Текст книги "Алитет уходит в горы"
Автор книги: Тихон Семушкин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 34 страниц)
Неисчислимы стада оленей Эчавто, Несметны богатства его. За три теплых лета не вырастает ягель там, где пройдут стада его оленей. Олени разбиты на десять стад. В каждом стаде двадцать по двадцать, еще раз и еще раз двадцать по двадцать – тысяча двести голов в каждом стаде, – вот сколько оленей у старого Эчавто! В одном не удержишь: сохнуть станут от недостатка ягеля, разбегутся.
Велики стада его. В каждом стаде до десятка шатров, в которых живут пастухи со своими семьями. Свыше сотни человек кормится около Эчавто.
Каждому пастуху хозяин Эчавто позволяет заводить немного и своих оленей. Тогда пастух считает себя маленьким хозяином и до изнеможения бегает, заодно охраняя и все большое, стадо Эчавто.
Как же? Разве не хозяин он своих оленей? Конечно, хозяин! И пастух не спит в пургу, зорко сторожит стадо.
Ему что, этому богачу Эчавто? Если волк и задерет оленей двадцать это не более чувствительно, чем укус комара. А вот если под волчьи клыки подвернется свой пяток оленей, тогда опять много лет надо ждать увеличения поголовья…
Так думает каждый пастух.
Третий день гонится Алитет за стадами Эчавто. На своих быстроногих собаках он рыщет то среди ущелий и гор, то среди бескрайней ровной тундры. Не имея звериного чутья, стада эти не найдешь никогда.
Гуляет в тундре ветер. Скрылись звезды и луна. Надо бы переждать пургу где-нибудь в снегу, но у Алитета нет корма. Нельзя позволить себе блаженствовать в снегу. Нужно ехать и ехать. Ведь на нарте остались лишь товары и ни кусочка мяса. Пурга удлинила путь.
Воет в тундре ветер. Валит с ног собак. Алитет останавливает упряжку, бросается наземь и ползает около нарты. Что он обнюхивает? Он распознает местность в этом снежном океане. Наконец он вскакивает, садится на нарту и не спеша рассматривает олений помет. Находка должна рассказать, когда здесь прошли стада оленей. Алитет тормозом долбит снег, достает мох, травку, листочки ивняка: они должны рассказать, в какую сторону прошли стада оленей.
И наперерез ветру мчится упряжка. Наконец вожак улавливает запах жилья, круто берет влево и, напрягая силы, рвется вперед. Зорко всматриваясь во мрак ночи, Алитет не мешает думать вожаку.
Нарта наскочила на человека. Остановилась.
– Человек, кто ты? – крикнул Алитет.
Человек узнает Алитета, подходит к нему ближе и приветствует его.
– Алите-е-т?
– Да, это я, Алитет. Откуда ты?
– Я пастух Ренто из стойбища Эчавто. Видишь, какая плохая ночь. Волчья ночь. Худо. Не могу спать. Может, людям трудно охранять стадо, иду помочь им. Ведь в стаде и мои восемь оленей.
– Далеко стадо?
– Близко. Бегом бежать – два раза вспотеешь. Только.
– А яранги где стоят?
– Вот здесь рядом. Я покажу тебе.
И пастух побежал впереди собак.
– Ты хорошо бегаешь, – сказал Алитет, въехав в стойбище.
– Да, я хорошо бегаю, – польщенный похвалой, ответил Ренто.
– Эчавто в этом стойбище?
– Нет. В другом. Переночуй здесь. Может, завтра пурга стихнет. Сейчас зачем из тепла уезжать? Вот яранги. Мужчины в стаде, женщины позаботятся о тебе.
– Разве есть здесь человек, который вволю накормит моих собак?
Пастух Ренто промолчал.
– Далеко другое стадо Эчавто?
– Близко. Бегом бежать – наверное, десять раз вспотеешь. Оставайся до завтра.
– Нет. Беги вперед, я поеду за тобой.
– Эгей! – безропотно согласился Ренто и, положив палку на спину, побежал от жилья в холодную снежную пустыню.
Ренто скрылся из виду, и только вожак Чарли держит его след.
Изредка пастух останавливается и громко кричит:
– Эге-ей!
Это означало: «Вот я где!»
Наконец в непроглядной тьме пастух вбежал в стойбище, остановился, опираясь на палку, и, дождавшись Алитета, с улыбкой сказал:
– Вот яранги. Я побегу скорей в стадо.
– Подожди. Возьми на закурку хорошего табаку.
Ренто обрадовался.
– Много поймали песцов люди Эчавто?
– Мно-о-ого!
– Ну, теперь беги!
И Ренто побежал обратно.
Как только стало известно, что приехал Алитет, все стойбище Эчавто пришло в движение. Будто кончилась ночь – и людям пора вставать.
Сам старик Эчавто тоже проснулся и лежал на пушистых оленьих мехах, прикрывшись лисьим одеялом. Он позвал всех четырех жен и каждой из них стал давать поручения, подергивая свою длинную реденькую бороденку.
– Эйпынга, ты ступай наружу и дай Алитету мясо. Похуже которое. Эти люди с морского берега – мышееды. Они толку не знают в хорошем оленьем мясе. Им лишь бы стучать зубами и проталкивать в их сморщенный желудок разную дрянь.
– Эчавто, ты говоришь о корме для собак?
– Да, да. Эти люди могут питаться одинаковой пищей с собаками. Но дай все-таки столько, чтобы не видно было на его лице обиды. А ты, Кыма, ступай к Пиляку и скажи ему, чтобы сбегал в стадо и принес молодого бычка с белой полоской на верхней губе.
– Эчавто! Большая пурга. Найдет ли Пиляк в стаде этого бычка?
– Пустословная, твое дело – сказать. Или я тебе велю сделать большее? Найдет. Ты, Кейпа, зажги еще один светильник. Два зажги. Эчавто не такой бедный человек, чтобы встречать гостя в потемках. Торгового гостя! И тебе, Выйя, найдется работа. Достань тонкие пыжиковые штаны и всунь меня в них. А то еще гость подумает, что беден я. Кроме своей кожи, никакой одежды.
В полог влез Алитет.
– Ты приехал, Алитет? – нарочито не выражая особого восторга, спросил Эчавто.
– Да, – как будто безразлично ответил гость и развалился на шкурах, потирая озябшие руки.
– Дошли, стало быть, слухи о нашей нуждишке в товарах? Нам много не нужно.
– Да, слух пришел. Немножко товаров привез. И ножи есть, и напильники, и колокольчики для оленей, и иголки, и бусы, и ружья, и табак. Немножко товаров есть.
Женщины взмахивали руками и вздыхали, удивляясь такому обилию товаров. Старику Эчавто не понравилось поведение жен. Он строго посмотрел на них, и они сразу перестали удивляться. Сам он лишь молча кивнул Алитету, будто удовлетворенный, и сказал:
– Кейпа! Гость должен сухим горлом разговаривать? Где же чай?
Смуглая, проворная, как лисица, Кейпа быстро разлила чай.
Алитет вылез в сенки за мешком. Предполагая сегодня выпить – а выпить надо много и не потерять головы, – Алитет впотьмах проглотил большой кусок сливочного масла, которое специально для этой цели он взял у Чарли.
Тогда огненная вода обжигает только кишки и не делает голову безумной. А ведь Алитет не веселиться сюда приехал.
Он вернулся в полог и с видом благодетеля высыпал сухари на столик.
Божественная еда – чай с сухарями. Женщины ахнули от восторга.
– Бабы созданы лакомками, – заметил Эчавто. – В своем безумстве они готовы сожрать с этими сухарями свои собственные языки.
– Это пища белых людей, – со знанием дела сказал Алитет.
– Дрянная пища. Я не прикоснусь к ней. – И, помолчав, Эчавто начал деловой разговор.
– Мои люди тоже наловили немножко красных лисиц, – вкрадчиво сказал он.
– И песцов и чернобурок, – не удержалась болтушка Кейпа.
– Ш-ш-ш! – прошипел Эчавто.
Не останови ее вовремя, бог знает, что она еще может наболтать.
– Вы что сидите, как совы, выпучив глаза? – обратился Эчавто к женам. – Или вы думаете, что гость должен без конца полоскать кишки водой? Или вы забыли, что дорожному человеку нужна крепкая пища? Или вы думаете, что у Эчавто мало еды? Устройте лучшую еду, которая бывает в моем пологе.
Женщины, как мыши, бросились в разные стороны, готовые выполнить все, что захочет их властелин.
Да ради такого случая они повылезут из кожи, чтобы угодить важному гостю. Ведь не часто бывают в тундре такие люди.
Молодыми, крепкими зубами Кейпа перетирала оленье мясо, складывала его в корытце, перемешивала с оленьими мозгами и закатывала из этой серой массы колобки. Потом она вынесла их на холод подморозить.
Другие жены каменным молотком дробили мерзлое сырое мясо, резали вареное, выкладывали из котла оленьи языки, готовили листоквашу из зеленых листочков, съедобных трав и корней, сдобренных тюленьим жиром. Сколько было приготовлено сытной и самой праздничной еды! Долго ли четырем женщинам приготовить изысканные блюда, когда в хозяйстве всего в достатке!
Эчавто приблизился к Алитету и уже обычным, деловым тоном сказал:
– От тухлого мяса живот пухнет. Только языками оленьими я питаюсь, нагульным жиром да мясом молодых телят. Я послал за хорошим теленком.
И, помолчав немного, старик совсем тихо, как о самом сокровенном желании, спросил:
– А спирт есть?
– Есть. У Алитета всегда есть.
Эчавто процедил сквозь зубы воздух, предвкушая наслаждение.
Выждав этот удобный случай, Алитет заговорил о самом важном.
– Эчавто, оленей только у меня нет. Живых оленей. Стада нет. Мы бедные люди на морском берегу. Есть на море охота – еда есть. Нет охоты еды нет. А ведь за оленем не надо в море ходить. Поэтому хочу завести стадо.
Старик насторожился и уклончиво сказал:
– Мы здесь, в тундре, тоже бедные люди. То волки задирают оленей, то гололедица, то обезножье – болезнь. У вас хорошо на берегу. Небось волки не задирают тюленей и моржей, а у нас того и гляди.
Молчаливым жестом Эчавто велел женам подавать еду. Женщины наперебой ставили деревянные корытца с самой разнообразной едой. Эчавто попробовал сначала сам, всего по одному кусочку из каждого корытца. Алитет взял большой язык оленя и, торопливо надрезая его, с жадностью глотал куски. Нежное мясо таяло во рту. Кейпа пододвинула ему корытце с мозговыми колобками. Прэрэм – эта праздничная еда – был так вкусен, что с ним можно было съесть свои губы.
Алитет торжественно поставил на стол бутылку разведенного спирта. У Эчавто заблестели глаза. Дрожащими руками он погладил бутылку.
– Хорошая огненная вода. На крепком морозе не мерзнет, – сказал Алитет, наливая две кружки.
Женщины хватали сухари и грызли их с наслаждением.
Алитет чокнулся с Эчавто. Огонь пробежал по телу Эчавто, он отдышался и, не закусывая, чтобы не портить впечатления от водки, проговорил:
– Ты зачем стукнулся своей кружкой о мою? Не хочешь ли ты жить в сменном браке со мной? А? Вон сколько жен у меня!
Голова закружилась у Алитета от неожиданно приятного разговора. Алитет давно думал укрепить свои деловые связи с Эчавто сменным браком. Но все же, делая вид, что он не особенно заинтересован в этом, повел разговор издалека:
– У меня есть приятель – американ. Всегда, когда мы с ним пьем огненную воду, он стукается о мою кружку! Надо знать, как обращаться с огненной водой, ведь ее делают на земле белолицых… А твой разговор о сменном браке веселит мое сердце. У меня, Эчавто, стало две жены. Скоро будет три. И в самом деле, почему бы нам не заключить брачное товарищество: быть приятелями по жене? Стать невтумами?
Они выпили еще по кружке и обменялись трубками.
Женщины оживленно зашушукались. Им было ясно, что сделка совершена. Неизвестно лишь было, на какую из жен падет выбор Алитета.
И, уже чувствуя себя наполовину хозяином, Алитет крикнул женщинам:
– Несите сюда все мои товары!
Женщины быстро перетаскали товары с нарты в полог. О, сколько самых разнообразных товаров! Охмелевший Эчавто ползал по плиткам табака, чая и с жадностью ощупывал каждую вещь.
– Это все тебе, Эчавто. Бери без счета. Все, сколько есть. Ведь ты мне приятель по жене – невтум.
– Хок! Хрр! – хрипел старик. – Все шкурки лисиц, сиводушек, чернобурок – все отдам тебе, ни одной не утаю. А эти товары – все мои.
Из длинного мешка Алитет вытащил новый винчестер, другой, третий десять штук! Гора оружия.
– Хок! – затрясся Эчавто.
– И это все тебе, приятель.
– Хок! Хрр! В наддаток ты получишь за каждое ружье из каждого моего стада по двадцать живых оленей. Женщины, подайте скорей оленье ухо. Пусть Алитет покажет, какую метку сделать на его оленях.
Кейпа выскочила в сенки, притащила целую оленью голову. Алитет быстро сделал два надреза на кончике уха.
– Вот какая моя метка, приятель! – крикнул Алитет и вытащил еще бутылку. – Женщины, давайте ваши кружки.
– Не надо им. Я про запас себе возьму огненную воду, – сказал Эчавто.
– Для тебя у меня еще много есть, приятель!
– Хок! Хок! Хрр! Ну ладно! Пейте, бабы! – кричал расслабленный старик, ползая по шкурам.
Сильный хмель овладел стариком. Эчавто скрючился, забившись в угол.
Шумело в головах женщин. Они запели песни. Полуголые, в такт пению они раскачивали свои бронзовые туловища и размахивали руками, кивая головой.
Глава шестнадцатаяВетер дул с моря. Льды повернули к берегу. Ваамчо уже не мог спать. Всю ночь вместе с собаками он ходил по своему «острову» и внимательно следил за тем, как перемещаются ледовые поля. Всю ночь дул ветер и к утру с огромной силой начал прижимать льды к береговой полосе.
– Чегыт! Чегыт! Смотри, вон там земля, берег!
Ваамчо бежал рядом с нартой, помогая собакам тянуть ее.
Началось сильное торошение. Льдины со скрежетом лезли одна на другую. Человек и собаки, выбиваясь из сил, убегали от мрачной полосы моря, от тех мест, где с потрясающим шумом громоздились льды.
В полдень Ваамчо вступил на землю. Он глубоко и радостно вздохнул, узнав знакомый берег. Глаза светились счастьем.
– Ух, сердце у меня подскакивает! – воскликнул Ваамчо и, все еще не веря, что он на берегу, стал разрывать снег, чтобы посмотреть землю. Хотелось подержать землю в руке.
В стороне показались очертания мыса Пркатаген, где под склоном горы стоят яранги. Отсюда до Энмакай на хороших собаках день езды.
– Ну, Чегыт, теперь мы дома! – весело говорил Ваамчо. – Вон за горой наше стойбище. Теперь много можно курить.
Ваамчо присел на бревно, выброшенное морем, закурил.
Спичек оставалось немного, но, раскурив трубку, Ваамчо, как ребенок, начал играть с огнем: зажигать спички и бросать их во все стороны.
Ваамчо смеялся, любуясь летающими огоньками.
«Одна спичка пусть останется». И Ваамчо тронулся в путь.
Он ехал не останавливаясь. Собаки бежали ровно, но вдруг они рванули и пустились вскачь. Ваамчо обрадовался. Дорога кончалась.
«Энмакай!» – подумал он.
Мелькнул остов яранги, и собаки, а за ними и нарта, свалились с сугроба. Кругом яранги нанесло горы снега, и она оказалась в снежном кольце.
«Своя яранга!»
Ваамчо вошел в сенки.
– Кто там? – послышался звонкий голос Тыгрены.
– Я, – ответил Ваамчо.
Вааль перевел беспокойный взгляд на Тыгрену и, полный смятения, со страхом спросил:
– Чей голос слышат мои уши?
– Отец! Они слышат голос Ваамчо.
Как запутавшаяся в сети рыба, толкался головой в шкуру полога старик Вааль, торопясь увидеть сына.
Наконец старик половиной своего обнаженного туловища высунулся в сенки и увидел Ваамчо, снимающего ружье.
Улыбка осветила морщинистое лицо старика.
– Ваамчо, это ты? – спросил он.
Ваамчо влез в полог и молча сел напротив отца.
Молчание прервал сам старик:
– А вот Тыгрена мне светильник налаживает и жирку принесла…
Тыгрена неотрывно, молча смотрела на Ваамчо. В руках она держала палочку для заправки мха в светильнике. Ваамчо сказал:
– Смотри, Тыгрена, как коптит жирник. Надо поправить.
И Тыгрена бросилась выполнять его просьбу.
Глава семнадцатаяПурга скоро стихла. Люди стойбища Энмакай радовались возвращению Ваамчо, как радовались в этой стране каждому новорожденному.
Когда Тыгрена вернулась домой и в стойбище стало известно о возвращении Ваамчо, Корауге сказал:
– Надо Чегыта принести в жертву келе.[23]23
Злой дух.
[Закрыть]
Вааль, узнав об этом, вздохнул и тихо проговорил:
– Ваамчо, надо Чегыта принести в жертву.
– Отец, мне жалко его. Я сильно люблю его. Он умный пес. Как человек, он все понимает. Такого у нас больше не будет. Я не стану убивать его.
– Ваамчо, какие слова ты говоришь? Они причиняют боль моему сердцу. Если Корауге узнает о них? Злые духи не оставят тогда нашу ярангу в покое. А тебе ведь еще много жить надо.
Ваамчо вышел из полога. Проходя мимо собак, он отвернулся, чтобы не встретиться взглядом с Чегытом. Пес все понимает, как человек.
Ваамчо прошел около яранги, поглядел на льды.
«Надо было сразу подойти к Чегыту и взять его. Зачем оттягивать? Зачем я вышел сюда и прошел мимо него?..»
Ваамчо вытащил нож, провел по лезвию рукой. Ножом можно было брить бороду.
Стоял сильный мороз, а Ваамчо было жарко. Он сбросил шапку, она повисла на ремешке за спиной, и Ваамчо медленно, сопротивляясь самому себе, направился к собакам.
Чегыт свернулся в клубок, спрятав морду под брюхо. Но как только Ваамчо подошел к нему, Чегыт поднял голову, встал, изогнув спину, лениво зевнул, встряхнулся и зашевелил пушистым хвостом.
Ваамчо вышел с ним из яранги и молча направился за стойбище. Он сел на снежный холм. Чегыт развалился рядом у ног. Ваамчо вдруг схватил собаку за голову, зажал ее в коленях, и нож повис над сердцем Чегыта. Но не хватило сил убить собаку. Ваамчо посмотрел на сверкающее лезвие и бросил нож в снег.
Чегыт лежал на спине и всеми четырьмя лапами лениво шевелил в воздухе.
Лицо Ваамчо стало злым, мрачным: «Как волк я!.. Нет, я не волк. Меня ведь заставляет Корауге. Наверное, он хочет убить Чегыта потому, что я не отдал его Алитету? Кагтам меркичкин! Нет, я хуже волка. Чегыт – мне друг!..»
Ваамчо встал, мигом вскочил и Чегыт.
– Туда пойдем, Чегыт! За дальний бугорок.
Ваамчо шел, как больной человек. Ноги неуверенно ступали по снегу.
Он украдкой взглянул на собаку, и ему показалось, что Чегыт хорошо понимает, куда ведет его Ваамчо. Чегыт был невеселый и шел ленивым шагом, низко опустив голову.
– Ай! – вскрикнул Ваамчо, словно у него разрывалось сердце.
Чегыт поднял голову и ласково взглянул на хозяина.
И вдруг Ваамчо почувствовал, что он не может выносить взгляда собаки. Он отвернулся в сторону и долго стоял не шевелясь. Потом он быстро повернулся, схватив Чегыта за морду, в один миг всадил в него нож по самую рукоятку.
Ваамчо хотел вытащить нож, но руки стали непослушны, как после долгой гребли. По щеке покатилась крупная слеза и тут же замерзла на подбородке.
Ваамчо взял голову убитой собаки в обе руки и приложился к ней своей щекой. Обмакнув палец в сгусток собачьей крови, он провел им себе по лбу.
«Пусть удовлетворятся духи!..»
Ваамчо взял собаку за_заднюю лапу и потащил ее, как это и полагалось, волоком, против шерсти.
Вдруг он остановился.
«Не потащу так. По-другому возьму. Пусть так и не полагается, а я потащу по-своему».
Он взвалил Чегыта на спину и, держа его за передние лапы, понес к яранге. Казалось, собака обняла его сзади. Голова Чегыта болталась из стороны в сторону при каждом шаге Ваамчо.
Навстречу попался шаман Корауге. Ваамчо молча прошел мимо.
«Несчастный, он всегда хочет сделать по-своему! Зачем несет собаку на спине?» – недовольно подумал Корауге.
Ваамчо положил Чегыта около яранги. Голову собаки он повернул в сторону, откуда приходит солнце.
Глава восемнадцатаяВ торосах раздавались ружейные выстрелы. Каждый выстрел радовал людей: больше выстрелов – больше мяса в стойбище. На берегах полыней всюду сидели охотники из стойбища Энмакай.
Около Ваамчо лежали два тюленя с окровавленными, пробитыми пулей головами. Довольный охотой, Ваамчо сидел на льдине и постукивал о нее пустой трубкой. Он хотел закурить, но коробка из-под табака оказалась тоже пустой. Ваамчо подержал трубку в зубах и с тоской положил ее за пазуху.
Какая охота без табака?
Ваамчо встал и полез через ломаный лед закурить у соседа-охотника. Вскоре он заметил сидящую на берегу полыньи Тыгрену. Рядом с ней лежали три тюленьи туши.
– Какомэй, Тыгрена! – восторженно крикнул Ваамчо. – Три тюленя! Ты великий охотник.
– В четвертого промахнулась, – сконфуженно проговорила она.
Ваамчо присел на замерзшую тушу тюленя и, вынув пустую трубку, стал постукивать о носок торбаза, намекая, что ему нечего закурить.
– Есть табак, – весело ответила Тыгрена и, улыбаясь, подала ему кисет, умело сшитый из оленьей кожи.
Они закурили.
– Хороший день, Ваамчо.
– Да. Но только надо идти домой. Я хотел убить еще одного тюленя, а по всему видно, что придется помочь тебе тащить тюленей.
– Пожалуй, придется. Видишь, какие большие! Я хотела уходить с двумя и вернуться еще раз. Поэтому и жду четвертого.
– Очень далеко, Тыгрена! Не успеешь. Лучше я сразу возьму трех, а ты потянешь по моей дорожке двух.
– Ты добрый, Ваамчо! Я бы согласилась стать твоей женой по сменному браку.
Ваамчо смутился и, чтобы перевести разговор на другое, сказал:
– Вот Корауге говорил, что меня тюлени не любят. Их глаза не хотят встречаться с моими. А вот два тюленя посмотрели на меня и теперь лежат около моего ружья.
– Он злой – Корауге! – с ненавистью сказала Тыгрена. – Он говорит неправду. Лживого человека слушать – все равно что теплую воду пить. Не только тюлени, но и мои глаза всегда любят смотреть на тебя. – И она улыбнулась.
Помолчав, Тыгрена заговорила тихо:
– Корауге все время твердит: духи не любят ярангу Вааля. Илинеут замерзла. Ваамчо оторвало от земли. Пусть уйдет Вааль из нашего стойбища.
– А вот и не оторвался я! – радостно и весело сказал Ваамчо. Но, вспомнив о Чегыте, тут же помрачнел. – Каждый раз, когда вспоминаю Чегыта, мое сердце наполняется великим гневом. Я часто вижу Чегыта во сне. Он крутит хвостом, шевелит ногами, глазами разговаривает. Лучше бы у меня потерялся один глаз. С одним глазом тоже можно охотиться. Почему Корауге велел убить Чегыта, а не другую собаку?
– Он пакостный человек. Когда его глаза смотрят на меня, я боюсь их, – прошептала Тыгрена, оглядываясь кругом.
Они покурили и решили идти домой.
Ваамчо, а вслед за ним Тыгрена пошли торосистым льдом. Они волоком тянули тюленей: Ваамчо – трех, Тыгрена – двух. Они долго шли молча. Голова Ваамчо заиндевела, и от нее шел пар.
Когда показались яранги, охотники присели на тюленей отдохнуть и еще закурить.
– Вон яранги, Ваамчо, – сказала Тыгрена. – Мои ноги не хотят идти туда.
– Алитет плохой? – робко спросил Ваамчо.
Тыгрена молча кивнула головой.
– Отец Вааль говорил: Алитет хитрый и жадный. Чужих песцов из капканов крадет. И мой рассудок говорит мне: злой он. Я стараюсь уйти в сторону, когда вижу его.
– Твой рассудок похож на мой, как тот тюлень на этого. Я не знала лживых людей, а теперь сама становлюсь лживой. Ты возьми, Ваамчо, моего третьего тюленя себе, я скажу: убила только двух.
– Какой я охотник, если женщина мне будет убивать тюленей! Не возьму. И Корауге почувствует ложь. Худо будет тебе.
– Пусть. Мне все равно. Наверное, когда-нибудь я потеряю рассудок и перережу горло Корауге. А ты, Ваамчо, застрели Алитета. Подкарауль у капкана. Поймай черно-бурую лисицу и посади ее в свой капкан. Алитет захочет ее украсть. Тогда можно застрелить.
Ваамчо побледнел. Никогда еще ни с кем он так не говорил и не слышал таких слов.
– Тыгрена, я боюсь тебя.
– Не бойся, Ваамчо. Здесь никто не слышит нас. Ветерок с берега. Мы будем всегда говорить с тобой только во льдах. Никто не должен знать наших дум. Вааль – добрый человек, но и ему не говори: испугается он шамана.
– Никому не скажу. Только сам буду знать.
– Алитет – вор. Он крадет все. Он даже меня украл, как лисицу из чужого капкана. Оставил Айе одного. Наргинаут говорила мне, что он убил даже сына и дочь, чтобы изгнать из своего поганого тела болезнь. Я никогда не стану настоящей женщиной в его яранге.
Тыгрена помолчала и, вздохнув, спросила:
– Я все думаю, Ваамчо: почему мужчины должны выбирать невтумов по сменному браку, а не женщины?
– Такой закон.
– Да, такой закон, – вздохнув, недовольно сказала Тыгрена. И, помолчав, добавила: – Мне хочется, чтобы у моего ребенка отец был настоящий человек. Молодой, сильный, ловкий, добрый.
Ваамчо молча тянул трубку, догадываясь, к чему она ведет разговор.
– Я бы вот тебя выбрала в невтумы.
Ваамчо смутился и, глядя в сторону, пустил клубы табачного дыма. Тыгрена насмешливо посмотрела на него.
– Почему ты такой, Ваамчо?.. Как тюлень, боязливый? – участливо и немножко с укоризной спросила она.
– Наверное, потому, что я бедный, – нерешительно проговорил Ваамчо.
И оба они замолчали, каждый думая о своем. Тыгрена опять вспомнила своего маленького мужа Айе. Вспомнила, как они вместе думали о детях, как будет шумно в их яранге… А вот теперь Алитет навсегда увез ее от Айе, и жизнь… пропала. А если у женщины нет детей – она не настоящая. Как же быть? Тыгрена вспомнила, как Наргинаут говорила, что в Алитета вселились злые духи и от него давно перестали появляться дети. «Как же без детей? Даже после смерти „верхние люди“ топят в озере женщин, у которых не было детей… Может, искупить вину добровольной смертью? Пусть задушат меня?! Не-ет… Не хочется. Я еще не стала старухой».
Эти тяжелые мысли овладели Тыгреной до того, что в глазах затуманило. Словно пелена нависла над глазами ее. И вдруг будто солнечный луч пробил мглу, и для Тыгрены все стало ясно. Она заговорила властно и настойчиво:
– Ваамчо, надо же мне стать настоящей женщиной! Я хочу ребенка… Я хочу, чтобы ты был его отцом. Ты подумай: кто же еще может быть? Нет другого.
Возвратясь домой, Тыгрена положила в сенках тюленей и услышала голос Алитета. Он с кем-то громко разговаривал.
«Ремкылен[24]24
Гость.
[Закрыть] приехал», – догадалась Тыгрена.
С детства она всегда радовалась приезду каждого гостя, но сейчас была равнодушна к этому событию. Не хотелось даже идти в полог.
Веселье, навеянное широким простором ледяных полей и удачной охотой, исчезло. Хотелось курить, но кисет с табаком остался у Ваамчо. Она потихоньку вышла из сенок и побежала в ярангу старика Вааля.
Здесь собрались почти все охотники. Они пили чай, а старик Вааль, полулежа на шкуре, рассказывал сказки. Какая хорошая здесь жизнь! Тыгрена присела и закурила.
Охотники напились чаю и стали просить Вааля рассказать еще сказку.
– Трубку сделайте! – попросил Вааль.
Охотники наперебой предложили старику сразу несколько трубок.
– Зачем так много? – улыбнувшись, сказал старик. – Только одну.
Пыхнув трубкой, он начал рассказ:
– О начале творения жизни скажу. Когда-то было совсем темно. На полуденной стороне сидел творец и думал, как бы сделать свет. Думал, думал, потом создал ворона и сказал:
«Пойди продолби зарю».
Полетел ворон на восток, начал долбить носом. Вернулся к творцу и говорит:
«Не могу продолбить».
Рассердился творец, схватил его, кинул в сторону.
«Не нужно тебя, не любящий работать, – пошел! Кормить не стану! Ищи еду сам!»
Сделал птичку. Полетела, стала долбить. Весь нос избила, продолбила маленькую дырку. Вернулась.
«Что сделала?»
«Маленькую дырку продолбила».
«Продолби большую».
Назад полетела, опять стала долбить. Весь нос избила, тело иссохло, перья облезли. Продолбила. Заря брызнула, стало светло. Пошла птичка к творцу пешком. По дороге еды нет. Совсем иссохла, кости тонкими стали, еще уменьшилась. Пришла все-таки.
«Сделала. Теперь светло на земле», – сказала она.
«А! А!» – обрадовался творец.
Снова одел ее перьями, заострил остаток носа, дал ей жилище под кочкой.
«Живи! Размножай детей!»
Тыгрена посмотрела на Ваамчо. Он улыбнулся ей и перевел глаза на Вааля.
– Потом творец набросал на землю тюленьих костей и сказал: «Будьте люди!» – продолжал Вааль. – Творец сделал белую куропатку, послал на землю навестить людей. Куропатка немного пролетела, вернулась, говорит творцу:
«Слишком далеко, худо. Не могла долететь».
Схватил ее творец за хвост, бросил в тальник.
«Живи в тундре. Не буду кормить тебя. Сама ищи еду».
Кого бы послать за вестями на землю?
Сделал сову.
Сова отправилась, достигла земли. Глаза большие, смотрят издали. Четыре человека: двое мужчин, две женщины. Стоят на земле, сесть не смеют. Не вернулась сова.
«Как бы узнать вести?» – думает творец.
Сделал лисицу, сказал: «Поди!»
Лисица ушла, дойти не может. Захотела обмануть, вернулась: «Земли нет, людей нет. Какие там люди! Пусто кругом».
Схватил ее, бросил в сторону.
«Не надо тебя, обманщица! Я знаю, люди есть. Живи в тундре и не попадайся мне: шкуру спущу!»
Много посылал зверей – и песца и волка.
«Негодные! Никто не может принести вестей».
Пошел сам. Встретил человека, взял за плечо, посадил. Рядом посадил женщину.
Тогда они размножились, стали народом.
Творец сделал из тальника оленей, моржей и тюленей.
«Вот вам еда. Убивая их, живите».
Вааль откашлялся и сказал:
– Все…
