Текст книги "Вольный народец"
Автор книги: Терри Дэвид Джон Пратчетт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)
Глава 8. Земля Зимы
– Да, у нее есть Точновидение, не сомневашься, – раздался голос Уильяма позади Тиффани, когда она увидела мир Королевы. – Она вишь то, что действительнотам.
Снег, простирающийся до самого неба, был грязно-белым, таким, что Тиффани показалось, будто она стоит внутри мячика для пинг-понга. Только черные стволы и закорючки ветвей подсказывали, где кончается земля, и начинается небо.
… И конечно, следы копыт. Они тянулись далеко к лесу из черных деревьев со снегом на ветвях.
Холод мелкими иголками колол ее кожу.
Она посмотрела вниз и увидела, как Нак Мак Фиглы переливаются через ворота, утопая в снегу выше пояса. Они шли без разговоров. Некоторые достали мечи. Теперь они не смеялись и не шутили. Они были настороже.
– Ладно, – сказал Всяко-Граб. – Дело сделано. Ты ждешь нас здесь, а мы вернем твоего мелкого брата, без проблем…
– Я тоже пойду! – оборвала его Тиффани.
– Нет, кельда, не надошь…
– Не обсуждается! – сказала Тиффани. – Абсолютно! Он мой брат. И гдемы?
Всяко-Граб посмотрел на бледное небо. Здесь не было солнца.
– Щас мы здесь, – сказал он. – Все, что могу сказашь тебе. Это то, что вы называете Волшебной страной.
– Волшебная страна? Это не она! Я видела картинки! Волшебная страна… вся в деревьях и цветах, кругом свет, и все сверкает! Пухлые купидончики в ползунках и с рожками! Люди с крыльями! Э… и необычные люди! Я видела картинки!
– Здесь всегда вот так, – коротко ответил Всяко-Граб. – И ты не мошь идти с нами, потомуш у тя нет оружия, хозяйка.
– Как насчет моей сковороды? – спросила Тиффани.
Что-то подтолкнуло ее в пятки. Она оглянулась и увидела Не-столь-же-большого-как-Средний-Джок-но-больше-чем-Мелкий-Джок-Джока, торжествующе поднявшего сковородку.
– Хорошо, у тебя есть сковорода, – сказал Всяко-Граб. – Но то, что тебе нужно, – это железный кованный меч. То официальное оружие для нападения на Волшебную землю, ты знашь.
– Я знаю, как обращаться со сковородкой, – ответила Тиффани. – И я…
– Шухер! – завопил Псих-Вулли.
Тиффани увидела линию черных точек в отдалении и почувствовала, как кто-то вскарабкался по ее спине и прошелся по голове.
– Это Черные Псы, – прокомментировал Не-столь-же-большой-как-Средний-Джок-но-больше-чем-Мелкий-Джок-Джок. – Тьма псов, большой человек.
– Мы не побежим от собак! – закричала Тиффани, хватая сковородку.
– Да и не надошь, – ответил Всяко-Граб. – На сей раз с нами бездомный. Ты бы все ж заткнула уши.
Не отрывая глаз от приближающейся стаи, Уильям отвинтил несколько труб от мышедуя и положил в сумку, висящую у него через плечо.
Собаки были уже близко. Тиффани могла разглядеть зубы-бритвы и огненные глаза.
Не торопясь, Уильям вытащил чуть более короткие посеребренные трубки и ввернул их на место старых. У него был такой вид, как будто он никуда не торопится.
Тиффани перехватила ручку сковородки. Собаки не лаяли. Было бы не так страшно, если бы они это делали.
Уильям взял мышедуй в руки и дул в него, пока сумка не раздулась.
– Начинаю играть, – объявил он, когда собаки были уже настолько близко, что Тиффани могла разглядеть текущие слюни. – Перрррвейший хит «Коррроль под Горррой».
Все как один пиксти побросали мечи и заткнули уши.
Уильям взял мундштук, топнул ногой раз, другой, и когда собака подобралась, чтобы прыгнуть на Тиффани, заиграл.
Примерно в то же время случилось одновременно несколько вещей. Все зубы у Тиффани задрожали. Сковорода завибрировала у нее в руках и упала на снег.
У собаки перед ней глаза скатились к носу, и вместо прыжка та рухнула мордой в снег.
Псы Мрака не обращали внимания на пиксти. Они выли. Они крутились волчком. Они пытались кусать себя за хвост. Они натыкались друг на друга и сталкивались. Шквал удушливой смерти обрушился на обезумевших животных, крутящихся и корчащихся, пытавшихся выскочить из собственной шкуры.
Снег растаял вокруг Уильяма, щеки которого покраснели от натуги. От него поднимался пар.
Он вынул трубку изо рта. Псы Мрака, валяющиеся в грязи, подняли головы.
А затем все, как один, поджали хвосты и помчались, как борзые, назад через снег.
– Ну вот, теперь они знашь, что мы тут, – сказал Всяко-Граб, вытирая слезы с глаз.
– Фто то пфыло? – спросила Тиффани, трогая свои зубы, чтобы проверить, что они все еще на месте.
– Он играл оду к боли, – объяснил Всяко-Граб. – Ты не мошь то слышать, мушто то шибко высоко, но песа мошь. Шибает им прям в главу. Теперь нам надо двигать, а то она нашлет еще чего-нибудь.
– Их послала Королева? Но они похожи на кошмарный сон! – воскликнула Тиффани.
– О, да, – ответил Всяко-Граб, – там-то она их и взяла.
Тиффани посмотрела на Уильяма бездомного. Он спокойно заменял трубы. Он видел, что она смотрит на него, и подмигнул.
– Нак Мак Фиглы игррррают музыку очень серррьезно, – сказал он, а затем кивнул на снег под ногами Тиффани.
Там лежал желтый «Плюшевый мишка», сделанный из стопроцентных искусственных добавок.
И снег повсюду вокруг Тиффани таял.
Два пиксти легко подхватили Тиффани. Она скользила над снегом, клан мчался рядом.
Никакого солнца в небе. Даже в самые унылые дни можно было где-нибудь разглядеть солнце, но не здесь. И было еще что-то, что-то странное, чего она не могла объяснить. Это не ощущалось реальным местом. Она не знала почему, но чувствовала, что с горизонтом было что-то не так. Он выглядел так близко, что его можно было коснуться, а так не бывает.
И вещи не были… законченными. Как, например, деревья в лесу, к которому они направлялись. «Дерево – это дерево, – думала она. Близко или далеко, оно остается деревом. У него есть кора, ветки и корни. И ты знаешь, что они там, даже если оно так далеко, что похоже на точку».
Деревья здесь были другими. У нее было сильное ощущение, что они былиточками и отращивали корни, ветки и другие детали, как только она приближалась к ним, как будто они думали: «Быстрей! Кто-то идет! Выгляди, как настоящее!»
Это походило на картину, где художник не очень обеспокоился подробностями заднего плана, но проработал детали там, куда вы смотрели. Воздух был холодным и мертвым, как в старых подвалах.
Когда они достигли леса, свет стал более тусклым. В промежутках между деревьями он был синим и жутким.
«Никаких птиц», – подумала она.
– Остановитесь, – сказала Тиффани.
Пиксти поставили ее на снег, но Всяко-Граб сказал:
– Нельзя зависать здесь слишком долго. Ходу, парни.
Тиффани вытащила жаба. Тот сощурился на свет.
– Ох, квак, – пробормотал он. – Это нехорошо. Я должен зимовать.
– Почему все такое… странное?
– Не могу помочь тебе здесь, – ответил жаб. – Я вижу только снег, я вижу только лед, я вижу только смертельный холод. Здесь я слушаю только свою внутреннюю жабу.
– Это не тот холод!
– Холодные чувства… к… я… – жаб закрыл глаза.
Тиффани вздохнула и опустила его в карман.
– Я скажу тебе, где ты, – сказал Всяко-Граб, все еще глядя на синие тени. – Ты знашь, есть такие мелкие твари, что кусают овец, сосут пока не раздувашься от крови, а потом отваливаются? Этот мир похож на одного из них.
– Ты имеешь в виду клещей? Паразит? Вампир?
– Ох, да. Она рыщет повсюду, пока не найдешь слабое место, где никто не следишь, и открывает дверь. Потом Кроля насылает свой народ. Чтоб красть, ты знашь. Потрошить амбары, угонять скот…
– Мы тож любишь тырить скотинку, – сказал Псих-Вулли.
– Вулли, – сказал Всяко-Граб, доставая свой меч. – Ты знашь, я ведь говорил тебе, что бывашь время, когда тебе надо думать прежде, чем открыть свой большой поганый рот?
– Айе, Граб.
– Так вот, сейчас то самое время, – Граб повернулся к Тиффани и посмотрел на нее довольно робко. – Да, мы были чемпионами ворья у Кроли, – сказал он. – Люди разбегались, когда мелкие мальцы выходишь на охоту. Но ей все было мало. Она всегда хотела больше. Но мы сказали, что неправильно тырить у старушки последнего порося или еду, потомуш у них и так есть нечего. Фиглам без проблем стырить златую чашу у богатого большуха, ты знашь, но отнять у старика стакан с его вставной челюстью нам стыдно, – сказал он. – Нак Мак Фигл конечно, мог бы подраться и украсть, но кто хотешь драться со слабым и красть у бедного?
На краю темного леса Тиффани слушала историю маленького мира, где ничего не росло, где не светило солнце, и куда все приходило откуда-то из других мест. Это был мир, который только брал и не отдавал ничего, кроме страха. Он совершал набег – и люди учились оставаться в постелях, если слышали на улице ночью странный шум, потому что Королева могла управлять снами тех, кто пытался ей мешать.
Тиффани не могла понять, как это работало, но здесь были такие вещи, как Псы Мрака и Всадник без головы. Эти сны были… более реальными.
Королева могла взять сон и дать ему… тело. Вы могли войти внутрь и исчезнуть. И вы не могли проснуться прежде, чем чудища настигнут вас…
Люди Королевы брали не только пищу. Они брали и людей…
– …таких, как волынщики, – сказал Уильям бездомный. – Феи не могут играть музыку, ты знашь. Она крадет человека, чтоб он ей играл.
– И она берет детей, – сказала Тиффани.
– Да, твой мелкий брат не первый, – сказал Всяко-Граб. – Здесь не так много забав и смеха, ты знашь. Она думашь: она хороша с дитями.
– Старая кельда сказала, что она не будет вредить ему, – сказала Тиффани. – Это правда, не так ли?
Нак Мак Фиглов можно было читать, как книгу. Это была бы большая простая книга с картинками пятнистых собачек с большим красным мячиком и одним-двумя предложениями на страницу. Все, что они думали, тут же отражалось на их лицах. И теперь во всех взглядах читалось: «Кривенс, надеюсь, что она не задашь нам вопрос, на который мы не хотишь отвечать…»
– Это верно, не так ли? – повторила она.
– Ну, да, – ответил Всяко-Граб медленно. – Она тебе не совраш. Кроля постарается быть доброй к нему, но она не знашь, как. Она эльф. Они не очень хороши в заботе о других.
– Что с ним случится, если мы его не вернем?
Снова взгяд, говорящий: «Мы не знашь, что бушь…».
– Я сказала… – повторила Тиффани.
– Смею сказать, что она отошлет его обррратно, когда прррийдет вррремя, – сказал Уильям. – И он не вырррастешь. Здесь ничто не стареет. Ничто не растет. Ничто вообще.
– Значит, с ним все будет в порядке?
Всяко-Граб что-то прохрипел. Это походило на голос, который пытался сказать «да», но спорил с мозгом, который знал, что правильный ответ «нет».
– Скажите мне, что вы не договариваете, – сказала Тиффани.
Псих-Вулли ответил первым:
– Например, таяние ведет к…
– В этом месте время идешь медленнее и дольше, – сказал Всяко-Граб.
– Годы проходят, как дни. Мобыть через несколько месяцев Кроле мелкий пацан надоест. Несколько здешних месяцев, ты знашь, где время медленное и тяжелое. Но когда он вернется в смертный мир, ты будешь старухой или вообще помрешь. Так что если заведешь своих ребят, скажи им, чтоб они искали мелкого липкого мальца, шатающегося по холмам и клянчащего конфетки, мучто то будет их дядя Вентворт. То не самое худшее, что мошь быть. Если долго живешь в мечтах, сходишь с ума. Ты никогда не смошь проснуться, не смошь опять жить в натуре.
Тиффани уставилась на него.
– Такое случалось прежде, – сказал Уильям.
– Я верну его, – спокойно сказала Тиффани.
– Мы и не сомневашься насчет того, – сказал Всяко-Граб. – Куда б ты ни шла – мы пойдешь с тобой. Нак Мак Фиглы ниче не боятся!
Поднялось всеобщее ликование, но Тиффани показалось, что синие тени высосали все звуки.
– Айе, ничего, кроме законников ммфф ммфф, – попытался сказать Псих-Вулли, прежде чем Всяко-Граб зажал ему рот.
Тиффани вернулась к следам копыт и пошла дальше.
Снег неприятно скрипел под ногами.
Девочка прошла немного, наблюдая за деревьями, становящимися более реальными, когда она смотрела на них, а затем огляделась.
Все Нак Мак Фиглы ползли чуть позади нее. Всяко-Граб отвесил ей радостный поклон. И все ее следы были, как дыры на снегу, из которых торчала трава.
Деревья начали раздражать ее. Изменяющиеся вещи пугали сильнее любого монстра. Можно было прибить чудовище, но нельзя было прибить лес. А ей очень хотелось кого-нибудь прибить.
Тиффани остановилась и счистила немного снега у основания одного из деревьев – мгновение там ничего не было, кроме серости. Но, по мере того, как она смотрела, кора распространилась туда, где раньше был снег, и притворилась, что была там все время.
Это было более странно, чем Псы Мрака. Они были только чудищами. Их можно было сразить. А это было… страшно…
Она подумала об этом снова. Она почувствовала, что страх растет, она почувствовала, что ее живот стал раскаленной глыбой, она почувствовала, что ее локти начали потеть. Но это было… как-то отдельно от нее. Она наблюдала за своим испугом, и это означало, что какая-то ее часть не испугалась.
К несчастью, это были не ноги. Она должна быть очень осторожной.
И все пошло не так, как надо. Внезапно страх захватил ее. Она была в странном мире с чудовищами, в сопровождении сотен синих воров. И… Черные псы. Безголовые всадники. Монстры в реке. Овцы, мчащиеся через поля. Голоса под кроватью…
Ужас охватил ее. Но она бежала ему навстречу, подняв сковородку, потому что она была Тиффани. Она должна пройти через лес, найти Королеву, забрать брата и уйти из этого места!
Позади нее кто-то закричал…
Она проснулась.
Не было никакого снега, но была белизна простыни и белый потолок. Она смотрела на него некоторое время, а потом наклонилась и посмотрела под кроватью.
Там не было ничего, кроме ночного горшка. Тогда она бросилась открывать дверь в кукольный домик – там никого не было, кроме двух солдатиков, мишки и безголовой куклы.
Стены были крепкие. Пол скрипел, как обычно. Ее шлепанцы были такими, как всегда, – старые, удобные, с розовой опушкой.
Она встала посреди комнаты и спокойно сказала:
– Здесь кто-нибудь есть?
Вдалеке блеяли овцы, но они, скорей всего, ее не услышали.
Дверь заскрипела – вошел Крысошлеп. Он потерся об ее ноги, замурлыкал, как отдаленная гроза, запрыгнул на кровать и свернулся клубком.
Тиффани задумчиво оделась, ожидая увидеть в комнате что-нибудь странное.
Когда она спустилась вниз, завтрак был уже готов. Ее мать возилась у раковины.
Тиффани пробежала через кухню в маслодельню. Она опустилась на четвереньки и посмотрела под раковиной и за буфетом.
– Можете выходить, правда, – сказала она.
Никто не вышел. Она была одна в комнате. Она часто бывала одна в этой комнате и радовалась этому. Это была почти ее частная территория. Но теперь здесь было слишком пусто, слишком чисто…
Когда Тиффани пришла назад в кухню, ее мать все еще была у раковины, моя посуду, а тарелка дымящейся овсянки стояла на столе рядом с ее местом.
– Я сегодня сделаю еще немного масла, – сказала Тиффани, аккуратно садясь за стол. – Хорошо бы истратить на него все это молоко.
Мать кивнула и поставила тарелку в сушку рядом с раковиной.
– Я ведь не сделала чего-то неправильного, не так ли? – спросила Тиффани.
Мать покачала головой.
Тиффани вздохнула.
«А затем она проснулась – это был всего лишь сон». Это было худшее окончание, которое можно было придумать для любой сказки. Но все это казалось очень реальным. Она помнила дымный запах в пещере пиксти и дорогу… кто там был?.. ах, да, его звали Всяко-Граб… по дороге Всяко-Граб всегда очень нервно с ней разговаривал.
«Это очень странно, – подумала она, – то, что Крысошлеп потерся об нее». Он спал на ее кровати, если мог избежать неприятностей с ее стороны, но днем он не попадался Тиффани на глаза. Как странно…
Около каминной доски раздался какой-то грохот. Фарфоровая пастушка на Бабулиной полке сама собой поехала боком и, пока Тиффани застыла с ложкой овсянки на полпути ко рту, соскользнула на пол и разбилась.
Грохот продолжался. Теперь он раздавался из большой духовки. Она видела дверцу, так и трясущуюся в петлях.
Тиффани повернулась к матери и увидела, что та ставит следующую тарелку в сушку. Но тарелка не касалась руки…
Дверь духовки вылетела от взрыва и грохнулась на пол.
– Не трожь овсянку!
Нак Мак Фиглы ворвались в комнату, сотни их выливались из духовки.
Стены двигались. Пол шатался. И теперь нечто, стоящее у раковины было даже не человеком, а всего лишь… материей, не более человеческой, чем пряничный человечек, серый, как старое тесто, изменяющий форму, потому что тянулся к Тиффани.
Пиксти лились мимо нее в волнах снега.
Она всматривалась в крошечные черные глаза.
Крик вырвался откуда-то изнутри. Не было никакого Точновидения, вообще никакого видения, только крик. Казалось, он распространяется, потому что, вылетая изо рта Тиффани, он превращался в черный туннель, и когда она падала в него, она услышала волнение позади себя:
– Кто там таращится, а приятель? Кривенс, кому надо напинать?!
Тиффани открыла глаза.
Она лежала на сырой земле в мрачном заснеженном лесу. Пиксти внимательно наблюдали за ней, но она увидела, что другие позади них смотрят вдаль, вглядываясь во мрак между стволов.
Было… нечто на деревьях. Глыбы этого нечто. Оно было серое и висело, как старая тряпка.
Она повернула голову и видела, что Уильям стоит рядом с ней и смотрит на нее с беспокойством.
– Это был сон, правда?.. – спросила она.
– Да, – сказал Уильям. – Это было, это повторррится, этого не будет…
Тиффани резко села, заставив пиксти отпрыгнуть назад.
– Но эта… штука была там, а потом вы все выскочили из духовки! – сказала она. – Вы были в моем сне! Что это за тварь?
Уильям бездомный смотрел на нее, как будто что-то решая.
– Именно это мы называем дрем, – сказал он. – Здесь все неотсюда, помнишь? Все отражение того, что снаружи, или сворованное из дррругого мира, или что-то, что наколдовала Кроля. Он прятался в деревьях, а ты шла так быстро, что не видашь того. Ты знашь пауков?
– Конечно!
– Хорошо, пауки ткут сети. Дремы ткут сны. Тут это легко. Мир, из которого ты вернулась, почти реален. Это место почти нереальное, значит: по-любому, это сон. И дрем делашь тебе сон с ловушкой. Если ты съешь хоть что-то во сне, ты никогда не захошь оставить его.
Он посмотрел так, как будто Тиффани должна была впечатлиться.
– Что нужно этому дрему? – спросила она.
– Ему нравится глядешь сны. Он развлекашься, глядя на тебя, как на забаву. Он будет глядешь, как ты будешь есть еду сна, пока ты не умрешь с голоду. Тогда дрем сожрет тебя. Конечно, не сразу. Он подождет, пока ты расползешься в лужу, мучто у него нет зубов.
– Так как же от него убежать?
– Лучший способ в том, чтоб найти дрем, – сказал Всяко-Граб. – Он будет с тобой во сне, скрытый. Тогда останется только дать ему хорошего пенделя.
– Под пенделем ты понимаешь…
– Срубание главы обычно хорошо помогает.
Тиффани подумала: «Да, теперь я под впечатлением. Жаль, что не знала».
– И это Волшебная страна? – спросила она.
– Да. Ты мошь сказать, что этот кусок туристам не кажут, – сказал Уильям. – Ты преуспела. Ты победила его. Ты знашь, что то не правда.
Тиффани вспомнила дружелюбного кота и падающую пастушку. Она пыталась послать себе сообщение, она должна была понять…
– Спасибо, что вы пришли за мной, – коротко поблагодарила она. – Как вы это сделали?
– А, мы мошь найти путь куда угодно, даже в сон, – сказал Уильям. – Мы народ-ворье, в конце концов.
Часть дрема оторвалась от дерева и шлепнулась на снег.
– Ни один из них меня больше не получит! – сказала Тиффани.
– Да, верррю. У тебя в глазах убийство, – сказал Уильям с легким восхищением. – Если б я попал в дрем, я б поболе боялся, ну, если б у меня были мозги. Еще многие из них заметят тебя, а некоторые обхитрят. Кроля держит их как охрану.
– Меня не одурачишь! – Тиффани вспомнила ужас того момента, когда тварь надвигалась на нее, меняя форму. Это было самое худшее, потому что это происходило в ее доме, на ее территории. Она чувствовала настоящий ужас от того, что бесформенная туша расползлась по кухне, но здесь же присутствовал и гнев. Этовторглось на ее территорию.
Тварь не пыталась ее убить, она оскорблялаее…
Уильям наблюдал за ней.
– Айе, ты глядишь больно свирепой, – сказал он. – Ты должно быть сильно любишь своего брата, раз связалась ради него с этими чудищами…
И Тиффани не смогла остановить свои мысли. Я не люблю его. Я знаю, что нет. Он такой… липкий и не может хорошо стоять, и я должна тратить на него слишком много времени, заботиться о нем, а он всегда ревет из-за ерунды. Я не могу с ним поговорить. Все время он только хочет.
Но ее Ясномыслие сказало: он мой. Мое место, мой дом, мой брат! Как смеет кто-то касаться того, что мое!
Тиффани достаточно подросла, чтобы не быть эгоистичной. Она знала, что не такая, какой кажется. Она пыталась думать о других. Она никогда не брала последний кусок хлеба. Это были разные чувства.
Она не была храбра или благородна, или добра. Она поступала так, потому что так было надо, потому что не было никакого способа избежать этого. Она вспоминала:
…Огонек Бабули Болит, медленно плывущий через холмы на морозе в искрящейся ночи или в грозу, грохочущую, как войн. Спасая ягнят от надвигавшегося мороза или вытаскивая барана из пропасти, она замерзала, но боролась и гонялась всю ночь за слабоумными овцами, которые никогда не говорили спасибо и были настолько тупы, что на следующий день опять попадали в ту же неприятность. И Бабуля делала это, потому что не делать это было невозможно.
Однажды они встретили в переулке торговца с осликом. Это был маленький осел, едва заметный из-под тюка, который на него навьючили. И под тяжестью тюка он упал на землю.
Тиффани заплакала, увидев это, а Бабуля посмотрела на нее и что-то сказала Грому и Молнии…
Торговец остановился, когда услышал рычание. Овчарки сели с обех сторон так, чтобы он не мог увидеть обоих разом. Он поднял палку и попытался замахнуться на Молнию, но рычание Грома остановило его.
– Я бы не советовала тебе делать этого, – сказала Бабуля.
Он не был глупым человеком. Собачьи глаза отливали металлическим блеском. Он опустил руку.
– Теперь брось палку, – сказала Бабуля.
Человек бросил ее в пыль так, как будто она стала раскаленной.
Бабуля Болит подошла и подняла ее. Тиффани помнила, что это был ивовый прут, длинный и гибкий.
Внезапно, так быстро, что ее рука расплылась в воздухе, Бабуля дважды резанула человека по лицу, оставив два длинных красных рубца. Он дернулся, но остатки здравого смысла спасли его, потому что собаки уже были готовы наброситься.
– Впредь не делай этого, – вежливо сказала Бабуля. – Теперь я знаю, кто ты, и думаю, ты знаешь, кто я. Ты продаешь горшки и кастрюли, и насколько я помню, они неплохие. Но стоит мне сказать одно слово, и для тебя не найдется работы на моих холмах. Я сказала. Лучше накормить свое животное, чем стегать его. Ты слышишь меня?
Человек кивнул, закрывая лицо трясущимися руками.
– Дело сделано, – сказала бабуля Болит, и тотчас же собаки опять стали обычными овчарками, которые подбежали и сели по обе стороны от нее с болтающимися языками.
Тиффани увидела, что человек распаковал часть груза и привязл его себе за спину, а затем с большой осторожностью погнал осла вдоль дороги. Бабуля наблюдала, как он идет, набивая трубку «Веселым Моряком». Потом, раскурив ее, она сказала, как будто эта мысль только что пришла ей в голову:
– Кто может делать, должен сделать для тех, кто не может. Кто-то должен сказать за тех, кто не может говорить.
Тиффани подумала: «Каково это – быть ведьмой? Это не то, чего я ожидала. Когда будет хоть что-нибудь хорошее?»
Она встала.
– Нам надо идти дальше, – сказала она.
– Разве ты не устала? – спросил Всяко-Граб.
– Собираемся и идем!
– Да? Ладно, она наверно уже у себя дома, за лесом. Если мы несешь тебя, то это будет часов несколько…
– Я пойду! – воспоминание об огромном мертвом лице дрема пыталось вернуться в ее ум, но ярость не пускала его туда. – Где сковорода? Спасибо! Пошли!
Она прошла мимо странных деревьев. Следы копыт почти пылали во мраке.
Тут и там их пересекали другие следы, которые, возможно, были отпечатками птичьих лап, грубые круглые следы, которые оставил непонятно кто, волнистые линии, которые могла бы оставить змея, если бы была возможна такая вещь, как змея на снегу.
Пиксти бежали рядом с ней с обеих сторон.
Даже в сильном бешенстве нельзя было смотреть на местные вещи без головной боли. Предметы, казавшиеся далекими, становились близкими слишком быстро, деревья меняли форму, когда она смотрела на них…
Почти нереально, как сказал Уильям. Почти сон. Вероятно, у этого мира было недостаточно действительности, чтобы расстояния и формы работали. Как будто здесь трудился сумасшедший художник. Если она пристально смотрела на дерево, оно изменялось и становилось больше похожим на дерево, а не на то, что, не глядя, тащит в рот Вентворт.
«Это искусственный мир, – подумала Тиффани. – Почти как сказка. Деревья не должны быть детально проработаны, потому что кто смотрит на деревья в сказке?»
Она остановилась на небольшой поляне и внимательно посмотрела на дерево. Оно, казалось, знало, что за ним наблюдают, и стало более отчетливым. Кора огрубела, а маленькие побеги отросли на концах ветвей.
А еще вокруг ее ног таял снег. Хотя «таяние» было неправильным словом.
Он просто ичезал, оставляя траву и листья.
«Если бы я была миром, у которого не хватает реальности на все, что в нем есть, – думала Тиффани, – то снег – лучший выход. Не надо ничего сочинять. Это только белая материя. Все выглядит простым и белым. Но ямогу усложнить его. Я более реальна, чем это место».
Она услышала гудение откуда-то сверху и огляделась.
И внезапно воздух заполнялся крошечными человечками, еще меньшими, чем Фиглы, с крыльями, как у стрекозы. Они были окружены золотистым сиянием.
Очарованная, Тиффани протянула руку…
…и почувствовала, что весь клан Нак Мак Фиглов прыгнул к ней на спину и сунул носом в сугроб.
Когда она вырвалась, поляна первратилась в поле боя. Пиксти скакали и рубились с летающими существами, которые гудели вокруг них, как пчелы. У нее на глазах двое из них прыгнули на Всяко-Граба и подняли его в воздух за волосы.
Он повис, вопя и отбиваясь. Тиффани подскочила и схватила его за пояс, отмахиваясь от существ другой рукой. Они отпустили пиксти и легко увернулись, носясь в воздухе со скоростью колибри. Один из них перед тем, как улизнуть, цапнул ее за палец.
Где-то раздался вопль:
– ооооооооооууууууууййййеееее…
Всяко-Граб начал вырываться у Тиффани:
– Быстро, ставь мя вниз! – завопил он. – Щас будет лирика!
