Текст книги "Ида Премудрая (СИ)"
Автор книги: Тереза Тур
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)
Глава двадцать четвертая. Все мы немного Штирлицы
А вас, Штирлиц… Я попрошу остаться
Семнадцать мгновений весны
Наверное, мне пора завести блог: «Теория и практика расставания». А что? Буду делиться по Интернету умными мыслями и жизненным опытом со страждущими. Думаю, просмотры будут огого какие. А там и монетизацию можно будет прикрутить – денежки рекой польются. Я ж в этом дока. Ну, чтобы не зря все это…
Расставания были разные: неловкие, страшные, забавные, воодушевляющие, удушающие. От одних разбивалось сердце. Как в самый первый раз, после беседы с женой любимого. От других же хотелось скакать зайцем и орать на весь свет: «Уффф, получилось!»
Было по-разному, но ни одни отношения, как бы я не была очарована вначале, не приносили того самого вожделенного «долго и счастливо». Хотя нет. «Счастливо» было. Но не долго.
Поэтому нет-нет, да и закрадывалась мыслишка о том, что «со мной что-то не так». Но я… Я же дока! А потому прекрасно знала, как изгнать негатив и заодно подкачать попу.
Потому что во всех ситуациях – вдохновись и… в спортзал.
А что? Страдашки – страдашками, но красоту никто не отменял. И вообще – чем девушке хуже, тем лучше она должна выглядеть. И кстати… первый день – он не самый страшный, отнюдь. Он острый, болезненный. Ну, как приступ панкреатита – да здравствует мое псевдоврачебное прошлое. Главное, не впасть в совсем уж бурное отчаяние. А то от постоянных затяжных депрессий портится фигура, характер и морщины появляются. А нам оно зачем? Нам оно ни к чему! Вы слушайте меня. Я ж дока….
Дока, дока… Доконало меня все!
Хуже потом. Боль, отчаяние и тоска выматывают. Ну, как беременность, когда кажется, что ты никогда не родишь. Так и тут. Кажется, что это никогда… Никогда-никогда не закончится, так и будет болеть каждый день, каждый час, каждую секунду, каждое мгновение…
Удивительно, но всегда пропускаешь момент «выздоровления» от «болезни расставания». Когда воздух становится вкуснее а небо – светлее, несмотря на погоду и время года. Когда начинаешь улыбаться искренне, а вставать не через силу.
Это все обязательно будет. А пока… Пока надо себя озадачить и развлечь, чтобы дотянуть до того самого выздоровления, до вкусного, сладкого глотка воздуха, до кусочка яркого, бесконечно далекого, манящего неба над головой.
И тут лишь один рецепт. Есть работа – заведи вторую. Заведи собаку, займись спортом, начни бизнес, получи еще одно образование или вообще уезжай в другой город, регион, страну – начни все с нуля! (Если собака уже есть – вторую заводить, конечно, не обязательно, но с другой стороны – почему нет?!).
Главное – ни о чем не жалей. И ходи в спортзал.
Нет. Не так.
Главное – ходи в спортзал и ни о чем не жалей!
Боль в мышцах прекрасно отвлекает от страданий душевных – это я вам как специалист говорю.
Сразу после разговора с Кириллом вызвала такси. Нагулялась, и хватит. Хорошего понемножку.
Итак… в бассейн! Вода смывает все. А хлорированная вода еще и позволяет объяснить не в меру переживающим окружающим, почему у тебя красные глаза.
А потом, вооруженный раскаянием и калькулятором, явился Лева с финансовыми изысканиями.
О, мой спаситель!
Я позволила заботам войти в мою жизнь, занять голову, полностью подчинить себе. Мама, правда, ворчала, что у меня какой-то не такой голос. Мол, слишком он бодрый и радостный, слишком часто я говорю: у меня все «хорррррошо», пугающе рыча. Да… Мамы – они такие. Все чувствуют и зачем-то докапываются к счастливым дочерям.
А я – счастлива. Ну, то есть абсолютно! Еще бы понять, что делать со снами. Чувственными. Цветными. Яркими. Такими, что глаза раскрывались только через силу, а в первые минуты приходилось говорить себе: «Идочка, а как же реальный мир?!» И выныривать из этой волшебной иллюзии совершенно не хотелось.
Мы с Кириллом, море, слоны. И никого. Мы смеялись над странными, незначительными, мелкими проблемами, мы были вместе, держались за руки, дышали одним воздухом, смотрели в одну сторону и сердца наши бились в такт.
День, другой, третий, четвертый.
Я засыпала и просыпалась с его именем на губах. И не знаю – чего боялась больше – своей боли, особенно острой в первое мгновение, когда приходило осознание, что так, как там, во сне, больше никогда не будет. Или того, что он мне больше не присниться, и я не буду с ним в своих мечтах, в той, другой реальности, где нет преград эмоциям и чувствам.
Этот день ничем не отличался от предыдущих. Те же ласки во сне, те же слезы в подушку, тот же контрастный душ… Еда и чай, безвкусные в последнее время.
Поездка на работу. На вишневом, как реклама сока с большим количеством искусственных красителей, купере. Я одумалась и вернула друга домой. Спасла, ибо его чуть было не отправили в тотал, едва не уничтожив. Вот уж нет. «Не отрекаются любя».
Мы с ним снова мотались по Москве, и это почему-то грело мне сердце.
Крытая серая парковка встретила тишиной и безлюдьем. Красота. Только рядом с местом, где я парковалась, были два огромных черных «гелленвагера». Кто такие, почему не знаю?
Стоило мне выйти, сверкающие лаком двери слажено распахнулись и из машин синхронно вышли мужчины в костюмах.
Надо же… Как в кино. Будто каждый день отрабатывали. Так делают танцоры в труппах. Сто тысяч раз одно и то же, чтобы все как один. Ну и на параде еще так солдаты шагают.
Сердце замерло, а потом забилось как у зайца, на которого неожиданно выскочила лиса.
– Ида Викторовна, – спокойный, вежливый голос эхом отразился от бетонных стен. – Вам необходимо проехать с нами.
– Куда. Кто вы?
Надо же! Я еще и говорить могу. Молодец, Идочка! Пять. Вот только… Что делать-то теперь?! Мамааааа…
– Не волнуйтесь. Успокойтесь. Вам все объяснят.
Стоило нам выехать со стоянки, как мы… попали в пробку.
Такую замечательно-безнадежную, когда еле-еле тянешься и сразу складывается впечатление, что прибудешь в место назначения не раньше нового года. И хорошо, если этого.
Пробка была равнодушна и к моим страхам, и к желаниям похитителей. К тому же вела она себя вполне демократично, ибо стояли все – и навороченный геленвагер людей в черном, и убитый ржавый жигуль.
Как ни странно, меня это успокоило. Ну, не только это. Еще то, что меня не сунули в багажник, а усадили на место пассажира. Мягкое такое. С подогревом. И телефон не отобрали, а вежливо попросили никому не сообщать о том, что я еду на важную встречу.
Так что страдала я, на самом деле, не сильно, потому как сидя вместе с фактурными охранниками, вдохновлялась и выбирала тренажеры для мужского спортзала. Потом созванивалась с менеджером. Потом с Левончиком. В общем, время провела продуктивно.
Кстати, а не позвать ли моих новых «друзей» к нам в центр? Как говорится, куй железо, не отходя от кассы! Надо бы визиток заказать – а то потенциальные клиенты рядом сидят, а мне и сунуть им нечего. Безобразие…
Я не выдержала потока собственных мыслей и захохотала в голос. Это стресс, наверное. Люди в черном нервно вздрогнули. Так я и их до стресса доведу…
– Может, успокоительного? – неуверенно предложил мне один из них.
– А есть? – идея показалась мне не такой уж плохой.
Он осторожно кивнул, поглядев на меня, как на обезьяну с гранатой.
Какая прелесть.
– А давайте.
Мгновение спустя я оказалась счастливой обладательницей пузырька спиртовой настойки пустырника и конфетки (должно быть, на закусь).
С кем же меня везут беседовать? С пустырничком и конфеткой? Интересно.
А конфетка-то какая! «Буренка». Сливочная. Мням… Обожаю! Но позволяю себе редко. Зато сейчас тот самый случай! Ну, как говорится, будем!
Наконец мы добрались до одного из пафосных бизнесцентров, въехали на стоянку и остановились перед выходом с паркинга.
– Вас будут ждать, – кивнул один из охранников на дверь. – Камеры отключены, мы контролируем входы-выходы. Никто вас не побеспокоит.
– Спасибо, – вежливо ответила я, не понимая, с чего он мне это все рассказывает.
Двери распахнулись.
Сердце сжалось.
Кирилл?!
Мысль, которую я не то, что прогнала – задушила в зародыше, как только увидела квадратные фигуры в черных костюмах, снова промелькнула. Трепыхнулась пойманной птицей надежда в душе. Трепыхнулась – и умерла. Потому что в крошечном тамбуре перед дверью лифта стояли две женщины.
И если одна из них мне была совершенно незнакома – молодая, в строгом сером костюме и больших очках, то вторая…
Я вздрогнула.
Твою ж… япона маму, а! Японаневеста. Собственной персоной.
Первое желание было – бежать. Второе – нажать на кнопку лифта. И бежать. Любопытно, охранники лифт заблокировали или удрать все-таки можно?
Охо-хо…
Японка вдруг застрекотала, как сердитая сорока.
– Госпожа Миюки Като спрашивает, о чем вы говорили с господином Галицким в вашу последнюю встречу?
Вот так вот… Без предисловий. О чем я говорила с господином Галицким в нашу последнюю встречу…
Я вспомнила дождь, слезы. Улыбнулась.
– Передайте уважаемой… невесте господина Галицкого, что это не ее дело.
И развернулась, чтобы уйти. Пусть с Кириллом разговаривает, выстраивает отношения с будущим мужем. На русском, на японском – как хотят. Не мое это уже дело. Всем спасибо, всем удачи.
Снова поток слов. Любопытно – о чем? Ведь нам, на самом деле, говорить-то не о чем. Не о Кирилле же, в самом деле. Интересно, все японские женщины такие «умные»?
Вдавила ладонь в панель лифта. Ну, давай, родной. Не знаю, что они там с тобой сделали, но… пожалуйста. Мне надо уйти.
– Госпожа Като Миюки беспокоится. Состояние господина Галицкого внушает ей опасения.
Девочка-переводчица – дипломат от Бога. Это ж надо… Среди всей продолжительной речи японки с весьма злобными и явно обличающими интонациями… Так перевести… Красиво и нейтрально. Умница девочка. Далеко пойдет.
Я рассмеялась.
– Он… – переводчица вновь вслушалась в речь госпожи невесты. – Он нехорошо себя чувствует. Психологически, главным образом. – девушка поправила очки.
– Это проблемы господина Галицкого, – прохрипела я, мысленно обращаясь к лифту: «Господи… Ну, давай! Давай, железяка бездушная, трогай! Мне надо уйти. Очень…»
Взрыв слов, похожих на карканье вороны, эхом отскакивают от стен лифта-предателя. Лифта-изверга. Лифта-фашиста. Стоит, гад. Не едет…
Любопытно, что среди непонятных слов промелькнуло несколько…. родных выражений. Крайне неприличных.
О как… Эффектненько. С акцентом, конечно, но вполне себе узнаваемо.
Переводчица молчала. Дипломат от Бога впал в ступор!
Я же ни общаться, ни поворачиваться не собиралась.
– Госпожа Ида, мы должны поговорить, – услышала я на русском. – Лена. Оставьте нас.
О как… Ну и зачем надо было устраивать весь этот цирк с корректным переводчиком, если ты владеешь русским языком, да не просто, а с элементами ненормативной лексики? Скажи уж все, что думаешь, и катитесь к японской матери оба…
И снова пришли люди в черном. Мы долго шли – коридорами, лестницами, переходами…
Да, Ида… Пора заканчивать эти шпионские страсти. Хватит. Слишком много тайн вокруг тебя последнее время. Поиграли, и будет. Все это… Все это уже начинает надоедать. Станет скучно – схожу в кино. А жизнь с кино лучше не путать.
Наконец мы оказались в крошечной полукруглой комнатке в японском стиле. Наверное, в японском. Я не разбираюсь в этом так, как Кирилл. Для меня, что японский антураж, что китайский – все едино. Это ж не Индия, о которой я знаю чуть больше, так сказать, по долгу службы…
Пейзажи. Иероглифы. Диванчики. Столик. На столике – чай. Японка жестом предложила сесть и стала разливать зеленоватую жидкость по крошечным чашечкам. Мы были вдвоем. Люди в черном закрыли двери. В огромное, во всю стену окно видна вся Москва. Интересно, где мы?
– Это собственность отца, – японка обвела рукой комнату, протягивая мне чашечку с чаем. – Здесь он вел переговоры с партнерами. Наш разговор невозможно прослушать. Безопасно. Очень безопасно. Можем говорить, Ида.
«Можем говорить». О чем говорить-то? Женитесь с Кириллом, совет да любовь, прекрасная пара – я-то тут при чем?! Я смотрела на эту… Как там ее? Миюки Като. Хрупкая. Изящная. Черное платье-карандаш, кремовый пиджачок, нитка жемчуга на тонком запястье. Прямой, уверенный, сильный взгляд, от которого хочется спрятаться, несмотря на то, что перед тобой, по сути, совсем девчонка…
– Я расскажу вам, Ида. Все расскажу, – словно не понимая моего состояния – а еще немного и я просто кинусь на прекрасную русскоговорящую японку – продолжила она.
– Я не желаю с вами разговаривать, – разомкнулись губы против воли.
– Мой отец, Масаюки Като был богатый. Влиятельный человек. Он умер. Отец мало кому доверял. Среди тех, кому он доверял, был Кирилл. Но Кирилл оказался единственным, в ком мой отец не ошибся. Единственным, кто повел себя как друг. Меня пытались убить. Изнасиловать. Заставить подписать бумаги. И каждый раз меня спасали его люди. Если бы не он…
Японка замолчала. Фарфоровая чашечка застыла в воздухе.
Вкус чая был терпким. С каким-то привкусом… Одно могу сказать – на все, что я пробовала ранее это было совершенно не похоже. Боже, о чем я только думаю? О чае?!
– Мы… как старший брат и младшая сестра. Слишком похожи. Мы даже не думали о том, любим ли друг друга. Уважаем – да. Доверяем – безусловно. Нам казалось, этого более чем достаточно, не говоря уже о том, что так было проще всего сохранить бизнес отца. Бизнес, который Кирилл обещал моему отцу помочь мне сохранить. Перед самой смертью отец завел этот разговор. Он…чувствовал…
«Зачем она мне все это говорит?» – билась в голове мысль. Они уважают друг друга, доверяют друг другу, бизнес надо сохранить – ну и прекрасно! Опять возвращаемся к вопросу – при чем тут я?! Словно услышав мои мысли, Миюки продолжила:
– Но когда появились вы…
– Я вам помешала? – мне не хотелось говорить таким тоном, не хотелось вести себя резко, но я ничего, ничего не могла с собой поделать!
Ревность. Жгучая, бурлящая внутри ревность распаляла изнутри. Хотелось быть такой же холодной и сдержанной, как эта молодая девушка. Наверное, Кириллу такая женщина подойдет куда больше! Она и выглядит достойно, и ведет себя как жена политика, а я?! Я готова вскочить и разбить эту чашечку с чаем о хорошенькую голову японки! За то, что он о ней заботится. За то, что она вся такая…
Господи…
– Кирилл удивительно заботлив, – услышала сквозь шум в висках и кивнула, соглашаясь.
Заботлив. Удивительно. Что есть, то есть…
Зачем? Зачем его вытолкнули ко мне тогда, на свадьбе? Зачем? За что…
– Как только отец умер, – голос девушки прервался, но лишь на мгновение – она почти сразу взяла себя в руки. – Его компанию стали рвать на куски. Я была слишком молода, слишком неопытна для всех этих интриг, когда все, с кем я была знакома, кто входил в наш дом и улыбался… Мне же улыбался…
Она сжала кулаки.
– Нет, я, конечно, была далека от иллюзий, что люди, занимающиеся бизнесом – высокоморальные и склонные к сентиментальности. Просто я считала, что все это меня не коснется. Не посмеют.
Девушка стала бледной. Видимо, воспоминания о тех днях доставляли ей просто му́ку. Зачем же она тогда?.. Я уже решила ей сказать, чтобы она прекратила. Незачем изводить себя, но она тихо и решительно продолжила.
– Я много наблюдала за отцом, но… Ни веса, ни опыта, ни готовности биться не на жизнь, а насмерть…
– Не надо, – попросила я.
– Я хочу, чтобы вы знали, что нас связывает с Кириллом.
Мне оставалось только опустить голову.
– Кирилл, – девушка улыбнулась, и ее личико преобразилось совершенно! – Он пришел мне на помощь. Предложил выход. Мы объявили о помолвке.
– Потому что уважали друг друга и друг другу доверяли? По-вашему, этого достаточно? – вырвалось у меня.
– По уставным документам компании, я могла распоряжаться всеми активами или будучи помолвленной, или достигшей двадцати пяти.
– А двадцать пять вам… – голос стал хриплым, я медленно начала понимать, к чему она клонит и в чем, собственно, дело.
– Чуть меньше, чем через семь месяцев.
Твою япона мать… Что же я натворила…
– Все уже догадались, что помолвка фиктивная. Но за эти несколько лет я, с помощью Кирилла, в достаточной степени упрочила свое положение в компании. Совет Директоров не пойдет против меня. Акционеров, правда, можно попытаться настроить, но… Не думаю.
– Но почему же он…
– Хотел подстраховаться. Боялся, что у меня возникнут проблемы. Он очень ответственный.
– И… – я с трудом сдержалась, чтобы матерно не охарактеризовать, где я видала такую ответственность… Ну почему? Почему нельзя было сказать прямо? Как есть?!
– Вы не понимаете. Кирилл обещал моему отцу. Однажды они проговорили всю ночь. Кирилл…получил от отца подарок. Очень дорогой подарок. Очень ценный. Мало кто достоин…такого. Даже среди своих…
– Понятно. Что-то для харакири, не иначе… – буркнула я про себя, но японка каким-то непостижимым образом расслышала и поняла каждое слово…
Вот это слух! Я понимаю – не вежливо, наверное, так себя вести, но… Я не могу. Не могу я больше! Японка, а японка, будь другом, ребенок, отпусти меня, а?! Ты пойми, я ж волком выть готова, понимаешь? А ты меня тут… Чаем поишь…
– Знаете… Многие думают, что Россия – огромная льдина, на которой стоит одинокая юрта. Внутри – одетый в меха русский пьет водку в попытке согреться и от страха перед диким белым медведем, что вот-вот учует, явится и сожрет. Конечно, это не так. Однако… Ваши представления о наших традициях столь же… Как это сказать…
– Я вас поняла. Не мучайтесь. И…простите меня. Я веду себя бестактно, но…
– Я не думала, что Кирилл может так полюбить. Когда вы ушли, он отказался лететь в Японию, потом сорвал переговоры здесь, в России.
– Идиот. Да и я не лучше.
– Пожалуйста, помиритесь.
– Но мы же подставим вас!
– Кирилл хороший человек. Он мой названный брат. Это воля отца. Я уже не та девочка, что была раньше. И я не желаю, чтобы единственный человек, что бескорыстно пришел мне на помощь… разрушил свою жизнь.
Глава двадцать пятая. Немного о доверии
Доверяй – и тебя предадут.
Не доверяй – и предашь сам.
Роджер Желязны
Не помню, как оказалась дома, снова и снова прокручивая намертво застрявшую в голове мысль:
«Он просил семь месяцев… Просил не устраивать скандал, не задавать лишних вопросов. Просто подождать семь месяцев…»
Просил. Я же ему этой возможности не дала.
Почему? Потому что не поверила. Не поверила, а значит – не доверяла. Разве такое возможно?! Искренне любить человека и не доверять ему вслепую во всем?
Оказывается, можно. Я люблю его. Люблю. Без него трудно дышать. Без него… без него существовать больно!
Но весь мой предыдущий опыт кричал о том, что мужчинам доверять нельзя, что меня предадут, поэтому я просто ждала, когда же это, наконец, случится. Я ведь с самого первого взгляда решила, что у такого человека как Кирилл просто обязан быть скелет в шкафу. Даже не так… У такого все шкафы и подвалы забиты скелетами! Яблоку негде упасть…
Дура…
А еще была ревность. Стоило лишь представить, как у него делается нежное, умиротворенное лицо, когда звонит эта японка – как я закипала.
Хуже всего, что она мне нравилась. Японка. Спокойная, сдержанная, сильная…красивая.
Он просил подождать, но так и не сказал правду. С одной стороны, в недоверии друг другу мы сравнялись по очкам, но с другой… Он обещал. Обещал этому…как его… господину Като. Может, харакири поклялся сделать, если слово нарушит! Запросто, кстати. Ведь Кирилл он… Он не простой человек. Он почти японец. Наполовину так уж точно. Плюс – политик. Конечно же, все это накладывает свой отпечаток, и то, что для меня чуть ли не дико, для него может быть очень важным! Разве не должна я была его чувствовать? Узнавать? Привыкать? Дышать в такт?
Со мной рядом – ЧЕЛОВЕК. Отдельная планета. А я… Разделила всех на кобелей да сусликов – кто ж мне теперь виноват? А все почему? Да потому что струсила! Потому что метко плеваться ядом во всех и вся легче, чем полюбить. Да, с риском предательства. Да, с безрадостной перспективой, что настанет день, наступит час, и легкие взорвутся от боли, сердце станет кровоточить, глаза тонуть в слезах, вот как сейчас…
Так. Ида – стоп! Хватит. Хватит заниматься самобичеванием. Да, виновата. Да, есть в предыдущей жизненной стратегии откровенная брешь, но это, в конце концов, вопрос философский. Считай, что все эти годы это было психотерапией. Ну, должна же я была как-то вылезти из тех историй! Я снова полюбила. Это плюс. Это значит, что я вновь ожила. Понять бы, что теперь со всем этим делать…
Помириться? Поехать к нему домой, кинуться в объятия? Прокричать, что люблю…
Нет. Слишком легко и просто после всего, что натворила.
А если не впустит? Не примет? Не простит? Отвернется, холодно мазнув безразличным взглядом, – что тогда? Как жить дальше, понимая, что все разрушила сама, своими собственными руками…
Завтра. Завтра я что-нибудь придумаю. Завтра будет новый день. Соберусь, найду силы выйти из дома, подойти к Кириллу и…
Мой мужчина спасал барышню в беде. Дочь друга. Он не любил никого до меня, и искренне считал Миюки вполне себе приемлемым вариантом. Как говорят – подходящей партией. Может, надеялся, что уважение и доверие со временем трансформируется в нечто большее, как это часто бывает.
И я его понимаю! Почему нет? Он просто так же, как и я пытался обмануть судьбу. Предотвратить неизбежную боль. И так же, как и я, попал в ловушку. Судьба умнее и мудрее нас, на Земле живущих. Не подстелешь ты соломку, не обманешь высшие силы. Не выйдет. Не получиться…
Всю ночь я металась между раскаянием и злостью. Злилась. То на себя, то на него. Винила. То себя, то его. Жалела обоих и рыдала над жестокой несправедливостью мироздания.
Словно в бреду, пыталась подобрать слова, которые скажу. Скажу, когда найду в себе силы подойти. Если найду…
И чем дальше – тем страшнее. Что он скажет? Как посмотрит?
Я подпрыгнула – в дверь позвонили.
Или… судя по длинному, раздраженному звуку, звонили уже давно. Я посмотрела на телефон – куча пропущенных. И на число…
Это что же – я на сутки пропала? Настолько погрузилась в себя, что… Мамочки… Хорошо еще, что в дверь звонят, а не взламывают силами спецназа. Мама бы вызвала спецназ – с нее станется. Да и Васька с Дарьей в этом плане не лучше.
Ох…
С трудом поднялась, кряхтя как старуха, и медленно поползла к двери. Тело не слушалось, ноги не шли, будто все мышцы заледенели.
Не спрашивая, распахнула дверь.
– Идка!
– Ида!
Ко мне влетели Василиса и Дарья.
– Ты в своем уме?!
– Живая?
– Куда пропала?
– Мы соврали твоей маме, что ты улетела в командировку и просила нас ее предупредить.
– Спасибо, – прошептала я почему-то осевшим голосом (видать, нарыдалась).
– Опять Кирилл этот твой?
И хором:
– Я его убью! Гад!
– Девочки… – я их обняла и заплакала. Прямо на пороге, не закрывая дверь.
Что там нельзя делать через порог? Целоваться? Деньги передавать? Интересно, а реветь…? Реветь можно, или тоже плохая примета? Хотя… Куда уж хуже…
– Ааааа…. Ыыыыыыы…
– Ида…
– Идочка…
– Ну, тихо, тихо… Все будет хорошо…
И я все рассказала. Вот… все-все! Да простят меня япона лже-невеста и все стратегические тайны бизнесменов – японских и не очень.
– Что делать? – смотрела я на подруг сквозь слезы.
– Сначала – успокоиться, – специальным врачебным голосом проговорила Вася.
– Потом привести себя в порядок, – недовольно окинула Дарья помятую меня.
И снова хором:
– И поговорить с Кириллом.
– А если он не захочет?
– Тогда он совсем дурак. И тебя недостоин, – резко ответила Васька, разливая ароматный зеленый чай по чашкам. Хлебцы с куриной грудкой, огурчиком, помидорчиком и листьями салата были разложены на подносике в виде красивых, аккуратных, очень аппетитных бутербродиков.
С ума сойти! Васька… Да она макароны сварить не могла еще год назад! Что брак с женщиной делает…
– А если он тебя недостоин, – Дарья подождала, пока я откушу кусочек и прижала к моим глазам ледяное полотенце, – то зачем он тебе?
Я дернулась было, но наша любимая стилист молча показала кулак, который я сквозь полотенце отчетливо увидела третьим глазом. А еще говорят, я к медитациям не очень расположена. Ха! Как бы не так! Горе раскрывает интуицию…
– Страдания – страданиями, а лицо зареванное в порядок привести надо, – бурчала Даша.
– К тому же виновата не только ты, – раздался голос Васи. – Кирилл тоже молодец. Штирлиц, блин.
– Он не Штирлиц. Он – Бонд, – всхлипнула я, слегка подавившись.
– Вот именно, – моя версия Ваське явно понравилась. – Понта много, стрельбы – еще больше, а толку – ничуть.
Мы рассмеялись, и постепенно проблемы, которые казались неразрешимыми и от которых прямо-таки веяло трагедью, стали… мельчать на глазах, оживающих под ледяным махровым полотенцем.
– Не знаю, как к нему подойти… – призналась я девчонкам.
Они с явной тревогой переглянулись. Ох, девчонки, я и сама от себя такой реакции не ожидала. Потому как нерешительностью никогда не отличалась. Как и странными, раздражающими «проваливаниями» в страдания, но…
– Ида… А ты не беременна часом? – внимательно посмотрела на меня Василиса.
– Слушай, беременна у нас ты, – пробормотала я.
– Ну, это еще не причина, чтобы тебя, к примеру, это не коснулось, – рассмеялась подруга.
– Вместе только гриппом болеют, – проворчала я, пока Даша меняла полотенце.
– А в чем проблема к нему подойти? Не понимаю, – продолжала Вася после того, как выдвинула весьма интересную версию о моей возможной беременности. – И за тестом надо бы сходить. Ты какая-то странная.
– Да, я в растрепанных чувствах, и что? Пирожки лопать? Да и не пекла я никогда, – я так возбудилась, что полотенце едва не упало. Дашка, правда, успела – подхватила и водрузила компресс обратно (они с Васей еще как-то очень странно переглянулись почему-то) – И потом, если уж на то пошло, если и делать тесто, то самой. В покупное кладут маргарин, а эти жиры….
– Ида, – Вася наклонилась, приподняла мокрое полотенце и с откровенной жалостью во взгляде покачала головой. – Я не про тесто. Я про тест. Тест на беременность, которая, сдается мне все-таки…
– Ну так… Так и говори – тест! А то – «за тестом»… И нет у меня никакой беременности, понятно!
– На счет последнего не уверена, – миролюбиво улыбнулась подруга, – А произнесла слово не четко – каюсь. Ну, бывает… Прости. Не ты одна у нас нервничаешь! Итак, о чем это мы? Ах, да. Ида, в чем проблема подойти к Кириллу?
– Он не простит меня… Я виновата. Он просил, я отказалась. И как я теперь…
– Ну, ты – девочка, – свежее ледяное полотенце вновь легло на лицо под нравоучительный голос Дарьи. – Могла и передумать. Наденем пооткрытие что-нибудь… Чулочки…
– Даша!
– Что – «Даша»? Ну, не хочешь, можно и без декольте. Обтягивающее. Но тогда покороче…
– И чтобы грудь просвечивалась, – промурлыкала Василиса, явно вспомнив что-то приятное.
Что брак с женщиной делает, а? Бутерброды лепит, о прозрачном вспоминает… Это вообще Васька?!
– Девочки! – возмутилась я.
– Ну что?! – возмутились обе.
– Подойдешь, скинешь плащик… – уже очень неуверенно прошептала Дашка.
– А под ним – ничего, – еще тише пискнула Вася.
– Ну… Тоже, конечно, вариант, – вздохнула и я.
Как же тяжело, как невыносимо страшно подойди к любимому человеку и признаться в том, что неправа. И совсем не помогает тот факт, что и он неправ тоже.
Мне вдруг представилось, как он отстраняет меня, говоря куда-то в пустоту:
– Проводите даму, пожалуйста.
Охрана меня выводит, и…
– Ида! Идка! Даша, держи! Голову держи!
Голоса девочек были как-то странно слышны… Как сквозь вату и в замедленном темпе.
– Тааак, – нахмурилась Василиса, когда я, наконец, пришла в себя – Не беременна, говоришь?
– Вася… Я… боюсь.
– Чего ты боишься? Рожать?
– Нет… Я его боюсь. Кирилла.
– А если случайно встретиться? Ид? Ну, посмотреть реакцию? А там уже по обстоятельствам? – предложила Дарья.
– Это мысль… И как узнать, где он будет? – задумалась Вася.
– И чтобы там народу не было, – вставила, всхлипнув, я – Не хочется подставлять Миюки.
– А я вот даже знаю, кому этот вопрос задать, – улыбнулась Василиса.
– Девочки, вы что – с ума сошли?
Ох, зря ты это Федор сказал, зря.
Василиса, прищурившись, посмотрела на мужа, как на инопланетного захватчика. Следом вскочила Дашка – лететь на кухню за скалкой-сковородкой, а то и еще за чем потяжелее. Кстати, ни того, ни другого у меня там нет, между прочим. Ну… на самом деле есть, конечно, но Дашка не найдет. Я за правильное питание, если кто забыл, а потому там только мультиварка. Она, правда, тоже тяжелая…
Федор, оценив угрозу своему здоровью в лице Даши и жены (мужская интуиция подсказывала, что статус любимого супруга и отца будущего ребенка в данной ситуации не спасет), обреченно посмотрел на меня.
Пришлось кивнуть, ибо со словами Васькиного супруга я, не смотря на женскую солидарность, была полностью согласна.
Девчонок я люблю. Это счастье, что они рядом в тяжелую минуту душевного раздрая, но…
Бред – он и есть бред.
– То есть вы предлагаете тайно проникнуть к Кириллу. Обмануть охрану. – Федор, приободрившись, поднял, наконец, глаза и насмешливо посмотрел на подруг.
– Да почему нет-то! – возмутилась Даша. – Я спросила у клиентки, а она узнала у своей знакомой, которая работает в этом бизнес-центре, что администрация заказывает живые цветы. Можно проникнуть к ним под видом визажиста.
– При чем тут визажист? – удивилась я.
– Ну, этого… Как его… Кто там букеты составляет?
– Флорист, – вздохнула Вася, И, поглаживая живот, опустилась на стул.
Мне стало стыдно. Пора завязывать. Васька вон устала уже. Перенервничала. А она в положении!
– Флорист букеты не разносит. Он их составляет. А разносит служба доставки, – мужчина налил в стакан апельсиновый сок и протянул жене.
– Федя, ты молодец! – Даша окинула всех торжествующим взглядом. – В общем, Идка возьмет корзину, форму организуем, надо только узнать, на что она похожа – и вперед.
Федор хихикнул – но, наткнувшись на гневный взгляд супруги, замолчал.
– Не понимаю, что смешного? По-моему, отличный план! – возмутилась Даша. – Ида доставит Кириллу цветы и они поговорят!
Тут Федор не выдержал – и загоготал в голос.
Василиса стукнула его кулачком в плечо.
– Прости, но это все… как в анекдоте.
– Каком? – я посмотрела на Васиного мужа с надеждой.
Во-первых – интересно, что за анекдот. Во-вторых… Во-вторых все это мне уже порядком надоело, честное слово. Хоть анекдот послушать, что ли? Отвлечься чуть-чуть…
– Совещание в ставке Гитлера, – вздохнув, начал Федор. – Заходит некто с подносом. На подносе – апельсины. Некто подходит к сейфу, спокойно открывает, не обращая ни на кого внимания, фотографирует документы, потом дает в морду Гитлеру – и уходит. Гитлер в ярости, кричит, беснуется. А ему и говорят: «Мой фюрер, это же Штирлиц. Все равно выкрутится – скажет, апельсины приносил».
