась волна, – на незащищенном фланге, в просвете около рулевого весла. Стоявший на ее пути железный ящик с керогазом принял главный удар на себя. Одна стенка ящика была смята и искорежена, фиксатор сорвало, начисто срезав заклепки.

Удручающее зрелище открылось нам внутри кабины. Большая часть снаряжения, разложенная на полу, купалась в воде, скопившейся на полиэтилене. Мы открыли ход под центральный тент подняв передний полог, и я стал подавать Джорджу влажные подстилки, мокрые спальные мешки, овечьи шкуры и одежду. Все пропиталось ледяной соленой водой. Не пострадало только то, что лежало на полках, включая рации. Да еще содержимое наших личных (слава богу, непромокаемых) сумок. Хоть запасная одежда осталась сухой.

Наконец то Джордж, которого трясло от холода, смог как следует одеться.

– Ну и ну, – пробурчал он, натягивая на себя свитер. – Теперь вся надежда на твою гипотезу, что тепло нашего тела просушит спальные мешки. Не хотел бы я оставаться таким мокрым до конца плавания.

Освободив кабину от имущества, я принялся за пол, вытирая лужицы и прорезая ножом дыры в полиэтилене. Полчаса спустя стало очевидно, что совсем избавиться от сырости невозможно, сколько ни вытирай – остается блестящая пленка влаги. Джордж передал обратно то, что мы вынесли в туннель под тентом, за исключением трех овечьих шкур и одного спальника, которые так промокли, что сколько ни выжимай – все равно вода так и течет с них.

Основательно измотанные, мы залезли в спальные мешки, стараясь не думать о сырости, пропитавшей не только их, но и нашу одежду. Уже без малого тридцать шесть часов мы трудились практически не смыкая глаз.

Бум! Снова могучий вал обрушился на корму, отбросил полог, ворвался в кабину и окатил мне лицо, поскольку я лежал головой к корме. Мы вскочили, спасая от потопа спальники. Поздно. За долю секунды все вернулось в прежнее состояние. Всюду вода. Полный трюм, и наводнение в кабине. "Брендан" принимает удары волн почти в стационарном положении, и мы с Джорджем в носках шлепаем по полу в ледяной воде.

Опять качай воду, целый час качай и моли небо, чтобы волны не добили "Брендан", пользуясь его немощью. Кончил качать – снова освобождай кабину от имущества, выжимай что можно выжать, протирай пол, затем вноси вещи обратно. Я включил рацию – и обмер. Тишина. Тут же я сообразил, что в суматохе оказалась повернутой назад ручка громкости. Исправил эту оплошность и сделал вызов, чтобы сообщить наше место на случай полной катастрофы. Но никто не отозвался. Мы находились за много миль от морских путей, и, если учесть, что передатчик отсырел и антенна редко поднималась над гребнями окружающих волн, сомневаюсь, чтобы кто-нибудь вообще мог разобрать наши сигналы. Маленькой УКВ рации досталось еще больше. Вода просочилась внутрь, и аппарат лишь беспомощно пищал и потрескивал. Я поспешил выключить его, пока он не причинил сам себе какую-нибудь электрическую травму.

– Надо что-то предпринять против этих больших волн, – сказал я. – Откачивание воды и управление лодкой отнимает у нас все силы. Так больше нельзя. Скоро кабина станет совсем нежилой.

Мои товарищи смотрели на меня воспаленными от усталости и соленой воды глазами. Ветер бодал мачту и дергал тент, волны без умолку рычали и рокотали, и на секунду я всерьез задумался: какого черта мы болтаемся в этом студеном, нелюдимом уголке Атлантики – мокрые, продрогшие, предельно усталые и отрезанные от внешнего мира…

– Давайте сделаем из весла бизань мачту, – продолжал я, – поднимем бизань и отдадим плавучий якорь так, чтобы лодка дрейфовала носом к волне. Конечно, риск есть. Когда тент будет поднят, пока мы достаем весло, нас может прихлопнуть волна. И разворачивать лодку тоже небезопасно – подставим волнам борт. Но ведь аранские лодочники отлеживаются в дрейфе в штормовую погоду, развернув карру носом к ветру и отдав лососевые сети в качестве плавучих якорей. Судя по лицу Трондура, он явно был против.

– Что скажешь, Трондур?

Как никак он лучше всех нас знал эти неспокойные северные воды.

– Сейчас мы идем правильно, – ответил Трондур. – Лучше идти кормой к волнам. "Брендан" приспосабливается к ним.

Он показал руками, как "Брендан" зигзагом съезжает по скату волны.

– С плавучим якорем, – продолжал он, – "Брендан" будет скован. Когда на нос обрушится большая волна, думаю, тент не выдержит и мы наберем очень много воды. Вода на корме "Брендана" – не так страшно. Вода на носу, думаю, очень плохо. Надо заслонить воде дорогу на корму и в кабину.

Но как? Требовалось чем то закрыть широкий просвет между кабиной и постом рулевого. Но даже если разрезать для этого парус или скрепя сердце пожертвовать частью носового тента, вряд ли такой заслон устоит против волн. Нужно что-то очень прочное и вместе с тем такое, что мы смогли бы натянуть немедля, в разгар шторма.

Внезапно меня осенило. Кожи! Под полом кабины лежала целая бычья кожа и несколько полос поуже. Они предназначались для заплат, если появится течь или пробоина. Теперь их можно использовать, чтобы закрыть куда более опасную брешь в нашей обороне. В этот миг я живо вспомнил картинку из энциклопедии: римские легионеры штурмуют городскую стену, плотно сомкнув над головами кожаные щиты для защиты от метательных снарядов противника. Этот заслон из щитов назывался "тестудо" – черепаха. Почему я не подумал о нем раньше?

В третий раз я принялся выносить имущество из кабины и, с треском оторвав от пола полиэтилен, вытащил кожи, уложенные на палубном настиле.

– Неси ремни, – попросил я Джорджа, – Мне надо связать кожи.

Он полез вперед за ремнями, а я вытолкал кожи из кабины. Они упирались, затвердев от холода. Тем лучше, подумал я, будут словно броневые плиты.

В двух словах я объяснил Трондуру, что надо делать. Он с ходу все понял, кивнул, одобрительно улыбаясь, и с ножом в руке взобрался на корму "Брендана", где волны захлестывали погибь палубы. Очень коварное место, но только здесь можно было как следует выполнить задуманное. Держась одной рукой, Трондур второй трудился над подаваемыми ему кожами. Всякий раз, когда рев надвигающегося вала предупреждал его об опасности, он цеплялся обеими руками за опору. Бурлящий гребень накрывал корму, и "Брендан" взбрыкивал, дрожа всем корпусом. Тем временем Артур, стоя на руле, старался вести "Брендан" возможно ровнее, а Джордж, балансируя на левом планшире, прижимал кожи внизу, чтобы их не унесло ветром. Задачей Трондура было прорезать по краю большой кожи дыры для ремней, которыми предстояло связать всю "черепаху". Снова и снова сильная рука ваятеля вонзала острие ножа в толстенную кожу, затем сверлила, и пилила, с аккуратностью машины проделывая одно отверстие за другим. Ничего не скажешь – силач Джордж продел в готовые дыры ремни, закрепил нижний угол большой кожи и стал привязывать к ней остальные полосы.

Не прошло и четверти часа, как все было сделано. Кожаный передник защитил большую часть открытой кормы "Брендана", оставив лишь окошко для рулевого, так что его плечи торчали над "черепахой", а бока были защищены.

Бум. Очередной вал обрушился на корму, но на этот раз, отраженный "черепахой", скатился обратно за борт, не причинив никакого вреда. Только в одном месте пробилось заметное количество воды – там, где я заткнул запасными клеенчатыми брюками щель ниже кожаного передника. Сила удара была так велика, что брюки выскочили и пролетели через весь кокпит, оседлав соленую струю.

"Черепаха" помогла нам выиграть бой в ту ночь. Вновь и вновь над "Бренданом" вздымались угрожающие валы, рушились и разбивались вдребезги о нашу кожаную оборону. В трюм проникало совсем мало воды, и ее было нетрудно откачать обратно в море. Правда, рулевому доставалось несладко. Высунувшись в окошко вверху, он смотрел назад, чтобы рулить, применяясь к волнам, и острый край кожаной брони врезался ему в ребра, ветер хлестал лицо, да еще в грудь то и дело ударяли падающие гребни. Долго такое не вытерпишь, и рулевые сменялись каждые четверть часа, но и то лицо и руки успевали онеметь от резкого холода.

Впрочем, наши труды оправдались. Пусть мы теряли завоеванные мили, пусть ветер теснил нас назад по уже пройденному пути, зато мы выдержали поединок с нашим первым серьезным гренландским штормом. Сумели сами придумать, как приспособить "Брендан" к необычным условиям нелюдимого моря. И, что особенно важно, использовали те же материалы, какими располагали святой Брендан и другие ирландские монахи мореплаватели. Мы заслужили право быть довольными собой.

11. Гренландское море

К восьми часам следующего утра шторм поумерился настолько, что мы могли взяться за устранение кавардака, который волны успели учинить в кокпите. Полки висели вкривь и вкось, картонки с продуктами прохудились, с пластиковых коробок слетели крышки, и содержимое их плавало в бурых лужицах в банке с солью образовалась густая жижа. Спички отсырели, зажигалки тоже не работали, и, чтобы разжечь керогаз, снова пришлось доставать из аварийного запаса особые спички, которые и сырые горят. Волны ухитрились даже помять калильную сетку керосинового фонаря. Перчатки, носки, шарфы, шапки – все промокло, и не было другого способа сушить их, кроме как собственным теплом. Листы моего дневника – водостойкая бумага – намокли так, что якобы несмываемые чернила расплылись. Каждую страницу приходилось вытирать тряпкой. И весь день я тщетно пытался связаться с береговыми радиостанциями, только вечером наши сигналы были приняты одним из лайнеров Исландской авиакомпании, совершающих регулярные рейсы на линии Рейкьявик – Чикаго. Летчик тотчас передал данные о нашем местонахождении своему диспетчеру, а уже тот уведомил Исландскую береговую охрану, что мы живы здоровы. Одной заботой меньше: я отнюдь не хотел, чтобы наши друзья понапрасну подняли тревогу и организовали поиски «Брендана». Замечательная любезность, которую они проявили, взявшись следить за нами, обязывала меня не причинять им лишних хлопот.

Ветер притих, однако погода оставалась мерзкой. Дождь, туман, непродолжительный штиль, снова дождь, и опять туман. На короткий срок ветер сделал нам одолжение – полдня дул с северо-востока, и мы развили ход до шести семи узлов, отмеряя мили в нужную сторону. Но затем он сместился к югу, вынуждая нас еще больше отклоняться в сторону ледовой кромки. И все время продолжалась борьба с водой, снова и снова мы брались за тряпки и губки, работали трюмным насосом. Вряд ли средневековые ирландские мореплаватели сталкивались с такими же суровыми условиями. Большинство историков, изучающих этот вопрос, считают, что в V–VI веках климат в Северной Атлантике был теплее, чем теперь. Правда, в детали они не вдаются, потому что о причинах климатических колебаний известно слишком мало, специалисты располагают далеко еще не всеми данными о том, что именно происходило. Видный английский климатолог профессор Г. Лэмб, который выискивал в древних летописях сведения об урожаях, наводнениях и другую информацию, отражающую состояние климата, писал мне: "Коротко говоря, есть основания полагать, что между 300 и 500 годами, возможно даже до 550-х годов, затем между 900 и 1200 годами, а также в короткий период, приходящийся примерно на V век, в полосе пятидесятых параллелей, иногда и севернее, временами наблюдалась аномально высокая повторяемость антициклонов, что влекло за собой меньшее количество штормов и лучшие возможности для безопасного плавания в Исландию и Гренландию по сравнению с другими периодами. Однако совершенно ясно, что климатические вариации не исключали полностью возможность катастрофических штормов".

Выводы профессора Лэмба частично подтверждаются недавним анализом проб гренландского льда, добытых бурильными установками датских и американских ученых. По горизонтальным слоям в этих образцах можно за тысячу с лишним лет проследить, сколько в год выпадало снега. Специальная методика позволяет определить преобладающие температуры по годам, измеряя процент изотопов тяжелого кислорода в каждом слое. Так были установлены периоды потепления в истории Гренландии, и один из них приходится на 650–850 годы.

Многие исследователи еще раньше отмечали, что условия для трансатлантических плаваний были намного благоприятнее в ту пору, когда норманны достигли Исландии, а затем колонизовали и Гренландию. Можно, однако, назвать по меньшей мере два интервала, о которых подчас забывают ученые: в V веке – как раз перед тем, как Диквил писал об ирландских плаваниях в Исландию, а до этого в IV веке, ближе к тому времени, когда жил святой Брендан. У того же Диквила находим выразительную деталь, дополняющую общую климатическую картину, рисуемую исследователями. Он пишет, что около 800 года ирландские монахи совершали регулярные плавания в Исландию в феврале. Современные мореходы считают это время года отнюдь не самым подходящим, и, если во времена Диквила погода в феврале благоприятствовала плаваниям под парусами в этих широтах, перед нами еще одно свидетельство того, что в раннем средневековье климат отличался от климата середины XX столетия.

Разумеется, температура воздуха над Северной Атлантикой – лишь один из факторов, играющих существенную роль для вопроса о средневековом климате и ирландских плаваниях. Мы ничего не знаем о таких важных вещах, как направление господствующих ветров, частота и сезонное распределение штормов во второй половине прошлого тысячелетия. Похоже, однако, что большую часть этого времени у берегов Гренландии было меньше морского льда. Для норманнов, ходивших в раннем средневековье из Исландии в гренландские поселения, льды не были серьезной помехой. Естественно предположить, что и в эпоху раннехристианских ирландских плаваний, при более высоких температурах воздуха, морские льды не были такой проблемой, как в наши дни. Кстати, Палл Бергторссон, метеоролог Исландской метеослужбы, изучая многолетние сводки, показал, что колебания зимних температур прямо связаны с количеством морских льдов в районе Исландии. Теперь Палл и его товарищи следили за синоптическими картами Гренландии и при каждой возможности сообщали нам по радио прогноз погоды.

Может быть, именно более мягким климатом Северной Атлантики в раннем средневековье объясняется, почему в "Плавании" так мало говорится о ненастной погоде. Вообще же святой Брендан в своем отважном плавании сталкивался со штилями не реже, чем со штормовыми ветрами. Правда, это можно отнести за счет того, что Брендан благоразумно предпочитал выходить в море летом. Но и то однажды непогода застигла его врасплох. Спасшись от злой морской твари, с которой расправился другой зверь, мореходы причалили к острову, где обнаружили прибитую к берегу тушу убитого чудовища. Святой Брендан велел своим людям расчленить эту тушу, и добытое таким путем мясо обеспечило их провиантом еще на три месяца, однако весь этот срок путешественникам пришлось провести на острове, потому что ненастная погода – ливни и буря с градом – не позволяла выходить в море. В этом ненастье, не соответствующем времени года, некоторые исследователи видят указание на то, что монахи высадились в Южной Гренландии, где, как известно, и летом бывают штормы. Дескать, ирландские монахи мореплаватели привыкли к более благоприятным условиям, и для них оказалось неожиданностью ненастное гренландское лето. А в норманских источниках есть и более интригующий намек на возможное посещение Гренландии ирландскими мореходами. Когда норманны впервые пришли на этот остров, они обнаружили "на востоке и на западе страны жилища, а также части кожаных лодок и каменную утварь". Видный американский географ Карл Зауэр считает, что кожаные лодки и каменные жилища были оставлены скорее ирландцами, чем эскимосами, так как в то время, по всем научным данным, эскимосы не жили в Южной Гренландии. Норманские поселенцы совсем не встречали здесь эскимосов да и археологами не найдено на юге острова никаких эскимосских реликтов рассматриваемого периода. По данным археологии, ко времени прибытия норманнов в Гренландии обитали только эскимосы дорсетской культуры, древние следы которой приурочены к северной части края. Примечательно, что кроме юрт люди этой культуры знали лишь один вид жилищ – весьма характерные землянки, иногда крытые кожами. Вряд ли такие землянки стали бы называть "каменными жилищами".

И Карл Зауэр задает вопрос: кому же принадлежали кожаные лодки и каменные строения, встреченные норманнами в Южной Гренландии? Несомненно, ирландцам, ведь каменные кельи – типичные для ирландских монахов сооружения, известные нам по западному побережью Ирландии и по Гебридам.

Так, может быть, норманны напали на следы ирландских монахов, бежавших сюда из Исландии? Или некогда здесь обитали ирландские отшельники, которые приплыли в Гренландию прямо с Фареров либо Гебридов? О размерах и форме "каменных жилищ" в сагах ничего не говорится, однако опыт строительства "Брендана" наводил на мысль, что найденные норманнами кожаные лодки вряд ли были эскимосскими каяками, потому что без повторной смазки и тщательного ухода кожи на каяках портятся. В отличие от обшивки "Брендана", эти кожи не дубили по настоящему, так что долго пролежать на берегу они не могли. А выдержанная в дубовом экстракте кожа ирландских карр отличалась великой прочностью и долговечностью. Вот и получается, что найденные в донорманской Гренландии кожаные лодки, возможно, были океанскими каррами ирландцев.

Пробиваясь теперь на "Брендане" к гренландским берегам, я с тревогой думал о том, как не везет нам с погодой. Мало того, что штормы без толку гоняли лодку по кругу в Гренландском море – нас оттеснило на север намного дальше, чем я желал и предполагал. Чтобы спокойно обойти мыс Фарвель и выступающую на восемьдесят миль от Южной Гренландии полосу пака, "Брендану" надо было плыть на юго-запад, а тут эти нескончаемые встречные ветры. И я решился на авантюру. Местные ветры часто дуют вдоль кромки льдов, пойдем-ка мы туда – глядишь, и поймаем такой ветер, который позарез нужен нам. Разумеется, это опасно. Подует крепкий ост – загонит "Брендан" прямо в пак, и, случись беда, вряд ли кто сможет подоспеть к нам на помощь. Правда, Петур Сигурдссон уговаривал меня не бояться льдов.

– Мы называем их приветливыми, – рассказывал он с улыбкой в глазах. – Наши патрули часто отстаиваются во льдах от шторма. Там море всегда спокойное.

Но ведь он говорил о сторожевых судах со стальным корпусом, и я отнюдь не был уверен, что кожаная обшивка "Брендана" благополучно перенесет столкновение со льдами…

Объяснять команде, на какой риск мы идем, не было нужды. Мои товарищи следили, как карандашная линия на карте, отмечающая наше продвижение, приближается к гренландским берегам. И хотя они держали свои мысли про себя, было ясно, что всем понятна важность малейших перемен ветра.

Ненастная погода докучала нам всю следующую неделю, и не без последствий. Трудно назвать место, где повседневные колебания погоды отражались бы на людях так быстро и сильно, как на борту открытого судна в северных широтах. Когда шел дождь (а он шел несколько раз в день), свободные от вахты ютились в кабине или под тентом, терпеливо налаживая отпор струйкам воды. А когда температура воздуха приближалась к нулю и дул пронизывающий ветер, мы предпочитали укрываться от него в спальных мешках, пусть даже сырых. Кстати, выяснилось, что полезно время от времени переворачиваться, чтобы нижняя сторона спальника, из которой под весом тела сочилась влага, оказалась наверху и могла слегка подсохнуть. Оставшуюся сухую одежду мы берегли, хоть это и стоило нам больших усилий воли. Буйные волны научили нас держать кое что про запас на случай серьезной аварии, и мы продолжали ходить в мокром, хотя сущим наказанием было надевать сырые носки и брюки, затем натягивать хлюпающие сапоги и топать в них ночью, в холод и дождь, на рулевую вахту.

Даже при таких условиях мы сохраняли бодрость, лишь бы "Брендан" шел в нужную сторону. Прилежно маневрировали парусами выбирали шверцы, окуная руки по локоть в ледяную воду старательно держали руль под правильным углом. Уныние брало верх в тех случаях, когда "Брендан" топтался на месте или отступал назад под напором встречных ветров. Тут уж оставалось только проявлять стоическое терпение, ждать и ловить минуту, когда ветер переменится в нашу пользу.

Каждый по своему воспринимал происходящее. Пожалуй, больше других досадовал наш штатный штурман Джордж. При встречном ветре или полном отсутствии всякого ветра он мало что мог сделать, чтобы приблизить нас к Северной Америке. Но Джордж не прекращал заботиться о рабочем состоянии "Брендана". Снова и снова проверял износ тросов, подтягивал найтовы, разбирал и снова собирал рулевую раму, когда она разбалтывалась, передвигал тросовые транцы. Так же тщательно следил он за порядком в кабине. Верный армейской выучке, всегда аккуратно свертывал спальник, складывал и убирал прочее имущество, чтобы не мешалось, на вахту заступал с точностью до минуты.

Артур был прямой противоположностью Джорджу – беспечный, вечно взъерошенный неряха. Спальник, когда он не лежал в нем, служил Артуру расплющенной подушкой. Его свитера и шарфы валялись где попало, возникая в самых неожиданных местах, и, в конце концов, мы решительно изгнали мокрые ватные брюки Артура из кабины, где они норовили занять всю жилую площадь. Его забывчивость, когда касалось головного убора, стала предметом постоянных шуток. Всякий раз, выбравшись из укрытия, чтобы заступить на вахту, он через минуту жалобно просил:

– Слышь, ты не подашь мне мою шапку? Не знаю, где она лежит, но должна быть где то тут.

И всегда то ему не везло. Если во время трапезы через планширь вдруг переваливала какая-нибудь хитрая волна, ее жертвой непременно оказывался Артур, получая порцию холодной соленой воды либо за шиворот, либо в миску с едой. Начинается сильный ливень – именно в это время Артуру заступать на вахту.

– Артур – весело извещал Джордж. – Прямо по курсу грозовая туча. Не пора ли тебе браться за румпель?

Неизменно добродушный, Артур спокойно переносил все напасти. Зато его зеленое дождевое платье, словно обретя собственную индивидуальность, явно страдало от преследовавших его невзгод. Если наше платье аккуратно висело наготове на рулевой раме, то зеленая куртка и брюки Артура валялись смятые, вывернутые наизнанку в каком-нибудь уголке кокпита.

– Хоть и не надевай, – говорил Артур, выливая воду из капюшона и втискиваясь в мокрую одежду. Заодно выяснялось, что и сапоги полны воды. Отличить обувь Артура не составляло труда: при таких ножищах ему подошли только специально изготовленные резиновые рабочие сапоги с рифленой подошвой, напоминающей тракторные шины.

Трондур, за плечами которого был изрядный морской опыт, обладал особой, редкостной выдержкой.

Спросишь его:

– Когда, по-твоему, переменится ветер?

Посмотрит на небо, на море, подумает, потом не спеша ответит:

– Кто его знает. Будет северный ветер.

Нас изводит отвратительнейшая погода – ливень, скверная видимость, волны выматывают душу, бросая "Брендан" из стороны в сторону, а Трондур говорит: "Ничего, зимой бывает похуже" – и продолжает заниматься своим делом. Глядя на его спокойствие, и мы подтягивались. Трондур всегда находил себе занятие. То ловит глупышей, то делает наброски из жизни на борту или доводит до полной готовности прежние эскизы, макая в тушь расщепленный кончик спички. Его спальное место под носовым тентом напрашивалось на сравнение с мастерской художника. Из рыболовной сети он сделал гамачок, где возле непременной коробочки с рыболовными крючками лежали бутылочки с тушью и перья. Тут же висели, подсыхая, рисунки и наброски еще можно было увидеть нанизанные на иголку с ниткой кусочки бычьей кожи, которым предстояло превратиться либо в коробочку для пузырьков с тушью, либо в подвеску с гравированным изображением кельтского креста.

Праздные разговоры на борту были редкостью. Зная, что впереди уйма досужего времени, мы обращались с мыслями и речениями так же экономно, как с сухой одеждой. Правда, Джордж отметил одно побочное следствие: мы вообще стали скупы на слова. Он взял с собой на борт магнитофон, чтобы потом монтировать из наших разговоров звуковое сопровождение для фильма о плавании, и теперь испытывал одно расстройство, слушая записанное за день. Вот кто-то из нас задает вопрос… Следует долгая пауза, прежде чем кто-то другой отвечает. Да и то, что удавалось записать, не очень то позволяло судить о нашем внутреннем мире. Члены экипажа в основном предпочитали не навязывать другим свое мнение, придерживаясь старого обычая: пекись о деле и не лезь в чужую душу.

Хотя наша экспедиция была коллективным предприятием, на долю каждого выпадало вдоволь сугубо личных впечатлений, и реагировал каждый по-своему. Особенно ярко это проявлялось в часы вахты. Скажем, стоишь на руле и видишь – только ты один – далекий фонтан кита, внезапный прыжок дельфина, причудливый рисунок облаков. Некоторые события так быстротечны, что физически не успеваешь привлечь к ним внимание товарищей, другие же протекают так медленно, что воспринимаются лишь тем, кто обязан два часа отдежурить на руле.

К разряду наиболее глубоких личных впечатлений, пожалуй, можно отнести вахту во время шторма, когда рулевой остро сознавал, что жизнь остальных троих зависит от его сноровки. Каждая большая волна воплощала опасность, которую один только вахтенный мог измерить и встретить. Другие члены команды могли и не заметить, что лодка благополучно перевалила через волну, а для рулевого каждый такой случай был маленькой победой впрочем, она тут же забывалась при виде следующего грозного вала. Но были и такие эпизоды, которые прочно врезались в память. Один из них произошел 23 мая, когда "Брендан" опять уходил на север от ветра. Смеркалось, и хотя скорость ветра не превышала сорока пяти километров в час, он дул навстречу Восточно-Гренландскому течению, гоня короткие крутые волны, и наиболее прыткие из них чувствительно встряхивали лодку. Все мы здорово устали. За день вой ветра и грохот валов крепко притупили наши восприятия. Одна вахта сменяла другую, мы влезали в водонепроницаемые костюмы, пристегивались к рулевой раме страховочным концом и брались за румпель…

Джордж в это время впереди под тентом работал трюмным насосом, Артур и Трондур, каждый в своем укрытии, лежали в спальных мешках, я в одиночестве стоял на руле, ведя карру по очередному каверзному участку. За кормой вырастали одна за другой все новые водяные горы, и каждый раз надо было маневрировать рулем, чтобы "Брендан" должным образом встретил противника.

Случайно я оглянулся через плечо – не назад, откуда наступали волны, а налево, в подветренную сторону. И увидел какую то одиночную бродячую волну, почему то не увенчанную бурлящим пенистым гребнем. Не такая уж высокая, каких-нибудь три метра с небольшим, она двигалась решительно наперерез другим волнам и бесшумно подступила вплотную к "Брендану" сбоку, когда он уже взошел на гребень очередного вала.

– Держитесь – завопил я во весь голос и сам ухватился за рулевую раму.

"Брендан" начал крениться на скате новой волны, крен все увеличивался, и вот уже я, по-прежнему цепляясь за раму, смотрю в ложбину почти под прямым углом. "Господи, сейчас перевернемся – мелькнуло у меня в голове. – Не может лодка удержаться под таким углом, непременно опрокинется. Что будет с ребятами в кабинах и под тентом? Сумеют они выбраться?" Долгие томительные секунды – затем "Брендан", вместо того чтобы опрокинуться, стал съезжать вниз по скату.

А в следующий миг нас накрыло. Волна не ворвалась на борт рокочущими белыми каскадами, не обрушилась, фыркая пеной, на лодку, даже не встряхнула ее – просто могучий поток поглотил "Брендан" и покатил через него полноводной рекой. Морская вода, скользнув по "черепахе", толкнула меня в грудь. Вся лодка ушла под воду. Крыша кабины в полутора метрах от меня – под водой, вместе с привязанным к ней спасательным плотиком высотой около полуметра, одни только мачты торчали над морем. Волна словно вобрала в себя "Брендан". Глядя на длинный силуэт судна и две коротенькие мачты, я, словно забыв о сути происходящего, подумал, что она удивительно смахивает на подводную лодку с торчащими перископами. И, подобно всплывающей подлодке, "Брендан" выбрался из объятий моря. Замкнутый под тентом и в кабинах воздух попросту вытолкнул лодку наверх. Вода спокойно скатилась через борт, и "Брендан" продолжал плыть как ни в чем не бывало. Поразительно. Я то ждал, что уж во всяком случае кабина будет смята и все тенты порваны. А вскарабкавшись на банку, чтобы оценить степень ущерба, увидел, что все цело.