Текст книги "Испытание болезнью: как пережить рак груди"
Автор книги: Тьерри Янсен
Жанры:
Публицистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)
”Я, конечно, все понимаю, но все-таки меня поражает твоя неаккуратность”. Услышав эту фразу от лучшей подруги, Сандрина едва не бросила трубку. Потом ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не заорать на эту стерву, которая позволила себе ее судить. И наконец, сделав несколько глубоких вдохов и немного помедитировав, она обрела достаточный душевный покой, чтобы понять: замечание подруги пробуждало застарелое чувство вины, отравлявшее ей жизнь с самого раннего детства. “Я никому не пожелаю пережить то, что переживает женщина, заболевшая раком груди, – говорит она. – И я считаю очень несправедливым, что подруга, которая никогда не проходила через подобные испытания, осуждает меня за “неаккуратность”. Пусть думает что хочет, но я отказываюсь угрызаться совестью из-за того, что у меня в доме не так чисто, как раньше. Я делаю все, что могу. Сейчас мои возможности ограничены, и я это принимаю. Я пытаюсь изменить то, на что у меня хватает сил, и не берусь за то, с чем заведомо не справлюсь. Это мой способ стать мудрее. Незачем зря тратить энергию. Все мои ресурсы нужны мне для выздоровления!”
Рак груди и различные этапы его лечения в чем-то похожи на обряд инициации. “Это в некотором роде процесс обнажения, снятия покровов, – комментирует Софи, адвокат по профессии. – Постепенно мы обнаруживаем, что вещи, которые казались нам принципиально важными, на самом деле таковыми не являются. Это в некотором роде утрата иллюзий. Но можно ли утратить что-либо, кроме иллюзий?” “Мы словно бы избавляемся от всего искусственного, наносного, открывая главное в нас самих и в жизни”, – добавляет Сеголен, по профессии психолог.
“Все начинается в тот день, когда тебе объявляют диагноз, – рассказывает Нелли. – Раньше я об этом по-настоящему не задумывалась – мне казалось, что моя жизнь будет длиться вечно. Я была наивна и воображала, что, не считая легкой ряби да волны от проходящего катера, все в моей жизни будет гладко – спокойно, надежно, стабильно…”
“Настоящий шок я испытала на следующий день после операции, – говорит Матильда, врач-педиатр. – Когда медсестра сняла повязку. Сначала я отказывалась даже взглянуть на свой шрам. Но очень быстро я осознала, что мне надо принять это превращение. Шрам – часть меня. Отрицать его, отвергать или ненавидеть – все равно что отрицать, отвергать или ненавидеть кусочек самой себя. Мне понадобилось время, чтобы это понять, но в итоге я считаю, что изменение форм моего тела и эта зарубка у меня на коже суть доказательства того, что болезнь вырвана из моей груди с корнем. Это скорее удача, чем бедствие. Эти стигматы рассказывают историю моей жизни – историю испытания, выпавшего на долю мне одной”. Какой путь пройден! Нет человека, которому легко было бы адаптироваться к подобным переменам. С самого рождения мы начинаем исподволь, по кирпичику, выстраивать тонкие, интимные отношения с самими собой и со своим образом. Так что иногда требуется время, чтобы сжиться со своим новым обликом. “Я себя заставляла гладить, ласкать свою грудь, стоя перед зеркалом, – рассказывает Дельфина. – Вначале это было очень трудно. Но понемножку я стала снова находить себя красивой. Потому что моя красота не сводится к груди. По-настоящему я увидела ее в глубине собственных глаз”.
“Принимать себя, нравиться себе, любить себя – это одно, – говорит Паскаль. – Но вообразить себя желанной в глазах другого гораздо труднее”. Сомнения очень велики, и это не зависит от возраста. “Не обязательно быть тридцатипятилетней, чтобы желать нравиться, – комментирует Софи. – Лично я в свои пятьдесят пять по-прежнему хочу привлекать взгляд и возбуждать желание. Я заболела раком в тот период, когда ощущала сильную неуверенность и нестабильность. Мое тело менялось из-за менопаузы, я только что стала бабушкой. Кроме того, я знала, что Жорж, мой муж, сам переживает экзистенциальный кризис и ищет выхода из него, бегая за молоденькими. Можете себе представить, до чего некстати мне в этой ситуации пришлись удаление одной груди и радости химиотерапии и облучения!.. Но, видимо, так было нужно для того, чтобы мы с Жоржем осознали главное. Чтобы мы открыли друг другу сердца и разделили все свои сомнения и горести на двоих. В итоге это испытание нас невероятно сблизило”.
“Для меня самым травматичным во всей этой истории стала установка постоянного катетера, – вспоминает Лилиана. – Мне объясняли, что эта штука дает мне большие преимущества, но я ее воспринимала как агрессию”. Небольшой пластиковый резервуар вшивается под кожу пониже ключицы; он переходит в тонкую трубочку, которая вводится непосредственно в вену пациента. “Это действительно очень удобно, – комментирует Кристина. – Ведь до изобретения этого устройства медикаменты для химиотерапии вводили в вену на руке или на шее, и при каждой инъекции приходилось протыкать пациенту вену заново. Теперь инъекцию можно делать непосредственно через кожу в этот резервуар. Это гораздо комфортнее”. Как и Лилиана, некоторые пациентки тяжело воспринимают мысль об инородном теле у себя под кожей. “После шрама на груди это стало еще одной деформацией”, – объясняет Лора. “Есть смысл попросить хирурга, который ставит катетер, чтобы он постарался сделать красивый шрам, – замечает Софи, – ведь когда лечение закончится и эту штуку вытащат, нам, возможно, захочется снова носить декольте!” Действительно, об этой детали стоит поговорить.
“Когда женщина проходит лечение от рака груди, это сплошная цепь “деталей”, – констатирует Сеголен. Одна из них, и далеко не самая незначительная, – выпадение волос, вызванное химиотерапией. Ростовые клетки волосистой части головы делятся быстрее всех. Поэтому неудивительно, что применяемые для химиотерапии средства, нацеленные на то, чтобы помешать размножению клеток, в первую очередь атакуют волосы. Выпадение волос начинается через пару недель после начала лечения. Последние несколько лет во время сеансов химиотерапии используют специальный охлаждающий шлем, который позволяет снизить, а то и вовсе исключить выпадение волос. Принцип его действия прост: холод (около 4 °C) вызывает перекрытие кровеносных сосудов волосистой части головы и таким образом препятствует поступлению токсических веществ к корням волос. На практике получается несколько сложнее, поскольку для эффективного действия шлема он должен быть надет за полчаса до, во время и в течение получаса после сеанса. “Это настоящая пытка!” – заявляет Нелли. У разных пациенток чувствительность бывает разная. Но, как правило, ношение такого шлема – действительно удовольствие ниже среднего. Так что многие женщины предпочитают смириться с неизбежной потерей шевелюры. “Это неприятный момент, но это надо пережить, – добавляет Нелли. – Потом волосы снова отрастают. И делаются еще более густыми, блестящими и послушными”. Так оно и есть. Иногда даже в силу каких-то загадочных причин волосы, бывшие до лечения прямыми, заново вырастают волнистыми. “Но все равно находить пучки волос утром у себя на подушке или на дне ванны – это шок”, – вспоминает Элизабет. Поэтому я всегда рекомендую женщинам, с которыми работаю, заранее подстричься покороче. Благодаря этому выпадение волос выглядит менее пугающе, да и пациентки могут заранее адаптироваться к своему новому “оголенному” лицу. “Мои волосы всегда были для меня важнейшим орудием соблазна, – рассказывает Мари-Лор. – Поэтому я решила заменить их париком. Но это меня не устроило. И, кстати, моих дочерей тоже – они предпочитали видеть меня с голым черепом. Понемногу я к этому привыкла. Так что дома я ходила, ничем не прикрывая голову. А на выход на девала шапочки из хлопчатобумажных ниток, которые мне связали мама и старшая дочь, или шелковые платки, переливавшиеся всеми цветами радуги. Я научилась чувствовать себя красивой в ином обличье”. “А я завела себе банданы, – делится опытом Вероника. – У меня их была целая коллекция. Но, в отличие от детей Мари-Лор, моим не нравилось, когда я ходила с голой головой. И когда я шла забирать их из школы, они просили меня надевать парик, чтобы быть похожей на других мам – так они это объясняли”.
“Потеря волос погрузила меня в ужасную тоску, – вспоминает Мари-Клод (бывшая журналистка, 58 лет). – Я боялась, что перестану нравиться своему спутнику жизни. Поначалу я старалась компенсировать этот физический недостаток веселостью, энтузиазмом и своего рода гиперактивностью – я все время предлагала ему куда-нибудь пойти, встретиться с друзьями, заняться сексом… Но очень скоро мое тело потребовало от меня замедлить темп, который я ему навязывала. Мое либидо угасло, и врач уверил меня, что это естественное следствие прописанного мне лечения. Что же мне оставалось, чтобы сохранить хоть немного привлекательности в глазах любимого мужчины? Он сам ответил на этот вопрос. Однажды утром он зашел в ванную и попросил меня снять парик. Я отказалась, потому что не хотела, чтобы он видел меня лысой. Я казалась себе такой уродливой… Но он настаивал и в результате добился своего. А после со слезами на глазах признался, что я “такая привлекательная без всяких искусственных ухищрений”. Мы с ним вместе долго проплакали, но с того дня я согласилась принять свой новый облик и смогла увидеть в нем истинную красоту”.
Иногда выпадение волос сопровождается еще и выпадением ресниц, бровей и даже волос на всем теле. “Я уже не осмеливалась смотреться в зеркало, – рассказывает тридцативосьмилетняя Латифа, у которой выпали все волосы на теле. – К счастью, моя сестра Лейла работает косметологом. Она мне показала, как ухаживать за кожей и делать подходящий макияж”. Все большее число больниц предлагает сегодня услуги профессиональных косметологов и стилистов, чтобы помочь пациенткам, проходящим химиотерапию, сгладить наносимый лечением ущерб. “Это так важно для состояния духа”, – комментирует Латифа. А, как мы имели возможность наблюдать на протяжении всей книги, бодрость духа влияет на ход лечения. “Каждая встреча с косметологом онкологического отделения была для меня праздником, – вспоминает шестидесятисемилетняя Эвелина. – Она регулярно делала мне процедуры для лица – гоммаж, чтобы как следует очистить кожу, а после увлажняющую маску… Потом она учила меня наносить легкий макияж. В результате, хотя у меня не было ни бровей, ни ресниц, ей удавалось придать моему виду некоторую свежесть и яркость”. “Эту свежесть и яркость я открыла для себя помимо всякого макияжа, – утверждает Нелли. – Конечно, красивый макияж делает взгляд более выразительным. Но, в конце концов, когда я смотрела в зеркало на свои глаза, даже без теней и карандаша, я различала там немножко света. Эта искорка очень отличалась от той, которую я привыкла видеть за годы, предшествовавшие болезни. По мере того как продвигалось лечение, эта искорка разгоралась все ярче. Я видела в глубине себя одновременно сильную страсть и замечательный покой. Именно по такому своему взгляду я и поняла, что исцелилась”. Исцеление тела – может быть, вероятно, наверняка – будем надеяться, что Нелли не ошиблась. Но исцеление души – вне всякого сомнения!
ЧАСТЬ V
ЛИЦОМ К БУДУЩЕМУ
Реальность настоящего“Я вылечилась? Поначалу эта мысль не укладывается в голове, – замечает Нелли. – Со всеми этими контрольными обследованиями каждые три месяца, с катетером, который оставили под кожей “на случай, если потребуется новый курс химиотерапии”, и гормональными лекарствами “для надежности” довольно сложно почувствовать, что ты полностью избавилась от этого чертова рака. Да и врачи этого не утверждают. Они говорят, пять лет – должно пройти пять лет, прежде чем можно будет окончательно расслабиться. Кажется, что это так долго…” “И в то же время это время так быстро проходит”, – добавляет Леа.
Действительно, давайте не будем забегать вперед, ведь, проецируя себя в будущее, мы забываем жить в настоящем. Между тем настоящее – единственное время, в которое мы действительно живем. Так что абсурдно сожалеть о прошлом и еще более абсурдно бояться будущего. Жизнь – дорога, которую надо проходить шаг за шагом, от одного момента к другому, полностью осознавая текущее мгновение. “Каждый контрольный визит к врачу давал мне повод изводить себя тревогой, – вспоминает Изабель спустя десять лет после лечения от рака. – За несколько дней до приема я уже начинала чувствовать спазмы в животе, я плохо спала и раздражалась по пустякам. Мысль, что придется снова начинать химиотерапию, вызывала у меня ужасный стресс. В результате я постоянно прокручивала в голове самые мрачные сценарии. Страх заставлял меня видеть все в черном цвете, и я воображала совершенно катастрофические картины. В общем, я сама себя убеждала, что скоро умру. Сегодня, оглядываясь на то время, я понимаю, насколько абсурдным было мое поведение. И хотя это совершенно бесполезно, я не могу не сожалеть о тех днях, неделях и часах, которые провела, попусту запугивая себя. Потому что, в конце концов, в промежутках между контрольными обследованиями я могла вести гораздо более приятную жизнь. Более того, случись у меня в самом деле рецидив рака, я бы даже не успела воспользоваться сладостной передышкой! А хуже всего то, что я, сама того не сознавая, провоцировала у себя этот бесполезный стресс, рисковала истощить ресурсы своей иммунной системы и тем самым создавала благоприятные условия для рецидива, которого сама же так боялась!”
Сохранять связь с текущим мгновением не всегда легко для человеческого мозга. Несомненно, именно по этой причине великие духовные традиции человечества выработали различные медитативные или созерцательные практики. Ведь духовность – это прежде всего средство понять принцип функционирования духа, а значит, и мысли, чтобы суметь использовать ее лучшие возможности, избегая при этом заблуждений и ошибок. “Медитация мне очень помогла, – рассказывает Кристина. – Поначалу я думала, что это нечто вроде магической практики, окруженной религиозным или эзотерическим ритуалом. Но я ошибалась. На самом деле медитировать очень просто. Достаточно сосредоточить свое внимание на чем-то конкретном, например, на ощущениях тела или на дыхании. Потом надо бесстрастно наблюдать за образами и мыслями, возникающими на поверхности сознания. При этом самое главное – не цепляться за них, а просто определять их присутствие и давать им угаснуть, не вступая в процесс размышления. Тогда можно решить и сделать так, чтобы положительные чувства – например, сочувствие к себе и другим – могли заполнить поле сознания. Автоматически приходит спокойствие духа, тело расслабляется, и тебя охватывает глубокое ощущение благополучия. Медитация, если ею заниматься регулярно, позволяет подходить к жизни и ее трудностям совершенно по-другому”. Исследования среди тибетских монахов показывают, что чем больше времени проводится в медитации, тем более активно функционирует мозг, вовлекая в работу различные зоны – в частности те, которые связаны с положительными эмоциями[1]. “Медитация позволяет более спокойно и позитивно реагировать на повседневный стресс”, – отмечает Кристина. И, что совершенно замечательно, выявлена тесная корреляция между регулярными занятиями медитацией, стимуляцией зон мозга, связанных с позитивными эмоциями, и качеством иммунной защиты организма[2].
Медитации дважды в день по десять минут достаточно, чтобы научить наш дух жить в покое. Кстати, недавние исследования указывают на то, что в силу пластичности мозговых структур при этом оказывается воздействие на саму архитектуру мозга[3]. “Это куда лучше, чем неуклонно сползать в засасывающий водоворот паники и тревог, из которого очень трудно выбраться”, – заключает Кристина. Многие пациентки, с которыми мне довелось работать, демонстрировали буквально маниакальную озабоченность результатами контрольных обследований. Когда врач сообщал им, что все в порядке, они радовались день-другой, но очень скоро вновь начинали мучиться вопросом, что же будет “в следующий раз”. И в ожидании “следующего раза” не жили, а лишь выживали. “Очень жаль, – говорит Леа. – Рак учит нас тому, что жизнь – хрупкая штука. Разве не глупо позволять ей утекать между пальцев просто из-за того, что однажды она может нас покинуть?” “Иногда я начинала задумываться о самом худшем, – вспоминает Мари-Клод. – Но я тут же брала себя в руки и напоминала себе, что я все еще жива. Знать заранее, не случится ли у меня однажды рецидив рака, невозможно. Зато есть все-таки одна вещь, которую я знаю наверняка, – я жива! Это была единственная реальность. Реальность настоящего!”
Некоторые пациентки сосредоточиваются на динамике CA15-3 – биологического маркера рака молочной железы, который обнаруживается в крови. Это нелепо, поскольку сегодня достоверно известно: нормальный результат по CA15-3 не всегда означает отсутствие рецидива, а слишком высокий результат не обязательно предвещает обнаружение аномалии при рентгеновском исследовании. И кстати, современные медицинские рекомендации не предполагают обязательного определения CA15-3 при обычном скрининге. Ведение пациентов в реабилитационный период опирается главным образом на регулярный клинический осмотр и контрольную маммографию[4].
Когда микроскопическое исследование опухоли показывает, что она чувствительна к воздействию эстрогенов (на злокачественных клетках обнаруживаются гормональные рецепторы), прописывается дополнительное лечение после проведения классической триады операция-химиотерапия-облучение: женщинам, не достигшим менопаузы, назначают тамоксифен, а женщинам после наступления менопаузы – антиароматазу. “Мне прописали это гормональное лечение “на всякий случай”, – рассказывает Паскаль. – Как дополнительную предосторожность, чтобы исключить риск рецидива. Однако оно имеет побочные эффекты и не дает забыть о том, что ты больна – или, точнее, была больна”. “Так что нужно со всей открытостью обсудить со своим лечащим врачом, насколько в вашем конкретном случае назначение этого лекарства осмысленно, – советует Кристина. – Не следует слепо полагаться на его первое суждение”.
Основывать свои рассуждения и решения только на реальных фактах, верить только тому, что показывает опыт, – вот золотое правило для всех женщин, перенесших рак груди, после завершения курса лечения. “Ни в коем случае не надо верить разнообразным гипотезам, прогнозам, статистике… Нужно держаться реальности настоящего. Это дело первостепенной важности!” – настаивает Леа.
Жить без“Удивительно, но именно в тот момент, когда я ожидала почувствовать себя лучше, я начала испытывать уныние и подавленность. Это абсурдно: лечение закончилось, моя жизнь могла войти в нормальное русло, я ждала этого момента долгие месяцы, а теперь вместо того, чтобы радоваться, только еще больше мучилась тревогой”, – рассказывает Матильда. Так бывает нередко. И это не случайно: женщины, когда им объявляют о том, что они больны, не всегда успевают как следует переварить этот шок, торопясь вступить в битву за свое выздоровление. “Сегодня я отдаю себе отчет, – говорит Нелли, – с какой скоростью развивались события. Я едва успела осознать свой диагноз, как уже надо было ложиться на операцию, потом на химиотерапию, потом на облучение… Все вертелось вокруг моего лечения. Я думала только об этом, ни о чем другом. Я была словно отрезана от реальности. У меня не было другого выбора, кроме как участвовать в этой войне. А потом вдруг раз – и оказалось, что больше ничего нет. Не надо больше ходить в больницу, не надо целыми днями отлеживаться в постели, дожидаясь, пока станет хоть чуть-чуть получше. Я чувствовала себя опустошенной и измученной. Моя жизнь словно утратила смысл. Мне все казалось бессмысленным и трудным. Я знала, что надо выстроить для себя новую жизнь. Но у меня не было ни малейшего желания этим заниматься”.
Здесь снова, без сомнения, негативное восприятие происходящего скрывает под собой страх – страх жить без болезни. “Я полностью слилась со своей борьбой против рака, – рассказывает Флоранс. – Когда борьба завершилась, у меня осталось ощущение громадной пустоты. Я одновременно испытывала тревогу и уныние”. “Я не осмеливалась поделиться с окружающими тем, как я растеряна, – вспоминает Винсиана. – Я боялась, что меня никто не поймет. Я опасалась, что на меня станут смотреть как на капризную девочку. Ведь в конечном счете мне полагалось быть на седьмом небе от счастья, что все мучения наконец позади”.
Многие пациентки, замкнувшись в своем унынии, попросту не знают, как вернуться к “прежней” жизни. На протяжении многих недель они занимали центральное, привилегированное положение в семье. Дети помогали накрывать на стол, разгружали посудомоечную машину, убирали у себя в комнате. Муж ходил за покупками, никогда не повышал голоса и вечерами следил, чтобы жене было удобно на диване перед телевизором – ей даже можно было выбрать, какую программу смотреть… А потом вдруг, не особенно спрашивая ее мнения, каждый захотел снова занять свое привычное место в системе семьи. “Я была не готова отказаться от своей роли “больной”, – признается Сеголен. – В положении страдалицы есть реальные преимущества. Но это ловушка, которой необходимо во что бы то ни стало избежать!”
В то же время походы к врачу становятся все реже. “Так что приходится учиться самой себя успокаивать и ободрять”, – констатирует Дора. “А вдобавок тот факт, что тебя больше не лечат, заставляет вообразить, будто болезнь теперь вырвется на свободу!” – добавляет Софи. “На самом деле мне совершенно не хотелось покидать защитный кокон медицины”, – признается Ребекка.
Некоторые женщины в этой ситуации решают посвятить часть своего времени тому, чтобы помогать другим больным. “Мне хотелось найти применение всему тому, чему научил меня мой опыт, – рассказывает Валери. – Поэтому я захотела вступить в ассоциацию волонтеров, чтобы помогать женщинам и детям, заболевшим раком. Но руководитель группы отверг мою кандидатуру под тем предлогом, что мне еще слишком рано этим заниматься. Сегодня я понимаю, что он был прав. Я была не готова. Через эту деятельность я стремилась остаться в контакте с больничной средой. Я испытывала потребность “пощупать” болезнь других, чтобы лучше приручить свою собственную. А это явно не лучшее средство для этой цели”.
В этой ситуации некоторые женщины начинают испытывать интерес к психологии, одну за другой глотают книги по исцелению и личностному развитию, записываются на всевозможные семинары и курсы. “Я боялась потерять то, что приобрела, – объясняет Нелли. – В глубине души я чувствовала: что-то в моей жизни действительно изменилось. Я была рада этому превращению и думала, что если сохраню контакт с миром психологии, то смогу развиваться и дальше”. “Меня завораживали эмоциональная значительность и душевная глубина чувств, в которые меня погрузило пережитое, – объясняет Луиза. – По сравнению с этим тонкости английского языка представлялись мне пресными и обыденными. Я решила оставить преподавательскую деятельность и стать психологом. Мне хотелось помогать другим. Мне нужно было придать смысл тому, что я открыла для себя за долгие месяцы мучительного лечения”. Но и здесь торопливость – плохой советчик. “Ловушка в том, что человек хочет заниматься другими, чтобы избежать необходимости думать о себе”, – комментирует Сеголен. Это недостаток многих психотерапевтов!
Не торопитесь и не делайте резких движений. Это, наверное, лучший совет, который можно дать женщине, побывавшей на краю смерти и теперь возвращающейся в мир живых. Речь о том, чтобы продолжать прислушиваться к себе и не давать круговороту повседневности слишком быстро засосать себя. Вернуться к работе – для начала, возможно, на полставки. “Для каждой проблемы существует свое решение, – комментирует Элизабет, сама руководитель предприятия. – Надо поговорить со своим нанимателем или навести справки в компетентных государственных органах. Ведь – не будем обманывать себя – завершение лечения не означает автоматически, что приступы слабости мгновенно прекратятся. Телу нужны время и энергия, чтобы восстановиться. Эти потребности надо уважать. Не отказывайте себе в праве полежать после обеда, смиритесь с тем, что какие-то вещи, возможно, будете теперь делать медленнее, давайте себе время на отдых. Если нужно – обратитесь за помощью к близким или прибегните к услугам социального работника. Главное, обустройте свою жизнь таким образом, чтобы она соответствовала вашему физическому состоянию”.
