Текст книги "Кэнди"

Автор книги: Терри Сазерн

Соавторы: Мэйсон Хоффенберг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

Глава 14

Кэнди и великий Гриндл сидели в палатке для отдыха и беседовали за чашкой горячего шоколада: он сидел за столом для настольного тенниса, а она – на полу, у его ног.

– Ты сейчас на какой стадии духовного продвижения? – спросил он у девочки.

– Господи, я не знаю, – пролепетала она.

– Нет, сердце знает, – авторитетно заявил он. – Сердце знает.

– Наверное, я на самой начальной стадии, – честно призналась Кэнди.

– Путь к мистическому просветлению делится на шесть этапов, – сказал великий Гриндл. – И в любой момент времени ты находишься на одном из них. Первый этап такой: прочитать много книг по самым разным религиям и философиям, послушать лекции мастеров по различным доктринам – и серьезно опробовать некоторые доктрины в применении к себе.

– И это только первый этап? – Кэнди с трудом в это верилось.

– Да. Видишь ли, путь к просветлению долог и труден – многие на него вступают, но лишь единицы проходят его до конца.

– А второй этап?

– Второй этап: выбрать одну доктрину из многих, отринув все остальные – как орел, нападая на стадо овец, уносит только одну.

– Ой.

– Вот тогда-то и начинаются настоящие трудности. Третий этап: оставаться смиренным и скромным, и ни в коем случае не показывать непосвященным свою значительность и принадлежность к великим тайнам – но за внешней ничтожностью и смирением твой разум должен как бы воспарить над людской суетой и тщеславием.

– А дальше?

– А дальше ты переходишь на четвертый этап: безразличие ко всему. На этом этапе ты становишься, как собака или свинья, которые едят все, что случится найти. Не делаешь никаких различий между тем и этим. Ни к чему не стремишься, но и ни от чего не отказываешься. Все, что с тобой происходит, ты принимаешь с одинаковым безразличием: хвалу или презрение, бедность или богатство. Ты не делаешь никаких различий между пороком и добродетелью, между постыдным и благородным, между злом и добром… не сожалеешь о прошлом и не радуешься тому, что было.

Кэнди все это ужасно нравилось. Она устроилась поудобнее.

– А что потом? – спросила она, глядя на великого Гриндла широко распахнутыми глазами.

– Потом начинается пятый этап, когда ты принимаешь с истинным беспристрастием все противоречивые проявления активного бытия. Ты понимаешь, какова истинная природа всего сущего, неизбежная модель всякого действия в материальном мире… и всегда остаешься бесстрастным и невозмутимым. Ты смотришь на мир как бы с вершины огромной горы, а внизу простираются долины и горы пониже. Это пятая стадия.

– Ой, мамочки.

– Да, как я уже говорил, путь к мистическому просветлению долог и труден: многие на него вступают, но лишь единицы проходят его до конца.

– А что же тогда на шестом этапе? – спросила Кэнди.

. – Шестой этап не опишешь словами. Он соотносится с осознанием пустоты, которая, по терминологии ламаизма, означает Невыразимую Реальность.

– Не понимаю, – сказала Кэнди.

– Ну, – отозвался великий Гриндл, – на шестом этапе человек осознает нереальность, или небытие, неизменного эго. Это великая тибетская формула: «Человек освобождается от своего „я“; все вещи в мире освобождаются от своей самости».

– И на этом уже всё? – спросила Кэнди после секундной паузы.

– В каком-то смысле действительно всё. Но есть еще и седьмой этап, на физическом уровне это взвешенное воодушевление. Взвешенное – не от слова «вес», а от слова «взвесь». Но нас это пока не касается.

– Взвешенное воодушевление! – воскликнула Кэнди с неподдельным восторгом.

Великий Гриндл серьезно кивнул, а Кэнди пытливо вгляделась ему в лицо, думая про себя, что уж он-то наверняка дошел и до седьмого этапа. Просто не хочет об этом рассказывать.

– Ой, мне бы тоже хотелось всему этому научиться, – призналась она.

– Путь к просветлению долог и труден, – сказал Гриндл.

– Еще как! – воскликнула Кэнди.

– Ну, и что ты решила? Ты пойдешь по мистическому пути? Ты и так уже очень продвинута в плане духовном.

– Ну, мне бы хотелось попробовать, – сказала Кэнди. – И с чего мы начнем?

– Сперва тебе нужно найти хорошего гуру, духовного наставника, который будет с тобой заниматься.

– И вы… – начала Кэнди.

– Я буду твоим гуру.

– Ой, как здорово, – сказала Кэнди. Она даже вскочила на ноги, как будто хотела расцеловать Гриндла от полноты чувств, но он тут же принял формальный тон, не допускающий всяких вольностей:

– Первым делом нам надо выработать ментальную дисциплину и обучить тебя базовым упражнениям йоги.

Он достал из кармана какие-то бусы, похожие на четки, с бусинами, сформированными по группам по размеру и цвету, и надел их на шею Кэнди – при этом девочка грациозно запрокинула голову. Он объяснил ей, как выполнять дыхательные упражнения, сосредотачивая осязательные ощущения на различных группах бусин.

Потом он показал Кэнди знаменитое упражнение «противостоящих больших пальцев», потом открыл хитрость «сна стоя», когда человек засыпает всего на две-три минуты – стоя у стены и прижимая к стене затылком плоский камушек, – но при этом он получает полноценный отдых, как после 14-часового непрерывного сна.

– А теперь, самое главное упражнение йоги, – сказал великий Гриндл с предельной серьезностью, – упражнение номер четыре, истинный ключ к Бесконечному Единению. Я имею в виду Космический Ритм, в который нужно попасть, чтобы потом пребывать в гармонии со всем сущим в мире – и чтобы достичь Нирваны. Пусть твое тело расслабится и настроится на движения, которые я сейчас обозначу.

Он положил руки на бедра Кэнди и принялся вращать их вперед-назад плавными, волнообразными движениями.

– Вот так. Продолжай, – он убрал руки, отступил на шаг и встал, пристально наблюдая за Кэнди. – Да, хорошо.

В любой другой ситуации, помимо духовного упражнения, такое вращение бедрами могло бы показаться вызывающе сексуальным, провокационным и даже, может быть, непристойным; Кэнди прекрасно это понимала, и ее милое личико вспыхнуло от смущения, но она тут же выбранила себя за подобные неуместные ассоциации и решила, что все это происходит от ее загрязненной и неразвитой – в плане духовном – души.

Она сосредоточенно выполняла упражнение номер четыре под чутким руководством великого Гриндла, который давал ей команды, когда нужно ускорить или замедлить темп, и тут в палатку вошла черноволосая девочка, которая провожала Кэнди до шахты. Вернее, она не вошла, а просто встала в дверях, глядя за Кэнди с неприкрытым неодобрением.

– Очень мило, – сказала она с язвительной горечью.

Кэнди, сосредоточенная на своем упражнении, не заметила, как вошла черноволосая, так что неожиданный звук постороннего голоса сильно ее напугал – как и великого Гриндла, который тоже был полностью поглощен наблюдением за Кэнди, ведь упражнение следует выполнять правильно, и наставник должен за этим следить. Он зарычал от ярости, резко развернулся и набросился на черноволосую чуть ли не с кулаками. Впрочем, та уже убежала.

Но, убегая, успела крикнуть:

– Он притворяется, что великий учитель, а сам только и думает, как бы залезть в твою сладкую ямку! – Но ее голос почти растворился в густой темноте снаружи.

– Дешевка! Мещанка! Ханжа! – высказался Гриндл с неподдельным раздражением, вернувшись обратно в палатку. – Ее надо как следует выпороть, вот что!

Кэнди понравилось, что он так разозлился из-за того, что им помешали. Ей очень польстило, что он проявляет такой интерес к ее духовному продвижению. Ей тоже хотелось скорее продвинуться в плане духовном – на пути к мистическому просветлению. Чтобы порадовать своего учителя, она принялась выполнять упражнение с удвоенным рвением.

– Да! – сказал Гриндл. – Замечательно! А теперь, следующее упражнение… – Он умолк на полуслове и наклонил голову, как будто прислушиваясь к чему-то.

– Тише! – сказал он Кэнди.

Теперь она тоже услышала: тихий свист, снаружи, совсем рядом с палаткой.

– Жди здесь! – Гриндл направился к выходу. – Это будет следующее упражнение: жди меня здесь и постарайся вообще ни о чем не думать.

– Хорошо! – ответила Кэнди.

Гриндл вышел из палатки, а Кэнди честно попыталась освободить голову от всяких мыслей, но она была слишком возбуждена, и у нее ничего не вышло. Она подумала, что, может быть, стоит выйти из палатки и взглянуть на ночное небо – тогда у нее наверняка что-то получится. В смысле, вообще ни о чем не думать.

– Только если не будет звезд! – сказала она себе вслух, вышла наружу и подняла глаза к небу. Она вовсе не собиралась глазеть по сторонам, но она волей-неволей заметила Гриндла, который стоял чуть поодаль, у тележки с углем, куда Кэнди чуть раньше высыпала и свою скромную «наработку». Он был там не один. С ним были еще двое каких-то мужчин. Они о чем-то переговорили вполголоса, и один из мужчин передал ему что-то… наверное, деньги, если судить по тому, как он их отдавал… вроде как украдкой, по одной купюре за раз, как будто еще и считал их в процессе. Потом эти двое мужчин взялись за тележку и покатили ее прочь. Похоже, что Гриндл только что продал на сторону тележку с углем, добытым «Молодыми и трудолюбивыми».

Для Кэнди это явилось большим потрясением. Она тихонько вернулась в палатку и встала, опустив голову и надув свои прелестные губки. Она даже не обернулась, когда Гриндл вернулся в палатку. Он весело потирал руки – как человек, только что совершивший выгодную сделку. Это лишний раз подтвердило неприятное открытие Кэнди, и ей стало противно и страшно.

– Ну! – проговорил Гриндл со смаком. – А теперь отвечай! Где я был?

– Вы были снаружи, – холодно проговорила Кэнди, – и продали кому-то тележку общего угля! – Она закрыла лицо руками, бросилась в дальний угол палатки и безудержно разрыдалась.

– Как вы могли? – всхлипывала она, уязвленная до глубины души. – Как вы могли?!

И вот что странно: жуткие обвинения Кэнди как будто не стали для Гриндла большой неожиданностью. Во всяком случае, он не смутился, а только выказал легкое раздражение на вспышку Кэнди и на ее слезы, которые, похоже, были ему неприятны.

– Это было вообще ничто! – он небрежно махнул рукой и недовольно нахмурился. – Просто материальное соглашение. Абсолютно незначительное в плане духовном.

– А почему вы тогда взяли деньги? – спросила Кэнди, поднимая на Гриндла заплаканные глаза, чтобы он видел ее неизбывную боль и обиду от его предательства. – Мистер Аспай никогда бы не взял, никогда! – закричала она. – Он говорил, что все это – сон! И вы говорили мне то же самое! Он бы не взял никаких денег, а ведь он всего-навсего ваш секретарь! Это ужасно, ужасно! – И она вновь разрыдалась, закрывая лицо руками.

– Что он говорил про сон? – спросил Гриндл, подходя ближе.

– Что вся наша жизнь – это сон, – прошептала Кэнди жалобным детским голоском. – И вы то же самое говорили!

– И готов повторить, – Гриндл положил руку Кэнди на плечо. – Вся реальность… – он описал рукой в воздухе полукруг, подбирая нужное слово, – …это всего лишь видимость, иллюзия. В каком-то смысле это действительно сон.

– А зачем тогда деньги, во сне? – Кэнди снова расплакалась.

– А! – пальцы Гриндла принялись лениво поигрывать с кэндиным левым ушком. – Жизнь – это сон, да… но мы можем сделать его приятным… мы можем сделать так, чтобы он не был кошмаром!

– Но из-за вас это и есть кошмар для «Молодых и трудолюбивых», – сказала Кэнди. – Продать их уголь на сторону… это все равно… все равно, что украсть! – последнее слово Кэнди выпалила на одном дыхании и сама испугалась того, что оно может значить. Она вновь разрыдалась, не обращая внимания на Гриндла, который гладил ее по шее и по спине, пытаясь успокоить.

– Ответь мне на один вопрос, – сказал он, – кто из людей самый счастливый? То есть за исключением тех, кто продвинулся на пути к просветлению? Итак, кто же самый счастливый? Разумеется, тот, кто творит. Художник – вот кто самый счастливый из всех людей. Да! Но большое искусство рождается из большого страдания – это подтверждено историей! – Он так увлекся своими рассуждениями, что даже забыл о Кэнди. Он отошел от нее и принялся расхаживать взад-вперед по палатке. Может, как раз поэтому она наконец прекратила рыдать и подняла глаза, глядя на Гриндла с какой-то жадной тоской.

– Это подтверждено историей, – повторил он. – Величайшие из художников рождались в самые тяжкие времена, часто – в бедности и нищете, и чем тяжелее была их жизнь, тем пышней расцветал их гений. Вот и сегодня мы нанесли удар по всему, что есть доброго и хорошего в мире снов! Искусство! Хотя, конечно, тут есть опасность, что «Молодые и трудолюбивые» стоят лишь на самой начальной ступени сопричастности к опыту нужды и лишений, а именно на ступени вульгарного мазохизма. Хотя, в любом случае, это не имеет значения.

Кэнди смотрела на него, как завороженная, во все глаза, и он опять подошел к ней. Кэнди вновь испытала то странное беспокойство, которое поселялось в ее душе всякий раз, когда он подходил к ней так близко, и в то же время ей опять захотелось плакать.

– Ой, я не знаю, – пролепетала она, пряча лицо. – Просто мне кажется… что брать деньги… это так… так вульгарно.

– Вульгарно! – воскликнул Гриндл. – Какие-то жалкие двадцать долларов… и что в этом вульгарного? – Он достал из кармана деньги. – Вот, смотри. – Он протянул их ей.

– Нет, нет, – Кэнди зажмурилась и покачала головой.

– Ладно, – сказал Гриндл, – тогда я… я их съем. – Он поднес деньги ко рту и сделал вид, что действительно положил их в рот, хотя на самом деле ловко спрятал их в ладони.

– Ой, нет. Не надо! – воскликнула Кэнди и прикоснулась к его руке, гладя на него с искренним беспокойством.

– Поздно! Поздно! – Гриндл принялся энергично жевать. – Я уже их жую! И глотаю! – Он сделал вид, что глотает. – Вот! И нет больше никаких денег!

Теперь Кэнди почувствовала себя виноватой.

– Не знаю, что и сказать, – она стиснула руку Гриндла.

– Это не важно. – Гриндл потихонечку убрал деньги в карман. Он склонил голову и изобразил робкий, застенчивый взгляд. – Я просто хотел… я хотел… купить тебе подарок… сделать тебе приятное. – В уголке его глаза заблестела скупая мужская слеза и стекла по его мужественной щеке.

– Что?! – опешила Кэнди. – Ой, мой хороший, – она обняла его обеими руками, – мой сладкий. – И она принялась лихорадочно гладить его и ласкать, чтобы хоть как-то утешить. Она притянула его к себе, положила его голову себе на плечо и стала укачивать эту большую голову, как какого-то причудливого младенца.

А потом его голова как бы невзначай соскользнула ей на грудь, и он очень ловко расстегнул пуговицы у нее на платье своим мужественным подбородком – и тут в палатку ввалились какие-то парни, человек пять.

– Мы тут собираемся повеселиться! – весело объявил кто-то из них. – Будем сидеть у костра и петь песни. Пойдемте с нами! – Они окружили Кэнди и Гриндла и принялись подталкивать их к выходу.

Костер уже разожгли, и веселые юные голоса «Молодых и трудолюбивых» звенели в ночи:

– Да! Да! Да! Новый мир! Для всех, кто молод и трудолюбив!

Как только Кэнди и Гриндл дошли до костра в сопровождении радостных молодых людей, Гриндл тут же оттащил Кэнди в сторонку.

– У нас есть дела поважнее, – заявил он и как бы случайно задел рукой низ ее живота. – Пойдем.

Он взял ее за руку и повел по каменистой тропинке вниз по склону холма, сплошь заросшему ежевикой, к ручью. Они пошли вдоль ручья, что огибал холм с одной стороны.

Кэнди шла совсем рядом с водой, чуть приподняв юбку. Ей было так хорошо: в небе светила луна, и все вокруг было таким таинственным и красивым, и, похоже, что у них с Гриндлом складывались замечательные отношения, доверительные и дружеские, и ей было приятно гулять с ним на природе, при яркой луне – с папой они никогда так не гуляли, ни разу в жизни.

Они обогнули холм и вышли в маленькому искрящемуся озерцу, а за озером был грот – или пещера, – вход в темноту за серебристой водой.

– Ой, как красиво! – воскликнула Кэнди, прижав руки к груди, как будто у нее защемило сердце от такой неземной красоты.

– Пойдем, – Гриндл вновь взял ее за руку. – Пойдем внутрь.

Чтобы войти в грот, надо было пройти пару футов по мелководью, и Кэнди радостно прошлепала по воде, поднимая фонтаны брызг. Когда они вошли внутрь, Гриндл зажег лампу, что стояла на каменистом выступе у самого входа. В ее рассеянном желтом свете, да еще с серебристой подсветкой луны, грот с его сталактитами и сверкающими вкраплениями кварца казался сказочной пещерой. Стены у входа заросли синевато-зеленым мхом, а внизу, вдоль стен грота, и на плоском уступе рос густой папоротник, похожий на мягкий ковер.

– Путь к просветлению долог и труден, – произнес Гриндл нараспев. – Здесь я занимаюсь с учениками.

– Какая же красота, – повторила Кэнди благоговейным шепотом, заворожено глядя на воду, искрящуюся серебром.

А Гриндл не сводил глаз с Кэнди: в таком окружении, омытая лунным светом, она была как прелестная нимфа, или даже как сама богиня Диана, воплощение бессмертной красоты.

– Хорошо, что у тебя такое простое платье, – как бы между прочим заметил Гриндл. – Это существенно облегчит нам следующее упражнение.

– Мы снова займемся духовными упражнениями?! Прямо сейчас?! – воскликнула Кэнди в восторге и даже слегка подпрыгнула на месте. Ей уже было так хорошо – лучше некуда. А теперь Гриндл говорит, что они снова займутся духовными упражнениями! Она уселась на мягкий ковер изо мха, оправила юбку, устроилась поудобнее и, горя нетерпением, приготовилась слушать учителя – прямо как в школе, на интересных предметах. Она пожалела, что у нее нет с собой ручки с блокнотом, но тут же подумала, что так даже лучше: ей представлялась Аркадия, где ученики сидели в тенистых садах под деревьями и внимательно слушали учителей, ловя каждое слово – они ничего не записывали, а просто впитывали в себя знания. Это был самый чистый способ, как овладеть знаниями, самый чистый и самый правильный, подумала Кэнди, и ей сделалось очень приятно, что она, пусть и невольно, избрала именно этот способ.

– Первым делом, – сказал Гриндл, присаживаясь рядом с ней, – нам надо снять с себя эти мирские одежды. – И он принялся расшнуровывать свои промокшие ботинки. Скинув ботинки, он начал расстегивать брюки.

– А это обязательно? – Кэнди ужасно смутилась: его предложение было так неожиданно… и оно ей совсем не поправилось.

– «Наведи в доме порядок, – процитировал Гриндл, – это будет твой первый шаг». Безусловно, нам следует отрешиться от всех материальных забот – и духом, и телом.

– Да! – с воодушевлением воскликнула Кэнди, когда наконец поняла, что к чему. Но ей все равно стоило немалых усилий преодолеть свою девичью стыдливость. Ее прелестное личико покраснело, как маков цвет, когда она все-таки справилась со своей врожденной застенчивостью и сняла с себя платье.

– Вот! – выпалила она и отбросила платье в сторону, решительным, резким движением, которое красноречивее всяких слов говорило о ее духовной смелости. Под платьем не было ничего, и Кэнди вздохнула с искренним облегчением и гордостью за себя, что она все же смогла, что у нее получилось… но ей все равно было как-то неловко под пристальным взглядом Гриндла. Тем более, когда ее крошечные соски напряглись и встали торчком – причем независимо от ее воли. Как будто они теперь зажили собственной жизнью.

– Хорошо, – сказал Гриндл. – Теперь сцепи пальцы в замок и положи руки за голову. Да, вот так. А теперь ложись на спину.

– Ой, – Кэнди было как-то тревожно и даже слегка страшновато, но она послушно легла на мягкий пружинистый мох. При этом она плотно сдвинула бедра, приподняв одну ногу и положив ее поверх другой, в робкой попытке прикрыть свое маленькое сокровище. Трепетно сладкое, как мармеладка.

– Нет, нет, – Гриндл наклонился над ней, и сам подправил ей позу, – ноги разводим пошире.

Когда Гриндл прикоснулся к Кэнди, она испуганной вздрогнула и опять засмущалась, но он поспешил ее успокоить:

– Я как врач. Доктор духа, – сказал он спокойно и даже как будто с прохладцей. – И меня совершенно не интересует это твое глупое тело – нас с тобой должен сейчас волновать исключительно дух. Это понятно?

– Да, – кротко проговорила Кэнди. Она лежала теперь очень тихо и уже не мешала ему подправлять ей ноги, которые он развел широко в стороны и вывернул стопы носками наружу.

– Закрой глаза! – велел он. Кэнди сделала, как он сказал, и Гриндл чуть отстранился, придирчиво обозревая, что получилось в итоге.

– Хорошо! – заявил он после непродолжительного молчания. – А теперь вот что. Наше следующее упражнение связано с трансцендентностью телесных ощущений. Под моим руководством ты научишься контролировать все свои физические ощущения. Пока все понятно?

– Да, – прошептала Кэнди, не открывая глаз. Серьезный и деловитый тон Гриндла ее успокоил – это был тон учителя, ну, скажем профессора логики, – но ее все равно смущало и даже слегка раздражало, что соски у нее по-прежнему твердые и напряженные. Вот ведь маленькие паршивцы! Зла на них не хватает!

Великий Гриндл протянул руку и провел пальцами Кэнди по животу, похожему на золотистую крепкую дыньку. Девочка дернулась и издала нервный смешок.

– Спокойно, – резко проговорил Гриндл. – Ты ж не ребенок! Ты должна быть серьезной! Путь к мистическому просветлению долог и труден – многие на него вступают, но лишь единицы проходят его до конца.

Получив замечание, Кэнди тут же притихла и посерьезнела, пытаясь привести в порядок свои разбегающиеся мысли и сосредоточиться на словах учителя.

– Это так называемая «эрогенная зона», – продолжал Гриндл свои объяснения. Он взялся двумя пальцами за напряженный девичий сосок и начал легонько его пощипывать.

– Это да! – согласилась Кэнди, непроизвольно выгибаясь, хотя она очень старалась сохранять подобающую серьезность.

– Да, – глубокомысленно отозвался Гриндл, – и это тоже, – он взялся за другой сосок и принялся перекатывать его в пальцах. Кэнди беспокойно заерзала.

– И это, – Гриндл оставил в покое ее соски, которые теперь походили на две крошечные головки, что жадно тянутся вверх. Он провел руками ей по бокам, по внешней стороне бедер, потом – по внутренней, и зарылся пальцами в золотистый пушок, скрывавший восхитительную розовую мармеладку, что уже истекала сахарным соком.

– Ой, мамочки, – пролепетала Кэнди, когда Гриндл осторожно раздвинул ее нижние губки, нежные, как лепестки роз, и приоткрыл восхитительную крошечную жемчужинку, перламутрово-розовый клитор, который влажно поблескивал в трепетной готовности.

– Вот еще одна так называемая «эрогенная зона», – объявил Гриндл с презрением и слегка надавил пальцем на прелестный комочек розовой плоти.

– Еще какая! – Кэнди пыталась держать себя в руках, но уже не могла справиться с возбуждением.

Великий Гриндл принялся искусно массировать ее клитор.

– Ой, мамочки, – Кэнди била легкая дрожь, – я как-то не думала, что все будет… так.

– Да, но ты должна научиться контролировать свои чувства, – сказал Гриндл. – Если ты не владеешь своими чувствами, то у себя в доме ты не хозяин – ты как вырванный с корнем тростник, брошенный в воды случая. Скажи мне, что ты сейчас чувствуешь?

У Кэнди дрожали веки.

– Ну, мне немного щекотно, и все внутри так покалывает и дрожит, – смущенно призналась она.

– Первое, что тебе нужно сделать, – Гриндл продолжал свой массаж, – овладеть трансцендентностью ощущений, чтобы подняться над чувственным восприятием. Потом ты научишься контролировать свои чувства, и сможешь кончить в любой момент, по желанию – мгновенно достичь оргазма, без вовлечения осязательных ощущений, исключительно по моей команде.

Он убрал руку и встал на колени.

– Открой глаза, – сказал он. – Сейчас я тебе покажу, как контролировать свои чувства. Только что, исключительно силой воли, я заставил свой член напрячься и встать – как это бывает при так называемой «эрекции».

Кэнди открыла глаза и увидела, что так оно все и есть – член у Гриндла стоял торчком, и она вся покраснела и поспешно отвела взгляд.

– Нет, нет, – Гриндл повернул ее голову так, чтобы она смотрела прямо на его гордо восставший член. – Ты не должна позволять, чтобы вульгарные материальные и сексуальные ассоциации помешали тебе на пути к просветлению – тем самым ты продемонстрируешь идеальный контроль над чувствами. Я заставил его встать исключительно силой воли. Правда, похоже на так называемую эрекцию? На шестом этапе человек уже может контролировать все реакции своего тела, даже самые непроизвольные – так человек, силой своего продвинутого ума, проникает в великую тайну природы, недоступную непосвященным. Видишь, как я управляю своим членом: я не испытываю никакого чувственного желания, однако мой член стоит, как это бывает при так называемой «эрекции». Видишь?

Кэнди застенчиво кивнула, стараясь все-таки не смотреть на предмет обсуждения.

– Да. Вот потрогай, – предложил Гриндл, – и сама все поймешь.

Он взял ее руку и направил туда, куда нужно. Девочка прикоснулась к возбужденному члену. Теперь, когда она знала, как воспринимать его объективно и беспристрастно – не как проявление безудержного полового влечение, а как демонстрацию духовного роста, – ей было действительно интересно и любопытно, хотя она все же слегка смущалась, памятуя о своих прежних пугающих ассоциациях. Хотя она понимала, что это была целиком и полностью ее вина – ведь она еще только-только вступила на путь к просветлению, и в плане духовного продвижения не достигла почти ничего.

– Можешь сжать его, если хочешь, – подбодрил ее Гриндл. – Да… вот так.

Кэнди осторожно сдавила его напряженный член, и на головке набухла блестящая капля, вроде как, спермы.

– Вот видишь! – заявил Гриндл с победным видом. – Эта капля – наглядный пример контроля над собственными секрециями. Редко кто достигает такого уровня. У Рамы Кришны почти получилось, но все-таки не до конца. Исключительно силой воли я только что вызвал определенные химические реакции в организме и стимулировал определенные железы.

– Ух ты, – Кэнди смотрела на своего наставника с искренним восхищением.

– А теперь вернись в исходное положение, и продолжим занятия, – сказал Гриндл.

Кэнди тихонько вздохнула, легла на спину, заложив руки за голову, и закрыла глаза, а Гриндл вновь принялся ласкать ее трепетную мармеладку, увлажненную сладким соком бесконтрольных секреций.

– Эта дрожь и покалывание, о которых ты говорила… они продолжаются и усиливаются? – спросил он через пару секунд.

– …боюсь, что да, – Кэнди слегка задыхалась. Ей было очень обидно, что она не может себя контролировать.

– А есть ощущение мягкого, колыхающегося тепла и желания отдаться на волю потока чувств? – спросил Гриндл.

– Да, – печально вздохнула Кэнди. Похоже, великий Гриндл был еще и телепатом.

– Сейчас я введу этот член в тебя, – рассудительно проговорил Гриндл, – таким образом мы максимально приблизимся к ощущениям так называемого «полового акта» и разберем их во всех подробностях.

– Ой, мамочки, – Кэнди встревожилась не на шутку. Она очень старалось, но никак не могла отрешиться от прежних ассоциаций, связанных с этим процессом, – а это обязательно? – Она почти безотчетно сдвинула ноги.

– Забудь про эти нелепые и мещанские материальные ассоциации. Мы сейчас говорим о вещах духовных, – кажется, Гриндл рассердился. Он снова раздвинул ей ноги и встал над ней на четвереньках. – Выкинь из головы эту чушь – сосредоточься на упражнении номер четыре и помни главное правило: когда мы выполняем духовное упражнение, мы сосредотачиваем на нем все наши знания в мистической области – как тигр, когда он охотится на добычу, использует всю свою силу, хитрость и ловкость.

– Теперь я ввожу в тебя член, – объяснил Гриндл свои действия, когда он раздвинул нежные складочки розой плоти, открывая проход к сокровенной щелочке, и медленно ввел свой короткий, но толстый член в восхитительно трепетное желе – или, вернее, в горячий пудинг с карамельной подливкой.

– Ой, Боженька, миленький, – прошептала Кэнди, слегка выгнув спину, хотя и осталась послушно лежать, как лежала: закрыв глаза и заложив руки за голову.

– Теперь я его убираю, – продолжал Гриндл, – то есть, не то чтобы убираю совсем, а только до середины, а потом снова ввожу до конца, вот так. Понимаешь? И еще раз, и еще. Я повторю это несколько раз – а ты пока выполняй упражнение номер четыре.

– Ой, – Кэнди нервно сглотнула. – Я даже не знаю… наверное, я сейчас не смогу сосредоточиться.

– Сможешь, – ободрил девочку Гриндл и принялся легонько подталкивать ее бедра, как он уже делал в палатке отдыха, когда показывал ей упражнение по Космическому Ритму. – Видишь, все это приближается к так называемому «половому акту».

– Это я поняла, – Кэнди уже начало раздражать, что у нее никак не получается сосредоточиться.

– Сейчас я еще раз продемонстрирую совершенное овладение контролем над собственными секрециями, – торжественно объявил Гриндл. – Исключительно силой воли я сымитирую так называемый оргазм, или эякуляцию.

– Ой, – встревожилась Кэнди, – только, пожалуйста, не в меня… я… я…

– Что за чушь, – оборвал ее Гриндл, чье дыхание стало теперь тяжеловатым и хриплым, – понятно, что, вызывая семяизвержение, я устраняю из семени все его оплодотворяющие компоненты, то есть сперматозоиды – поскольку, как ты понимаешь, мы сейчас ставим перед собой совершенно другие цели.

– А теперь, – продолжил он через пару секунд, – скажи мне, разве это не напоминает мещанский оргазм? Почти в точности?

– Напоминает, – прошептала прелестная девочка, не открывая глаз. Она закусила губу, когда его член запульсировал у нее внутри и излил в нее обжигающую струю, что растворилась в сокрушительном жарком потоке ее собственных соков, и медовые стенки ее маленького сокровища затрепетали, как будто облизанные тысячью жадных крошечных язычков. – Еще как!