Текст книги "Одиссея для двоих"

Автор книги: Теодор Гамильтон Старджон

Соавторы: Стефан Вул
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

Рокхард не отозвался.

Диминг долго стоял, в тупом изумлении разглядывая игломет. Почему он не стал стрелять? Потом, когда суденышко Рокхарда, мигнув, исчезло, опустил руки и потащился по горячему песку к своей шлюпке.

Боже, как он устал!

– Почему ты не выстрелил?

Диминг замер как вкопанный, даже не закончив шаг – одна нога выдвинута вперед, другая отставлена назад. Медленно поднял голову и посмотрел в смеющиеся глаза золотистого гиганта, облокотившегося на шлюпку. Набрал полную грудь воздуха и со стоном выдохнул.

– Боже мой, – проговорил хриплым голосом. – Даже не могу сказать, что особенно удивлен.

– Успокойся, – сказал Ангел. – Теперь все будет хорошо.

– Ну да, – сказал горько Диминг. – Выскребут теперь мозги, а взамен нальют в голову превосходного холодненького кефиру; и будет он всю оставшуюся жизнь драить полы где-нибудь в главном штабе Ангелов, – ведь есть же у них где-нибудь главный штаб. – Держи, – добавил. – Ничего не скажешь, честно заработал. – И швырнул игломет Ангелу; тот повел ладонью, и оружие перестало существовать на середине траектории. – Хватает у вас таких трюков, – сказал Диминг.

– Ясное дело, – согласился Ангел. – Так почему ты на застрелил молодого Рокхарда?

– Знаешь, – отозвался Диминг. – Сам удивляюсь. Я ведь собирался. Честно, собирался. – Поднял пустой ошеломленный взгляд на Ангела. – Что это со мной? Ведь все было в руках, и все выпустил.

– Скажи мне вот еще что, – сказал Ангел. – Когда тот Ангел на Ибо упал головою в воду, почему ты задал себе труд вытащить его на берег? Ты же в него стрелял.

– Разве я его вытаскивал?

– Я видел. Я был там и видел.

– Враки, – отрезал Диминг, однако, поглядев Ангелу в глаза, прочел в них, что тот говорил серьезно. – Знаешь… не знаю. Просто вытащил, вот и все.

– А теперь скажи, почему не убил ту девушку, чтобы замести следы, а только оглушил кулаком?

– Ее звали Тенди, – подумав, сказал Диминг. – Только это и помню.

– Отступим еще в прошлое, – сказал Ангел непринужденным тоном. – Тогда вечером, выйдя от Рокхарда, чтобы устроить свои дела, ты упаковал часики и отправил по почте” Кому?

– Не помню.

– Зато я помню. Той женщине, у которой их украл. Почему, Диминг?

– Почему, почему, почему! Я всегда так делал, вот почему!

– Не всегда. Только в тех случаях, когда такие часы были у женщины единственной памятью о погибшем муже, или дело было в чем-нибудь похожей ценности. Знаешь, кто ты такой, Диминг? Ты тюфяк.

– Послушай, – сказал Диминг. – Ты меня изловил, и теперь я получу свое. Давай оставим прошлое в покое вместе с душеспасительными беседами, ладно? Пошли. Я устал.

Ангел протянул перед собой руки с немного расставленными пальцами. У Диминга засвербила кожа. Он явственно услышал, как в позвоночнике дважды хрустнуло, почувствовал, как межпозвоночные диски напряглись, раздвигая позвонки, и опали снова. Вскинул голову.

Ангел ухмылялся.

– Все еще чувствуешь усталость?

Диминг пошевелил плечами, потрогал веки.

– Нет, – прошептал он. – Разрази меня гром, нет… – Опустил голову и добавил, растягивая слова: – Это первый ваш трюк, что мне по вкусу, малыш. – Еще раз посмотрел на добродушного великана в золотистой мантии. – Если честно, кто вы такие? А? Ну ладно, – добавил он сразу. – Знаю, знаю. На этот вопрос вы никогда не отвечаете. Считаем, разговора не было.

– Тебе можно спрашивать, – сказал Ангел, не обращая внимания на то, что у изумленного Диминга отвалилась челюсть. – Когда-то мы были просто службой порядка. Чем-то вроде маленькой частной армии, если тебе понятно это слово. История человечества изобилует наемниками. Были некогда, например, детективы Пинкертона. Ты, верно, не помнишь, это было задолго до твоего рождения. Нашей группой руководил некто Ангел, человек с такой фамилией, – отсюда и название. Таким образом, название появилось прежде, чем эти корабли, не говоря уж о нашей деятельности на манер воскресной школы, какой в настоящее время занимаемся.

Со временем мы все тщательней, все придирчивей отбирали персонал, вследствие чего поднимался его моральный уровень. Одновременно сокращалось число руководителей, пока, наконец, они совсем не перестали быть нужны. Остались только мы, ну и наша уверенность, что можно избежать множества хлопот, если добиться, чтобы люди были взаимно милосердны.

– Иной раз ваша доброта принимает слишком оригинальные формы!

– В прошлом случалось, что человек убивал коня, сломавшего ногу. Это тоже было одно из проявлений милосердия.

– В таком случае зачем ты мне все это говоришь?

– Агитирую.

– Что такое?

– Агитирую, – повторил Ангел раздельно. – Мы набираем волонтеров. Вербуем новых Ангелов. Возьмем и тебя, если захочешь.

– Ну нет, минуточку, – запротестовал Диминг. – Не станешь же ты убеждать, что сделаешь из меня Ангела. Со мной такие трюки не проходят.

– Почему?

– Это не для меня, – упирался Диминг. – Я на это не гожусь.

– Не годишься? А что ж это за человек, который не – в силах жить единообразной жизнью, а должен параллельно разыгрывать своеобразного Робин Гуда навыворот? Отдаешь ли ты себе отчет, что за все время не обокрал никого, кто в конечном счете от этого не выиграл бы, чему-нибудь таким образом не научившись?

– Что, в самом деле?

– Могу показать историю всех случаев до единого.

– Так долго за мной следишь?

– С тех пор, как ты был в третьем классе.

– Брось, – сказал Диминг. – Для этого тебе пришлось бы стать невидимым.

Ангел исчез. Диминг заморгал, медленно подошел к шлюпке, провел рукой по обшивке.

– Ничего сверхъестественного, если знать, как это делается. По какой причине генератор мигополя нельзя миниатюризовать до размеров, скажем, кулака? – донесся из воздуха голос Ангела. Диминг резко обернулся. Никого. Глаза его расширились. Он прижался спиной к шлюпке. – Я здесь, – весело сказал Ангел и появился правее того места, где Диминг ожидал его увидеть. Откинул полу золотистой мантии и передвинул пояс на другую сторону. Диминг успел мельком заметить какую-то маленькую пластиковую коробочку с закругленными гранями.

– Тебе следует уяснить, – сказал Ангел, – что человеческие существа по природе своей суеверны и нуждаются в предмете поклонения. Если их теологию заменить наукой, они просто начнут поклоняться науке. Мы даем им только то, что нужно. Мы никогда не тщились выдавать себя за что-то особенное, однако в то же время не опровергаем создавшееся мнение. Если нас считают властолюбивыми работорговцами, мы представляем доказательства противного. Если нас окружают ореолом полубогов или что-нибудь в этом роде, мы не оправдываемся. И это дает эффект. Войны не было так давно, что половина человечества не знает, что это слово означает. А появились мы, когда нужда в нас была самая настоятельная, поверь. Когда человек расширял рубежи своих владений среди внеземных цивилизаций, и вопреки им, и через них. Нужно было распространять учение, в противном случае, черт побери…

– А в чем заключается ваше учение? В чем, собственно, суть?

– Я уже говорил тебе, но оно так чертовски просто, что никто не хочет в него верить, пока не увидит в действии – но и тогда находит другие слова, чтобы его сформулировать. С тобой я попробую еще раз. – Ангел засмеялся. – Наша доктрина формируется кратко: будьте добры друг к другу. И это и есть ключ от неба.

– Мне надо это обмозговать, – сказал Диминг, угнетенный и подавленный. Вдруг он встрепенулся. – Обдумаю позже… Я слыхал о вас всякую всячину… Будто бы вы не едите…

– Это правда.

– И не спите.

– Точно. Так же как и не размножаемся – не удалось еще нам так овладеть трансформацией, чтобы можно было применять ее к женщинам. Но когда-нибудь у нас получится… Мы не отдельный вид, не раса; мы не супермены – ничего подобного. Мы продукт садизма техники, растения иньянь.

– Иньянь!

– Это наша мрачная и смертоносная тайна, – засмеялся Ангел. – Ты же знаешь, что это зелье способно сделать с человеком, принимающим его без ограничения. Употребляемое как должно, оно делает вас зависимым от него не более, чем обыкновенное лекарство. И видишь ли, Диминг, нельзя, ну просто невозможно впятеро усилить свой интеллект, не уяснив в то же время, что люди должны быть взаимно добры. Ну так вот это учение, как я его назвал, не есть как таковое ни доктриной, ни философией. Это просто логическая неизбежность. К слову сказать, если не пожелаешь присоединиться к нам, про иньянь не болтай; в противном случае придется сделать тебе бо-бо.

– Что ты сказал? – вырвалось у Диминга. – Если не пожелаю… А у меня есть выбор!?

– Ты впрямь способен вообразить ситуацию, что мы заставим тебя призывать людей быть взаимно милосердными? – спросил Ангел, нахмурясь.

Диминг зажмурился, отошел на несколько шагов, потом вернулся, ударяя кулаком по раскрытой ладони.

– Ну ладно, значит, вы меня не заставляете. Но у меня все равно нет выбора. Могу поверить вам на слово, – хоть пройдет много месяцев, прежде чем всерьез в это поверю, – что вы не таскаетесь за мной по пятам. Но не могу я вернуться в эту галиматью на Земле, где идет прахом дело старого Рокхарда, а власти суют нос во все его связи…

– О чем это ты? – спросил Ангел и засмеялся. – Диминг, какая галиматья?

– Но ведь Рокхард…

– Не было никакого Рокхарда. Ты слыхал о Рокхарде, прежде чем тот толстячок навестил тебя тогда вечером?

– Нет, но это не значит… О господи, именно, что значит… Ну ладно, но что с этим его генеральным провалом, с его делами, это же было во всех программах новостей, я сам слышал…

– И сколько раз ты это слышал?

– Пока был на Иоланте! Своими глазами… Ага. Ага, понимаю, это был сеанс специально для меня…

– Нельзя было допустить, чтобы ты что-нибудь заподозрил, – любезно пояснил Ангел. – Вот ты и не заподозрил.

– Ваши искусные пилоты меня едва не подстрелили. Я же мог погибнуть.

– Ясное дело.

– Если честно, промолчи я тогда, пока торчал, законсервированный в опоре того корабля, так и сидел бы в ней по сию пору?

– Справедливо.

– А если бы схалтурил на Ибо, заполучил бы порцию из разрушителя?

– Когда с этим освоишься, не будешь так возмущаться. Конечно же, тебе грозила опасность. Все было так спланировано, что ты мог совершить правильный выбор или неверный, а между ними было еще достаточно свободы. Ты выбрал правильно, и потому сейчас здесь. Ты можешь нам пригодиться. Тот, кто в чрезвычайной ситуации делает неправильный выбор, нам не нужен.

– Говорят, вы вдобавок бессмертны, – сказал вдруг Диминг.

– Чепуха, – отмахнулся Ангел. – Это всего лишь слух, вызванный, вероятно, тем, что еще никто из нас не умер. Но когда-нибудь это, несомненно, случится.

– Ага, – сказал Диминг, и стал думать о другом, и вдруг подлинный смысл услышанного оглушил его как удар обухом: но ведь Ангелы толкутся по Космосу две тысячи лет!

– Две тысячи триста, – поправил Ангел.

– И этому вы принесли в жертву способность производить потомство… – сказал Диминг. – Скажи-ка, дядя, а стоило ли? – съехидничал тут же, не удержался.

– Несмотря на всю мою доброту, – усмехнулся Ангел, – у меня создается впечатление, что два-три зуба у тебя явно лишние, и если я помогу тебе от них избавиться, ты впредь не станешь делать подобных замечаний в присутствии кого-нибудь, кто может воспринять это хуже, чем я.

– Беру свои слова обратно, – сказал Диминг, низко кланяясь; когда выпрямился, лицо его было сморщено, как у ребенка, собирающегося разреветься, но пока держащегося молодцом. – Мне надо немного посмеяться, не видишь, что ли? Иначе я… я…

– Ладно, парень. Не принимай это так близко к сердцу… Такое кого хочешь придавит, если свалится на голову без предупреждения. Думаешь, я об этом забыл?

Они помолчали.

– Сколько у меня времени на размышление? – спросил наконец Диминг.

– Сколько угодно. Ты прошел испытание, понимаешь? Приглашение постоянное. Может быть отменено, только если обманешь мое доверие.

– Не могу представить себя основателем движения, проповедующего ненависть человека к человеку. После всего случившегося – не представляю. И ничего никому не скажу. Да и кто, в конце концов, станет слушать?

– Ангел, – мягко сказал золотистый великан. – Независимо от того, кому станешь говорить. Ну так… Что собираешься делать?

– Хочу вернуться на Землю.

Ангел махнул рукой в сторону шлюпки.

– Милости прошу.

Диминг бросил на него взгляд и прикусил губу.

– Не хочешь знать, зачем?

Ангел молча усмехнулся.

– Я просто обязан! – взорвался Диминг, будто ему кто-то возражал. – Я имею в виду, что все эти годы жил только вполсилы. Даже когда придумал себе это второе “я”, чтобы покривляться, выключал свое первое “я” на время функционирования второго. Мне хотелось бы вернуться к себе такому, каков я есть, и научиться быть таким, каков я на самом деле. – Он наклонился вперед и постучал пальцем в широкую грудь Ангела. – Это… чертовски велико. Позволь я сделать из себя что-нибудь подобное – я был бы больше, чем на самом деле. Наверное, в этом все и дело. Не нужно быть Ангелом, чтобы быть большим. Не нужно, наконец, быть кем-то еще, кроме как человеком, чтобы жить в соответствии с вашим учением. – Он замолчал.

– А почем ты знаешь, каков ты на самом деле?

– Чувствовал. Правда, всего минуты три, когда стоял на ступенях Астро-Центра на Ибо. Разговаривал с…

– Можешь завернуть на Ибо по дороге.

– Она на меня и смотреть не захочет, разве что меня арестовывать станут, – отозвался Диминг. – Она же видела, как я стрелял в Ангела.

– Ну так мы устроим, чтобы этот самый Ангел тебя и арестовал – и таким образом восстановим ее доверие к нам.

До Земли Диминг так никогда и не долетел. Его арестовали на Ибо, и Ангел, который это сделал, на глазах девушки по имени Тенди демонстративно обнял его за плечи своей мощной рукой. Она увидела Ангела, удаляющегося со своим пленником, и побежала за ними.

– Что ты с ним собрался делать?

– А что бы сделала ты?

Они долго глядели друг на друга.

– Можешь ли честно заверить, что есть что-то, чему ты мог бы у нее научиться, и что хочешь этого?

– О да, – сказал Диминг.

– Научить его… чему?! – воскликнула девушка, захваченная врасплох. – Научить его… как?

– Достаточно того, что ты останешься собой, – сказал Диминг, и тогда Ангел отпустил его.

– Загляни ко мне, – сказал он Димингу, – через три дня после того, как все это закончится.

Закончилось это с ее смертью, после того, как они прожили вместе на Ибо почти семьдесят четыре года. Через три дня после этого он собрал вокруг себя правнуков, чтобы решить, как быть дальше.