Текст книги "Звенит, поет"

Автор книги: Тээт Каллас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

3

Я курил, стоя возле палатки.

Постепенно, с трудом приходил я в себя, сообразив наконец, что этой ночью в палатку нельзя никого пускать, тем более начальника лагеря. Здесь спала Фатьма, с которой полдня назад я не был знаком, даже фамилии ее я не знал, и которая, тем не менее, ворвалась в мою жизнь, как… как пуля снайпера в яблочко. Пришел конец моему спокойному мирному существованию, моим трезвым эгоистическим размышлениям, самосозерцанию, продолжавшемуся несколько долгих лет идиллическому сну души. Эта черноволосая огненная девчонка с неповторимым голосом явилась сюда, в молодежный лагерь под Раквере, точно специально для того, чтобы… вновь зажечь во мне благородное пламя, называемое… ох, ох, ох! Ох, Фатьма, маленькая наивная певунья, спи спокойно под тремя одеялами, спи, и пусть тебе приснятся прекрасные цветные сны. А здесь – здесь стоит человек, который сейчас и в будущем проследит, чтобы даже крошечная мошка не потревожила тебя!

Докурив, я глубоко вздохнул и, нежно погладив рукой скат палатки, решительно шагнул влево. Но коварная растяжка, скрытая росистой травой, попала мне под ногу – еще чуть, и палатка тоже рухнула бы. Из палатки послышалось сонное бормотание Фатьмы. Я поднялся с земли и на цыпочках направился туда, откуда доносилась неясная болтовня Оскара с Сассияаном и тихое пение девушек. Возле большой палатки еще одна растяжка сбила меня с ног. Ругаясь, я влез в палатку и на четвереньках подполз к начальнику лагеря.

– Знаешь, Август, у меня к тебе огромнейшая просьба, – прошептал я ему. – Понимаешь, та девушка только что заснула, и мне не хотелось бы, чтоб… Я тоже переберусь сюда.

– Ладно, – ответил Август. – Я все понимаю. Все мы были молодыми. Мне бы сейчас тридцать два! О господи!

– А сколько тебе? – поинтересовался я.

– Тридцать четыре, – сказал Август.

– Ну, тогда конечно, – сказал я, и не спеша направился к выходу.

Девушки сидели плотным пчелиным роем, положив головы на плечи друг другу; лица у них были добрые и сонные. Они тихо напевали.

– Фатьма заснула? – шепотом спросила Хелла.

– Да, спит.

– Чудесно, – сказала Хелла. Последнее, что запомнилось мне, когда я выползал из палатки, – это спящий Куно Корелли. Он сладко посапывал, задрав вверх холеную шкиперскую бородку.

Светало. Дождь почти прекратился. Кое-где меж кустов колыхались в воздухе тусклые серые клочья, похожие на небольших задумчивых призраков. Я смело нырнул в ближайшие кусты. Опять у меня под ногами трещали сучья, промокшие кеды хлюпали; вскоре я оказался на полянке, где стояла девушка с длинными волосами. В ладонях у нее лежал светлячок. У меня забилось сердце. Заметив меня, девушка с облегчением вздохнула и пошла мне навстречу.

– Я вас искала, – сказала она.

Хотя я почти не сомневался, да, я знал, что сейчас произойдет, и это должно бы меня обрадовать (ах, «обрадовать» – не то слово, и вообще… и вообще сколько уж лет этого не случалось, я от этого изрядно отвык; к тому же я был ужасно влюблен, и это стечение обстоятельств смущало меня), я все же изобразил любезно недоумевающую улыбку.

– Очень сожалею, Тогда, в Доме культуры, я действительно спешил и…

В кустах двигались серые пятна, они становились то больше, то меньше. Чирикнула какая-то птичка. Девушка смотрела на свои сомкнутные ладони, откуда исходил слабый таинственный свет.

– Долгих лет, доброго здоровья и много солнца всем, кто смеет верить в невозможное, даже в сказку, – внятно и быстро сказала девушка тихим голосом. Она откинула с лица длинные темные волосы, до меня донесся легкий приятный запах. Девушка с ожиданием смотрела на меня.

В висках у меня слегка стучало. Давно уже не ощущал я этой боли. Спокойно, неспешно отдалялись от меня полусонное пение девушек, звучавшее неподалеку, хриплый голос Оскара, крики танцующих школьников, спокойно и легко утихало тревожно-сладкое сердцебиение, тускнела мысль о Фатьме, о том, что в понедельник я не отнесу статью в журнал и что отпуск скоро кончится.

– Приветствую тебя, – сказал я затем. – Тебя ждали.

– Меня зовут Марге, – произнесла девушка, опустив светлячка на землю. Я смотрел, как маленький огонек помигал в траве и погас.

– Марге? Красивое имя.

Перед нами бесшумно расступались кусты. Ни один, мокрый листок нас не коснулся.

– Так вот вы какой… – сказала Марге.

– Какой? – спросил я с усмешкой.

– Ну… – она смутилась. – Как бы сказать… точно совершенно обыкновенный человек…

– Но я и есть совершенно обыкновенный человек, Марге. А ты разве необыкновенная?

– Я-то – конечно. Но вы – вы ведь…

– Тсс! – Я поднес палец к губам.

Мы приближались к костру, вокруг которого еще веселилось около десятка неугомонных энтузиастов.

– Тинна очень славный танец, – пели они, кружась в хороводе.

Четверо или пятеро задумчивых молодых людей стояли у костра, мечтательно глядя на пламя. В отсветах огня я узнал одного из них. Это был парень в очках, на котором я остановил свой взгляд в начале беседы в Доме культуры. Его лицо внушало доверие. Теперь парень пристально смотрел на нас. Он был похож на щуплого печального совенка,

– Это мой… друг, – прошептала Марге, опуская глаза. – Он сейчас может бог знает что подумать; Я ведь пропадала весь «вечер и всю ночь, потому что…

– Он хороший?

– Да! – кивнула Марге и добавила с сожалением: – Но слов он не знает. Они его совершенно не трогают. Мне так хотелось, чтобы он знал слова. Я даже сейчас об этом думаю. Может, можно что-нибудь сделать?

– Ну… не знаю. Обычно это невозможно.

Марге замолчала.

Костер остался позади – и костер, и палатки. Мы шли вдоль ровного покатого склона к озеру.

Вдруг Марге остановилась и оглянулась.

Прийт идет за нами, – прошептала она испуганно. – Мастер, он идет за нами… ах, что я наделала, я, наверное, не должна еще вас так называть?

– Вот именно, – сказал я строго. – Меня зовут Кааро. Кааро, ясно? – Однако, заметив испуг девушки, я смягчился.

– Ну ладно, это все формальности. А Прийт сейчас вернется в свою палатку, ляжет спать и к завтрашнему утру забудет о ночных волнениях.

Не оглядываясь, я щелкнул пальцами; почти тут же за спиной послышался длинный громкий зевок. Я с трудом удержался от смеха.

– Мас… Кааро! – прошептала Марге, догоняя меня. – Какой Прийт смешной! Он так потешно махнул рукой и повернул обратно. А сам зевает, без конца зевает!

– Ну вот видишь…

– Он собирается стать инженером, хочет строить электростанции. Между прочим, окончил с золотой медалью. Он обязательно добьется всего, что наметил, – говорила Марге.

Вскоре мы вышли на берег озера. Камыши и прибрежные травы еще спали.

– Ну что ж, Марге, – сказал я ласково. – Ведь ты, кажется, хотела, чтобы мы пришли сюда, на берег озера… Правильно я тебя понял?

– Да, – сказала Марге.

Я чувствовал ее волнение, ее сомнения, ее страх. Это была значительная минута. Марге еще могла изменить свое решение. Я знал это мгновение, я сам когда-то пережил что-то похожее, только более серьезное – да, гораздо серьезнее, – и я собирался ей сказать, что…

– Нет, нет! – Марге с мольбой протянула руку. Голос ее прервался. – Я знаю, что вы хотите мне сказать. Кааро, я готова, я не отступлю, я в самом деле хочу, я хочу!

– Пусть будет так, Марге. Знаешь ли ты, что тебя ждет?

– Да… кажется. Это как бы… что-то вроде экзамена, да? Я должна вам что-нибудь показать, а потом… что-то рассказать?.. – Она сосредоточенно смотрела вниз. – Я должна показать свою сказку и рассказать…

– и рассказать свою легенду.

– …и рассказать свою легенду, – повторила Марге с облегчением, – Да, только эта… ну, сказка… она немного далеко… Я даже не знаю, как… Это на той стороне озера, потом еще несколько километров в сторону. Да, до того места не меньше десяти километров.

Я украдкой взглянул на часы. Без двадцати пяти четыре. Уже стало светлее. Из полумрака проступали кусты черемухи, склонившиеся над водой. Надо было торопиться. Я пристально посмотрел на Марге.

Это была хорошо сложенная девушка среднего роста. Ее красота могла бы напомнить мне об осторожности, но, разглядывая ее лицо, уже довольно ясно видное в рассеивающемся сумраке, я отбросил все свои сомнения. Она была именно такой девушкой.

– Ладно, – сказал я бодро. – Мы это дело провернем. Нет ли тут поблизости лодки?

– Есть… Или нет, я не знаю, но возле замка обязательно должна быть, – предположила Марге.

– Возле замка? Гм… Далековато. По-моему, где-то здесь есть челнок. Я днем бродил вдоль озера и заметил какую-то лодку, – объяснял я, делая вид, что с трудом вспоминаю.

– Пошли, – сказал я, с грустью подумав о своей клетчатой дорожной сумке, которая лежала у Фатьмы под головой. Мне бы сейчас очень пригодилось кое-что оттуда. Ничего не поделаешь, придется обойтись тем, что есть. Потирая большой палец левой руки средним, я ступил на воду… Марге не могла сдержаться и ахнула. Это естественно. Я тоже ужасно удивился, когда впервые увидел, как ходят по глади вод. Я сделал пять-шесть шагов, озеро прогибалось тонкой упругой пленкой, это было волнующее ощущение.

– Иди сюда… Хотя ладно, подожди там, – бормотал я, не оглядываясь. Куда же это лодка девалась? Я уже немного нервничал. Но тут лодка нашлась. Обыкновенная небольшая темно-зеленая лодка. Я быстро подошел к ней.

Пленка начала угрожающе пружинить. Я перешагнул через борт лодки одной ногой, другая слегка окунулась в воду. Выругавшись про себя, я опять с тоской вспомнил о своей клетчатой дорожной сумке. Хорошо, что Марге осталась на берегу.

В лодке было две скамейки и сиденья на носу и на корме, Места достаточно. Я взялся за весла. Они были не тяжелые, только уключины скрипели. Я взмахнул веслами, лодка скользнула к берегу.

– Прыгай сюда, – сказал я, глядя через плечо.

Марге подошла к воде, растерянно взглянула на меня, приподняла платье и шагнула в лодку. Я протянул ей руку. Закусив губу, девушка пробралась на корму и быстро села.

Я расстегнул ворот куртки и засучил рукава. Марге сидела, сжав руками колени, и в упор смотрела на меня.

– Через озеро, говоришь? А потом в тридесятое царство?

Она усмехнулась, но тут же, став серьезной, вздохнула:

– Примерно…

4

Лодка скользила по озеру. За кормой, позади неподвижно сидящей Марге, шумела и булькала вода. Нас окружал густой туман. Я, не в силах удержаться от улыбки, приподнял весла в воздух, лодка с той же скоростью продолжала двигаться вперед. Ее бортов касались плавающие на поверхности сучья, стебли камыша, их быстро относило назад. Марге провожала их недоуменным взглядом.

– Ой! – пискнула она, вдруг заметив приподнятые весла. Я подмигнул ей. Марге тихо засмеялась.

– Прислушайся! – сказал я. Она склонила голову набок. Казалось, в воздухе вибрирует какой-то странный звук, однообразное ровное жужжание, которое всем знакомо с детства, – жужжание запущенного волчка.

– Что это?

– Тс-с… Что это с твоими волосами?

– Марге потрогала волосы – они развевались за ней, как косынка.

– Это скорость! – воскликнул я. – Внимание!

Я опустил весла в воду – жужжание стихло, вода под килем успокоилась, волосы Марге упали на плечи.

Пробираясь сквозь камыши, мы вспугнули утиное семейство. Встревоженно крякая, утята пустились наутек вслед за матерью. Мы вышли на песчаный берег. Я завел лодку в заросли камыша.

– Ну вот, – сказал я, – куда теперь?

Марге неуверенно вглядывалась в полумрак, в покрытые пеленой тумана поля и леса. Потом нерешительно махнула рукой:

– Туда.

– Опиши мне это место.

– Ну… Там такая вырубка… такая вырубка, – повторила Марге запинаясь. – Там густой мох… и высокие деревья… ели и березы… Я все это мысленно вижу, но мне трудно рассказать. В сочинениях у меня тоже не получались описания природы. Ах да, конечно, как это я сразу не вспомнила: там течет ручеек, на бережку растет большая ель со сломанной верхушкой, и еще мостик перекинут через ручей, и…

Я в упор посмотрел на нее и сказал быстро:

– Внимание!

Наши ноги ощутили легкий толчок, примерно как в трамвае, когда он проезжает стрелку. И вот мы уже стояли по щиколотку во влажном оленьем мху.

– Ах! – воскликнула Марге, прижав руки к груди. Мы были на месте.

В принципе это было совсем не трудно сделать. Надо было смотреть на Марге и в определенный момент потереть большой палец левой руки о средний.

Засунув руки в карманы, я смотрел на тускло лиловеющее небо.

Марге уже знакомым мне движением головы отбросила волосы на спину, положив руку на горло, сделала несколько осторожных шагов по мягкому влажному мху, словно проверяя себя, потом подошла ко мне и сказала, сглотнув:

– Мастер…

– Это уже четвертый раз, – отозвался я, продолжая смотреть в небо. – Кааро.

– Нет – мастер, – повторила Марге. – Я готова. Это то место. Но мне кажется, что оно вам уже знакомо. Вам, наверное, не слишком интересно смотреть старую скучную сказку.

– Кааро, Ка-аро – ну как ты не можешь запомнить? – пожурил я ее. – И почему ты считаешь, что я знаю твою сказку? Я не имею о ней ни малейшего представления.

– Ах так, – задумчиво сказала Марге. – Тогда пойдемте.

Она шла впереди меня по едва заметной тропинке. Мы находились в центре широкой поляны, с трех сторон окаймленной глухим ельником, с четвертой – белела березовая роща. Мы шли к роще, светлые стволы и округлые ажурные кроны берез уже четко вырисовывались сквозь утреннюю мглу и полосы тумана. Было довольно прохладно. Я рассеянно наблюдал за робкими, но точными движениями Марге. Вдруг я заметил, что она дрожит. Память подсказала мне нужное действие.

– Удивительно, вдруг подул теплый ветерок, – воскликнула Марге.

Мы подошли к березняку поближе, и дорогу нам преградил ручей шириной метра в два, – как видно, довольно глубокий. По обоим берегам он густо зарос папоротником. Вода, темными пятнами поблескивающая сквозь заросли, струилась со звонким журчанием. Неподалеку виднелся грубо сколоченный мостик. Рядом с ним высилась одинокая ель, сломанная бурей. Вблизи мостика росли еще какие-то высокие растения. Тропинка привела нас к самому мостику. С возрастающим интересом я разглядывал зеленые заросли. Уже около ели с изуродованной верхушкой, кстати, выглядевшей довольно мрачно, у меня больше не осталось сомнений: по берегам ручья рос бамбук.

Марге взошла на мостик. Нетерпеливо откинув с лица волосы, она всматривалась в противоположный берег. Ее волнение передалось мне. Мы оба вздрогнули, когда над нашими головами с испуганным криком пролетел большой дрозд.

Марге стала тихо звать.

– Яану, Яану, Яану! – манил ее ласковый голос.

Издали, с той стороны ручья, послышался приближающийся топот. Это ступал большой зверь. По отсутствию страха, которое чувствовалось в этой тяжелой поступи, можно было предположить, что появится молодой лось. Марге оглянулась на меня. «Вот видишь», – говорил ее взгляд, Мне не понравилось, что она помнила о моем присутствии.

– Яану, крошка Яану, – звала Марге.

Тяжелые шаги уже слышались у самого берега. Нет, это был не лось. Мое любопытство возрастало. Бамбук раздвинулся; пыхтя и посапывая, какое-то странное животное встало на задние лапы.

Это была панда.

Я даже, кажется, свистнул от изумления. – Яану, Яану, крошка Яану, – подзывала Марге. Панда подозрительно взглянула в мою сторону, глаза ее блестели, она прыгнула в воду и перебралась вброд к Марге.

Должен сказать, что до сих пор я видел панд только в московском и лондонском зоопарках. Самец Ань-Ань и самка Чи-Чи были единственными известными экземплярами панд, или бамбуковых медведей, в Европе. Следовательно, эта, здесь, была третьей, и ее звали Яану.

Панда Яану сидела возле Марге, принюхиваясь и пофыркивая. Девушка достала из кармана кусочек печенья, и зверь слизнул его жадно, но осторожно. Затем панда зажмурила глаза и отряхнулась. Марге взвизгнула и отскочила в сторону – с опозданием: ее здорово забрызгало. Крупные капли долетели даже до меня. Я почувствовал тяжелый медвежий запах.

– Яану, ты, я вижу, все еще неразумное дитя, – рассердилась Марге. – Ничего-то ты не соображаешь! Нельзя же так брызгаться!

Меня охватило радостное чувство. Большой пятнистый медведь, похожий на игрушечного мишку, покорил мое сердце. Мне захотелось поиграть с ним.

Отряхнув платье, Марге посмотрела на меня исподлобья.

– Вот это и есть… – сказала она затем. – Но она брызжется и вообще, иногда я думаю, что… Эй, осторожно! – вдруг вскрикнула она.

Медведь поднял кругленькие ушки и умильно взглянул на Марге.

Я озадаченно огляделся – что случилось? Потом приподнял ногу и увидел, что наступил в кучу медвежьего помета.

– Ха… – протянул я. Посмотрел вниз – кое-где виднелось еще несколько кучек. И тут я задохнулся от смеха.

– Ха… ха… ха… эээххха… – зашелся я, не в силах удержаться. Прислонившись к стволу, я долго корчился от безумного хохота. Надо сказать, что мой смех, когда я уже не могу с ним справиться, не доставляет никому эстетического наслаждения. Обычно моих друзей он выводит из себя, а людей незнакомых пугает. Я хохочу с ревом, с раскатами, очень громко, и у меня потом долго болит живот.

Когда я, утирая глаза, начал успокаиваться, то заметил, что панда вытянула морду в мою сторону и с удивлением принюхивается. А ее хозяйка едва сдерживает слезы.

– Прошу прощения, – жалобно сказала она. – Очень прошу извинить меня. Я не нарочно.

– Брось, пожалуйста, – взмолился я, еле переводя дух. – ~ Неужели ты. хочешь, чтобы я снова… хаа… ха…

– Я так и подумала, что моя сказка не годится, – огорчилась Марге. – Я так и подумала…

И она опустилась на корточки, закрыв лицо руками.

– Мне стыдно, мне, право же, очень стыдно, – шептала она.

Я вытер подошвы кедов о траву и подошел к Марге. Мягко: опустил руку ей на плечо. Ее спина вздрагивала.

– Это одна из лучших сказок, которую я когда-либо видел, – серьезно произнес я.

– Правда, Кааро? – тихо спросила Марге из-под волос, упавших на лицо.

– Правда, – торжественно подтвердил я.

– Ах, если бы это было так! Иногда мне кажется, что это никакая не сказка и что этот зверь самый обыкновенный медведь, который от нечего делать притопал сюда из своей Азии.

– Если бы даже и так… – начал я.

– Если бы даже и так, – воскликнула Марге, вскакивая, – я все равно любила бы его, может быть… даже еще больше!

Панда забавно шевелила одним ухом. Я молчал. Марге была сейчас очень красивая.

– Ступай, – сказала она панде. Та со вздохом поднялась и пошла к ручью. Дойдя до мостика, она посмотрела на нас каким-то задумчивым стариковским взглядом. – Ступай, Яану, ступай! – повторила Марге.

– Прекрасная сказка, – произнес я.

Зверь перебрался через ручей, прыгнул в заросли бамбука, и через мгновение его пятнистая спина исчезла.

– Да, это, кажется, действительно сказка, – сказала Марге, глядя на бамбук. Затем она спросила, запинаясь: – Да, но… но… а это… ну… помет?

– Как бы тебе сказать, – протянул я. – Это ведь… Дело в том, Марге, что у тебя не только прекрасная сказка, но и очень правдивая.

На обратном пути я заметил, что неподалеку от сломанной ели, рядом с нашими следами, кое-где примята трава. Это были следы человека, точнее, мужчины чуть ниже среднего роста. Немного погодя послышалось рычание заводимого мотоцикла, а потом его тарахтение. Я нахмурился.

– Марге, тут поблизости есть проезжая дорога?

– Нет. Только ведущая к вырубке заросшая колея, там вывозили лес, – уверенно ответила Марге.

– Пойдем-ка туда.

Марге посмотрела на меня с удивлением.

5

Пройдя метров пятьдесят по заброшенной лесной дороге, я обнаружил явные следы. Словно кто-то валялся по мокрой траве. Значит, здесь стоял мотоцикл и здесь он разворачивался. Да, метрах в двух отсюда начиналась узкая извилистая борозда. Я не слишком разбираюсь в мотоциклах, но по шмелиному гудению и узкому следу можно было предположить, что это небольшая машина, например «Ковровец» на сто семьдесят пять кубов. Я был почти уверен, что и вчерашний мотоцикл возле Дома культуры в Поркуни, и этот здесь был один и тот же. Не сомневался я и в том, что меня преследовали или выслеживали. Очевидно, круглолицый тип, кто же еще.

– Марге, – спросил я осторожно, – не слышала ли ты только что… ну, к примеру, какой-нибудь мотоцикл?

– Нет, – уверенно ответила Марге, – не слышала.

Впрочем, это еще ничего не означало. Я наклонился и подобрал в траве недокуренную сигарету. «Эстония» – прочел я возле фильтра. Мне неожиданно повезло, как и полагается в детективных романах, где преступник оставляет на месте происшествия какое-нибудь недоиспользованное табачное изделие. Я знал, что «Эстония» – новая марка таллинской табачной фабрики «Леэк», ее курили еще немногие.

Я уже собирался сунуть вещественное доказательство в карман, но тут меня осенила одна идейка. Я решил кое-что проверить. Преодолев брезгливость, я взял в рот чужой окурок и принялся деловито шарить по карманам. Марге продолжала идти вперед, пока не заметила, что я остановился. Она обернулась.

– До чего же я испугалась, – призналась она, прижав руку к сердцу. – Ох!.. Что это вы делаете?

– Да вот, собрался покурить, а спичек нету, – сообщил я.

Марге прыснула.

– Да у вас же и сигарет нет!

– У меня защемило под ложечкой. «Так-так-так», – подумал я.

– Ну да, – шутливо кивнул я. – А это что, по-твоему? – И я со свистом стал попыхивать мокрым окурком.

– Ах, прошу прощения, – отозвалась Марге тоном благовоспитанной девочки. – Я не заметила. До чего же вам, наверное, курить охота, если такой маленький бычок пошел в дело!.. Слова «курить охота» прозвучали в устах девушки подчеркнуто. Мол, знаем мы ваши мужские слабости! Это было трогательно. Но то, что Марге все же увидела окурок, осложняло дело. Соблюдая правила, я вообще ее курю во время игры. Почему-то мне казалось, что так же поступает каждый, кто, быть может… С другой стороны, если бы этот окурок был атрибутом игры, Марге, вероятно, не могла бы его увидеть. Третьим же, совершенно бесспорным и совершенно непонятным был тот факт, что некий круглолицый тип безошибочно сумел найти меня в таком месте, о котором не знал ни один человек» Мелькнула еще какая-то мысль, какое-то предположение в связи с курением и с этим… круглолицым, но я ее тут же забыл… Не нравилась мне эта история, совсем не нравилась.

Никто и никогда во время моих действий не может причинить мне вред или воспрепятствовать, равно как и я не могу своими действиями нанести людям ни малейшего ущерба, даже если у меня возникнет подобное намерение. А в том случае, если у меня вдруг появится такая мысль и я попытаюсь ее осуществить, я лишусь своих возможностей и навеки позабуду все, что знал… – мысленно повторил я. Моя совесть была чиста. Я несколько успокоился.

Догнав Марге, я сказал:

– Твои слова убедили меня. Я сейчас же начинаю вырабатывать характер» Я не буду докуривать этот бычок. Смотри!

Я вынул изо рта мерзкий окурок, положил его на ладонь и щелкнул пальцами. Окурок превратился в радужный комочек и тут же взлетел сверкающей ракетой в туман – вжик!

Марге захлопала в ладоши.

– Вот здорово! – И потом: – Ай! – Она уставилась на свою ладонь. На ней лежала коробка спичек с яркой этикеткой.

– Подари ее мне, – сказал я весело, – чтобы не пришлось выбрасывать следующую сигарету.

– Ай, – повторила Марге и протянула мне спички. Она еще не привыкла.

Я прыгнул в лодку, вытолкнул ее из камышей, помог Марте влезть и двумя сильными гребками вывел лодку на открытую воду.

Мне было немного не по себе. Следовало еще кое-что проделать по ритуалу.

– Марге, я посвящаю тебя, – быстро произнес я положенную формулу.

– Марге смотрела на воду. Строгое выражение появилось вдруг на ее лице. «Ну-ну», – подумал, я благожелательно.

– Долгих лет, доброго здоровья и много солнца всем, кто смеет верить в невозможное, даже в сказку, – произнесла она второй раз за эти сутки. Но как это было сказано – каким тоном! Лицо Марге смягчилось, взгляд снова стал добрым, доверчивым и немного усталым. Она спросила:

– Все?

– Почти, – ответил я. – Разве что… Ну что тебе еще сказать? Желаю успеха. Давно мне не представлялось случая исполнить у приятную обязанность. Так что я рад вдвойне. Что же еще… Ага, знаешь, Марге, в этом деле, даже при словах, не стоит уж очень строго… ну… соблюдать ритуал, потому что…

– А вы сами? – невинно заметила Марге. Кажется, я покраснел.

– Но вы же мастер, – сказала вдруг Марге.

– Да нет. Посиди, пожалуйста, минутку спокойно и выслушай, что тебе следует знать. Скоро мы выберемся на берег, тогда наш разговор будет окончен.

Лодка мерно двигалась по направлению к лагерю. Где-то за песчаной косой глухо тарахтела моторка.

– Если ты ждешь от меня объяснений, то должен тебя разочаровать. Все это не имеет никакого разумного, тем более научного толкования. Ты упорно утверждаешь, будто я какой-то мастер… даже, кажется, судя по твоему тону, с большой буквы. Нет, Марге, нет. Насколько мне известно, иногда Мастерами называют себя… ну, всякие знатоки магии. Но я об этом предмете знаю очень мало, он не соответствует моей нервной организации и кругу интересов. И вообще: игра – с большой или с маленькой буквы, как хочешь, – ко всяким таким штукам, как спиритизм, оккультизм и прочая мистика, не имеет никакого отношения. Так-так-так… Может, ты обратила внимание, что я произношу это слово – игра – весело и свободно. Тем самым я хочу обратить твое внимание, милая девушка, на то обстоятельство, что игра и в самом деле – только игра. Это не надо забывать… Тебе скучно, юное существо с серьезным личиком?

– Нет, мастер.

– Мастер да мастер… Меня зовут Кааро, Большую часть жизни, ну, так процентов девяносто девять, я именно тот, кто я есть. Последнее время, примерно десять лет, – скромный биолог. А в игре я… самый заурядный волшебник.

– Марге радостно встрепенулась.

– Ш-ш-ш, – махнул я рукой. – Насколько мне известно, еще года два назад в здешних местах нас было человек пять, что не так уж мало для небольшой республики. Правда, я довольно долго отсутствовал, за это время кое-что могло измениться. Игра есть игра, так ведь? Вообще-то ни один волшебник лично не знаком с другими и не так уж много о них знает. Так-так-так… Однако, как и во всякой игре, здесь имеются некоторые правила. Например, ни один человек, связанный с игрой, не имеет нрава, да и не может, благодаря этому, считать себя лучше других. Это справедливо: просто игра не может оказать влияния ни на ее участника, на посвященного, ни на его близких или связанных с ним людей, то есть ни на чью, так сказать, повседневную жизнь, деятельность, образ мыслей. Подчеркиваю: игра не представляет таких непосредственных возможностей. Но дело принимает другой оборот, когда участник каким-либо косвенным путем, ну, например, благодаря своим экстраординарным моральным качествам, силе духа, оптимизму, оказывает определенное воздействие на окружающих… Понятно?

Марге помотала головой. Она слушала очень внимательно. Кое-что было ей известно. И видно было, что не все ей нравится.

Я уже говорил, что игру нельзя сколько-нибудь вразумительно объяснить. Просто она существует, понимаешь? Как воздух, солнце, «здравствуй»… Она всегда разнообразна… Всегда интересна… Иногда она так тесно переплетается с житейскими делами, с обычными вещами, сразу и не разберешь, что к чему. Словно нет никакой разницы. И в то же время могут произойти… ну, довольно-таки фантастические повороты. Вот так. Короче: какова бы она ни была, игра явно необходима. И видимо, всем людям. Хотя большинство людей не хочет самим себе признаться, что они ощущают потребность в чем-то подобном. Как-никак, Марге, ведь мы живем в двадцатом веке… Н-да. Люди совершают значительные дела, и их постоянно преследует весьма значительная спешка. И вот, однажды ночью, когда человек, закрыв глаза, страдает от бессонницы, к нему приходят странные мысли, – дескать, был бы я, к примеру, невидимкой, или имелись бы у меня, скажем, семимильные сапоги, или умел бы я проходить сквозь стены, – и вот эти безрассудные мысли получают развитие, но человек никогда никому и заикнуться об этом не решится. В нашем двадцатом веке это не принято, – наконец, это просто-напросто ненормально… И все же даже совершенно взрослый, абсолютно серьезный человек почти каждый день придумывает себе какую-нибудь сказку, как бы нелепо это ни было; только он и с ней так нелепо одинок, так одинок… А, пусть все остается как оно есть. Ну скажи, – ты когда-нибудь видела такого болтливого волшебника?

– Нет, – честно ответила Марге, – я вообще никогда ни одного волшебника не видела.

– О! Вот оно что! Ну ладно. А теперь повтори за мной еще одну фразу, которую ты должна знать. Я говорил, и Марге повторяла за мной:

– Никто и никогда во время моих действий не может причинить мне вред…

Затем я сказал:

– Всегда приноси людям радость. Будь молодцом и много успевай.

Теперь вроде было все.

Забыв на миг о присутствии девушки, я сладко потянулся, машинально щелкнул пальцами и взялся за весла. Лодка сразу же завиляла. В личном плане я не блестящий гребец.

– Можно еще кое-что спросить у вас?

– Давай спрашивай, – ответил я, ковыряясь с веслами.

– А как же… волшебник?

– Ну, в принципе с ним обстоит так же. Он должен сам устраивать свою жизнь, как и любой другой человек. А вот в игре его возможности несколько шире… И иногда ему позволено и в обыденной жизни… ну, немного пофокусничать, только, конечно, при том условии, что никто ничего не заметит…

– Может он, например, приостановить дождь или согреть прохладный воздух?.. – невинно спросила Марге.

Я растерялся.

– Э-э, ну да, но только ненадолго и на очень небольшом пространстве.

– Все меня забрызгивают сегодня, – пожаловалась в ответ Марге.

– Вот наказание, я же не нарочно! – пробормотал я, пытаясь справиться с веслами. Лодка неуклюже подходила к берегу, Я посмотрел через плечо – за кустами виднелся флагшток. Лагерь был погружен в глубокое сонное спокойствие. Небо местами прояснялось.

– А. почему никто не должен об этом знать… Кааро?

– Почему? Разве я не сказал? Потому что люди не верят в невозможное. Это раздражает, с этим нельзя примириться, а значит, этого не существует. Как могут существовать вещи, которые нельзя ни увидеть, ни услышать?

– Да, – сдержанно ответила Марге. Может быть, она вспомнила о своем друге Прийте?

Берег был близко. Когда я поднял весла, чтобы лодка подошла к берегу сама, из тумана прямо на нас выскочила небольшая серая моторка, буквально в нескольких метрах резко развернулась и с пронзительным треском скрылась в тумане. За рулем сидел мужчина в больших темных очках.

Марге вскрикнула.