Текст книги "Высокий, привлекательный, в татуировках (ЛП)"
Автор книги: Тэмми Фолкнер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)
Тэмми Фолкнер
Высокий, привлекательный, в татуировках
Посвящается
Посвящается моим личным героям:
Нынешнему герою: моему мужу, Томасу.
Самому первому герою: моему отцу, Гленну Свитцеру.
Героям, которые только этому учатся: Джей-Ти и Стивену.
От автора
Дорогие читатели!
Написав эту книгу, я оказалась в затруднительном положении. Те, кто уже читал мои произведения, знают, что описывать горячие сцены – в моём стиле. И я пишу так, потому что откровенность в таких случаях – именно то, что, как читателю, понравилось бы мне самой.
Как бы то ни было, в процессе написания этой книги мой восемнадцатилетний сын заинтересовался сюжетной линией и попросил дать ему почитать несколько страниц. Чем больше я писала, тем больше страниц он читал, но в конце концов наступил тот момент, когда ему стало неудобно читать дальше. Он спросил, не смогу ли я написать версию «только для него». Нет, он ни в коем случае не скромняга, но ему было гораздо комфортнее с «облегчённой» версией книги. Моя мама тоже обычно пропускает постельные сцены, и она с интересом восприняла мою инициативу написать такой вот специализированный вариант.
В электронном издании книги на английском языке объединены обе версии. Первый вариант – «горячая» версия, которая не предназначена для лиц младше 18 лет, а также тех, кому не нравятся откровенные сексуальные сцены.
Второй вариант – это версия книги для моего сына. Она также ни в коем случае не предназначена для лиц младше 18 лет, так как её содержание – только для взрослых, в том числе использование ненормативной лексики. Но, тем не менее, это «облегчённый» вариант, без откровенных описаний.
Надеюсь, вам понравится выбранный вами вариант, и вы оцените то, что имеете возможность выбрать его сами лично!
С наилучшими пожеланиями,
Тэмми.
От команды, трудившейся над переводом этой книги: Мы считаем, что переводить обе версии – это нерациональная трата нашего времени и сил, поэтому перевели для вас версию, которая «погорячее». А тем, кому откровенные сексуальные сцены не по душе, предлагаем их просто перелистывать. Надеемся на понимание. И приятного прочтения!
Глава 1
Логан
Я не знаю её имени, но она выглядит знакомо. Обтягивающая короткая юбка заставляет меня представлять её маленькую округлую попку. Эта юбка словно создана, чтобы привлекать внимание, и она полностью завладела моим. Я возбуждён так сильно, что мне вряд ли удастся встать из-за стола, за которым мы работаем над рисунками татуировок клиентов. Я опускаю руку и поправляю ширинку, но царапанье металлической молнии по моему члену вряд ли сможет его успокоить. Не стоило сегодня идти без белья. Надеюсь, утром Пол постирал наши вещи.
Её соски торчат под обтягивающей рубашкой; она закатывает рукав, чтобы мне что-то показать. Но я не могу оторвать взгляд от её сисек, хотя пялюсь и так долго. Девушка пихает своё запястье прямо мне в лицо, и я вынужден отвести взгляд. Вот дерьмо. Я попался. Если скажу, что гей, это не поможет. Даже если бы я мог говорить.
Краем глаза я вижу, как двигаются её губы. Она со мной разговаривает. Или просто шевелит губами. Вообще-то, никто не может со мной поговорить, потому что я не слышу. Я потерял слух в тринадцать лет. Вот она снова говорит. Когда я не отвечаю, девушка смотрит на моего старшего брата, Пола, который закатывает глаза и ударяет кулаком по лбу.
– Хватит глазеть на её сиськи, кретин, – говорит он и показывает жестами, а она краснеет. Но, в то же время, её губы дёргаются в усмешке.
Я тоже закатываю глаза и показываю жестами. Заткнись. Она охрененно красивая.
Он ей переводит. Я бы застонал, если б мог. С тех пор, как потерял слух, я не произнёс ни звука. Хотя нет, какое-то время я ещё говорил. Но недолго – пока один мальчишка на детской площадке не сказал, что мой голос похож на кваканье лягушки. И с того момента я не разговариваю, совсем. Так лучше.
– Он сказал, что ты красивая, – говорит ей Пол. – Поэтому он так похотливо уставился на твою грудь, словно двенадцатилетний подросток.
Я показываю ему средний палец, а он смеётся, поднимая руки вверх, как если бы собрался сдаться копам.
– А что? – спрашивает он, одновременно показывая жестами. Но она-то его слышит. – Если ты хочешь быть грубым и говорить о ней жестами, я буду переводить ей всё, что ты скажешь.
Как будто у меня есть другой выбор, кроме жестов. Никогда не слышал о секретном коде между братьями? Я вздыхаю.
– Станешь шептать мне на ухо, придурок, и я оторву тебе башку.
Попробуй, говнюк.
Пол смеётся.
– Романтическая болтовня, – говорит он ей. – Что-то о том, чтобы поцеловать его в зад.
Теперь она уже широко улыбается. Эта улыбка сбила бы меня с ног, если б я не застрял под столом. Она отбрасывает чёрные как смоль волосы с лица и заправляет за ухо вместе с прядью, выкрашенной в голубой.
Я вижу, как её рот приоткрывается, готовый заговорить. Но вдруг она смотрит на моего брата.
– Он может читать по губам? – спрашивает девушка.
– Зависит от того, насколько ты ему нравишься, – пожимая плечами, отвечает мой брат. – А ещё, насколько он сегодня ленивый.
Он вопросительно поднимает брови, глядя на меня, а затем его взгляд перемещается на столешницу. Чёрт. Он видел, как я поправлял ширинку.
– И я бы сказал, что ты ему очень нравишься.
В этот раз девушка ещё сильнее зажмуривается, морщась, и улыбается. Она ничего не говорит. Но потом смотрит прямо на меня и произносит:
– Я хочу татуировку.
Она показывает в сторону входа в салон. И продолжает рассказывать, но я не могу видеть, как двигается её рот, потому что она отворачивается. Я хочу последовать за её лицом, вскочить с места, чтобы увидеть движение её вишнёво-красных губ, когда она говорит со мной. Со мной. Бог знает, что она мне говорит. Но я не знаю. Я заставляю себя сидеть на месте. Девушка оборачивается обратно ко мне, замолкая, и её рот округляется.
– Прости, – произносит она. – Ты ведь ничего не разобрал, да?
Она вздыхает.
– Девушка, там, у входа, сказала обратиться за татуировкой к тебе.
Я смотрю на брата: он только что закончил тату, и сейчас у него нет работы. Фрайди – её на самом деле так зовут – смеётся и показывает мне:
– Не стоит благодарности.
Я скребу затылок и ухмыляюсь. Фрайди меня подставила. Она всё время так делает. Но иногда это срабатывает. Всех горячих девчонок она посылает ко мне. И не особо горячих тоже. А также девчонок, которые хотят переспать с глухим парнем, потому что слышали, что он очень даже неплох. Ведь со мной им не придётся болтать. И притворяться тоже, я ведь не узнаю, что за чушь они несут.
И если эта девица здесь лишь для того, чтобы со мной переспать, то можно пропустить весь этот бред с тату.
– Даже не думай об этом, – говорит мой брат. – Она хочет тату. И всё.
Откуда ты знаешь, чего она хочет?
Просто знаю, показывает он. Сейчас он не произносит ни слова. Даже не пытайся её уложить.
Я поднимаю руки в знак вопроса – почему?
– Она не из нашего района, – говорит Пол, но показывает «не из нашего круга».
Ох, я понял. Она с другой стороны улицы. Ну и что. Девушка может быть богатой, но ей всё равно понравится то, что я могу для неё сделать. Я тянусь к её руке и мягко сжимаю, чтобы она посмотрела на меня. Переворачивая руку, показываю на запястье. Мои пальцы играют по её переливающимся синим венам под нежной кожей, кончиком пальца я делаю круговые движения, спрашивая её: Здесь?
У неё отвисает челюсть, а по всей руке бегут мурашки. О да, в этом мне нет равных!
Я поднимаюсь и касаюсь её шеи сбоку, но она смахивает мою руку, качая головой. Её губы плотно сжаты.
Потом я смотрю прямо на её буфера и облизываюсь. Медленно провожу пальцем по холмику её груди. Беззвучно произношу: Здесь?
И тут я даже не успеваю ничего сообразить. Её маленький кулачок обрушивается на мой нос. Девушки шлёпали меня и раньше, но ни одна – в лицо. Твою мать, как больно! Я ощущаю медный привкус крови на губах и вытираю их. Мой нос похож на кровавый фонтан. Пол суёт мне в руки полотенце и откидывает мою голову назад.
Чёрт, всё ещё больно. Брат надавливает на переносицу, я не могу видеть его рот или руки из-за скомканного полотенца, поэтому трудно сказать, разговаривает он со мной или нет. А может, ржёт как конь. Он поднимает полотенце, но кровь снова течёт на губы. Я вижу, как девушка ещё долю секунды стоит со сжатыми кулаками и наблюдает за моими страданиями.
Вот дерьмо, как болит!
Но вот она разворачивается на каблуках своих чёрных ботинок и уходит. Мне хочется крикнуть ей, чтобы она осталась. Я бы даже сказал «извини», если б мог. Не могу даже позвать её обратно. Я начинаю вставать, но Пол толкает меня обратно на стул.
Сядь, показывает он жестами. Мне кажется, нос сломан.
Тут я вижу скомканный клочок бумаги на полу. Забираю полотенце у Пола и прижимаю его к носу, показывая на бумажку. Он поднимает и смотрит на неё.
– Это она уронила? – спрашивает он.
Я киваю. Бумага немного отсырела из-за её потных ладоней. Я разворачиваю клочок, чтобы узнать, что там. И вижу замысловатый рисунок; нужно приглядеться, чтобы увидеть, что там скрыто – гитара, порванные струны и странные ангелы. Струны заканчиваются маленькими бутонами. Я переворачиваю картинку, глядя поверх полотенца, которое всё ещё прижимаю к носу одной рукой. Пол заменяет его на другое, чистое. А из носа по-прежнему льёт кровь. Чёрт подери. Я внимательнее смотрю на бутоны. И понимаю, что это совсем не бутоны. А крохотные кандалы. Типа наручников, но в средневековом стиле. Большинство сразу бы оценили, насколько прекрасен этот эскиз. Но я вижу боль. Я вижу то, что она, возможно, вообще не хотела бы показывать.
Чёрт. Я озадачен. Теперь мне больше всего на свете хочется узнать, что означает эта тату. Очевидно, что это больше, чем просто красивый рисунок. Как и она – больше, чем просто красивое личико. Хотя, возможно, всё не так. Она может оказаться той ещё стервой, с таким-то правым хуком, и съесть мои яйца на завтрак, если я не так на неё посмотрю.
Я верчу эскиз в руках и оглядываю салон. Уже поздно, клиентов нет. Ударяя кулаком в плечо Пола, показываю ему рисунок. Потом показываю на внутреннюю сторону запястья. Вся моя рука уже покрыта татуировками, лишь там осталось свободное место. Вообще-то, обе мои руки полностью забиты – мои братья практиковались на мне ещё до того, , как только это стало возможным с точки зрения законакак это стало законным.
– Нет. – Пол показывает мне нехитрое выражение ый жест из трёх пальцев. – Ты свихнулся, если думаешь, что я набью её тебе.
Он уходит в переднюю часть салона и садится рядом с Фрайди. Брат пытается залезть к ней в трусы с её первого дня здесь. Жаль, у неё уже есть подружка.
Тогда мне приходится достать свои инструменты. Я уже делал замысловатые сложные тату сам себе. Смогу набить и эту.
Пол возвращается ко мне.
– Я займусь ею, – говорит он. – Ведь ты всё равно решил её сделать.
Я поднимаю один палец. Одно изменение?
Что ты хочешь изменить? Он смотрит на эскиз, и его брови выгибаются, когда он видит формы и цвета, наручники, гитару и колючие тернии. Интересно, увидел ли он и её одиночество? Вот ведь херь, показывает он. Пол никогда не пользуется речью, когда мы вдвоём. И я этому рад. Когда мы одни, мы словно говорим на одном языке.
Я киваю и начинаю протирать руку спиртом, а он надевает перчатки.
Глава 2
Эмили
Прошло уже два дня, как я ударила того придурка в тату-салоне, а моя рука до сих пор болит. Из-за этого сложновато играть на гитаре, а сегодня я выступаю играю в переходе метро у Центрального парка. Это место – одно из моих самых любимых, здесь много детей, которые останавливаются послушать меня. Им нравится музыка, она заставляет их улыбаться. А улыбки – это то, что осталось в моей прошлой жизни. Я не часто улыбаюсь сама, и нравится мне это ещё меньше. Но я обожаю, когда детки поднимают на меня свои невинные глаза и широко улыбаются. В выражениях их лиц столько надежды. Это напоминает мне о том, какой я была когда-то давным-давно.
Сегодня я решила и петь. Не так уж часто я это делаю. Но у меня правда нет ни гроша. А чем больше внимания, тем больше мелочи уйдёт со мной домой. Хотя «дом» – понятие относительное. «Дом» – это просто место, где я буду спать сегодня ночью.
Я сижу на холодном цементном полу перехода; мимо мелькают ноги, мой футляр от гитары лежит передо мной. В нём уже набралось несколько четвертаков, а маленькая старушка, остановившаяся несколько минут назад, бросила пятидолларовую купюру, когда я играла «Мост над бурными водами»[1]1
«Мост над бурными водами» (англ. «Bridge Over Troubled Water») – песня с одноимённого альбома американского дуэта Simon and Garfunkel, выпущенного в начале 1970 г. (Здесь и далее – прим. переводчика).
[Закрыть]. Старушкам обычно нравятся такие песни. Они никогда не знали «бурных вод».
Я в моей школьной форме, потому что я получаю от мужчин больше внимания, когда она на мнекогда она на мне, мужчины обращают больше внимания. Это короткая клетчатая юбка и чёрная в облипку кофта с короткими рукавами, которая обтягивает меня словно вторая кожа. Женщины ничего не имеют против такой одежды. А мужчины её просто обожают. Да уж, тот придурок два дня назад точно не оставил меня без внимания. Хотя, должна признать, он секси. Его плечи шириной в дверной проём, а голова вся в золотистых кудряшках. И он просто возвышался надо мной, когда встал из-за стола, как минимум больше чем на голову. Все его предплечья покрыты татуировками, и это выглядело вроде как даже сексуально. На его левой руке виднелись губы, и мне хотелось спросить его, что это значит. Это напоминание о ком-то? Может, о той, с кем был первый поцелуй? А может, у этой тату более глубокий смысл, как у той, что хотелось сделать мне?
Я выронила свой эскиз татуировки, когда выбегала из салона, и это меня злит. Я думала, что он зажат в моей руке, а когда остановилась перевести дух, эскиз исчез. Я почти надеялась, что придурок побежит за мной. Но когда я убегала, он всё ещё истекал кровью.
Я снова встряхиваю рукой, чтобы прогнать боль. Напротив меня останавливается светловолосый мальчик, в его ладошке горстка монет. Он постоянно тут проходит, а его мать как-то остановилась помолиться за меня, поэтому я начинаю играть «Иисус любит меня»[2]2
«Иисус любит меня» (анг. «Jesus Loves Me») – популярный христианский гимн. Стихи были написаны Энн Б. Уорнер около 1860 г., музыка была добавлена позже Вильямом Б. Бредбери. Гимн исполнялся многими артистами, в т.ч. Уитни Хьюстон.
[Закрыть]. Но это не так. Если бы Он меня любил, то не создал бы такой, какая я есть. Он создал бы меня нормальной. Мать мальчика поёт под мелодию, а мальчик утыкается в её бедро, обнимая всё крепче, пока она поёт. Когда песня заканчивается, он кидает свою пригоршню монеток в мой футляр от гитары, и глухой звук их падения о фетр напоминает шёпот.
Я никогда не благодарю детей и не разговариваю с ними. Не разговариваю я и со взрослыми, если только они не спрашивают что-то особенное. Я просто играю музыку. Иногда и пою, но на самом деле мне не нравится особо привлекать к себе внимания. За исключением сегодняшнего дня, сегодня это необходимо. Я уже скопила триста долларов, которыми могла бы заплатить за ночлег и ту татуировку, но кто-то украл их прошлой ночью в приюте, когда я уснула. Это была моя ошибка – оставить их в кармане, а не переложить в лифчик. Когда я проснулась, деньги исчезли. Не знаю, почему они не взяли и мою гитару. Возможно, из-за того, что я спала, удерживая её в руках, прижимая к себе, словно мать собственное дитя.
Как бы я хотела, чтобы тату была сделана вчера. Не очень разумная трата денег, но это был мой девятнадцатый день рождения, и так давно для меня никто ничего не делал. Поэтому я собиралась подарить её себе. И в процессе освободиться. Но кого я обманываю? Мне никогда не стать свободной.
Этот город суровый. И подлый. Совсем не такой, как тот, откуда я приехала. Но теперь здесь мой дом. Мне нравятся городской шум и людская суматоха. Нравится, что здесь живут люди всех национальностей. Никогда и нигде ещё я не видела так много разных оттенков кожи, форм глаз, сложений тела.
Маленькая девочка протягивает свою пухленькую ручку, чтобы коснуться струн моей гитары, и я, улыбаясь, перехватываю её ладошку, чтобы взять в свою. Её ручка такая мягкая и немного влажная в том месте, где она сосала свой большой палец мгновенье назад. Я играю с её пальчиками и делаю губами форму буквы «О».
Мать шлёпает малышку по руке резким ударом, и глаза девочки тут же заполняют слёзы. Я думаю, что она не должна была так поступать. Ведь ребёнок не хотел ничего плохого. Но мать уже тащит плачущее дитя к метро, а потом берёт на руки, когда девочка не поспевает за ней.
Я вижу небольшую компанию, ожидающую следующего поезда, и тут один из парней кричит:
– Ты принимаешь заявки?
Я киваю, продолжая улыбаться, и стараюсь играть хорошо. Он снова кричит:
– Тогда ты должна мне отсосать.
Один из его приятелей бьёт его по плечу, и парень смеётся.
Студентик. Мама никогда не учила его хорошим манерам. Я закатываю глаза, но никто не делает ему замечания. Тогда я начинаю играть песню Мэтта Монро «Самое большое желание на свете». Но грубиян не понимает иронии, и они садятся в поезд, остановившийся перед ними.
Платформу заполняют новые люди, только что прибывшие, и я переключаюсь на более популярные мелодии. Деньги падают в мой футляр, и я вижу, как планирует доллар. Я киваю и улыбаюсь проходящей женщине, но она не смотрит на меня.
Рядом с футляром останавливается пара потёртых рабочих ботинок. Я какое-то время смотрю на них, потом поднимаю взгляд на поношенные джинсы и голубую футболку, обтягивающую широкие плечи. И тут я смотрю в те же самые, что и вчера, небесно-голубые глаза. Мой медиатор спотыкается на струнах. Я вздрагиваю. Его глаза сузились, глядя на меня, но он же не мог слышать мой промах, ведь так? Его голова склоняется набок, и я отворачиваюсь всем телом, чтобы смотреть в другую сторону.
Моя пятая точка замёрзла, а ноги болят от долгого сидения на холодном полу. Но больше мне некуда идти. Вчера кончились мои три недели в приюте. Поэтому сегодня нужно найти новое место, где можно будет заночевать. Я гляжу в футляр. Денег хватит только на ужин. И ни на что больше. Поэтому я продолжаю играть.
Ботинки перемещаются, и он снова стоит передо мной. Я двигаюсь в сторону и смотрю куда угодно, но только не на него. И тут парень плюхается рядом со мной, усаживается напротив, скрестив ноги. На его переносице наклеен пластырь, и я знаю почему. В моей жизни есть всего несколько вещей, которые я могу контролировать, и одна из них – кому можно касаться моего тела. Я говорю когда. Я говорю где. И я говорю с кем. Как в «Красотке». Только Стаки никогда бы меня не ударил. Я бы первая его поколотила. Мне не хочется признавать его присутствия. Но он сидит близко ко мне.
Когда я никак не отвечаю, парень кладёт руку на гитару. Потом указывает на меня и делает движение, будто играет на гитаре. И меня осеняет, что я перестала играть. Но он кинул в футляр двадцатку, поэтому я вроде как должна ему. И я начинаю песню группы «Ван Хален» «Я Лишь Жиголо». Люблю эту мелодию. И люблю её играть. Через минуту он сводит брови и показывает на свои губы.
Я отрицательно качаю головой, потому что не знаю, о чём он просит. Может, хочет, чтобы я его поцеловала, а может, у меня что-то с лицом. Я вытираю губы тыльной стороной ладони. Нет, не это. Ну а уж другому не бывать.
Парень быстро трясёт головой и вытаскивает маленькую маркёрную доску из заднего кармана.
«Пой», – пишет он.
Я изо всех сил концентрируюсь, чтоб прочесть слово, и к тому же в этом переходе всё только отвлекает, а мне так не хочется, чтобы он снова писал. Я лишь качаю головой. Не хочу поощрять его на писанину. Я прочитала слово «пой», но не могу читать всё подряд. А иногда совсем ничего.
Он подносит свою руку ко рту и пальцами показывает что-то типа «кого-то вырвало». Я отшатываюсь. Но продолжаю играть.
Почему ему так хочется, чтобы я пела? Он всё равно не сможет услышать. Однако я начинаю тихонько напевать. Парень улыбается и кивает. А потом смеётся, когда читает слова песни по моим губам. Он качает головой и показывает мне продолжать.
Забыла, что он может читать по губам. Я могу разговаривать с ним, но он не может мне отвечать. Я продолжаю играть песню до конца, уже несколько человек стоят и слушают. Возможно, мне нужно петь всё время.
Он что-то пишет на своей доске. Но я переворачиваю её и кладу на бетон. Не хочу с ним разговаривать. Лучше бы он ушёл.
Парень хмурит брови и вскидывает руки, но не в смысле «я выбью из тебя дурь». А в смысле «и что мне с тобой делать?» И показывает мне продолжать играть. Его пальцы лежат на корпусе гитары, он как будто чувствует её вибрацию. Но сосредоточился он на моих губах. И это почти раздражает.
Рядом с нами останавливается полицейский и откашливается. Я подскакиваю, чтобы собрать свои деньги, и убираю их в карман. Там около тридцати двух долларов. Но это больше пяти центов, которые у меня были, когда я начала. Убираю гитару, а Голубоглазый хмурится. У него такой вид, как будто его только что лишили любимой игрушки.
Он начинает писать что-то на доске и протягивает мне, но я уже ухожу.
Парень идёт за мной и дёргает меня за руку. Все мои пожитки сложены в холщовую сумку, что висит на моём правом плече, а в левой руке у меня гитара, поэтому, когда он хватает меня, я чуть не опрокидываюсь. Но он удерживает меня, быстрым движением снимает сумку с плеча и вешает на своё. Я отчаянно цепляюсь за неё, но он, гримасничая, отдирает мои пальцы от лямки. Какого чёрта?
– Отдай мне мою сумку, – говорю ему, упираясь ногами в пол. Я готова снова ударить его, если потребуется. Но он улыбается, мотает головой и идёт дальше. Я следую за ним, но пытаться остановить его – это всё равно, что останавливать скатывающийся со склона огромный валун.
Так он и идёт дальше, а я вешу на его руке, словно обезьянка на липучке. Но вдруг он останавливается и заходит в небольшой ресторанчик в центре города. Я продолжаю следовать за ним, он садится в кабинку, бросая мою сумку на диван в глубине, рядом с собой. Потом показывает мне на противоположный диван. Он хочет, чтобы я села? Я ударила его в нос пару дней назад, а теперь он хочет со мной перекусить? А может, он хочет вернуть свои двадцать баксов. Я лезу в карман и вытаскиваю двадцатку, ощущая её потерю, когда припечатываю банкноту к столу. Его губы сжимаются, он протягивает её обратно, снова указывая на место напротив него.
Запах гриля ударяет мне в нос, и я понимаю, что не ела сегодня. Ни разу. Мой желудок громко урчит. Слава богу, он не может это услышать. Парень снова показывает на диван, забирает гитару из моих рук и задвигает её под столик.
Я сажусь, а он смотрит в меню. Ещё одно он протягивает мне, но я мотаю головой. Тогда его бровь вопросительно выгибается. К нам подходит официантка и спрашивает:
– Чем могу помочь?
Он указывает на меню, и она кивает.
– Будет сделано, Логан, – говорит она и подмигивает.
Он улыбается ей широкой улыбкой. Его зовут Логан?
– А кто твоя подруга? – спрашивает она.
Он пожимает плечами.
Её глаза останавливаются на пластыре на его переносице.
– Что стряслось? – спрашивает она.
Он показывает на меня, потом ударяет кулаком себе в лицо, но при этом ухмыляется. Официантка смеётся. Не думаю, что верит ему.
– Что вам принести? – спрашивает она меня.
– А что вкусно? – отвечаю я.
– Всё. – Она щёлкает жвачкой, когда говорит со мной. В разговоре с Логаном она так не делала.
– Что ты заказал? – спрашиваю я его. Он смотрит на официантку и хлопает густыми ресницами, обрамляющими его голубые глаза.
– Бургер и картошку-фри, – говорит она.
Слава богу.
– Мне то же самое. – Указываю на Логана: – И платит он. – Я улыбаюсь официантке. Она не выглядит удивлённой. – И ещё рутбир[3]3
Рутбир (Корневое пиво, англ. Root beer) – газированный напиток, обычно изготовленный из коры дерева Сассафраса, а также содержит различное количество ингредиентов, отчего вкус может иметь разные оттенки. Бывает алкогольным и безалкогольным.
[Закрыть], – добавляю я в последнюю минуту.
Стоит мне это произнести, Логан поднимает два пальца. Она кивает и записывает. Потом спрашивает его:
– Раздельный счёт?
Он указывает пальцем себе на грудь, она снова кивает и уходит.
– Здесь тебя знают? – спрашиваю я.
Он кивает. Думаю, самым лёгким в общении с ним будет тишина.
Официантка возвращается с двумя стаканами рутбира, двумя соломинками и чашкой с чипсами и соусом сальса.
– За счёт заведения, – сообщает она, когда плюхает всё это на стол.
Я набрасываюсь на еду, как будто в жизни такого не видела. Сейчас я уже с трудом могу вспомнить, ела ли вчера. Со мной такое бывает. Я так занята выживанием, что забываю поесть. Или не могу себе этого позволить.
– Как твой брат? – тихонько спрашивает официантка.
Он царапает что-то на доске и показывает ей.
– Химиотерапия – штука тяжёлая, – говорит она, потом просит: – Передай ему, что мы молимся за него, хорошо?
Логан кивает, она сжимает его плечо и уходит.
– У твоего брата рак? – спрашиваю я как-то совсем грубо. И не понимаю этого, пока слова не повисают в воздухе. Он морщит лицо и кивает.
– С ним всё будет в порядке? – задаю я вопрос. Перестав есть, наблюдаю за его лицом.
Логан пожимает плечами.
– О, – говорю я, – мне жаль.
Он кивает.
– Это тот брат, с которым я уже встречалась? В тату-салоне?
Он мотает головой.
– Сколько же у тебя братьев?
Он поднимает четыре пальца.
– Старшие? Или младшие?
Логан поднимает руку над головой и вытягивает два пальца. Потом опускает руку, как будто показывая кого-то меньше ростом, и снова вытягивает два пальца.
– Два старших и два младших? – спрашиваю я.
Он кивает.
Мне хочется задать ему больше вопросов.
Он пишет что-то на доске, и я тяжело вздыхаю и, сдаваясь, закидываю голову назад. Это просто пытка какая-то. Пусть лучше мне вырвут зубы щипцами, чем я буду читать. Но у его брата чёртов рак. По крайней мере, могу и попытаться.
Я смотрю на доску, и слова расплываются перед глазами. Тогда я пытаюсь разложить их на слоги, но и это очень сложно. Отталкиваю ему доску обратно.
Он хмурится и стирает слова с доски. Потом пишет одно единственное слово и поворачивает ко мне.
«Ты». Он указывает на меня.
Я показываю на себя:
– Я?
Логан кивает и снова очищает доску. Пишет ещё два слова и показывает их мне.
– Не можешь, – произношу я.
Он снова кивает и пишет слово. При этом делает промежутки между буквами, чтобы они не смешивались у меня в голове. Но это по-прежнему сложно.
Я запинаюсь на последнем слове, но всё-таки говорю его:
– Читать.
И тут только до меня доходит, что я только что сказала ему, что не умею читать.
– Я умею читать! – протестую в ответ.
Он пишет ещё слово. «Хорошо».
Логан знает, что я умею читать. Я удовлетворённо выдыхаю.
– Я умею читать. Не очень хорошо, но…
Мои слова замирают.
Он быстро кивает, как будто говоря мне, что понимает. Затем указывает на меня, на доску, двумя пальцами изображает пару глаз, а потом показывает мне палец вверх.
Сердце моё стучит так быстро, что тяжело дышать. Я ведь прочла проклятые слова, не так ли?
– По крайней мере, я могу говорить! – вырывается из меня.
И тут же я хочу взять свои слова обратно. Но уже слишком поздно. Его лицо вытянулось, и я хлопаюхлопнула себя ладонью по губам. Логан мотает головой, закусывает губы и поднимается.
– Прости меня.
Мне жаль. Правда жаль. Он уходит, но не берёт с собой свой рюкзак.
Когда он исчез из виду, к столу приближается мужчина. Это красивый чернокожий, с высокой причёской из натуральных волос. Все называют его Боун, но я не знаю его настоящего имени.
– Кто этот олух, Кит? – спрашивает он.
– Не твоё дело, – отвечаю я, отпивая от своего рутбира. Потом набиваю рот чипсами, надеясь, что Боун уйдёт до того, как вернётся Логан. А в глубине души я надеюсьверю, что он вернётся, и я смогу извиниться.
Логан проскальзывает на своё место. Он смотрит на Боуна, но не приветствует егоздоровается с ним. Просто смотрит.
– У тебя есть местоТебе есть, где переночевать сегодня, Кит? – спрашивает Боун.
– Ага, – отвечаю я. – У меня всё отлично.
– Я бы мог использовать пристроить такую девушку, как ты, – говорит он.
– Запомню.
Нет смысла злить Боуна. Он уходит.
– Ты в порядке? – спрашиваю я Логана.
Он кивает, откидывая кудри со лба.
– Мне жаль, – говорю я ему. И это так. Действительно так.
Он снова кивает.
– Это не твоя вина, что ты не можешь говорить. И… – мой голос затихает. Я никогда ни с кем это не обсуждала. – Это не моя вина, что я не умею хорошо читать.
Он кивает.
– Я не тупая, – поспешно заверяю я.
Логан опять кивает и машет рукой, чтобы заткнуть меня. Он прижимает палец к губам, словно хочет, чтобы я молчала.
– Ладно, – ворчу в ответ.
Он пишет на доске, и из меня выходит стон, очевидно, я сдаюсь. Не хочу делать этого, но ситуация становится невыносимой.
– Мне нужно идти, – говорю я и тянусь за сумкой.
Логан забирает свою доску и кладёт в задний карман джинсов. Думаю, он понял. Я скорее сыграю в «двадцать вопросов», чем снова возьмусь читать.
Он открывает рот, и я слышу звуки. Логан останавливается, сжимает зубы, а потом что-то произносит, но это похоже на шёпот в пещере.
– Ты можешь говорить? – спрашиваю я.
Он заставил меня читать, когда сам умеет разговаривать?
Логан качает головой и закусывает обе губы. Я замолкаю и жду.
– Возможно, – произносит он. Слово выходит очень тихим и мягким, как все его гласные и согласные. – Только не говори никому.
Я рисую крест над своим сердцем, которое почему-то раздулось, не знаю почему.
– Как тебя зовут? – спрашивает Логан. Он показывает жесты, когда говорит. Его речь прерывиста, он вынужден останавливаться между словами, как я, когда читаю.
– Меня называют Кит, – говорю в ответ.
Он мотает головой.
– Но как тебя зовут? – снова спрашивает он.
Я отрицательно качаю головой.
– Не скажут.
Он снова кивает. Официантка приносит бургеры, он кивает ей и улыбается. Она снова сжимает его плечо.
ПослКогда она ушла,е её ухода я спрашиваю его:
– Почему ты разговариваешь со мной?
– Я хочу. – Логан вздыхает и начинает есть свой бургер.
– И ты ни с кем больше не разговариваешь?
Он мотает головой.
– И никогда не разговаривал?
Он снова мотает головой.
– А почему я?
Он пожимает плечами.
Мы едим в тишине. Оказалось, что я голоднее, чем думала, и моя тарелка быстро пустеет. Логан больше ничего не говорит. Он доедает свой обед и отодвигает тарелку на край стола. Потом берёт мою, кладёт её поверх своей и оборачивается через плечо, чтобы подозвать официантку. Мне почти жаль, что наша трапеза закончилась. Непринуждённое молчание, что мы разделили, длилось более получаса. И вроде мне даже понравилось.
Когда официантка замечает его, Логан поднимает два пальца. Он просит два счёта. Могла бы догадаться. Я вытаскиваю деньги из своего кармана. Но он накрывает мою руку своей и отрицательно качает головой. И тут появляется официантка с двумя огромными кусками яблочного пирога. Я не ела яблочный пирог с тех пор, как ушла из дома. На глаза наворачиваются слёзы, не знаю, как их остановить.
– Чёрт, – говорю я сама себе.
Логан протягивает руку и вытирает подушечками пальцев под моими глазами.
– Это всего лишь пирог, – произносит он.
