Текст книги "Тысяча незабываемых поцелуев (ЛП)"

Автор книги: Тилли Коул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

– Мы позаботимся о ней, сынок. Обещаю.

Прижавшись в последнем поцелуе к ее руке, я заставил себя встать и покинуть палату. Когда дверь за мной закрылась, я поднял голову и увидел комнату ожидания напротив. Но я не мог войти туда. Мне был нужен свежий воздух. Мне был нужен...

Я помчался к небольшому саду в конце коридора и ломанулся через двери. Теплый ветерок обдувал мое лицо и, видя, что находился тут один, я расположился на скамейке в центре сада. Опустившись на сиденье, я позволил печали поглотить меня.

Моя голова покоилась на руках, слезы стекали по лицу. Я услышал звук открывшейся двери, когда поднял взгляд, мой папа стоял в дверях.

Я ожидал обычной агрессии при виде его лица, но, должно быть, она была погребена под тонной горя. Папа ничего не сказал, вместо этого подошел и сел рядом со мной. Он не сделал ни движения, чтобы успокоить меня, потому что понимал, его прикосновения не будут приветствоваться. Вместо этого просто сидел, пока я разваливался на части.

Часть меня была рада этому. Я бы никогда не рассказал ему. Но настолько, насколько не хотел признавать это, я не хотел быть одиноким.

Я не был уверен, сколько прошло времени, но, в конце концов, я выпрямился и убрал волосы с лица, вытерев рукой лицо.

– Рун, она...

– С ней все будет хорошо, – сказал я, прервав что бы он там ни собирался сказать. Рука папы лежала на колене, пока он сжимал и разжимал ее, как будто сомневался, стоит ли протянуть руку и коснуться меня.

Мои челюсти напряглись. Я не хотел этого.

Время с Поппи поджимало, и это было его вина, что у нас осталось только... Мысль прервалась. Я не знал, сколько времени у меня осталось с моей девочкой.

Прежде чем мой папа мог что-то сделать, дверь снова открылась, и на этот раз вошел мистер Личфилд. Папа встал на ноги и покачал головой.

– Мне жаль, Джеймс, – сказал он.

Мистер Личфилд похлопал его по плечу, затем спросил:

– Не возражаешь, если я поговорю с Руном минутку?

Я напрягся, каждая мышца в моем теле укрепилась перед его гневом. Мой папа посмотрел на меня, но кивнул.

– Я оставлю вас наедине.

Папа покинул сад, и мистер Личфилд медленно подошел к месту, где сидел я, затем он опустился на скамейку возле меня. Я задержал дыхание, ожидая, когда он заговорит. Не дождавшись, я сказал:

– Я не оставлю ее. Даже не просите меня уходить, потому что я никуда не уйду.

Я знал, что звучал зло и агрессивно, но мое сердце со всей силы ударялось о ребра при мысли, что он скажет мне уйти. Мне было некуда пойти, кроме как находиться рядом с Поппи.

Мистер Личфилд напрягся, затем спросил:

– Почему?

Удивленный его вопросом, я повернулся к нему и прочитал эмоции на его лице. Он смотрел на меня без обиняков, и очевидно очень хотел узнать ответ. Не разрывая зрительного контакта, я ответил:

– Потому что я люблю ее. Я люблю ее больше всего в этом мире. – Я говорил сквозь ком в горле. Сделав глубокий вдох, я смог проговорить: – Я дал ей обещание, что никогда не покину ее. Я бы в любом случае не смог уйти. Мое сердце, моя душа, все остальное – связаны с Поппи. – Я сжал руки в кулаки по бокам. – Я не могу покинуть ее сейчас, когда она нуждается во мне больше всего. И не уйду, пока она не заставит.

Мистер Личфилд вздохнул и провел рукой по лицу, прислонившись к спинке скамейки.

– Когда ты вернулся в Блоссом Гроув, Рун, я бросил один взгляд на тебя и не мог поверить, как ты изменился. Я чувствовал разочарование, – признался он. От его слов в моей груди стало тесно. Он покачал головой. – Я видел курение, твое поведение и предположил, что в тебе больше нет сходства с мальчиком, которым ты был. Тем, кто любил мою дочь так же, как она любила его. Тот мальчик, могу поклясться своей жизнью, прошел бы через огонь ради моей малышки.

– Но я не ожидал, что ты будешь любить ее так, как она этого заслуживает таким, каким являешься сейчас. – Голос мистера Личфилда стал хриплым от боли. Прочистив горло, он сказал: – Я был против тебя. Когда увидел вашу возродившуюся связь, я пытался предупредить ее. Но вы двое всегда были как магниты, вас притягивала друг к другу неизведанная сила. – Он фыркнул. – Бабушка Поппи говорила, что вы оба были связаны вместе по великой причине. По той, о которой мы не узнаем, пока она не покажет себя. Она всегда говорила, что великим влюбленным всегда суждено быть вместе по великой причине. – Он остановился и повернулся ко мне. – И теперь я понимаю.

Я смотрел ему прямо в глаза. Твердая рука мистера Личфилда приземлилась на мое плечо.

– Вам предназначено быть вместе, чтобы ты мог быть ее путеводным светом, пока она проходит через это. Ты создан идеально для нее, чтобы сделать это время особенным для моей девочки. Убедиться, что ее оставшиеся дни наполнены тем, что мы с ее мамой не можем ей дать.

Боль пронзила все мое тело, и я закрыл глаза. Когда снова открыл их, мистер Личфилд опустил руку, но все еще смотрел на меня.

– Рун, я был против тебя. Но я видел, как сильно она любит тебя. Я просто не был уверен, что ты любишь ее в ответ.

– Люблю, – сказал я хрипло. – И никогда не перестану.

Он кивнул.

– Я не понимал до вашей поездки в Нью-Йорк. Я не хотел, чтобы она летела. – Он сказал на вдохе: – Но по ее возвращению, я видел, что ее накрыл покой. Затем она рассказал мне, что ты сделал для нее. «Карнеги-холл»? – Он покачал головой. – Ты осуществил самую большую мечту моей девочки, потому что просто хотел, чтобы она добилась этого. Хотел сделать ее счастливой... потому что любишь ее.

– Она дает мне больше, – ответил я, повесив голову. – Только лишь находясь рядом с ней, я получаю это в десять раз больше.

– Рун, если Поппи очнется...

– Когда, – перебил я. – Когда она очнется.

Я поднял голову и увидел, что мистер Личфилд смотрит на меня.

– Когда, – сказал он с обнадеживающим вздохом. – Я не буду стоять у тебя на пути. – Он наклонился вперед и уткнулся лицом в ладони. – Она так и не пришла в себя после твоего отъезда, Рун. Я знаю, что ты боролся, когда ее не было в твоей жизни. И нужно быть дураком, чтобы не заметить, что ты обвиняешь своего папу в этом. В том, что ты уехал. Но иногда жизнь идет не так, как мы ожидаем. Прежде я никогда не думал, что моя дочь умрет раньше меня. Но Поппи научила меня, что я не могу злиться. Потому что, сынок, – сказал он и посмотрел мне в лицо, – если Поппи не злится, что у нее такая короткая жизнь, как смеет кто-то из нас злиться из-за этого?

Я молча уставился в одну точку. Мое сердце забилось быстрее от его слов. Мою голову заполонили изображения, как Поппи кружится в вишневой роще с широкой улыбкой на лице, вдыхая душистый воздух. У нее была та же улыбка, что и когда она танцевала на мелководье на пляже, ее руки подняты в воздухе, пока солнце целовало ее лицо.

Поппи была счастлива. Даже с диагнозом, даже испытав всю боль и разочарование от лечения, она была счастлива.

– Я рад, что ты вернулся, сынок. По словам Поппи, ты делаешь ее последние дни: такими особенными, какими они только могли быть.

Мистер Личфилд встал на ноги. И как я видел, делает только его дочь Поппи, он запрокинул голову к солнцу и закрыл глаза.

Когда он опустил голову, то направился к двери и, развернувшись, сказал:

– Тебе рады здесь, и ты можешь находиться возле нее сколько хочешь, Рун. Думаю, если ты будешь рядом, Поппи очнется. Она очнется, только чтобы провести еще несколько дней с тобой. Я видел этот взгляд в ее глазах, когда она лежала на кровати: она еще никуда не собирается. Ты, как и я, прекрасно знаешь, если она намерена довести что-то до конца, она, черт возьми, сделает это.

Мои губы приподнялись в небольшой улыбке. Мистер Личфилд оставил меня одного в саду. Потянувшись в карман, я вытащил сигарету, и когда зажег ее, то остановился. Улыбка Поппи просочилась в мою голову то, как она морщила носик каждый раз, когда я курил, и я вытащил сигарету изо рта и бросил ее на землю.

– Достаточно, – сказа я громко. – Больше не надо.

Сделав глубокий вдох свежего воздуха, я встал на ноги и направился внутрь. Когда я вошел в комнату ожидания, семья Поппи сидела на одной стороне, а на другой мои мама, папа и Алтон. Как только мой младший брат увидел меня, он поднял голову и помахал.

Делая то, что хотела бы Поппи, я сел рядом с ним.

– Привет, братишка, – сказал я и почти потерял самообладание, когда он залез ко мне на колени и обнял меня за шею.

Я ощущал, как спина Алтона дрожала. Когда он приподнял голову, его щека была влажной.

– Поппимин больна?

Прочистив горло, я кивнул. Его нижняя губа дрожала.

– Но ты любишь ее, – прошептал он, из-за чего мое сердце надломилось. Я снова кивнул, и он положил голову мне на грудь. – Я не хочу, чтобы Поппимин куда-то уходила. Благодаря ей ты разговариваешь со мной. Из-за нее ты стал моим лучшим другом, – он шмыгнул носом. – Я не хочу, чтобы ты снова стал злым.

Каждое его слова было как удар кинжалом в мое сердце. Но эти раны заполнял свет, когда я думал о том, как Поппи привела меня к Алтону. Я думал о том, как она разочаруется, если я буду его игнорировать.

Прижав Алтона ближе, я прошептал:

– Я больше никогда не буду игнорировать тебя, братишка. Обещаю.

Алтон поднял свою голову и вытер глаза. Когда он убрал свои волосы с лица, я не смог сдержать ухмылку. Алтон улыбнулся в ответ и обнял меня крепче. Он не отпускал меня, пока доктор не вошел в комнату. Он сказал, что мы можем пойти и увидеть ее по двое.

Мистер и миссис Личфилд пошли первыми, затем настал мой черед. Я прошел через дверь и замер на полпути.

Поппи лежала на кровати по центру комнаты, а вокруг нее были аппараты. Мое сердце надломилось. Она выглядела такой сломленной, такой тихой.

Никакого смеха или улыбки на ее лице.

Я пошел вперед и сел на стул рядом с ее кроватью. Взяв ее за руку, я поднес ее к своим губам и прижался в поцелуе.

Я не мог сидеть в тишине. Поэтому начал рассказывать Поппи, как впервые поцеловал ее. Я рассказал ей о каждом поцелуе, с тех пор, как нам исполнилось восемь, который помнил, – как они ощущались, что я чувствовал, – зная, что если она слышала меня, она любила каждое сказанное мной слово.

Возрождая каждый поцелуй, который она так бережно хранила.

Вес девятьсот два, которые мы собрали.

И девяносто восемь, которые еще придется собрать.

Когда она очнется.

Потому что она должна.

Нам нужно исполнить обещание.

Рун

Неделю спустя

– Привет, Рун.

Я оторвал взгляд от листка, с которого читал, и увидел Джори у двери в палату Поппи. Джадсон, Дикон и Руби стояли за ней в коридоре. Я дернул подбородком в их направлении и все они вошли.

Поппи все еще была в кровати, все еще в коме. Через несколько дней доктора сказали, что худшая часть инфекции позади, и разрешено приходить другим посетителям.

Моя Поппи преодолела это. Как и обещала, она боролась с инфекцией, которая пыталась разрушить ее. Я знал, что так и будет. Она держала меня за руку, давая обещание. Смотрела мне в глаза.

Все было обязано закончиться хорошо.

Доктора планировали медленно выводить ее из комы в течение следующих дней. С сегодняшнего вечера они собирались понемногу уменьшать дозу анестезии. И я не мог дождаться. Эта неделя без нее ощущалась вечностью. Все было неправильным и не на своем месте. Многое изменилось в моем мире с ее уходом, и как будто на контрасте снаружи ничего не поменялось.

Единственным настоящим изменением было то, что вся школа знала, что у Поппи осталось не так уж много времени. Из того, что я слышал, все были в предсказуемом шоке и опечалены. Мы ходили в школу с большинством из этих подростков, зная их еще с детского сада. Хотя они и не знали Поппи, как наша маленькая компания друзей, тем не менее, это пошатнуло покой в городе. Люди из церкви собирались помолиться за нее. Показать свою любовь. И я знал, если бы Поппи была в курсе этого, это согрело бы ее сердце.

Доктора не были уверены, насколько сильной она будет, когда проснется. Они неохотно оценивали, сколько ей осталось, но доктор признался нам, что инфекция сильно ослабила ее состояние. Он предупредил, что мы должны быть готовы: когда она, наконец, проснется, останутся недели.

Как бы это ни разрывало мое сердце, и как бы оно не было готово вырваться из груди, я пытался радоваться маленьким победам. У меня оставались недели, чтобы воплотить желания Поппи в реальность. У меня будет время, чтобы по-настоящему попрощаться, услышать ее смех, увидеть улыбку и поцеловать ее мягкие губы.

Джори и Руби первые вошли в палату, встав у противоположной стороны кровати от меня, пока я держал Поппи за руку.

Дикон и Джадсон остановились возле меня, в жесте поддержки положив руки мне на плечи. В минуту, когда новость о Поппи распространилась, мои друзья приехали из школы, чтобы увидеть меня. Как только увидел их, мчавшихся по коридору, я осознал, что все знали. Осознал, что они знали. Они были рядом со мной с того момента.

Они были расстроены, что мы с Поппи не сказали никому, кроме Джори. Но, в конце концов, поняли, почему Поппи не хотела этой суеты. Думаю, они полюбили ее еще больше за это. Они увидели ее настоящую силу.

Я не ходил в школу всю прошлую неделю, и мои друзья приносили мне задания от учителей. Они приглядывали за мной, как я за Поппи. Дикон и Джадсон заявили, что они решительно настроены, что я не буду исключен за неуспеваемость, когда мы добрались до нашего выпускного года. Я думал об этом меньше всего, но ценил их обеспокоенность.

В действительности эта неделя показала мне, как много они значат для меня. Хоть Поппи и была всей моей жизнью, я осознал, что меня любили и другие. У меня были друзья, которые пройдут через огонь ради меня. Моя мама приходила каждый день. Как и папа. Казалось, что ему все равно, что по большей части я игнорировал его. Ему было все равно, что мы сидели в тишине. Думаю, ему было важно только то, что он был здесь, рядом со мной.

Я еще не был уверен, что с этим делать.

Джори подняла голову, поймав мой взгляд.

– Как обстоят дела сегодня?

Я встал со своего стула и подошел к краю кровати Поппи. Переплел ее пальцы со своими и крепко сжал. Наклонившись вперед, я убрал волосы с ее лица и поцеловал ее в лоб.

– Она становится сильнее с каждым днем, – сказал я тихо, и затем только для Поппи прошептал: – Наши друзья здесь, малышка. Они снова пришли проведать тебя.

Мое сердце пропустило удар, когда мне показалось, что я видел, как затрепетали ее ресницы, но чем дольше я смотрел, тем больше осознавал, что это, должно быть, мое воображение. Я отчаянно хотел увидеть ее снова на столько часов, что трудно сосчитать. Затем я расслабился, осознав, что в следующие несколько дней все это не будет плодом моего воображения. Станет реальностью.

Мои друзья сели на диван возле большого окна.

– Доктора решили сегодня начать потихоньку выводить ее из комы, – сказал я. – Может занять несколько недель для нее, чтобы полностью прийти в сознание, но они верят, что лучше всего делать все медленно. Ее иммунная система укрепилась, как они и рассчитывали. Инфекция миновала. Она готова вернуться к нам. – Я выдохнул и быстро добавил: – Наконец-то. Я наконец-то снова увижу ее глаза.

– Это хорошо, Рун, – ответила Джори и слабо улыбнулась. Наступила выжидательная тишина, мои друзья переглянулись друг с другом.

– Что? – спросил я, пытаясь прочитать выражения их лиц.

Руби ответила:

– Какой она будет, когда очнется?

Мой желудок сжался.

– Слабой, – прошептал я, повернувшись к Поппи, погладил ее по щеке. – Но она снова будет здесь. Я готов носить ее везде на руках. Я просто хочу увидеть ее улыбку. Она будет со мной, там, где и должна быть… по крайней мере, на некоторое время.

Я услышал шмыганье носом и увидел, что Руби плачет. Джори прижала ее ближе к себе.

Я сочувственно вздохнул, затем сказал:

– Я знаю, ты любишь ее, Руби. Но когда она проснется, когда поймет, что все знают, веди себя как обычно. Ей ненавистна мысль расстраивать тех, кого она любит. Для нее это самое худшее. – Я сжал пальцы Поппи. – Когда она очнется, мы должны сделать ее счастливой, как она делала всех. Мы не должны показывать свою печаль.

Руби кивнула, затем спросила:

– Она больше не вернется в школу?

Я покачал головой.

– Как и я. Пока не... – я остановился на полуслове, не желая заканчивать предложение. Я еще не был готов сказать им. Не был готов встретиться лицом к лицу с правдой.

Еще нет.

– Рун, – сказал Дикон серьезным тоном. – Что ты будешь делать на следующий год? Колледж? Ты подал куда-нибудь заявление? – Он сцепил пальцы вместе. – Я беспокоюсь. Мы уедем. А ты вообще не упоминаешь об этом. Мы переживаем.

– Я не думаю наперед, – ответил я. – Моя жизнь здесь, прямо сейчас, в этот самый момент. Все остальное позже. Я сосредоточен только на Поппи. Мне плевать на следующий год или что-то подобное.

В палате повисла тишина. По лицу Дикона было видно, что он хотел сказать больше, но не смел.

– Она пойдет на выпускной?

Мое сердце ухнуло вниз, когда Джори с грустью посмотрела на свою лучшую подругу.

– Я не знаю, – признался я. – Она хотела, очень сильно, но до него еще шесть недель. – Я пожал плечами. – Доктора не знают. – Я повернулся к Джори. – Это было одно из последних ее желаний. Увидеть наш выпускной. – Я сглотнул и повернулся к Поппи. – Все, что она хотела в конце, почувствовать мой поцелуй и увидеть наш выпускной. Все, о чем она просила. Ничего грандиозного или меняющего жизнь... только это. Со мной.

Через мгновение Джори и Руби начали тихо плакать. Но я не нарушал это. Я просто тихо считал часы, когда она начнет просыпаться. Представлял мгновение, когда снова увижу ее. Как она посмотрит на меня.

Сожмет мою руку в своей.

Через час или около того мои друзья встали. Джадсон положил листы на небольшой столик возле кровати Поппи.

– Математика и география, чувак. Учителя написали все здесь для тебя. Когда надо сдать и все такое. – Я встал попрощаться со своими друзьями, поблагодарив их за визит. Когда они ушли, я подошел к столу, чтобы доделать домашнюю работу. Закончив, я взял фотоаппарат на улицу. Я не снимал его с шеи неделями.

Фотоаппарат снова стал частью меня.

Проходили часы, пока я заходил и выходил из палаты, запечатлевая день снаружи. Позже этим вечером, семья Поппи начала заполнять палату, а доктора Поппи следовали позади. Я подпрыгнул с места и потер уставшие глаза. Должно быть, они пришли выводить ее из комы.

– Рун, – поприветствовал мистер Личфилд. Он подошел туда, где я стоял, и обнял меня. Счастливое перемирие образовалось между нами с тех пор, как Поппи оказалась в коме. Он понимал меня, а я его. Из-за этого думаю, даже Саванна начала доверять мне, что я не разобью сердце ее сестры.

И потому что я не ушел ни разу с тех пор, как был допущен к Поппи. Если Поппи была здесь, то и я. Должно быть, моя преданность показала, что я любил ее больше, чем кто-либо из них верил.

Ида подошла к месту, где я стоял, и обняла меня за талию. Мисси Личфилд поцеловала меня в щеку.

Затем мы все ждали, когда доктор закончит свой осмотр.

Повернувшись к нам, он сказал:

– Лейкоциты Поппи в достаточном количестве, как мы можем надеяться на этой стадии болезни. Мы будем постепенно сокращать количество анестезии, чтобы привести ее в сознание. Когда она станет сильнее, мы сможем отключить ее от некоторых аппаратов. – Мое сердце забилось сильнее, а руки сжались в кулаки по бокам.

– Сейчас, – продолжил доктор, – Поппи поначалу будет приходить в сознание и так же быстро его терять. Когда она очнется, то в какой-то степени может начать бредить. Это из-за количества лекарств в ее организме. Но в конечном итоге она начнет бодрствовать в течение более долгих периодов, и если все будет хорошо, то через несколько дней, она покажет нам счастливую обычную себя. – Доктор поднял руки. – Но Поппи будет слабой. Пока мы не осмотрим ее в сознании, не сможем оценить, насколько инфекция ослабила ее. Время покажет. Но она может быть ограничена в движениях, что в свою очередь ограничит действия, которые она сможет совершать. Вряд ли она вновь обретет полную силу.

Я закрыл глаза, молясь Богу, чтобы она была в порядке. А если нет, я пообещал, что помогу ей пройти через это – все что угодно, если это даст нам больше времени. Неважно, что потребуется, я сделаю что угодно.

Следующие несколько дней долго тянулись. Руки Поппи начали слегка двигаться, ресницы трепетать, и на второй день она начала открывать глаза. Это было всего на пару секунд за раз, но этого было достаточно, чтобы наполнить меня смесью надежды и воодушевления.

На третий день группа докторов и медсестер вошла в палату и начала процесс отключения Поппи от аппаратов. Я наблюдал с глухо стучащим сердцем, когда дыхательную трубку извлекли из ее горла. Аппарат увозили за аппаратом, пока я снова не увидел свою девочку.

Мое сердце переполнилось эмоциями.

Ее кожа была бледной, а обычно мягкие губы потрескавшимися. Но увидев ее свободной от всех этих аппаратов, я был уверен, что она никогда не была настолько идеальной для меня.

Я терпеливо сидел на стуле возле ее кровати, держа ее руку в своей. Моя голова была запрокинута назад, пока, как в трансе, я уставился на потолок, затем я ощутил, как рука Поппи слегка сжала мою. Мое дыхание перехватило. Глаза уставились на Поппи. Ее пальцы на свободной руке слегка подергивались.

Потянувшись к стене, я нажал на кнопку вызова медсестры. Когда она вошла, я сказал:

– Думаю, она просыпается. – Поппи немного двигалась последние двадцать четыре часа, но ни разу так много и так долго.

– Я за доктором, – ответила она и покинула палату. Вскоре примчались родители Поппи, которые как раз прибыли для ежедневного визита.

Доктор вошел секунды спустя. Когда он появился у кровати, я отошел, чтобы встать с родителями Поппи, позволив ассистирующей сестре проверить жизненные показатели Поппи.

Глаза Поппи начали трепетать под веками, затем она медленно открыла их. Я глубоко вдохнул, когда ее зеленые глаза начали сонно осматривать окружение.

– Поппи? Поппи, ты в порядке, – сказал доктор успокаивающе. Я видел, как Поппи пыталась повернуть голову в его сторону, но ее взгляд не мог сфокусироваться. Я ощутил толчок внутри себя, когда она потянула руку, в поисках меня. Даже в запутанном состоянии она искала мою руку.

– Поппи, ты спала некоторое время. С тобой все хорошо, но ты будешь чувствовать себя уставшей. Просто знай, что ты в порядке.

Поппи издала звук, как будто пыталась говорить. Доктор повернулся к медсестре.

– Принесите немного льда для ее губ.

Я не мог больше стоять и бросился к ней, игнорируя слова мистера Личфилда остановиться. Встав с краю ее кровати, я наклонился и обернул руку вокруг Поппи. В это же мгновение ее тело расслабилось, и голова медленно повернулась в моем направлении. Ее глаза затрепетали, открываясь, и она посмотрела прямо на меня.

– Привет, Поппимин, – прошептал я, борясь с комом в горле.

И затем она улыбнулась. Улыбка была небольшой, едва заметной, но она была. Ее слабые пальцы сжали мои со всей имеющейся силой, затем она провалилась в сон.

Я протяжно выдохнул. Но рука Поппи не покидала мою. Поэтому я остался на месте, сидел на стуле возле нее.

Прошел еще один день с еще большим количеством моментов, когда Поппи находилась в сознании. Она не действовала очень осознанно, когда просыпалась, но улыбалась мне, когда фокусировала свое внимание. Я понимал, что часть нее хоть и была в замешательства, но ощущала, что я был здесь с ней. Ее слабые улыбки придавали мне уверенности, что я должен находиться именно здесь.

Позже в этот день, когда медсестра пришла на свою ежечасную проверку, я спросил:

– Могу я переставить ее кровать?

Медсестра перестала заниматься своим делом и приподняла бровь:

– Куда, милый?

Я подошел к большому окну и сказал:

– Сюда. Когда она очнется, то будет видеть улицу. – Я фыркнул от смеха. – Она любит наблюдать рассвет. Сейчас, когда она не подключена ни к чему, кроме капельницы, я подумал, что можно так сделать?

Медсестра уставилась на меня, в ее взгляде я видел сочувствие, а я не хотел его. Я просто хотел ее помощи. Чтобы она помогла мне дать это Поппи.

– Конечно, – сказал она в конце концов. – Не думаю, что это проблема. – Мое тело расслабилось, я подошел к краю кровати Поппи, медсестра к противоположному, мы перекатили больничную койку к окну, из которого открывался вид на сад детского онкологического отделения. Сад как раз находился под голубым небом.

– Так хорошо? – спросила медсестра и опустила тормоз кровати.

– Идеально, – ответил я и улыбнулся.

Когда семья Поппи пришла через некоторое время, ее мама обняла меня.

– Ей понравится, – сказала она. Когда мы сели вокруг кровати Поппи, она двигалась время от времени, но не дольше чем на несколько секунд.

Последние несколько недель ее родители по очереди ночевали в семейной палате в противоположной стороне коридора. Один из них оставался дома с девочками. Чаще всего ее мама оставалась здесь.

Я остался в палате Поппи.

Лежал рядом с ней в ее маленькой кровати каждую ночь. Спал с ней в моих объятиях, в ожидания момента, когда она проснется.

Я понимал, что ее родители не в восторге от этого, но полагал, что они позволяли это, потому что... почему бы и нет? Они бы не смогли запретить. Не сейчас. Не при таких обстоятельствах.

И я был чертовски уверен, что не уйду.

Мама Поппи разговаривала со своей спящей дочерью о ее сестрах. Рассказывала об их учебе – мирские темы. Я сидел, слушая вполуха, когда раздался тихий стук в дверь.

Подняв голову, я увидел своего отца в дверном проеме. Он махнул миссис Личфилд и затем посмотрел на меня.

– Рун? Могу я поговорить с тобой минутку?

Я напрягся, мои брови сошлись на переносице. Папа ждал у двери, не разрывая зрительного контакта со мной. Протяжно выдохнув, я встал со своего места. Папа отошел от двери при моем появление. Покинув палату, я увидел, что он что-то держал в руках.

Он нервно раскачивался на пятках.

– Знаю, что ты не просил меня об этом, но я проявил твои пленки.

Я замер.

– Знаю, ты просил отвезти их домой. Но я видел тебя, Рун. Я наблюдал, как ты фотографировал, и я знаю, что фото для Поппи. – Он пожал плечами. – Поппи просыпается, я подумал, что ты захочешь показать их ей.

Больше не говоря ни слова, он протянул мне фотоальбом. Он был заполнен фотографиями, которые я сделал, пока Поппи спала. На них были запечатлены мгновения, которые она пропустила.

Ком начал формироваться у меня в горле. Я не был дома. Я не мог проявить пленки для нее... но мой отец.

– Спасибо, – прохрипел я, затем опустил взгляд в пол.

Боковым зрением я видел, что тело моего отца расслабилось. Он поднял руку, как будто хотел коснуться моего плеча. Я замер в это мгновение. Рука папы зависла на полудвижении, но явно решив закончить, он положил руку мне на плечо и сжал.

Я закрыл глаза, ощутив его руку на себе. И впервые за неделю, мне казалось, что я могу дышать. В секунду, когда мой папа показал мне, что он со мной, я задышал.

Но чем дольше мы стояли так, тем больше я не знал, что делать. Я долго время не взаимодействовал с ним таким образом. Не подпускал его близко.

Я был не в состоянии разбираться с этим, поэтому кивнул головой и вернулся в палату. Закрыв дверь, я сел с альбомом на коленях. Миссис Личфилд не спросила, что это, а я не сказал. До позднего вечера она продолжала рассказывать Поппи истории.

Когда миссис Личфилд покинула палату, я снял ботинки и как делал каждую ночь, открыл шторы и лег рядом с Поппи.

Я помнил, что смотрел на звезды, и в следующее мгновение ощутил, как рука гладит мою. Дезориентированный, я моргнул, заметив, что первые лучи нового дня просачиваются в палату.

Я пытался отбросить туман сна из своей головы, когда ощутил, что волосы щекочут мой нос, а теплое дыхание опаляет мое лицо. Подняв голову, я сморгнул сон из глаз и встретился взглядами с самой красивой парой зеленых глаз, которые когда-либо видел.

Мое сердце пропустило удар, а губы Поппи растянулись в улыбке, ее ямочки показались на бледных щеках. Подняв голову удивленно, я взял ее за руку и проговорил:

– Поппимин?

Поппи моргнула, затем еще раз, затем ее взгляд осмотрел помещение. Она сглотнула, поморщившись при этом. Увидев, что ее губы сухие, я вытянул руку и взял стакан воды с тумбочки. Когда я поднес соломинку к ее рту, Поппи сделала несколько маленьких глотков, затем оттолкнула стакан.

Она облегченно вздохнула. Подняв ее любимый вишневый бальзам с тумбочки, я смазал тонким слоем ее губы. Поппи медленно потерла их друг об друга, и, не разрывая со мной взгляда, улыбнулась широкой красивой улыбкой.

Моя грудь наполнялась светом, я наклонился и прижался к ее губам. Это был короткий, едва ощутимый поцелуй, но когда я отстранился, Поппи сглотнула и хрипло прошептала:

– Поцелуй номер... – Ее брови нахмурились, когда замешательство отразилось на ее лице.

– Девятьсот три, – закончил я за нее.

Поппи кивнула.

– Когда я вернулась к Руну, – добавила она, удерживая мой взгляд и слабо вцепившись в мою руку, – как я и обещала.

– Поппи, – прошептал я в ответ и опустил голову, пока не уткнулся в сгиб ее шеи. Я хотел держать ее так близко, как мог, но она была как хрупкая кукла: ее было легко сломать.

Поппи зарылась пальцами в мои волосы, и таким же знакомым движением как дышать, она провела по прядям, пока ее дыхание обдувало мое лицо.

Я поднял голову и уставился на нее. Впитал в себя каждую деталь ее лица, ее глаза. Я убедился, что сохраню этот момент.

Мгновение, когда она вернулась ко мне.

– Сколько? – спросила она.

Я убрал волосы с ее лица.

– Ты была в коме неделю. Постепенно просыпалась в течение нескольких дней.

Поппи закрыла глаза на секунду, затем снова открыла.

– И сколько… осталось?

Я покачал головой, гордясь ее силой, и честно ответил:

– Я не знаю.

Поппи кивнула, едва заметным движением. Чувствуя, как тепло распространяется по задней части моей шеи, я повернулся и посмотрел в окно. На моем лице была улыбка, и снова повернувшись к Поппи, я сказала:

– Ты проснулась с солнцем, малышка.

Поппи нахмурилась, пока я не сдвинулся. Когда сделал это, услышал, как она задержала дыхание. Посмотрев в ее лицо, я увидел, что оранжевые лучи целуют ее кожу. Я увидел, как ее глаза закрылись и снова открылись, когда ее губы растянулись в улыбке.

– Так красиво, – прошептала она. Я лежал на подушке возле нее, наблюдая, как солнце окрашивает новый день. Поппи ничего не сказала, пока мы наблюдали рассвет на небе, а солнце заливало палату светом и теплом.

Ее рука сжала мою.

– Я чувствую слабость.

Мой желудок ухнул вниз.

– Инфекция сильно ударила по тебе. Нанесла урон.

Поппи кивнула в понимании, и затем еще раз потерялась в утреннем пейзаже.

– Я пропустила это, – сказала она, указывая пальцем в окно.