Текст книги "Алитет уходит в горы"
Автор книги: Тихон Семушкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 34 страниц)
Тыгрена вернулась к нарте и, с любопытством разглядывая постройки Чарли Красного Носа, задумалась. Она впервые приехала в стойбище Лорен и чувствовала себя смущенной. Она присела на нарту: «Зачем Алитет привез меня сюда?»
И, вспомнив толстого таньга с глазами, закрытыми стекляшками, Тыгрена подумала: «Какой смешной его хрюкающий непонятный разговор!»
К нарте подошел старик Рынтеу.
– Женщина, – обратился он к Тыгрене, – зачем ты сидишь здесь и не пойдешь в мою ярангу? Ведь не в дороге находишься, а в стойбище прибыла. В яранге Рынтеу всегда есть чай и корм собакам. Чарли дает для приезжих даже немного сахару.
Тыгрена встала. Она внимательно слушала старика и смотрела на него. Он был одет по-домашнему: рукава кухлянки болтались пустыми, голова без шапки, лицо доброе, слова ласковые.
– Я всегда кормлю ваших собак, – продолжал Рынтеу.
– Я никого здесь не знаю, – ответила Тыгрена. – Садись сам на нарту и возьми к себе собак.
Старик встряхнул рукавами, в них появились руки, и он расторопно взялся за остол.
– Поедем, – сказал он Тыгрене.
Но в это время Тыгрена заметила в стороне Ваамчо и, обрадовавшись, сказала Рынтеу:
– Поезжай один, я приду потом. – И она побежала к Ваамчо, который возился со своей медвежьей шкурой.
– Ты что хочешь делать с умкой, Ваамчо?
– Хотел продать, но ты с Алитетом помешала. Не успел закончить торг. Теперь обратно придется везти. Алитет испортит дух у Чарли.
– Ваамчо, он всю дорогу гнал собак. Спешил, все равно как со льда на берег. А увидел американа, все бросил. Собак бросил. Никогда не бросал. Никому из чужих не доверял кормить их.
– Видела, Тыгрена, Чарли? Люди говорят, он приятель Алитета по сменному браку.
Тыгрена промолчала, вспомнив толстого, неуклюжего таньга.
– Плохие они, Тыгрена! Волки оба. Каттам меркичкин! – выругался Ваамчо.
Тыгрена усмехнулась и лукаво сказала:
– О Ваамчо, ты храбрым становишься.
Ваамчо смутился и перевел разговор на другое:
– Еще новость есть. Ты слышала?
– Какая новость?
– Айе здесь. Он пришел продавать лисьи шкурки от своего хозяина Эчавто.
Тыгрена насторожилась.
– О тебе спрашивал. Он пастухом стал в стаде Эчавто. Перестал быть приморским человеком. Говорит, стыдно ему и тоскливо стало жить на берегу после того, как забрал тебя Алитет. Ружье отдал Эчавто.
– Может быть, Айе хочет работать за жену? У Эчавто много девушек, сказала Тыгрена.
– Не знаю, – ответил Ваамчо.
– А где Айе?
– Айе в яранге Рынтеу. Рассказывает новости. Не выходит из полога. Тыгрена, не хочешь ли ты пойти в ярангу Рынтеу? Его яранга – источник новостей. Человек, наполненный новостями, – везде желанный гость.
– Я не знаю, Ваамчо, куда мне идти. Я совсем потеряла свою дорогу.
В яранге Рынтеу было большое оживление. Айе лежал на шкурах, заложив руки за голову, и рассказывал:
– Когда я пришел к Эчавто, он спросил: «Ушел совсем с берега? Зачем ушел? Или худо стало на берегу?» – «Да, худо. Тоска. Жену у меня отобрал Алитет. Руки не хотят больше работать». – «Ага! – говорит Эчавто. – Руки мне не нужны: в стаде нужны ноги. Будешь хорошо бегать и смотреть за стадом – будешь жирный кусок есть. И девка найдется».
Как раз женщины принесли жирное вареное мясо. «Попробуй, поешь», говорит Эчавто.
Я стал есть.
«Ух, ты! – сказал он. – Вижу я, что жадноедящий ты. Посмотрю, как оленей будешь стеречь. Худо будешь стеречь – прогоню!»
Пошел я в стадо. Попробуйте-ка хорошенько охранять оленей! Заставьте их все время пастись, не давайте им ложиться. Заставьте их все время щипать мох, чтобы жирными были Ой, как трудно! В пургу не спишь, стережешь от волков. Бегаешь сам, как волк. Ну, в хорошую погоду капканы ставишь. Песцов ловишь.
Потом Эчавто приехал сам в стадо на красивых белых оленях.
«Айе, – говорит он, – вижу я, не напрасно жадноедящий ты. Оленей устерег и песцовые шкурки добыл. Дай-ка их сюда. Ух, глаза мои не видели таких! Их, говорит, надо обменять на товары у самого Чарли Красного Носа. Алитет посчитает их за обычные. Скажет: раз хвост, два хвост, три хвост. Сосни до восхода солнца под брюхом оленя и ступай в торговую ярангу. Надень мои снегоступы, они крепкие, путь далекий. Вернешься – также будешь стеречь оленей. Через три года девку дам тебе». А мне его девка не нужна. Сердце захотело на берег. Людей приморских посмотреть. Разговоры послушать. Весело на берегу. Везде люди, а там только олени. И вот я пошел. Через два дня в долине Заячьи Тропы смотрю – костер горит. Упряжка собак, палатка стоит. Подбегаю, смотрю – русский. Издалека едет, три месяца едет. Едет на Чукотский Нос. Называет себя начальником. Какой начальник, совсем бороды нет! Спрашивает: «До Чукотского Носа далеко?» «Близко. Один день на собаках». – «О, только один день? Тогда собаки пусть еще отдохнут. Садись, говорит, чай будешь пить?»
Сахар, сухари, мясо в железных банках, табак – все есть. Может, и вправду начальник? Всю ночь не спали, говорили. Про все расспрашивал. У меня горло высохло от разговора. А он все спрашивает. Потом сам стал говорить. Такое говорил, все перепуталось у меня в голове. Рассказывал: там, на Большой земле русской, война была. Помните, слухи были? Богатые дрались с бедными. Всех богатых прогнали, и такие вот, как мы, простые люди сами начальниками стали, сами закон делают. Про Чарли, про Алитета говорил. Сказал: американа выгонит с этого берега. И Алитета тоже. «Вот, говорит, тебя поставим торговать».
Айе засмеялся.
– Молодой он, какой начальник? Говорит, на Чукотском Носу скоро тоже будет новый закон жизни и этот закон пойдет по всему берегу, по всей тундре. Наверное, сам не знает, что говорит…
В пологе стояла тишина. Еще никогда никто не рассказывал здесь таких сказок. И откуда Айе научился так рассказывать? Не с духами ли он встречался в долине Заячьи Тропы? Кто знает, с кем человек может встретиться?
– По-нашему говорит? – спросил один сомневающийся охотник.
– Да, – ответил Айе. – Не очень хорошо, а понять все-таки можно.
– Это не человек, дух он, – заключил все тот же охотник.
– Нет, не дух он, человек. Разговаривать по-нашему научил его один старик с Большой земли. Царь ссылал его в Колымскую землю. Богораз его зовут.
– А куда девался этот русский?
– Он подвез меня и поехал прямо на Чукотский Нос. Я говорил ему: «Там не проедешь. Горы там стоят поперек. Одно ущелье, правда, есть, но в него не попадешь». – «Проеду», – говорит он. Смелый! Бумага у него. На ней нарисованы реки, берег, море. «Ну, как хочешь», – говорю. Он долго тряс мне руку и сказал: «Да свиданья, Айе! Мы еще с тобой встретимся. Мы еще с тобой будем и здесь переделывать жизнь по-новому…» Чудной человек! Переделывать жизнь! Ярангу переделать и то трудно. Не знаю, что за человек.
– Это все-таки не человек, – сказал тот же охотник, – это дух.
Айе рассердился и, глядя в упор на охотника, спросил:
– Тебе приходилось разговаривать с духами?
– Я не шаман, чтобы разговаривать с ними.
– А я, выходит, шаман? – озадачил его Айе. – Я разговаривал с ним, как с живым человеком. Во сне у него упала шапка с головы. Я пощупал его волосы и потихоньку надел ему шапку. Волосы были мягкие, как у молодого пыжика, и белые, белые, как трава, выжженная солнцем. Его глаза как голубое небо в длинный ясный день. Он настоящий человек, с сердцем добрым и мягким.
– Настоящий человек той дорогой не поедет на Чукотский Нос. Дух он с голубыми глазами и мягкими волосами. Ему все равно где ехать.
– Безумец ты! – окончательно рассердившись, чуть не крикнул Айе.
– Никакой он не дух. Обыкновенный белолицый и голубоглазый человек, вмешался Ярак и, придвинувшись поближе к Айе, тихо спросил: – Он привез русский закон – закон белых людей?
– Не знаю, – уклончиво ответил Айе.
– Таньгам нельзя верить. Я их много видел на американских китобойцах, – сказал Ярак. – Они большие выдумщики и обманщики. Их никогда не поймешь. У них закон как ветер: дует то в одну сторону, то в другую. А как зовут его, этого русского?
– Андрей, – сказал Айе. – Глаза у него добрые, как будто правду говорят.
В полог влез Ваамчо, а вслед за ним Тыгрена. Она опустила с плеч свой нарядный керкер и села у входа.
– Какомэй, Тыгрена! – смущенно и радостно вскрикнул Айе, привстав на колено. – Ты торговым человеком стала? Стала ездить в торгующие яранги?
Тыгрена молча смотрела на Айе.
– Рассказывай, рассказывай, Айе! – кричали со всех сторон охотники.
– Твои сказки интересно слушать.
– Ты научился в тундре хорошо рассказывать.
– Про безбородого расскажи еще.
Ваамчо нагнулся к соседу и тихо спросил:
– О чем говорит Айе?
– Интересные новости. Очень. Такие новости я никогда не слышал.
– Ну, рассказывай, Айе! Что же ты перестал? – попросил Ваамчо.
Но Айе при виде Тыгрены утратил способность говорить. Ему хотелось спросить Тыгрену, как она живет, о чем она думает, но при таком сборище стыдно было спрашивать. Ведь все знали, что женоотниматель Алитет отобрал у него Тыгрену. Еще на смех поднимут. Люди разные.
Совсем нехорошо стало на сердце у Айе. Лучше бы Тыгрена и не приходила на это сборище. И Айе стал молча закуривать. Нехорошо быть человеком, достойным сожаления. Но все же он придвинулся к тому месту, где сидела Тыгрена.
В полог просунулась голова какой-то женщины.
– Тыгрена, Алитет зовет, – сказала она.
Тыгрене и самой хотелось уйти из полога. Слишком много было здесь любопытных глаз. Она надвинула меховой керкер и молча вылезла.
– Зачем отпустил жену, Айе? – с усмешкой спросил один охотник.
Ярак гневно посмотрел на него. Ему показалось, будто этот охотник насмехается над ним самим.
– Очень хорошо посмотреть, когда жену уводят из-под носа, – глядя на смутившегося Айе, продолжал шутник.
Ярак стиснул зубы, развернулся и наотмашь ударил насмешника по лицу.
Зажав нос, охотник уполз в угол. Все затихли. Айе набросил на себя кухлянку и вылез из полога.
Никто так не понимал и никто так не жалел Айе, как Ярак. Было у них что-то общее. Оба они безуспешно стремились обзавестись семьей. Без жены охотник разве может считаться настоящим человеком? Не имеющий жены человек достоин сожаления.
Ярак догнал Айе, направлявшегося к берегу моря. Он молча поравнялся с ним, и молча они шли до самых торосов.
Солнце скрылось за горой. Стоял тихий, спокойный вечер. В стороне виднелся железный дом мистера Томсона. В маленьком оконце показался огонек, но сейчас же скрылся за опущенной занавеской.
– Меркичкин! – тихо выругался Ярак. – Вот всегда Чарли так делает, когда приходит к нему женщина.
Айе стоял в торосах и ногой разбивал снег. Украдкой он посматривал на этот чужой дом белого человека.
– Худая жизнь у тебя, Айе, – сказал Ярак. – И у меня тоже. Я хотел жениться на Мэри, но Чарли прогнал меня совсем. Кричал на меня. Потом схватил за ногу и потащил меня. Стыдно было мне, как будто я совсем бессильный человек. У каждого белого свой закон.
– Тебя за ногу тащил Чарли, меня Алитет все время тащит за сердце. Вытаскивает его, как из туши оленя. Ай, как больно! Я хотел застрелиться. А теперь… этот русский столько мне наговорил, в ушах тесно становится… Сказал, что новая власть заступится за меня. А если Тыгрена захочет, можно ее отобрать. Говорит, что такой закон в сумке у него лежит. А может, он и вправду дух? А? Ярак?
– Ко-о-о, – уклончиво ответил Ярак, переставший и сам разбираться в жизни белых людей.
– Я все думаю и думаю. Наверное, я стану сумасшедшим от разных дум, продолжал Айе. – Ты знаешь, Ярак, что он мне сказал? Алитет не будет теперь таким богачом. Новый закон поставит его совсем низко.
– Пустое говорит он. Белые все одинаковы. У них язык болтается во рту, как тряпка на ветру. Я много их видел на американских китоловах.
– Глаза у этого русского добрые, хорошие, с правдой глаза. Он говорил, и американа выгонит с нашего берега.
Ярак горько усмехнулся и сказал:
– Кто может выгнать Чарли! Он товарами сильный человек. Встретясь с русским, он будет пить с ним огненную воду, смеяться. У них один закон. Я знаю, я видел, когда приезжал к нему русский купец Пит Брюханов.
– Нет, Ярак! Это другой человек. Молодой, а говорил, как старик. Тихо. Говорит, много разных законов привез. И о женитьбе закон привез. Так он говорил. Я не хотел этого сказать всем, а тебе говорю. Он стоял передо мной, высокий, тощий. Должно быть, долго ехал и мяса мало ел. Я смотрел ему в глаза снизу вверх. Нельзя было не верить его глазам. Такие глаза плохого не сделают, хорошего они хотят. А когда я стал рассказывать о Чарли Красном Носе, добро сразу ушло из его глаз. Злость появилась в них. Сила появилась в них. Правду тебе говорю, Ярак. Верю я ему.
– Я тоже верил Чарли, их, белолицых, не скоро поймешь. Душа у них темная, темная!..
Из-за льдины показался Ваамчо.
– Зачем, охотники, без ружей вышли в лед? – с улыбкой спросил он.
Парни засмеялись.
– День плохой сегодня, – продолжал Ваамчо. – Привез хорошую шкуру белого медведя, а торг не состоялся. Ушел Чарли Красный Нос. Все бросил. Ушел с Алитетом на целый день. Когда Алитет здесь, торговать плохо. Тыгрену привез ему. К нему позвали.
– Уй, Ваамчо, не говори! В мое сердце входит большой гнев! вскрикнул Айе.
– У каждого человека есть гнев. Но только твой гнев, Айе, далеко у тебя запрятан.
– У! – И Айе до крови укусил свою руку.
– Я знаю, теперь Чарли нальет в горло Тыгрены огненную воду, вмешался Ярак. – Она обжигает глотку, помутнение в голове бывает. Человек становится расслабленным, как младенец. Он всегда так делает с женщинами.
Чувство унижения и вспыхнувшая жажда мести охватили все существо Айе. Он мгновенно вспомнил разговор с Андреем о новом законе. Слова его товарищей показались ему презрительными и Айе, сорвавшись с места, бросился бежать к дому Чарли Красного Носа. Он наткнулся на запертую дверь. Айе пронзила мысль:
«От кого закрылся? От белого медведя закрылся?»
Ему почудилось, что он слышит пьяный голос Тыгрены.
Обезумевший Айе сорвал дверь с крючка и оказался в комнате Чарли Красного Носа.
– Год дэм санвабич! – заорал мистер Томсон. – Зачем ты ворвался в мой дом? Я звал тебя? Вон отсюда! Уходи или я тебе сломаю позвоночный столб!
Айе подпрыгнул и вцепился в горло Чарли. От не ожиданности и сильного толчка Чарли грохнулся в качалку. Айе стал душить его. Качалка под тяжестью двух человек свалилась на спинку, в воздухе мелькнули ноги, и огромная труба музыкального ящика со звоном полетела на пол. Чарли захрипел.
Из полога Рультыны вбежал пьяный Алитет. Как хищник, он бросился на Айе и оторвал его от Чарли. Разъяренный Айе вывернулся, вскочил на стол и пинком свалил лампу и посуду. Пользуясь темнотой, он бросился к выходу.
Путаясь в пыжиковых штанах, Алитет кричал:
– Ружье скорей! Подайте мне ружье! Я пристрелю этого щенка.
Но Айе бежал с быстротой горностая и уже был на склоне горы, где расположилось стойбище.
– Стрелять хочет Алитет, – быстро проговорил Айе встретившим его Ваамчо и Яраку.
– Беги скорей в тундру, – сказал Ярак. – Мы направим Алитета по ложному следу, в торосы моря.
Глава двадцать восьмаяСолнце припекало. Струился прозрачный, чистый воздух. Искрящаяся белизна снега, яркий свет резали глаза. Собаки вязли в рыхлом снегу и с трудом, высунув языки, тянули нарту. Проваливаясь в снег, рядом с нартой шел Андрей Жуков. Он остановился и оглянулся. Кругом горы, долины – все бело! Никаких признаков жизни. Андрей крикнул и обрадовался своему голосу.
Студент географического факультета Петроградского университета Андрей Жуков прибыл в Петропавловск-на-Камчатке осенью 1922 года. Здесь он охотно принял предложение губревкома выехать нартовым путем на побережье Ледовитого океана. Он выехал в разгар зимы на Чукотку, в исконные русские земли.
Еще будучи в университете, Андрей занимался языками. Старый профессор-народоволец, отбывавший в царское время в этом краю ссылку, передал Андрею Жукову все свои познания в чукотском языке.
Теперь, за время своего трехмесячного пути на собаках, Андрей не раз встречался с местными жителями, о которых прежде имел представление лишь из литературы и этнографических исследований.
К весне этот длительный путь подходил к концу. Далеко позади остались Камчатка, Коряцкая земля, и вот он уже в Чукотской тундре. В той самой тундре, о которой мечтал еще с первого курса университета. Сбылась мечта. Но теперь появились мечты иного порядка. По рассказам Айе, таких парней, как он, было много. «Суметь бы объединить их в общей цели переустройства их жизни», – размышлял Андрей. В голове рождались всевозможные планы, и петроградский комсомолец, пока единственный в этой стране, загорался предстоящей своей деятельностью.
Андрей остановил упряжку и стал всматриваться в беспрерывную цепь горных хребтов.
«Но где же это ущелье, о котором рассказывал встретившийся накануне оленевод?» – подумал Андрей.
Никаких следов на снегу. Ни соринки. Хотя бы оленя или зайца увидеть. И корма мало осталось. Голодные собаки выбиваются из сил.
«Нет, надо отказаться от пути напрямик. Пусть гуси летят этим путем!»
Андрей сел на нарту и взял направление к морскому берегу. Почуяв замысел хозяина, собаки побежали веселей. В горах стояла извечная тишина.
Вдруг в глазах появилась такая острая боль, что Андрей закрыл их рукой. Он долго держал руку на глазах, но боль не уменьшалась, а когда отнял руку, то понял, что ослеп. Словно пелена закрыла перед ним все.
Андрей остановил собак.
Он потер глаза и окончательно убедился, что ничего не видит.
Андрей лег на нарту и долго лежал, слушая тишину. Он знал, что от блеска снега в яркие, солнечные дни наступает временная слепота. А очков-консервов нет.
Пригреваемые солнцем собаки мирно лежали на снегу. Пес Верный растянулся впереди и наслаждался покоем. Ни одного звука. Как будто мир погрузился в небытие. Солнце подходило к горизонту. Легкий морозец схватил влажный снег. Образовывался крепкий наст. С севера потянул ветерок.
Андрей решил вверить свою жизнь инстинкту собак. Он сел на нарту и голосом поднял упряжку.
– Верный, вперед! – крикнул он.
Определяясь по направлению ветра с севера, Андрей подставил щеку под ветер и, не меняя положения, поехал.
Прошло много времени ровной езды, и вдруг собаки взяли в галоп.
«Что такое?» – подумал Андрей и затормозил нарту.
Он остановил упряжку, решив, что собаки напали на след.
Вскоре Андрей убедился в правильности своего предположения. Он ощупью нашел колею проехавшей нарты. Значит, где-то поблизости есть жилые места. Андрей обрадовался.
Собаки бежали весело, но ветер дул уже не в щеку.
«Крутит ветер», – подумал Андрей.
Он снял шапку, прислушиваясь к пению ветерка, и услышал крик:
– Андре-ей!
«Что за наваждение? – подумал он. – Кто может звать меня в этой снежной пустыне?»
Испугавшись показавшегося ему окрика, он опять остановил упряжку и насторожился, поводя головой во все стороны.
И когда окрик повторился, Андрей громко закричал:
– Эге-ге-ей!
Человек бесшумно подбежал к нарте и, запыхавшись, тихо спросил:
– Андрей, это ты?
Андрей вздрогнул. Круто повернувшись на голос, он резко спросил:
– Кто здесь?
– Я, Айе. Ты забыл меня, Андрей?
– Айе! – радостно закричал Андрей и бросился на голос.
Крепко обняв Айе, точно опасаясь, как бы живой человек вдруг не исчез, Андрей сказал:
– Глаза у меня испортились. Ничего не вижу.
– Такое при большом солнце бывает. Надо положить на глаза оленью шкуру или еще что-нибудь. Закрыть глаза черным. Скоро пройдет. Завтра будет хорошо.
– Разве?
– Да, да. Я знаю.
– Айе, отрежь кусок от моего черного мешка.
Айе взял мешок, повертел его в руках, вздохнул:
– Андрей, испортишь его. Жалко такой хороший мешок.
– Ничего, Айе! Давай режь!
Айе отрезал часть мешка и завязал Андрею глаза.
– Ну что же, друг? Можно, пожалуй, здесь и переночевать? А? Ты никуда не спешишь?
– Нет, – ответил Айе.
– Тогда ставь палатку. Будем чай пить. Закусывать.
Уже смело оставив нарту, Андрей ощупью прошел к собакам, погладил вожака.
– Ну, Верный, теперь мы живем. – И, обратившись к Айе, устанавливающему палатку, он крикнул: – Айе, а что за дорога тут, по которой я ехал?
– Твоя дорога, – спокойно ответил Айе. – Я уже посмотрел. Это твоя дорога, ты по ней кругом ездил. Все время ездил бы. Собаки не свернут с дороги, если человек не заставит их.
Вскоре они с удобством расположились в палатке.
– Андрей, снег в чайнике сделался водой. Повязку на глаза надо намочить: будет лучше.
– Давай, давай, Айе! Ты, брат, хорошо знаешь, что нужно делать.
Намочив и крепко выжав повязку, Айе опять завязал глаза Андрею.
– Айе, правильно ты мне сказал тогда, что я не найду ущелья. Ездил, ездил – кругом горы! А тут еще перестал видеть. Пропал бы, пожалуй, я в горах?
– Нет, в горах не пропадешь. – И Айе вдруг спросил: – Андрей, а ты правда начальник?
Жуков улыбнулся.
– Да, правда. Только я не самый главный. Большой начальник приедет летом, когда пароход придет, а меня заранее послали.
– А-а! – протянул Айе и, помолчав, сказал: – Ой, худо мне, Андрей! Наверное, теперь меня застрелят, как зайца.
– Кто же тебя может застрелить?
В горах было тихо. Легкий ночной морозец проникал в палатку. Пора было уже ложиться спать, но Айе разговорился и рассказал Андрею, что произошло в торговой яранге Чарли Красного Носа, почему Алитет хотел застрелить его, опять рассказал о своей Тыгрене и о многом другом.
За палаткой мирно дремали уставшие собаки. Солнце скрылось и снова выглянуло, озаряя ярким пламенем низкий горизонт.
– Айе, ты не волнуйся и ничего не бойся. Никто тебя не посмеет тронуть. Я тебе обещаю. Ты скоро увидишь это сам. А сейчас давай поспим немного и вместе поедем на берег.
– Вот хорошо! – обрадовался Айе. – Надо показать тебя людям, что ты человек. Они же не верят.
– А кто же я? – улыбнувшись, спросил Андрей.
– Говорят, ты дух.
Андрей посмеялся и предложил ложиться спать.
Айе не лег спать. Ведь пастухи привычны не спать по двое-трое суток. В то время как Андрей уже спал, Айе походил около палатки, осмотрел нарту и по-хозяйски укрепил ослабевшие на ней ремни, затем сел и долго глядел на доски-сиденье нарты. Айе думал. Он думал о голубых, как небо, глазах Андрея. Наконец он вынул нож и отрезал от доски маленькую щепочку, быстро сделал две круглые, подобно стеклам очков, дощечки, просверлил в них острием ножа маленькие дырочки, привязал к краям тонкий ремешок и нацепил их на нос.
– Хорошо видно, – сказал он.
Спустя некоторое время Айе услышал из палатки голос Андрея и вбежал к нему.
– Айе, я вижу тебя. Вот хорошо!
– Я тебе сделал гляделки. В горах наши люди со слабыми глазами всегда так делают. – И Айе надел на свой нос самодельные очки.
Андрей расхохотался.
– Дружище, да ведь дерево не прозрачное!
– Нет, тут маленькие дырки есть. В них все видно, Без гляделок тебе нельзя. Солнце опять сильно светит.
Андрей надел деревянные очки и вышел из палатки.
– Смотри, как здорово! Вот какую деревянную оптику придумали! Молодец, Айе! Очень хорошо! Поднимай собак, и едем на берег.
– Худо мне будет на берегу.
– Ничего, Айе! Не бойся.